Текст книги "Якутский героический эпос Олонхо. Нюргун Боотур Стремительный."

Автор книги: Автор Неизвестен

СТИХ 230
МОЛЕНИЕ САБЫЙА БААЙ ХОТУН

 
Радость и слава!
Мир и добро!
Радость и счастье!
Жизнь и любовь!
Да будет слава тебе,
Добрая Ахтар Айыысыт!
Крепкое счастье пошли
Детям, Кюрэ Дьэсегей!
Неисчерпную дай благодать,
Щедрая Иэйэхсит!
 
 
На радость, великие, вам
Украсили мы тюсюльгэ,
Изобильем кипящее золотым!
В три ряда березки в землю воткнув,
Желтым чэчиром огородив
Обширный этот алас,
Кумысный пир заварили мы!
У коновязи резной,
У священных ее столбов,
Где, по ветру развеваясь, висят
Жертвенные гривы коней,
Моленья горячие вознося,
Кубок сверкающий поднося,
Милости у неба прося,
Нашу доченьку дорогую,
Нашего жаворонка золотого
Отправляем в далекий путь!
Пусть повсюду
Сопровождает ее
Благословенье добрых айыы!
На солнечных поводьях тугих
Пусть поддерживает ее
Надежная их рука!
Пусть благословенье мое
Сопутствует всюду им,
Детям моим дорогим,
Надеждой в пути блестит,
В любой нужде защитит!
 
 
Доченька дорогая моя,
Добрая сердцем
Туйаарыма Куо!
Когда ты достигнешь страны,
Где жить тебе суждено,
Когда ты войдешь
В свой новый дом
И зажжешь в очаге
Священный огонь,
Пусть благодатная Иэйэхсит
Встретить тебя прилетит,
Пусть великая Айыысыт
Очаг твой благословит!
 
 
В изобильном доме своем
Миром наслаждайся всегда,
На счастливом своем тюсюльгэ
Радостью утешайся всегда!
Что ни год, дитя приноси,
Горя не знай,
Зыбку качай!
Крепких детей
На колени сажай,
С крепкой судьбой
Потомство рожай!
Пусть изобилье,
Счастье во всем
Станет уделом твоим
На восемь веков,
На девять веков!
Пусть уста твои
Не устанут вовек
Благодарить
Подаривших тебе
Мирную, безмятежную жизнь!
Пусть все добрые желанья твои
Превзойдет грядущая слава твоя!
Пусть многодетным
Будет твой дом,
Пусть бесчисленным будет
Потомство твое!
Да умножится твой материнский род,
Да усилится твой отцовский род,
Да прославится на девять веков!
Слава и счастье!
Мир и любовь!
Слава и сила!
Жизнь и добро!
 
 
Пусть Кюн Дьэсегей
Навстречу тебе
Сверкающий – побежит!
Пусть Кюрэ Дьэсегей
Навстречу тебе,
Как солнце, улыбкою заблестит!
Пусть густогривых
Твоих коней
Долина широкая не вместит!
Пусть размножится
Твой рогатый скот,
Пусть бесчислен будет
Его приплод!
С глубокое озеро величиной
Неисчерпаемое тюсюльгэ —
Радость вечную обрети!
Свой, поставленный в три ряда,
Золотой чэчир освяти!
Пусть богатство великое принесет
Светлосерая кобылица твоя,
Пусть благоденствием расцветет
Долгая жизнь твоя!
Пеной весеннего кумыса
Гнедых твоих кобылиц,
Игрой шипящего кумыса
Голубых твоих кобылиц,
Славу каждый день воздавай
Матери Айыысыт,
Всегда мольбу возноси
Благодатной Иэйэхсит!
 
 
Пусть кумысные твои турсуки,
Кожаная посуда твоя,
Из цельных шкур большие мехи
Будут всегда полны у тебя!
Пусть кубки о девяти обручах
Умножатся у тебя!
Пусть узорные резные ковши
Украшают твое жилье!
Пусть без счета будет любой
Деревянной, шитой, цветной
Посуды берестяной!
 
