Текст книги "Литконкурс Тенета-98"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 70 (всего у книги 75 страниц)

Между прочим, когда каждый голос ведет свою партию, подпевать гораздо проще, чем когда все поют одну мелодию: можно как угодно импровизировать, главное – правильно подхватить ритм, и не орать благим матом, а выдавать хоть сколько-нибудь гармоничные созвучия. Это все вполне по силам, если есть хоть минимальный слух. А после третьего рога уже и это совершенно неважно.

Дальнейшее я помню смутно. Помню батоно Давида, дирижировавшего дымящимся шампуром на фоне пламеневшего заката. Помню Глюка в свете луны, сидевшего бок о бок с местными парнями. Дружно раскачиваясь, они распевали что-то, причем Глюк пел по-немецки, а местные парни – по-абхазски, тирольское «Голарио» эхом раскатывалось по окрестностям, и собаки подвывали в ответ. Помню свой сольный номер, кажется, это было ленноновское "Let it be", причем так исполненное, что бедняга Джон, наверное, перевернулся в гробу, и тоже подвывали собаки…

Следующее утро прошло под девизом: "Привет с большого бодуна". Батоно Давиду пришлось отливать нас водой. Я надеюсь, мои друзья сумели объяснить ему, что до тех пор, как мы сели здесь завтракать со вторника на пятницу, у нас не было опыта столь тесного знакомства с местными винами. Про свой латинский я точно знал, что в моем нынешнем состоянии высказать что-либо в таком смысле было за пределом возможного.

Удивительно, но вода, которую лил нам на лоб батоно Давид, оказала поистине магическое действие: похмелье как рукой сняло, более того, я себя давно так бодро не чувствовал, как после этой водной процедуры. Поливая нас, старик приговаривал на латыни:

– Да, ребята, слабы вы против нашего вина… Ну, ничего. Сейчас живой водой оболью – голова и пройдет…

Живой водой! Я ткнул Сквозняка локтем в бок.

– Я слышал, не беспокойся, – ответил Ежи. Глаза его горели. Он вскочил на ноги и начал оживленно расспрашивать батоно Давида. Тот отвечал, сначала нехотя, потом оживился, не устояв перед напором обаяния моего друга.

Выяснилось, что местная родниковая вода обладает всеми свойствами живой воды. Точнее, это была не родниковая вода, а скорее минеральная, для лечебных надобностей, так как воду для питья жители Ахалшени брали из другого родника. Неподалеку был и третий, из него текла вода мертвая, ее тоже использовали в медицинских целях. Кстати, как выяснилось, такие родники били по всему Кавказу. Примечательная информация!

Но несмотря на эту новость, я все-таки с легким ужасом ожидал продолжения нашего пути. Ведь мы были еще только в Абхазии, предстояло пересечь Сванетию, Колхиду и Картвелию, прежде чем мы доберемся до Кахетии. А сами названия мест, через которые лежал наш путь, навевали ностальгические воспоминания об ассортименте магазина "Российские вина" года этак 1989-го: Рухи, Зестафони, Ахалдаби, Гурджани, Ходашени… Или придется их объезжать за версту, или наше путешествие очень и очень затянется. – IV-

Мы решили дальше продвигаться в автономном режиме. Бедняга Верблюд! Не то чтобы мы были так уж привередливы, но кроме него не к кому было обратиться за едой. То есть можно было бы заехать в какой-нибудь аул, но по опыту посещения Ахалшени мы уже знали, во что это выльется, а ведь надо было спешить: мы уже вторую неделю находились в пути.

