Текст книги "Песни южных славян"

Автор книги: Автор Неизвестен

Больной Дойчин и Черный Арап [99]99
  Переведено по тексту кн.: «Юнак ясно слънце». Отбор и редакция И. Бурин, София, 1955, с. 215–221. Записано в г. Горна-Оряховице (северная Болгария). В первоиздании (сб. НУ, кн. XXVI, с. 18–20) главный герой назван Перваном, а не Дойчином, однако это ошибка, обусловленная длительным бытованием песни, известной не только южным славянам, но и албанцам и румынам. Перепечатывая песню, И. Бурин подверг ее своей правке.
  Дойчин неизвестен истории. Попытки идентифицировать его с византийскими правителями г. Солуна (греч. Фессалоники) первой половины XV в. представляются неосновательными. Имя Дойчин (Дойчил) было очень популярным у славян Македонии, но пока, неясно, не явилась ли популярность имени следствием распространения этой песни. В самом Солуне и его окрестностях славяне не сомневались в истинности событий песни и ее героев.
  Болгарский исследователь П. Драганов сообщал в 1894 г., что ему показывали в Солуне дом, близ Чауш-монастыря, где якобы лежал больной Дойчин, а еще ранее ему показывали будто бы даже «ребро» Дойчина. На Мисирчаршии (Египетском рынке) в Солуне находилась гробница Дойчина, которую почему-то особенно почитали мусульмане. Над гробницей теплилась неугасимая лампада, праху с могилы приписывали целебные свойства. А в загородном парке «Беш-чинар» («Пять чинаров») указывали на место погребения Черного Арапа у корней самого старого из чинаров. В первую пятницу мая солунцы справляли здесь праздник по случаю победы Дойчина, а «турецкие негры» (потомки рабов, завезенных в Солун) справляли поминки на могиле Арапа, плясали и пели. До балканских войн (1912–1913 гг.) северо-западнее Солуна находилось славянское село Араплия, построенное, судя по одному раннему македонскому варианту песни, на том самом месте, где был убит Черный Арап.
  Сюжет песни является своеобразным развитием широкоизвестной сказки «Победитель змея», от которой, кстати сказать, ведет свое происхождение и родственный сюжет о том, как Георгий Победоносец (Егорий Храбрый) укротил или убил змея и спас от пожрания царевну.


[Закрыть]

 
Разгулялся, ой, да разгулялся
Черный Арап, турок-басурманин,
Разгулялся он да по Солунской,
По земле Солунской, по ее равнинам.
Голова-то у него котел котлом, [100]100
  Голова-то у него котел котлом… – Вариация общеславянского описания внешнего вида эпического врага (ср. описание Идолища и Тугарина в русских былинах).


[Закрыть]
Уши у него, как две лопаты,
Прямо б хлеб совать с них в печку,
И, как две бадьи, его глазища,
А уж губы – как большая лодка.
Белые шатры он пораскинул
И попов к себе созвал и старцев.
Что ни день, все требует он хлеба, [101]101
  Что ни день, все требует он хлеба… – Вариация общеславянского описания прожорливости эпического врага.


[Закрыть]
Что ни день, по целой печке хлеба.
Что ни день, вина давай две бочки,
В день ракии требует по кадке.
На день трех коров давай яловых
И одну красавицу молодку,
На ночь дай красивую девицу.
Очередь стояла в городе Солуне,
Очередь за домом шла от дома,
Подошла и к молодой Грозданке,
К молодой Грозданке, младшенькой в семействе.
Ходит по двору она и горько плачет
И слезами двор свой поливает:
«Убиваюсь, ой, я погибаю,
Погибаю я, зеленая, младая!
Не отдайте Черному Арапу,
Черному Арапу, турку-басурману».
Увидал ее тревогу Дойчин,
Больной Дойчин со своей постели,
Где лежал больной три года целых.
И больной ей молвил Дойчин:
«Ой, Грозданочка, моя сестрица! [102]102
  Ой, Грозданочка, моя сестрица! – За этим стихом в оригинале следуют еще два стиха, опущенные в переводе: «Отчего ты до сих пор молчала, // Отчего ты мне раньше не сказала?»


