Текст книги "Жуков. Маршал на белом коне"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 48 страниц)

ЧАСТЬ II
ТРИУМФ ПОЛКОВОДЦА

Глава восемнадцатая
Противостояние

«Таково указание товарища Сталина…»

Жукову трудно было расставаться с войсками. Построения на плацу, запах конюшен, артиллерийские залпы на полигоне и взводные колонны на марше, стриженые затылки бойцов – всё это было его родной стихией… Но Сталин решил, что теперь он нужен в Генштабе.

В Европе Гитлер развёртывал всё новые и новые дивизии, тайно перебрасывая их к границам СССР.

Англичане флиртовали с фашистской Германией, уступая ей то Чехию, то Австрию. Нашёптывали Гитлеру пойти войной на восток, надеясь на то, что он не решится воевать на два фронта, а значит, ринувшись на Советский Союз за хлебом, лесом, рудами и нефтью, оставит в покое Англию и даже, быть может, союзную Францию.

Сталин нервно наблюдал за этой вознёй. Все предложения советской стороны приструнить Германию, создав антигитлеровскую коалицию, отвергались англичанами под различными предлогами. Немецкая дипломатия, не желая этого союза, начала усиленно искать пути сближения с Советским Союзом. Сближения, как оказалось вскоре, временного. Сталин, понимая, что с Англией и Францией не договориться, согласился заключить с Германией пакт о ненападении. Он как мог оттягивал начало войны, зная, что Красная армия ещё не готова в полной мере к схватке с вермахтом.

Эта пауза нужна была всем – и Германии, и Советскому Союзу. Гитлер всё ещё надеялся впрячь в свою огненную колесницу, уже стоявшую у советской границы, и английских коней. А Сталин, чувствуя коварство англичан, которые были всегда непредсказуемы в своём выборе, пытался умиротворить Германию. Сталин знал историю: англосаксы никогда не ценили союза со славянами, в особенности с Россией, они не стремились к такому союзу даже в самые трудные времена.

В исторической драме нападения немецких армий на СССР 22 июня 1941 года до сих пор не хватает каких-то деталей, из-за чего почти самопроизвольно рвётся логическая нить, распадается при тщательном рассмотрении. По этому поводу историк Андрей Ильич Фурсов в одном из своих интервью весьма точно отметил: «Гитлер не пересекал Ла-Манш, потому что он не хотел завоевать Англию, но всё время ожидал, что англичане объединятся с ним в войне против России. Англичане очень долго водили его за нос. По совокупности косвенных доказательств совершенно ясно, что Гитлер никогда не осмелился бы напасть на Советский Союз, если бы он о чём-то не договорился с англичанами, которые, естественно, с самого начала его обманывали. Им нужно было толкнуть Гитлера на Советский Союз, чтобы потом разделаться с Германией, как с потенциальным конкурентом».

В 1946 году во время суда в Нюрнберге генерал-фельдмаршал Паулюс, отвечая на вопросы советской стороны по поводу полёта Рудольфа Гесса в Англию и его секретных переговоров, обмолвился: «Я думаю, что “миссия Гесса” не окончена и по сию пору…» И пояснил: если бы стало очевидным, «что война не может быть им (Гитлером) выиграна», он ушёл бы «передав свои полномочия Гессу…». И ещё: «Лондон был заинтересован в войне между Германией и Советским Союзом. Столкнуть лбами своих врагов и отойти в сторону – это так по-английски!..»

Этот «неожиданный» для Берлина полёт вполне логично укладывается в концепцию А. И. Фурсова. 10 мая 1941 года рейхсминистр, рейхсляйтер, обергруппенфюрер СС Гесс вылетел на «Мессершмитте-110» с военного аэродрома в Аугсбурге в Южной Германии и взял курс на север. Самолёт пересёк Ла-Манш и на последних каплях топлива, запас которого в баках был рассчитан почему-то только на полёт в один конец, едва дотянул до Шотландии, где находилось имение лорда Дугласа Гамильтона. Лорд был приятелем Гесса. Они познакомились во время Олимпийских игр в 1936 году. Лорд Гамильтон должен был устроить Гессу встречу с той частью британского истеблишмента, которая находилась в оппозиции к Черчиллю и желала его устранения. Но что-то пошло не так. К Гамильтону Гесс не попал.

