Текст книги "Жуков. Маршал на белом коне"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 48 страниц)

Тимошенко и Жуков почти ежедневно бывали у Сталина. Докладывали. Напоминали. Настаивали на более радикальных мерах. Выслушивали очередную нотацию по поводу возможной провокации, уходили оглушённые. А на следующий день снова шли и обосновывали необходимость приведения войск в полную боевую готовность.

– Вы что же, – нервно пыхал трубкой Сталин, – предлагаете провести в стране мобилизацию, поднять сейчас войска и двинуть их к западным границам? Это же война! Понимаете вы оба это или нет?

За три дня до начала войны Сталин согласился на некоторые уступки военным: Политбюро приняло решение о создании второго стратегического эшелона вдоль Днепра. Становилось очевидным: такую махину, какая скопилась по всей линии советско-германской границы, в приграничной полосе не удержать, так что война «малой кровью, на вражеской территории» была оставлена политрукам и корреспондентам газет.

В тот же день Жуков направил командующим войсками западных округов телефонограммы: фронтовые и армейские управления вывести и развернуть на полевых пунктах.

Глава двадцатая
Пятая война

«Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами…»

Как ни странно, но для штабистов войны начинаются не тогда, когда тишину раскалывает первый залп и первая серия снарядов ложится на позиции противника. Для них война начинается раньше, иногда всего лишь за несколько часов до конца тишины.

Вечером 21 июня в Генштаб позвонили из Киевского Особого военного округа. Голос начальника штаба округа генерала Пуркаева[79]79
  Максим Алексеевич Пуркаев (1894–1953) – генерал армии. Родился в Мордовии в селе Налитове в семье плотника-отходника. В 1916 году окончил школу прапорщиков. В 1923 году – курсы «Выстрел». В 1930-м – КУВНАС при Военной академии им. М. В. Фрунзе. В 1936 году – особый факультет Военной академии им. М. В. Фрунзе. В РККА с 1918 года. Участник Гражданской войны. Командир стрелковой роты, полка. Во время первого Польского похода был трижды ранен. Командовал полком. После излечения перешёл на штабную работу. В 1939 году – военный атташе при полпредстве СССР в Германии. Участник второго Польского похода (1939). В начале войны – начальник штаба Юго-Западного фронта. Командовал 3-й ударной армией. Затем Калининским фронтом. С 1943 года командовал Дальневосточным фронтом. После войны командовал войсками Дальневосточного ВО. Награды – два ордена Ленина, четыре – Красного Знамени, орден Суворова 1-й степени, орден Кутузова 1-й степени.


[Закрыть] был подчёркнуто спокойным, но в этом спокойствии читались ответы на многие вопросы минувших дней. Пуркаев доложил Жукову, что пограничники в районе Сокаля задержали перебежчика[80]80
  Перебежчиков было несколько. С 18 по 21 июня 1941 года несколько солдат и младших чинов, перебежав границу, сообщили, что ночью 22 июня немецкие войска атакуют. В своё время вспыхнула полемика среди исследователей: сколько же было перебежчиков в действительности? Одна из сторон даже обвиняла Г. К. Жукова в неточности, которую якобы автор «Воспоминаний и размышлений» допустил в главе «Начало войны».


[Закрыть]:

– Перебежчик показывает: сегодня во второй половине дня командир роты лейтенант Шульц отдал приказ приготовиться – сегодня ночью после артиллерийской подготовки их полк начинает форсирование Буга на плотах, лодках и понтонах. Кроме того, перебежчик сообщил, что их артиллерия заняла огневые позиции, а танки и пехота сосредоточены у бродов и переправ.

В те минуты, когда генералы разговаривали о перебежчиках, немецкие танкисты по ту сторону Буга и Прута дозаправляли топливные баки, проверяли боекомплекты и удаляли лишнюю смазку с трущихся деталей курсовых пулемётов. Лётчики уже получили приказ, нанесли на полётные карты боевые маршруты, а также объекты для огневого воздействия и стояли возле своих самолётов в ожидании команды «По машинам!». Пехотинцы, навьючив на себя снаряжение, коробки с пулемётными лентами и минами для ротных миномётов, смотрели на противоположный берег реки и застёгивали ремешки стальных шлемов. Для солдат Германии, которая все эти годы последовательно и энергично освобождалась от «версальского комплекса», начинался поход к новой, более масштабной катастрофе.