[Закрыть]
Что так жалобно, сестрица, плачешь
И весь двор слезами поливаешь?
Может быть, тебе уж надоело,
Что три года целых я болею,
Что три года я лежу в постели,
Не встаю с нее, не умираю?
Может быть, тебе уж надоело
Перевязывать мне злые раны,
Подавать студеную мне воду?»
Отвечала юная Грозданка,
Юная Грозданка, младшая в семействе:
«Ой ты, братец! Братец ты мой милый!
Мне никак не надоело, братец,
Что лежишь ты, братец мой, три года,
Ой, три года на своей постели,
Не встаешь с нее, не умираешь.
Мне никак не надоело, братец,
Перевязывать, брат, злые раны,
Подавать студеную, брат, воду!
Но терпеть нет больше силы,
Как Арап тот Черный разгулялся,
Черный Арап, турок-басурманин
На земле Солуйской, по ее равнинам.
Голова-то у него котел котлом,
Уши у него, как две лопаты,
Прямо б хлеб совать с них в печку.
И, как две бадьи, его глазища,
А уж губы – как большая лодка.
Белые шатры он пораскинул
И попов созвал к себе и старцев,
Что ни день, все требует он хлеба,
Что ни день, по целой печке хлеба,
Что ни день, вина давай две бочки,
В день ракии требует по кадке,
На день трех коров давай яловых
И одну красавицу молодку.
Очередь идет по всему Солуну,
Очередь идет от дома к дому,
Очередь ко мне подходит, братец,
И должна идти я к Черному Арапу».
Брат возлюбленный ей отвечает:
«Ой, Грозданочка, моя сестрица!
Драгоценную достань мне саблю,
Иноземной дорогой работы.
Неотточенной лежит три года,
Неотточенной, сестрица, неотбитой.
Отнеси ее к точильщику Юсману,
Пусть наточит поострее саблю!
Коль поправлюсь, заплачу я щедро,
Коль умру, пускай простит убыток».
Побежала юная Грозданка,
Драгоценную достала саблю,
Что была три года неотбитой,
Неотбитой, неотточенной лежала,
Отнесла ее к точильщику Юсману:
«Ой, Юсман-точилыцик, здравствуй!
Я к тебе от Дойчина больного.
Наточи ему острее саблю.
Коль поправится, заплатит щедро,
Коль умрет, прости ему убыток».
И ответил ей Юсман-точилыцик:
«Ой, Грозданочка ты молодая!
Если белое лицо свое подаришь,
Отточу я поострее саблю».
Зарыдала юная Грозданка,
Зарыдала и пошла обратно.
«Ой ты, мой любимый братец, Дойчин!
Он не хочет, брат, Юсман-точилыцик,
Дорогую он точить не хочет саблю.
Белое мое лицо себе он просит.
Подарю – и саблю он наточит».
И больной ей отвечает Дойчин:
«Ой, Грозданочка, моя сестрица!
Ты оставь мне саблю на постели
Да пойди в прохладные подвалы,
Выведи коня мне дорияна, [103]103
  Конь дориян– конь каурой или гнедой масти.


