Текст книги "Самба-храбрец. Сказки и легенды Сенегала"

Автор книги: Автор Неизвестен

Как-то раз на закате дня бродила гиена Буки Н'Джур по саванне и принюхивалась: нет ли где падали. И внезапно свалилась в глубокую яму. Тщетно пыталась она выбраться; яма была слишком глубока и стены ее слишком круты. Взвыла гиена и принялась звать на помощь. Наконец услышала ее телка. Подошла она к яме, посмотрела на Буки и спросила:

Ну, что ты там воешь?

Вызволи меня отсюда, прошу тебя! взмолилась гиена.

Я не так уж глупа, ответила телка. Я знаю, как ты расправляешься с беззащитными телятами, когда они больны или слабы от голода. Так что сиди в этой яме, для нас же лучше!

О дорогая, ты жестоко ошибаешься. Ты явно спутала меня с каким-то другим зверем. Наоборот, я ваш лучший друг! А тебя я буду защищать даже от львов и пантер, если понадобится.

Телка была простодушна и неопытна, и Буки ее быстро уговорила.

Хорошо, согласилась телка. Я согласна тебе помочь, но не знаю как. Подскажи!

Это очень просто, молвила Буки, ухватись за куст на краю ямы и спусти вниз свои задние ноги и хвост. Я уцеплюсь за твой хвост, и ты меня вытащишь. Ты ведь сильная!

Телка так и сделала. Ухватилась Буки за телячий хвост, телка вся напряглась, как лук, и потащила гиену из ямы. Держится Буки за хвост зубами, вцепилась когтями в задние ноги телки, царапает ее, рвет кожу. Несчастная телка вытащила гиену, но сама была вся изранена и измучена. И решила гиена Буки прикончить свою спасительницу и подкрепиться ею. И уже открыла свою пасть

К счастью, поблизости был Лёк, он все это видел. Бедная телка обратилась к нему:

Друг мой Лёк, беги, позови пастуха, моего хозяина, или даже Гайенде-льва, нашего повелителя! Я спасла этого ужасного зверя, а он меня жестоко ранил и хочет меня растерзать. Я так ослабла, что еле на ногах стою.

Забеспокоилась Буки. Она знала, что ни пастух, пи лев ее не помилуют. И решила она схитрить.

Друг мой Лёк, заговорила гиена Буки сладким голосом. Эта телка все выдумывает! Послушай меня, я тебе все сейчас расскажу.

Хорошо, я слушаю, сказал заяц Лёк. Всем известно, что я справедлив. Но я должен знать, как все было на самом деле. Лишь тогда я смогу решить, кто прав, а кто виноват. Самое простое начать с самого начала. Ты, Буки, спустись обратно в яму, а ты, телка, займи свое место и уцепись за куст!

Ладно, подумала Буки, сейчас я надую этого проныру, докажу ему, что я пи в чем не повинна! И гиена спрыгнула обратно в яму. Расхохотался заяц Лёк и сказал глупой телке:

Возвращайся-ка ты в свое стадо и больше не пасись одна! Впредь будь осторожнее. А ты, Буки, посиди здесь и подумай о том, что надо благодарить тех, кто тебя спасает. Да будет это тебе уроком!

А вы что думаете об уроке зайца Лёка, справедливого судьи?

Ранним утром, еще по росе, едва заяц Лёк отыскал в песке ямку посуше, к нему подбежала гиена Буки.

Чего это ты от меня всегда прячешься? спросила она с угрозой.

А чего мне от тебя прятаться? возразил заяц Лёк, хотя прекрасно знал десятки причин, почему он и все его родичи избегали гиену Буки.

Солнце еще не взошло, трава была мокрой, лапы зайца не высохли, а зубы гиены были слишком близко от его хребта. Поэтому заяц Лёк повторил:

С чего мне от тебя прятаться, почтенная Н'Джур? Я просто нашел себе ямку, где прохладнее, чем в траве у тропинки.