 
Восемь перевалов крутых,
Семь высоких горных хребтов
Одолевшего в далеком пути,
Изнуренного голодом и трудом,
Путника приветливо встреть,
Досыта накорми…
На извилинах девяти дорог
Изнуренного до потери сил,
Падающего – подними,
Бесприютного приведи в свой дом,
У очага своего обогрей!
И да будет за это слава тебе,
И да будет счастье тебе!
 
 
Летающий высоко над землей
Выше изгороди столбовой
На Мотыльково-белом коне,
Юрюнг Уолан, сынок дорогой!
Ту, которую мы берегли,
Как зеницу наших очей,
Как десну наших белых зубов,
Ту, которую звали мы
Золотогрудой птичкой своей,
Медногрудой синичкой своей,
Нашу доченьку взяв от нас,
Как только ее привезешь
В восьмикрайнюю долину свою,
На широком дворе своем,
На высоком холме,
Где стоит твой дом,
Ты, восьмиветвистой
Зеленой травой
Руки ее обвязав,
Навстречу солнцу ее проведи
Вокруг резного столба
Коновязи священной твоей,
Чтобы дух-хозяйка твоей земли
Не стала чуждаться вдруг
Нашей доченьки дорогой,
Чтобы как свою приняла ее,
Чтобы молвила про нее:
«Сэлэ с пучками жертвенных грив
Приумножить приехала у меня!»
 
 
На широком блестящем дворе,
Где ни пыли, ни грязи нет,
На просторном надворье твоем,
Не знающем ни снега, ни льда,
Ты из тонких березок поставь
Золотой чэчир в два ряда,
Дорогу свежей травой устелив,
На порог траву положив,
По траве введи ее в дом;
К бушующему огнем очагу,
К грозно гудящему камельку
Радостно ее подведи,
И скажи ей, чтобы она
Тремя пучками смолистых лучин
Аан Уххана – духа огня
Угостила из рук своих,
Приветствуя троекратно его!
 
 
Тогда лишь хозяин огня —
Дух очага твоего
Примет, как хозяйку свою,
Ненаглядную нашу дочь.
Поймет, что пришла она
Следить за добрым огнем,
Возносить выс око
Очажный дым…
 
 
Детушки золотые мои,
В день отъезда вашего я,
Широко раскрывая дорогу вам,
Благословляю вас!
Пусть восемь крутых дорог
Ровными будут для вас,
Пусть дорога белая – Сиэри
Раскинется широко!
Пусть девять трудных дорог
Легкими будут вам!
Пусть удача, слава-айхал,
В долину широкую величиной,
Сопутствует всюду вам!
Пусть победа, счастье, добро,
Словно степь огромная, шириной,
Везде окружает вас!
Пусть добрые предзнаменованья всегда
Сопровождают вас,
Пусть не будет препятствий
У вас впереди,
Пусть не будет помех позади!
 
 
Пусть будет удача вам,
Которую не утащит бык!
Пусть будет счастье у вас,
Которого не обскачет конь!
Уруй-айхал!
Уруй-туску! —
 
 
Совершив моленье свое,
Спев благословенье свое,
Сабыйа Баай Хотун
Светлой пеною кумыса
Обрызгала землю вокруг.
И когда широкий ковш хамыйах,
Подброшенный ею, упал
Стороной открытою вверх,
Так обрадовалось собранье гостей
Доброму знаку тому,
Что дрогнула степь кругом;
И дальние горы отозвались
Радостному крику толпы:
– Уруй-айхал! —
– Уруй-туску! —
 
 
Тут прощаться начали старики
С дочерью дорогой,
С долгожданным зятем своим.
Крепко обняли родители их,
Троекратно поцеловав,
Шестикратно облобызав.
 