[Закрыть]
Что стоял три года не подкован,
Отведи его ты к Кольо в кузню,
Чтобы подковал он дорияна.
Коль поправлюсь, заплачу я щедро,
Коль умру, пускай простит убыток».
Положила саблю юная Грозданка,
На постель к больному положила
И пошла в прохладные подвалы.
Вывела оттуда дорияна,
Что стоял три года не подкован,
К Кольо-кузнецу пошла с ним в кузню!
«Ой, кузнец ты Кольо, здравствуй!
Я к тебе от Дойчина больного.
Подковать коня он дорияна просит.
Коль поправится, заплатит щедро,
Коль умрет, прости ему убыток».
И кузнец ей Кольо отвечает:
«Ой, Грозданочка ты молодая!
Подари свои мне брови завитые,
Как шнурочки, завитые брови.
Подкую коня я дорияна».
Зарыдала юная Грозданка,
С белого лица скатились слезы,
И по вышитой рубашке заструились,
И на вышитый подол упали.
И пошла Грозданка молодая
И больному Дойчину сказала:
«Ой ты, братец мой любимый, Дойчин!
Подковать коня кузнец не хочет,
Подковать не хочет дорияна,
Просит завитые мои брови,
Брови завитые, как шнурочки».
И ответил ей больной, ответил Дойчин:
«Ой, Грозданочка, моя сестрица!
Моего коня оставь ты дорияна.
А пойди к Юмеру-брадобрею,
Пусть придет он да меня побреет.
Коль поправлюсь, заплачу я щедро,
Коль умру, пускай простит убыток.
Поскорей иди, Грозданочка, сестрица!
Поскорей иди, ведь времени-то мало!»
И пошла Грозданка молодая,
Подошла к Юмеру-брадобрею:
«Здравствуй, брадобрей Юмер! – сказала.
Я к тебе от Дойчина больного,
Приходи, побрей его скорее!
Коль поправится, заплатит щедро,
Коль умрет, прости ему убыток»
Брадобрей Юмер ей отвечает:
«Ой, Грозданочка ты молодая!
Если черные подаришь очи,
Очи черные, угля чернее,
Вот тогда пойду я и побрею,
Я побрею Дойчина больного».
Осерчала юная Грозданка
И пошла обратно к Дойчину больному:
«Ой ты, братец, дорогой мой Дойчин!
Брадобрей Юмер идти не хочет,
Он прийти побрить тебя не хочет.
Хочет, чтоб ему я подарила
Очи черные свои, как уголь».
И больной ей отвечает Дойчин:
«Ой, Грозданочка, моя сестрица,
Потерпи ты, потерпи немного.
Сам пойду, спрошу я побратимов.
Сундуки мадьярские открой мне
И локтей достань мне девяносто,
Девяносто мне локтей холста льняного,
Девять ран, сестра, перевяжи мне,
Девять ран от сабли иноземной».
Девять страшных ран перевязали,
Опоясался он саблей иноземной,
Палицу тяжелую он поднял,
На коня взобрался дорияна
И поехал прямо на Солунско поле.
Ах, и крикнул же больной там Дойчин,
Изо всей своей он силы крикнул:
«Эй, Арап ты Черный, басурманин!
Выходи-ка на юнацкое ты поле!
Посмотреть хочу, какой юнак ты!»
Вышел в поле, Черный Арап вышел:
«Погоди, юнак желтее воска!
Размахнусь и душу твою выну!»
И за тяжкий боздуган схватился,
Чтоб больного Дойчина ударить,
Прямо в голову ему наметил.
Размахнулся тяжким боздуганом.
Тотчас дориян пригнулся верный,
Тотчас лег на черную он землю —
Тяжкий боздуган промчался мимо.
Быстро выпрямился Дойчин.
«Погоди-ка ты, Арапин Черный,
И с моим спознайся боздуганом,
Девятьсот в нем ок – он палицей зовется!»
И больной тут целиться стал Дойчин,
Он ни вверх, ни вниз не брал прицела,
Прямо в голову коню наметил.
Палицу тяжелую забросил.
Тотчас конь Арапина пригнулся,
Тотчас лег на черную он землю,
Но ничто не помогло Арапу!
Палица ударила Арапа,
Прямо между глаз ему попала.
Голова Арапа оторвалась,
Выскочили сразу оба глаза.
Припустил коня больной наш Дойчин,
Голову Арапа в руке держит.
Все живое вышло, чтоб увидеть,
Чтоб увидеть чудо, удивляться:
«Как сухое дерево, юнак по виду,
А великий подвиг совершил он!
Вот юнак смелее всех юнаков!
Вот юнак, рожденный от юнака!
Слава богу, что явил нам чудо!»
А больной наш Дойчин гонит дорияпа,
Он к точильщику Юсману мчится:
«Выходи-ка ты, Юсман-точилыцик!
Саблю наточить мою не хочешь?
Белое лицо сестры ты хочешь?»
Как завертит саблей иноземной, —
Напрочь голову отсек Юсману.
Прямо к Кольо-кузнецу помчался:
«Ой ты, Кольо, ой, кузнец! – воскликнул. —
Или глаз своих тебе не жалко,
Что посмел обидеть ты так сильно
Милую мою сестру Грозданку?»
Так сказал и размахнулся саблей,
Напрочь голову отсек он Кольо.
И летит к Юмеру-брадобрею:
«Ой, Юмер ты, брадобрей, – кричит он, —
Очи черные сестры просил ты,
Очи черные, чернее угля,
Мол, тогда я Дойчина побрею?
Вижу, ждешь ты от меня награды!
Я пришел, чтоб расплатиться щедро».
Так сказал и размахнулся саблей,
Напрочь голову отсек Юмеру.
Подстегнул коня, домой помчался.
Вот к отцовскому двору приехал
И с коня воскликнул, закричал он:
«Ой, Грозданочка, моя сестрица!
Постели постель мне в комнате красивой.
Все, чего ждала ты, я исполнил,
А теперь, сестра, мне смерть подходит.
Ты не плачь, сестрица дорогая,
А к юнаку позови юнаков,
Пусть трубят рожки, бьют барабаны,
Из поминок сотвори мне праздник».
Полетела юная Грозданка,
Кованые распахнув ворота,
Испугалась головы Арапа,
Испугалась вся и задрожала.
А больной с коня сошел наш Дойчин,
И на мягкую постель прилег он.
Хуже худшего ему тут стало,
И с душою распрощался Дойчин.
И когда юнака хоронили,
Все исполнила его сестрица,
Созвала к юнаку всех юнаков,
И попов, и старцев заповедных,
Пировали целую неделю.
Господи, прости юнаку,
Прости, боже, Дойчину больному!