Так или иначе, наша избушка мерно трусила по дороге, шедшей вдоль правого берега Риони. Ярко светило солнце, с реки дул легкий ветерок, с гор периодически погрохатывало: обвалы, обычное дело. Нам через них то и дело приходилось перебираться. Неожиданно загрохотало как-то уж очень близко, лишь чуть-чуть впереди. Мы тормознули. В полуверсте перед нами на дорогу посыпались камни, сначала мелкие, затем крупнее, и наконец весь склон сполз, перегородив нам путь. Зрелище было монументальное, те обвалы, через которые мы ежечасно перелезали, этому не годились и в подметки. Прямо-таки первобытный разгул стихии возбуждал инстинкт самосохранения, который заставил нас отойти назад еще саженей на полтораста. Кусок склона, аршин этак четыреста на семьсот, как был так и съехал прямо в Риони, перегородив реку и слегка ее запрудив. По ту сторону завала быстро, даже слишком быстро, разливалось озерцо.

– Хайнер, айда наверх, – крикнул я. Глюк в этот момент командовал избушкой. Он меня понял: если сейчас хилая новообразованная плотина прорвется, пойдет такой селевой вал, что нам на берегу не поздоровится!

Избушка повернула влево и начала карабкаться вверх по склону. Мы решили пробираться выше того места, которое оказалось затронуто оползнем. Избушка уже влезла до уровня половины склона, обнаженного в результате наблюдаемого нами катаклизма, как вдруг среди развороченной земли что-то желто блеснуло в солнечном свете, чем и привлекло наше внимание.

– Что пы это могло быть? – указал на эту штуку Глюк.

– Ума не приложу. Сходим посмотрим? – ответил я.

– Но, но! А если этот склон опять поедет? Где я вам с ходу родники с живой водой найду? – стал возражать Сквозняк.

– Да ладно тебе, в случае чего успеем организовать люк.

– Люк – дас ист прафильно!

И Глюк сотворил люк из нашей избушки прямо на обнажившийся склон, так что мы вылезли в аршине от этого блестящего предмета. Верьте или нет, но это оказался не какой-нибудь кувшин, как можно было бы ожидать, а вовсе даже сверток какой-то то ли ткани, то ли не ткани, на пленку, вроде, не похоже, скорее все-таки на текстильное изделие. Этот материал имел ни с чем не сравнимый цвет и блеск червонного золота. Когда мы его взяли в руки, он и на вес оказался довольно тяжелым, опять-таки как золото.

Когда мы с Глюком притащили этот куль в избушку, Сквозняк долго чесал в затылке, пытаясь вместе с нами сообразить, что же это такое. Простейший химико-магический анализ, проведенный на краешке этой красивой материи, показал, что глаза нас не обманывают: это действительно было золото! С четверть пуда самого настоящего золота, причем в такой замысловатой форме.

Преодолев опасный участок осыпи, мы вышли из избушки уже втроем и развернули полотно на всю ширину. Саженей пять в длину и три в ширину, оно по форме напоминало выделанную шкуру. Это и навело меня на мысль. Мы же в Колхиде!

– Парни, а это часом не Золотое Руно?

– Как, то самое?! – воскликнули мои друзья не то чтобы хором, но около того.

– Этого уж я не знаю. А что, истории известно еще одно?

– Я не слышал, но ведь я не историк, – ответил Хайнер.

– Надо запросить по сети, – неуверенно проговорил Ежи.

– Послушай, ты фсю дорогу только и делаешь, что обещаешь запросить по сети.

– Ну, положим, с живой водой удалось обойтись без этого.

– А с этим надо заехать к местным старожилам, – предложил я.

– Как заехать?! Мы ше спешим!

– Да ладно вам. Ну просидит Леший еще денек за шашлыком. Тут ведь такая интересная история получается!

Ребята согласились, а я грешным делом не стал их просвещать насчет своих ассоциаций по поводу названия столицы Колхиды Твиши.

Нам пришлось отклониться от маршрута, ведь город лежал немного севернее, однако добраться до Кахетии можно было и таким путем, миновав Рачинский хребет с севера, а не с юга. А нам до Твиши полдня пути вверх по Риони. На самом деле, избушка отмахала этот путь даже быстрее, часа за три с половиной.