 
Снаряженного в дальний путь,
Ладно обузданного,
Крепко оседланного,
Покрытого пестрым, цветным,
Словно облако п еристое, дорогим
Узорчатым чепраком,
Словно красное облако, под седло
Бархатный положив кычым,
В уздечке из золотых лучей,
С поводьями из лунных лучей,
Под серебряным чеканным седлом
О семи подпругах тугих,
Крепко затянутых под животом,
С медными брякунцами на сбруе,
С кольцами серебряными на сбруе,
С колокольчиками на сбруе,
Звонкими, как напев
Матери Иэйэхсит,
Играющего на ходу,
Сверкающего белизной,
Подвели Туйаарыме Куо
Наследственного иноходца ее,
Стройного коня Туналы.
 
 
Под ноги, по земле
Пеструю раскинув кошму,
Проворная девка
Энньэ Кулут
Подошла к хозяйке своей молодой —
Помочь ей
Подняться в седло.
Парень Юктэл Кулут,
Поклонившись трижды хозяйке своей,
Наклонился, спину согнул,
Чтобы, на спину став ему,
Молодая хотун могла
На высокое подняться седло.
Опершись о руки служанки своей,
Проворной Энньэ Кулут,
На широкую спину став
Юктэл Кулута, слуги своего,
Ладно уселась
Туйаарыма Куо
На серебряное седло.
 

 
С обеих сторон
За поводья взяв
Стройного коня Туналы
С наездницей прекрасной в седле,
Вся семья проводила
Туйаарыму Куо
На расстоянье семи сэлэ,
Где предстояло им
Расставанье на долгий срок,
Где в сияньи утра лежал
Дальний путь ее – на восток.
Милая Туйаарыма Куо,
На белом коне своем,
Краше прежнего
Казалась теперь
Провожавшей ее родне…
 
 
Нарядная шубка ее,
Обложенная бобром,
Пышно распушась на ветру,
Ладно облегала
Плечи и стан,
Была ей к лицу, говорят.
Подвески узорного серебра,
Цепочки на шейном кольце,
Тонкие илин-кэлин-кебисэр
Переливались, ярко блестя,
Поигрывали на груди и спине,
Позванивали на ней.
Высокий бобровый верх
Рогатой шапки ее
Будто улыбался
Белому дню;
Круглая чеканная тусахта,
Укрепленная надо лбом,
Радостно на солнце блестя,
Озаряла ее лицо…
 
 
Чтобы любимую дочь
Не опечалить ничем, не смутить,
Чтобы зятя милого своего
Честью не обойти,
Чтобы по дальним дорогам их
Добрая молва пронеслась,
Чтобы по дальним землям о них
Громкая летела хвала,
С дочерью отправили старики
Старшего сына с женой.
Старшего сына-богатыря
Снарядили в дорогу они
Тюнгюром – дружкою быть,
А жену его снарядили они
Ходог ой, поезжанкой быть.
 
 
Стали отец и мать
Приданое дочери выделять
И так спросили ее:
– Доченька наша
Туйаарыма Куо!
Отбирай, что по нраву тебе,
Забирай, что тебе по душе,
Нам для тебя
Ничего не жаль! —
Молвила Туйаарыма Куо:
– Много не надо мне.
Молодняк с собой я возьму,
Малых жеребят и телят! —
 
 
И она телячий намордник взяла,
Жеребячий колючий
Нарыльник взяла,
Да ковш хамыйах
С собой забрала.
Тут со всех зеленых долин
И со всех открытых полян
Побежали стада телят,
За намордником своим погнались;
Им вослед
Табуны жеребят,
Выбегая со всех сторон,
За нарыльником своим понеслись.
Вся посуда,
Какая тогда
В стойбище богатом была,
Запрыгала с полок,
Стуча и бренча,
Покатилась, прыгая и тарахтя,
Погналась за большим ковшом,
За хамыйахом главным своим…
 
 
Расплодившиеся без числа,
Раздобревшие на привольных лугах,
Стада молочных коров,
Отчаянно, громко мыча,
Набежали со всех сторон,
Кинулись опрометью вослед
Ревущим телятам своим.
Табуны степных кобылиц
Из отгонных дальних лугов
Поскакали, пронзительно ржа,
Жеребятам своим вослед.
 
