Текст книги "Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала"
Автор книги: Автор Неизвестен
Жанр:
Сказки
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)
И вот ученый марабут между трапезой и следующей молитвой призвал самых близких своих учеников и долго что-то говорил им гораздо тише, чем когда толковал смысл священной книги.
И когда Малик Гай и Сейду Салл вернулись на большой двор посредине деревни, они увидели ученого марабута в окружении всех его талибов, а перед ними самые большие погребальные носилки [11]11
По обычаю, мусульман хоронят без гроба: тело доносят на погребальных носилках до кладбища и предают земле. Носилки же служат многократно.
[Закрыть], которые обычно стоят среди прочих носилок без покрывал в дальнем углу двора за мечетью. Но теперь каркас больших носилок был обтянут большим покрывалом, выкрашенным в синий цвет.
Пошли за твоей матерью, сказал Серинь Мадиакате Кала юноше. А ты, Малик Гай, пошли за твоей женой. Они должны вам помочь в испытании, которое вас рассудит. Погребальные носилки нам помогут, иншаллах! [12]12
Иншаллах бог даст (арабск.).
[Закрыть]Кто из вас сумеет обнести их вокруг всей деревни, тот и будет истинным наследником Дембы Салла, ибо если чистая совесть обретается в мудрости, то лишь для того, чтобы удвоить силу праведного мужа.
Фату, мать Сейду, пришла к мечети, а за ней пришла Уму, жена Малика Гая.
Мадиакате Кала показал им
большие носилки
под большим покрывалом
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго,
и повторил условия испытания, назначенного сыну Фату и мужу Уму. Испытания, в котором обе должны были участвовать, дабы правое дело восторжествовало.
Ты обвинитель, поэтому тебе и начинать! приказал он Сейду Саллу.
Сейду встал впереди, а его мать сзади, и они подняли последнее ложе человека в этом мире, большие погребальные носилки из трех досок с пятью бамбуковыми арками каркаса, соединенными меж собой пятью продольными планками и плотно затянутыми
большим покрывалом
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго.
Погребальные носилки оказались непомерно тяжелы!
Мать и сын медленно тронулись в путь, чтобы обойти вокруг деревни. Сейду шел храбро, но для Фату тяжесть носилок была слишком велика. Она спотыкалась, сгибалась и чуть не падала, а когда силы ее оставили, она опустила свой конец носилок на землю и заплакала.
Мама, не плачь! умолял ее сын. Прости меня, что я был неловок, как маленький ребенок, и уронил рядом с этим презренным стариком амулет моего отца, где в его записке перечислено все, что он доверил Малику на сохранение, пока я не вырасту. Если бы я не был так доверчив и неловок вчера, сегодня тебе не пришлось бы страдать. И я бы не боялся, что этот старый вор, этот лживый праведник обманет Серинь Мадиакате Калу, как он обманывал вею жизнь моего отца. Крепись, мама! Раз уж мы потеряли из-за меня единственное доказательство нашей правоты, мы должны выдержать это испытание. Пусть все убедятся, что я сказал правду! И вот мать и сын снова подняли
большие носилки
под большим покрывалом
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго.
Так они обошли всю деревню, вернулись к мечети, я Фату почти без памяти от горя и усталости упала у ног ученого марабута.
Теперь ваша очередь! сказал Серинь Мадиакате Кала Малику и его жене Уму.
Гордо вскинув голову, встал Малик Гай впереди и велел жене своей Уму поднять сзади
большие носилки
под большим покрывалом
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго.
Сначала Малик Гай шел быстро и решительно. Однако вскоре тяжесть погребальных носилок заставила его замедлить шаг. А потом и Уму начала спотыкаться и останавливаться и наконец совсем выбилась из сил. И она заставила мужа опустить на землю
большие носилки
под большим покрывалом
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго.
Послушай, женщина! возмутился Малик Гай. Мы должны обязательно выдержать это дурацкое испытание. Поднимайся!
К чему все это! простонала в ответ Уму. Боюсь я, ох, боюсь, что все это кончится плохо и не принесет тебе ни выгоды, ни чести. Лучше бы ты вернул этому юноше все, что его отец отдал тебе на сохранение для своего сына.
Да ведь у этого олуха нет теперь никаких доказательств! Он сам по глупости уронил свою бумажку прямо передо мной на циновку совсем рядом с очагом, и я был бы последним дураком, если бы не схватил ее и не бросил в огонь. Так что не хнычь и ничего не бойся! Вставай, и пойдем.
