Текст книги "Прииск «Безымянный»"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 28 страниц)

Глава 41. Переправа

Олёкма предстала во всей своей красе: мощная и стремительная, зажатая скалистыми обрывистыми берегами с затопленными косами – река совсем не похожая на Яну. Возле крутого скалистого берега караван остановился, Иннокентий замахал рукой.

– Всё, Петрович, пошли прижимы, будем обходить по горам. Опоздали маленько, по льду бы проскочили.

Впереди стояли горы. Каменные развалы спускались до крутого уступа, обрывавшегося прямо в воду. Кое-где нависали карнизы. Над скалами кружились птицы. В поисках переправы геологи прошли вверх по течению, но характер реки не изменился, и трудно было ожидать, что где-то она станет уже.

– Переправляться будем здесь, – Брукс показал вниз. – За прижимом начинаются пороги, поэтому как можно быстрее надо пересечь главную струю и плыть вдоль противоположного берега.

Иван посчитал, что для переправы им потребуется четыре плота. За полдня заготовили сухостой и плавник, застрявший в завалах, а к вечеру плоты были готовы. Погрузив вьюки, сели передохнуть.

– Мужики, смотрите, чтобы олени не запутались и плоты не обгоняли, – сказал оленевод. – Если начнут тонуть, режь веревку. Олени сами доплывут.

– Да не должно бы ничего случиться, всё будет нормально, – бросил окурок в воду Андрушкин.

– Должно не должно, главное не зевай…

Река подхватила плот и понесла вниз. Иван с Серкиным и оба Николаевых гребли стоя, расположившись с обеих сторон. Рулевым стоял коллектор Иванов. Замелькали отвесные скалы и стоявшие на берегу деревья. Иван обернулся назад. Из тёмной воды виднелись оленьи головы с ветвистыми рогами. Вскоре последних стало сносить в сторону, все животные сбились в кучу. Их связывала общая веревка, ставшая для них и спасительным кругом, с помощью которой они были связаны с плотом, плывущим к берегу, и балластом, тянувшим ко дну.

Тяжёлый плот направили к широкому распадку, видневшемуся на противоположной стороне. Там можно было причалить к берегу и по нему подняться на водораздел. Когда шли вдоль подтопленной косы, рулевой помогал длинным шестом, а как только вышли на середину, шест оказался не нужен. В какой-то момент Иванов резко опустил его в воду и, не достав дна, чуть не свалился за борт. Пока гребцы пришли в себя, потеряли дорогое время – плот развернуло поперёк реки. Связку оленей течением прибило к брёвнам, последние, обогнув их, плыли теперь впереди. Животные мешали грести, плот стал крутиться, всё больше закручивая связку.

– Гребите в одну сторону, – сказал Иван. – Резче. Раз, два, взяли! Ещё, ещё…

Прибавили в скорости, но плот не выровнялся. Быстрое течение несло его вместе с запутавшимися оленями вниз. Положение стало критическим – они потеряли управление.

– Иннокентий, стой! – срываясь на крик, матюгнулся Иван. – Суши весла, тебе говорят… Гребём только мы с Серкиным. Семен, забери у них весла, – прохрипел он Иванову.

От каждого взмаха вёсел олени откидывали головы назад, снова и снова натыкаясь на плот. Случилось то, чего боялся Иннокентий: животные запутались в верёвке и даже сцепились рогами. Бросив весло, оленевод лёг на мокрые брёвна и, дотянувшись до связки, перерезал веревку. Почувствовав свободу, два оленя поплыли к берегу. Но проблему он не решил. Связка по-прежнему плыла кучей, мешая друг другу и не давая грести. Плот крутился вместе со сцепившимися оленями и несся вниз по течению, с каждой секундой приближаясь к порогу.

– Иннокентий, режь веревку! Чего ждешь? – закричал Иван. – Ну живей, не жалей ты их…, а то мы все утонем. Давай!

Оленевод колебался. Распутать каждого оленя он не мог, в то же время впереди показался опасный порог, гул от которого доносился всё сильнее.

