Текст книги "Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный."

Автор книги: Автор Неизвестен

СТИХ 20

 
Я радостно вам спою, расскажу
О чудесной, великой этой стране,
О таинственной, дикой этой стране.
Далеко на южной ее стороне
Возвышаются девять горбатых гор,
Обрываются девять увалов крутых, —
Будто это девять огромных коней,
Чьи хозяева – Тобурах Баай
И Тогуоруйа Хотун,
Над пустыней гибели и смертей,
Защищая свои табуны,
Друг против друга взвились на дыбы
И застыли, окаменели навек.
Эти девять хребтистых гор,
Будто девять оленей,
Склонивших рога,
Готовых наброситься на врага;
А если к подножию их подойти —
Эти горы, как девять могучих быков,
Увязших в мерзлой земле,
Провалившихся по самый живот,
Наклонив широкие лбы,
Угрожая друг-другу, стоят,
Застывшие навсегда…
Эти девять угрюмых гор,
Словно исполины, лежат —
Простершиеся на боку…
По ущелью обширный лег перевал,
А за перевалом – провал…
Там крутыми уступами горный путь
Опускается в Нижний мир.
Утесы острые там,
Словно зубья гребня, торчат.
По тому обрывистому пути,
По широкому перевалу тому
В древние времена выходил
Прославленный богатырь-адьарай
Алып Хара Аат Могойдоон,
Ездящий на низкорослом быке,
У которого из-под верхней губы
Торчат кривые клыки.
За ним подымались в Средний мир
Полчища абаасы
Грабить добро,
Разорять дома,
Убивать людей
Из рода айыы.
Между этих обрывистых гор
Ветры сильные дуют всегда,
Вихри бушуют всегда,
Каменные обвалы гремят…
Там, бесконечное, пролегло
Ущелье горя и мук —
Урочище Ледяной Хотун,
Как перерезанная гортань,
Там зияет теснина
Хаан Дьарылык,
Там вьется дорога снизу вверх,
Там клубится, дышит
Черный туман.
 
 
Если полетим на восток
Великой равнины Кыладыкы,
Где по светлому небосклону бегут
Перистые облака,
Что похожи на пеструю грудь
Тетерева, глухаря,
На востоке откроются нам
Темные глухие леса…
До другого края этих лесов
Никакая птица не долетит.
В том лесу исполины-деревья растут,
Шелестят густою листвой;
С их древних стволов
И толстых ветвей
Сама спадает кора.
Похожи деревья в этом лесу
На шаманок давних времен,
Когда встречали с пляской они,
Буйно прыгая и кружась,
Неистово в бубны гремя,
Идущую к ним наяву
Жизнедарящую Иэйэхсит,
Когда благодатной своей рукой
Поглаживает она
Золотистые щеки свои,
Румяные, как закат и рассвет
На ясном небе весной.
 
 
Если на крылатом коне
Дальше полетим на восток,
На открытом просторе увидим мы
Величавое в блеске своем
Озеро с островом среди волн.
В нем вода, как белое молоко,
Желтым маслом сверкает рябь,
Творожные отмели на берегу.
Гоголи с плеском ныряют там,
Турпаны слетаются там…
Еще дальше синее озеро есть;
По белым балкам,
С зеленых гор,
Прыгая по камням, журча,
Сбегают к нему ключи;
Аисты зимуют на нем,
Каменушки-утки зимуют на нем…
 
 
И еще чудесное озеро есть, —
Его зеркальная гладь
Не туманится никогда…
Здесь птицы-стерхи поют,
У которых граненый клюв,
Красная кайма на глазах;
Сюда слетаются журавли,
Здесь гагары играют, нырки.
Если дальше еще глядеть
Сквозь утреннюю лучистую мглу —
За тремя озерами, вдалеке
Увидим: с неба до самой земли
Опускается изволоком перевал,
Радугой переливаясь, горя…
 
 
Когда ходящий на двух ногах,
У кого лицо впереди,
К Юрюнг Аар Тойону
В Верхний мир
Обращаясь, песню поет —
По уступам небесного склона того
Иэйэхсит нисходит к нему,
Айыысыт одаряет его.
Если быстрый брошу отсюда взгляд
В пасмурный низ,
В бездонную щель
Метели кружащего, колдовского
Северного склона небес, —
Выступят из мглы вихревой
Восемь свирепых горных вершин…
Там великий Куктуйский пролег перевал,
Там вечно лютует буран,
Будто древний колдун-шаман
Днем и ночью кружится,
Снега подымая,
Громко в бубен свой ударяя,
Камлает неистово —
Правит кырар,
Косматыми волосами трясет…
А за горами вдали
Светлый открывается дол;
Березы белые там растут,
Похожие на стада лебедей,
На стройных, как стерхи,
Женщин-хотун,
Когда степенно выходят они
На широкий, ровный алас,
Где праздничные игры идут,
И сами – радуясь и смеясь,
Колыхаясь красиво,
Ровно ступая,
Пляску свою ведут…
Серебряные украшения их
Сверкают, бряцают в лад,
Алым шелком горят у них
Собольих шапок верхи,
Белеют бляхи на лбу.
 