Сила и смелость вернулись к Уму, и она подхватила
большие носилки
под большим покрывалом
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго.
Кое-как обошли они деревню и опустили погребальные носилки перед Мадиакате Калой и его учениками.
Ученый марабут дал им отдышаться, а потом спросил:
Сейду Салл, ты по-прежнему утверждаешь, что этот человек незаконно владеет наследием твоего отца Дембы Салла? И что он злонамеренно сжег бумагу из амулета, которая помогла бы тебе вернуть достояние твоего отца?
Юноша встал и ответил:
Да, верно, я готов повторить все, что я говорил. Человек этот вор и лжец.
Малик Гай успел уже перевести дух. Неторопливо поднял он голову и презрительно сказал:
Мне незачем защищать свою честь от обвинений юного глупца, потому что
А ты, Малик Гай? прервал его Серинь Мадиакате Кала. Ты по-прежнему утверждаешь, что покойный Демба Салл завещал тебе все свое состояние в дар, а не отдал на сохранение для своего единственного сына?
Да, серинь, это так.
Хорошо, проговорил Серинь Мадиакате Кала. Да свершится суд! Откройте носилки!
Два талиба приблизились к погребальным носилкам и сняли
большое покрывало
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго.
И два юных талиба, которые лежали на трех досках, сняли пять арок каркаса, соединенных пятью планками, и встали с погребальных носилок
Велико же было изумление всей деревни и всех других учеников марабута!
И тогда два талиба, которых дважды пронесли вокруг деревни сначала Сейду с матерью, а потом Малик Гай с женой, рассказали все, что они услышали, лежа на трех досках
больших носилок
под большим покрывалом
из тонкой холстины,
выкрашенной краской индиго.
Велика была радость Фату и сына ее Сейду. И безмерен был стыд и унижение Малика Гая и жены его Уму.
Так Серинь Мадиакате Кала, благодаря двум надежным свидетелям талибам, смог вынести суровый, но справедливый приговор.
О мудрости его рассказывают до сих нор повсюду.
Строптивая БинтаДавным-давно жила в одной деревне девушка по имени Бинта. Была она горда и строптива. Ни с кем Бинта не дружила, подруг у нее не было, и всех юношей она прогоняла с презрением.
Когда девушки, ее одногодки, собирались плясать при лупе, Бинта уходила к себе и никто не мог ее выманить из дому. Зато после полуночи, когда игры и пляски кончались и усталые девушки расходились по домам, Бинта одна выбегала на деревенскую площадь, плясала, хлопала в ладоши и пела:
Нет никого я не грущу,
Я одна пляшу!
Нет никого ночь да луна,
Я пляшу одна.
И так в одиночку плясала она каждый раз.
Многие юноши влюблялись в стройную Бинту. Но она всем отказывала. И вот один смелый юноша-пёль сказал себе: Я женюсь на Бинте! Что бы она ни делала, что бы ни говорила, а быть ей моей женой!
Поговорил юноша со своими друзьями, и они согласились ему помочь: очень им хотелось проучить строптивую Бинту!
Поговорил юноша с родителями Бинты, и они тоже согласились ему помочь. Бинте давно уже пора было выйти замуж, а она все привередничала!
Дождался юноша ночи, и, когда девушки вышли плясать при луне на деревенской площади, нарядил он своего лучшего друга в лохмотья и шкуры, нацепил на него погремушки и колокольчики, надел ему на голову страшную маску с рогами. Стал его друг похож на чудище лесное, страшилище ночное. Объяснил ему юноша-пёль подробно, что надо делать, а сам ушел к себе в хижину и стал ждать.
Наплясались девушки при луне и разошлись по домам. После полуночи выбежала на площадь Бинта и снова, как всегда, начала кружиться, хлопать в ладоши и петь:
Нет никого я не грущу,
Я одна пляшу!
Нет никого ночь да луна,
Я пляшу одна.
И тут, в самый разгар ее пляски, выскочило из темноты чудище лесное, страшилище ночное, загремело погремушками и колокольчиками и завыло глухим диким голосом:
Конг-конг, бинто-чинто!
Донон ищет Бинту!
Конг-конг, чинто-бинто!
Я ищу гордячку Бинту!
Услышала это Бинта, увидела чудище-страшилище и в ужасе бросилась бежать. А страшилище за ней!
