Текст книги "Литконкурс Тенета-98"

Автор книги: Автор Неизвестен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 68 (всего у книги 75 страниц)

Здесь запись кончалась.

– Н-да… Мрачный тип, – подытожил я.

– Но он-таки таким отродясь не был! – возразила Баба-Яга.

Сквозняк попросил перелистнуть файл назад, а просмотрев запись снова от начала до конца, заявил:

– Да он явно не в себе! Точнее – в какой-то момент вышел из себя, после того как деньги перевел. До того держал себя в руках, а тут не выдержал.

– То есть, по тфоему, он малость того? – Глюк покрутил пальцем у виска.

– Ну, я бы так сразу не сказал, но повод для визита к врачу у него налицо.

– Или на лице написан, – уточнил Дятел.

– Жаль. Очень жаль, – Леший сокрушенно покачал головой, – Еще десять лет назад он правил своей империей вполне эффективно. Вон, народ его до сих пор любит, и было за что. Они там как сыр в масле катались. Что с ним случилось?

– Причем похоже, что он постоянно тратит бешеные суммы на какие-то свои цели, вон, из страны все жилы вытянул, а теперь воровством занялся – и все туда, – заметил я, – Может, наш истинный клиент – вовсе не он?

– А кто?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю.

У меня по этому поводу возникла догадка, но слишком смутная и слишком невероятная, так что обнародовать ее я пока не стал.

– Вот что, ребята, надо нам поехать и разобраться, – заявил Сквозняк, с таким же серьезным видом, с каким он выдавал свои самые лучшие шутки, так что не всегда было сразу понятно: шутит он или говорит серьезно, – Очевидно, что выручить его – в общих интересах. Удивлюсь, если он только к вам в карман руку запускал.

На этот раз, кажется, Ежи не шутил. Не скажу, что его предложение привело меня в восторг, но я промолчал. А Баба-Яга высказалась, причем радикально:

– Это-таки что же, к волку в пасть? И думать забудь. Сами сгинете, и на нас еще бед накличете.

– Но у меня есть мой портфель, – возразил Глюк, – а из тфух зол надо фыбирать меньшее.

– Резонно, – твердо сказал Леший, – а значит решено. Хайнер, Иван, Ежи, поедете вы трое. На месте действуйте по обстановке.

Авторитет и старшинство Лешего я чувствовал всегда, теперь же я воочию убедился, что он здесь обладает и властью. Баба-Яга, сердито покачав головой, промолчала, хоть ее прямо-таки распирало изнутри, Глюк просто кивнул, Сквозняк никак не отреагировал (А что ему реагировать, если сам и предложил!), поэтому и я, вздохнув, кивнул:

– Надо, так надо.

– Без меня?! – обиженно воскликнул Дятел, – Вечно все без меня! Они же там дров наломают без меня!

– Ну ты все-таки и дятел! – заметил я, – Это же может оказаться действительно опасно.

– Что дятел, что дятел?! Что ты ко мне цепляешься? Раз я головой работаю по-другому, значит по-твоему я ни на что уже и не гожусь?

– Нет, но…

– И вообще, не тебе мне говорить, что такое опасно, – запальчиво воскликнул наш пернатый друг, – В общем так, я тоже лечу с вами, и не возражайте.

Леший только развел руками, и тут Баба-Яга, не выдержав, закатила ему такой великолепный скандал, что Дятел в мгновение ока вылетел на улицу, да и мы трое сочли за благо ретироваться, перебравшись ко мне завтракать. А я-то думал, что здесь во взаимоотношениях сплошная тишь да гладь! Впрочем, я совершенно точно знаю, что до битья посуды у них там дело не дошло. Потому, что берестяные туеса не бьются. – VIII-

– И часто они так? – спросил я Дятла, когда мы надежно укрылись от неожиданного разгула стихии у меня в землянке.

– Бывает иногда, примерно раз в лет этак двадцать. Правда, истории вроде нынешней тоже случаются не намного чаще.

– Ого! А тебе-то самому тогда сколько?

– Замнем для ясности.

Замяли для ясности, тем более что шум стартующей ступы все равно заглушил все разговоры.