 
А за долиной белых берез
Железные горы ввысь поднялись,
Будто красные жеребцы
Яростно взвились на дыбы,
Грызутся между собой;
Словно могучие лоси-самцы,
Ощетинив шерсть на загривках крутых,
Сшиблись и застыли навек —
Так вот, острые горбя хребты,
Эти горы тесно сошлись.
Между гор теснина лежит,
А по той теснине из-под колдовских
Северных, метельных небес
Хоромн юХаана орда
Выходила на белый свет
Грабить и убивать людей
Солнечного улуса айыы.
Эта теснина и есть —
Великанша Куктуй-Хотун;
Здесь она разевает бездонную пасть,
Здесь – опасные колдовские места.
По этой теснине глухой,
Из бездонно погибельного жерла
Выходили нижние абаасы,
Истребляя все, как огонь,
Разрушая все, что успел собрать,
Что успел создать, взрастить, накопить
Добросердечный народ айыы.
 
 
От Сюнг Хаана в былые века,
От племени
Сюнг Дьаасына
Приявший бессмертный дух и судьбу,
Выше этих железных гор
На округло-широких крыльях своих
Носитель смерти парил —
Небесный орел Хотой Хомпорун,
С металлически-звонким клювом своим,
С клекочуще-каменным нёбом своим,
Медные лапы, хвост острогой.
По ночам прокрадывался сюда
На волосатых лапах своих
Невидимка Тимир Дьигистэй —
Старейший средь нижних абаасы.
Трижды мог умереть он
И трижды ожить —
Так предначертано было ему…
 

СТИХ 21

 
Далеко, где желтеет склон
Западных холодных небес,
Под грядою клубящихся облаков
Раскинулось широко,
Вздуваясь темной водой,
Разбиваясь о берег пенной волной,
Играет, бушует, гремит
Великое море Араат
Через просторы моря того
Птица не перелетит.
Восемь заливов его
Вторгаются в грудь земли,
За восемь дней пути
Слышно, как грохочет прибой…
Н аморе волненье всегда,
Леденящим холодом дышит оно,
Не стихают бури на нем никогда,
Не умолкает прибой никогда.
А что лежит за морем Араат?
Там – под нижним краем
Закатных небес —
Подымаются, словно белый дым,
Громоздятся, как облака,
Белые горы в снегу.
На хребте синеющем этих гор
Обрывистые утесы торчат,
Вершины острые их,
Словно копья широкие, поднялись…
Как ступенчатые горловые хрящи,
Громоздятся скаты каменных гор.
Здесь берет начало
Широкий, большой
Перевал Кээхтийэ-Хаан,
Чья хозяйка – свирепый дух;
Здесь лютует она,
Здесь колдует она,
Обвалами грохоча…
По страшному перевалу тому,
По обрывам непроходимым его
Спускаются в Средний мир
Свирепые верхние абаасы,
Самые первые богатыри
Ненасытно буйных небес,
Чей родич – алчный Аан Дархан.
 
 
Здесь изрыгает дым и огонь
Таинственное жерл о;
Оттуда выходит в ноч ина грабеж,
Туда уходит потом,
С награбленным им добром,
Ненавидящий всех людей
Уот Усуму Тонг Дуурай.
На восьминогом огненном змее
Сидя верхом, выезжает он,
Все живое сжигает он
Смертоносным своим огнем.
Это он истребил племена
Кюксэ Хаадыат
И Кюкэ Хахат;
Это он пожрал их стада,
Ближних соседей их перебил,
К дальним их соседям пришел,
Обездолил их и угнал их скот…
 