Прибежала девушка к хижине своей матери и начала просить:
Мама, мама, открой мне дверь!
Мама, сжалься, впусти меня скорей!
Чудище гонится за Бинтой твоей,
Страшное чудище, не человек и не зверь.
А из темноты уже слышался звон колокольчиков и глухой дикий голос:
Конг-конг, динто-чинто!
Донон ищет Бинту!
Конг-конг, чинто-динто!
Я ищу гордячку Бинту!
Я сама боюсь Донона! ответила Бинте мать. Беги к своему дружку-пёлю!
Но Бинта побежала к отцу.
Отец, отец, открой мне дверь!
Отец мой милый, впусти меня скорей!
Чудище гонится за Бинтой твоей,
Страшное чудище, не человек и не зверь!
Но и отец не впустил Бинту.
Беги к своему дружку-пёлю! сказал отец. Только он тебя спасет!
Побежала Бинта к своему брату, от брата к замужней сестре, от сестры к другим родичам, но никто не впустил ее, никто не открыл ей дверь. А чудище-страшилище все преследовало Бинту по пятам.
И тогда гордячка Бинта в отчаянии бросилась к юноше-пёлю. Сразу открыл он ей дверь, схватил ружье и выстрелил в чудище. Завопило оно диким голосом и умчалось в темноту, гремя колокольчиками и погремушками.
Провела Бинта ночь с влюбленным в нее юношей. А наутро сказала:
Я не вернусь ни к матери, ни к отцу. Я нашла себе мужа по сердцу. Мужа, который любит меня и ничего не боится!
Oca-каменщица и жена духа ДононаНачинается моя сказка, начинается. В давние времена жил один богатый человек, и было у него пятеро сыновей.
Однажды спросил он своих сыновей:
Какую жертву принесете вы предкам, когда я умру? Первый, самый старший, сын ответил ему:
Когда ты умрешь, отец, я зарежу лучшего быка. Второй сын ответил:
Когда ты умрешь, отец, я зарежу моего превосходного коня.
Третий сын ответил:
Когда ты умрешь, отец, я убью для тебя двух антилоп-коба.
Четвертый сын ответил:
Когда ты умрешь, отец, я зарежу трех моих самых жирных баранов.
А пятый, самый младший, сын сказал:
Когда ты умрешь, отец, я положу тебе под голову печень духа Донона.
Вот слова, достойные мужчины! обрадовался отец. Благословляю тебя, сынок!
А вскоре отец заболел. С каждым днем становилось ему все хуже. И вот уже смерть приблизилась к нему.
Приготовились все сыновья исполнить свои обещания. И ждать им пришлось недолго. В третьем часу утра старый отец их простился с ними, благословил еще раз самого младшего сына и умер.
С первым жалобным криком петуха покинул самый младший сын осиротевший отчий дом. Он шел через саванну, шел через джунгли, шел днем и ночью. И наконец добрался до быстрой реки. Остановился он на берегу и увидел в речных зарослях жену духа Донона, которая кормила своего сына. Посмотрел он на нее пристально, заметила она его и подозвала. Подошел самый младший сын к жене духа Донона.
Эй, человеческий детеныш! сказала ему жена духа Донона. Посторожи моего детеныша! А я пойду соберу корней со [13]13
Со лечебные корни, из которых делают настойку для детей, чтобы они росли сильными и здоровыми.
[Закрыть], чтобы сделать ему настойку, чтобы вырос он поскорее и съел тебя!
Ушла жена духа Донона. Но едва она скрылась за кустами, самый младший сын выхватил спрятанный у него за поясом нож. Он вскочил, схватил детеныша духа Донона и убил его одним ударом. Затем вырезал у него печень и бросился бежать.
Вернулась жена духа Донона, увидела своего детеныша мертвым на земле и взвыла страшным голосом:
Бабу бийян, бабу бийян! Твои живут, а мои умирают! Отмщение!
И она бросилась в погоню за самым младшим сыном. Со всех ног бежал он от реки, бежал долго. Навстречу ему попались десятеро слепых. Спросили его слепые:
Ты запыхался, ты долго бежал, от кого ты бежишь?
Пропустите меня! ответил им мальчик. За мной гонится Страшное-Небывалое!
Рассмеялись слепцы.
Сразу чувствуется, что ты еще ребенок Послушай, нас десять человек, у нас крепкие тяжелые посохи. Вдесятером мы отобьемся от кого угодно и от чего угодно!