Гесс был превосходным пилотом. В Первую мировую воевал в составе авиаэскадрильи «Рихтгофен», получил два ранения и два Железных креста. При подлёте к контрольной точке в баках двухмоторного «мессершмитта» закончилось топливо. Пилот выпрыгнул с парашютом и сдался в плен шотландским фермерам. В результате Гесс попал в руки людей Черчилля. То есть не в те руки.

Гитлер, немного выждав, объявил Гесса сумасшедшим. Ведь не мог же он в канун вторжения в СССР признать факт переговоров с Англией, а стало быть, и явную подготовку к войне на востоке. Передислокация войск у границ с Советским Союзом была временно приостановлена и возобновилась только 18 июня. Перед атакой советских границ Гитлеру нужны были гарантии, что британские дивизии не ударят в спину. Война на два фронта однажды уже погубила Германию.

Историки говорят, что Сталин знал об интриге, что донесения он получал едва ли не со стола переговоров Гесса. Правда, не с той стороной, на которую миссия Гесса была рассчитана в Берлине. У Гитлера был свой план, который он решил реализовать именно теперь. Сформулировал он его ещё в своём манифесте «Mein Kampf»: «Только с Англией в качестве союзника, с прикрытой спиной, можно начать новое германское вторжение в Россию».

И вот тут-то, пожалуй, появляется ещё одна щель, откуда веет сквознячком-намёком на вопрос: почему именно Гесс?

После провала «Пивного путча» в 1923 году Гесса, какое-то время скрывавшегося в Австрии, арестовали и приговорили к семи месяцам заключения. В тюремном замке Ландсберг он сидел вместе с другим участником неудавшегося переворота – Гитлером. Именно там Гитлер, страницу за страницей, главу за главой, надиктовывал своему сокамернику Рудольфу Гессу манифест национал-социализма, ставший книгой «Mein Kampf». Вскоре личный секретарь Гитлера стал председателем центральной партийной комиссии и депутатом рейхстага, а 21 апреля 1933 года – заместителем Гитлера по партии.

Бывший нарком иностранных дел СССР Молотов в одной из бесед с писателем Феликсом Чуевым рассказал о реакции Сталина на историю с Гессом: «Когда мы прочитали об этом, то прямо ошалели. Это же надо! Не только сам сел за управление самолётом, но и выбросился с парашютом, когда закончился бензин. Гесс назвал себя чужим именем. Чем не подвиг разведчика? Сталин спросил у меня, кто бы из наших членов Политбюро способен решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал в ЦК над авиацией… Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР…»

В ответ на вероломную дипломатию Германии, которая, в случае её успеха, могла обернуться для Советского Союза катастрофой, Сталин предпринял весьма рациональный и, пожалуй, единственно верный в тот момент шаг: 13 июня 1941 года по радио было передано срочное сообщение ТАСС. Оно прозвучало вначале по зарубежным каналам, а 14-го числа вышло в печати – в «Правде», «Известиях» и других центральных газетах.

В заявлении говорилось, что «СССР, как это вытекает из его мирной политики, соблюдал и намерен соблюдать условия советско-германского пакта о ненападении, ввиду чего слухи о том, что СССР готовится к войне с Германией, являются лживыми и провокационными», а также то, что, «по данным СССР, Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерениях Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям».

Гитлер на заявление не ответил. И Сталин понял – война у порога.

Но заявление ТАСС было игрой – долгой и многоходовой: в большей степени оно адресовано не Гитлеру, и даже не Черчиллю, а Рузвельту, американцам. Ещё в 1937 году президент США заявил: если Германия нападёт на Советский Союз, то Соединённые Штаты будут поддерживать Советский Союз; если же Советский Союз станет на путь агрессии, то Соединённые Штаты поддержат сторону, подвергшуюся атаке, а именно Германию.

Как отметил профессор Фурсов, «нападение на Германию означало бы для Советского Союза войну со всем миром…». А воевать со всем миром, даже с прекрасно оснащённой и вооружённой, отмобилизованной и укомплектованной специалистами армией, было бы безумием. На такой шаг Сталин не пошёл. Попутно, и именно здесь, стоит напомнить о нелепости самого существования теории «превентивного удара», к которому якобы готовили, в том числе и Генштаб, всю группировку войск, стянутую к западным границам.