Наш герой тем временем выполнял свои обязанности.

Из «Воспоминаний и размышлений»: «Я тотчас же доложил наркому и И. В. Сталину то, что передал М. А. Пуркаев.

– Приезжайте с наркомом минут через сорок пять в Кремль, – сказал И. В. Сталин.

Захватив с собой проект директивы войскам, вместе с наркомом и генерал-лейтенантом Н. Ф. Ватутиным мы поехали в Кремль. По дороге договорились во что бы то ни стало добиться решения о приведении войск в боевую готовность.

И. В. Сталин встретил нас один. Он был явно озабочен.

– А не подбросили ли немецкие генералы[81]81
  Фраза о «немецких генералах» возвращает нас к истории «Письма Гитлера», в котором тот писал Сталину, что «оппозиция моему решению осуществить вторжение на острова охватила многие слои немецкого общества, включая и отдельных представителей высших уровней государственного и военного руководства», что «подобные настроения охватили и некоторых генералов моей армии…».


[Закрыть] этого перебежчика, чтобы спровоцировать конфликт? – спросил он.

– Нет, – ответил С. К. Тимошенко. – Считаем, что перебежчик говорит правду.

Тем временем в кабинет И. В. Сталина вошли члены Политбюро. Сталин коротко проинформировал их.

– Что будем делать? – спросил И. В. Сталин.

Ответа не последовало.

– Надо немедленно дать директиву войскам о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, – сказал нарком.

– Читайте! – сказал И. В. Сталин.

Я прочитал проект директивы. И. В. Сталин заметил:

– Такую директиву сейчас давать преждевременно, может быть, вопрос ещё уладится мирным путём. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.

Не теряя времени, мы с Н. Ф. Ватутиным вышли в другую комнату и быстро составили проект директивы наркома.

Вернувшись в кабинет, попросили разрешения доложить.

И. В. Сталин, прослушав проект директивы и сам ещё раз его прочитав, внёс некоторые поправки и передал наркому для подписи.

Ввиду особой важности привожу эту директиву полностью:

“Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО.

Копия: Народному комиссару Военно-Морского Флота.

1. В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев на фронтах ЛBO, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО. Нападение может начаться с провокационных действий.

2. Задача наших войск – не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам Ленинградского, Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов быть в полной боевой готовности встретить возможный внезапный удар немцев или их союзников.

3. Приказываю:

а) в течение ночи на 22.6.41 г. скрытно занять огневые точки укреплённых районов на государственной границе;

б) перед рассветом 22.6.41 г. рассредоточить по полевым аэродромам всю авиацию, в том числе и войсковую, тщательно её замаскировать;

в) все части привести в боевую готовность. Войска держать рассредоточено и замаскированно;

г) противовоздушную оборону привести в боевую готовность без дополнительного подъёма приписного состава. Подготовить все мероприятия по затемнению городов и объектов;

д) никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить.

Тимошенко. Жуков.

21.6.41 г.”

С этой директивой Н. Ф. Ватутин немедленно выехал в Генеральный штаб, чтобы тотчас же передать её в округа. Передача в округа была закончена в 00.30 минут 22 июня 1941 года. Копия директивы была передана наркому Военно-морского флота».

Директивы, уходящие в округа, а там растекающиеся по армиям, корпусам и дивизиям в виде конкретных приказов, к сожалению, катастрофически опаздывали. Командирам частей практически приходилось принимать решения исходя из той обстановки, которую они либо наблюдали в бинокль, либо видели вокруг уже невооружённым глазом. Так в первые сутки воевали многие, кто не был сразу же разбит, смят, захвачен врасплох и пленён. Многие отходили, самовольно оставив позиции. Некоторые из них в ярости и сумбуре первых неудач были вскоре расстреляны работниками НКВД, поспешно и зачастую несправедливо.

Катастрофу первых дней усугубило ещё и то, что из штабов по существу шли два потока документов на исполнение. Первые, порой подспудно, требовали повышения бдительности, усиления работы всех служб. Они соответствовали обстановке и настраивали войска быть готовыми в любой момент занять окопы и открыть огонь на поражение. Другой поток – сдерживающий – «не поддаваться на провокации» и «не провоцировать самим».