Но вскоре слепцы услышали вопли жены духа Донона.
Это и есть твое Страшное-Небывалое? спросили они.
Да, ответил самый младший сын.
Где ты? спросили слепцы. Спрячься среди нас!
Но когда мальчик услышал, что жена духа Донона приближается, он незаметно выскочил из круга слепцов и побежал дальше.
Бабу бийян, бабу бийян! завопила жена духа Донона, налетев на слепцов. Твои живут, а мои умирают? Отмщение!
И она раскидала слепцов в разные стороны и помчалась вслед за мальчиком.
А слепцы подумали, что Страшное-Небывалое еще среди них, вскочили и долго еще молотили своими посохами друг друга.
Младший сын продолжал бежать без оглядки, и встретились ему три юных воина. Окликнули они его и спросили:
Куда ты бежишь так быстро?
Пропустите меня! ответил он. За мной гонится Страшное-Небывалое!
Три юных воина ему ответили:
Нас трое, у нас копья, мы молоды и сильны. Оставайся с нами, нам ничего не страшно!
Но вот они услышали вой жены духа Донона:
Бабу бийян, бабу бийян! Твои живут, а мои умирают? Отмщение!
Услышали это три юных воина и спросили мальчика:
Это и есть то Страшное-Небывалое, которое за тобой гонится?
Да, ответил мальчик.
Тогда беги скорее дальше, сказали ему три воина. А мы попробуем убить Страшное-Небывалое.
Побежал мальчик дальше. Но воины не смогли убить жену духа Донона. Только задержали ее ненадолго.
А младший сын все бежал и бежал. И повстречалась ему оса-каменщица. Она лепила свое гнездо и пела:
Я никого не слышу,
Я никого не слушаю;
Никто меня не слушает,
Потому что никто не слышит!
Увидела оса мальчика и спросила:
Куда ты бежишь так быстро? Ответил ей мальчик:
Берегись, оса-каменщица! За мной гонится Страшное-Небывалое!
Не бойся, оставайся со мной, сказала ему оса-каменщица.
Другие мне уже говорили так, но помочь ничем не могли, ответил ей мальчик.
А я тебе помогу, сказала оса-каменщица.
И вскоре услышали они вопли жены духа Донона:
Бабу бийян, бабу бийян! Твои живут, а мои умирают? Отмщение! Отмщение!
Налетела жена духа Донона на мальчика и схватила его.
Но тут оса-каменщица вырвала у нее младшего сына и проглотила жену духа Донона одним глотком.
Жена духа сразу же выскочила у нее сзади и снова бросилась на мальчика.
Снова проглотила ее оса-каменщица. И опять жена духа Донона выскочила. Тогда сказала оса-каменщица мальчику:
Как на этот раз я ее проглочу, быстро перетяни мне живот веревкой!
Проглотила она жену духа Донона в последний раз, и мальчик сразу перевязал ей живот крепкой веревкой.
Вот с тех пор у всех ос-камеищиц тонкая талия с тугой перевязкой.
А теперь беги! сказала оса-каменщица. Поблагодарил ее самый младший сын покойного отца и вернулся к себе домой. Он положил печень духа Донона отцу под голову. Так его и похоронили. Вот где сказка и кончена.
Кхари-ГайеВерно сказано: Все, что знает маленький мавр, он узнал под пологом своей палатки.
Сколько бы ни учили детей соседи и прохожие, свои и чужие, друзья и товарищи по играм, и даже наставники только родители могут воспитать и паучить ребенка, пока он еще не сошел с колен матери, пока не переступил порога хижины, не отважился выйти за околицу деревни.
Но даже если ребенок никуда не выходит, жизнь сама приходит к нему.
Жизнь учит только жизни, учит только тому, чего ребенок раньше не знал.
Воспитывает же лишь дом.
Поди-ка угадай заранее, что скажет ребенок! И сколько же бывает из-за этого споров и раздоров между соседями и между родами, и между взрослыми одной и той же семьи!
Однако ребенок сам редко ошибается, если сердце не сведет его с прямой дороги на кривые тропинки.