Первое, что мы увидели – это дым, поднимавшийся из за горизонта густым столбом. Я сначала несколько самонадеянно предположил, что это сработала местная система дальнего обнаружения, и для нас уже жарят шашлык, но ошибочность этой гипотезы, к счастью не высказанной вслух, очень быстро стала очевидной. Слишком уж густой был этот дым, и слишком тревожно галдели суетящиеся в городе люди. Горела одна из башен исторической крепости. Горела изнутри, причем в силу особенностей архитектуры – она была выстроена скорее в духе сванских башен – подобраться к помещениям верхних этажей снаружи, через узенькие окошки-бойницы, было невозможно. А ведь внутри были люди! Мы слышали их крики. Кажется, наш прием колдовского создания дверей здесь неизвестен, а то народ изнутри давно бы уже вывели. Похоже, что мы вовремя!

Тяжело топая, избушка на всех парах подлетела к подножию крепости. Мы выскочили наружу под ошалелыми взглядами столпившихся жителей, уже оплакивавших находившихся в башне людей. Пока мы со Сквозняком организовывали в каменной стене дверь, по другую сторону которого предполагалось помещение на верхнем ярусе охваченного пожаром здания, Глюк на ходу достал из портфеля три противогаза, а также маленького дракончика, изрыгавшего вместо пламени углекислотную пену. Навстречу нам вывалил клуб дыма. Хайнер и Ежи скинули свои университетские шапочки, мы натянули противогазы и нырнули внутрь.

К счастью, мы не сильно ошиблись, так что пол помещения, в котором мы оказались, был всего на три четверти аршина ниже чем обрез дверного проема. Еще одно везение: это не был какой-нибудь чулан или чердак, а именно та комната на вершине башни, с окошками-бойницами, через которые доносились крики. Это была, повидимому, спальня. Помещение было полно дыма, а вот огонь еще не успел сюда добраться, так как дверь была забаррикадирована огромной кроватью. Удивительно, как сумели это проделать две находившиеся в комнате женщины!

Разглядывать лица присутствовавших здесь дам было некогда, да и их психическое состояние вряд ли позволяло вести речь о длительной церемонии взаимных представлений. Мы успели только заметить, что по возрасту это могли быть мать и дочь. Ежи и я подошли к той, что постарше, и взяв ее под локти, повели к созданной нами двери. Хайнер тем временем, не очень церемонясь, схватил в охапку ту, что помоложе, и буквально выбросил ее через дверь наружу, после чего вылез сам и, уже стоя в двери, помог вылезти старшей женщине, которую мы подсаживали сзади. Наконец она оказалась снаружи, и тут прогоревшая «родная» дверь с треском упала, а огонь набросился на кровать. Вылез Ежи, я – за ним. Одно могу сказать: нижней части моей спины было при этом весьма и весьма жарко. Стоя в двери, я оглянулся, и только успел увидеть, как обвалилось перекрытие, и вместо пола комнаты зазиял огненный провал, как жерло извергающегося вулкана.

Я запустил внутрь огнетушащего дракончика и поспешил ликвидировать созданную нами дверь, пока Сквозняк приводил в чувство обеих женщин.

– Противогаз сними, – посоветовал я ему. Я сам никак не мог отдышаться, и обессилено прислонился было к стене горевшей башни, только очень быстро об этом пожалел. Стена была как сковородка! А что вы хотите, если внутри – огонь…

Спасенные лежали в тени подошедшей избушки, Ежи и Хайнер размахивали над ними своими университетскими шапочками, когда собравшийся местный народ вдруг вышел из прострации. Возникший гвалт, видимо, окончательно вывел женщин из состояния шока, но в себя они еще не совсем пришли, хлопая на все стороны огромными черными глазами. Люди заботливо суетились вокруг, все наперебой предлагали всяческую помощь, насколько можно было судить, не зная языка.

И среди этого гомона, просто не замечая его, Хайнер Глюк при всем честном народе смотрел на младшую из женщин и глупо улыбался. Если я вообще могу судить о таком расплывчатом понятии, как национальный менталитет кавказцев, Глюк рисковал, и довольно сильно. В то же время было видно, что говорить ему об этом было совершенно бессмысленно, он просто не обратил бы внимания. Ибо в этом мире сейчас был только один объект, на который он его обратил. Тем более что молодая колхидянка тоже это заметила, улыбнулась в ответ и что-то проговорила. Проскочило слово «Гамарджоба». Глюк отрицательно покачал головой и ответил на латыни:

– Простите, не понимаю. Как Вы себя чувствуете?