Вернувшись от Сталина в свой кабинет, Жуков понял – поздно, слишком поздно ушла в округа их директива. Пока получат, пока отдадут распоряжения, пока поднимут солдат, пока те займут районы сосредоточения…

На рассвете 22 июня, словно пули в окна с разных сторон, в Генштаб полетели звонки.

В 3 часа 07 минут – с командного пункта Черноморского флота: со стороны моря приближается большое количество неизвестных самолётов.

В 3 часа 30 минут – из штаба Западного Особого военного округа: генерал Климовских сообщал о бомбардировке немецкой авиацией белорусских городов.

В 3 часа 35 минут – из штаба КОВО: налёты немецких самолётов на города Украины.

В 3 часа 40 минут – командующий войсками Прибалтийского военного округа доложил: авиация противника бомбит Каунас и другие города Прибалтики.

Первый звонок имел следующие последствия. Командующий Черноморским флотом вице-адмирал Октябрьский[82]82
  Филипп Сергеевич Октябрьский (Иванов) (1899–1969) – адмирал. Родился в деревне Лушино Тверской губернии в крестьянской семье. Подростком уехал на заработки в Шлиссельбург. Работал кочегаром, помощником машиниста на пароходе. В 1918 году добровольно вступил в Красную армию. Участник Гражданской войны – матрос. В 1922 году окончил Курсы при Петроградском коммунистическом университете. В 1928 году окончил курсы при Военно-морском училище им. М. В. Фрунзе. Командовал торпедным катером, дивизионом, отрядом, бригадой торпедных катеров. В 1938 году командовал Амурской речной флотилией. В 1939-м – Черноморским флотом. Во время Великой Отечественной войны участвовал в главнейших операциях в Крыму. После войны продолжал командовать Черноморским флотом. Герой Советского Союза (1958). Награды – три ордена Ленина, три ордена Красной Звезды, два ордена Ушакова 1-й степени, орден Нахимова 1-й степени, орден Суворова 2-й степени.


[Закрыть] доложил о приближении к району базирования кораблей флота большой группы самолётов противника. Воздушные цели обнаружила радиолокационная система крейсера «Молотов». Тут же объявили тревогу. Боевые расчёты зенитных установок заняли свои позиции. Но как стрелять? Накануне из Москвы и штаба округа пришло столько бумаг, напоминавших командирам об ответственности за действия, которые с той стороны могли использовать как повод для провокации…

Доложив о самолётах, приближающихся к базе кораблей, Октябрьский сказал:

– Жду указаний.

Жуков, словно пытаясь оттянуть неизбежное, осторожно спросил:

– Ваше решение?

– Решение одно: встретить самолёты огнём противовоздушной обороны флота.

– Действуйте и доложите своему наркому, – сказал Жуков.

Авианалёт был успешно отбит. Кроме того, авиация Черноморского флота в тот же день нанесла ответные удары по румынским городам Констанце, Плоешти и Сулину.

Но единичные эпизоды боёв, когда немцы нарывались на заранее подготовленную оборону, почти не повлияли на общий ход первых дней войны.

Для наших войск всё складывалось по худшему варианту.

Вот дневниковые записи командующего 2-й танковой группой генерала Гудериана[83]83
  Гейнц Вильгельм Гудериан (1888–1954) – генерал-полковник вермахта, военный теоретик, генерал бундесвера. Родоначальник танкостроения в Германии. Родился в Пруссии (ныне Польша) в семье офицера. Военную службу начал в 1907 году – фенрих. В 1908 году – лейтенант. Окончил Военную академию в Берлине. Участник Первой мировой войны. Служил в связи, в разведке, в оперативном отделе штаба, квартирьером, в рейхсвере. В 1938 году – командующий танковыми войсками. Участник вторжения в Польшу (1939), во Францию (1940) – командовал танковым корпусом. Во время вторжения в СССР командовал 2-й танковой группой. С декабря 1941 года – в резерве Главного командования. С 1942 года – командир 3-го армейского корпуса. С 1943 года – главный инспектор танковых войск. С 1944-го – начальник штаба сухопутных войск. Вскоре после очередного конфликта с Гитлером был снят с должности и отправлен в отпуск. Взят в плен американцами. На Нюрнбергском процессе выступал в качестве свидетеля. Советская сторона настаивала на привлечении Гудериана к ответственности в качестве обвиняемого – за расстрелы пленных красноармейцев. Но союзники отклонили ходатайство. С 1946 по 1948 год находился в тюрьме. Затем был освобождён. Награды за две войны – четыре Железных креста, два Рыцарских креста и Дубовые листья к Рыцарскому кресту. Автор книг «Танки, вперёд!» и «Воспоминания солдата».