 
На груди праматери Кыладыкы,
В долине ее золотой,
На широком ее хребте,
На лоне, блистающем белизной,
Вырос некогда сам собой,
Вспучился из-под земли
Глинистый высокий курган;
На округлой вершине его
Поднялись еще три холма.
За девять суток пути
Вершина его отовсюду видна;
За восемь дней пути
Седловина его видна.
На вершине кургана того,
Между тремя холмами его,
Посреди седловины крутой
По велению неба
В начале времен —
Раскинув пышные восемь ветвей,
Выросло древо Аар-Лууп.
Так высок ооно поднялось,
Так широк оразрослись
Могучие ветви его,
Что осенили землю они,
Заслонили солнце они.
У прекрасного древа того
Тонкие ветки из серебра
Звонко поют на ветру;
На могучем его стволе
Темная золотая кора…
Круглый год оно
Зеленеет, цветет.
Как огромные кубки для кумыса,
Как большие чороны
С резной каймой,
Золотые орехи зреют на нем,
Срываются с высоких ветвей,
Разбиваются у корней,
От удара паденья своего
Раскалываются они,
Проливая созревшую в них
Желтую благодать.
Широкие листья его,
Словно конские чепраки
Из шкур молодых кобылиц,
Широко под ветром шумят;
Если ветра нет —
Все равно они,
Как живые,
Колышутся, шелестят…
В древе том обитает
Хозяйка Земли,
Дух великий деревьев и трав,
Аан Алахчын,
Манган Манхалыын,
Дочь Юрюнг Аар Тойона,
Владыки небес,
Посланная жить на земле,
Одарить щедротами
Средний мир,
Украсить, обогатить
Долину жизни грядущих людей,
Деревом-матерью быть
Племенам уранхай-саха…
Шелестело древо густою листвой,
Будто говорило само с собой:
– Если б вольно я
В высоту росло,
Я д онеба
Дорасти бы могло,
Поднялись бы верхние ветви мои
Выше стремительных
Белых небес,
Восемь моих могучих ветвей
Раскинулись бы в высоте,
Как восемь густых лесных островов,
Над становьем,
Где грозный живет
Улуу Суорун Тойон…
Там несметное племя его,
Свирепые верхние абаасы,
Чьи завистливы огневые глаза,
Чьи железные клювы остры,
Отведали бы моих плодов,
Взялись бы хвалить, клевать
Золотые орехи мои,
Стали бы пожирать
Желтую благодать мою,
Стали бы жадно пить
Белую благодать мою;
Привязался б ко мне
Их лютый дух,
Прилипла б ко мне
Их лютая страсть,
Выпила бы соки мои…
И высокие ветви мои
Сохнуть начали бы тогда,
Рухнул бы могучий мой ствол,
Пошатнулось бы счастье средней земли…
Если бы восемьдесят восемь моих
Могучих толстых корней
Прямо вниз росли
В глубину земли,
То проникли бы корни мои
В страшный подземный мир;
Через его дождливую пасть
Высунулись бы корни мои
В середине аласа Алып-Ньахсаат,
Где владыка Нижнего мира живет —
Родившийся в облезлой дохе
Исполин Арсан Дуолай…
Несметное племя его,
Чьи медные клювы остры,
Припали бы к белым моим корням,
Стали б корни мои сосать,
Высосали бы сок из меня,
Высохли бы корни мои;
И без опоры в земле
Рухнуло бы я с высоты
Грузным своим стволом…
Беззащитным остался бы Средний мир,
Перестала бы к людям сходить
Благодатная Айыысыт;
Некому было бы разводить
Тучный молочный скот,
Запустели бы стойбища мирных людей,
Опустели бы их дома
И пришел бы жизни конец!.. —
 

 
Вот поэтому, говорят,
Великое древо Аар-Лууп,
Широко раскинув ветви свои,
Не проникает верхушками их
За край ненасытных небес,
А простирает зеленую сень
Над простором средней земли.
Восемьдесят восемь его
Толстых столбов-корней
Не прорастают в Нижний мир,
А распластываются в толще земли;
До далекого острова Сихта они
Тянутся под землей…
Густые ветви его
Куполом высятся над землей
На семьдесят дней пути,
Изгибаются плавно вниз,
Достигая моря с одной стороны,
А с другой до Татты-реки…
Пышно красуется и цветет
Исполинское древо-мать;
Счастье белое падает на него
С трехъярусных белых небес,
Тяжелые золотые плоды,
Как чороны огромные для кумыса,
Срываются с отягченных ветвей,
Раскалываются пополам,
Ударяясь о корни свои,
А могучие корни,
Взрастившие их,
Впитывают все соки земли.
Верхняя древа часть
Орошает долину
Млечной росой,
Нижняя древа часть
Источает щедро вокруг себя
Божественно желтую влагу свою.
 
