Текст книги "Прииск «Безымянный»"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)

Глава 38. Гошкин фарт

Ручей, где китайские старатели добывали золото, Егор нашёл случайно, но всё произошло не так, как он рассказал своему другу. Как обычно, после перехода каюры отпустили оленей. Ягеля было вдоволь, и те далеко не уходили, но в ту ночь оленей напугал медведь, и все животные со страха разбежались. С утра каюры отправились на поиски. Пошёл с ними и Егор, направившийся в большой боковой ручей, впадавший справа. В устье долина ручья заросла кустами тальника и редкими лиственницами. Под склоном появился стланик. Егор смотрел под ноги, отыскивая оленьи следы, а их нигде не было – животные, как сквозь землю провалились.

Пересекая долину, он натолкнулся на полуразрушенную плотину. Проводник обошёл её по периметру и даже поковырял носком сапога. Сомнений не было – это рукотворное сооружение, служившее для задержания воды.

«Кто же её отсыпал и, главное, зачем?» – поглядывая по сторонам, думал Охлопков.

Забыв об оленях, он пошёл вверх по руслу ручья. Метров через триста увидел ещё одну плотину. Она также была прорвана паводком, но даже прошедшие дожди не смогли смыть толстого слоя глины, лежавшего на берегу. И тут до Егора дошло, что это отстойник для мутной воды, какие нередко строили старатели, чтобы не губить рыбу в реке, нам которой стояли.

«В такой глухомани отстойник! Для чего? Значит, тут мыли золото и хотели, чтобы их никто не нашёл, – осенило Егора».

Теперь он почти бежал. Предчувствие чего-то значительного его не обмануло. Ещё издалека он увидел остатки третьего отстойника и кучи перемытой породы, лежавшей на берегу.

– Ох, ничего себе, сколько они тут наворотили! Тут целый прииск. Значит, нашли хорошее золото и стояли не один день. А где же они жили?

И, как гончая, вставшая на след зверя, он стал искать. Скоро вышел на тропинку, петлявшую между кустами и деревьями, она привела к шалашу. Шалаш был построен из тонких лиственниц, со всех сторон обложен ветками. От времени ветки просели, или их разбросало порывами ветра. Из-за этого жилище светилось насквозь.

«Ё, моё! Целое лето они тут пахали, а жили как последние каторжане. Значит, это беглые. Если были бы приличные старатели, вырыли бы землянку или даже срубили зимовье».

Егор залез внутрь. Под ногами зашуршал сухой лапник, на котором когда-то спали люди. Непроизвольно он стал его пинать. В нос ударил запах прелой хвои, напротив входа быстро выросла куча веток. Неожиданно внизу что-то сверкнуло. Егор наклонился. Это оказалась монета с китайскими иероглифами. Сразу стало понятно, кто тут старался. Походив вокруг шалаша, Охлопков нашёл спрятанные лопаты и тазы. Под тазом стояла покрытая ржавчиной жестяная банка. Это оказалась мерная кружка, которой китайцы взвешивали добытый металл. В ней тускло поблескивал золотой песок.

«Ого! – радостно воскликнул Егор. – Наверно, оставили, чтобы снова вернуться. Есть такой обычай».

Забрав золотой песок, он пошёл назад. Про старательские отвалы и свою дорогую находку проводник никому не сказал, подумав, что, когда-нибудь сюда возвратится.

За время старательства у Егора Охлопкова накопилось несколько килограммов золотого песка. От ушлых скупщиков он слышал, что на якутском рынке за золото дают намного больше, чем в Алдане.

«Зачем терять деньги», – мудро рассудил старатель и отправился в Якутск.

Дорога предстояла неблизкая, но ему повезло: где на перекладных, а где пешком, он быстро добрался до большого города.

На рынке от скупщиков не было отбоя, но то, что они предлагали, оказалось намного меньше, чем Егор ожидал получить. И он всем отказал. Увидев, что из рук уходит лакомый кусок, мошенники навели милицию, обвинив его в воровстве.