– Спасибо, вроде, неплохо, – девушка оказывается тоже знала латынь! – А кто вы, и откуда?

– Вообще-то из Веймара, а сейчас – из Княжества Московского. Мы с парнями едем к одному другу, ему в Кахетии потребовалась наша помощь.

– Из такой дали… Вас не Ясон зовут?

– Нет, не Ясон. Глюк. Хайнер Глюк.

– Медея Шпиндель.

Глюк густо покраснел, и я понял, что его уже не спасти. И еще не очень-то к месту вспомнилось высказывание Чехова о том, что нет такой вещи, которая не сгодилась бы еврею для фамилии. Хотя, при чем тут евреи? Да ни при чем, разве что кроме фамилии Шпиндель.

Внезапно гвалт стих, толпа расступилась, и к нам подошел высокий, статный и властный на вид человек. Он порывисто обнял обеих женщин, обменялся с ними парой фраз, затем повернулся к нам и заговорил на чистейшем русском языке.

– Вас послала сама судьба, парни. Вы спасли мою семью. Вы должны получить вознаграждение по заслугам.

– Спасибо, только нам, в общем-то, ничего не надо. А с кем имеем честь? – осведомился Сквозняк, – Мы ведь здесь проездом…

– Да, конечно. Мой официальный титул – Великий князь Колхиды, Якуб Хан Шпиндель. Моя жена Тамара, моя дочь Медея.

– Хайнер Глюк, Иван Рюриков, Ежи Сквозняк. Знакомство в Вами большая честь для нас, – Похоже, что Сквозняк взял дипломатическую инициативу на себя, ну и ладно, у него это отменно получается.

– Взаимно, взаимно. Но позвольте вопрос, господа: имена выдают в вас представителей разных народов. Как случилось, что вы собрались вместе, откуда вы едете и куда направляетесь?

– Это – долгая история, Ваша светлость. Мы охотно развлечем Вас ею, но лучше если сначала Ваши близкие разместятся в более удобной обстановке. Это им будет полезнее для здоровья.

– Уж в чем в чем, а в этом Сквозняк несомненно прав. Другого такого врача в целом свете нет, – вставил я, – Да и мы тем временем слегка переведем дух после этой истории.

– Да, конечно. Извините, что обстоятельства не позволяют принять вас подобающим образом в большом дворце, – Князь кивнул в сторону башни, из окошек-бойниц которой все еще шел дым, – но пройдемте же в летнюю резиденцию. Прошу вас оказать мне честь быть нашими гостями. – V-

Летняя резиденция князей Шпиндель оказалась такой же крепостью, но стоявшей не посреди города, а немного северней, в живописной долине. Вновь не обошлось без вина, шашлыка и песен. Но коронным номером был, конечно, наш рассказ. О том, как появились признаки воровства в платежной системе Княжества Московского. О том, как год с лишним назад перетащили меня из технологического мира в сказочный, чтобы я помог решить эту проблему. О том, как вскоре после этого к нам присоединился Сквозняк, с которым Глюк, оказывается, был знаком еще по учебе на бакалавра астрологии в Сорбонне (Этого даже я не знал!), где Сквозняк в то же самое время осваивал прикладную магию, уже тогда специализируясь по медицине. О нашем полете в Трою и излечении Кощея. И наконец о том, как нас вызвал Леший, и как мы в итоге оказались здесь.

Князя насмешил рассказ о нашем визите в Ахалшени, княгиня ахала, принимая близко к сердцу опасности путешествия в Трою, а юная княжна Медико неотрывно глядела на Хайнера, подтверждая худшие мои опасения. Это оказалось чрезвычайно интеллигентное и образованное семейство, все изъяснялись на добром десятке языков, так что мы спокойно общались по-русски, что было для меня особенно удобно, так как английского, на котором я говорю свободно, наоборот не знали Ежи с Хайнером. И поскольку это были люди начитанные, я решил, что можно к ним и обратиться за консультацией: что же мы такое нашли сегодня утром. Точнее, теперь уже вчера утром.