Подтянув к себе всю связку, он перерезал веревку с четырьмя запутавшими оленями, оказавшимися в хвосте. Какое-то время, словно прощаясь, они плыли рядом с плотом, но потом заметно отстали и, побарахтавшись в воде, все вместе пошли ко дну.

– Ё-моё, загубили столько оленей, – причитал Иннокентий. Ужас застыл в его глазах. Он смотрел на тёмную воду и бормотал, как заведённый: Жалко как. Столько оленей. Даже мяса не поели. О, ё-ё!

Плот сразу выровнялся, три оставшихся оленя клином плыли сзади.

– Нечего ныть, вернёшься домой, возьмешь других. Хватай весла и греби со всеми. Ну, давай, давай! Ещё, ещё… Нас несёт к порогу. Семен, помогай. Ваня не зевай, поддержи отца.

Упираясь из последних сил, преодолели течение и переправились через Олёкму.

Переночевав на берегу реки, на рассвете отправились дальше. Над рекой ещё висел предрассветный туман, мелкие капельки воды светлыми бусинками лежали на камнях, на траве, на листьях деревьев, а они уже были на ногах. Задев дерево, капли скатывались вниз и терялись в камнях. Позади каравана на мокром мху и ягеле оставалась тёмная тропа, вытоптанная десятками ног прошедших оленей и людей.

– Можно сказать, мы отделались лёгким испугом, – поднимаясь на перевал, сказал Брукс, – могло быть и хуже. Хорошо, что на других плотах обошлось без потерь. Ещё не начинали работать, а уже потеряли шесть оленей. Если так пойдёт дальше, снаряжение будем таскать на себе.

Перевалив через хребет, спустились в бассейн среднего течения реки Инар-Юрях.

По сравнению с Олёкмой эта река показалась спокойным ручьем, протекающим среди поросших лесом гор. Воздух был наполнен свежестью пробуждавшейся земли, как бывает только ранней весной, когда со склонов бегут дружные ручьи. После зимней спячки прямо на глазах оживала тайга, набухли почки лиственниц, на листках лишайника появились едва заметные красноватые цветочки, которые на белом снегу казались яркими огоньками. На открытых пригорках из-под мокрого снега показался зелёный мох и светлый ягель.

После устройства лагеря Иван собрался в рекогносцировочный маршрут. Так он начинал на Яне, не изменил этому правилу и здесь. Распаковав оленьи сумы, вытащил полевые книжки, лотки, геологические молотки и лёгкий котелок, сделанный из большой консервной банки. С Потехиным он пошёл вверх по реке Туорях, Серкин и Андрушкин – вниз по течению. Где-то в верховье бокового ручья Шарин присмотрел солонец, возле которого было полно свежих следов сокжоя1. Зверь надо было только покараулить, и, как настоящий охотник, он не мог пропустить такую возможность.

На водоразделе дул лёгкий ветерок, над головой плыли белые облака, а внизу петляла горная река. Под ногами шуршали мелкие камни, выше по хребту они сменились крупными валунами. Прыгая по ним, геологам пришлось изрядно попотеть. Когда прошли этот участок, опять начались развалы мелких камней с рыжим суглинком, из которых торчали валуны.

Молотком на длинной ручке Иван колотил каждый камень. В породе поблёскивали чешуйки светлой слюды, тускло отливал на солнце бесцветный кварц и светло-серый полевой шпат. Будто под линейку разложили в ней тонкими полосками чёрную слюду биотит и роговую обманку. На склоне горы, породы были окварцованы, отчего изменив свой цвет, стали белёсыми. Потехин отобрал очередную пробу, а Иван, спустившись ниже по склону, нагрёб целый лоток бурой глинистой массы и понёс к воде. Когда вся глина ушла, и появились мелкие чистые камушки, он стал промывать шлих, и мыл до тех пор, пока на дне не остался чёрный песочек. Нагнувшись к лотку и затаив дыхание, Иван стал рассматривать шлих через лупу, что-то приговаривая.

– Ну что, есть там что-нибудь хорошее? – не выдержал Потехин. Парень уже давно отобрал вторую пробу и теперь сидел возле костра, наблюдая за хитрыми манипуляциями начальника.