 
Стоявшая на скотном дворе
В почетном летнем хлеву
Праматерь
Коровьих стад
Криворогая Ый-Ыдалыын,
Корова Толстуха-Луна,
Увидав, что все потомство ее
Уходит из мест родных,
Тяжело заметалась,
Тревожно мыча,
Выломала загородку в хлеву.
А прародитель коровьих стад
Старый бык
Тойон-Тойболуун,
Видя, что все подруги его
Уходят невесть куда,
Заметался, мыча,
Неуклюже топчась
У столба – на толстой цепи…
 
 
Кобылица Кюн-Кэдэлю,
Первая среди кобылиц,
Стоявшая в стойле почетном своем,
Заржала, затосковав,
Разломала жерди в стойле своем,
Убежала на волю, вослед
Уходящему табуну.
 
 
Разве может остаться один
Жеребец Хаан-Дьаралык?
Выскочил из летника он
И за кобылицей Кюн-Кэдэлю
Поскакал табуну вослед.
Все, не считанное никогда,
Не измеренное никем
Богатство несметное и добро,
Как будто себе говоря:
– От части своей
Отстать не хочу! —
Пошло, поплыло
Потоком сплошным
По следам Туйаарымы Куо…
 
 
Тут весь добрый люд,
Вся родня поднялась,
Говоря:
– Не терять же нам
Кровного добра своег о —
Двинулась дружно вослед
Табунам и стадам своим…
 
 
Вся долина широкая Сайдылыкы
Опустела в короткий срок,
Будто и люди не жили здесь,
Будто и стада не паслись.
Разом осиротела страна,
Запустеньем повеяло над землей,
Будто нашествие вражьих сил
Опустошило ее,
Будто язва тут
Моровая прошла,
Только там и сям
Осталось торчать
Брошенное жилье.
 
 
В брошенном хотоне себе
Вырывшая нору,
На задворках, на скотном дворе
Прожившая всю свою жизнь
Старуха дремучая Симэхсин
Рассвирепела, жалея скот,
За которым смотрела она,
На ноги старая поднялась,
Подпрыгнула высоко,
Хлопая завязками торбасов,
Серьгами красной меди бренча;
Со дна хотона она
Огромную лопату взяла,
Тлеющего дымокура золу
Из окна кидать начала…
 
 
Пылью и пеплом вокруг
Землю заволокло,
Дым заклубился,
Черный, густой,
До неба тучею встал,
Солнечный свет затмил.
 
 
Старуха древняя Симэхсин
Тревогу великую подняла,
В ладони забила она,
По-собачьи завыла она,
Подпрыгивая высоко,
Так что завязки ее торбасов
По затылку хлестали ее,
Так что завязки ее шаровар
По щекам хлестали ее.
И кричала, и причитала она…
 

СТИХ 231
СТАРУХА СИМЭХСИН

 
Ой, куда же вы?
Ой, беда моя.
Ох, жарко, ох, жутко мне!
Подгибаются колени мои,
Разрывается сердце мое…
Стряслась беда,
Пропали стада!..
 
 
Отец твой с ума сошел,
Дом поджег,
Все добро спалил, —
Удавился на матице головной,
На веревке волосяной!..
Матушка старушка твоя,
Как пропали ее табуны,
Как ушли кобылицы ее,
От горя с ума сошла,
Огнем урасу сожгла,
Повесилась на опорном столбе,
На ремне сыромятном висит!
Дыбом встали
Космы мои…
До смерти напугана я…
 
 
Доченька ты моя,
Дитятко Туйаарыма Куо,
Вернись поскорей,
Схорони
Доброго отца твоего!
Матушку похорони,
Вырастившую тебя,
А потом уезжай себе!
 