Ах, вот оно что! прогнусавила гиена Буки. А я вот вся промокла ночью, схватила насморк и кашель. Слышала я, будто парное молоко лучшее средство от хрипоты. Слушай, Лёк! Тут неподалеку одна, без пастуха, пасется корова Нагг. Вымя у нее полнее, чем полный бурдюк. Пойди-ка поговори с Нагг, пока пастух не вернулся. А я подберусь сзади и пососу хоть немножко теплого молока!

Заяц Лёк знал, с кем имеет дело. Уж если Буки-гиена привяжется, от нее так легко не отделаешься.

Пришлось зайцу побежать к корове Нагг.

Всем известно, что Нагг ничему толковому не научилась ни дома, ни в школе. Однако она все-таки понимала, что сырая от росы трава не на пользу ее брюху. В тот ранний час корова Нагг медленно отщипывала верхушки побегов травы, которые слабые лучи утреннего солнца и ветерок уже немного подсушили.

Здравствуй, Нагг! обратился к ней заяц. Я давно уже тебя заметил, но трава была слишком сырой и я не мог к тебе подойти

Корова помотала головой. Заяц думал, что она приветливо и вежливо кивает на его любезные слова. И вдруг услышал мрачное мычание, предсмертный стон боли, от которого у него ощетинились все волоски на шкуре и уши встали торчком.

Нагг повалилась на бок, и гиена Буки стала раздирать ее тушу на части.

Зайца Лёка трудно было чем-нибудь удивить. От Буки он ждал любой пакости. Он посмотрел на издыхающую корову и сказал:

Где же мы теперь найдем молоко?

Молоко? Ха-ха! захохотала Буки. Плевать мне на молоко! Что я, сосунок? Ты взгляни лучше: сколько в этой корове мяса, сколько костей! Это же не просто удача, это подарок богов. Помоги мне разделать тушу, тогда нам будет легче утащить ее отсюда. Я знаю Малала-пуло, ее пастуха, и вовсе не хочу с ним сегодня встречаться. Если он застанет меня здесь

Пришлось Лёку разделывать тушу Нагг, помогая своей опасной соседке, с которой, того и гляди, попадешь в беду!

А солнце между тем наконец взошло, и саванна пробудилась после долгого крепкого сна. Отовсюду слышались звериные и птичьи голоса. Даже самые отъявленные сони просыпались, громко зевая. Надо было как можно скорее уходить подальше от этого места. Того и гляди, сюда кто-нибудь нагрянет!

И заяц предложил Буки:

Давай я сбегаю за хворостом для костра! Но Буки возразила:

Сырое мясо куда лучше на вкус!

А я больше люблю мясо жареное, печеное и даже вареное, ответил ей заяц.

Ладно, будь по-твоему! Только за хворостом пойду я сама, решила Буки-гиена, опасаясь, что заяц всполошит и приведет к ее добыче всех обитателей джунглей.

И гиена отправилась за хворостом.

Заяц Лёк подумал, что с него хватит неприятностей, сейчас, пожалуй, самое время удрать.

Все зайчата с самого детства с молоком матери впитывают страх перед гиеной и отвращение к ней. Они учатся никогда не упускать возможности сыграть с гиеной Буки злую шутку.

Потряс заяц головой, похлопал длинными ушами и только тогда наконец избавился от страха, который испытывал с того самого мига, когда гиена застала его в песчаной ямке.

Он отпрыгнул в сторону, посмотрел направо, посмотрел палево и, чтобы немного размяться, поскакал к баобабу, тень которого тянулась к туше глупой коровы Нагг.

Обежал заяц вокруг баобаба и вдруг замер, подняв мордочку и наморщив нос. В стволе баобаба он заметил дупло.

Заяц быстренько перетаскал по частям в дупло мясо и кости, требуху и шкуру коровы, оставил одну лишь голову, да и ту зарыл в землю, так что снаружи торчали только рога. А сам спрятался в дупле и скорчился там, как погребенный воин.