Из беседы Молотова с Феликсом Чуевым: «Это дипломатическая игра… Не наивность, а определённый дипломатический ход, политический ход… это, так сказать, попытка толкнуть на разъяснение вопроса. И то, что они (немцы. – С. М.) отказались на это реагировать, только говорило, что они фальшивую линию ведут по отношению к нам… Это действительно очень ответственный шаг. Этот шаг направлен, продиктован и оправдан тем, чтобы не дать немцам никакого повода для оправдания. Если бы мы шелохнули свои войска, Гитлер бы прямо сказал: “А, вот видите, они уже там-то войска двинули! Вот вам фотографии, вот вам действия!” Говорят, что не хватало войск на такой-то границе, но стоило нам начать приближение войск к границе – дали повод! А в это время готовились максимально.

У нас другого выхода не было. Так что, когда нас упрекают за это, я считаю, это гнусность. Сообщение ТАСС нужно было как последнее средство… И получилось, что двадцать второго июня Гитлер перед всем миром стал агрессором. А у нас оказались союзники».

Англия же, удерживая в Тауэре ценнейшего узника, по сути исполняла некие договорённости – с Гитлером! – ещё три долгих года, когда, наконец, решилась на открытие второго фронта.

Англосаксы обещали своим союзникам, и прежде всего СССР, что начнут высадку в континентальной Европе в 1942 году. Не высадились. Потом – в 1943-м. Имитировали локальную высадку и снова замерли – аж до 1944-го. Большая игра. Как заметил немецкий фельдмаршал, прошедший окопы Сталинграда: это так по-английски…

Только когда стало очевидным, что Красная армия берёт верх, союзники организованно высадились в Нормандии, чтобы не остаться на островах и других архипелагах, когда русские, пусть и с большими потерями, доберутся до «логова».

О подписании Гитлером плана «Барбаросса» советская разведка узнала через две недели. В марте 1941 года начальник разведуправления Генштаба генерал Голиков[74]74
  Филипп Иванович Голиков (1900–1980) – Маршал Советского Союза (1961). Родился в крестьянской семье в деревне Борисово (ныне Курганской области). Окончил сельскую школу, затем уездную гимназию. В 1918 году добровольцем вступил в Красную армию. Участник Гражданской войны. Занимался политработой. С 1931 года – на командных должностях. В 1933 году окончил Военную академию им. М. В. Фрунзе. Командовал стрелковым полком, механизированной бригадой, механизированным корпусом, группой войск. Участник Польского похода. В 1940 году – начальник Главного разведуправления Генштаба РККА. В начале войны руководил советскими военными миссиями в Великобритании и США. Осенью 1941 года был отозван и назначен командующим 10-й армией. В 1942 году сменил много должностей: командовал 4-й ударной армией, Брянским, Воронежским фронтами, 1-й гвардейской армией, был заместителем командующего Сталинградским фронтом, командующим Северо-Западным фронтом, начальником Разведуправления Генштаба, командующим Воронежским фронтом. В марте 1943 года после очередного провала под Харьковом был отозван в Москву и больше на фронт никогда не направлялся. Заместитель наркома обороны по кадрам, затем начальник Управления по делам репатриации граждан СССР из Германии и оккупированных ею стран. Фильтрационные лагеря, потоки переменного состава в штрафные роты и батальоны, а также в ГУЛАГ – это работа управления, возглавляемого генералом Голиковым. После войны командовал армией, был начальником Военной академии бронетанковых войск, затем возглавил Главное политуправление Советской армии и Военно-морского флота, став второй фигурой в Минобороны СССР. Награждён четырьмя орденами Ленина, орденом Октябрьской Революции, четырьмя орденами Красного Знамени, орденом Суворова 1-й степени, орденом Кутузова 1-й степени, орденом Трудового Красного Знамени, двумя орденами Красной Звезды. Оставил мемуары.


[Закрыть] доложил Сталину: германские войска тремя группировками сосредоточены в пограничных районах, удары следует ожидать одновременно на Ленинград, на Москву и на Киев.

Наша разведка ещё в феврале 1941 года докладывала: немецкие дивизии усиленно перебрасываются из внутренней Германии на восток и дислоцируются непосредственно по линии новой советской границы. И странным выглядит послевоенное признание Жукова: «Как начальник Генерального штаба, принявший этот пост 1 февраля 1941 года, я ни разу не был информирован И. В. Сталиным о той разведывательной информации, которую он получал лично».