Через полчаса пришел Леший.

– Вот что, братцы. В такую поездку нет смысла пускаться с бухтыбарахты. Надо подготовиться, предусмотреть что только можно.

– В этом есть резон, но ведь так заранее не скажешь, с чем нам придется столкнуться, – возразил Ежи, – Как тут готовиться? Всего-то не предусмотришь…

– Тут нам может помочь Остромысл, князь московский. Он здесь обладает верховной властью, хотя бы и чисто номинально, он и сделает все, что только можно, чтобы вы не столкнулись с проблемами, которых можно избежать.

– Та, но захочет ли он помочь?

– Обязательно. Во первых, его тоже обокрали, а во вторых он прислушивается к моим советам.

– Значит, надо его навестить?

– В этом нет необходимости. Он и сам не прочь наведаться к нам в гости.

– Даже так? А сумеем встретить достойно? – поинтересовался я.

– Не беспокойтесь. С моим портфелем – осилим. А скоро он приедет?

– Сегодня в полдень. Я уже договорился.

К полудню мы все вышли на лесную опушку к дороге, ведшей из Москвы в Звенигород. Здесь уже весь снег растаял, и на колее развезло непролазную хлябь. Я гадал: это на чем же таком приедет князь, способном не застрять среди этой, с позволения сказать, дороги.

Издалека раздался шум, какой в этом мире способна издавать, как мне казалось, лишь ступа Бабы-Яги, а на его фоне… вой автомобильной сирены, и почему-то топот, от которого дрожала земля.

Шум приближался, и вскоре из за поворота вылетела необычная процессия: в центре ее, тяжело топая, летела размеренной рысью самая натуральная избушка на курьих ногах, на коньке крыши которой была укреплена синяя мигалка с раструбами истошно завывавших сирен по бокам. Всю эту музыку почти совсем заглушал шум, издаваемый шестью ступами, шедшими на малой высоте и образовывавшими, по всей видимости, эдакий почетный эскорт. Ступы пилотировали княжеские дружинники, облаченные в островерхие шлемы и сверкавшие кольчуги. Развевающиеся бороды а-ля Илья Муромец с картины Васнецова "Три богатыря," красные бунчуки на концах поднятых пик, каменное выражение насупленных лиц – все вместе производило даже более сильное впечатление, чем если бы они просто традиционно ехали верхом.

Избушка свернула с дороги на опушку, дружина переменила строй, чтобы проскочить по узкой тропе, на которой стоял Леший с Дятлом на плече, а в трех шагах позади – мы трое.

Князь Остромысл оказался среднего роста, среднего возраста и вполне среднестатистической внешности человеком. Поместите его в толпу где-нибудь на Новом Арбате – и в момент затеряется. Хотя его, пожалуй, поместишь… Впрочем, и манеры его были вполне среднестатистические, без того величия, которое можно было бы ожидать от носителя такого титула.

– Оставим церемонии, господа. Время не терпит, так что к делу, сказал он, когда мы все спустились в мою землянку. Я так понял, что удостоился этой чести как первооткрыватель недоработки, сделавшей возможными кощеевы козни.

– Как мне рассказал господин Леший, вам, господа, удалось выяснить, кто же причинил нам столько хлопот, и как он это проделал. Вы же вызвались поехать к нему и привести его в чувство, хоть я и не очень себе представляю, как вам это удастся, и на что вы вообще здесь рассчитываете. Тем не менее, господин Леший попросил меня обеспечить вам максимальную поддержку. И вот что я могу для вас сделать, – он принялся загибать пальцы, – Во-первых, я привез с собой рекомендательное письмо к Кощею, чтобы он вас принял. Характер вашего визита я в нем отразить, конечно же, не могу, хотя бы в силу его конфиденциальности. Как вы собираетесь на него воздействовать ума не приложу, хотя, кажется, господин Сквозняк знает, что делать. Далее: чтобы вы в Трое не претерпели неприятных приключений, по крайней мере до посещения Кощея, нужны деньги. Ими я могу вас снабдить, сумма почти безграничная, но прошу, чтобы ваши траты оказались в разумных пределах. Хотя, конечно, Троя – всемирно известный туристский центр, и не воспользоваться возможностью ее осмотреть, конечно же, глупо. А раз вы туда едете под видом туристов, то и в страну следует проникнуть так, как это делают туристы, обычным способом, без этих ваших штучек с дверьми. В качестве средства перемещения предлагаю вам воспользоваться ступами. Это и быстро, и удобно.