Хорошо воспитанному ребенку не надо говорить, чего хотят от него родители: он сам знает, что и как ему делать. С самого детства мы распознаем отца в сыне и видим мать в дочери
Но всякое в жизни бывает
Долг и обязанности, честь или даже бесчестье, что бы ни выпало на нашу долю, иной раз забывается и отступает перед жизнью, когда приходится думать о хлебе насущном
Бывают времена, когда уже не до священных обычаев гостеприимства. В такие времена думают не о ближних, а о том, как бы выжить самому. Выздоровей сам, а потом уж лечи других!
И главное тогда не в том, чтобы выполнить свой долг и свои обязанности, а, наоборот, в том, чтобы забыть о них, чтобы даже не вспоминать о них, иначе нет спасения.
Страна голодала. Закрома были пусты уже многие луны. Все мужчины отправились на восток, в Пинку, надеясь привезти домой хоть немного проса, или риса, или маиса. Пошел с ними и Самба. Он привез домой на своем отощавшем ослике два мешка серого горного риса. Вернулся он поздно ночью, под прикрытием темноты, а рано утром Кумба, жена его, поспешила собирать щавель, который еще оставался на полях, где в тот злосчастный год не росли ни арахис, ни просо, ни маис, ни бобы
Иногда говоришь себе: этот день будет мой! Или даже не день только час, ну хотя бы час, и за этот час я сделаю все, что задумал! Но чаще всего судьба распоряжается твоим временем совсем не так, как ты задумал.
Так и в тот день Кумба с маленькой дочкой Кхари едва успели заправить рис, привезенный Самбой, жалкими листиками щавеля, как во дворе их дома появилась целая толпа подружек с гриотками. Все они громко пели, и кричали, и хлопали в ладоши. А пришли они потому, что услышали рев осла ночью, и смекнули, что осел вернулся в деревню не пустой.
Оставив свою дочь в кухне, Кумба ушла в хижину. Женщины долго болтали и сплетничали, шутили и смеялись, и языки их не останавливались ни на миг. У всех было что рассказать, о чем посоветоваться или что посоветовать. А когда болтовня поутихла, две подружки Кумбы попросили гриоток причесать их заново. А третья взяла иголку с ниткой и уселась чинить свою вышитую кофту.
Короче, все нашли себе занятие! Время летело быстро, и Кумба ни на миг не могла оставить своих гостей.
Всему есть предел, даже гостеприимству. Отдать все гостям, а самому остаться ни с чем, это уже не просто неосмотрительность, это опасная глупость. Верно сказано: выздоровей сам, а потом уже лечи других!
Подружки Кумбы и гриотки никак не уходили. Ей оставалось одно терпеливо ждать.
Тем временем Кхари, маленькая дочь Кумбы, размешивала и переворачивала рис в котле.
Самба же сидел на площади, где собирался совет. Он видел, как в его дом вошли подруги жены и гриотки и, в ожидании их ухода, рассказывал старейшинам деревни о своих мнимых неудачах в восточных краях.
Всему есть предел, но только не терпению хозяйки дома, дорожащей своим добрым именем. Ни одна хорошая хозяйка не покажет и виду, что подружки заявились к ней в гости совсем некстати, и уж тем более не намекнет, что они чересчур назойливы и сидят у нее слишком долго.
Время шло час за часом!
А подружки Кумбы и гриотки все болтали и болтали.
Рис уже давно сварился, и маленькая Кхари, дочка Кумбы, беспокоилась, не зная, что ей делать. Наконец она вбежала в хижину и громко зарыдала.
Кого не тронут слезы ребенка? Все женщины бросились утешать маленькую Кхари.
Вайе! Кхари! Вайе? Вайе? Лане ла?
Что с тобой, Кхари? Что? Что? Что случилось? Но Кхари заплакала еще горше.
Мама! Мама! Нынче утром я слышала у колодца такие слова такие слова!.. Я так обиделась, даже сердце болит!..
Что ты слышала, что такое ты слышала? встревожилась Кумба, мать Кхари. Говори скорее, дитя мое!
Мама, я слышала, как бабушка Котел-Кипит хвасталась, будто она старше тебя!
О лживая хвастунья! возмутилась Кумба. И она это посмела сказать при всех у колодца? Ступай и спроси эту лгунью, где была она сама в год Снять-и-Накрыть. Пусть она тебе скажет!
Слезы у Кхари сразу высохли, и она поспешила обратно на кухню.
А время шло, и солнце уже стало клониться к закату. Подружки Кумбы со своими гриотками наконец устали и не могли уже больше пи говорить, ни петь. И они ушли.