Так Охлопков оказался в кутузке. Золото, спрятанное под подкладкой куртки и в вещах, сразу нашли и оприходовали в пользу государства, а старателя взяли в оборот, выбивая, откуда такое богатство. Но сколько Охлопкова ни пытали, толком тот ничего не сказал. Со страху бывший старатель бормотал одно и то же, что добыл его сам. Никто ему не верил, но, за отсутствием другой информации, на том и остановились. Видно, для всех так было удобно.

Только по счастливой случайности Охлопкова не посадили, и без единого гроша горе-коммерсанта вышвырнули на улицу. А золотой песок, пройдя целую цепочку инстанций, оказался в Комитете по земельным отношениям. Как он туда попал, сказать было трудно. Возможно, банк не принял или председатель Земельного комитета оказался более расторопным, чем другие.

Пять замшевых мешочков из оленьей кожи лежали на письменном столе председателя, дожидаясь своей участи. Прикинув их вес, он вызвал заместителя.

– Коля, оприходуй согласно этой сопроводительной и понемногу отсыпь в пакеты. Передадим в краеведческий музей. Пусть народ посмотрит.

От недоумения тот пожал плечами.

– А чего тут смотреть? Песок да песок, только жёлтый. Ничего интересного я в нём не вижу.

Председатель рассмеялся. В его глазах мелькнула хитринка.

– Эх ты, деревня! Надо же такое! – потешался недоучившийся студент и бывший красноармеец Семёнов. – Это же золото с самого ключа Незаметного, а кто теперь о нём не слышал. Только ничего не перепутай, я проверю и подпишу бумагу.

– Вот если бы его переплавить, да продать, тогда бы можно было получить неплохие денежки, а так…

– Но, но, ты мне это брось! – рявкнул начальник.

Чтобы было меньше писанины, заместитель предложил высыпать весь золотой песок в один пакет, но, вспомнив, чему учили в университете, Семёнов решил не смешивать всё в одну кучу. В ту минуту он, возможно, подумал, что это золото, может быть, когда-нибудь послужит для науки. Отсыпав золотой песок в пакеты из плотной бумаги, на них написали простым карандашом: «Комитет по земельным отношениям, оприходовал Н.К. Чуриков. Председатель С.А. Семёнов, а ниже – Ключ Незаметный. Сдал Е.П. Охлопков из д. Учур». После этого золотой песок отправили в музей.

«Посылаю тебе карту, – в конце письма писал Семён. – Скрипя сердцем, её отдал старик, так сказать, вытащил из своих закромов. Попов её берег, пуще самой дорогой вещи, до последнего вздоха не хотел с ней расставаться. Как будто снова собирался идти туда. Я попросил его рассказать про эту карту, но он только прошептал:

– Если захочешь, увидишь всё сам. – И на том его земная жизнь закончилась. Представляешь, вот так жил человек и умер, прямо на моих глазах. Вообще забавный был старик. Вреда он никому не принёс…»

Фёдор взял в руки пожелтевший от времени затёртый лист бумаги. Простым карандашом на нём была нарисована гидросеть какой-то неизвестной местности. Ни одна река не была подписана, но в нескольких местах он увидел какие-то пометки, а возле одного крутого изгиба стояла точка, стрелка от неё указывала на едва различимый ручей.

«Так это же Чага, – узнал её Фёдор, – а точкой показана россыпь Вана».

Эта карта была скопирована из того же журнала, что и карта китайского старателя. Про это дореволюционное издание Закатов слышал от Фишкина. В нём впервые была напечатана карта золотоносности России, куда попали многие якутские реки. Случайно или нет, на той карте оказалась и Чага.

Глава 39. Безымянный прииск

Внизу проплывала поблёкшая желтовато-серая тайга. Кое-где на склонах гор виднелся стланик, да иногда мелькали зелёные островки сосен. Всё вокруг будто затаилось в ожидании наступавшей зимы. Через час показалась Чага. В том месте, где река изогнулась широкой дугой, Фёдор увидел устье впадавшего в неё ручья. Выше по его течению стояли горы. Ручей ничем не выделялся среди многих других, но именно в нем Ван нашёл россыпь с древним золотом.