– На что, Вы говорите, это похоже? – воскликнул князь, которого почему-то сильно взволновало сообщение о находке.

– Очертания – как у выделанной шкуры, только размеры раз в десять больше, сделана из золота, причем так искусно, что скорее похоже на текстильное изделие. То ли тканое, то ли вязанное. Да если Вы позволите, я его принесу сюда, сами посмотрите.

– Конечно, несите скорей!

Я для скорости сотворил дверь в нашу избушку, отыскал золотой сверток и вернулся с ним в увитый виноградом крытый дворик. Якуб Хан дрожащими от волнения руками осторожно развернул сверток. Золотая материя сверкала в свете факелов, но этот блеск был ничто по сравнению с тем блеском, который загорелся в глазах всех присутствующих. Разумеется, кроме нас, не понимавших всю значимость этого момента.

– Поистине, счастливый день. Это – величайшая наша национальная реликвия. Мы утратили ее несколько веков назад и распростились с надеждой обрести вновь. И вдруг вы нам ее преподносите, можно сказать, на блюдечке, – Мне тут же невольно вспомнилось: "с голубой каемочкой", – и теперь я уже не знаю, как вас отблагодарить, ибо заслуги ваши перед Колхидой безмерны.

– Ваша светлость, не терзайте себя. Ведь в обоих случаях нам всего лишь повезло, – возразил Сквозняк.

– А что такое любая заслуга, как не использование везения? Везение в том, что вы ехали мимо, когда случился этот оползень, но ваша заслуга в том, что вы догадались взять находку с собой. А то сейчас это место наверняка уже засыпано очередным обвалом. Мы ведь так его и потеряли: греки везли его нам, в качестве дружеского жеста, и их караван был погребен таким же вот оползнем, ставшим могилой почти всей делегации. Это было семьсот лет назад… Да, но ведь и на пожаре тоже! Конечно, везение в том, что вы оказались в Твиши вовремя, а не на десять минут позже, но ведь вашему магическому умению обязаны своим спасением два самых дорогих мне человека.

Так говорил князь, а остальные присутствующие глядели на нас едва ли не как на богов. До чего же идиотское положение! Второй раз в жизни мне поют вот эдакие дифирамбы, и второй раз я себя чувствую – глупее некуда. И не спрятаться… Судя по выражению лиц моих друзей, им тоже было несладко, и по той же причине.

Снаружи вдруг раздались голоса, переросшие в рев толпы.

– Ну, вот! И откуда они успели узнать! – удивленно воскликнула княгиня Тамара.

– Надо предъявить им Золотое Руно, – сказал князь и что-то рявкнул стоявшим здесь же людям.

Они подошли к нему и бережно, со всей почтительностью, взяли из его рук это удивительное изделие, развернули его и начали подниматься вверх по лестнице, в башню. Мы отправились за ними.

На верхней площадке был громоотвод, использовавшийся по совместительству как флагшток. Сейчас на нем развевалось знамя, на котором на синем фоне были желтые очертания Золотого Руна. Штандарт опустили и вместо него прицепили само золотистое полотнище, которое, как видно, раньше использовалось в качестве знамени, на нем были соответствующие кольца. Золотая материя заколыхалась на ветру, отблескивая в рассветных лучах, и ее появление вызвало такой рев толпы внизу, что мог бы, пожалуй, заглушить Ниагарский водопад. Никогда прежде в этом мире я не видел такое количество народа, даже в Трое. Вся долина была заполнена людьми, это столпотворение я просто не знаю с чем сравнить. Может быть, с Вудстокским фестивалем? Но о нем в свою очередь до меня дошли только легенды, а как сравнивать реальность с легендой?