[Закрыть]: «В роковой день 22 июня 1941 г. в 2 часа 10 мин. утра я поехал на командный пункт группы и поднялся на наблюдательную вышку южнее Богукалы (15 км северо-западнее Бреста). Я прибыл туда в 3 часа 10 мин., когда было темно. В 3 часа 15 мин. началась наша артиллерийская подготовка. В 3 часа 40 мин. – первый налёт наших пикирующих бомбардировщиков. В 4 часа 15 мин. началась переправа через Буг передовых частей 17-й и 18-й танковых дивизий. В 4 часа 45 мин. первые танки 18-й танковой дивизии форсировали реку. Во время форсирования были использованы машины, уже испытанные при подготовке плана “Морской лев” Тактико-технические данные этих машин позволяли им преодолевать водные рубежи глубиной до 4 м.

В 6 час. 50 мин. у Колодно я переправился на штурмовой лодке через Буг. Моя оперативная группа с двумя радиостанциями на бронемашинах, несколькими машинами повышенной проходимости и мотоциклами переправлялась до 8 час. 30 мин. Двигаясь по следам танков 18-й танковой дивизии, я доехал до моста через р. Лесна, овладение которым имело важное значение для дальнейшего продвижения 47-го танкового корпуса, но там, кроме русского поста, я никого не встретил. При моём приближении русские стали разбегаться в разные стороны. Два моих офицера для поручений вопреки моему указанию бросились преследовать их, но, к сожалению, были при этом убиты.

В 10 час. 25 мин. передовая танковая рота достигла р. Лесна и перешла мост. За ней следовал командир дивизии генерал Неринг. В течение всей первой половины дня я сопровождал 18-ю танковую дивизию; в 16 час. 30 мин. я направился к мосту, дорога через который вела в Колодно, и оттуда в 18 час. 30 мин. поехал на свой командный пункт.

Внезапность нападения на противника была достигнута на всём фронте танковой группы. Западнее Брест-Литовска (Бреста) 24-м танковым корпусом были захвачены все мосты через Буг, оказавшиеся в полной исправности. Северо-западнее крепости в различных местах полным ходом шла наводка мостов. Однако вскоре противник оправился от первоначальной растерянности и начал оказывать упорное сопротивление. Особенно ожесточённо оборонялся гарнизон имеющей важное значение крепости Брест, который держался несколько дней, преградив железнодорожный путь и шоссейные дороги, ведущие через Западный Буг в Мухавец.

Вечером танковая группа вела бои за Малорита, Кобрин, Брест-Литовск и Пружаны. У Пружаны 18-я танковая дивизия вступила в первые бои с танками противника.

23 июня в 4 часа 10 мин. я оставил свой командный пункт и направился в 12-й армейский корпус, где генерал Шрот доложил мне о ходе боёв за Брест-Литовск. Из этого корпуса я поехал в 47-й танковый корпус, в деревню Бильдейки, в 23 км северо-восточнее Брест-Литовска. Там я переговорил с генералом Лемельзеном и установил телефонную связь с моим командным пунктом, чтобы ознакомиться с общей обстановкой. Затем я направился в 17-ю танковую дивизию, в которую и прибыл в 8 час. Командир пехотной бригады генерал Риттер фон Вебер доложил мне о своих действиях. В 8 час. 30 мин. я встретил командира 18-й танковой дивизии генерала Неринга, затем ещё раз генерала Лемельзена. Потом я поехал в Пружаны, куда был переброшен командный пункт танковой группы. Оперативная группа моего штаба прибыла в Пружаны в 19 час.

В этот день 24-й танковый корпус с боями продвигался вдоль дороги Кобрин, Берёза Картузская на Слуцк. Командный пункт корпуса переместился в Берёза Картузская.

У меня создалось впечатление, что 47-му танковому корпусу предстоят серьёзные бои с русскими, двигавшимися из Белостока в направлении на юго-восток, и поэтому я решил остаться в 47-м танковом корпусе ещё на один день.