Сделав круг, вертолёт пошёл на посадку, и сел на галечной косе. Вокруг прибрежной поляны стоял лес, под ногами рос ерник, образовав густые заросли. Ничего похожего на стоянку старателей, и тем более на прииск, никто не увидел.

– Ну, слава богу, добрались! – сказала повеселевшая Аня. – Я чуть от холода не окочурилась в этом вертолёте, никакого комфорта для пассажиров. Теперь дело за малым – найти месторождение.

Не доходя леса, Фёдор увидел трухлявые пеньки, видневшиеся среди осыпавшегося ерника. На поляне натолкнулись на сгнившие и обуглившиеся гнилушки. По их развалам и зарослям растительности угадывалось, что когда-то здесь стоял дом. Летом тут буйствовал иван-чай, о чём теперь напоминали пожухлые стебли с наполовину облетевшим белым пухом.

– Здесь был лагерь китайцев, – первое, что пришло на ум подошедшему Афанасию, и он долго разглагольствовал на эту тему, убеждая всех в своей правоте.

Поковыряв резиновым сапогом гнилушки, Фёдор сказал, что на китайцев это не похоже.

– По словам Охлопкова, они жили в шалаше. Все говорит о том, что после них сюда пришли другие люди. Кто-то, видимо, узнал об этой россыпи.

– Или открыл заново, – добавил Чухновский. – Кроме китайцев, это мог сделать кто угодно. Подумаешь, нашли великого золотоискателя Вана. Возможно, до него тут уже работал прииск, а он явился на всё готовенькое. Китайцы – ребята не промах: своего не упустят.

По скудным останкам дома можно было предполагать что угодно, и каждый выдвигал свою гипотезу, считая, что он прав.

– Об этой россыпи Охлопков проболтался Фёдору Попову, – сказал Закатов, – а тот сам сюда не пошёл, но кому-то рассказал. И понеслось. Ни для кого не секрет, что молва о фартовых участках распространялась быстрее несущегося поезда.

Возле леса рельеф стал неровным. Между деревьями возвышались пологие холмы, заросшие густым кустарником. Когда раскопали такой холм, стало ясно, что их образование связано с морозным пучением, широко развитым в областях распространения вечной мерзлоты. Выше по течению Афанасий увидел старые шурфы. На полусгнившей штаге было написано: «Шурф № 1. 1937 г. Читинское РАЙГРУ».

– Ну вот, теперь всё стало на свои места. Оказывается, после китайцев здесь проводили разведку. Значит, это их база сгорела.

Вокруг устья шурфа угадывались заросшие кустами слегка возвышавшиеся бугорки. Это была порода, поднятая с глубины на поверхность. Фёдор несколько раз обошёл вокруг оплывшего шурфа с провалившимися вниз полусгнившими жердями, которыми тот был закрыт и, поковыряв отвалы, радостно воскликнул:

– Посмотрите, выкладки разложены по всем правилам, как нас когда-то учили.

Начиная от устья, они закручиваются улиткой по часовой стрелке.

– Вижу, – отозвалось Аня. – А зачем их так раскладывали?

– Каждый такой холмик соответствует глубине проходки породы в двадцать сантиметров. По этим выкладкам мы можем определить глубину шурфа и объём породы даже сейчас.

Когда промыли породу, золота в лотках не оказалось. Не было его и в других проходках.

– Может, геологи отобрали его при проходке, – разочарованно сказал Афанасий. –

– Не думаю. Обычно всю породу не промывают. Что-нибудь бы осталось. А раз проходка хорошо сохранилась, стало быть, не представляла интереса.

– Да его кто знает, как там было на самом деле. Мы тут охаем, строим иллюзорные планы на перспективу, а они элементарно всё забрали.

Когда промыли породу из других шурфов этой же поисковой линии, результат оказался прежним. То же было и при опробовании не перемещённых отложений.

