Текст книги "Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

Заяц Лёк и дикобраз

По всей саванне Сенегала странствовал заяц Лёк, и на своем пути встречал множество разных зверей.

Но чаще всего ему приходилось сталкиваться с дикобразом.

Заяц и дикобраз ладили друг с другом. Делить им было нечего, соперничать не из-за чего. Но однажды они попытались перехитрить один другого и едва не погибли.

Вот как это случилось.

Бежал Лёк на похороны своего родича и повстречал дикобраза.

Пойдем со мною, сказал ему заяц. И путь мне покажется короче с добрым спутником, и будет с кем разделить поминальную трапезу, я ведь близкий родич покойного.

Вообще-то дикобраз не очень общителен и при малейшей тревоге поднимает торчком свои острые иглы. Но предложение Лёка пришлось ему по душе. Заяц такой же одинокий странник, как он, к тому же весельчак и шутник, почему бы не пойти вместе с ним?

Дикобраз согласился, и отправились они дальше вдвоем.

Путь был неблизкий, и только к ночи приятели добрались до какой-то деревни. Тотчас им приготовили хижину для отдыха и ночлега.

Но когда жители деревни спросили, как их зовут, Лёк, к великому удивлению дикобраза, ответил:

Моего спутника зовут Дикобраз, а меня Чужестранец.

К ужину, по законам сенегальского гостеприимства, маленькая девочка принесла путникам блюдо дымящегося кускуса.

Мама сказала, чтобы я угостила чужестранца, сказала девочка.

Прекрасно! воскликнул заяц. Это блюдо для меня! И он жадно принялся за еду.

Через некоторое время другая девочка принесла еще более обильное и сочное угощение.

Мама сказала, чтобы я подала это чужестранцу. И Лёк снова воскликнул:

Это тоже для меня! Тут дикобраз ощетинился.

Ты уверена, что это блюдо не для меня? спросил он девочку.

Мама сказала, что это для чужестранца.

Лишь тогда дикобраз сообразил, что заяц сыграл с ним злую шутку. Он сказал, что его зовут Чужестранец. По обычаю, все семьи в деревне посылали угощения чужестранцам. Но раз Лёк Чужестранец, все угощения и достаются ему одному.

Однако дикобраз был не так-то прост и умел постоять за себя. Он не стал спорить с зайцем и лег спать натощак. Но задумал отомстить.

Лёк, однако, на этом не успокоился. Мало ему было, что он провел своего приятеля, он еще вздумал над ним посмеяться. И вот заяц с хитрым видом обратился к дикобразу:

Бедный мой друг! Никак не могу понять, почему это все приносят только мне, а тебе ничего! Может быть, ты чем-нибудь обидел жителей этой деревни?

Но дикобраз свернулся клубком, как еж, сделал вид, что уже заснул, и ничего не ответил.

Лёк, отяжелевший от обильной еды, тоже скоро заснул, да так крепко, что даже собственный храп не мог его разбудить.

Но, едва Лёк заснул, дикобраз тихонько развернулся, взял мешок и палку зайца и исчез в темноте.

Он прокрался на поле, где росли бататы и маниока, и принялся выкапывать палкой самые крупные клубни, выковыривая и разбрасывая все остальные. Так он быстро наполнил мешок, а заодно наелся до отвала.

Затем так же осторожно дикобраз прокрался в хижину, положил мешок и палку Лёка на прежнее место, а сам преспокойно заснул. Да заснул так крепко, что даже храп зайца не мог его разбудить до самого утра.

На рассвете жители деревни отправились на поле и увидели, что почти весь их урожай погублен. Никогда еще такого не случалось в деревне! Страшное дело, ужасное злодеяние!

Тотчас собрались старейшины деревни, и самый мудрый из них сказал:

Никто из нас не мог совершить подобного! Значит, это чужестранцы, которых мы приютили. Пойдем и спросим, выходили они этой ночью из хижины или нет.

Собрались жители деревни вокруг хижины, и старейшины вошли в нее.

Оба хитреца еще спали сладким сном. Разбудили их старейшины и сказали:

Чужестранцы! Кто-то ночью опустошил паше поле. Мы ищем виновного, и поэтому обыскиваем все хижины подряд.

