Текст книги "Прииск «Безымянный»"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Глава 15. Старый старатель

Семён забрал Закатова только вечером и на машине повёз к себе домой. Падал пушистый снег. В лучах света снежинки кружились, словно в хороводе, искрились разноцветными огоньками и, опускаясь на землю, превращались в белое покрывало. Серебристые деревья казались пришедшими из волшебной сказки.

Жил Охлопков с женой и с семьёй дочери Алины в одном доме. Его дом ничем не выделялся среди окружающих строений, разве что стоял повыше других. Добротный пятистенок, рубленный из толстых бревен с застеклённой верандой, покрашенной зелёной краской.

– Мария, принимай гостя, – с порога сказал Семён и, представив его хозяйке, повёл в гостиную.

В доме пахло жареным мясом. Посреди большой комнаты лежал светлый ковер, в углу стоял телевизор, рядом с которым – мягкие кресла, а возле стены примостился диван, застеленный зелёным бархатным покрывалом. На противоположной стене висела медвежья шкура.

«Вот тебе и деревня! Не у каждого в городе такая обстановка в благоустроенной квартире, а о такой большой площади и говорить не приходится».

Мария смотрела за хозяйством, а дочь Алина, так же, как её тетя, учительствовала, только преподавала в младших классах. Муж Алины, как многие в деревне, после Нового года ушёл в тайгу на охоту и с тех пор дома не появлялся. И так было всегда, поэтому молодые дедушка и бабушка тянули и семью дочери.

Не успел Фёдор осмотреться, как его пригласили к столу. На столе было жареное мясо, копчёная рыба, солёные грибы и гора блинов, рядом с которыми стояли сбитые сливки. На краю, по правую руку от хозяина, из-за закусок выглядывала бутылка водки. Выпив и поговорив о жизни, Фёдор перешёл к делу, ради которого приехал. И Семён сразу его огорошил.

– Фёдор, я очень сожалею, но ничем помочь не могу. Нет у нас ничего о дяде Гоше, ты не обижайся.

В это трудно было поверить, и Закатов стал его убеждать, чтобы тот не отказывался и что-нибудь поискал.

– Семён Иннокентьевич, надо только захотеть и тогда, возможно, имя вашего деда впишут в золотую летопись страны. Может, у вас остались какие-нибудь письма или семейные фотографии? По себе знаю, обычно лежат где-нибудь в столе или в сундуке старые вещи, и никому нет до них дела, а потом оказывается, что рядом с тобой находится живая история. Нужно только проявить желание и всё получится.

Семён пожал плечами.

– Понимаешь, когда мы переезжали в этот дом, дочь сделала капитальную чистку: ни с кем ни посоветовшись, выбросила всё старье и разные бумаги. Решили, что в новом доме они не нужны. Да, и вообще, если честно, мне сейчас не до деда. У нас на электростанции движок полетел, надо срочно ремонтировать, а то не ровен час – замёрзнем.

Выручила Мария, вспомнившая, что в деревне живёт один старик, работавший на приисках в то же время, что их родственник.

– Из деда Попова, правда, песок сыплется, но память у него хорошая, – сказала раскрасневшаяся хозяйка, – сходите к нему, может, он вспомнит чего.

С виду дед Попов оказался суровым и, к удивлению Фёдора, славянской внешности. Среди эвенков и якутов встретить русского старика он никак не ожидал. Могучая бусая с проседью борода, густые тёмные брови придавали ему особую колоритность. Между бровями у старика залегли две глубокие складки, врезавшиеся в высокий морщинистый лоб. Деду можно было дать лет восемьдесят пять – девяносто, но когда он заговорил, Фёдор подумал, что он не такой уж старый.

– Меня зовут Фёдором, – словно процеживая слова сквозь редкие пожелтевшие зубы, начал дед, – а в детстве звали Федюшкой. Потом и старатели меня также кликали.

– Я тоже Фёдор, – отозвался Закатов, – значит, мы тёзки.

Дед приятно удивился и в знак признания долго жал ему руку.

– А по батюшке-то как вас величать? – спросил Фёдор старшего тёзку.

– Лексеич я. Фёдор Алексеевич, стало быть. Да кто б меня так звал! Даже на старости лет Федькой остался.