– Кроме магнетита и роговой обманки, я пока ничего не вижу. – Щурясь от яркого света, он оторвался от лотка и посмотрел на парня. – Правда, я ещё не домыл.

Так ничего не увидев, Иван наклонил лоток боком и слил шлих в пустую консервную банку. После чего поставил на угли прогоравшего костра. Когда шлих высох, он пересыпал его в пакет из плотной крафтовской бумаги, на котором стоял номер один. Результаты маршрута были неутешительными: ни в одном шлихе золота не оказались. Такими же пустыми были пробы, взятые по всей долине реки.

После нескольких маршрутов Бруксу стало ясно, что в этом районе залегают только древние гнейсы. Через месяц тяжелых маршрутов геологи засомневались в успехе поисков.

– Зачем зря время тратить? – бубнил Серкин. – Надо уходить, а то просидим на одном месте и ничего не найдем.

Юго-западней Олёкмы пошли другие породы, и в конце полевого сезона в лотке Брукса, наконец, сверкнули первые золотины. Это были те самые пробы, отобранные по реке Курунг, которые, спустя много лет, стали ориентиром для Закатова.

Перевалив очередной хребет, экспедиция оказалась в долине быстрой и полноводной реки Тыкан, зажатой обрывистыми берегами. Отсюда начиналась дорога к дому. По расчётам Брукса, благодаря сплаву они могли выиграть полторы-две недели – именно столько им не хватало, чтобы до снега закончить работу.

Для постройки лодок Брукс организовал две бригады. В одну он вошёл сам и два техника. Вторую – возглавил Потехин. Первая бригада заготавливала лес, пилила доски, а потехинские мужики собирали лодки, придавая им нужную форму.

Когда закончили последнюю лодку, небо затянуло плотными серыми тучами, пошёл мелкий дождь.

Глава 42. Древнее золото

Вопрос с Безымянным прииском решился как-то сам собой. После того, как пришли анализы, можно было рапортовать о полученных результатах, и Фёдор уже думал о публикации очередной научной статьи в самом престижном журнале, когда его вызвал Федотов.

– Фёдор Степанович, теперь нужно подтвердить твои выводы у независимых специалистов и только после этого мы сможем заявлять об открытии древнего золота. – В глазах Федотова промелькнул корыстный огонёк. Любое открытие привлекало к себе пристальное внимание специалистов, а такое, как это, могло претендовать на сенсацию. – В Ленинграде есть такая Нинель Захаровна Петрова – это светило нашей отечественной геологии, учёный с мировым именем. Бабка всю жизнь занимается самородным золотом, а недавно издала свой фундаментальный труд, в котором сделала обобщение по минералогии золота. Я попробую с ней договориться, чтобы она тебя приняла. Кстати, ты видел её монографию?

Фёдор покачал головой. Полгода назад единственный экземпляр книги взял Архипов из научной библиотеки геологоуправления и до сих пор не сдал. Так нередко случалось в ведомственных заведениях, где начальству разрешалось всё.

– Жду, пока он вернёт. Уже несколько раз справлялся.

– А чего ждать? Попроси сам у Максима Маратовича, я уверен, он не откажет. Не прочитав книгу, с Петровой лучше не встречаться. Бабка не простит тебе этого.

Фёдор уже знал, как учёные болезненно относятся к безразличному, а порой даже пренебрежительному отношению к своим научным трудам.

– Если будут положительные результаты, можно будет написать совместную научную статью. Скажешь ей об этом.

В Северную столицу Фёдор прилетел рано утром. После якутской зимы здесь было тепло, но промозгло и ветрено. Слякоть и сырость совсем не вязались с сухой морозной погодой, установившейся на большей территории Сибири.

Из аэропорта Закатов сразу поехал на Васильевский остров, где был институт Петровой. Над Невой висела серая завеса, дул пронизывающий северный ветер. Поеживаясь от пробиравшей сырости, он шёл по набережной, восхищаясь закованной в гранит рекой и величием открывшегося видом города. Быстро найдя нужную улицу, на которой находился геологический институт, Фёдор попал во двор. Как он понял из телефонного разговора, Петрова работала не в главном корпусе, а во «флигелёчке», расположенном в ограде. Флигелёчком оказалось обветшалое старое здание с облупившейся штукатуркой.