24 июня в 8 час. 25 мин. я оставил свой командный пункт и поехал по направлению к Слониму. В этот город уже вошла 17-я танковая дивизия. Но по дороге от Ружаны в Слоним я натолкнулся на русскую пехоту, державшую под огнём шоссе, по которому должно было идти наступление. Батарея 17-й танковой дивизии и спешившиеся стрелки-мотоциклисты вяло вели на шоссе огневой бой. Я вынужден был вмешаться и огнём пулемёта из командирского танка заставил противника покинуть свои позиции. Теперь я мог продолжать поездку. В 11 час. 30 мин. я прибыл на командный пункт 17-й танковой дивизии, расположенный на западной окраине Слонима, где, кроме командира дивизии генерала фон Арнима, я встретил командира корпуса генерала Лемельзена.

Обсуждая создавшуюся обстановку, мы услышали в нашем тылу интенсивный артиллерийский и пулемётный огонь; горящая грузовая автомашина мешала наблюдать за шоссе, идущим из Белостока; обстановка была неясной, пока из дыма не показались два русских танка. Ведя интенсивный огонь из пушек и пулемётов, они пытались пробиться на Слоним, преследуемые нашими танками T-IV, которые также интенсивно стреляли. Русские танки обнаружили нас; в нескольких шагах от места нашего нахождения разорвалось несколько снарядов: мы лишились возможности видеть и слышать. Будучи опытными солдатами, мы тотчас же бросились на землю, и только не привыкший к войне бедняга подполковник Феллер, присланный к нам командующим резервной армией, сделал это недостаточно быстро и получил весьма неприятное ранение. Командир противотанкового дивизиона подполковник Дальмер-Цербе получил тяжёлое ранение и через несколько дней умер. Эти русские танки удалось уничтожить в городе.

Затем я осмотрел передовые позиции в Слониме и поехал на танке T-IV через нейтральную полосу в 18-ю танковую дивизию. В 15 час. 30 мин. я снова был в Слониме, после того как 18-я танковая дивизия получила задачу наступать в направлении Барановичи, а 29-я мотодивизия – ускорить продвижение в направлении Слонима. Затем я поехал обратно на командный пункт группы и вдруг наскочил на русскую пехоту, которая на грузовых автомашинах была переброшена к Слониму; солдаты как раз намеревались сойти с машин. Сидевший рядом со мной водитель получил приказ “Полный газ”, и мы пролетели мимо изумлённых русских; ошеломлённые такой неожиданной встречей, они не успели даже открыть огонь. Русские, должно быть, узнали меня, так как их пресса сообщила потом о моей смерти; поэтому меня попросили исправить их ошибку через немецкое радио[84]84
  Гудериан в этом месте преувеличивает. Как русский солдат или даже офицер рангом до командира полка, который оказался на месте разгрузки стрелковой части, мог знать генерала вермахта? Немногие и немецкие солдаты знали в лицо своего «быстроходного Гейнца». Да и находился Гудериан, судя по его же тексту, не на броне танка, а рядом с механиком-водителем, то есть за бронёй.


[Закрыть].

В 20 час. 15 мин. я снова в своём штабе. Там я узнал о тяжёлых боях на нашем правом фланге, где с 23 июня у Малорита 53-й армейский корпус успешно отбивал атаки русских. Части 12-го армейского корпуса, находившиеся между 24-м и 47-м танковыми корпусами, стали устанавливать связь, правда, ещё недостаточно прочную; левому флангу танковой группы серьёзно угрожало всё возраставшее давление русских, отступавших из Белостока. Пришлось обеспечить этот фланг, быстро подтянув 29-ю мотодивизию и 47-й танковый корпус.

К счастью, мы не знали, как нервничал Гитлер в этот день, опасаясь, что крупные русские силы могут сорвать на каком-либо участке наш охватывающий манёвр. Гитлер хотел приостановить продвижение танковой группы и направить её немедленно против сил противника в районе Белостока. На этот раз главное командование оказалось ещё достаточно сильным, чтобы настоять на ранее принятом решении и завершить охват наступлением на Минск».

Гитлер в это время находился в своей прусской резиденции «Волчье логово» (Wolfsschanze/«Вольфшанце»). Отсюда он руководил операцией «Барбаросса» – вторжением в Советский Союз и боевыми действиями на Восточном фронте.