В тёмных глазах старика промелькнула скрытая печаль. Видно, ему всегда хотелось, чтобы звали его по имени отчеству.

– Вот, видишь, тёзка, как я живу, – повёл рукой перед собой дед. – Ты-то ещё совсем молодой, а я уже свой век доживаю. Вот недомогать стал: то радикулит разбивает, то сердце пошаливает. Чувствую, скоро конец мне придёт, я и так на этой земле подзадержался. С двенадцати лет по приискам мотаюсь. Начинал на Зее, потом судьба занесла на Алдан и вот теперь, видишь, к тунгусам прибился.

А вообще, скоко себя помню, я всё время работал, не разгибая спины. Грамоте некогда было учиться, оттого ни читать, ни писать не умею.

– А зачем тебе грамота? – вставил молчавший Охлопков. – Зато, наверно, разбогател на старательстве? Небось, где-нибудь золотишко припрятал?

– Что ты, что ты! – взмолился дед. – Я никогда богатым не был, а в молодости вообще влачил жалкое существование. Пахал, как лошадь, но много денег никогда не видел. Ох, мужики, тяжелое это дело золото мыть, каторжная работа! Но зато, если войдешь во вкус – не остановишь: хочется ещё больше добыть. Однажды, помню, это было ещё до революции, нам с отцом не сказано повезло. На ключе Кумкуй намыли мы хорошо золотишка, нарадоваться не могли, думали, куда денежки потратить, а нас хвать и в кутузку. Оказалось, что тот ключ один богатый золотопромышленник застолбил.

Хотели служивые отобрать добытое золото, а забирать-то нечего – мы его припрятали. Стражники и так и сяк нас катали, да так, не солоно хлебавши, отпустили. Того золота давно уже нет даже в помине, всё проели, а я вот до сих пор помню. Тогда мы хорошо поднялись: новый дом построили, своё хозяйство завели, корову купили. Жить бы на земле спокойно да радоваться, так нет, опять в тайгу потянуло. Это уже как болезнь, от которой не отвяжешься.

Крепкая старушка быстро направила чай. На столе появились домашние булочки, брусника, посыпанная сахаром и халва с конфетами.

– Молодёжь, присаживайтесь поближе – пригласила хозяйка. – Дед сейчас вас заговорит, обо всём забудете. Его хлебом не корми, только дай поболтать.

Попив чаю, Фёдор перевёл разговор на Егора Охлопкова.

– Это который Гошка Охлопков? – уточнил старик. – Твой дед, стало быть.

Семён Иннокентьевич подтвердил.

– Ну, как же не знать? Гошку я хорошо помню, один сезон мы на Тимптоне вместе старались, а потом уже на ключе Незаметном золото мыли. У меня даже сохранилась старая фотография, где мы с ним в посёлке Незаметном снимались. Это он уже позже стал городом, в 1939 году его переименовали в Алдан. Так вот, как сейчас помню: получили мы тогда хорошие деньги и заказали штоф водки в трактире. А потом пошли фотографироваться у Ковальского, да загуляли маленько. Два дня гужевались, пока больше половины денег не спустили. Ой, было дело! А теперь-то что? Остались только воспоминания. Сейчас я найду ту фотографию.

Фёдор подумал, что зря возлагал надежды на эту встречу – старик сейчас начнёт впадать в детство, и толком ничего от него не узнаешь. Между тем тот принёс потрёпанный фотоальбом и, полистав, показал на снимок.

– Смотрите, вот мы с Гошкой. – На пожелтевшей фотографии Фёдор увидел здорового бородатого мужика, стоявшего рядом с худощавым пареньком азиатской внешности с раскосыми глазами и шапкой густых черных волос на голове. – Вот Гошка. – дед ткнул пальцем на худощавого паренька. Был он в расстёгнутом кожаном пальто и в холщовой косоворотке. – Смотри-ка, совсем, как пацан, а ведь Гошка был лет на десять старше меня. Сколько я его знал, он всегда был таким щуплым. Но шустрый был малый, слов нет. Семён, ты похож на своего деда, – кивнул он Охлопкову.