 

Змей. Деталь фрески 'Страшный суд' (1321 г.). Монастырь в Грачанице (Косово-Метохия).

Больной Дойчин [104]104
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. II, № 77. Записано в 1815 г. в г. Сремски Карловци от боснийского купца, который в 1813 г., спасаясь от турок, бежал в Срем (северо-западная область Сербии).


[Закрыть]

 
Расхворался Дойчин-воевода
В белокаменном Солуне-граде,
Девять лет болеет воевода,
И в Солуне про него забыли.
Думают, что нет его на свете.
Злые вести не стоят на месте —
Долетели до страны арапской.
Услыхал про то Арапин Усо, [105]105
  Усо– уменьшительное от Гуссейн. Вымышленное имя.


[Закрыть]
Услыхал, седлает вороного,
Едет прямо к городу Солуну.
Приезжает под Солун Арапин,
Под Солуном во широком поле
Он шатер узорчатый раскинул,
Из Солуна требует юнака,
Чтобы вышел с ним на поединок,
Чтобы вышел с ним на бой юнацкий.
Нет юнака в городе Солуне,
Чтобы вышел с ним на поединок.
Дойчин был, а ныне расхворался,
А у Дуки [106]106
  Дука, Илия– вымышленные имена, рифмующиеся в оригинале.


[Закрыть]разломило руки,
А Илия младше, чем другие,
Несмышленыш, боя он не видел,
А не то чтоб самому сражаться.
Он и вышел бы на бой юнацкий,
Только мать-старуха не пускает:
«Ты, Илия, младше, чем другие,
Ведь Арапин тот тебя обманет,
Дурня малого, убьет, поранит,
Одинокою меня оставит».
Как увидел тот Арапин Черный,
Что в Солуне больше нет юнака,
Чтобы вышел с ним на поединок,
Обложил солунцев тяжкой данью,
С каждого двора берет по ярке
Да по печи подового хлеба,
Красного вина берет по вьюку,
И ракии жженой по кувшину,
Да по двадцать золотых дукатов,
Да к тому еще по красной девке,
По девице или молодице,
Что приведена совсем недавно,
Что приведена, но не поята.
Весь Солун исправно дань приносит,
Вот и Дойчину платить настало.
Никого нет в Дойчиновом доме,
Кроме верной любы – молодицы,
Кроме Елицы [107]107
  Елица– эпическое имя для сестры героя юнацких песен.