Строительство комплекса началось весной 1940 года. Осуществлялось секретной организацией Тодта. Расположение резиденции Гитлера, рядом с которой находилась также штаб-квартира главнокомандования сухопутных войск, было обусловлено рядом обязательных условий: близость к советской границе, труднодоступность и безлюдность местности. За четыре года на площади 250 гектаров было возведено более восьмидесяти различных объектов. Среди лесов и болот появился целый город с автономной инфраструктурой, собственным обеспечением и надёжной охраной. Аэродром, железнодорожная станция, электростанция, водопровод, котельные и другие необходимые хозяйственные службы и коммуникации. Весь комплекс состоял из трёх зон. В первую очередь их отличала степень охраны. В одной зоне находились бункеры Гитлера, Бормана, Геринга, Дитриха. Всего в ней имели право находиться 130 человек.

Ничего подобного ни Сталин, ни впоследствии Ставка Верховного главнокомандования не имели. Даже сверхсекретный оперативный отдел Генерального штаба Красной армии глубже станции метро «Кировская» под землю не зарывался.

Подписан пакт Молотова – Риббентропа, произошёл раздел Польши, только что немецкие танки победоносно прошествовали по Франции, рухнула линия Мажино, десантники Жукова вытряхивали из шинелей и рюкзаков солдат румынской королевской армии награбленное в Бессарабии и в Северной Буковине, немецкие штабные офицеры приступили к разработке плана «Барбаросса»… Если ко всем этим событиям добавить почти мгновенное появление в Гёрлицком лесу близ Растенбурга суперсовременного командного пункта с полной инфраструктурой, многое в нынешних спорах историков и неисториков сотрётся само собой. В непосредственной близости к позициям противника, который намеревается атаковать, такие объекты не размещают, не так ли?

Но любопытно вот что: за время войны союзники ни разу не бомбили «Волчье логово», тогда как многие объекты и даже целые города, не имевшие сколько-нибудь существенного военного значения, были буквально сметены шквалом ковровых бомбардировок британских и американских ВВС. А ведь американская разведка знала о месте нахождения бункера Гитлера ещё в 1942 году и поделилась своими сведениями с англичанами.

Наши войска войдут в опустевшее «Вольфшанце» без боя 27 января 1945 года. Все объекты перед уходом немцы взорвут. А минные поля в охранной зоне польские сапёры будут расчищать до 1956 года.

Гитлер проведёт в своей резиденции, наслаждаясь чистым воздухом Гёрлицкого леса, 800 дней и покинет бетонные апартаменты только в ноябре 1944 года, когда советские войска на юге будут успешно наступать в Чехословакии, Югославии и Венгрии, приближаясь к Будапешту, а севернее, в непосредственной близости от Растенбурга, отрежут Курляндскую группировку от Восточной Пруссии.

Существует несколько версий по поводу того, почему британские, американские и канадские лётчики «не обнаруживали» такую важную цель. Первая – мистическая. План «Вольфшанце» один к одному повторял расположение главного храма и часовен древнего тибетского высокогорного монастыря «Хранимый небом». Благодаря органичному расположению объектов в природной среде и тому, что всё было вписано в рельеф, в точности повторяющий монастырские постройки тибетских монахов, компактная застройка тайной резиденции Гитлера и его командный пункт оказались в трансформированном пространстве – объекты казались приподнятыми над землёй, и самолёты пролетали не над ними, а под ними. Вторая версия кажется наиболее верной. Она – политическая. И оттого более завуалированная и уведённая в сторону от простой логики событий и действий воюющих сторон. Бережное отношение союзников к «Вольфшанце» относится к тем же тайнам Второй мировой войны, что и полёт Гесса в Шотландию, «Письмо Гитлера» Сталину, доставленное Ю-52 15 мая 1941 года, а также череда других событий, выпадающих из логики истории. По-прежнему для полноты картины не хватает нескольких звеньев.

В те дни в «Волчьем логове» царила атмосфера всеобщей эйфории. С русского фронта, с северных его участков, с южных и из центра поступали донесения о сокрушительных победах и невиданных успехах. Сводки по своему внутреннему мажору и впечатляющим данным о захваченных трофеях и пленных солдатах противника значительно перекрывали тон приведённых выше дневниковых записей одного из лучших танковых генералов. Гитлер ликовал. Доклады с передовой напоминали происходившее во время польской кампании, а потом французской. Внезапный удар, преимущество в технике и плотности огня на решающих направлениях и, как следствие, огромное количество пленных, богатые трофеи, среди которых сотни танков, бронемашин, самолётов. Советские самолёты, базировавшиеся на ближних аэродромах, даже не успели вырулить на взлётные полосы, как были уничтожены эскадрами люфтваффе.