 
Вот какой прекрасной была
Долина Кыладыкы;
Широкие луговины ее —
По триста верст длиной,
Зеленые поймы ее —
По двести верст шириной…
Но не мог там себе построить жилья
Немощным рождающийся человек,
Ходящий на двух ногах;
Только реял там воющий дух илбис,
Только тлел там
Красным огнем
Волшебный камень-сата.
 
 
Обступали долину горы вокруг,
Огромные скалы, словно бойцы,
Воплями оглашая даль,
Колотушками боевыми, чомпо
По макушкам друг друга тузя,
Обвалы обрушивали с крутизны…
 
 
Была благодатная эта страна
Предназначена в древние времена
Для такого могучего богатыря,
На которого никто на земле
Не смог бы надеть ярма;
А пока налетали сюда
С северных, метельных небес
Сонмища свирепых племен,
У которых рты на груди,
Чей отец был Улуу Тойон,
А мать – грохочущая в высоте,
Неистовая Куохтуйа Хотун.
Огненными глазами они
Оглядывали равнинную ширь;
Им по нраву пришлось
По долине той
Прыгать, скакать, играть;
А от их тяжелых прыжков,
От свирепой игры и возни
Трещинами раскололась земля,
Буераками расползлась,
Раскололась оврагами вдоль и вширь.
Из-под купола вихревых небес
Заваленной тучами стороны
Набегали сюда племена
Подземных абаасы,
Чей отец – Арсан Дуолай,
А мать – старуха Ала Буурай,
Властители страшных
Подземных бездн.
Медными глазами они
Разглядывали равнинную ширь,
Им по нраву долина пришлась.
И вот исполины-абаасы,
Как огромные ели, зимой
Покрытые грузным снегом и льдом,
Играли, прыгали тяжело,
Лишь метались темные тени их.
И от их тяжелых прыжков,
От чудовищной их игры
Балками раскололась земля,
Оврагами разорвалась…
 
 
Народившиеся от первых людей
Три племени уранхай-саха,
Четыре рода айыы-аймага
Сильных вырастили сыновей,
Отважных богатырей,
Не жалеющих головы своей.
Вставали отважные удальцы,
Выходили давать отпор
Налетавшим сверху врагам,
Нападавшим снизу врагам.
Кистенями размахивая, крича,
Шумно устремлялись они
В погибельный Нижний мир;
С копьями наперевес,
Толпами подымались они
По склону бурных небес
В грохочущий Верхний мир.
От полчищ верхних богатырей
Поражение терпели они;
От полчищ подземных богатырей
Терпели они урон;
А в Среднем мире своем
Укрытья не было им…
 

СТИХ 22

 
И вот – рожденные в пору бед,
Взращенные в горестях и нужде,
Закаленные в жестокой борьбе
С чудовищами подземных бездн,
Уцелевшие в неравных боях
С исполинами абаасы
Непримиримо бурных небес,
Самые первые удальцы,
Прославленные богатыри,
Старейшины-главари
Племен айыы-аймага
Сошлись наконец —
Собрались на совет,
Стали вместе гадать, размышлять,
Как им быть,
Как им дальше жить…
Ветер далек оотносил
Горестные возгласы их,
Эхо гулко вторило их голосам:
 
 
– Аарт-татай!
Ах, братья-друзья!
Ах, какая досада нам…
Ах, какая обида нам!
Ведь богатейшая эта земля,
Долина Кыладыкы
Была завещана племенам
Добросердечных потомков айыы!
Щедрую тучность этой земли —
Желтое изобилье ее —
Неистовые разрушают враги,
Твердыню нетронутую ее
В пустыню хотят превратить
Завистливые враги!
На широких просторах этой земли,
Теряющихся в голубой дали,
Где краснеет, алеет, горит
Россыпями камень-сата,
Где воинственные илбисы кричат,
На великой равнине этой страны,
На могучей хребтине ее,
Что ногой толкнешь и не колыхнешь,
На ее широкой груди,
Вздымающейся высоко,
Чтобы здесь могла жилье основать
Добрая мать Иэйэхсит,
Чтобы дом изобильный смогла обжить
Великая Айыысыт,
Поселить должны
Владыки айыы
Такого богатыря,
Который был бы сильнее всех
В трех сопредельных мирах,
Чтобы он и ростом был выше всех,
И душою отважнее всех,
Чтобы в теле могучем был у него
Несокрушимый костяк,
Чтоб шумела в широких жилах его
Непроливающаяся кровь,
Чтобы вечным дыханием он владел,
Бессмертие получил в удел;
Чтобы он защитником был
Людям айыы-аймага,
Ходящим на двух ногах,
С поводьями за спиной.
Только нет такого богатыря,
Нет такой защиты у нас…
Люди лучшие трех племен саха
Перебиты, истреблены…
Потомки всех четырех племен
На гибель обречены!
Прокляты мы, видно, судьбой,
Пропащая, видно, участь у нас —
Разорение, гибель, смерть…
Самый лучший,
Самый обширный алас
Средней ярко-пятнистой земли
Отняли у людей
Отродья абаасы!
Не осталось нам ни пастбищ, ни вод,
Ни обильных дичью лесов…
Потомки славных наших родов
Обездолены, побеждены,
Повалены вниз лицом.
Видно, приходит последний час
Племен уранхай-саха…
Выгонят нас из наших домов,
Развеют пепел родных очагов…
 