[Закрыть]– родной сестрицы.
Хоть они всю дань давно собрали,
Некому нести ее Арапу,
Дань Арапин принимать не хочет,
Без сестры, без Блицы-девицы.
Извелися вовсе горемыки,
Плачет Ела в изголовье брата,
Белое лицо слезами мочит,
Братнино лицо кропит слезами.
Как почуял Дойчин эти слезы,
Начал сетовать болящий Дойчин:
«Чтоб мои дворы огнем сгорели!
Не могу я умереть спокойно,
Дождь сочится сквозь гнилую крышу!»
Отвечает Елица больному:
«О мой милый брат, болящий Дойчин!
Нет, дворы твои не протекают,
Это плачет Елица-сестрица!»
Говорит тогда болящий Дойчин:
«Что случилось, ты скажи по правде!
Иль у вас уже не стало хлеба?
Или хлеба, иль вина в бочонках?
Или злата, иль холстины белой?
Или нечем вышивать на пяльцах?
Нечего расшить и шить вам нечем?»
Отвечает Елица-сестрица:
«О мой милый брат, болящий Дойчин!
Хлеба белого у нас довольно,
Красного вина у нас в избытке,
Хватит злата и холстины белой,
Есть у нас чем вышивать на пяльцах,
Что расшить и чем узоры вышить.
Нет, другое нас постигло горе:
Объявился к нам Арапин Усо,
Под Солуном во широком поле,
Из Солуна требует юнака,
Чтобы вышел с ним на поединок, —
Но в Солуне нет сейчас юнака,
Чтобы вышел с ним на поединок.
Как узнал про то Арапин Черный,
Обложил солунцев тяжкой данью:
С кажого двора берет по ярке
Да по печи подового хлеба,
Красного вина берет по вьюку,
И ракии жженой по кувшину,
Да по двадцать золотых дукатов,
Да к тому еще по красной девке,
По девице или молодице;
Весь Солун ему исправно платит,
И твоим дворам платить настало;
Нету у тебя родного брата,
Чтобы дань собрал он для Арапа,
Сами мы собрали, горемыки,
Только как нести ее, не знаем,
Дань Арапин принимать не хочет,
Без сестры, без Елицы-девицы;
Слышишь ли меня, болящий Дойчин,
Как могу я полюбить Арапа!
Слышишь ли, коль ты еще не помер?»
Говорит тогда болящий Дойчин:
«Чтоб, Солун, тебя огнем спалило!
Или нету у тебя юнака,
Чтоб с Арапом вышел потягаться,
Нет, нельзя мне умереть спокойно!»
И зовет он любу Анджелию: [108]108
  Анджелия– эпическое имя для жены юнака.


[Закрыть]
«Анджелия, верная супруга!
Жив ли мой гнедой еще на свете?»
Отвечает люба Анджелия:
«Господин ты мой, болящий Дойчин!
Твой гнедой покуда в добром здравье,
Хорошо я за гнедым ходила».
Говорит тогда болящий Дойчин:
«Анджелия, верная супруга!
Ты возьми-ка моего гнедого,
Отведи гнедого к побратиму,
К побратиму Перу [109]109
  Пера– уменьшительное от «Петр».


[Закрыть]в его кузню,
Пусть он в долг мне подкует гнедого;
Сам хочу идти на бой с Арапом.
Сам хочу идти, да встать не в силах».
И его послушалась супруга,
Вывела могучего гнедого,
К Перу-кузнецу с конем явилась,
А когда кузнец ее увидел,
С ней повел такие разговоры:
«Стройная невестка Анджелия,
Неужели побратим скончался,
Что ведешь ты продавать гнедого?»
Говорит красавица невестка:
«Что ты, Перо, мой любезный деверь!
Побратим твой вовсе не скончался,
Но тебе велел он поклониться,
Чтобы в долг ты подковал гнедого,
Он идти на бой с Арапом хочет,
А вернется – и с тобой сочтется».
Отвечает ей на это Перо:
«Анджелия, милая невестка!
Не с руки мне в долг ковать гнедого,
Дай в заклад мне черные ты очи,
Я лобзать и миловать их буду
До поры, когда мне долг заплатят».
Люто прокляла его невестка.
Загорелась, как живое пламя,
Увела некованным гнедого,
К Дойчину болящему вернулась.
Обратился к ней болящий Дойчин;
«Анджелия, верная супруга,
Подковал ли побратим гнедого?»
Застонала люба Анджелия:
«Господин ты мой, болящий Дойчин!
Пусть господь накажет побратима!
Он не хочет в долг ковать гнедого,
Эти очи миловать он хочет
До тех пор, покуда не заплатишь;
Но пристало ль мне любить другого
При тебе-то, при живом супруге?»
Как услышал то болящий Дойчин,
Говорил своей он верной любе:
«Анджелия, верная супруга!
Оседлай могучего гнедого,
Принеси копье мне боевое!»
А потом сестру он призывает:
«Елица, любимая сестрица!
Принеси мне крепкую холстину,
Спеленай меня, сестра, от бедер,
Спеленай от бедер и до ребер,
Чтобы кость не вышла из сустава,
Чтобы с костью кость не разошлася».
Женщины послушались больного:
Доброго коня жена седлает
И копье приносит боевое;
А сестрица достает холстину,
Пеленает Дойчина больного,
Пеленает от бедра до ребер,
Надевает саблю-алеманку, [110]110
  Сабля-алеманка– изготовленная в Германии.