Самба, Кумба и дочь их Кхари спокойно поели риса со щавелем. И родители были безмерно горды, что их дочка проявила такую сметливость.
* * *
Наступили лучшие дни. Небо снова стало милостивым и земля плодородной и щедрой. Достаток вернулся почти во все семьи. Пришел он и в семью Самбы.
А между тем маленькая Кхари, Кхари-умница, подрастала. С каждым днем набиралась она ума и становилась все красивее. И Кумба давала ей лучшие свои украшения, чтобы дочь ее выглядела еще прекрасней.
* * *
Счастью незачем выставлять себя напоказ и бегать по всем дорогам: его и так найдут злейшие враги Счастья завистливый глаз и ядовитый язык, Бетт и Тжатт. Уж они-то умеют застать Счастье врасплох и нанести ему смертельную рану в спину!
Чем больше восхищается глаз Бетт, чем больше льстит и хвалит язык Тжатт, тем беззащитнее перед ними Счастье. Оно либо медленно умирает от их яда, либо сразу падает, как перезрелый плод с вершины дерева.
Так и случилось с Кумбой, матерью Кхари. Однажды вечером она уснула и больше не проснулась. Кхари-красавица, Кхари-умница, маленькая Кхари осталась сиротой.
* * *
Вдовцу в расцвете лет мало дочерней любви и дочерних забот, хотя бы дочь хлопотала без устали и содержала дом в чистоте и порядке.
Потужил Самба, отец Кхари, и решил взять новую жену вместо покойной Кумбы.
И начались для Кхари тяжелые дни. Ее мачеха Панда была молода и во всем завидовала Кхари: завидовала ее красоте, ее уму и сметливости и даже сердилась на мужа своего, Самбу, за то, что он добр к сироте. И если бы он не защищал дочку, мачеха уже давно бы дала волю злобе, сжигавшей ее с вечера до утра и с утра до вечера.
Особенно злилась Панда в те дни, когда Кхари надевала украшения своей матери.
* * *
Однажды вечером Самба был в это время на охоте Кхари надела на себя украшения покойной Кумбы и села на скамеечку. Тут вышла из своей хижины Панда и приказала девочке:
Возьми этот калебас и принеси воды!
А калебас был из красного дерева и очень тяжелый. Встала Кхари со своей скамеечки и начала снимать браслеты и ожерелья.
Оставь все, как есть! приказала ей мачеха. Тебе эти украшения к лицу.
Сиротка Кхари отправилась к колодцу.
Она набрала воды и попробовала поставить калебас себе на голову. Но но смогла, и, сколько ни пробовала, у нее не хватало сил.
Тогда заплакала Кхари и запела:
Войе воло! Ку ма йенэ?
Ку ма йенэ? Ку ма йенэ?
Кто мне поможет? Кто мне поможет?
Кто калебас мне поднимет?
Из влажной щели в камнях колодца вылез жабенок М'Ботт и зашлепал к красавице Кхари: топ-клёп! топ-клёп! Приблизился он и сказал:
Ма фи нэ!
Те ку ма йенэ
Н'га поле ма!
Я здесь один,
Я здесь господин!
Я подниму,
Но ты мне заплатишь!
Убирайся отсюда, урод жабий рот! презрительно ответила ему маленькая Кхари. Ты своими лапами не поднимешь и куриного пера!
И она снова запела:
Войе воло! Ку ма йенэ?
Кто мне поможет? Кто мне поможет?
Кто калебас мне поднимет?
Прибежала Багг-ящерица, зафыркала: бррр-брр! Замотала головой, раздула чешуйчатую шею и гордо сказала:
Я здесь одна,
Я здесь госпожа,
Я подниму,
Но ты мне заплатишь!
Убирайся отсюда со своей толстой шеей и плоским брюхом! сказала маленькая Кхари. И снова заплакала сирота и запела:
Войе воло!
Кто мне поможет?
Ку ма йене?
Кто калебас поднимет?
Приползла на толстых коротких ногах мамаша М'Боната, старая черепаха, вытянула морщинистую шею и тихонько сказала Кхари-сироте:
Ма фи нэ!
Я подниму,
Но ты мне заплатишь!
Уходи лучше отсюда, сказала старухе Кхари-сирота. Этот калебас тебе не поднять. Еще завалишься на спину, что тогда делать?
Уже наступила ночь, а Кхари-сирота все звала и пела:
Войе воло! Войе воло!