 
Так неужто, братья-богатыри,
Обитающий на хребте небес,
Восседающий в облаках
На беломолочном камне своем,
Благодатный, древний, седой,
Чье дыхание – нежный зной,
Прародитель наш
Юрюнг Аар Тойон
Своим нескользящим,
Толстым щитом
Нас не укроет,
Не защитит,
От гибели не спасет?
О, если бы наша Аан Алахчын —
Материнского древа душа,
Посланная охранять
Изобилие золотых щедрот
Изначальной средней земли,
Наяву перед нами представ,
Причитая и плача, сказала бы нам,
Что больше надежды нет,
Мы не стали бы дольше терпеть!
Мы бы сами убили себя,
Бросясь на острия
Сверкающих копий своих! —
Так роптали богатыри
Племен айыы-аймага,
Так в отчаяньи восклицали они…
 
 
Громкие восклицания их,
Ропот неумолкающий их
Превратился в шестиязыкий огонь,
Воплотился в серный
Синий огонь.
Семь илбисов неистовых
В том огне
Яростно воя, взвились,
Понесли и бросили этот огонь
На восьмиветвистое древо Аар-Лууп.
Охватило пламя могучий ствол,
Потрескивая, побежало вверх,
Коснулось нижних ветвей,
Дымом застлало
Лиственный свод.
Вихрь налетел, зашумел,
Грозно зашелестел
Широколапой густой листвой,
Раскачал огромные восемь ветвей,
С треском ломая сучья на них;
Тяжелые золотые плоды
Стали падать с нижних ветвей,
Посыпались с верхних ветвей;
Словно рыбьи серебряные хвосты,
Захлопала, затрепетала листва…
Завыл илбис, затянул
Воинственную песню свою.
Птицы тучей слетели с ветвей,
Захлопали крыльями,
Прочь понеслись;
Звери, прятавшиеся в тени
Древа жизни Аар-Лууп,
Жалобно в испуге крича,
Кинулись убегать…
Исполинский свод серебристой листвы,
Куда прилетала порой отдыхать
Благодатная Иэйэхсит,
Где обитала всегда
Сама Аан Алахчын,
Весь огромный купол густой листвы
Покрылся дымом седым;
С треском шатался могучий ствол,
Ветви раскачивались все сильней;
Красный камень —
Опора толстых корней —
Раскалывался,
Дробясь, как дресва…
 
 
Предназначенная охранять
Желтую благодать земли
В долине Кыладыкы,
Вышла из шумной листвы
Аан Алахчын,
Манган Манхалыын,
Надела на плечи свои
Ниспадающие спереди и позади
Подвески чеканного серебра,
Накинула на себя
Длинную одежду свою
Из драгоценных мехов.
Вспыхнула благородная кровь
В сердце Аан Алахчын,
Во весь свой высокий рост
Выпрямилась она;
Блеснувшие на ее глазах
Смахнула слезы она
Золотыми ладонями рук.
Где упали слезы ее,
Два озера, шумя, разлились —
И четыре гоголя с высоты
Опустились н аводу их,
Хлопать крыльями стали, нырять…
 
 
Аан Алахчын, Манган Манхалыын
Выпрямилась во весь свой рост,
Высотою с дерево стала она;
Косы длинные до земли опустив,
Глаза блистающие подняв
К трехъярусным небесам,
Протяжно петь начала…
Звучным голосом пела она,
Взывая к сидящему в высоте
Юрюнг Аар Тойону —
Отцу своему
В шапке из трех соболей,
Чье дыханье – нежный зной,
Чья белеет, как снег, седина.
 