По его внешнему виду можно было подумать, что здание не ремонтировали лет сто. Окна первого этажа были опоясаны фигурными решётками с загадочными вензелями посередине. Над парадным входом сохранился навес, сотканный из кованых металлических прутьев и украшенный железными цветами. Чугунные ступеньки вели к массивной дубовой двери с бронзовым кольцом, служившим ручкой. По всему было видно, что этот дом когда-то давно принадлежал отнюдь не бедным людям.

Открыв дверь, Фёдор поднялся на второй этаж по скрипучей деревянной лестнице, потерявшей своё былое великолепие.

«Для ведущего специалиста страны помещение явно не того… – От увиденного он даже не смог подобрать нужного слова. – Могли бы дать ей что-нибудь поприличнее».

На втором этаже было чисто и ухожено. Стены коридора побелены светло-голубой краской, паркетный пол покрашен лаком, на подоконниках стояли цветы. На двери

Фёдор увидел табличку с надписью «Минералогическая лаборатория». Постучав, он перешагнул порог и попал в большую узкую комнату с лабораторными столами, стоявшими посередине, и с застеклённым вытяжным шкафом, видневшимся в углу. В нос ударил резкий запах бромоформа и иммерсионных жидкостей, с помощью которых отделяли лёгкую фракцию шлихов и определяли минералы. Его встретила молодая девушка в белом халате, занимавшаяся с пробами, упакованными в знакомые ему пакеты из коричневой обёрточной бумаги. Фёдор на секунду замешкался и остановился на месте. Он думал, что входит в кабинет Петровой, а это оказался всего-навсего предбанник.

– Вы к Нинель Захаровне? – почувствовав его растерянность, пришла на помощь девушка. – Вы, наверное, Закатов?

Фёдор подтвердил, что он и есть тот самый Закатов, которому назначена встреча с Петровой.

– Нинель Захаровна вас ждёт, проходите, пожалуйста, вот сюда, – она показала на дубовую дверь, покрашенную тёмно-коричневым лаком.

Сняв очки, Петрова быстро вышла из-за стола, стоявшего у окна, и подала свою маленькую руку. Фёдор легко пожал её. Нинель Захаровна оказалась довольно стройной женщиной среднего роста с гладко причёсанными слегка посеребрёнными тёмными волосами и открытыми серыми глазами. На вид ей можно было дать и пятьдесят и шестьдесят, но назвать её бабкой, как сказал о ней Федотов, было невозможно.

– Рассказывайте, что вас привело ко мне, – произнесла она улыбнувшись. – Директор института мне сказал, что вы нашли что-то очень интересное. И даже больше того: то, чего я никогда не видела. Он меня просто заинтриговал, поэтому я отказалась даже от командировки в Москву. Но вы не переживайте, откровенно говоря, она мне не интересна. Итак, я вас слушаю.

Он передал ей зеленую папку с бумагами. Глаза Петровой расширились, брови подскочили вверх.

– Интересные анализы. По высокому содержанию золота и примесям радиоактивных элементов можно предположить, что ваше золото действительно древнее. Но это не факт. Эти примеси могут быть связаны с тончайшими минеральными включениями.

Именно из-за них нередко бывает такой состав самородного золота. Хотя может быть и наоборот: тонкое золото часто содержится в сульфидах и оттуда в него попадают примеси. Теперь более-менее мне понятно. Ваши пробы будем анализировать заново. Давайте попьем чай, а то ещё подумаете – вот какая негостеприимная эта Петрова. Кроме науки, ничего вокруг себя не видит.

Она позвала девушку, с которой он встретился на пороге лаборатории, и та быстро накрыла стол, не забыв разложить салфетки, и даже поставила минеральную воду, никак не вязавшуюся с чаепитием.

