Текст книги "Песни южных славян"

Автор книги: Автор Неизвестен

Смерть матери Юговичей [299]299
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. II, № 47. Песня прислана из Хорватии. Она тоже составлена из двух сюжетов.


[Закрыть]

 
Правый боже, чудо совершилось!
Как на Косово сходилось войско,
Было в войске Юговичей девять
И отец их, Юг-Богдан, десятый.
Юговичей мать взывает к богу,
Просит дать орлиные зеницы
И широкие лебяжьи крылья, [300]300
  Просит дать орлиные зеницы // И широкие лебяжьи крылья… – Отсюда и далее переработан сюжет общеславянской песни о том, как три кукушки (мать, сестра и жена) прилетают к убитому и оплакивают его.


[Закрыть]
Чтоб взлететь над Косовым ей полем
И увидеть Юговичей девять
И десятого Богдана Юга.
То, о чем молила, получила:
Дал ей бог орлиные зеницы
И широкие лебяжьи крылья.
Вот летит она над полем ровным,
Видит девять Юговичей мертвых
И десятого Богдана Юга.
В головах у мертвых девять копий,
Девять соколов сидят на копьях, [301]301
  Девять соколов сидят на копьях… – В южнославянских песнях юнака нередко сопровождают сокол и гончий пес. В русских былинах такое типизированное описание обычно закреплено за эпическим противником (ср. начало былины «Илья Муромец и Сокольник»).


[Закрыть]
Тут же девять скакунов ретивых,
Рядом с ними девять псов свирепых.
Громко кони добрые заржали,
Огласилось поле лютым лаем,
Встал над полем клекот соколиный.
Сердце матери железным стало,
Не вопила мать и не рыдала.
Увела она коней ретивых,
Рядом с ними девять псов свирепых,
Девять соколов взяла с собою
И вернулась в дом свой белостенный.
Снохи издали ее узнали
И с поклоном старую встречали.
К небу вдовьи понеслись рыданья,
Огласили воздух причитанья.
Вслед за ними застонали кони,
Девять псов свирепых зарычали,
И раздался клекот соколиный.
Сердце матери железным стало,
Не вопила мать и не рыдала.
Наступила ночь, и ровно в полночь
Застонал гривастый конь Дамяна.
Мать жену Дамянову спросила:
«Ты скажи, сноха, жена Дамяна,
Что там стонет конь Дамяна верный,
Может быть, он захотел пшеницы
Иль воды студеной от Звечана?»
И жена Дамяна отвечает:
«Нет, свекровь моя и мать Дамяна,
Конь не хочет ни пшеницы белой,
Ни воды студеной от Звечана, [302]302
  Ни воды студеной от Звечана… – По мнению певца, Звечан – река. На самом деле это небольшой город на Косове.


[Закрыть]
Был Дамяном этот конь приучен
До полуночи овсом кормиться,
Ровно в полночь в дальний путь пускаться.
Конь скорбит о смерти господина,
Без которого домой вернулся».
Сердце матери железным стало,
Не вопила мать и не рыдала.
Лишь лучами утро озарилось, [303]303
  Лишь лучами утро озарилось… – Отсюда и до конца текста следует переработка общеславянской песни о воронах, приносящих руку погибшего героя (см. в разделе баллад песню «Голова Янкулы»).


[Закрыть]
Прилетели два зловещих врана.
Кровью лоснятся вороньи крылья,
Клювы пеной белою покрыты,
В клювах воронов – рука юнака,
На руке колечко золотое.
Вот рука у матери в объятьях, [304]304
  Вот рука у матери в объятьях… – В оригинале: «Бросили ее на колени матери».


[Закрыть]
Юговичей мать схватила руку,
Повертела, зорко осмотрела
И жене Дамяновой сказала:
«Отвечай, сноха, жена Дамяна,
Не видала ль ты такую руку?»
Отвечает ей жена Дамяна:
«Мать Дамяна и свекровь, ты видишь
Руку сына своего, Дамяна.
Я узнала перстень обручальный,
То кольцо, что при венчанье было».
Мать Дамянова схватила руку,
Осмотрела зорко, повертела
И, к руке приникнув, прошепталаз
«Молодая яблонька родная,
Где росла ты, где тебя сорвали?
Ты росла в объятьях материнских, [305]305
  Ты росла в объятьях материнских… – В оригинале: «А росла ты на моих коленях».