Дикобраз тут же принял обиженный вид и ответил возмущенно:

Как вы можете обвинять путников, которых приняли по законам гостеприимства? Вы нас не уважаете, если думаете, что мы способны на такое. Обыщите хижину, если хотите, но я не останусь и минуты в такой негостеприимной деревне!

Деревенский вождь заколебался и хотел уж было уйти с извинениями, как вдруг заметил полный мешок Лёка и его палку, испачканную в земле.

Чья эта палка и чей это мешок? спросил он. Признавайтесь!

Это моя палка и мой мешок, отозвался заяц Лёк.

Хватайте его! воскликнул вождь. Вот неблагодарный, вот подлый вор!

И он с торжеством показал крестьянам палку Лёка со следами сырой земли и его мешок, полный свежих бататов.

Дикобраз тем временем вышел из хижины и, не дожидаясь расправы с Лёком, потихоньку выбрался из деревни.

Зайца потащили на главную площадь, не спрашивая, прав он или виноват, и поставили перед судом старейшин.

Дать ему сто палок по заду! присудили старейшины. И пусть он навсегда покинет нашу деревню, если у него еще хватит сил бежать!

И вот растянули несчастного на земле и начали бить плап-плап-плап!

Заяц Лёк верещал и стонал. Он давно уже понял, что дикобраз отомстил ему, и кричал:

Это несправедливо, несправедливо! Дикобраз тоже должен получить хотя бы пятьдесят ударов. Он мой сообщник, и ему должна достаться половина наказания!

Может быть, заяц прав, сказал один из старейшин. Но дикобраз уже далеко. Поэтому дадим зайцу еще сто ударов палкой по заднице за дикобраза. Потом заяц сможет вернуть каждый удар своему приятелю.

И снова ток, ток и ток! Никогда еще в жизни заяц не испытывал такой боли и такого унижения

Можете себе представить, каково было гордому, хитрому зайцу Лёку, когда жители деревни наконец отпустили его! Жалкий, избитый, униженный, он уже не знал, на каком он свете. Стоная и хромая, еле доплелся он до леса и залег в тени под кустом.

Но прошло всего несколько часов, и заяц Лёк отдышался.

Ну, дорогой друг! бормотал он. Я буду не я, если не отомщу тебе!

Только мысль о сладкой мести и вернула ему силы.

Забыв о боли и об усталости, заяц догнал дикобраза. И окольным путем, скрываясь в кустах, даже перегнал его.

На перекрестке дорог работали кузнецы. Заяц Лёк остановился, перевел дух и сказал:

Здравствуйте, друзья мои, кузнецы! Я тоже кузнец из далекой страны. Хочу вам сделать подарок, чтобы вы обо мне помнили с благодарностью.

Благодарим тебя, благородный чужестранец! ответили кузнецы. Но где же твой подарок? У тебя ведь нет с собой никаких пожитков!

Мой подмастерье идет за мной следом, важно сказал заяц. Он несет на спине стрелы, которые я для вас выковал. Возьмите их это мой дар. А если он станет упрямиться, вырвите у него эти стрелы и скажите: Лёк, твой хозяин, подарил нам все эти стрелы!

Поблагодарили кузнецы зайца Лёка, и он отправился дальше.

Когда дикобраз дошел до перекрестка, кузнецы окликнули его и остановили.

Вот и подмастерье! воскликнули они, Твой хозяин Лёк подарил нам стрелы, которые ты несешь на спине.

И как ни кричал дикобраз, как ни отбивался, кузнецы, умелые и сильные люди, вырвали у него из спины все колючие иглы. Бедный зверек остался голым и беззащитным.

Тут понял дикобраз, что это заяц Лёк отомстил ему. И решил, что не останется в долгу.

Тяжелые иглы уже не мешали дикобразу, и дальше он побежал быстрее. А заяц Лёк, избитый и усталый, тем временем прикорнул у дороги.

Дикобраз без игл был таким смешным и странным, что Лёк его не узнал. И пропустил дикобраза мимо, посмеиваясь над уродливым зверем.