Немецкий военный историк, а в дни летних боёв на Восточном фронте генерал-лейтенант Типпельскирх[85]85
  Курт фон Типпельскирх (1891–1957) – генерал пехоты вермахта, военный историк. На военной службе с 1910 года. С 1911 года – лейтенант в гренадерском полку. В 1914 году попал в плен к французам, был освобождён в 1919-м. Служил в рейхсвере. В 1938 году – генерал-майор. Служил при Генштабе – начальник разведуправления штаба сухопутных сил. В 1940-м – генерал-лейтенант. Зимой 1941 года после неудачи под Москвой был направлен на Восточный фронт с понижением в должности – командовал 30-й пехотной дивизией. С 1942 года – советник при командовании 8-й итальянской армии. С 1943 по 1944 год командовал 12-м армейским корпусом. Затем – 21-й армией. 22 мая 1945 года сдался в плен англичанам. Награды – Рыцарский крест, Дубовые листья к Рыцарскому кресту. Автор книг «История Второй мировой войны» и «Итоги Второй мировой войны».


[Закрыть] писал: «Наступление группы армий началось довольно многообещающе.

Противник был захвачен врасплох и совершенно ошеломлён. На южном фланге все переправы через Буг остались неразрушенными и попали в руки немцев. Обе танковые группы после успешных прорывов пограничной обороны безостановочно продвигались на восток. 24 июня 2-я танковая группа достигла района Слонима, а 3-я танковая группа – района Вильнюса. За ними следовали 4-я и 9-я армии. Войска противника, находившиеся в районе Белостока, пытались отойти на восток и вырваться из постепенно образовывающегося “котла” Наступавшим танковым группам всё же удалось задержать отход противника, пока кольцо окружения не замкнулось, 2-я танковая группа 27 июня достигла южной окраины Минска и встретилась там с 3-й танковой группой. Здесь постепенно создавался новый “котёл” вокруг русских войск, оставшихся западнее Минска».

К событиям в районе Минска мы ещё вернёмся. А пока – в Москву.

Двадцать второго июня в полдень по Всесоюзному радио выступил Молотов, и вся страна услышала: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами». В выступлении Молотова прозвучало давно известное русскому сознанию историческое сочетание слов, уже омытое кровью поражений и побед, – «Отечественная война». Авторство основных и самых эмоциональных фрагментов речи Молотова приписывают Сталину.

Молотов впоследствии рассказывал Владимиру Карпову: «После моего выступления по радио, когда я вернулся в кабинет Сталина, он сказал: “Вот видишь, как хорошо получилось, правильно, что выступал сегодня ты. Я звонил сейчас командующим фронтами, они не знают даже точной обстановки, поэтому мне просто нельзя было сегодня выступать, будет ещё время и повод, и мне придётся выступать не раз. А эти наши командующие там, впереди, видно, разорялись… Просто удивительно, что такие крупные военачальники – и вдруг растерялись, не знают, что им делать. У них есть свои определённые обязанности, и они должны их выполнять, не дожидаясь каких-то наших распоряжений. Даже если бы не было никаких наших директив, всё равно они должны были бы сами отражать врага, на то они и армия».

Согласно журналу посещений кремлёвского кабинета, 22 июня Жуков был у Сталина дважды. Утром с 5.45 до 8.30 вместе с Тимошенко, Молотовым, Берией и Мехлисом. И после полудня с 14.00 до 16.00. Встреча происходила после выступления Молотова и касалась положения на фронте. В совещании приняли участие также Шапошников, Тимошенко и Ватутин.

Хрущёв рассказывал, что в первый день войны Сталин растерялся и чуть ли не впал в прострацию, что уехал из Кремля и делами не занимался и что Хрущёв с членами Политбюро якобы с дачи привезли его на службу управлять делами войны. Всё это ложь, которая в «исследованиях» некоторой части наших «историков» обросла ещё пущей ложью.

В завершение этой главы необходимо сказать, что 22 июня было сделано ещё одно обращение к народу. Вот его текст:

«ОБРАЩЕНИЕ МИТРОПОЛИТА МОСКОВСКОГО И КОЛОМЕНСКОГО, ГЛАВЫ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ В РОССИИ СЕРГИЯ К “ПАСТЫРЯМ И ПАСОМЫМ ХРИСТОВОЙ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ”

22 июня 1941 г.