– Но мы не умеем ими управлять, – возразил я.

– Научитесь, это очень просто. Вот, держите. Это рекомендательное письмо, – Остромысл протянул нам свиток плотной желтой бумаги, скрепленный огромной красной сургучной печатью, а вот финансовое обеспечение, – у меня в руках оказалась маленькая карточка, с виду очень похожая на обычную кредитную или чиповую, хотя, как я догадывался, лишь совпадение назначений диктовало совпадение форм, – Учтите, господа, что с этой картой Вы получаете доступ ко всей казне княжества. Кощеевыми стараниями, она не столь полна, как хотелось бы. В любом случае, надеюсь на вашу ответственность. Ступы – на улице. Мне пришлось взять их из неприкосновенного запаса моей дружины, так что буду очень признателен, если вы их вернете. Поупражняйтесь недельку, и вы вполне осилите перелет. И еще, господа: постарайтесь вернуться сами, не на ступах, так вашим способом. Без вас будет гораздо сложнее доработать нашу платежную систему.

Я невольно проникся к князю уважением: за его вполне заурядной внешностью, определенно, скрывался весьма толковый руководитель, хотя и не без страсти к внешним эффектам, которые, может быть, как раз и были призваны скрасить заурядный облик.

На этом, собственно, визит Остромысла и закончился. Хотя, назвать это визитом можно было бы с очень большой натяжкой: так, человек по делу заехал на минутку – и дальше. А портфель Глюка так и не понадобился. Забегая вперед скажу, что и в Трое мы обошлись без него.

Князь влез в свою избушку, три дружинника – вместе с ним, оставив свои ступы, остальные заняли места в ступах. Закрывая дверцу, Остромысл крикнул нам, перекрывая шум ступ:

– Удачи, господа! Сообщите, когда будете отправляться, чтобы я мог вас проводить!

Избушка тронулась по тропинке шагом, выбралась на дорогу, поредевшая дружина выстроилась вокруг нее, врубилась мигалка, взвыла сирена, пробиваясь через шум, и вся процессия, набирая ход, скрылась за изгибом лесной дороги. – IX-

Летать на ступе действительно здорово. Управлять ею оказалось чрезвычайно легко, маневренность и скорость – выше всех похвал. Полет на ступе – удовольствие, сравнимое, разве что, с дельтапланеризмом. Но пробовали ли вы на дельтаплане зависнуть на одном месте, дать задний ход? Вы скажете: шум. Как выяснилось, его можно отключать! Ибо он играет исключительно ту же роль, что габаритные огни автомобиля. И кстати, даже если он включен, свой шум внутри ступы не слышен, зато слышны все малейшие звуки окрест: шорох мыши, треск ветки под ногой кабана внизу, свист встречного ветра, рев ступ товарищей, выстроившихся сзади журавлиным клином… Хотя что я, какой клин из трех журавлей.

Так или иначе, к исходу недели тренировок мы вполне могли показывать класс группового пилотажа не хуже, чем эскадрилья "Голубые ангелы" ВВС США. А значит, пора было лететь.

Князь Остромысл обставил наш отлет целым ритуалом: напутственные речи князя и Лешего, сводный оркестр рожечников… Стартовали мы не с лесной поляны, а с площади перед красным крыльцом княжьего терема, на которой собралось едва ли не все население Москвы, а также лесной народ со всех окрестностей. Тут-то я и увидел наконец их всех: и лешие, и водяные, и домовые, и кикиморы, и звери лесные, и молодежь из университетов Западной Европы… И даже наш знакомый медвежонок, поклонник группы "Шокинг Блю", в этот раз оставил дома свой плейер.