– Ребята, нет тут золота, – сказал Чухновский. – Если бы оно было, то где-нибудь сверкнуло. Что же твой Ван так нас подставил? – укоризненно посмотрел он на Закатова. – А ты говоришь, здесь месторождение.

– Подожди, ещё не вечер, – заступилась Аня, переживавшая за Фёдора.

Но больше всех страдал он сам, оказавшийся в нелепом положении. На его совести была эта экспедиция, на которую все так рассчитывали. Он поверил запискам Вана и письму внука Охлопкова, а главный геолог доверился ему.

Метров через двести нашли другую поисковую линию, но золота в проходках шурфов там также не оказалось. Разбившись на пары, геологи пошли вверх по течению. Фёдор и Аня стояли на широкой поляне, перед ними темнел лес, рядом возвышалась гора.

Вокруг ничего не напоминало описания Охлопкова. Никакого прииска, отвалов породы, остатков отстойников и даже присутствия человека они больше не видели. Неожиданно Фёдор почувствовал на себе чей-то невидимый взгляд. На него кто-то пристально смотрел. Подняв голову, он увидел незнакомого человека в длиннополом пальто и кожаной кепке клиньями. В руке он держал лопату. Их взгляды встретились: чёрные раскосые глаза незнакомца смотрели прямо в широко открытые глаза Фёдора, слышалось его лёгкое дыхание. От незнакомца исходила необыкновенная энергетика, подчинившая себе молодого человека. Ощутив его силу, Закатов резко остановился, голова пошла кругом.

– Федя, что с тобой?

– Подожди, кажется, я вижу Вана. Он со мной разговаривает.

Девушка опешила. Всего несколько минут назад, всё было нормально, а тут вдруг откуда-то появился Ван. Аня посмотрела по сторонам, прислушалась, шумел только ручей. Никакого Вана она не видела и не слышала.

– Вот тут я нашёл золото, – Ван показал на едва заметную промоину в долине ручья. – Здесь мой прииск. В толще пустой породы скрыты волшебные зерна, которые надо найти и извлечь. Это дано не каждому, но у тебя получится, – добавил он едва слышно и опустил глаза. – После меня здесь всё изменилось.

Отвалы сравнялись с землёй, протоку замыло, да ещё везде прошёл пожар. Теперь ничего не напоминает о том, что тут был богатый прииск, на котором я взял много золота. Только это место я не спутаю ни с чем – видишь, везде обломки сланцев. – Наклонившись, старатель поднял темно-серую плитку. – Здешнее золото мелкое, поэтому легко сносится вниз по течению. Его надо ловить там, где оно садится, лучше всего – на щётках.

Так старатели называли коренные породы, в которых оседало золото. Нередко они были рассланцованы и стояли «на попа», как книга с приоткрытыми страницами. Именно туда и набивался золотой песок.

– В этом месте сланцы перекрыты толщей русловых отложений. Не пугайся, копай до плотика1. Тут не более половины косой сажени2, в других участках долины придётся проходить намного больше. – Ван приподнял брови и посмотрев Фёдору в глаза, улыбнулся. Его жизнь обрела смысл, когда он отправился в Россию добывать золото. С тех пор жёлтый металл завладел его воображением и не отпускал никогда. – В иных щётках сидит до фунта золотого песка, а иногда и более, – уверенно продолжал старый старатель. – Тут недалеко, вверх по ключу Безымянному сланцы залегают на контакте с кварцевыми конгломератами. Вот оттуда, видать, сносился этот золотой песок. Конгломераты надо искать по бортам долины в коренных обнажениях.

Сказав, Ван исчез. Через мгновенье свет померк, и Фёдор увидел серое неба, повисшее над головой. Вдали сквозь тёмные тучи проглядывало тусклое солнце, ветер раскачивал верхушки голых лиственниц. Посмотрев по сторонам, Закатов оглянулся назад – рядом никого, кроме опешившей Ани. Он не знал, как отнестись к произошедшему: Ван только что был рядом с ним и даже сказал, где надо искать золото.