[Закрыть]
Сорвана на Косове равнинном».
Мать печально головой поникла,
И от горя разорвалось сердце,
От печали по сынам родимым
И по старому Богдану Югу.
 

Девушка с Косова поля [306]306
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. II, № 50. Записано до 1817 г. от слепой старушки в Среме (северо-западная Сербия). Начало текста похоже на первую часть песни «Королевич Марко узнает отцовскую саблю».


[Закрыть]

 
Рано встала девица-сестрица
Из Косова, из широка поля,
В воскресенье, [307]307
  В воскресенье… – Эпические события в южнославянских песнях обычно начинаются в воскресенье («в неделю»). Косовская битва произошла во вторник.


[Закрыть]до восхода солнца.
Засучила рукава рубахи,
До локтей до белых засучила;
Носит хлеб пшеничный за плечами,
А в руках кувшины золотые.
Алое вино в одном играет,
А в другом – холодная водица.
Так проходит по Косову полю,
Молодая, по бранному полю,
Там, где Лазарь, князь честной, сражался,
Трогает бойцов окровавленных.
А кого в живых она застанет,
Умывает студеной водою,
Причащает вином его алым,
Белым хлебом раненого кормит.
Набрела девица на юнака,
Орловича Павла [308]308
  Павел Орлович– по некоторым устным преданиям, участник Косовской битвы, погибший в ней.


[Закрыть]молодого,
Знаменосца государя сербов.
Жив был Павел, да едва дышал он,
Отсекли ему правую руку,
Отсекли ему левую ногу,
Отсекли до самого колена.
Переломаны ребра витые,
Легкие сквозь раны проступают.
Умывает девушка юнака,
Умывает студеной водицей,
Причащает вином его алым
И дает ему белого хлеба.
Оживилось юнацкое сердце,
И сказал ей княжий знаменосец:
«Косовская девушка, сестрица,
Расскажи мне о своем несчастье,
Ты кого на бранном поле ищешь?
Брата, или родственников близких,
Или по греху отца родного?»
Отвечает девушка юнаку:
«Брат мой милый, витязь неизвестный,
Никого из рода не ищу я,
Брата в битве я не потеряла,
Ни отца, чья плоть меня зачала,
Может быть, тебе, юнак, известно:
Князь велел, чтоб триста черноризцев
У прекрасной церкви Самодрежи
Три недели войско причащали.
Причастилось все сербское войско,
А последними – три воеводы:
Славный Милош, храбрый воевода,
И Косанчич Иван – воевода,
Топлица Милан [309]309
  Милан Топлица– эпический персонаж.


[Закрыть]был вместе с ними.
Я стояла у ворот церковных,
Тут выходит Милош-воевода,
Он красавец всем людям на диво.
Волочится, гремит его сабля, [310]310
  Волочится, гремит его сабля… – Певица перенесла в текст свои наблюдения: так носили сабли австрийские офицеры.


[Закрыть]
А на шапке кованые перья,
На юнаке пестрый плащ богатый,
Длинный и с узором поперечным.
Плат шелковый повязан вкруг шеи. [311]311
  Плат шелковый повязан вкруг шеи… – Мода горожан до начала XIX в. Затем шейные платки стали заменяться галстуками.