И люди, и лесной народ стояли единой толпой, не видя друг в друге ничего необычного, да и что было видеть: если не считать лесных зверей или таких приметных фигур как лешие, в массе своей представители лесного народа отличались от москвичей разве что одеждой. Как я понял, лесной народ играл в местном обществе ту же роль, что Немецкая слобода во времена царя Алексея Михайловича. И как я понял, сам я тут считаюсь именно представителем лесного народа.

Я, кстати, впервые увидел здешнюю Москву. Располагалась она не на Боровицком холме, как можно было бы ожидать, а немного северозападнее, у впадения в Москву реку речки Сходни. В целом – вполне в духе исторических описаний: на холме, за деревянным частоколом, располагался княжий терем, неподалеку от него – казармы дружинников и подсобные постройки: арсенал, продовольственный склад, товарный склад… Все – бревенчатые, опрятные и добротные постройки, украшенные резными карнизами, наборной крышей из дранки, вычурными башенками… В целом – похоже на зимний корпус Покровской церкви в Кижах.

Столь же добротны были посадские избы, располагавшиеся на противоположном, низком берегу Сходни. Посад скорее напоминал фешенебельный коттеджный поселок в ближнем Подмосковье, а вокруг него значительную площадь занимали сельскохозяйственные угодья, на мой неискушенный взгляд, весьма ухоженные. Апрель уже перевалил за середину, снег сошел, и на полях дружно зеленела озимь, на удивление ровно, без проплешин, как хороший газон. То, что паслось на лугах, пытаясь выдать себя за коров, вряд ли на самом деле ими являлось, во всяком случае, в это было трудно поверить: совершенно не исхудавшие за зиму, эти ходячие горы мяса поражали размерами. Я таких прежде не видел не то что живьем, но даже и по телевизору, в зарубежной хронике о выставках достижений народного хозяйства где-нибудь в Дании.

Что удивительно: никаких религиозных сооружений я не увидел. Ни христианских церквей, ни капищ в честь Перуна – ничего! Впрочем, оно и понятно: для чего религия, когда людям доступна магия, и с ее помощью каждый – сам себе ровно настолько бог, насколько ему нужно.

Но вот отзвучали речи и приветствия, умолк оркестр, и мы, для пущего эффекта врубив шум ступ на полную громкость, рванули вверх, выстроились треугольником и, сделав круг над городскими стенами, взяли курс на юго-запад.

Земля развернулась под нами, как исполинская топографическая карта, освещенная лучами весеннего Солнца, лишь кое-где на нее падали тени от редких высоких облаков. Среди поросшей лесом равнины виднелись пятна возделанной почвы около поселений, как заплаты изумрудного шелка или черного коленкора там, где распахана зябь, на нежно-зеленом от лопнувших почек бархате лесов, расшитом серебряными нитями рек и полированными лазуритовыми бляшками озер. Это удивительное полотно медленно прокручивалось под нами, пока вдруг не вздыбилось бурыми складками Карпатских гор, коронованных усыпанными бриллиантами, как Российская Императорская корона, венцами вечных снегов.

За горами пейзаж изменился: бледно-зеленый бархат лесов уступил место изумрудному шелку степей, крытые дранкой бурые избы – белым пряничным домикам с черепичными крышами, черный коленкор пашни – оливковому вельвету виноградников.

Мы обошли Карпаты с юга и сочли за благо повернуть на юговосток, держа курс на Босфор. Показалось море, сверкавшее в солнечных лучах, как хрусталь. Мы полетели над побережьем. Окрашенные розовыми лучами заката, горы простирали свои склоны под воду, как будто в замысловатую оправу вставили зеленое бутылочное стекло.

Вот и Босфор, Мраморное море, Дарданеллы. Зеленое бутылочное стекло Черного моря сменилось лазурью моря Средиземного. Вечерние тени углубили прибрежные долины, обрамленные оранжевыми вершинами гор, и там, в непроглядном синем мраке, засветились грозди огней. Дятел, до того отважно рассекавший воздух крыльями чуть впереди нас, теперь пристроился на маленькой приступочке внутри моей ступы, сунув голову под крыло.