Лёк! Эй, Лёк! услышал он голос Буки. Где ты, сын беды? Что ты сделал с моей коровой? Я вижу только нахальных мух, которые пьют ее кровь наперегонки с ненасытной жадной землей!

Буки тащила огромную вязанку хвороста и так сгибалась под этой тяжестью, что ее зад, и без того обвислый, волочился по траве.

Мы здесь, я и твоя корова! ответил ей глухой голос, похожий на отдаленный рокот боевого тамтама.

Где это, здесь? спросила гиена Буки, поворачиваясь во все стороны.

Здесь, под землей! Когда ты ушла, ненасытная земля разверзлась и поглотила нас. Я вишу, зацепившись за коровьи ноздри, и ничего не вижу. Подо мною черная бездонная дыра. Наверное, только коровьи рога нас и держат, меня и голову этой несчастной Нагг.

Голос звучал неизвестно откуда, печально и глухо, как далекие отзвуки грома.

Буки сбросила хворост и закрутилась, низко приседая. Вдруг она заметила коровьи рога, торчащие из земли. Ухватилась гиена за рога, дернула и полетела вместе с коровьей головой кувырком!

Хум-хум! рявкнула Буки, поднимаясь. Видно, у земли и впрямь острые зубы и ненасытное брюхо Лёк! Эй, Лёк! Где ты теперь, сын беды?

Зде-е-есь!..

Где?

Зде-е-есь!

Ба-Нйоли, страусиха, пробегала неподалеку и услышала вопли Буки и глухой, странный голос, от которого загудела ее маленькая страусиная голова. Подбежала она, захлопала крыльями и затанцевала вокруг гиены, как борец.

Что случилось, почтенная Буки? спросила страусиха Ба-Нйоли.

Рассказала ей Буки-гиена, что потеряла Длинноухого.

Лёк, эй, Лёк, где ты?

Я зде-е-есь!

Наверное, он на дереве, сказала страусиха Ба-Нйоли, поднимая маленькую голову.

Нет! ответила Буки-гиена. Голос слышится из-под земли. Лёк, о Лёк, где ты?

Я зде-е-есь!

Страусиха Ба-Нйоли обежала, приплясывая, вокруг баобаба, заметила дупло и сунула туда свою маленькую голову.

Да вот же он, внутри дерева! крикнула она гиене Буки.

И корова тоже там?

Какая корова? Чья корова?

Это не твое дело. Посмотри и скажи мне: Лёк там один или вместе с коровой?

Подожди, я просуну голову подальше

И Ба-Нйоли засунула в дупло баобаба не только маленькую голову, но и почти всю свою длинную шею, голую и красную, как зад обезьяны Голо.

Заяц Лёк быстро отодрал от ствола баобаба прядь крепких волокон и сделал из них петлю. Когда Ба-Нйоли просунула в дупло голову, заяц накинул ей петлю на шею и затянул посильнее.

Вуйе яйе о! О, моя мама! застонала Ба-Нйоли. Ты меня душишь, Лёк! Отпусти меня, умоляю Я сейчас снесу яйцо и мое яйцо разобьется! Отпусти! О, я так и знала я снесла яйцо Ты видишь его, Буки? Оно не разбилось?..

Конечно, разбилось, да еще как разбилось! ответила гиена, доедая белок и желток и вылизывая скорлупу огромного страусиного яйца. Но утешься, оно не пропало зазря. Давно я не пробовала ничего вкуснее, честное слово. Почаще бы такое случалось!

Заяц Лёк услышал слова гиены, услышал, как она жадно причмокивает. Отпустил он страусиху и сказал гиене Буки:

Право же, Буки Н'Джур, ты еще глупее, чем я думал. Твои собственные яйца еще крупнее и еще вкуснее яиц Ба-Нйоли. Но верно сказано: всегда кажется, будто кускус у соседки вкуснее!

О чем ты говоришь? всполошилась Буки. Разве я тоже несу яйца?

Ну конечно, как и все другие звери и птицы, тетушка, как и все на свете! Как курица Ганар, как жаба М'Ботт, как Джайна-змея и как рыба Джэн. Ты тоже несешь яйца, как и все на свете. Надеюсь, ты не станешь этого отрицать?