Князь обратился к толпе с краткой речью. Слабо себе представляю, что именно он говорил. Нам никто не потрудился перевести, за что впоследствии все долго извинялись, объясняя этот конфуз общим волнением и торжественностью момента. Тем не менее, для нас речь князя имела фатальные последствия, которые нет большого смысла описывать, ибо феномен такого рода хорошо знаком исторической науке нашего мира на примере небезызвестной «Битломании». Впрочем, наше преимущество перед знаменитой ливерпульской четверкой было неоспоримо: умение создавать себе двери в произвольном месте избавляло нас от необходимости передвигаться перебежками. Но возможности появляться на людях мы все-таки лишились, слишком велик был риск, что нас просто растерзают в бурном порыве симпатий. И попутно мы лишились возможности двигаться дальше, ибо вышеупомянутых симпатий не выдержала бы, пожалуй, и наша избушка.

Больше всех вынужденное заточение в княжеском дворце было, пожалуй, на руку Глюку, которому явно не везло в смерти – везло в любви. Я, конечно, имею в виду его отношения с княжной Медико. Так что с ним было все ясно. А что было делать нам со Сквозняком? Мы честно написали Лешему, по тому адресу, с которого было отправлено его последнее письмо, обрисовали ему ситуацию. Он ответил достаточно быстро: "Раз уж вы так влипли, сидите в Твиши. Я буду в составе кахетинской делегации на торжествах в честь обретения Золотого Руна, тогда и увидимся." Вот такие пирожки с котятами… Ничего не поделаешь, пришлось оставаться в Колхиде все две недели, до самого праздника.

Чтобы как-то убить время, Сквозняк принялся поднимать мою колдовскую квалификацию. Как вы понимаете, с таким профаном как я это не было очень обременительно. Я, правда, сразу потребовал, чтобы это был не набор разрозненных маленьких хитростей, которых я от ребят нахватался уже достаточно, а систематизированный краткий вводный курс. Узнав об этой затее, князь Якуб Хан тут же кооптировал в состав слушателей десятка полтора местных толковых ребят. Забегая далеко вперед, скажу, что впоследствии эта группа слушателей магического ликбеза составила костяк Университета Колхиды, где Ежи, теперь уже на постоянной основе, читает гораздо более объемный курс. Впрочем, это – отдельная история, к тому же не самая интересная из всех. – VI-

Так или иначе, настал день официальных торжеств, организованных весьма пышно и помпезно. Официоз – он и в Африке официоз, поэтому не буду тратить на него время уважаемых читателей, за исключением отдельных занятных моментов, к описанию которых я и перехожу.

Делегации начали прибывать за несколько дней, причем самыми различными способами. Князья Московский, Киевский, Галицкий и Псковский (правители четырех государственных образований, в которые объединилась большая часть восточных славян) вместе с сопровождающими лицами прилетели целыми эскадрильями ступ, грохот которых раскатывался по Твишийской долине, и не удивлюсь, если он вызвал в окрестных горах парочку обвалов.

Эффектно выглядело, как князь московский Остромысл сотоварищи заходил на посадку с широкого виража, сохраняя строй "Журавлиный клин". Ему явно запало в душу то каре, которое мы весной описали над стенами Москвы при отлете в Трою, и надо сказать, с тех пор он достиг заметных успехов. Роспуск «фонтан», который они выполнили перед перестроением из походного порядка, то есть Остромысл в центре и эскорт двумя колоннами с боков, в собственно "журавлиный клин", был просто великолепен. Тем, кто не знает, что такое роспуск «фонтан», и чем он отличается от роспуска «тюльпан», могу посоветовать съездить на любое авиашоу, их в течение года бывает в Москве не меньше трех, или, по крайней мере, бывало не меньше трех до того, как я оказался здесь.

Кощей Бессмертный со свитой прилетел из Трои на огромном ковре-самолете ручной работы, выделкой и узором, пожалуй, затмившем само Золотое Руно, поэтому они его моментально свернули.