Оранжевый цвет горных склонов сменился рубиновым, потом вишневым, как будто Солнце за день накалило горы добела, и теперь они постепенно остывали от подножий к вершинам. Синий мрак долин сгустился и почернел, а в стремительно темнеющем небе, будто отражения огоньков прибрежных селений, как-то вдруг сразу высыпали звезды.

По моим расчетам, Троя уже была недалеко. И правда, впереди показалась россыпь огней, похожая на исполинский костер, угли которого едва подернулись пеплом. Мы пошли на посадку, и уже через полчаса входили в приемный покой одной из гостиниц на побережье. – X-

Как приятно иметь много денег! Мы свято помнили завет Остромысла о том, чтобы траты были хоть и безграничными, но в пределах разумного (Альтова он читал, что ли?), тем не менее первоклассный отель лучше, чем третьеразрядная гостиница, согласитесь! А сэкономить можно и на времени пребывания. В конце концов, мы же не отдыхать сюда прилетели. Но отчего не позволить себе пару экскурсий?

Отвергнув пешую экскурсию "Корабли и лагерь ахейцев", мы остановили выбор на двух ковровых экскурсиях: обзорной по Трое и "Троя – город-герой", по местам боев Троянской войны. Кто еще не догадался – ковровая экскурсия отличается от привычной нам автобусной только тем, что вместо автобуса используется коверсамолет. Большой, комфортабельный, ручной работы, турецкий ковер, один из такого множества, что если бы не строгое соблюдение эшелонов высоты – не миновать несчастных случаев…

Вскоре мы воочию увидели это странное сооружение, игравшее роль Троянского коня. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что оно довольно грубо сколочено из горбыля, который периодически перебирали и по мере износа заменяли, и разве что гвозди использовались бронзовые, как в те времена, когда по этому берегу ступали Ахилл, Патрокл, Одиссей и другие герои.

Гораздо интереснее оказалась толпа туристов, которые глазели на это чудовище от архитектуры. Наших бы этнографов сюда! Кого в ней только не было. Японцы в кимоно и папуасы в перьях; африканцы в пестрых развевающихся одеждах и, по-моему, родовитые вельможи империи инков, опять же не без перьев; европейцы, будто сошедшие с картин Веласкеса и Рембрандта (известны ли этому миру такие имена?) и китайцы, в свою очередь тоже будто сошедшие, но уже с росписи на изящном фарфоре…

Как живут местные жители, нам старались не показывать, но сами понимаете, нет такой щели, в которую не пролезут туристы. Троянцы жили и в правду бедно но опрятно, хотя все-таки дома ветшали без должного ухода. Зато улицы были увешаны лозунгами типа (только не смейтесь!): "Экономика должна быть экономной!", "Решения Великого Победоносного Славного Цезаря Кощея Бессмертного – в жизнь!", "К 2010 году каждой семье – отдельную квартиру!" Последний плакат был уже несколько потрепанный, за исключением недавно переправленных цифр года.

Но экскурсии экскурсиями, а пора и честь знать. И здесь уже большую роль сыграло официальное письмо от князя Остромысла, ибо как выяснилось, очередь на прием к Кощею была расписана на годы вперед. Он мало кого вообще принимал, как мы догадывались, просто в силу своего плачевного физического состояния. Но для нас было сделано исключение, и вот уже перед нами – фортификационный шедевр, воплощение параноического бреда, дворец Кощея.

Не буду дальше останавливать ваше внимание на том, что разговор велся на латыни, Глюк и Сквозняк беседовали напрямую, а я использовал Глюка в качестве переводчика.

Перед тем, как нас пустили к Кощею, я сказал Дятлу:

– Мне необходимо проверить одно предположение, быть может бредовое. К тому же отсюда еще надо будет выйти. Я знаю, ты умеешь убеждать клювом. Может быть, придется его применить. Сможешь?

– Несомненно. Только когда это понадобится, некогда будет разговоры разговаривать.

– Я просто скажу: "Фас!"

– Заметано.

– Что ты затумал, Ифан?

– Увидите.