[Закрыть]
Оглянулся – и меня увидел.
Он снимает плащ свой полосатый,
С плеч снимает, мне дает в подарок.
«На, девица, пестрый плащ с узором,
Глядя на него, меня ты вспомнишь.
Я на смерть иду, душа-девица,
В государево славное войско.
За мою ты душу помолися,
Чтоб из битвы живым я вернулся,
А вернусь, я тебя осчастливлю:
Выдам замуж тебя за Милана.
Перед богом я с ним побратался,
Перед богом и святым Иваном.
Буду я твоим, девица, сватом».
Вот Иван Косанчич появился,
Он красавец всем людям на диво.
Волочится, гремит его сабля,
А на шапке кованые перья.
На юнаке пестрый плащ богатый;
Длинный и с узором поперечным.
Плат шелковый повязан вкруг шеи,
А на пальце кольцо золотое.
Оглянулся – и меня увидел.
Он снимает кольцо золотое,
Снял кольцо и его подарил мне:
«На, девица, кольцо золотое,
Глядя на него, меня ты вспомнишь.
Я на смерть иду, душа-девица,
В государево славное войско.
За мою ты душу помолися,
Чтоб из битвы живым я вернулся.
А вернусь, тебя я осчастливлю:
Выдам замуж тебя за Милана.
Перед богом я с ним побратался,
Перед богом и святым Иваном.
Дружкою твоим, девица, буду».
Топлица Милан за ним выходит,
Он красавец всем людям на диво,
Волочится, гремит его сабля,
А на шапке кованые перья.
На юнаке пестрый плащ богатый,
Плат шелковый на шее юнака,
Вкруг руки его платок повязан.
Он снимает платок златотканый
И дает мне с такими словами:
«На, девица, платок златотканый,
Глядя на него, меня ты вспомнишь.
Я на смерть иду, душа-девица,
В государево славное войско.
За меня ты богу помолися,
Чтоб из битвы я живым вернулся.
А вернуся, будем жить счастливо,
Ты мне станешь верною женою».
И уехали три воеводы.
Их ищу я на поле кровавом».
Отвечает ей Орлович Павел:
«Косовская девушка, сестрица,
Видишь ли ты копья боевые,
Что всех выше, что смешались густо.
Там пролилась кровь юнаков храбрых.
До стремян она коням доходит,
До шелковых поясов юнакам.
Там в бою все три они погибли.
В белый дом твой скорей возвращайся,
Не кровавь рукавов твоих белых,
Подола в крови не волочи ты».
Так сказал он девушке несчастной.
Белое лицо слезой омыла,
В белый дом свой идет без оглядки.
Причитает и рыдает горько:
«Бедная, мне нет на свете счастья.
Если ухвачусь за ветку ели,
Тотчас же зеленая засохнет».
 

Юришич Янко [312]312
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. II, № 51. Записано в 1815 г. в г. Сремски Карловци от боснийского купца. В песне отражена поздняя версия широко распространенного среди южных славян сюжета. В болгарских версиях о Петре Бановиче посланный султаном Черный Арап обманывает героя и привозит его связанным в Стамбул. Здесь же не объясняется, как и почему такой видный герой, как Янко Юришич, попал в султанскую темницу.


[Закрыть]

 
Кто там стонет в городе Стамбуле:
Не змея ли, белая ли вила?
Не змея, не белая то вила,
Это Янко Юришич [313]313
  Янко Юришич– вероятно, эпическая контаминация имени и фамилии. Некий Никола Юришич, будучи начальником венгерской крепости Кисег, в 1532 г. успешно оборонялся от войск султана Сулеймана. Янко Сибинянин, известный эпический герой, имел своим прототипом венгерского полководца XV в. Яна Хуниади.


[Закрыть]там стонет.
Стонет Янко от неволи тяжкой:
Вот уже три года миновало,
Как томится он во тьме темницы
У жестокого царя-тирана,
У султана злого Сулеймана.
Невтерпеж сидеть в темнице стало,
Целый день с утра все стонет Янко,
Надоел он и камням холодным,
А не то что царю Сулейману.
Захотел султан его увидеть,
Подошел он к воротам темницы,
Окликает Юришича Янко:
«Эй, ублюдок Янко, что с тобою,
Иль беда какая приключилась,
Что ты стонешь у меня в темнице?
Голоден ли ты, иль пить ты жаждешь?
Или ты так сильно стосковался,
Стосковался по гяурке юной?»
Молвит Янко Юришич султану:
«Волен, царь, ты говорить, что хочешь.
Я не голоден и пить не жажду,
Я по воле только стосковался,
Как попал к тебе в полон в темницу,
Невтерпеж сидеть в темнице стало,
Царь-султан, коль ты боишься бога,
То в награду все бери, что хочешь,
Только кости выпусти на волю!»
Сулейман-султан ему ответил:
«Эй ты, курвин сын, ублюдок Янко,
Не возьму ни пара, [314]314
  Пара– мелкая монета.