Греки прибыли на довольно точной копии корабля «Арго», которую, впрочем, телепортировали магическим путем в среднее течение Риони, верст за пятьдесят до Твиши, даже выше по течению, чем место памятного обвала. Возглавлял делегацию сам тетрарх Афин, Демокрит Трицератопс. Ради торжественного случая все они вырядились в разноцветные хитоны, отчего мне, например, стали напоминать буддийских монахов, только что волосы не побрили.

Султан Магрибский, Гарун Аль-Рашид, тот самый, бессмертностью своей способный потягаться с Кощеем, как и подобает джиннам, появился из кувшина, посреди облака едкого дыма, судя по запаху, явно обладавшего антисептическими и инсектицидными свойствами, слегка переходящими в нервно-паралитические. Причем сам кувшин прилетел по баллистической траектории, а пробка из него выскочила в результате удара о землю, как, собственно, и было задумано. Не пошли он заранее предупреждение, можно было бы подумать, что ктото начал против Колхиды военные действия и принялся обстреливать Твиши химическими снарядами. Свиты при нем не было, так что он был просто джинн – сам по себе джинн, да простит меня Эдуард Успенский за навеваемый мотив. Конечно, весьма занятно было слышать в устах Гаруна Аль-Рашида латынь, но тут уж ничего не поделаешь: ноблесс оближ. Кроме него без свиты был, пожалуй, лишь батоно Давид, который просто пришел пешком.

Индийский правитель Рави Джамму-и-Кашмир Нау-Шах привез с собой десяток слонов, на которых и состоялся его торжественный въезд вместе со свитой в город. Слоновья сбруя была украшена драгоценными камнями с кулак величиной, но это, разумеется, не убавило хлопот по их (слонов) размещению. Как вы понимаете, индусы, как и греки, преодолели большую часть пути простым магическим переносом.

Фамилия Великого Инки Тачанки Кецалькоатль недаром переводится как "Пернатый змей". Как он и его делегация прилетели это было нечто. Представьте себе стаю археоптериксов с размахом крыльев метра три, сверкающих радужно-перламутровым оперением. Хичкоку, когда он снимал своих «Птиц», такое и не снилось. Впрочем, эти не стали нападать на мирных жителей, а напротив, спокойно опустились на центральную площадь и превратились в небольшого роста смуглых людей, облаченных в сверкающие одежды из тех же перьев, и устало отдуваюшихся после утомительного перелета через Атлантику.

Китайская делегация и сам император Ло Хань тоже прибыли по воздуху, но не в птичьем облике, а на летевшем наперекор всем ветрам бумажном драконе. Описать их у меня просто не хватает слов. Скажу лишь: если посчастливится вам побывать в Китае – не поленитесь сходить на спектакль пекинской оперы, это даст хотя бы приблизительное представление о красочности китайской делегации.

Впрочем, если описывать всех, то получится книжка объемом с энциклопедию Брокгауза и Ефрона, что не входит в мои планы. Да я и не сумею их всех описать, ибо человеческая способность воспринимать новую визуальную информацию ограничена. Все эти пышно, торжественно, красочно одетые группы очень быстро слились для меня в одно большое пестрое нечто, рябящее в глазах и не поддающееся анализу. Наверное, так же оглушает и ослепляет рождественский карнавал в Рио-де-Жанейро, впрочем, я там не был, не знаю. На время торжеств население не только Твиши, а пожалуй и всей Колхиды, удвоилось, за счет нескольких сотен съехавшихся сюда делегаций.

Для торжественных прибытий была отведена площадь перед свежеотремонтированным Большим дворцом, причем члены всех ранее прибывших делегаций составляли основной контингент зрителей и ревниво следили за появлением высокопоставленных коллег. Как я понял, это было своего рода соревнование: выпендриться при появлении круче, чем остальные, или по крайней мере не так, как остальные, причем не для какого бы то ни было публичного жюри, нет! У них был свой гамбургский счет, поэтому место и повод не имели особого значения. Нет нужды дополнительно упоминать, что такое шоу увидишь, пожалуй, лишь раз в жизни, а жителям попровинциальному тихой Колхиды и подавно хватило впечатлений на несколько поколений вперед.