Нет оснований не верить Жукову.

Но Сталину важно было начать войну так, чтобы первый удар нанесла Германия и чтобы удар этот не был спровоцирован. Во всяком случае, чтобы не выглядел таковым.

Понимал это и Гитлер и потому в первый удар 22 июня 1941 года вложил всю силу своих войск, всю мощь вооружения, опыт своих генералов и солдат.

Жуков в эти дни работал по 15–16 часов в сутки. И часто ночевал прямо в рабочем кабинете. Донесения из штабов Западного Особого и Киевского Особого военных округов свидетельствовали о том, что гроза вот-вот разразится в набухшем войсками и военной техникой пространстве между Чёрным и Балтийским морями. Теперь его больше беспокоил вопрос: где?

Сталин не хотел этому верить. У него были свои мотивы, которыми он, как и разведданными, не только с начальником Генштаба, но и вообще ни с кем не делился.

Жукову и тогда, накануне войны, и десятилетия спустя, когда засел за мемуары, поведение Сталина казалось похожим на нерешительность.

Из «Воспоминаний и размышлений»: «По долгу службы я пытался выяснить, почему военному руководству не даётся та информация, которая направляется И. В. Сталину и другим членам Политбюро. Мне ответили:

– Таково указание товарища Сталина.

Мы как-то с С. К. Тимошенко рискнули серьёзно поговорить с И. В. Сталиным. С присущим ему лаконизмом он ответил:

– То, что вам следует знать, вам будет сообщено.

Я не могу сказать точно, правдиво ли был информирован И. В. Сталин, действительно ли сообщалось ему о дне начала войны. Важные данные подобного рода, которые И. В. Сталин, быть может, получал лично, он мне и наркому обороны не сообщал.

Правда, однажды он сказал мне:

– Нам один человек передаёт очень важные сведения о намерениях гитлеровского правительства, но у нас есть некоторые сомнения…

Возможно, речь шла о Рихарде Зорге, работавшем в аппарате германского посла в Японии, о котором я узнал лишь после войны».

В мемуарах Жукова глава «Накануне Великой Отечественной войны» – одна из самых объёмных и обстоятельных. В ней даётся целый очерк экономического состояния страны. Чувствуя и свою личную ответственность за неудачи лета 1941 года, Жуков пытался объяснить трагедию начального периода войны объективными причинами и предпосылками. Что ж, это вполне понятно.

Наркомат обороны и Генштаб сделали всё что могли. И, быть может, больше. С поправкой на решения Сталина, порой нелогичные, казавшиеся военным опасными. Но оспорить их было невозможно. Жуков и Тимошенко несколько раз пытались это сделать, но Сталин их резко и даже грубо осаживал.

Тем не менее под давлением Тимошенко и Жукова Сталин разрешил провести ограниченную мобилизацию резервистов. «Сначала наша просьба была отклонена, – вспоминал маршал. – Нам было сказано, что призыв приписного состава запаса в таких размерах может дать повод немцам спровоцировать войну. Однако в конце марта было решено призвать пятьсот тысяч солдат и сержантов и направить их в приграничные военные округа для доукомплектования, с тем чтобы довести численность стрелковых дивизий хотя бы до 8 тысяч человек».

Спустя несколько дней из военкоматов хлынула новая волна – 300 тысяч – повесток: призывали специалистов – связистов, строителей, водителей, авиационных техников. Ими доукомплектовывали подразделения укрепрайонов, инженерных войск, противовоздушной обороны и службы тыла военно-воздушных сил.

Проблемы, накопившиеся в предыдущие годы, сгрудились и казались непреодолимыми: пропускная способность железных дорог в западных округах кратно уступала возможностям грузоперевозок по ту сторону границы, пути не были приспособлены под погрузку и выгрузку, мосты не выдерживали веса танков, армии первого эшелона лишь на 30–40 процентов были обеспечены беспроводной связью, западные укрепрайоны оказались не готовы, часть артиллерии, снятой со «второй линии», находилась где-то в пути, и неизвестно было, когда её установят на линии первого эшелона, так как инженерные сооружения ещё недостроили…

В середине апреля из Генштаба в Киевский и Западный Особые округа ушла директива: «Несмотря на ряд указаний Генерального штаба Красной Армии, монтаж казематного вооружения в долговременные боевые сооружения и приведение сооружений в боевую готовность производится недопустимо медленными темпами.