Тот вдруг вспомнил, что бабушка однажды рассказывала, как дядя Егор ходил в экспедицию с какими-то русскими, и сказал об этом старику.

– Я в той экспедиции не был. Ты меня туда не впутывай, – неожиданно заволновался дед Фёдор. – Это было без меня. А про ту экспедицию я узнал только от Гошки. До этого ничего о ней даже не слышал. Ей-Богу, ничего! Так что ты на меня собак не вешай. Я тут ни при чём.

Старик изменился прямо на глазах: из тихого «божьего одуванчика», каким он предстал перед гостями, превратился в крепкого напористого мужика, отстаивающего свою правоту. От волнения у него даже задрожали руки и затряслась голова. Фёдор почувствовал здесь какую-то скрытую тайну.

– А что с той экспедицией случилось? – спросил он старика.

– Пропала она. Вот что случилось.

Старик ответил так сердито, будто его расспрашивали о чём-то запретном, о чём он не хотел говорить.

– Как пропала? – не отступался Фёдор. – Что, совсем пропала?

– А как иначе? Как в тайге люди пропадают: был человек, и нет его. Поди узнай, куды он подевался. То ли медведь задрал, то ли сам утоп в болоте, а может, повстречался с душегубом каким. В тайге, говорят, страшнее человека зверя нет. Одним словом, что я скажу: исчезла та экспедиция и всё тут. Пропала с концами.

Первое волнение прошло, старик немного успокоился, и, если бы не трясущиеся руки и всё еще красное лицо, можно было бы подумать, что это всё показалось.

– Но в экспедиции же был не один человек, – продолжал расспрашивать Фёдор. – И что, все бесследно пропали, и никто не возвратился?

– Ну и что из того, что много их было? В тайге в то время и бандиты хищничали, и китайцы, и недобитые белые, и даже красные промышляли. Скоко людей полегло из-за этого чёртова металла! – Дед закашлялся и, отхлебнув чаю, продолжал: – Вот теперь, поди узнай, на кого они напоролись. Раз из тайги никто не вышел, значит, все погибли, подчистую. Может быть, когда-то их следы ещё проявятся. Ну, чем чёрт не шутит, в жизни всё бывает. – Последние слова он произнёс так, будто оставлял надежду на благополучный исход.

Трудно было даже представить, что пропала целая экспедиция. Двадцать человек с оленями и снаряжением ушли в тайгу, а назад не вернулись.

– Значит моему деду крупно повезло. Это, наверное, сам Всевышний его сберёг, не дал на поругание злодеям. Я думаю, он уцелел благодаря божьей помощи.

С детства Семёну говорили, что Бога нет и быть не может, то же самое он слышал в школе, и, казалось бы, при коммунистической идеологии ребёнок должен был ещё с пеленок впитывать неприязнь к религии, однако получилось наоборот: чем больше ему говорили, что это плохо, тем сильнее он проявлял интерес к запретному. В школе Семён прочитал Библию и с тех пор считал себя христианином. А уже будучи студентом, покрестился в церкви.

– Причём тут Всевышний? – встрепенулся старик. – Геологи дали Гошке какие-то пробы, чтобы он их переправил на Большую Землю. С ними он поехал в город и там в каком-то комитете рассказал о находке геологов. Однако его рассказ, видать, всерьёз не восприняли или просто не поняли. Этого я сказать не могу, не знаю, в чём там была причина. Знаю только, что в том комитете его «потрясли», как последнего злодея. У Гошки нашли ещё золотишко, которое он припрятал на чёрный день.

Думал, раз зашил под подкладку, значит, никто не догадается, а там, видать, тоже ухари нашлись, не в пример ему лапотнику сыромятному. Подчистую обобрали злодеи. Вот с горя, а может из-за простуды или по какой другой причине Гошка слёг. Признали у него что-то вроде чахотки. Долго он провалялся в больнице, а когда вернулся в деревню, про ту экспедицию уже все забыли. Никто ничего о ней не знал, и он, видать, подумал, что люди благополучно вернулись и разъехались по домам. А оно вон как случилось: оказалось, что они потерялись.

– А что это за экспедиция? Чем они занимались? – спросил Фёдор.