[Закрыть]ни динара.
Я хочу, чтоб ты сказал мне правду,
Как зовут трех воевод отважных,
Что мое все войско погубили,
Через поле Косово погнали?»
Янко Юришич ему ответил:
«Волен, царь, ты спрашивать, что хочешь.
Коль спросил, скажу тебе по правде:
Первый самый славный воевода,
Что на Косове погнал всех турок
И загнал их в Лаб и Ситницу,
Это был сам Королевич Марко. [315]315
  Это был сам Королевич Марко. – Марко Королевич не участвовал в Косовской битве. Как турецкий вассал, он не мог выступать на стороне сербов. Но после того как сложился его эпический образ идеального защитника, поздним певцам пришлось объяснить слушателям, уже не знающим действительных событий XIV в., где был Марко Королевич во время разгрома турками южнославянских государств. Так постепенно слагались песни об участии Марка Королевича в Косовской битве, о вмешательстве бога, «старого мстителя», в судьбу этого героя и южнославянских народов.


[Закрыть]
А второй за ним был воевода,
Порубил он саблей много турок,
Это был ребенок малый Огнян,
По сестре племянник милый Марка. [316]316
  Это был ребенок малый Огнян, // По сестре племянник милый Марка. – Эпический персонаж. В этой детали песни мы видим след болгарского предшественника публикуемой песни.


[Закрыть]
А еще был третий воевода,
Что сломал свою стальную саблю,
На копье насаживал он турок,
В Лаб он гнал перед собою турок,
Загонял их в Лаб и Ситницу.
Янко Юришич – тот воевода,
Вот, султан, он у тебя в темнице,
Можешь с ним ты сделать, что захочешь!»
Сулейман-султан ему ответил:
«Эй ты, курвин сын, ублюдок Янко!
Выбирай себе ты казнь любую,
Этой казнью тебе душу выну.
Если хочешь, плавать в море будешь, [317]317
  Плавать в море будешь… – то есть будешь утоплен.


[Закрыть]
Если хочешь, то гореть ты станешь,
Если хочешь, то к хвостам привяжем
И конями разорвем на части?»
Молвит Янко Юришич султану:
«Волен, царь, ты говорить, что хочешь:
Только мне не милы эти казни,
Эти казни все не для юнака.
Я не рыба, чтобы в море плавать,
Не полено, чтоб в огне сжигали,
И не курва, чтоб к хвостам вязали
И конями разрывали в поле,
Но юнак я первый из юнаков.
Дай ты мне, султан, коня плохого,
Что был тридцать лет никем не езжен,
Был не езжен и отвык от боя;
Дай ты мне еще тупую саблю,
Ту, что тридцать лет не наводили,
Не точили, в бой с собой не брали,
Что от ржавчины негодной стала,
Трудно ее вытащить из ножен.
Дай на волю выехать мне в поле,
Выпусти вслед двести янычаров,
Саблями меня пускай изрубят,
Пусть в бою я как юнак погибну».
Сулейман-султан его послушал,
Дал ему султан коня плохого,
Что был тридцать лет никем не езжен,
Был не езжен и отвык от боя;
Дал ему султан тупую саблю,
Ту, что тридцать лет не наводили,
Не точили, в бой с собой не брали,
Что от ржавчины негодной стала,
Трудно вытащить ее из ножен.
Янко в поле выпустил на волю
И пустил вслед двести янычаров.
На коня вскочил проворно Янко,
Сильно разогнал коня плохого,
Побежал что было сил коняга,
По широкому понесся полю.
Поскакали двести янычаров.
Вырвался вперед один из турок,
Голову хотел отсечь у Янко,
Получить награду от султана,
И догнал он Юришича Янко.
Янко увидал беду большую,
Помянул он истинного бога,
Выхватил свою тупую саблю,
Будто новую со сталью острой,
Он дождался молодого турка,
Вскинул руку правую и саблю,
Турка в пояс шелковый ударил,
Рухнул турок, надвое разрублен.
Турок грянул, Янко тут нагрянул,
Конь усталый для него – помеха,
На коне турецком он поехал.
Не тупую – острую взял саблю
И с турецкой саблей встретил турок,
Половину порубил он саблей,
Половину их погнал к султану,
И на воле он поехал в поле
К дому своему, здоров и весел.
 