 
Дом твой родной,
Где выросла ты,
Потеряв хозяев своих,
Помертвел, поник, запустел…
Дорогое дитя мое,
Ласковая ты моя,
Хоть раз обернись,
На меня оглянись! —
 
 
Так причитая,
Громко крича,
Прыгая на месте одном,
Бедная старая Симэхсин
Деревянной лопатой своей
Бить принялась,
Колотить, ломать,
Загородку загона
Грузную дверь.
 
 
Услышала Туйаарыма Куо
Отчаянные крики ее.
Жалостью, состраданьем полна,
Тревогой, волненьем полна,
Не выдержала,
Обернулась она.
И едва обернулась она,
От черно-белой ревущей реки,
Мычащей, ржущей реки,
От пестрого,
Хлынувшего за ней
Потока коров и коней,
Трети две отделились вдруг
И пустились обратно вскачь,
На пастбища родные свои;
Радостно ржа и мыча,
Хлынули табуны и стада
На простор долины родной…
 
 
С той поры, говорят,
Примета пошла,
Что в чужие края
За мужем своим
Уходящая из дому дочь
Оглядываться не должна
На родной свой дом,
На родной алас,
Как бы ни рвалось от тоски
Сердце в ее груди,
Как бы ни была тяжела
Ей разлука с друзьями девичьих лет,
С матерью и отцом…
 

СТИХ 232
СТАРУХА СИМЭХСИН

 
Юрюнг Уолан, Туйаарыма Куо,
Помех не встречая нигде,
Проехали девятидневный путь.
А на десятый день
Преградила дорогу им
Разлившаяся широк о
С могучим теченьем река;
Пеною клокоча,
Каменьями грохоча,
Девять бурных речек
Впадали в нее…
 
 
Летающий высок о
На Мотыльково-белом коне
Юрюнг Уолан сказал:
– Прежде я не встречал,
Проезжая здесь,
Могучей этой реки!..
Откуда она взялась?
Это чертово колдовство,
Это – чары вражеских сил! —
 
 
Подъехав к реке,
Юрюнг Уолан,
Волшебным кнутом
О восьми хвостах
Взмахнув широко,
Хлестнул по воде
Со словами:
– Волей айыы,
Вражеского наважденья власть,
Убирайся прочь с моих глаз! —
И заметить никто не успел,
Как исчезла невесть куда
Широкая, в крутых берегах,
С могучим теченьем река, —
Во мгновенье ока
Пропала она…
 
 
П осуху коварную падь
Путники перешли,
Копыт лошадиных не замочив,
Стадо не напоив.
Долина пред ними легла
Величавая – во сто верст шириной,
В триста верст, примерно, длиной.
В той долине виднелся
З адень пути
Прекрасный богатый дом
С кровлею золотой.
И подумал Юрюнг Уолан:
– Как проезжал я по этим местам,
Не встречал я здесь
Никакого жилья,
Дома этого не видал…
 
 
Это играют абаасы,
Адьараи колдуют здесь!..
 
 
А как подъехали поездом всем
Путешественники к золотому жилью,
Из дверей открытых
Навстречу им
Плавной поступью —
Горделивы, стройны —
Три девушки вышли
В одеждах цветных,
Три милых дочери
Рода айыы.
Кротко глядя в глаза гостей,
Радостно улыбаясь им,
Приветливо они поднесли
Брызжущий кумысом
Праздничный кубок айах,
Пригубить его прося.
 

СТИХ 233
ТРОЕ ДЕВУШЕК АЙЫЫ

 
Кэр-бу! Кэр-бу!
Кованый из золотого луча
Конский повод носящие на спине,
Доверчивые душой
Добросердечные дети айыы,
И ты – летающий высоко
На Мотыльковом коне,
Богатырь Юрюнг Уолан,
Мы преклоняем колени свои,
Поклоняясь
Трем твоим темным теням,
Приветствуем прибытие твое!
 