Кто мне поможет, кто мне поможет?
Кто калебас мне поднимет?
И вдруг перед ней появился огромный питон! Он легко поднял полный калебас из красного дерева, поставил его себе на голову и сказал:
Я здесь один,
Я здесь господин!
Я тебе помогу,
Но ты мне заплатишь!
И он осторожно поставил калебас с водой на голову Кхари. Кхари не почувствовала тяжести. Полный калебас из красного дерева был еще легче пустого! Он весил теперь ровно столько, сколько нужно было, чтобы шея Кхари, вся в ожерельях из золота и янтаря, казалась от этой ноши еще стройней.
Какой же ты хочешь платы? спросила Кхари питона.
Ответил питон:
Возвращайся домой. Когда вырастешь, я приду к тебе и выскажу свое желание.
И питон исчез в непроглядной ночи. Вернулась домой Кхари, а там ее встретила мачеха Панда упреками, бранью и криками:
Где ты пропадала? Сколько нужно времени, чтобы дойти до колодца и вернуться домой?
Она даже грозила избить маленькую Кхари, пока Самба еще не вернулся с охоты.
Но Самба так и не вернулся. Когда на другой день мужчины деревни отправились на поиски, они нашли в джунглях только кости Самбы; гиены и шакалы обглодали их, а потом муравьи очистили добела
Все заботы по дому, все тяжелые и грязные работы легли теперь на плечи бедной сиротинки. А мачеха Панда не давала ей теперь отдыха ни утром, ни вечером, ни днем, ни ночью. И она отняла у Кхари все украшения, которые ей оставила покойная мать.
Время шло, и Кхари-сирота, к великой ярости мачехи, становилась с каждым днем все прекраснее. Несчастья обострили ее ум, и она с каждым днем набиралась мудрости. Она вспоминала все наставления своей доброй матери, даже те, что, казалось, изгладились из памяти, даже те, что она вроде бы и не слушала.
Каждый день ходила Кхари к колодцу со своими подружками-одногодками. Но, увы, еще чаще приходилось ей ходить по воду одной, в любой час дня или даже ночи, когда вздумается мачехе Панде.
Все ее подружки уже начали поговаривать о юношах, о тех, кто не сводит с них глаз, кто чаще всего проходит мимо их дома, кто прилежнее всех работает на поле в дни, когда родителям помогают юноши из родной деревни и юноши из соседних деревень.
Однажды собрались девушки у колодца и заговорили о юношах. И одна из девушек со скрытым ехидством спросила Кхари:
А тебя, кто тебя выбрал?
Кто же меня выберет! ответила Кхари. Кому нужна такая замарашка, круглая сирота? Даже М'Ботт-жабенок, даже ящерица Багг погнушаются мною!
Но не успела Кхари-сирота это сказать, как перед ней предстал огромный питон!
В ужасе бросились девушки врассыпную, роняя калебасы с водой и пустые калебасы. Кхари-сирота тоже бросила на бегу свой калебас, но он не разбился, потому что был из красного дерева. Все девушки убежали в деревню и заперлись в своих хижинах, дрожа от страха. Но даже из хижин они слышали, как издали, от колодца, звучала призывная песня питона:
Кхари-Гайе!
Тжакх фи, тжакх фа!
Ламбурдэ бе батам фесс!
Ку ма гиссал Кхари-Гайе?
Мойе сама ийоле!
Кхари-Гайе! Кхари-Гайе!
Шея в золоте, в янтарях!
Никому ее не отдам,
Она будет наградой моей!
Песня неслась по деревне, звенела и над кровлями, в листве деревьев, и всем казалось, что она звучит отовсюду: сверху, снизу, из-под земляного пола, из каждого угла каждой хижины.
Кхари-Гайе! Кхари-Гайе!
Шея в золоте, в янтарях!
Превозмогая страх, мачеха Панда рассмеялась звонким смехом и сказала Кхари-сироте:
Да ведь это же зовут тебя, моя бедная девочка!
Кто видел Кхари-Гайе?
Никому ее не отдам,
Она будет наградой моей!
Ступай! приказала мачеха. Ступай и ответь ему!
И она выставила сиротку Кхари за порог. И Кхари-сирота побрела к колодцу, где по-прежнему звучала призывная песня:
Кхари-Гайе! Кхари-Гайе!
Шея в золоте, в янтарях!
Кто видел Кхари-Гайе?