Мы вошли в то самое помещение, где на видеозаписи Кощей распекал своих министров. Повинуясь движению кощеевой руки, охранники и свита вышли из комнаты. Он сам обратился к нам, не поднимаясь с места:

– Итак, господа, его светлость князь Остромысл просил меня принять вас, причем без лишних свидетелей. Просьба довольно необычная, как видно, он хочет таким способом сообщить что-то важное. Я вас внимательно слушаю.

– Ваше императорское величество, в последнее время хозяйство Княжества Московского терпит большой урон в результате злонамеренных действий извне.

– Сочувствую, но я здесь причем?

– У нас имеются веские основания подозревать Вас в нанесении этого урона.

– Ха! Это даже интересно. Позвольте спросить, с этим заявлением вы выступаете как частные лица или тоже от имени и по поручению князя?

– От имени. Нас уполномочили заявить протест и потребовать возмещения причиненных убытков.

– А есть ли у вас доказательства? И учтите: ваши жизни в ваших руках. Вы нанесли мне серьезное оскорбление, и так просто сносить его я не намерен.

– К сожалению, есть, и мы их Вам предъявим, если позволите.

– Позволю. У вас пять минут на это.

Мы могли бы пройти вместе с Кощеем по коридорам, виденным мной в нашем файле, но вряд ли он допустил бы до этого. Поэтому я сотворил дверь прямо в его потайную комнату и жестом подозвал его.

Увидев интерьер за дверью, он изменился в лице. Вновь та же метаморфоза: от спокойной уверенности в себе – к истеричной неуравновешенности. Поразительно, как легко его выбить из колеи! Либо он – искусный актер, либо моя гипотеза не так уж далека от истины, как это ни невероятно в этом благополучном мире.

Не дав ему опомниться, я прошел внутрь потайной комнаты, Глюк кинул мне апельсин из вазы на столе, я пустил его по экрану компьютера и через сеть соединился с Лешим, который уже подключился к моему компьютеру и послал по сети наш заветный файл. На его пересылку ушло минуты полторы, в течение которых Кощей начал постепенно оживать, но не успокаиваясь, а наоборот впадая в истерику:

– Я не знаю, кто вам указал путь сюда, и знать не хочу! Я с них со всех шкуру спущу! А с вас – первыми!

Мне даже было его жалко. Он кричал, оскорблял нас, но кричал-то от страха, не нужно было обладать медицинскими познаниями Ежи, чтобы это заметить.

– Успокойтесь, Ваше величество. Соблаговолите лучше взглянуть.

И я перелистнул сразу на то место видеозаписи, где он сидел за вот этим самым компьютером.

Кащей как-то сразу съежился, задрожал, а в глазах уже не было разума – одна звериная злоба. Я тихо сказал Дятлу "Фас." Он снялся с моего плеча, сделал боевой разворот, заходя на цель – кощееву лысину – как Су-35 на демонстрационном полете в Ле-Бурже, как вдруг Кощей захрипел, схватился за горло и повалился на пол.

Ежи склонился над ним.

– Что с ним? – воскликнул Дятел.

– Обморок. Жить будет.

– Та уш, хотелось бы. А то объясняться тут…

Я подошел к Кощею и задрал ему рукав до локтя.

Так я и думал! На его руке не было живого места от следов инъекций. Как в сказке: жизнь Кощея – на острие иглы…

– Что это? – спросили все трое разом.

– Ничего особенного, во всяком случае для моего мира, хотя от этого не менее страшно. Он – наркоман.

– Это как это?

– Подержи его немного в отключке, Ежи. Сейчас расскажу.

Я вкратце объяснил друзьям, что такое наркомания в медицинском и социальном плане. Мой рассказ был неполным, не больше того, что я сам знал, слава Богу, лишь понаслышке. Но Ежи по своей части понял.

Я не знаю, что такое Сквозняк делал с Кощеем, но провозился он около часа. Со стороны это выглядело, будто между его руками, совершавшими над телом Кощея замысловатые пассы, и собственно телом проскакивали высоковольтные разряды, потом оно засветилось каким-то мерзким желто-зеленым светом. Оттенок свечения постепенно начал меняться, медленно проходя через весь спектр, пока не дошел до чистого василькового, и погас.