– Знакомьтесь, это моя аспирантка Наташа Брукс, – представила она её. – Наташа занимается самородным золотом Забайкалья и даже написала диссертацию. Думаю, весной будет защищаться. Ты не против?

Блеснув глазами, девушка покраснела. Было видно, что для неё это неожиданность. Стало слышно, как тикают старинные часы.

– Я хоть сейчас готова, – быстро пришла она в себя. – У меня всё готово. Только графику надо доделать. Совсем немного осталось.

Фёдор насторожился. До сих пор он ни разу не слышал ни про одного Брукса.

«Интересно! Может, она имеет какое-то отношение к Ивану Бруксу? Ведь он написал свой отчёт в Ленинграде. Надо будет поинтересоваться».

Петрова расспросила о природе Якутии о погоде и, узнав, что там уже суровая зима, посочувствовала.

Последовав совету хозяйки кабинета, он даже не заметил, как проглотил все ватрушки, и, когда спохватился, спросил:

– Вы занимаетесь изучением самородного золота, а почему у вас «Минералогическая лаборатория», а не лаборатория самородного золота или драгоценных металлов?

Черты лица Петровой исказились, в глазах он увидел неприкрытый ужас, как будто та чего-то испугалась.

– Что вы, что вы! Я не хочу, чтобы меня затаскали разные чиновники. И так от чекистов нет отбоя. Постоянно контролируют, проверяют, чем я тут занимаюсь. Ужас какой-то, будто я не научный сотрудник, а какой-то враг народа. Словно только тем и занимаюсь, что продаю государственные секреты.

Фёдор был удивлен. За учёной, которую знают во всем мире, следят, как за шпионом. Это совершенно не укладывалось в его представление о науке.

– Одно время они требовали установить решетки на окнах и железные двери с сигнализацией, а ещё хотели посадить ко мне охранника. Вот такие у нас порядки по сохранности секретной информации! Но я их всех перехитрила: поставила несгораемый сейф. И охранник не потребовался – моя коллекция самородного золота хранится в спецчасти института, а тут пробы, с которыми я работаю. Поэтому теперь ко мне претензий нет. А вы говорите – переименовать лабораторию.

Наташа чуть не прыснула от смеха. Она хорошо помнила эпопею с сейфом, когда досталось даже ей.

– Наташенька, подлей, пожалуйста, Фёдору чайку, а то он сидит с пустой кружкой, как в гостях.

Фёдор хотел было отказаться, но увидев, что девушка потянулась к чайнику, промолчал. На стеллаже он заметил узкие ящики с карточками и подумал, что это картотека литературы или результаты анализов самородного золота. Между стопками карточек были вставлены закладки, говорившие о том, что ими пользуются.

– Нинель Захаровна, это ваша золотая картотека? – показывая на стеллаж, спросил Фёдор.

– Только незначительная часть, с которой мы сейчас работаем. Вся картотека в несгораемом шкафу. Это же бесценная информация, собранная по крохам, поэтому с ней надо обращаться очень аккуратно.

– Если не секрет, сколько у вас анализов золота?

– Нет тут никакого секрета, – улыбнулась Петрова. – Немногим более тысячи. В основном это данные по самородному золоту из месторождений Урала, Средней Азии, Забайкалья, Ленского района, Дальнего Востока и Приамурья. Конечно, есть и из Якутии. А из зарубежных – золото Канады, Америки, Африки, Австралии и Европы. Как видите, география – почти весь мир. Анализы выполнены преимущественно химическим и спектральным методами. Но есть тут одно «но».

Более половины характеризуют только содержание серебра в самородном золоте, одна треть – наряду с серебром ещё медь, свинец, железо и мышьяк, и только в двадцати процентах моих проб, кроме перечисленных, определены висмут, сурьма, ртуть и другие элементы.

– То есть, получается, что у вас всего двести полноценных анализов золота, – быстро подсчитав, сказал Фёдор. – Это, прямо скажем, негусто, – невольно вырвалось у парня. – Маловато!

Лицо Петровой вытянулось, брови поднялись дугой. Весь её вид выражал недоумение. Её коллекцию по золоту, которую она собирала всю научную жизнь и не без оснований ею гордилась, поставил под сомнение какой-то молодой человек, о котором она никогда даже не слышала.