 
Докатилась до нас молва,
Что утвердилась удача твоя,
Что возвеличив счастье свое,
Которое коню не поднять,
Что возвысив славу свою,
Которую с места не сдвинуть быку,
Ты супругою взял за себя
Прекрасную Туйаарыму Куо,
Красавицу с волнистой косой
В девять маховых саженей,
И теперь увозишь ее
Домой – на свадебный пир…
 
 
Как об этом узнали мы,
Сердечно возликовали мы;
И с полным чороном
Встречаем тебя,
Радостно величаем тебя!
 
 
Прекрасный гость-богатырь,
Хоть у нас и проездом ты,
Прими этот кубок,
Пригубь глоток,
Просим, не отвергай
Добрый сердечный дар!
Первый ты этот кубок возьми,
Первый испей из него,
Уваженье нам окажи,
Угощенье наше – на счастье тебе!
Мы благословляем тебя
На долгую жизнь,
На добрую жизнь! —
Так три девушки, став пред ним,
Приветливые говорили слова…
 
 
Но прославленный богатырь,
Усмехаясь, ответил им:
– Кто же не знает вас?
Мог ли я вас позабыть —
Дочерей проклятых абаасы,
Погубивших в бездонной яме своей
Многих славных богатырей
В давние годы,
В давние дни! —
Ударив ногой,
Юрюнг Уолан
Выбил у них из рук,
Опрокинул кубок резной,
Пролил шипящий кумыс
И огневым, волшебным кнутом
О свистящих восьми хвостах
Трех красавиц
Прямо по головам
С размаху пошел хлестать.
 
 
Три девушки рода айыы
Шарахнулись от него
И бесследно исчезли вмиг,
Как будто и не было их.
 
 
Прекрасные дети средней земли
Двинулись дальше в путь,
Протаптывая широкий след
К пристанищу своему.
 

СТИХ 234
ТРОЕ ДЕВУШЕК АЙЫЫ

 
Скачущий на Вороном коне,
Стоя рожденном на грани небес,
Стрелой летающем грозовой,
Стремительный Нюргун Боотур,
Рассекая гулко звеняющую ширь
Беспредельно белых небес,
Разрывая черные облака,
Увлекая вслед за собой
Белые облака,
Взвихривая дыма клочки,
Девять буйных
Обрушив смерчей,
Срывая с туч грозовых
Четырехраскатистый гром,
С высоты опускаться стал…
 
 
Оба исполина-врага —
Уот Усуму и Нюргун Боотур —
На расстоянии девяти
Верховых переходов дневных,
Обрушив град ледяной,
Опустились н аземлю там,
Где никогда не звучал
Приветливый голос,
Радостный зов
Богини Иэйэхсит,
Где дух убийства
Илбис Кыыса
Дикую пляску ведет,
Где богини Айыысыт
Благословение не звучит,
Где один кровожадный Осол Уола
Тешится буйной игрой…
 
 
Там исполины-богатыри
Через бурный поток
Реки Энкэли,
Через мглистый провал,
Где, бушуя, бежит
Подмывающий каменную крутизну
Ревущий поток
Куйгуур-Дьагыл,
На берег неведомый перешли…
Покинув неколебимый предел
Срединной твердой земли,
С темени крутого ее,
С берега золотого ее,
На окраину мира ступили они,
Где ненастье дышит всегда,
Где исчадье ветров ледяных
Протягивает свой кровавый черпак;
Где голода лютого дух,
Причмокивая, пищи прося,
Тянется с пустою своей
Чашкой берестяной…
 
 
В нелюдимой долине Онолутта,
На темени бранном ее,
На выпуклом загривке ее,
На каменной холке ее
Очутились богатыри,
Там остановились они.
 
 
А как там очутились они,
Сама старуха Онолутта,
Хозяйка-дух
Той суровой земли,
Высунула личину свою
Из черных каменных глыб.
Ржавой жижей
Слезы ее текли
По морщинам каменных щек,
Издавая протяжный, икающий звук,
Плакала, всхлипывая, она,
Тревожно ворочаясь в глубине
Темных своих трясин.
 