Сквозняк обессилено сполз по стене и с полчаса сидел прямо на полу, ловя воздух широко открытым ртом. Я сунул ему в руку гроздь винограда из вазы на столе Кощея в приемной зале. Поблагодарив меня одними глазами, он стал медленно жевать виноград.

До меня постепенно дошло, что в двери кто-то ломится. Оказывается Глюк додумался заговорить все входы и выходы, чтобы Ежи никто не мешал.

Кощей застонал и пошевелился. Мы с Глюком усадили его на его трон, где он начал приходить в себя.

– Что вы со мной сделали? – еле слышно спросил он.

– Ничего плохого. Как Вы себя чувствуете? – участливо осведомился Дятел.

– Сил нет. Но легкость какая-то… Будто освободился от груза.

– Вы и освободились, – подал голос Сквозняк из угла, – Радуйтесь, что Иван сумел догадаться, что с Вами такое.

– Что именно Вы себе кололи? – спросил я, – Деньги переводили, я смотрю, в Бангкок. Кокаин? Героин? Какую-нибудь синтетику?

– Героин… – отозвался Кощей даже прежде, чем Глюк перевел вопрос, потом с ужасом посмотрел на меня.

– Вы оттуда? – спросил он.

– Оттуда, да не от тех, не бойтесь. Как Вы на них вообще вышли? Или они до Вас добрались? С чего началось?

– Мне интересно было иногда совершать вылазки в ваш мир. Ради острых ощущений. Он так не похож на наш. Интереснее всего – места темные, грязные, неспокойные. Эдакая игра в поддавки с судьбой. Дело было в Гонконге. Как-то раз на улице ко мне подошел человек и предложил. Я заинтересовался, просто так, ради любопытства. Я не знал, что можно привыкнуть так быстро, вот и оказался на крючке у торговцев. Цену задрали неимоверно… Я переводил деньги, потом приходил в определенное место, в порту, около парома. Они не знают, откуда я взялся, хотя, кажется, начали догадываться, что со мной не все так просто. Слишком уж необычно я с ними расплачивался. Может быть, они захотят меня убить на всякий случай. Но сюда им не добраться. Я каждый раз закрывал проход за собой.

– И правильно делали. Денег уж не вернешь, но хоть больше они от вас не получат.

– Да, пожалуй. Только как я теперь проживу без обычной дозы?

– Не беспокойтесь, – ответил Сквозняк, – Вам она больше не понадобится. – XI-

Кощея будто подменили, но не сразу, а после того, как он почувствовал, что не почувствовал тех мучений, которые несло промедление с очередной инъекцией. Теперь он был сама любезность, причем совершенно искренняя. А вот его охрана едва нас не растерзала, когда Глюк открыл двери. Если бы не отменная реакция Кощея, не читать бы вам сейчас этих строк. Он успел остановить своих гвардейцев. Не знаю, что он им наговорил, я по латыни не понял, хотя Глюк и Сквозняк покраснели и опустили очи долу, но после его слов нас опять едва не растерзали, но уже на сувениры. Один Дятел спасся, взлетев под потолок, и оттуда изводил нас, комментируя происходящее, будто вел спортивный репортаж.

– Только дайте мне добраться до этого пестрого, я ему шею сверну! в сердцах воскликнул Ежи, попутно обмениваясь очередным рукопожатием.

– Оставь мне немножко, – попросил Глюк, вырываясь из десятка рук, порывавшихся его качать, наверное, как самого легкого, несмотря на портфель.

– Поймайте сначала! – парировал Дятел.

Конечно, мы его не поймали. Просто не было ни сил, ни желания за ним гоняться, когда мы наконец ввалились в гостиницу, буквально измочаленные бурным изъявлением симпатий кощеевой свиты.

Что ж, больше здесь делать было нечего, но Кощей был навязчиво гостеприимен. Между прочим, он вообще-то совсем не похож на то воплощение зла, которое выведено в сказках. Как я понимаю, он прошел ту же эволюцию, что и Баба-Яга, а изображенные в сказках события тысячелетней давности как раз приходились на тот период, когда он активно расширял свою империю, пользуясь теми методами, что были тогда в ходу.