Уверяю тебя, дядюшка Лёк, я об этом сама ничего не знала!

Ну, это меня вовсе не удивляет. Ты ведь никогда не оглядываешься назад! Ты рыщешь, ищешь, вынюхиваешь, выискиваешь и суешь свой нос всюду, кроме того места, где он бы тебе больше всего пригодился. Впрочем, ты, наверное, давно уже потеряла нюх!

А ты сам когда-нибудь ел мои яйца?

Еще бы, и сколько раз!

И часто я их несу?

Так же часто, как все остальные, и может быть, даже чаще, уверил гиену заяц Лёк.

Куда же деваются мои яйца? забеспокоилась гиена. Что с ними бывает потом?

То же самое, что было с яйцом Ба-Нйоли. За тобой всегда следят любители яиц и подбирают их на дороге. Тем более что яйца гиены считаются отменным лакомством. Уж я-то в этом знаю толк! И никто не может понять, почему ты сама предпочитаешь им падаль! Все думают, что у тебя просто испорченный вкус

Неужели яйца у меня такие же вкусные, как яйцо Ба-Нйоли? еще раз спросила гиена Буки.

Говорю тебе: в десять раз вкуснее!

Буки-гиена совсем уже поверила зайцу, но на всякий случай спросила Ба-Нйоли, хотя и знала, что страусиха глупа и мало в чем разбирается:

Скажи, ты тоже видела мои яйца? Ба-Нйоли-страусихе не хотелось казаться глупее других. Раз Лёк говорит, будто все знают, что Буки несет яйца, значит, так оно и есть. И страусиха подтвердила:

Конечно, я тоже видела.

Какая досада, что я одна ни разу их не отведала! закручинилась гиена Буки.

И правда, обидно, согласился заяц Лёк. Но если хочешь, можешь их попробовать хоть сейчас. Встань на место Ба-Нйоли и просунь голову в дупло баобаба. Я тебе сдавлю тихонько шею, и сама увидишь! Таким способом ты снесешь столько яиц, сколько сама захочешь. Но у меня условие: когда кончишь нести яйца, ты выпустишь меня из дупла. Клянешься?

Клянусь! ответила гиена.

Буки просунула в дупло свой нос, уши, всю голову и толстую шею.

Но заяц, пока говорил с гиеной, уже сплел из волокон баобаба крепкую веревку и сделал большую петлю, куда больше и куда прочнее той, что он накинул на голую шею безмозглой страусихи Ба-Нйоли.

Гиена сунула в петлю свою вонючую морду, свои острые уши и тяжелую голову. И тогда заяц Лёк затянул петлю вокруг ее толстой шеи, заткнувшей дупло баобаба. И потянул изо всех заячьих сил.

Буки так и не снесла яйца.

Гиенам, понятное дело, никогда не нести яиц.

Умер старый дед гиены Буки, умер старый Н'Джур, последний и единственный ее родственник.

Ко дню его смерти остался от стада Буки последний единственный бык. И пришлось его зарезать, ибо обычай повелевает в таких случаях принести богатую жертву, одарить неимущих и задобрить всех предков гиен, чтобы они благосклонно встретили дух старого Н'Джура, когда он предстанет пред ними и будет рассказывать о деяниях своего племени.

Буки-гиена не стала звать ни мясника, ни помошника мясника, ни ученика помощника мясника, она не стала звать ни мавра, ни раба мавра, чтобы зарезать, ободрать, разделать и разделить быка, предназначенного в жертву.

Задыхаясь и обливаясь потом, Буки сама зарезала и ободрала быка, кое-как разделала тушу, а вот делить мясо она не стала.

Сошлись к ее дому плакальщицы, уже охрипшие от воплей, собрались огорченные соседи и родичи, чтобы выразить свое сочувствие последней гиене в их краю, последней и единственной наследнице старого Н'Джура. Сошлись и увидели, что Буки сидит перед тремя кучами мяса, это было все, что осталось от жертвенного быка.