Великий князь Колхиды Якуб Хан Шпиндель, по понятным причинам, не смог поучаствовать в конкурсе «Прибытие», но зато, по тем же самым причинам, ему в данном турнире не было равных в номинации "Торжественная встреча и приветствие". В полном соответствии с разработанным им же протоколом, он вместе с княгиней Тамарой и княжной Медико, красочно одетыми в нарядные костюмы, которые в нашем мире увидишь, пожалуй, лишь на фольклорных праздниках, выходил из башни большого дворца и подносил всем вновь прибывшим, начиная с главы делегации и далее по порядку субординации и ранга, огромные, то есть объемом литра в три, богато инкрустированные серебром рога, полные молодого вина. Что это за вино – мы уже знали. Я до того пил такое лишь раз в жизни коллекционный массандровский белый мускат красного камня урожая 1974 года. Раз ощутив его на языке, оторваться невозможно, независимо от объема посуды, из которой пьешь. От объема зависит лишь амплитуда и длина волны синусоиды, по которой начинаешь идти. А когда это вино приправлено еще и прекрасной многоголосой песней специально отобранного хора, ощущение получается незабываемое. Может быть, это не такой уж выпендреж, но на душе становится тепло, а что еще нужно, право!

Положение обязывало, поэтому без того, что обычно называется торжественной частью, нельзя было совсем обойтись, но отношение князя к таким вещам, кажется, совпадало со среднестатистическим "как это все нудно", поэтому он постарался сократить ее до минимума. Мы тоже оказались в ней задействованы, так что нельзя было улизнуть. Начиналась церемония с краткого вступительного слова, произнесенного князем на латыни, где он, к нашему вящему дискомфорту, превозносил до небес "троицу отважных парней, благодаря которым и стало возможно нынешнее торжество".

А пока он нес всю эту славословящую околесицу на наш счет, от которой у нас волосы встали дыбом, когда мы впоследствии прочитали официальный отчет, мы, ничего не подозревая, снова тряслись в своей избушке, которую нам основательно подновили, даже перебрали сруб, покрасили и покрыли новой дранкой, это, безусловно, явилось положительным моментом во всей истории. Да, так вот, мы тряслись в избушке, вновь въезжая в Твиши с юга, как и две недели назад, точнее инсценируя свой тогдашний въезд, с той лишь разницей, что теперь по обеим сторонам дороги стояла публика, шумно нас приветствуя. Может, кто помнит официальные дружественные визиты тридцатипятилетней давности, приветствовать которые добровольнопринудительно сгоняли студентов МГУ, срывая их с занятий, чему они, собственно, и были, конечно, очень рады, а отнюдь не тем проезжавшим высоким лицам, из «братских» стран, которым они махали розданными бумажными флажками. Здесь у людей флажков не было, но шума они поднимали не меньше.

Наша роль состояла в том, чтобы подъехать к лестнице парадного входа Большого Твишийского дворца, на ступенях которого стояла великокняжеская семья, выйти с Золотым Руном в руках и предъявить его князю в развернутом виде. У князя была какая-то мысль о дальнейшем ходе церемонии, правда он с нами делиться ею не стал. Мы исполнили все в лучшем виде, но вместе с князем Руно подхватили десятки рук. Я грешным делом думал, что его просто торжественно поднимут над башней дворца. Ничего подобного! Вместо этого Золотое Руно поплыло по толпе, люди передавали его друг другу, задавая общее направление движения явно куда-то прочь с площади.

– Что происходит? – спросил я князя.

– Не беспокойтесь, юноша. По нашим древним поверьям, тем, кто хоть раз прикоснется к Золотому Руну, всю жизнь будет способствовать удача. Как я могу лишить их этой возможности? Теперь Руно пропутешествует по всей Колхиде, не миновав ни одного самого отдаленного селения. На всем пути его будут передавать из рук в руки, вот как сейчас. А потом оно снова окажется здесь, и тогда уже мы поднимем его над Твиши, как знамя нашего общего грядущего счастья.