– Да шут её знает. Я же тебе говорю, что услышал о той экспедиции только от Гошки. Да и он-то не много чего сказывал. А теперь-то, когда прошло столько лет, что я тебе скажу? За такое время можно было всё запамятовать напрочь, ан нет, видишь, я не всё забыл. Вот ведь как бывает, что надо, забудешь, а чего не нужно бы и помнить, так в голову западёт, что калёным железом не вытравишь.

– Может, вы ещё что-нибудь вспомните? – с надеждой посмотрел на него Фёдор. – Раз, говорите, в душу запало, то, наверно, знаете, где они работали.

Дед ехидно заулыбался. От этого его лицо скривилось, борода, будто приклеенная, поехала набок.

– Ну ты, Фёдор, силён! Берёшь быка за рога. Я только могу добавить, что отправились они куда-то в сторону Олёкмы. Это я хорошо запомнил, потому, что Гошка иногда говорил: «На Чаге я с геологами расстался. Хорошие люди были в экспедиции».

– А что у них делал мой дед? – живо спросил его Семён. – Золото искал?

– Да нет, золото геологи искали. Гошка был вроде проводника, сами знаете, какие раньше были карты. Ну и он ещё каюрил заодно, так сказать, помогал оленеводам. В тайге лишних рук не бывает.

Фёдор посмотрел по сторонам. В комнате горел ровный свет, а за окном по-прежнему падал пушистый снег.

– И что, никто их не хватился, никого не искали? – с надеждой он уставился на старика, ожидая, что тот скажет что-нибудь обнадёживающее или свернёт всё в шутку.

– Искали, конечно. Да что толку! На следующий год, как помню, кто-то даже приезжал из Читы, справлялся о той экспедиции. Жаль, Георгия в то время дома не оказалось, а кроме него никто толком ничего о ней не знал. Так не солоно хлебавши, они воротились назад.

Не раздумывая, Фёдор позвонил в экспедицию и, получив от Фишкина добро, поехал в Читу.

Глава 16. В читинских фондах

В Чите было теплей, но так же, как в Учуре, шёл снег и временами мела позёмка. Сквозь серые тучи просвечивало высоко стоявшее солнце. Фёдор сразу поехал в Геологическое управление, где находились фонды с отчётной документацией по геологоразведочным работам. Территория Якутии значительное время относилась к Читинскому геологическому управлению, поэтому все старые материалы о проведённых исследованиях можно было найти только там. На это и рассчитывал Закатов.

Получив разрешение, он сразу занялся картограммами изученности Алданского листа. На них были вынесены данные по всем геологоразведочным работам, проведённым на его территории. Вдоль и поперёк картограммы были разрисованы разноцветными линиями, ограничивающими разные площади. Одни были прямоугольными, другие в виде квадратов с одной ступенчатой стороной или неправильных фигур разного размера. По каждой такой площади в геологических фондах хранился отчёт о выполненных исследованиях. Как быстро подсчитал Закатов, изучение территории этого листа проводилось более восьмидесяти лет.

Он выписал номера отчётов и фамилии ответственных исполнителей работ, вдобавок ко всему просмотрел картотеку. На предполагаемую площадь, куда попали реки Олёкма, Чага и Тунгур нашлось двадцать восемь отчётов, освещавших исследования различной тематики. Среди них – поисково-съемочные, поисковые на золото, слюду-флогопит, горный хрусталь, уголь и даже на апатиты. Но все работы проводились после войны. Более ранними оказались только мелкомасштабные геологические съёмки, проводившиеся на севере листа.

«Вот тебе и Читинские геологические фонды! – листая толстые книги, думал геолог. – По всем данным получается, что в то время никто там не работал. Как же так? – задал он себе вопрос и сам же на него ответил: – Да потому, что нет отчёта. Теперь любому ясно, что все геологоразведочные работы завершаются отчётом. Сделал работу, будь добр отчитайся, покажи, что у тебя получилось и спиши потраченные денежки. Не мы это придумали – так положено. Значит, если нет отчёта, то и работы там не проводились. Но дед Попов утверждает, что были там геологи. Кто прав?»

Можно было строить догадки, высказывать разные предположения, только результат всё равно был отрицательным: в геологических фондах не было интересующего его отчёта. Молодой человек молча развел руками.