Удивились плакальщицы, соседи и дальние родичи гиены, что так мало мяса им осталось.

Начали они спрашивать:

А кому достанутся эти три кучи мяса? Нищим странникам? Беднякам? Или, может быть, Буки пожертвует их святым людям?

Но Буки-гиена ответила на это:

Первая часть для меня. Вторая часть для покойного Н'Джура. А последняя часть достанется тому, кто первый ее коснется. Но вы видите, я уже положила на нее мою лапу!

Рыдания плакальщиц смолкли, слова утешения и сочувствия замерли на устах родичей гиены Буки. Старейшего из племени гиен в том краю покойного Н'Джура похоронили кое-как, второпях, и все разошлись, возмущенные и оскорбленные. Только муха Вэнь и ее неисчислимое племя остались с гиеной Буки и не покидали ее, пока гиена оплакивала своего деда Н'Джура и пока жрала все мясо жертвенного быка.

* * *

Буки-гиена не чтила обычаев предков, не берегла родовых воспоминаний. Схоронила она своего деда Н'Джура, сожрала его быка, очистила все кости добела и решила, что там ей больше делать нечего, а молиться за усопшего и стеречь его могилу ей даже и в голову не пришло.

Покинула она свой опустевший дом, деревню и ушла. И не осталось в том краю никого из многочисленной когда-то семьи гиен. Никто из потомков не воздавал больше должных почестей мертвым предкам, и никто не охранял могил рода Н'Джура.

И решили старейшины: если кто-нибудь еще осмелится назвать себя Н'Джуром, его следует убить на месте без всякого сострадания.

А Буки-гиена все бегала, бегала и как-то поздно вечером забрела в соседнюю деревню. Уселась она под деревом на площади, где собирается совет, и услышала, как Йенекатт, гриот и глашатай, объявляет о решении старейшин.

Встревожилась Буки, вскочила и говорит:

Пойду-ка я домой!

А потом повернулась к старому кабану-бородавочнику М'Бам-Алу и добавила:

Прощай сосед, Н'Джур, доброй тебе ночи! Заволновались все, начали вопрошать с угрозой:

Кого тут назвали Н'Джуром? Кто это Н'Джур?

А тот, с кем я сейчас попрощалась! ответила гиена Буки и юркнула в темноту, не задумываясь над тем, что станет с М'Бам-Алом, который остался на площади посреди разгневанных жителей деревни.

Но джунгли, где ветер разносит все новости, когда Тхиойе-попугай и Голо-обезьяна встречаются на тропинках или в ветвях деревьев, внизу или наверху, и начинают судачить и сплетничать, джунгли все слышат и знают. И скоро все узнали, что Буки-сирота стала изгоем без роду без племени и даже без имени, потому что отреклась от могил своих предков.

И теперь за ней следили тысячи глаз, тысячи ушей прислушивались к ее шагам, ей грозили тысячи клыков и когтей, рогов и бивней. Выли джунгли, грозно рычала саванна, вселяя страх в сердце Буки. Куда бы она ни кинулась, ее встречали возмущенные крики, хохот, свист и насмешки.

Буки бежала все дальше и дальше и наконец добралась до земли, где рогатый скот жил рядом с людьми, под их бдительной охраной.

И были там воды изобильные в реках текучих, в заводях стоячих. И, похоже было, скот не подыхал там ни от старости, ни от болезней, потому что Буки нигде не нашла ни одного дохлого ягненка.

Подкралась Буки к полям и увидела мужчин, которые взмахивают мотыгами. И показалось ей, будто мотыги обрушиваются на ее хребет.

Обежала Буки поля стороной и увидела у колодца под деревьями женщин с детьми на спинах. И еще юных девушек. Они громко пели, хлопая в ладоши, и громче всего в их песне звучало одно имя.

Прислушалась Буки и различила это имя Келефа Ба!

Когда бросишь в калебас с мутной водой камень алун, муть оседает и вода просветляется. Так и замутненная память гиены Буки прояснилась от этого имени.