А дикобраз, утратив свои острые иглы, не утратил, однако, остроты ума. Добежал он до деревни, где все жители были ткачами. Посмотрели ткачи на голого дикобраза, но никто его не узнал.

Привет вам, друзья, сказал голый дикобраз. Мир вам и благоденствие!

Мир тебе, отозвались ткачи.

Я ваш собрат из далекой страны, продолжал дикобраз, и хочу вам сделать подарок в знак моего уважения.

Благодарим тебя, брат наш. Но какой ты нам можешь сделать подарок, если сам ты гол, как червяк?

Следом за мной идет мой подмастерье и несет на голове две связки пряжи. Я дарю их вам. Возьмите, но только постарайтесь сразу оторвать, потому что я их крепко привязал к голове моего подмастерья, чтобы они не потерялись по дороге.

Обрадовались ткачи, поблагодарили дикобраза, и он спокойно побежал дальше

Тем временем заяц Лёк отдышался и снова двинулся в путь. Зад у него болел, но мысль о том, что он славно отомстил дикобразу, утешала зайца. И вот, кряхтя и хихикая, добрел он до деревни ткачей. Но не успел и оглянуться, как ткачи окружили его со всех сторон и принялись дергать за прекрасные, длинные уши, которыми заяц Лёк так гордился!

И они оборвали ему уши!

Униженный, несчастный заяц опрометью промчался через всю деревню, стараясь не попадаться никому на глаза.

К вечеру он догнал своего врага-приятеля дикобраза. Голый, как червяк, тот дрожал от холода и страха. Заяц еле его узнал.

Посмотрели оба хитреца друг на друга и не смогли удержаться от смеха. Каждый был хорош!

Бедный мой Лёк, сказал дикобраз. Вот к чему привели наши хитрости! Мы могли бы жить в мире и согласии, а вместо этого чуть не погубили друг друга.

Твоя правда, согласился заяц Лёк. Оба мы оказались хитрецами и глупцами одновременно. Спрячемся-ка под этим кустом: я тебя согрею, а ты залижешь мои раны.

Но беда не ходит одна. Вдруг на дороге показались охотники из деревни кузнецов. У зайца больше не было длинных ушей, и он не услышал вовремя их приближения. Выкатился заяц охотникам прямо под ноги, и в него посыпались стрелы. Много стрел вонзилось в спину зайца! К счастью, ни одна не была смертельной, и он сумел удрать.

У дикобраза не было больше колючих иголок, и собаки едва его не разорвали. С большим трудом ускользнул он от злобных псов и укрылся в чьей-то пустой норе.

На рассвете дикобраз осторожно выбрался из норы. Неподалеку в кустах отыскал он зайца. Бедняга был весь утыкан стрелами и жалобно стонал.

Каково же было удивление дикобраза, когда он увидел, что все эти стрелы его собственные иглы! Вытащил их дикобраз одну за другой и воткнул обратно себе в спину.

Теперь уже ничего не боясь, вернулся он в деревню ткачей и выкупил у них две связки пряжи уши зайца. Ткачам такая пряжа была ни к чему, они отдали ее дикобразу почти задаром.

Больше месяца понадобилось двум хитрецам, чтобы выздороветь и снова обрести: дикобразу свои колючие иглы, а зайцу длинные чуткие уши.

Но с тех пор заяц Лёк и дикобраз никогда не ссорятся и не пытаются перехитрить друг друга.

И каждый из них бережет больше всего на свете вы догадались что? Заяц длинные чуткие уши, а дикобраз колючие иглы.

Голо и крокодилы

Был бы обезьяна Голо пошустрей да поосторожней, мог бы он сравниться с хитрым зайцем Лёком. Да вот беда: обезьяны из племени Голо все пустобрехи, хвастуны; из-за своей неосторожности они часто попадают в беду. А Голо был самым неосторожным и беспечным из всего обезьяньего племени в долине реки Сине. Он бегал по солончакам, где блестела под солнцем сухая соль, и прыгал с ветки на ветку по прибрежным деревьям и стройным пальмам. Там украдет метелку проса, там выкопает арахисовые орешки, там полакомится сочными бататами. Но больше всего ему нравились финики и орехи.