Народный комиссар обороны приказал:

1. Всё имеющееся в округе вооружение для укреплённых районов срочно смонтировать в боевые сооружения, и последние привести в боевую готовность.

2. При отсутствии специального вооружения установить временно (с простой заделкой) в амбразурные проёмы и короба пулемёты на полевых станках и, где возможно, орудия.

3. Приведение сооружений в боевую готовность производить, несмотря на отсутствие остального табельного оборудования сооружений, но при обязательной установке броневых, металлических и решётчатых дверей.

4. Организовать надлежащий уход и сохранность вооружения, установленного в сооружениях.

5. Начальнику Управления оборонительного строительства Красной Армии немедленно отправить в округа технические указания по установке временного вооружения в железобетонные сооружения.

О принятых мерах донести к 25.4.41 в Генеральный штаб Красной Армии.

Начальник Генштаба Красной Армии

Генерал армии – Г. Жуков».

Возможности экономики страны были не безграничны. И на фоне недовыполнения плана по выплавке многих видов металла и выпуску танков, особенно КВ и Т-34, новых типов самолётов, артиллерийских орудий и систем залпового огня, а также стрелкового оружия многие положения плана Генштаба выглядели фантастическими.

К примеру, формирование механизированных корпусов, в которых основную ударную силу составляли танки. Жуков всё-таки продавил идею создания крупных танковых соединений. По его замыслу корпуса должны были бы иметь, кроме боевых машин и другого вооружения, полный комплекс технического обслуживания, а также собственные стрелковые части прикрытия – мотопехоту. Видел, насколько эффективны они в современном бою. Знал из публикаций и из разведсводок, как действовали и действуют немцы в Польше, Франции, Греции и на Балканах. Новый штат мехкорпусов Жуков планировал вместе с танкистами. Затем все предложения группировались и согласовывались в высших инстанциях – в наркомате у Тимошенко и у Сталина.

Сталин вникал во всё, мелочей в подготовке к войне для него не существовало.

Мехкорпуса как основное оперативно-тактическое соединение подвижных войск для «глубокого потрясения фронта противника» решено было формировать ещё год назад. К моменту прихода в Генштаб Жукова Красная армия уже имела девять корпусов. Жуков подал предложения на создание ещё двадцати одного.

Порой в военной литературе эта цифра и сам факт комментируются либо как попытка нового начальника Генштаба выстроить «потёмкинские деревни», либо как доказательство того, что Жуков попросту не знал реалий советской оборонки. Пустое, всё он знал, а лгать Сталину не собирался. Очковтирательства не терпел. Не плодил эту заразу среди подчинённых и не склонен был к ней прибегать сам. Жуков понимал: чтобы остановить вермахт, нужен танковый таран.

Сталин всё время твердил, что война не начнётся, что для перевооружения армии – а оно шло полным ходом – время ещё будет. И, как признавался сам Жуков, всё окружение вождя было околдовано его уверенностью, уповало на его мудрость.

Если бы войну действительно удалось оттянуть хотя бы на год, корпуса, все 30, были бы, конечно же, сформированы.

Новый, жуковский штат механизированного корпуса был таким:

– 36 080 человек личного состава;

– 1031 танк различного типа (из них 126 тяжёлых, 420 средних, 316 БТ-7, 152 Т-26 и химических, 17 плавающих);

– 268 бронеавтомобилей БА-10 и 116 БА-20;

– 100 полевых орудий;

– 36 противотанковых и 36 зенитных орудий;

– 186 миномётов.

Структура: две танковые дивизии, одна моторизованная, а также другие части и подразделения.

Война покажет неэффективность, громоздкость такой структуры. Постепенно структура и штаты мехкорпусов будут меняться и сокращаться. Война диктовала свои требования – новое механизированное оперативно-тактическое соединение должно быть манёвренным, легко управляемым.

Состав мехкорпуса 1943 года:

– три механизированные бригады;

– одна танковая бригада;

– один-два самоходно-артиллерийских полка;

– отдельный гвардейский миномётный дивизион реактивной артиллерии.