Столько раз повторяла его в своих сказках о людях мамэ Буки, бабушка-гиена! Рассказывала она о стране Келефы Ба, единственной стране, где предкам ее, гиенам, не приходилось рыскать в поисках пропитания, где предкам ее и предкам Танна-стервятника и предкам Сакхе, могильного червя, и всем его родичам всегда приносят царские жертвы.

Мамэ Буки была стара и не помнила почти ничего из тех песен, которые пели когда-то в честь ее предков в стране Келефы Ба.

Но теперь голоса женщин с детьми за спиной и голоса юных девушек отчетливо доносились до гиены Буки. И она их слушала. Она жадно слушала песнь благодарности!

 
Лежал Келефа Ба
На термитнике близ Бариа
Без погребения сорок дней
Под открытым небом.
И только его копье,
Прославленное Тамбо,
Лежало возле него
Под открытым небом
 
 
Пожиратели мертвецов
Слетелись со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.
 
 
Стервятники в небе кружили
И так меж собой говорили:
Мы не тронем Келефу Ба,
Он кормил нас при жизни досыта
Телами своих врагов!
 
 
Пожиратели мертвецов
Сбегались со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.
 
 
Гиены рычали в чаще
И всем угрожали:
Горе тому, кто коснется
Останков Келефы Ба!
Всякий раз, идя на охоту,
Он кормил нас при жизни досыта
Добычей Тамбо, копья своего!
 
 
Пожиратели мертвецов
Сползались со всех концов,
Но никто не тронул его
Мертвое тело.
 
 
Могильные черви сползались,
Из-под земли вылезали
И шептали друг другу:
Нам Келефа Ба столько раз
Отдавал свои жертвы!
Мы не станем покойного есть,
Не тронем его останки!
 
 
И Келефа Ба пролежал
На термитнике сорок дней,
Но никто не тронул его
Беззащитное тело.
 

Сакхе, могильный червь, и его потомки, по всей вероятности, нашептали слова этой песни бабушке всех гиен мамэ Буки. И она иной раз напевала эту песню своим внукам и внучкам, хотя Буки-гиена совсем ее забыла.

Но Сакхе, могильный червь, и его потомство все помнили и спустились под землю, чтобы и там охранять останки Келефы Ба.

Только предки гиены Буки не сдержали слова и ничего не сделали для останков Келефы Ба. Слишком долгим показалось им погребальное бденье над телом героя, да и соблазн был слишком велик. И гиены бежали из страны Келефы Ба.

Смолкла песнь благодарности, утихли крик и смех, женщины с детьми за спиной и юные девушки ушли от колодца, где собирались дважды в день на рассвете и перед закатом солнца.

Задремала гиена Буки в тощей тени колючего молочая. И разбудил ее плач и крики.

Встрепенулась Буки, повела чутким носом, огляделась и увидела: по тропинке от деревни к полям идет женщина с калебасом на голове и ребенком за спиной.

Была это Кумба-Дёркисс, и несла она завтрак мужчинам. В родной деревне, да и во всех окрестных деревнях про нее говорили, будто Кумба-Дёркисс не боится даже черта, потому что сама она злее всех чертей.

Но откуда было знать это гиене Буки?

Буки, пошатываясь, вышла на тропинку и остановилась перед Кумбой-Дёркисс.

Облизнулась жадно гиена Буки и спросила:

Послушай-ка, Завтрак, отчего твой Обед так ревет?

Кумба-Дёркисс сразу смекнула, почему гиена назвала ее Завтраком, а сына ее Обедом. Повернулась она через правое плечо к своему сыну Магатту, который унаследовал скверный нрав своей матушки и орал изо всех сил, и закричала еще громче, чем он:

Замолчишь ты или нет? Я уже скормила тебе одну гиену. Неужели тебе этого мало хочешь еще?

Буки испуганно прижала уши и метнулась в заросли.

Так она и не съела ни Завтрака, ни Обеда,