– Разве это мало? – сказала она с вызовом. – Такого количества анализов самородного золота в нашей стране нет ни у кого. Слышите, Фёдор, ни у кого.

– Вы ошибаетесь. Есть и намного больше.

Петрова захлопала глазами, на щеках выступил румянец.

– Скажите, у кого? У Барсукова, Моисеева, Фролова? – Она назвала ещё несколько фамилий.

– У меня. Если быть точным, то – две тысячи триста пятьдесят семь анализов – на все элементы. Правда, процентов семьдесят составляют анализы золота из месторождений Якутии и Северо-Востока страны.

Выслушав Фёдора, Петрова вначале подумала, что он всё придумал, и только взвесив каждое, сказанное им, слово, поняла – молодой человек не обманывает.

– Фёдор, если всё обстоит именно так, как вы рассказали, то у вас почти законченная диссертация. Причём очень хорошая. Зачем вам заниматься какими-то бесперспективными поисками, когда рабочее время можно отдавать любимому занятию. Я готова взять вас к себе в лабораторию и одновременно оформить своим соискателем.

«Круто, ничего не скажешь. Я об этом мечтал, но меня не поняли, а теперь вот даже приглашают заниматься…»

– В нашем институте есть все условия: прекрасная лаборатория, научная библиотека, хорошее общежитие для научных сотрудников, база отдыха, кафе, – она потянулась за конфеткой и, развернув, положила её на блюдце. – Через это общежитие, кстати, прошли многие наши научные сотрудники и, в том числе, доктора наук. Какое-то время вы там поживете, а потом будет видно. Пока сдадите кандидатские экзамены, оформите работу и будете защищаться. Я вам помогу.

Предложение Петровой выглядело очень заманчиво. Попасть в ведущий институт страны и сделать научную карьеру мечтали многие. Перед ним открывалась зелёная улица в большую науку с возможностью использования новейшего оборудования, публикациями в ведущих научных журналах и участием в международных конференциях. А возможно… От того, чего можно было достигнуть у него даже захватило дух. Теперь всё зависело от его решения, которое он должен был принять.

Фёдор увидел себя со стороны. На трибуне конференции в Иркутске он говорит о проблемах, связанных поисками золота в зеленокаменных поясах, и даже обозначает методы их решения, которыми хочет достигнуть этой цели. Учёные приняли его сторону и поддержали. И вот теперь после того, как они поверили, что у него всё получится, предать всех ради своего благополучия – это было бы подло. Мысли вихрем пролетели в голове. Он вспомнил, как начинал эту работу, как доказывал, что она необходима, как работал в поле и анализировал свои пробы, как разговаривал с академиком, решившим ему помочь.

– К сожалению, я вам должен отказать, – произнёс он твердо и в то же время будто извиняясь за неоправданную надежду.

От удивления Петрова подалась вперёд и, взяв развернутую конфету, машинально положила в чашку с чаем. Она не сомневалась, что от её многообещающего предложения отказаться невозможно. Такое с ней случилось впервые. От досады она даже чуть не уронила чашку с чаем.

– А почему, скажите мне, пожалуйста? – поставив чашку на блюдце, спросила она строго. – Что за причина, что вам мешает принять моё предложение?

Подбирая слова, Фёдор сказал, что его уже пригласил в аспирантуру академик Таусаев. На мгновенье Петрова замерла, и, пересилив себя, улыбнулась.

– Ах, вот как! Ну что же, против Льва Владимировича я ничего не могу сказать, – произнесла она почти шёпотом. – Он академик, директор института. Желаю удачи!

Фёдор почувствовал, как по спине пробежала холодная дрожь и, будто током, ударило в голову, но он поборол себя. Петрова имеет право быть недовольной им. Понадобится время, чтобы понять кто был прав.

– Давайте ваши пробы, – сказала она сухо. – Сейчас посмотрим ваше золото, а потом Наташа отнесёт пробы в лабораторию. Надеюсь, завтра в конце рабочего дня мы получим результаты.