 
Долину бедственной той земли
Истоптали богатыри,
Словно тв орог, измяли дол,
Проваливаясь до колен,
Увязая до бедер
В черной земле,
Ноги вытаскивая с трудом,
До пояса утопая опять..
Найдя скалу опорой себе,
Начали бой они.
Взревел Осол Уола,
Взвыла Илбис Кыыса,
Летая над головами их,
Кликушествуя, хохоча…
 
 
Заговоренные духом вражды,
Закаленные в львиной крови,
Напоенные местью и злом,
Длинные мечи обнажив,
Начали рубиться они;
Сшибаясь со скрежетом грудь о грудь,
Начали поединок они.
 
 
Не могли друг друга бойцы
Ни мечами острыми поразить,
Ни рогатинами пронзить.
Не могли железом они разрубить
Кованые доспехи свои…
Отбросив рогатины и мечи,
Колотушки тяжелые взяв
В девяносто девять пудов,
По макушкам друг друга они,
По толстым шлемам стальным
С грохотом принялись ударять.
Вреда ратоборцам не причинив,
Расплющились колотушки их…
 
 
Оружье отбросили богатыри;
Зубами яростно скрежеща,
Кинулись друг на друга они.
Ухватывая поперек спины,
Железной хваткой давя,
Друг друга душили они,
Становые ломали хребты…
 
 
Тридцать воющих дней и ночей
Без передышки боролись они.
С воплем то один, то другой,
В сторону отскакивая, рывком
Пытался противника повалить…
 
 
От натуги зычно вопя,
Через силу пытались друг друга они
Перебросить через бедро.
Не осиливал ни тот, ни другой,
Сила не убывала у них,
Ярость не утихала у них.
 
 
Топотом тяжких ног
Толща земли потряслась.
Громовый стук
Их железных ног
Сквозь каменное
Толстое темя проник
В бедственный Нижний мир,
Где владыка подземных бездн,
Старик-исполин Арсан Дуолай
И свирепая старуха его,
Страшная Ала Буурай
Метались, места не находя,
Встревоженные гулом борьбы,
Ворочались в логове темном своем.
Плохо им было, невмоготу,
Охали старики,
Тошноту не в силах унять;
От грохота богатырских ног
Оглохли вовсе они.
 
 
Вопли разъяренных бойцов,
Громовые раскаты
Ударов их
Услышал спросонья
Улуу Тойон,
Услышала Куохтуйа Хотун,
Восседающие на круче небес.
Встревожились, всполошились они;
Толстые подошвы их ног
Пламенем обожгло,
В почках вздымающихся у них
Колотье жестокое началось;
Будто железным рожном.
Кололи утробу им.
Скорчились, за бока ухватясь,
Впали в обморок старики…
 
 
Великий, бранный
Средний мир
Всей непомерной толщей своей
Закачался и задрожал.
Леденящий ливень,
Летящий снег
Обрушились на просторы земли.
Ветер западный – Саапас,
Бешено гудя, налетел,
Черную завихрил метель;
Забушевал ураган,
Подымая д онеба пыль,
Застилая солнечный свет,
Закручивая смерчом,
Подымая к тучам груды камней,
Вырывая деревья,
Ломая леса,
С грохотом над землей пронося
По воздуху глыбы скал…
Лютая разыгралась вражда,
Неслыханная настала беда
От великого боя того
Исполинов-богатырей…
 
 
Солнце, выглянув,
Повернуло вспять,
Месяц выглянул и пропал,
Непроглядная наступила тьма…
 
 
Тут владыки
Алчных небес —
Страшный Улуу Тойон
И свирепая Куохтуйа Хотун
В дохе из облезлых шкур
Безобразным своим сыновьям,
Одноглазым черным парням,
Вертящимся, кривобоким своим,
Крутящимся дочерям
Властно волю свою изрекли:
– Эй вы, дочери, сыновья,
Однорукий наш, одноглазый род!
Бегите живо на край
Погибельно-мутных небес,
Поглядите с обрыва вниз,
Нагнитесь по самые бедра свои,
Разведайте, что стряслось,
Что за бедствие произошло, —
Откуда грохот и шум
На коренной гористой земле,
На основной неказистой земле,
Почему всколебалась
Твердыня е е —
 