«Обидно! Очень обидно. Я знаю, что там работали, а доказать не могу. Ну, допустим, что работали, а где документальное подтверждение? Вот то-то и оно: его нет. Теперь мне понятно, где собака зарыта? А вдруг этот отчёт пропустили?» – неожиданно мелькнула догадка.

Закатов пошёл к начальнику геологических фондов. За стопками рукописных книг, сложенных прямо на столе, он увидел пожилого мужчину в толстых очках.

– Сергей Владимирович Замков, – по-военному представился тот, и, отложив работу, предложил чаю. – Когда-то я сам ходил в поле, писал такие же книги, а теперь вот оформляю их, – показал он на стол. – Своё я уже отходил, но, думаю, не зря, – добавил важно, и в его словах Фёдор почувствовал гордость за свою работу.

Узнав, что его привело, Замков как-то сник и даже сгорбился.

– Ну что я могу сказать?! На нет и суда нет.

– А может, работы проводили геологи из другого ведомства? Тем более, что это было до войны. Поиски закончили, а отчитываться не стали.

– Такого быть не должно – любые геологоразведочные работы согласовываются с комитетом. Значит, в любом случае должны остаться какие-то следы, если, конечно, геологи не прилетели с другой планеты. Инопланетяне могут работать без согласования.

Фёдор грустно усмехнулся. По этой загадочной улыбке было видно, что он серьёзно озадачен.

– В вашем случае самое верное – познакомиться с протоколами Геологического комитета, – посоветовал начальник. – Если такая экспедиция действительно когда-то была и, тем более, пропала, значит должны остаться какие-нибудь документы. Такой факт не мог пройти, потому что экспедицию снаряжали люди, которые несли за неё ответственность. Кроме пропавших геологов, нужно было списать материальные ценности. Вы же знаете, раньше за колосок пшеницы сажали, а за потерю целой экспедиции можно было пришить несколько статей одновременно и посадить целый геологический комитет. Посмотрите ещё в разделе «Документы».

На недоумённый взгляд Фёдора Замков сказал, что картотека с канцелярскими документами находится в другом зале.

– Если ничего не найдете, придётся идти в областной архив, – бросил он при прощании.

День упорного труда не прошёл бесследно. В областном архиве нашлись бумаги, подтверждающие слова старика Попова. В папке с приказами Читинского РайГРУ несколько строчек было посвящено пропавшей экспедиции. Это был приказ о командировке геологов на полевые работы. Алданская экспедиция, как значилось там, направлялась для обследования бассейна верхнего течения реки Кыллах на предмет её золотоносности. В составе экспедиции числилось семнадцать человек, включая трёх коллекторов, прораба, завхоза и двух каюров. Руководил экспедицией горный инженер-геолог А.И. Кравцов.

Ни схемы работ экспедиции, ни, тем более, координат площади проводимых ей поисков и даже имени и отчества начальника там не указывалось. И всё-таки полученными результатами Закатов остался доволен: теперь он точно знал – экспедиция была, и музейное золото как-то с ней связано.

Глава 17. Новое назначение

В конце декабря в Верхоянье наступили сильные морозы. Собираясь на работу, Брукс не поверил своим глазам: на градуснике было минус пятьдесят пять. Таких холодов он ещё не видел и со страхом думал, как их пережить. Но оказалось, не всё так страшно, как он представлял. Утепленная войлоком палатка неплохо держала тепло, а на улице стоял полнейший штиль, поэтому выручала тёплая одежда.

Приказом начальника экспедиции Брукса перевели вначале на должность геолога, а потом назначили начальником новой партии. Самой партии ещё не было, но уже был подписан приказ о её создании.

– А вдруг я не справлюсь, – расписываясь документах, сказал он главному геологу.

– Ты мне это брось. Как это не справишься? – ответил тот строго. – Я уверен, у тебя всё получится, а не справишься – накажем. Так что дурные мысли выброси из головы. Не для того тебя учили, чтобы ты прятался за чужими спинами, самому пора торить дорогу.

После того, как партию полностью сформировали, Бруксу дали место в общежитии и выделили отдельный кабинет. Вскоре он провёл собрание.