Где бы Голо ни бегал и ни прыгал, повсюду он насмехался над другими зверями, воображая, что он всех красивее и умнее. А на самом деле морда Голо была не очень-то привлекательна. Не говоря уже обо всем остальном

Однажды развлекался Голо у реки, перескакивая с одного прибрежного дерева на другое, и каждый прыжок его был все рискованнее и смелее. Но как ни ловка обезьяна, и она может сплоховать. Голо вдруг сорвался и шлепнулся в реку!

С перепугу принялся он бить по воде всеми четырьмя лапами, но, увы, плавать он был не мастак. Да к тому же шум, который он поднял, мог привлечь крокодилов. От одной этой мысли Голо замер и поскорей положил свой длинный хвост вдоль спины. Хвостом Голо очень гордился, но в воде он был только помехой.

По счастливой случайности, как раз в это время проплывал мимо мальчик-рыбак на лодке с противовесом. Уцепился Голо хвостом за этот противовес и поплыл за лодкой, безмолвный, как рыбы, которые плыли рядом и с удивлением таращили на него глаза.

Долго они так плыли. Но вот лодка причалила к песчаной отмели, и Голо живехонько выскочил на берег.

Только вся беда была в том, что мальчик причалил не к берегу, а к маленькому островку, посмотреть, что там есть. Но смотреть-то там было нечего: песчаная отмель с единственной хилой пальмой на самом высоком месте. И мальчик сразу отплыл, решив найти остров поинтереснее.

А Голо тем временем взобрался на пальму, огляделся вокруг и понял, в какую попал он беду.

До берега не доберешься: плавает он хуже некуда, и крокодилов в реке тьма-тьмущая. А сидеть на островке долго не просидишь: еды никакой, спрятаться некуда, скоро он ослабеет и свалится с пальмы, и тогда стервятники спустятся с неба, крокодилы вылезут из воды и ему конец. Надеяться было не на что!

Сидел так Голо на пальме, думал свою печальную думу и вдруг с ужасом видит: на отмель вылезает сам папаша Крокодил погреться на солнышке.

Заметил отец Крокодил обезьяну на дереве и радостно защелкал зубами.

Эй, приятель, как это ты забрался в наши владения? спросил он Голо. Хочешь выведать наши тайны? Ты разве не знаешь, что соглядатаев мы не жалуем.

Голо сразу понял: если он расскажет папаше Крокодилу все как есть, тот сообразит, что он целиком в его власти. А о том, чтобы смягчить крокодилье холодное сердце, и думать не стоит! Жалости нет места под толстой, покрытой чешуей шкурой. Остается одно: схитрить.

Горло у Голо пересохло от страха, но он скорчил насмешливую гримасу и гордо сказал:

Меня послали сюда мои родичи. Тысяча, десять тысяч, сто тысяч обезьян с равнины Сине. Вот кто стоит за мной!

Твои родичи просто не знают, что две тысячи, двадцать тысяч, двести тысяч крокодилов из реки Сине расправятся с тобой в один миг, проглотят тебя единым глотком! сказал отец Крокодил.

Вас слишком мало, чтобы добраться до меня, дерзко усмехаясь, ответил Голо. Да и вообще вас гораздо меньше, чем ты бахвалишься.

Ты разве не знаешь, что, подстерегая добычу, мы можем лежать неподвижно, как бревно, и ждать часами, днями, неделями? Когда-нибудь ты слезешь с дерева, кривляка, свалишься от бессонницы, голода и усталости. И тогда тебя разорвут мои воины из племени крокодилов.

Голо понял: зубастый урод в чешуе, хоть ум у него и крокодилий, все же догадался, что деваться ему некуда. Долго на пальме и впрямь не просидишь. Только хитрость могла его вызволить из беды. И он смело ответил отцу Крокодилу:

А ты разве не знаешь, что нас, обезьян, не сто тысяч, не двести, а целых триста тысяч на равнине Сине? И если со мной что-нибудь случится, мой народ пойдет войной на твое племя, и тогда несдобровать всем крокодилам!

Так, слово за слово, спорили они и похвалялись, и никто не хотел уступить. Четыреста тысяч крокодилов! Пятьсот тысяч обезьян! Миллион крокодилов! Десять миллионов обезьян!