СТИХ 23
ПЕСНЬ ААН АЛАХЧЫН

 
Видишь мен яСлышишь меня?
Видишь горе мое,
Мой ярый гнев,
Отец мой Юрюнг Аар Тойон,
Отец живого всего,
Отец сотворенных тобой
Добросердечных людей
Солнечного рода айыы
С поводьями звонкими за спиной,
Натянутыми твоею рукой!
 
 
Подними три раза над головой
Высокую мягкую шапку свою
Из трех дорогих соболей,
Трижды голову обнажи,
Солнечные уши свои
Трижды открой предо мной,
Прислушайся к речи моей,
Слова не пророни!
 
 
Стужей подуло из Нижнего мира,
Вихрь налетел из Верхнего мира…
В Среднем мире, на щедрой земле,
Где п онебу солнце идет высоко,
Где простор зеленеет травой,
Где леса шелестят листвой,
Где вы – владыки айыы —
На вершине минувших лет,
На хребте стародавних лет
Поселили первых людей,
Опустили их с высоты,
Повеление дали им,
Чтобы избранные тобой
Саха Саарын Тойон
И Сабыйа Баай Хотун
Породили девятерых сыновей,
Породили десятерых дочерей,
Дали жизнь двадцати родам,
Дали жизнь тридцати пяти племенам,
Заселили потомством своим
Средний мир,
Завещанный им.
Нерушимое счастье тобой
Было обещано им!
 
 
Но из темных, подземных бездн
Адьараи н аземлю поднялись;
Из Верхнего мира
С бурных небес
Неистово начали налетать
Воинственные племена…
И теперь погляди, отец,
Что творится здесь на земле:
Дети племен уранхай-саха,
Ходящие на двух ногах,
Глядящие прямо перед собой,
Наполовину истреблены…
Их дома изобильные разорены,
Перевелся их тучный скот;
Опора крепкая жизни их
Рухнула!
Негде укрыться им,
Не на что надеяться им!
 
 
Чтоб от обид народ защитить,
Чтоб от гибели оградить
Добросердечных детей
Улуса айыы-аймага
С отзывчивою душой,
С поводьями за спиной,
Надо вам средь небесных богатырей
Лучшего избрать поскорей
И в Средний мир отпустить,
Чтобы он хозяином стал на земле,
Чтобы он жилье основал
На равнине Кыладыкы,
Где раздолье, где необъятный простор,
Где долины без края цветут,
Где широкие зеленеют луга,
Где россыпью красной горит
Драгоценный камень-сата…
 
 
Пошлите могучего богатыря,
Которому равного нет!
Пошлите великого богатыря,
Чтобы мог он дорогу закрыть
Дующим сверху ветрам? ледяным,
Чтобы мог он пути запереть
Стуже, веющей из-под земли!
Нужен на земле богатырь,
У которого не проливалась бы кровь,
Не рушился бы могучий костяк,
Чтобы он дыханием вечным дышал,
Чтобы он бессмертной душой обладал.
Вот такого богатыря
Прикажи, отец,
Поскорей найти
И не медля в Средний мир отпусти!
 
 
Если вы, могучие, предрекли
Долгую широкую жизнь
Ходящим на двух ногах,
У кого лицо впереди,
Потомкам рода айыы,
О, имеющие великую власть,
Добрые сердцем владыки небес,
Внемлите моим словам,
Пошлите н аземлю поскорей
Крепкую защиту свою,
Долговечную силу свою!
Обращаюсь к вам с горячей мольбой,
Кланяюсь низко вам,
Поклоняюсь трем
Вашим темным теням! —
Так молила владык айыы,
Говорила Аан Алахчын.
 

СТИХ 24
ПЕСНЬ ААН АЛАХЧЫН

 
Высокий белый
Небесный свод
Всколыхнулся в зените своем,
Изначальная мать-земля,
Как в деревянной чаше вода,
Дрогнула,
Заколебалась вдруг…
Громкое слово
Аан Алахчын
Полетело ввысь,
Потрясло,
Всколебало воздух
Над всей землей.
Туча темная наплыла,
Стало сумрачно,
Пала широкая тень…
 
 
Рассекаемая могучей мольбой
Матери Аан Алахчын,
Зашумела воздушная высь,
Загудел, заклубился вихрь,
Захрустел, зазвенел
Летящий песок…
Не успел бы ты сказать:
«Аарт-татай!»,
Треснул оглушительный гром,
Молнии, трепеща,
Посыпались с высоты;
В треске и свисте
Железных крыл,
В блеске пляшущих красных огней,
С клекотом гневным,
С воем илбис
К темному небу взмыл.
 