Всего 16 369 человек.

246 танков и САУ (Т-34 – 176, Т-70 – 21, САУ – 49).

252 орудия и миномёта.

Свыше 1800 автомашин.

Как видно из этих цифр, штат мехкорпуса, обкатавшись в боях и битвах, значительно уменьшился. Однако увеличилась его мобильность. Артиллерия с колёс и копыт перешла на гусеницы и надёжно закрылась бронёй. Калибр её увеличился, огневая мощь усилилась. Повысилась манёвренность. За счёт качества танков уменьшилось их количество. Повысилась управляемость.

Уже тогда, в канун войны на западных границах определились будущие танковые командиры, которые спустя годы и битвы будут кромсать боевые порядки противника под Курском, Орлом, на Днепре, под Киевом и Берлином. 9-м мехкорпусом командовал Рокоссовский, 11-м – Мостовенко, 21-м – Лелюшенко. Летом 1941-го все они будут хорошенько биты. Но опыт и злость от первых неудач и поражений им ещё очень пригодятся.

Жуков с присущей ему волей, выполняя приказ наркома, давил на своих подчинённых. Танков не хватало. Промышленность не удовлетворяла потребностей. Пришлось изымать боевые машины из танковых батальонов стрелковых дивизий и из танковых полков кавалерийских дивизий. Одно строили, другое ослабляли. Стрелковые и кавалерийские дивизии оказались лишёнными своей главной ударной силы.

Из «Воспоминаний и размышлений»: «Мы не рассчитали объективных возможностей нашей танковой промышленности. Для полного укомплектования новых мехкорпусов требовалось 16,6 тысячи танков только новых типов, а всего около 32 тысяч танков. Такого количества машин в течение одного года практически при любых условиях взять было неоткуда, недоставало и технических, командных кадров».

Вдобавок ко всему Сталин колебался. Долго вчитывался в план Жукова по созданию мехкорпусов. Его смущала невозможность в самое ближайшее время полностью оснастить эти новые соединения. Наконец, в конце марта план подписал. С апреля началось массовое развёртывание корпусов.

К 22 июня удалось сформировать 29 механизированных корпусов. Все они были в различной степени укомплектованы. Именно мехкорпуса, их жертвенные контратаки в первые недели войны внесут поправки в немецкий «блицкриг» и в дальнейший ход боёв на советско-германском фронте.

Пятого мая генерал Голиков доложил Жукову: количество немецких дивизий, переброшенных к советской границе из внутренней Германии, Франции и Греции, достигло 103–107, из них 23–24 – в Восточной Пруссии, 60–63 – в Польше, 14–15 – в Румынии и Венгрии.

Жуков перечитал донесение, подошёл к карте. И спросил начальника разведуправления:

– Можно ли верить заверениям германских властей и военных, их газетам и листовкам, что такая масса войск для нападения на Англию им нужна именно у наших границ? Как вы думаете?

– Трудно в это поверить, – ответил Голиков. – Но товарищ Сталин так считает.

– Политика политикой, Филипп Иванович, а мы – военные. И обязаны выполнять свою работу, а не просто заниматься статистикой, когда враг у ворот.

Голиков промолчал. Вскоре он ушёл. Жуков знал, что начальник разведуправления, который ежедневно доставлял сводки Сталину, ничего существенного в качестве комментария к ним Хозяину не скажет. Это раздражало.

Он вызвал к себе Ватутина и Василевского. Когда генералы оперативного управления вошли в кабинет, указал на карту:

– Вот последние данные о концентрации немецких войск с привязкой к конкретным районам. Я думаю, уже совершенно очевидно, что они сосредоточены здесь для нападения на нас. Что необходимо: ускорить реализацию плана стратегического развёртывания, срочно, до утра, с учётом последних разведданных, подготовить предложения правительству для принятия решительных контрмер.

Через час Жуков встретился с Тимошенко. Совещались недолго. Сошлись на одном: чтобы избежать катастрофы, ударить первыми. Идея превентивного удара и раньше обсуждалась ими. Этого требовали уставы: атаковать противника, где бы он ни находился. А ударить именно теперь, когда леса по ту сторону Буга и Прута забиты техникой, складами с горючим и боеприпасами, означало лишить его наступательной силы и ресурса.