В последние годы мы, жители России, утешали себя надеждой, что военный пожар, охвативший едва не весь мир, не коснётся нашей страны. Но фашизм, признающий законом только голую силу и привыкший глумиться над высокими требованиями чести и морали, оказался и на этот раз верным себе. Фашиствующие разбойники напали на нашу родину. Попирая всякие договоры и обещания, они внезапно обрушились на нас, и вот кровь мирных граждан уже орошает родную землю. Повторяются времена Батыя, немецких рыцарей, Карла шведского, Наполеона. Жалкие потомки врагов православного христианства хотят ещё раз попытаться поставить народ наш на колени пред неправдой, голым насилием принудить его пожертвовать благом и целостью родины, кровными заветами любви к своему отечеству.

Но не первый раз приходится русскому народу выдерживать такие испытания. С Божию помощью и на сей раз он развеет в прах фашистскую вражескую силу. Наши предки не падали духом и при худшем положении, потому что помнили не о личных опасностях и выгодах, а о священном своём долге пред родиной и верой и выходили победителями.

Не посрамим же их славного имени и мы – православные, родные им и по плоти, и по вере. Отечество защищается оружием и общим народным подвигом, общей готовностью послужить отечеству в тяжкий час испытания всем, чем каждый может. Тут есть дело рабочим, крестьянам, учёным, женщинам и мужчинам, юношам и старикам. Всякий может и должен внести в общий подвиг свою долю труда, заботы и искусства.

Вспомним святых вождей русского народа, например Александра Невского, Димитрия Донского, полагавших свои души за народ и родину. Да и не только вожди это делали.

Вспомним неисчислимые тысячи простых православных воинов, безвестные имена которых русский народ увековечил в своей славной легенде о богатырях Илье Муромце, Добрыне Никитиче и Алёше Поповиче, разбивших наголову Соловья-разбойника.

Православная наша Церковь всегда разделяла судьбу народа. Вместе с ним она и испытания несла, и утешалась его успехами. Не оставит она народа своего и теперь. Благословляет она небесным благословением и предстоящий всенародный подвиг.

Если кому, то именно нам нужно помнить заповедь Христову: “Больше себя любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя”. Душу свою полагает не только тот, кто будет убит на поле сражения за свой народ и его благо, но и всякий, кто жертвует собой, своим здоровьем или выгодой. Нам, пастырям Церкви, в такое время, когда отечество призывает всех на подвиг, недостойно будет лишь молчаливо посматривать на то, что кругом делается, малодушного не ободрить, огорчённого не утешить, колеблющемуся не напомнить о долге и о воле Божией. А если, сверх того, молчаливость пастыря, его некасательство к переживаемому паствой объяснится ещё и лукавыми соображениями насчёт возможных выгод на той стороне границы, то это будет прямая измена родине и своему пастырьскому долгу, поскольку Церкви нужен пастырь, несущий свою службу истинно “ради Иисуса, а не ради хлеба куса”, как выражался святитель Дмитрий Ростовский. Положим же души своя вместе с нашей паствой. Путём самоотвержения шли неисчислимые тысячи наших православных воинов, полагавших жизнь свою за родину и веру во все времена нашествий врагов на нашу родину. Они умирали, не думая о славе, они думали только о том, что родине нужна жертва с их стороны, и смиренно жертвовали всем и самой жизнью своей.

Церковь Христова благословляет всех православных на защиту священных границ нашей родины.

Господь нам дарует победу.

Патриарший местоблюститель смиренный Сергий, митрополит Московский и Коломенский».

Узнал ли Жуков об обращении к православному воинству митрополита Сергия в тот же день или позже или вовсе не узнал и не читал этих проникновенных слов местоблюстителя, историю, которая сложилась, это обстоятельство уже не изменит. Но совершенно определённо можно сказать: всю войну, от первого её часа до последнего, Жуков действовал так, как будто Сергий Страгородский обратился в тот день именно к нему и на него, как на полководца, и на его несокрушимый полк возложил всю тяжесть ратной ноши.

А если соскоблить пафос, то остаётся суть: Сталин всю войну посылал своего верного Илью Муромца то под Киев, то в Ленинград, то в район Ельни, то снова под Киев, на Днепр и, наконец, на Берлин.