[Закрыть]
Доброго коня ему подводит,
Дойчина сажает на гнедого
И копье вручает боевое.
Добрый конь хозяина почуял
И взыграл под ним, возвеселился,
И поехал Дойчин через площадь.
Так гнедой под ним играет-пляшет,
Что из-под копыт летят каменья.
Говорят солунские торговцы:
«Слава господу! Вовеки слава!
С той поры, как умер храбрый Дойчин,
Не видали лучшего юнака
В белокаменном Солуне-граде
И коня не видывали лучше».
Едет Дойчин во широко поле,
Где Арапин свой шатер раскинул.
Увидал его Арапин Черный,
Вскакивает на ноги со страху,
Говорит ему Арапин Черный:
«Бог убей тебя, проклятый Дойчин,
Неужели ты еще не помер?
Заходи, вина испей со мною,
Бросим наши ссоры, наши споры,
Все тебе отдам, что взял в Солуне».
Говорит ему болящий Дойчин:
«Выходи, Арап, ублюдок черный!
Выходи со мной на бой юнацкий,
Чтоб в бою юнацком потягаться.
Красного вина ты попил вдосталь,
Девушками всласть себя потешил!»
Говорит ему Арапин Черный:
«Брат по богу, воевода Дойчин!
Бросим наши ссоры, наши споры,
Ты сойди с коня, и выпьем вместе,
Все тебе отдам, что взял в Солуне,
Возвращу тебе невест солунских!
Правым господом готов поклясться,
Сам я навсегда уйду отсюда».
Тут увидел воевода Дойчин,
Что Арап сразиться с ним не смеет,
Разогнал он доброго гнедого,
Прямо на шатер его направил,
Он копьем поднял шатер Арапа,
Глянь-ка под шатром какое чудо!
Под палаткой тридцать полонянок,
Сам Арапин Черный между ними.
Как увидел Арапин Черный
Что его не пожалеет Дойчин,
Вскакивает он на вороного
И копье хватает боевое.
Встретились они в широком поле,
Боевых коней разгорячили.
Говорит тогда болящий Дойчин:
«Первым бей, Арап, ублюдок черный,
Первым бей, не пожалей удара!»
И метнул копье Арапин Черный,
Чтоб ударить Дойчина больного,
Но гнедой для боя был обучен,
Конь гнедой припал к траве зеленой,
А копье над ними просвистело
И вонзилось в черную землицу,
Полкопья ушло глубоко в землю,
Полкопья над землей обломилось.
Как увидел то Арапин Черный,
Смазал пятки, мчится без оглядки,
Мчится прямо к белому Солуну,
А за ним болящий Дойчин скачет.
Подскакал Арап к вратам солунским,
Тут его настиг болящий Дойчин,
И метнул копье он боевое,
Вбил его в солунские ворота,
После вынул саблю-алеманку
И отсек он голову Арапу;
Голову его на саблю вскинул,
Из глазниц глаза Арапа вынул
И в платок запрятал тонкотканый.
Бросил голову на луг зеленый
И потом отправился на площадь.
Подъезжает Дойчин к побратиму:
«Друг сердечный, умелец кузнечный,
Выходи, получишь за подковы,
За подковы для коня гнедого,
Я перед тобою задолжался».
А кузнец на это отвечает:
«Ой ты, побратим, болящий Дойчин!
Я тебе не подковал гнедого,
Просто подшутить хотел без злобы,
А гадюка злая Анджелия
Загорелась, как живое пламя,
Без покова увела гнедого».
Говорит ему болящий Дойчин:
«Выходи, сполна получишь плату!»
Показался побратим из кузни,
Саблею взмахнул болящий Дойчин,
Голову отсек он побратиму,
Голову его на саблю вскинул,
Из глазниц его глаза он вынул,
Кинул голову на мостовую,
К белому двору поехал прямо,
У двора он спешился с гнедого,
Сел на мягко стеленное ложе,
Вынул очи Черного Арапа,
Бросил их сестрице милой в ноги.
«Вот, сестрица, Араповы очи,
Знай, сестра, пока я жив на свете,
Эти очи целовать не будешь».
После вынул очи побратима,
Подает супруге Анджелии:
«На-ка, Анджа, очи Кузнецовы,
Знай, жена, пока я жив на свете,
Эти очи целовать не будешь!»
Попрощался и с душой расстался.
 