Смерть воеводы Приезды [318]318
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. II, № 83. Записано от слепой женщины Ецы в г. Земуне, близ Белграда.


[Закрыть]

 
За одним письмом летит другое.
Кто их пишет, кто их получает?
Пишет письма царь Мехмед [319]319
  Мехмед– эпическое имя султана. На самом деле Сталач захватил в 1413 г. султан Муса.


[Закрыть]турецкий,
Получает – в Сталаче [320]320
  Сталач– небольшой город в восточной Сербии близ слияния рек Западная и Южная Морава.


[Закрыть]Приезда. [321]321
  Приезда. – Это имя часто употреблялось в XIV–XV вв. в Боснии и Сербии и таким образом служит указателем для оценки времени и места сложения данной версии. В других сербских текстах и особенно в болгарских вариантах этой песни воевода назван Тодором Сталакином. Настоящее имя начальника Сталачской крепости осталось неизвестным. Он сражался «елико кто от древних», как сообщает Константин Философ, славянский автор XV в., сгорел, но не сдался врагу. Ныне ведется реставрация развалин Сталачской крепости, официально именуемых «башней Тодора».


[Закрыть]
«О Приезда, града воевода,
Ты пошли мне три бесценных дара:
Ты пошли мне дамасскую саблю,
Что сечет и дерево и камень,
Крепкий камень, хладное железо;
Ты пошли мне коня сивой масти:
Две стены твой Серко перескочит
И две башни высокого замка;
И пошли мне верную супругу».
Мрачно смотрит на письмо Приезда,
Мрачно смотрит, а другое пишет:
«Ополчайся, царь Мехмед турецкий,
Сколько хочешь собери ты войска
У Сталача, когда пожелаешь.
Не получишь от меня подарков.
Эту саблю для себя сковал я,
Для себя вскормил коня-журавку, [322]322
  Конь-журавка– гнедой в яблоках или, как говорят сербы, «с грошами».


[Закрыть]
А невесту для себя привез я.
Ничего от меня не получишь».
Собирает войско царь турецкий,
Собирает и ведет к Сталачу.
Под Сталачем стоит он три года:
Не отбил ни дерева, ни камня,
Крепкий город покорить не может
И не может домой возвратиться.
Рано утром случилось в субботу:
Поднялася супруга Приезды
На высокие стены Сталача,
Долго смотрит на воды Моравы.
Замутилась у града Морава.
И сказала супруга Приезды:
«О Приезда, господин любимый,
Я боюсь, мой господин любимый,
Что подкопы пророют к нам турки».
Отвечает супруге Приезда:
«Замолчи, не говори пустое,
Под Моравой подкоп им не вырыть».
Воскресенье святое настало,
Молится Приезда в белой церкви.
Отстоял он всю службу с женою.
Помоляся, выходит из церкви.
Говорит воевода Приезда:
«О юнаки, храброй рати крылья!
Полечу на турок вместе с вами.
Мы кровавой битвою упьемся,
Мы откроем города ворота
И ударим всей силой на турок.
Бог поможет, счастье не изменит».
Обратился Приезда к супруге:
«Принеси из погребов глубоких
Для юнаков вина и ракии».
Взяла Ела кувшины златые
И спустилась в погреба под башней.
Лишь спустилась она, обомлела —
Полон погреб злобных янычаров.
Наполняют сапоги ракией,
Пьют за здравье госпожи Блицы,
Пьют за упокой души Приезды.
Кувшины Елица уронила,
Зазвенели кувшины на камне.
Побежала во двор, восклицая:
«Не к добру и вино и ракия!
В погребах пируют янычары,
Сапогами пьют вино хмельное.
За мое здоровье пьют, смеются,
А тебя живого погребают».
Вскакивает храбрый воевода,
Отворяет градские ворота.
Обнажает он саблю стальную,
Бьется-рубится с турками люто.
Шестьдесят воевод пало в битве.
Больше тысячи турок погибло.
Воротился в город воевода,
За собою запер он ворота.
Вынимает саблю воевода.
Голову коню-журавке рубит [323]323
  Голову коню-журавке рубит… – Перефразировка древнего описания славянского обычая. Ср. заключительную часть песни «Смерть Королевича Марка».