Мы прожили у Кощея почти месяц, облазили все руины, загорели до черноты на пляже, благо начался купальный сезон. Хорошо, что я догадался в первый же вечер после исцеления Кощея отбить по сети депешу Лешему и князю.

В конце концов нам удалось-таки вырваться из Трои, едва ли не с боем. Очень уж Кощею не хотелось нас отпускать, так что пришлось пообещать ему, что мы приедем на будущий год, только немного позже, когда будет больше фруктов. А почему и не дать такое обещание? Ведь отдыхать там действительно здорово. Кто отдыхал, скажем, на Тенерифе, может себе представить, хоть и приблизительно.

Прощальному вечеру, который устроил для нас Кощей, и в подметки не годится та церемония, что затеял для нас Остромысл при отлете сюда. Во всяком случае, парад духовых оркестров и фестиваль фейерверков в мою честь устраивали один раз в жизни – в Трое, в мае 2003 года, в ночь перед отлетом обратно в Москву.

Мы вылетели под утро, провожаемые приветственными криками толпы на набережной, среди которой выделялась высокая худощавая фигура Кощея, махавшего нам рукой.

Хорошо, что день увеличился, потому что около Москвы нет таких приметных географических ориентиров, как возле Трои. Пришлось ориентироваться по рекам, это сильно удлинило маршрут. А выбирать среди леса место для приземления в темноте – это увольте. Поэтому нам пришлось-таки заночевать под открытым небом, к тому же бурные проводы в Трое отняли много сил. Мы продолжили путь на следующее утро, благо оставалось где-то полдня полета. И все было бы прекрасно, не начни портиться погода.

"Люблю грозу в начале мая," – сказал поэт. Его любовь сильно поутихла бы, окажись он хоть раз внутри грозового облака. Вы думаете, воздушные ямы на ступу не влияют? Черта с два! Гроза возникла перед нами неожиданно, когда ни обойти ее сбоку, ни миновать, набрав высоту, уже было невозможно, тем более, что уже показалась знакомая поляна с сухим сосновым стволом, где полгода назад медвежье семейство разыгрывало для меня интермедию по картине Шишкина.

Холодные пальцы облака охватили нас и начали швырять. Так, наверное, чувствует себя мяч, которым играют в американский футбол. Один раз я едва не столкнулся со Сквозняком, потом Глюк чуть не снес мне голову, вынырнув из фосфоресцировавшего фиолетовым электрическим светом тумана. Бедняге Дятлу приходилось, наверное, еще хуже. Он не успел укрыться ни в одной из ступ, и его швыряло немилосердно. К тому же в облаке проскакивали молнии, удивляюсь, как ни одна из них не затронула никого из нас, ведь наэлектризованный туман щедро поделился с нами статическим зарядом. Очевидно, на фоне облаков мы были слишком малы…

Я быстро потерял из виду всех троих и еще быстрее оглох от грома, будто резвяся и играя, грохотавшего в небе голубом. Тут уж было не до посадки, удержаться бы в ступе и не перепутать, где верх, где низ. Думаю, и у моих спутников были те же проблемы. На пару секунд облака расступились, и во вспышке молнии я увидел Дятла, храбро борющегося со стихией. Молния сверкнула еще раз, осветив Дятла, но он уже не боролся, а безвольно падал, будто камень, завернутый в пеструю тряпочку.

Не раздумывая, я бросил ступу вниз, почти в свободное падение, стремясь обогнать легкий комочек черно-белых перьев, то скрывавшийся в сумраке, то вновь возникавший из него в мертвенном сине-фиолетовом свете. Облако осталось сверху, к счастью – и Дятел тоже, я подлетел к нему и схватил рукой, высунувшись из ступы так, что едва не выпал сам. И теперь пришлось уже резко тормозить падение, ибо земля стремительно приближалась, уже можно было разглядеть верхушки деревьев, которые трепал ветер. Эти несущиеся на меня ветки я не забуду до конца дней своих…