Дитя малое и Черный Арапин [111]111
  Переведено по тексту сб. БНТ, т. 1, с. 584–589. Записано в с. Галичнике в юго-западной части Вардарской Македонии. Песня является эволюционным развитием помещенной выше песни «Солнце и юнак состязаются».


[Закрыть]

 
Как осталось дитя с малолетства,
Маленькое дитя сиротинкой,
Без отца, без матери родимой.
Не досталось от отца дитяти
Ни скотины, ни добра, ни злата.
Только златогривый жеребенок,
Стригунок со щетками златыми.
Да долги отцовские достались.
Малое дитя в недоуменье:
Как ему с долгами расплатиться?
Думает-гадает несмышленыш,
Думает-гадает – и надумал:
«Возьму жеребенка-стригуночка,
На новый базар сведу сегодня.
Продам жеребенка-стригуночка,
Расплачусь с отцовскими долгами».
Малое дитя не стало мешкать
И на жеребенке-стригуночке
Поскакало по дорогам белым,
К новому базару поскакало —
Продать жеребенка-стригуночка.
На дорогах белых конь играет,
То взметнется влево он, то вправо.
И сказало дитя-несмышленыш:
«Наиграйся, жеребенок, вволю.
На новый базар тебя веду я.
Там тебя продам, чтоб расплатиться
Как-нибудь с отцовскими долгами».
Где родник обложен пестрым камнем,
Спешилося дитя-несмышленыш
Поить жеребенка-стригуночка.
Видит он пригожую девицу,
Что сидит у этой чешмы [112]112
  Чешма– облицованный камнем источник.