 
В бедственной бездне
Подземной тьмы
Прародитель рода абаасы,
Родившийся в облезлой дохе
Исполин Арсан Дуолай
И страшная старуха его —
Ала Буурай Хотун,
С деревянной колодкою на ногах
Появившаяся на свет,
Крикнули черным своим парням,
Кривоголовым своим сыновьям,
Приказали своим дочерям,
Прокаженным девкам своим:
– Эй вы, парни, девки,
Ступайте скорей,
Выкарабкайтесь наверх,
Высуньтесь из провалов глухих,
Выгляните из пропастей,
Разузнайте, разведайте все —
Что творится там наверху
На глинистой основной земле,
Отчего трясется
Вся толща ее?
Чьи тяжелые ноги там
Грохочут над нашею головой,
Чьи железные топают торбаса,
Колебля каменный свод,
Потрясая весь Нижний мир? —
 
 
Так вот, – рассказывали в старину, —
Встревоженные в твердыне своей,
Грозные владыки
Подземных бездн
Голосами гром овыми в темноте
Приказывали отродьям своим…
 
 
А беда все больше росла.
Колебался бедственный Нижний мир,
Качались опоры его,
Трещали укрепы его;
Взбаламутилась бездна, словно вода
В берестяном ведре.
Средняя бедственная земля
Трещала, качалась, тряслась,
Раскалываться пошла
Трещинами во всю свою ширь…
 
 
Ревущая круча бурных небес
Расплескивалась, как вода в турсуке.
Гулко звенящее
Верхнее небо,
Всей блестящей ширью своей
Омрачилось,
Вскоробливаться пошло.
А над мрачной долиной Онолутта,
Из-под грузно топочущих ног
Дерущихся богатырей
Вихрем взлетали глыбы камней
С быка трехлетнего величиной.
Необъятное разумом
Бедствие шло,
Небывалое несчастье стряслось…
 
 
Женщины беременные до поры,
Упав на колени,
Стали рожать…
Коровы стельные на лугах
Выкидывали недоносков-телят,
Жеребые кобылицы в степях,
Табунившиеся на речных берегах,
Выкидывали жеребят…
 
 
Потомству людей,
Потомству зверей
Всеобщий конец грозил!..
Парни, девки
Верхних абаасы,
Нагнувшись с кручи
Буйных небес,
Ничего не могли разглядеть,
Камни в лица летели им,
Вышибали у них
Единственный глаз,
С воплем, визгом
Кинулись прочь они,
Полетели на гребень
Свирепых небес,
К прародителям страшным своим.
Парни, девки
Нижних абаасы,
Выглянувшие из провалов своих,
С визгом и воем
Бросились вниз,
Спрятались от града камней
В подземную пропасть
На темное дно.
 
 
В Верхнем мире – переполох,
Рев стоголосый: – Беда! —
В Нижнем мире – шум, беготня,
Суматоха, крик:
– Абытай-халахай! —
В Среднем мире —
Ужас и плач:
– Где укрыться?
– Куда бежать?
Всем конец, видать!..
Всем нам пропадать! —
 
 
Восседающий на хребте
Высоких белых небес
На лучисто-молочном камне своем,
Престарелый Юрюнг Аар Тойон,
В шапке из трех соболей,
Чье дыханье – нежный зной,
Услыхав небывалый переполох,
Стал Дыылга Тойона просить,
Чтобы тот приказал троим
Небесным богатырям
Дерущихся исполинов разнять,
Или обоих скорей прогнать
С глинистой средней земли;
Если мириться не захотят,
Обоих арканом скрутить
И насильно перенести
На склон Золотой горы,
Где солнце рождается поутру,
На серебряный гребень горы,
Где месяц рождается ввечеру, —
Там пускай продолжают бой!..