– Федя, что случилось? На тебе лица нет.

– Ван приходил. Я до сих пор считал, что он канул в вечность, а оказывается, он не пропал. Глазам своим не верю.

В то, что Ван поведал, трудно было поверить, но сказать такое мог только тот, кто тут когда-то старался, и хорошо знал этот прииск. Теперь надо было убедиться, что золотая россыпь находится именно в этом месте, где он показал, а потом искать выходы коренных пород, откуда было вынесено золото.

Аня смотрела на Фёдора, не зная, как отнестись к его словам. Встреча с неведомым китайским старателем, давным-давно добывавшим здесь золото, казалась немыслимой. Однако, как только добрались до щёток, перекрытых пустой породой, заблестел золотой песок. Все сомнения сразу отпали – это была та самая золотая россыпь, про которую сказал фартовый старатель. Именно она была целью их экспедиции.

– С коренными породами будет сложней. Что это за ключ Безымянный? – пожав плечами, задумчиво произнёс Фёдор. – На карте такого нет. Я даже не знаю, за что ухватиться.

На этот счёт у Ани было свой взгляд, неизвестно чем подкреплённый и пришедший, сродни видению Фёдора, откуда-то извне – из далёкой и никому неведомой Преисподней, находившейся за пределами человеческого понимания. Объяснить этого Аня не смогла бы никому.

– Раз Ван сказал, что те породы залегают выше по течению, то, по-видимому, он имел в виду этот самый ручей. Ведь у него же нет названия, значит, это и есть ключ Безымянный, а россыпь, на которой китайцы добывали золото – прииск Безымянный.

Сланцы лежали повсюду, выше по склону они образовали протяжённую осыпь. Внизу сланцевая осыпь кончалась, и склон переходил в обрывистый берег ключа. В этом месте русло прижималось к обрыву, подтапливаемого водой. Взгляд Фёдора блуждал по едва различимому рисунку скалы с тонкими прожилками белого кварца.

Но ничего похожего на конгломераты с золотой рудой не было в помине. После осеннего похолодания уровень воды в ключе заметно упал и обрывистый берег обнажился. Федор зашёл в ручей. В основании сланцевой толщи проглядывали едва различимые линзы, сложенные мелкой кварцевой галькой и песком. Это были те самые конгломератами, о которых говорил Ван – конгломераты, содержавшие огромные запасы золота в африканском месторождении.

– Вот тебе и золото! – разочарованно сказал геолог. – Из того, что мы тут видим, второго Витватерсранда не получится. При таких незначительных объёмах породы ожидать больших запасов руды не приходится. Разве что на глубине характер залегания пород изменится, и пойдут конгломераты, имеющие большие мощности. С поверхности мы их не проследим, а для разведки время пока не пришло.

Глава 40. Снова на Север

– Начальником Алданской геологоразведочной экспедиции назначен научный сотрудник Иван Петрович Брукс. Поздравляю! – закончил своё выступление директор геологического института доктор Бергер.

Все захлопали в ладоши, а Иван от неожиданности вздрогнул. В этот момент ему почудилось, будто на него охотятся и, как загнанного волка, обложили со всех сторон. Когда кольцо почти замкнулось, он выскользнул, но в отблесках заходящего солнца тотчас увидел сторожевую вышку с часовым и колонну заключённых, заходивших в открытые ворота зоны.

«Надо отказаться, – первое, что пришло ему в голову. – Там же территория „Дальстроя“».

– Ну и что! – говорил кто-то другой. – Ведь ты когда-то мечтал попасть на Алдан, мечтал, что будешь мыть там золото, как мыл его Кузьмич.

«Нет, отказываться нельзя, значит, так предначертано мне самой судьбой, предначертано свыше».

Зная, что таких, как Брукс, можно посчитать по пальцам, директор института остановил свой выбор на нём – опытном геологе, работавшем в суровом северном крае. В качестве напутствия Бергер сказал, что стране нужен второй Алдан, поэтому, кроме Западной Сибири и Алтая, институт будет заниматься изучением западной части Станового хребта и Патомского нагорья.