– Товарищи, приветствую вас в нашей новой партии, – начал он уверенно, как обычно отвечал на занятиях в институте. – Представляться я не буду, вы и так меня знаете, так же, как я знаю каждого из вас. Где-нибудь мы обязательно пересекались, а теперь волею случая оказались в одном коллективе. Я уверен, у нас всё получится, таких мужикам всё под силу.

Вокруг зашумели, все словно ждали от него именно этих слов, которых им сейчас не хватало. До этого каждый из них трудился в каком-то другом коллективе, с которым связывал своё ближайшее будущее, а тут «волею случая», как сказал Брукс, оказался в новой партии, руководимой вчерашним выпускником института, ещё не нюхавшим пороха.

Правда, в экстремальной ситуации тот показал себя с лучшей стороны – сумел выйти из тайги, о чём все хорошо знали. В глазах геологов этот штрих из его биографии заслуживал особой похвалы. И всё-таки каждый подсознательно переживал, думая о том, как ему здесь будет. Когда успокоились, окинув всех взглядом, Брукс сказал:

– Итак, чем же мы будем заниматься? – будто ожидая ответа на свой вопрос, он секунду помолчал и стал продолжать. – Мы будем изучать геологическое строение в бассейне среднего течения Яны, и проводить поиски полезных ископаемых. Судя, по имею¬щимся материалам, район наших исследований представ¬ляет белое пятно.

Поэтому нам предстоит составить геологическую карту. Известно, что развитые там осадочные породы представлены мощной песчано-сланцевой толщей. Местами она прорваны гранитами, в приконтактовых областях развиты роговики1. Естественно в связи с распространением гранитов там могли возникнуть благоприятные условия для локализации олова и вольфрама, а также для накопления россыпей. Таким образом, кроме геологического картирования, наша цель – поиски рудных и россыпных месторождений.

Когда Брукс закончил, посыпались вопросы. Больше всего геологов интересовало предстоящее поле. И немудрено: ведь полевые работы – это самая сложная и наиболее ответственная часть геологических исследований. Именно с ними связаны различные приключения и романтика профессии, привлекающая в геологию.

– В начале апреля мы должны выехать на весновку для подготовки базы. Кто поедет, пока неизвестно. Об этом я доложу ближе к отъезду. Площадь наших работ находится почти в двухстах километрах от трассы автозимника. Значит, туда надо как-то добраться. Пока я прорабатываю два варианта: первый – на лошадях, второй – пробить новый зимник до места нашей будущей базы.

Последний вариант для нас более приемлемый, но для его претворения в жизнь существует много разных проблем. Главная – это техника. Вы сами хорошо знаете, что её катастрофически не хватает, поэтому этот вариант могут не одобрить. Если же он пройдет, то до поворота с трассы зимника на нашу площадь придётся гнать бульдозеры. А это триста километров.

– А не проще ли снаряжение перекинуть на лошадях? – не выдержал Сазонов. Он сам попросился в новую партию, и Иван взял его на должность старшего техника-коллектора. – Техника постоянно ломается и требует соответствующего ухода и заправки, да и зачем из-за одноразового зимника срывать бульдозер с участка?

Геологи загалдели. Северное лето очень короткое, поэтому от того, как и когда они окажутся на площади работ, во многом зависел успех экспедиции.

В конце марта Брукс окончательно сформировал весновочную группу. В неё вошли восемь человек. Приказом по экспедиции старшим назначили Ивана. На месте оставались два Александра – Костырев и техник-оператор Малеев. Они должны были с маршрутными рабочими и шлиховальщиками прийти на базу партии в начале июня, когда можно будет начинать полевые работы. До места встречи геологов планировали завезти катером по Яне.

– Мужики, времени практически не осталось, – сказал Брукс на очередной планёрке. – Сроки с организацией сжаты до предела, поэтому прошу поднапрячься, отдохнёте в дороге. Пятого апреля выезжаем со всем бутером на двух машинах. Едем по зимнику вниз по Яне.

– А если не успеем? – спросил завхоз. – Ещё не получена большая часть снаряжения и продуктов. Не хватает посуды, нет упряжи.

– Никаких «если» быть не может. В случае задержки всем светит пятьдесят восьмая. Это минимум пять лет лагерей. Понятно?