Никому ее не отдам,
Она будет наградой моей!
Приблизившись к колодцу, Кхари увидела среди разбитых калебасов большого белого коня в шелковой с золотом сбруе, который пил воду из ее калебаса. Коня держал под уздцы юноша, прекрасный, как самый прекрасный день, высокий и сильный, с широкими плечами, а в поясе тонкий, как мавританский барабан. На нем были богатые одежды, пел он таким звучным голосом, какого люди еще сроду не слышали:
Ку ма гиссал Кхари-Гайе?
Кто видел Кхари-Гайе?
Увидев Кхари, сказал ей юноша:
Это я помог тебе нести тяжелый калебас на голове. А теперь я пришел за своей наградой. Ты только что сказала подругам, что никто не возьмет тебя замуж. Хочешь быть моею женой? Ты и будешь моей наградой! Я князь Большой реки.
И он увез Кхари-сироту на своем белом коне, увез ее в глубину Большой реки.
* * *
И там, в глубине Большой реки, сбылись все мечты Кхари-Гайе. Там познала она счастье, о каком не могла и мечтать.
От князя Большой реки родила она двоих детей, мальчика и девочку.
А время все шло
Князь Большой реки был веселым, добрым и щедрым. И счастливым. И дети его тоже были счастливы. Но их мать с каждым годом грустила все больше и больше. Таковы уж дети Адама-Н'Диайе: когда нет забот и печалей, начинает чего-то им недоставать!
И вот князь Большой реки заметил, что жена его не так весела и радостна, как прежде. И спросил он Кхари-Гайе:
Что с тобой, жена моя? Почему ты грустишь, когда остаешься одна?
О мой добрый, мой великодушный супруг! ответила Кхари-Гайе. Я хотела бы хоть ненадолго вернуться в мою страну и показать нашим детям деревню, где я родилась. Там я тоже в детстве была счастливой. И даже потом, в тяжелые времена, каждый редкий счастливый день моей юности казался мне там еще драгоценней. Я хотела бы показать моей мачехе, если она жива, а я горячо на это надеюсь! я хотела бы показать ей все, чем ты меня одарил, все, что ты сделал для бедной сиротки Кхари-Гайе!
Будь по-твоему, женщина! согласился князь Большой реки. Погости в своей деревне, повидай своих подруг и свою злую мачеху, да, она еще жива! Но никому никогда не говорите ни ты, ни твой сын, ни твоя дочь о том, с кем вы жили, и где вы жили, и что вы тут делали. Никому и никогда!
Поднял их князь Большой реки из глубины на песчаную отмель и сказал:
Через семь дней вы вернетесь сюда, и ты, Кхари, скажешь три раза:
Ферр гу догг!
Ферр гу догг!
Ферр гу догг!!!
Пояс порван,
Расторгнута связь,
Пояс порван.
И тогда я вас встречу!
* * *
Кхари с детьми дошли до деревни. Остановились они у колодца, и Кхари показала детям огромный калебас из красного дерева, наполовину вросший в землю: теперь он служил поилкой для овец, ослов и деревенских коз. Это был тот самый калебас, с которым посылала ее за водой мачеха Панда. Никто не мог унести его обратно в деревню с тех пор, как белый конь князя Большой реки напился из этого калебаса!
Когда мачеха Панда, старая и сморщенная, словно кора тамаринда, увидела юную Кхари, такую же юную и прекрасную, она упала навзничь, ее хватил паралич, и у нее отнялся язык до конца ее дней.
Подруги Кхари-Гайе все давно замужние сбежались, сгорая от любопытства. Всем хотелось узнать, что же сталось с Кхари-Гайе с того дня, когда у колодца вдруг появился огромный питон и запел громким голосом:
Кхари-Гайе, Кхари-Гайе!
Ожерелья тут, ожерелья там,
Шея в золоте, в янтарях!
Кто видел Кхари-Гайе?
Никому ее не отдам
Подруги с восторгом разглядывали ее браслеты и ожерелья, ее подвески из янтаря, куда более крупные и красивые, чем те, что оставила покойная Кумба своей дочери.
Но Кхари-Гайе умело избегала ответов и, наоборот, сама все время расспрашивала о том и о сем, об умерших и о живых, о стариках, о мужьях подруг и обо всех их детях, рожденных с тех нор, как она покинула деревню. Подруги сгорали от любопытства, но Кхари-Гайе ничего им не говорила.