И тут наконец Голо перестал усмехаться и всерьез сказал папаше Крокодилу:

Хватит нам угрожать друг другу. Ведь никто не может доказать свою правоту, ни ты, ни я. Откуда я знаю, может, ты единственный крокодил во всей реке?

Отец Крокодил ухмыльнулся и защелкал челюстями:

Да стоит мне слово сказать, и все мои подданные явятся сюда! При виде их ты затрясешься от страха и свалишься с дерева, как спелый плод.

Возможно, возможно, скромно согласился Голо. Может быть, ты говоришь правду, а я не прав. Но не допустишь же ты, чтобы я умер, считая тебя лжецом? Я хочу убедиться, что твое племя самое многочисленное. Созови своих подданных, я их пересчитаю и лишь тогда признаю свое поражение.

Отец Крокодил был очень тщеславен, но не очень умен. Почему бы лишний раз не похвастаться своим могуществом? подумал он. Когда племя крокодилов соберется, Голо все равно никуда не скрыться. Пусть убедится, что мы всех многочисленнее и сильнее!

Отец Крокодил сполз в реку и созвал своих приближенных, приближенные созвали вождей, вожди отдали приказ, и вскоре первые стаи крокодилов начали приплывать к островку.

Зрелище было устрашающее! Бедный Голо дрожал на вершине своей пальмы, глядя, как сотни крокодилов приближаются со всех сторон.

Но терять хладнокровие было нельзя. До спасительного берега не доплыть широкий рукав отделяет островок от далекой рощи, где на деревьях сидели родичи Голо. И тогда он сказал:

Объясни твоим воинам, отец Крокодил, я должен их сосчитать. Пусть они все построятся в один ряд потеснее друг к другу. Если ты обещаешь, что никто меня не тронет, я сам спущусь с дерева, побегу по их спинам и всех пересчитаю. Обещаю тебе управиться до захода солнца.

Ладно, только с одним условием. Если ты не закончишь считать до захода солнца, последний крокодил, на котором ты остановишься, получит приказ тебя проглотить.

Согласен, ответил Голо. По крайней мере, тогда я умру, твердо зная, что ты меня не обманул.

Крокодилы начали строиться бок о бок, Голо живо спрыгнул с дерева и побежал по их спинам, громко считая на ходу:

Десять, пятнадцать, двадцать!..

Так добежал он до середины рукава и оттуда крикнул:

Отец Крокодил, я дошел всего до пятисотого! Где же остальные? Вряд ли у тебя наберется хоть тысяча, не говоря уже о миллионе!

Рассвирепел отец Крокодил:

Считай! Солнце еще высоко! Пусть призовут все мое войско! Постройтесь поплотнее! Пусть соберутся все, и покончим наконец с этой проклятой обезьяной!

Ряд крокодилов все удлинялся, а Голо бежал по их спинам, считал, и шутил, и корчил гримасы, стараясь отвлечь внимание отца Крокодила.

А тот, гордый силой своего бесчисленного войска, ничего не подозревал.

Вот уже Голо пробежал две трети расстояния до берега, и голос его доносился еле слышно. И к тому же хитрец все время подвирал в счете:

Двадцать тысяч! Сто тысяч! Двести тысяч!

Отец Крокодил, хоть и слышал уже плохо, прямо-таки раздувался от тщеславия.

Бежит Голо по спинам крокодилов и считает, а берег все ближе. Уже хорошо видны деревья, на которых взволнованно прыгают обезьяны. Они видят, что их сородич бежит по каким-то бревнам, но не могут понять, в чем дело.

А до них остается всего сотня шагов. Пятьдесят шагов Двадцать

Отец Крокодил уже перестал слышать голос обезьяны. И тут до него дошло, что хитрец Голо по живому плоту сейчас добежит до берега, и тогда поминай как звали!

Вне себя от злости отец Крокодил громко завопил, приказывая своим воинам-крокодилам немедля растерзать и проглотить беглеца. Но река широка, Голо далеко, и вопли отца Крокодила не долетают до последних его воинов, которые уже теснятся у самого берега.