[Закрыть] —
«Конь мой серый, конь мой самый лучший,
На тебя турецкий царь не вскочит!»
Разбивает дамасскую саблю:
«Ты была мне правою рукою.
Царь турецкий тебя не наденет!»
Вот в хоромы входит воевода.
За руку берет жену и молвит:
«О, скажи, разумная Елица,
Хочешь ли со мною ты погибнуть
Или быть наложницей турецкой?»
По лицу ее слезы струятся,
Отвечает госпожа Елица:
«Лучше честно погибнуть с тобою,
Чем срамиться в турецком гареме.
Не продам я отцовскую веру,
Попирать я крест честной не буду».
И взялися за белые руки,
Поднялися на стены Сталача.
Так сказала госпожа Елица:
«О Приезда, господин любимый,
Нас вскормила быстрая Морава,
Пусть Моравы воды нас поглотят».
И в речные бросилися волны.
Так Сталач был взят царем Мехмедом,
Но добычей он не поживился.
Проклинает город царь турецкий:
«Бог единый пусть Сталач накажет.
Подступил я с трехтысячным войском,
А пять сотен осталось со мною!»
 

Фазли-булюкбаша [324]324
  Переведено по тексту сб. МЮП, с. 271–279. Записано среди славян-мусульман Боснии. По мнению собирателя, записавшего песню, в ней отражены события 1688 г., когда Белград обороняли австрийские войска принца Евгения Савойского, а осаждали город турки под предводительством визиря Мустафы-паши из албанского рода Чуприличей (в песне – Ходжа Чуприлич). На протяжении XV–XVII вв. Белград часто переходил из рук в руки: его то защищали и отбивали христиане (славяне, венгры, австрийцы), то вновь и вновь захватывали турки. Белград был незначительным городом, но очень важной крепостью на Дунае у впадения в него р. Савы. В песне осада и сдача Белграда описаны со стороны турок, в числе которых, как это видно из текста, было немало боснийских славян-мусульман. При этом используются изобразительные средства антитурецкой по своей направленности эпической традиции славян-христиан, что побуждает предполагать возможность бытования в прошлом антитурецкой песни-предшественницы об осаде Белграда, сложенной ранее конца XVII в.
  Булюкбаша– командир отряда.


[Закрыть]

 
Сон приснился банице [325]325
  Баница– жена бана, управителя большой области в Австро-Венгрии.


[Закрыть]влахине [326]326
  Влахиня. – Турки и славяне-мусульмане называли «влахами» славян-христиан пли вообще христиан.


[Закрыть]
Во столице [327]327
  Столица. – Белград стал столицей – причем сначала лишь Сербского княжества – в XIX в.


[Закрыть]влашской, во Белграде,
Сон такой приснился ей в постели:
Опоясала змея весь город,
На ворота голову положила;
Вылетает сокол из Стамбула,
С золоченными до плеч крылами, [328]328
  Золоченые до плеч крылья… – Описание сокола, то есть визиря Чуприлича, представляет собой переделку старинного общеславянского описания чудесного ребенка (см. ниже песню «Мать-разлучница»).


[Закрыть]
С вызолоченными до колен ногами,
С клювом, золоченным до подглазья.
Девять соколов за ним летели,
Девять лебедей за ним летели,
Птицы стаями за ним летели,
Разные за ним летели птицы,
Пролетели урусскую землю, [329]329
  Урусская земля. – Певец, вероятно, что-то слышал о единой вере части южных славян и русских и о поддержке Россией освободительной борьбы этой части южных славян, поэтому для него земля, населенная славянами-христианами, – «урусская».


[Закрыть]
И вся сила собралась на Челмене,
На Челмене над Вучитрном;
Снится, будто небо раскололось, [330]330
  Снится, будто небо раскололось… – Отсюда и далее эта часть сна баницы повторяет сон царицы Милицы (см. выше).