Так неожиданно для самого себя Брукс оказался на Алдане – далеко от тех мест, с которыми были связаны первые открытия, радостные и тревожные дни его жизни.

С самого начала всё пошло не так, как ему хотелось. Несмотря на то, что подготовку к предстоящему полевому сезону он начал ещё с зимы, проблемы оставались до самого конца. После команды директора института ему дали зелёную улицу. Даже Стрижов, начальник отдела материальных ресурсов, или проще, снабженец, и тот повернулся к нему лицом. Если раньше Сан Саныч говорил, что на его складе ничего для него нет, то теперь предлагал всё подряд. Так совершенно неожиданно Ивану перепали собачьи спальные мешки, кухлянки и даже полрулона цветастой ткани для пошива пробных мешочков.

Площадь Брукса, так же, как на Яне, оставалась белым пятном, поэтому ему предстояло изучить геологическое строение, составить карту и, возможно, даже открыть новые месторождения. Народ в его партии подобрался как-то незаметно, будто сам по себе. Сначала вместе с ним пришли коллектор Семён Иванов и горный мастер Егор Потехин, потом враз объявились техники-геологи Николай Серкин и Пётр Андрушкин. Все геологи, как на подбор – молодые и сильные, с горящими глазами.

Своим заместителем Иван назначил Андрушкина. По возрасту тот был даже старше его, но Пётр окончил геологоразведочный техникум и уже несколько лет проработал на Кольском полуострове. На плечи Андрушкина легла подготовка к экспедиции, он же отвечал за составление геологической карты. Потехин руководил шлиховыми поисками, на которые не без оснований возлагались большие надежды.

Вся зима ушла на сбор материалов и снаряжения. Проблема была с топографическими картами, которых в институте постоянно не хватало. В первое время в наследство от ушедшего Петракова, Бруксу перешла потёртая карта миллионного масштаба. Обзорная «портянка», как назвал её Андрушкин, один сантиметр которой был равен десяти километрам на местности, охватывала почти весь Алданский щит, занимавший десятки тысяч квадратных километров. На этом планшете его площадь работ оказалась почти рядом с базой Алданской экспедиции, хотя по прямой до неё было больше двухсот километров. Южная часть площади попадала в единую горную систему Станового хребта, коричневой полосой протянувшегося с востока на запад. Извилистыми голубыми змейками горную систему прорезали Алдан, Олёкма и Чара. В них впадали более мелкие водные артерии, вбиравшие в себя другие водотоки.

Ближе к весне, наконец, пришла новая карта – трёхсотка. Так геологи называли среднемасштабную карту-трёхкилометровку. При первом взгляде на эту карту в глаза бросалась надпись «Генеральный штаб СССР», напечатанная заглавными буквами над рамкой с координатной сетью. Из-за этой надписи можно было подумать, что карта предназначена для проведения боевых действий или, на худой конец, каких-нибудь штабных учений. На обратной стороне планшета красовались свежие институтские печати и жирные чернильные штампы с инвентарными номерами, пробивавшиеся на саму карту. Один из них говорил о её секретности, требуя к себе особого отношения.

Исследуя новый планшет, Брукс в полной мере оценил площадь предстоящих работ. Все десять тысяч квадратных километров теперь были как на ладони.

«Кругом одни горы и повыше тех, какие были на Севере, – думал он, испытывая необычное волнение, – но в основном среднегорье». Какой-то глубоко засевший страх мешал собраться с мыслями и увидеть то, чего не было на карте.

Реки паутиной растекались по обе стороны хребта. Самая крупная – Уранкит петляла как заяц, и только в центральной части карты река приобретала более-менее прямолинейное очертание. В одном месте река делала кривой изгиб, протягивающийся на десяток километров. На севере почти под прямым углом она меняла направление и, возле относительно невысокой горы, снова резко поворачивала.