 
А те – блистающие в высоте,
Обитающие на хребте
Трехъярусных белых небес,
Судьбами трех великих миров
Правящие по воле своей,
Встревожились, собрались,
Разговор такой повели:
– Из пределов Среднего мира,
С обитаемой беспокойной земли,
Где свил гнездо
Кровавый раздор,
Кто-то с воем и клекотом
К нам летит,
Хочет мир небес возмутить;
Там беда, как видно, стряслась,
Только нам теперь не до них! —
 
 
Взяли огромный железный шест,
С тремя наконечниками острогу
И закрыли со скрежетом
Огненный вход
На белое небо —
Обитель владык
Великого рода айыы,
Дали стражам небесным
Грозный наказ:
– Пусть-ка сунется кто-нибудь —
Двиньте по глупой башке острогой,
Чтобы дерзкий незваный гость
Н аземлю кувырком полетел!
 
 
На высоком, белом небесном хребте,
На раздолье безбрежном его,
На беспредельном просторе его,
На трехъярусном своде,
Где облака
Гуще белого каймака,
Могущественные стражу несли —
Славные в сонме айыы,
Державные богатыри,
До которых на крыльях не долетишь,
До которых на брюхе не доползешь.
 
 
Готовы на бой всегда,
Готовы любой удар отразить,
Заслоняли спинами солнце они.
Словно горы, мускулы их
Перекатывались на широких плечах.
Сокрушительны силой своей,
Ослепительны видом своим,
Смерти не знали они,
Никто их не мог победить,
Ярмо им на шеи надеть.
Трое было их – богатырей,
Трое стражей белых небес.
 
 
Если спросишь их имена —
Громкие на все времена,
Какая им сила дана,
Какая власть им дана,
То вот кто были они:
Первый, самый могучий из трех,
Схожий с заоблачною горой,
Чье дыханье – густая мгла,
Чей каждый выдох —
Белый туман
С огромное облако величиной,
Был исполин Буксаат Хара.
А второй —
Бесстрашный боец,
Бесконечно коварный
Ловкий хитрец —
Был Ала Дьаргыстай-богатырь.
Третий был
Прекрасный собой,
Беспредельно добрый душой,
С белым юношеским лицом,
Блистающим красотой —
Кюн Эрбийэ-богатырь.
 
 
Первый средь них,
Сильнейший средь них,
Чей выдох – белый туман
С облако величиной,
Богатырь Буксаат Хара
Неподвижно на месте сидел,
Нерасторжимо соединив
Опорные три кольца,
На которых держится мир,
Руки могучие в кольца продев,
Не размыкая рук никогда;
Левым красным глазом своим,
Мерцающим, как звезда
В осенние холода,
За небесами он наблюдал,
Огненным правым глазом своим
Пристально вниз глядел.
Так он всегда неподвижно сидел,
Три кольца небесных держал.
А страшился он одного:
Если бы в руках у него
Хоть одно покачнулось кольцо,
Дрогнул бы трехъярусный небосвод.
Всколыхнулись бы девять
Белых небес.
Если бы в руках у него
Повернулось огненное кольцо,
На котором держится вся земля,
То обитаемый Средний мир
Всем бескрайним простором своим,
Всей непомерною толщей своей
Поставленный на воде,
Закачался бы, как лохань,
Затопили б его края
Воды мертвые довременного моря…
Изобилье и счастье земли
Смыты были бы,
Сметены
Яростью ледяной волны;
В страшном Нижнем мире тогда
Заклятые в древние времена
Засовы Алып-Чарай
Отодвинуться вдруг могли
И открыть глубины
Удушливых недр,
Бездонных подземных недр…
Наступила бы гибель земли,
Распался бы,
Разрушился мир
 
 
Этому богатырю,
Что держит опоры трех миров,
Раз в три года
Белую пищу несли,
Гущу небесного молока.
Как бездонный провал,
Как ущелье в горах,
Он широкий рот открывал,
И прямо в открытый рот,
В глубокий отверстый зев
Опрокидывали ему
Белой сладкой пищи котел;
Это малое проглатывал он
Огромным одним глотком…
Нет на свете лучше богатыря!
Румянцем густым цветет
Лица его смуглота;
Как из стали кованы —
Мышцы его
Усталости не испытали вовек;
Огромный,
Как горный кряж,
Опора вселенной – он.
 