[Закрыть]пестрой.
Говорит пригожая девица:
«У тебя, у малого дитяти,
Златогривый конь на удивленье,
Стригунок со щетками златыми.
Верно, ты и сам юнак на диво?
Слышал ли ты, нет ли, только нынче
Замуж отдают цареву дочку.
Кричал бирюч на базаре новом:
Кто у нас юнак среди юнаков,
Кто конем владеет богатырским,
Приезжайте к новому базару.
Там великая начнется скачка.
Шесть часов пути она продлится:
Два часа поскачут по болотам,
Два – песками, вдоль Черного моря,
Два часа по тропам каменистым.
За того юнака из юнаков,
Что прискачет первым к чешме пестрой,
Мне как раз идти придется замуж:
Я сама и есть царева дочка!
Раньше всех собрался-снарядился,
Бог его убей, Арапин Черный,
Ой, дитя, скакун под ним арабский,
Злато-бурая под ним кобыла.
И никто не смеет с ним тягаться,
Состязаться в этой скачке трудной.
У тебя, дитя, конек отменный.
Попытай-ка в этом деле счастья!
Не робей! Авось господь поможет, —
Черного Арапина обгонишь!»
Отвечало дитя-несмышленыш:
«Ай же ты, пригожая девица!
Я еще младенец, несмышленыш.
Жеребенок мой глуп-необъезжен,
Необъезженный да не подкован,
Неподкованный да не оседлан,
Неоседланный да не обуздан.
Жеребенка подковать – нет денег!
Я остался, дитя-малолеток,
Без отца, без матушки родимой,
Да еще с отцовыми долгами.
Вот и вздумал на новом базаре
Продать жеребенка-стригуночка,
Чтобы вылезть из долгов отцовых».
Достает пригожая девица,
Достает из правого кармана
Две пригоршни золотых червонцев.
Говорит пригожая девица:
«Ой ты, малолеток, несмышленыш!
У меня возьми две горсти злата.
Подкуй жеребенка-стригуночка.
Ты ему купи узду златую,
Кованное золотом седельце,
А себе купи, дитя, оружье,
Оружье и светлую одежду,
Выкажи отвагу в трудной скачке.
О долгах твоих я позабочусь».
Несмышленыш взял две горсти злата.
Прямиком погнал он жеребенка
По дорогам, к новому базару.
Он коню серебряны подковы
Прибил ухналями золотыми
И купил ему узду златую,
Кованное золотом седельце.
А себе – надежную кольчугу,
Палицу тяжелую купил он,
Золоченое копье купил он,
И дамасскую купил он саблю.
Всем он обзавелся, снарядился,
Сел на жеребенка-стригуночка
И поехал по дорогам ровным,
Из каменьев искры высекая.
Отовсюду съехались юнаки.
Только несмышленыш неискусный
Выскакал вперед и мчался первым.
Как увидел тут Арапин Черный,
Что дитя юнаков обскакало,
Бог его убей, – кричит вдогонку:
«Ой, дитя малое, несмышленыш,
Жеребенок твой да необъезжен,
Сам ты опрометчив, неискусен,
Лопнула ведь задняя подпруга!
Сбросит конь тебя в Черное море!»
Обманулся малый несмышленыш.
Осадил он с ходу жеребенка,
Спешился, чтоб осмотреть подпругу.
А пока слезал да вновь садился,
Обогнал его Арапин Черный.
И в сердцах промолвил жеребенок:
«Ой, дитя малое, несмышленыш!
Очи завяжи платком шелковым.
Полечу я по дорогам белым,
Черного Арапина объеду».
Отвечало дитя-несмышленыш:
«Мчись, мой жеребенок, что есть силы!
Черного Арапина обскачешь.
А очей завязывать не стану!»
Конь помчался по дорогам белым.
От него отстал Арапин Черный.
Два часа пути легло меж ними.
Тут как заорет Арапин Черный:
«Разрази тебя господь, младенец!
Или жеребенка не жалеешь?
Белы легкие коню ты выбил!»
Тот было хотел остановиться,
Да конек с досады огрызнулся:
«Ой, дитя малое, несмышленыш!
Вновь тебя Арапин одурачил?
Ты с меня соскакивать не вздумай!
Знай сиди, не то на землю сброшу,
Да и разорву тебя на части!»
Прискакали прямо к пестрой чешме.
Подошла пригожая девица,
Чтоб коня накрыть попоной красной.
Тут Арап дитяти вслед примчался
И ему такое слово молвил:
«Ой, дитя малое, несмышленыш,
Мудрено ль конями состязаться?
Лучше мы померяемся силой!
Кто из нас юнак среди юнаков —
Тот бери пригожую девицу!»
Принялись два удалых юнака
Тяжелыми палицами биться.
Палицы тяжелые сломались.
Стали биться острыми клинками —
Острые клинки у них сломались.
А когда схватились в рукопашной —
По пояс друг дружку в землю вбили. [113]113
  Принялись два удалых юнака… // По пояс друг дружку в землю вбили. – Вариация общеславянского типического описания поединка двух эпических героев.


[Закрыть]
И тогда смекнул Арапин Черный:
Хоть мало дитя, да в богатырстве
С ним тягаться недостанет силы.
Тут проговорил Арапин Черный:
«Ай же ты, пригожая девица!
Подними с земли обломок сабли,
И тому, кого в мужья желаешь,
Ты вложи его в правую руку.
Пусть юнак один из нас погибнет».
Сжалилась пригожая девица
Над малым дитятей, неразумным.
Подала ему обломок сабли.
Размахнулось дитя-малолеток,
Размахнулось правою рукою,
Голову Арапину срубило.
Распрямился малый несмышленыш.
Он берет пригожую девицу,
На коня позадь себя сажает
И на царский двор ее отвозит.
Хоть мало дитя и неразумно,
Неразумно дитя, несмышлено,
Да зато юнак среди юнаков!
Царь созвал царей, князей соседних,
Род и племя он созвал на свадьбу,
Свадьбу справил всем гостям на диво,
Оженил он дитя-малолетка,
Маленькое дитя, сиротинку.