Осталось всего десять шагов. Всего пять

Но тут до крокодилов донесся голос гонца:

Слушайте приказ! Не выпускать этого проклятого обманщика на берег! Пусть крокодил, на котором он стоит, сбросит его в реку и растерзает!

Но пока последний крокодил уразумел, что ему делать, обезьяны свесились с прибрежных деревьев и подхватили Голо десятками рук. Он уже думал, что все обошлось благополучно, но разъяренный крокодил высунулся из воды и крак! отхватил его прекрасный длинный хвост у самого зада.

Впрочем, Голо рассудил, что еще дешево отделался. Одна лишь беда: с тех пор у всех его потомков нет хвостов и на задах проплешины.

Так что, если вы увидите на Обезьяньей равнине бесхвостых обезьян, можете быть уверены: это внуки, правнуки и праправнуки Голо, которые до сих пор вспоминают, как он провел крокодилов.

Лёк и слепцы

Из всех жертв Лёка, озорного сенегальского зайца, чаще всего и больше всего доставалось гиене Буки, самой глупой и самой отвратительной из всех зверей. Столько раз ее колотили, столько раз дубинки крестьян обрушивались на ее бока и спину, что гиена совсем сникла, прихрамывает на все лапы и шарахается от всех, боясь, как бы ей снова не влетело за какую-нибудь пакость.

Не сторонится Буки только Лёка. Гиена прожорлива, ненасытна, вечно голодна и всегда готова пойти за кем угодно, лишь бы ей пообещали хорошее угощение. А заяц, как все знают, хитрец из хитрецов и всегда умеет посулить ей что-нибудь позаманчивее.

Как-то раз в сумерках прогуливался Лёк по саванне. Вечерний ветер склонял к земле стебли сочных трав и метелки злаков, и заяц лакомился всласть. Прыгал он, как всегда, бесшумно, и его длинные уши прислушивались к каждому шороху.

И вдруг он увидел слепого, который ощупью шел к старому баобабу. Постукал слепец своей палкой по стволу баобаба и пробормотал:

Баобаб, раскройся!

Баобаб раскрылся, и слепец исчез в большом дупле. Подбежал заяц Лёк поближе, прислушался и услышал из глубокого дупла голос слепца:

Баобаб, закройся!

И дупло в стволе баобаба закрылось.

Как всем известно, Лёк трусоват, но в то же время безмерно любопытен, и любопытство у него частенько бывает сильнее страха.

И сказал себе Лёк: Даже трус не может спрятаться позади своего зада. Будь, что будет!

Залез заяц на термитник вблизи баобаба и стал ждать, дрожа от страха и от нестерпимого любопытства.

Когда наступила ночь, Лёк подобрался к баобабу. Осторожно притронулся палкой к дереву и сказал:

Баобаб, раскройся!

И в неохватно большом стволе баобаба раскрылось дупло.

Лёк проскользнул внутрь баобаба. И что же он там увидел? На большой циновке сидели девять слепцов, молодых и старых, и ели с огромного блюда такой превосходный душистый кускус, что у Лёка от одного лишь запаха задрожали усы и уши.

Главный среди слепцов сказал:

Садись, наш брат, и утоли свой голод. Заяц Лёк спохватился и быстро проговорил:

Баобаб, закройся!

Когда вход в баобаб закрылся, заяц скромно сел с краешка и принялся за кускус.

Когда все поели, главный среди слепцов поднялся, ударил по дереву палкой и приказал:

Баобаб, раскройся!

Слепые вышли один за другим, заяц тоже прошмыгнул между ними и удрал поскорее в джунгли.

Вскоре после той ночи горячий ветер пустыни иссушил весь край. Повсюду воцарились засуха и голод. Люди и звери блуждали по стране в поисках пищи и воды, худые, истощенные и слабые.

Один лишь заяц Лёк каждый вечер приходил к слепцам, потихоньку наедался до отвала и убегал, не говоря ни слова. Так что был он весел, неугомонен и быстр, и шкура его лоснилась от сытости. Среди всех обессилевших, тощих и унылых зверей он один скакал и резвился без устали, топорща усы и сверкая глазами.

Но что должно было случиться, то в конце концов и случилось.

Буки-гиена, Буки-обжора страдала больше всех в тот голодный год. И она, конечно, заметила, что только Лёк из всех зверей сыт и счастлив.