 
А второй из богатырей —
Ловкий боец,
Коварный хитрец,
Удалой Ала Дьаргыстай;
Мясом грузным он не оброс,
От жира не лоснится он,
Кости неломкие у него,
Тело железное у него,
Не боится он ничего.
 
 
Воскликнув:
– Ну что ж!
Такова
Предначертанная Одун Хааном судьба! —
Этот стремительный богатырь,
Ухватив свой грузный железный шест —
С тремя наконечниками острогу —
Уже размахнулся оружьем своим,
Чтобы ударить прямо в кадык
Того, кто дерзко снизу хотел
Проникнуть в Верхний мир.
Так он прежде на землю
Сбрасывал всех
Рвавшихся на небеса…
В этом служба его была,
За это хвалу воздавали ему
В трех мирах,
На трех языках;
Он хранил нерушимый строй,
Установленный в начале времен.
В сверкающем доспехе своем
Был он схож с боевым копьем
О восьми лезвиях,
О трех остриях —
Так о нем предания говорят…
 
 
Третий из богатырей —
Белого неба гонец.
О чем бы ни попросили его,
За чем бы ни посылали его,
Дух не успеешь перевести,
А он, как молния, улетев, —
Уже воротился, гремя, как гром;
Все узнал, все увидел,
Принес ответ…
Смеется он,
Будто сено горит,
Хохочет он,
Будто гром гремит;
Когда, как молния, он летит —
Не видно тени его,
Вот какой он,
Кюн Эрбийэ-молодец —
Гонец небесных айыы.
Могучий голос его, как гром,
Раскатывается в высоте;
Словом одним богатырь
Злобного угомонит;
Так остер его разговор,
Что заслушиваются его.
В трех небесных рядах
На кумысных пирах
Он на главном месте сидит…
 
 
Копье занесенное увидав
У небесного стража в руках,
Он – смеясь,
Как сухое сено, горя,
Хохоча, как гром, грохоча,
В молнию превратясь,
Вниз полетел, как стрела,
И мгновенно кверху взвился,
Ослепительно ярко блеснув,
И прославленному богатырю
Ала Дьаргыстаю сказал:
– Открой скорее
Огненный вход!
Летит сюда крылатой стрелой
Голос Аан Алахчын самой,
Дух ее челюсти и языка! —
 
 
Только молвить успел он эти слова,
Могучий Ала Дьаргыстай
В сторону быстро отвел
Трехзубую свою острогу,
Восьмилезвийный свой
Железный шест,
Что был заколдован и заговорен
Чарами восьмидесяти восьми
Пролетающих облаков,
Девяносто и девятью
Коварствами бога битв;
Подержал на весу свою острогу,
Приоткрыл на мгновенье огненный вход
На торжествующую высоту
Трехъярусных белых небес.
 
 
Из пределов широкой земли,
Окруженной хребтами гор,
Рассекая воздух звонкой стрелой,
На небо, сверкая, взлетел
Голос Аан Алахчын,
Дух ее челюсти и языка;
И в кукушку малую превратясь,
Крылышками блестя,
Покружился над кровлею золотой
Обширно прекрасного дома-дворца,
Где обитает Юрюнг Аар Тойон,
Неба хозяин седой,
В высокой шапке из трех соболей,
Чье дыханье – нежный зной,
Попирающий ногой облака
Гуще белого каймака.
Над золотым небесным жильем
Простирая широкую сень,
Восьмиветвистое дерево там
Густолиственное росло;
Кукушка села на ветке его,
Радужным опереньем блестя,
Открывая граненый клюв,
Звонким щелкая языком,
Выпуская громкую речь;
Будто снежинки в бурю, слова
Вылетали из клюва ее.
 
 
Здесь, на вершине белых небес,
Величавое солнце светит всегда,
Вечный день сиянием напоен,
Вечер не приходит сюда;
На прекрасных густых деревах
Не облетает листва никогда,
На зеленых небесных лугах
Не увядает трава;
Заморозков не бывает здесь,
Никогда не падает снег,
Вечная, молодая весна,
Благоухая, цветет.
 
 
Здесь, на широком хребте
Трехъярусных белых небес,
В огромном веселом доме своем,
В летней, золотой урасе,
Возле трех молочных озер,
Сладостным, теплым дыханьем дыша,
Восседает белый, седой
Старец Юрюнг Аар Тойон.
Он высокую шапку из трех соболей
Приподнял, уши открыл,
Услышал кукушку —
Проведал все.
Неторопливо потом
Голосом тихим, спокойным своим
Молвил такие слова.