«В верховье все реки порожистые, поэтому для сплава нужны надёжные лодки. А где их взять? – Почесав затылок, Иван тяжело вздохнул. Возникшее волнение не проходило и, будто ватой, обволакивало сознание – А какие там берега? – Он посмотрел на карту, и его взгляд остановился на реке Тыкан. – Растёт лиственница, и даже затесалась сосна, значит, будет из чего построить лодки».

– Надо наделать побольше лотков для шлихования и найти сильные лупы, – встав из-за стола, озадачил он Андрушкина. – Смотри, чтобы лотки выстругали по всем правилам и выдержали размеры.

– Может, возьмём бинокуляр, что нам эти лупы? – заартачился было Андрушкин, но сообразив, что для микроскопа надо дополнительное место, замолчал.

Отложив карту, Иван посмотрел в окно. Истопник Никифор, служивший ещё и дворником, и сторожем, убирал снег. Он сгребал его в кучи, загружал в корыто и на санках вывозил за ограду. Свернувшись калачиком, на крыльце лежала серая лайка.

«Как же моя Настя останется без меня? – глядя на собаку, подумал Иван. – Ох, тяжело же ей одной придётся!»

Небо очистилось от серых туч, выглянуло долгожданное солнце. О прошедшем снегопаде теперь напоминали горы снега, лежавшие возле каждого дома. На открытых местах по-весеннему припекало солнце, а в тени мороз пробирал до костей. Решив все проблемы, к полудню караван вышел к Олёкме. Следом, собрав своих оленей, должен был тронуться Иннокентий с сыном и Андрушкин, оставшийся закупать продукты.

Вдалеке виднелась серовато-белая цепоч¬ка гор с окутанными сизой дымкой мрачными вершинами. Через несколько дней пути стали вырисовываться горные хребты, и вскоре отчётливо показались отдель¬ные вершины и долины крупных рек и ручьев. По пятам бежала весна. Снег сходил прямо на глазах, и спустя неделю олени пошли под вьюками.

В четырёх дежурных сумах, как называл их Иван, лежала посуда и продукты, из расчёта на две недели пути, один олень нес палатку. Спальные мешки и одеяла положили сверху на привьюки. В суме с белыми нашивками по бокам было самое ценное: карты и документы с деньгами. Ее потеря грозила провалом всей экспедиции, поэтому Брукс не спускал с неё глаз и наказал другим, чтобы тоже присматривали. С непривычки он с трудом одолел первый день пути, второй и третий – показались настоящим адом. На душе было тоскливо.

«Вот что значит городская жизнь. Совсем отвык от поля, но ничего, дочь подрастёт, буду ходить почаще. Как там они? Насте без меня сейчас несладко».

На пятый день неожиданно полегчало, Брукс повеселел. Он снова стал таким же сильным и выносливым, каким был прежде. Остановились на берегу реки. Оленеводы поправили вьюки, геологи сели перекуривать. Иван молча ходил взад-вперёд, думая о чём-то своём. Передохнув, караван тронулся, а он стоял на крутом берегу и смотрел им вслед. Увиденное его восхитило: длинные связки оленей, как эшелон с гружеными вагонами, вытянулись вдоль реки и медленно удалялись.

За время перехода туго пришлось не только начальнику, похудели и осунулись все, а больше всех досталось оленям. За ночь они не успевали восстанавливаться, тощали прямо на глазах. У трех здоровых животных на спине появились потёртости, один захромал. К концу дневного перехода не выдержал молодой безрогий олень, шедший в середине первой связки Иннокентия. Ноги у него подломились, вьюком придавило к земле. Ношу раскидали по другим вьюкам. Когда подходили к Олёкме, потеряли ещё одного оленя. Тут Иван не на шутку разошёлся:

– Куда вы смотрели? Что, не видели, как они шли? Если ещё упадёт хоть один олень, груз понесёте на себе. Иннокентий, заруби себе на носу.

– А почему я, Андрушка старший, вот с него и спрашивай, олень плохой…

После этого олени больше не падали.