Добрый друг мой Лёк! обратилась она к зайцу. Пожалей меня, пожалей мою семью. Объясни мне: почему ты один такой сытый и резвый? Скажи мне, где ты кормишься?

Пожалел Лёк гиену.

В конце-то концов, сказал он себе, у слепых предостаточно всякой еды, хватит ее и для Буки. Мне такое благодеяние ничего не будет стоить, а в будущем, может быть, и Буки мне пригодится.

С наступлением вечера Лёк отыскал гиену и сказал:

Если хочешь, пойдем со мной вместе на ужин к слепцам. Но только с условием: не говори там ни слова, будь скромна и молчалива, иначе нам несдобровать.

Ни о чем не беспокойся! ответила Буки. Я так голодна, что смогу есть часами, не говоря ни слова. Веди меня скорей!

Пришлось зайцу долго уговаривать гиену, чтобы она потерпела, дождалась ночи.

Наконец ночь пришла, и заяц с гиеной подкрались к старому дереву.

Баобаб, раскройся, прошептал заяц Лёк как мог тише.

Однако гиена Буки была хоть и глупа, но не глуха. И она расслышала слова зайца Лёка.

Уселась Буки возле блюда и принялась пожирать кускус, хотя заяц бросал на нее укоризненные взгляды.

Все обошлось хорошо, поели слепцы, и Лёк вместе с Буки выскочили из баобаба. Но тут Буки взъярилась на зайца:

Ты не дал мне наесться досыта! Я могла бы съесть в два раза больше, и эти слепые ничего бы не заметили!

Буки, ответил ей заяц, твоя жадность тебя погубит. Ты же знаешь: слепцы народ ушлый, и малейшая твоя промашка может их насторожить. Послушайся меня. Ешь потихоньку, молча и не торопясь, как едят слепцы.

Однажды вечером случилось так, что зайцу пришлось пойти в гости к своей приятельнице, пальмовой крысе, что жила на плантации пальм в Баоло, в самом сердце Сенегала. И осталась Буки одна.

Подошла она в темноте к баобабу, постучала по дереву посохом и проговорила своим хриплым голосом:

Баобаб, раскройся!

Засомневался баобаб, но все же приоткрыл дупло в своем стволе.

Буки вошла, поставила в угол посох и уселась перед блюдом с кускусом.

Жаль, не было тут зайца Лёка! Только он мог бы умерить жадность гиены. А без него Буки совала свои лапы в самую глубину блюда с кускусом, и когти ее скребли по дну клап-клап! Клап-клап! Челюсти ее щелкали хрум-хру, хрум-хру! Она давилась и рыгала гаум-гау, гаум-гау!

Насторожился старший из слепцов и сказал своему соседу:

Среди нас затесался чужак!

И велел он всем прекратить ночную трапезу.

Но ведь все знают, что, если гиена дорвалась до еды, остановить ее ничто не может! И Буки продолжала жевать, глотать и выскребать кускус со дна блюда, утешая себя: они ведь слепые! Им меня не распознать.

Однако слепые, известное дело, прекрасно слышат! Схватили они свои дубинки и со всех сторон набросились на обжору Буки. Гиена чуть не подавилась! Только и раздавались удары: бух-бах! Бух-бах!

Бросилась Буки к дуплу, завопила: Баобаб, откройся!

Открылось дупло, но, едва гиена Буки сунулась в него, старший над слепцами приказал:

Баобаб, закройся!

И застряла гиена Буки в толстой коре баобаба, голова снаружи, а зад внутри. А слепцы принялись молотить по ее заду своими дубинками, радуясь каждому воплю Буки.

К счастью, Лёк возвращался в то время из гостей и услышал отчаянный вой гиены.

Постучал он своим посохом по стволу баобаба и крикнул:

Баобаб, раскройся!

Выскочила Буки из баобаба с избитым задом и печальной мордой.

Что же до зайца Лёка, то он хохотал! Снова Буки поплатилась за свою непомерную жадность. Снова ей досталось!

Однако с тех пор ни заяц Лёк, ни гиена Буки больше ужинать к слепцам не ходили.