[Закрыть]
Пал на землю кровавый месяц,
Звезды по углам поразбежались
И осталась кровавая денница
Со своими детками двоими.
На ноги со сна она вскочила,
Забежала в белые покои,
Где в ту пору бан ее разлегся,
И не будит, чтобы не старел он,
А ногами попросту толкает:
«Чтоб ты дома своего не видел!
Сон-то мне какой приснился ночью!»
Все по правде бану рассказала.
Бан белградский говорит на это:
«Бог убей такое сновиденье!
Я его немедля разгадаю.
Что Белград опоясан змеею —
Это турки по нам ударят.
Что стамбульский сокол летает —
Это царский хранитель печати.
Девять соколов летят вдогонку —
Это царские паши с визирями.
Девять лебедей летят за ними —
Это царь с его знаменами.
Птицы летают, летят за ними,
Разные летают стаи птичьи —
Это царские большие орды.
Раскололося чистое небо —
Это значит – нам войну навяжут.
Звезды по углам поразбежались —
Это побегут мои солдаты.
Месяц пал на землю кровавый —
Это голова моя скатилась.
Остается кровавая денница
И две звездочки вместе с ними —
Это ты – вдова молодая,
Ты с двумя сиротками своими».
Времени с тех пор прошло немного,
Закричала нагорная вила,
Позвала белградского бана:
«Чтоб ты дома своего не видел!
Убегай, идут походом турки,
На тебя идет Ходжа Чуприлич
И Турчин Махмудбегович,
И Осман Татарханович,
Их войскам конца и края нету».
Бан белградский отвечает виде:
«Прочь поди, нагорная вила!
Не боюсь я ни Ходжи Чуприлича,
Ни Турчина Махмудбеговича,
Ни Османа Татархановича,
Ни их сил, ни их орд не боюсь я.
У меня есть на Косове лагерь,
В этом лагере сто тысяч войска
Во главе с Хайвазом-генералом,
У меня близ моря есть Семендра,
А в Семендре семеро отрядов,
Во главе их семь капитанов».
Отвечает нагорная вила:
«Горе лагерю, что на Косове,
И беда твоей Семендре белой!
На Косово ударили турки,
Разгромили они твое войско,
Захватили Хайваза-генерала
И его посадили на кол.
На Семендру ударили турки,
Каждый камень перевернули,
Утопили в Дунае войско,
Захватили семь капитанов,
Посадили их всех турки на кол.
Если, бан, ты мне верить не хочешь,
Поднимись на надвратную башню
Со своей подзорной трубою,
Погляди на поле Врачари
И увидишь то, что не видел,
И тогда ты мне, бан, поверишь».
На ноги вскочил бан белградский,
Взял трубу подзорную в руки,
И взошел на надвратную башню,
И глядит на поле Врачари.
А едва он глянул на поле,
Как немедля обоз увидел,
Что шатры полотняные возит.
Те шатры начинают ставить
На зеленом поле Врачари.
Со стены их бан окликает:
«Прочь отсюда, шатры не ставьте!
А не то я выстрелю из пушки,
Разорву все ваши веревки,
Раздеру я шатры полотняные!»
«Чтоб ты дома своего не увидел!
Погнала нас такая сила,
Вся орда Ходжи Чуприлича.
Вот теперь, как придет сюда Ходжа,
Можешь, бан, с ним сам рассчитаться!»
После этого очень скоро
Вдруг нахлынули царские орды,
И корзин понаделали турки,
Их набили черною землею,
На корзины поставили пушки,
Начали стрелять по Белграду.
Снизу доверху город шатался,
Так по нем били пушки сильно,
Но не могут отбить ни камня
И ни белой известки от камня.
Целую неделю стреляли.
Рассвело девятое утро,
И стали совещаться турки.
И сказал Ходжа Чуприлич:
«Что ж теперь, дорогие братья,
Как Белград брать мы с вами будем?»
«Если бог даст, все обойдется,
Пусть четыре глашатая, Ходжа,
Денег целый вьюк обещают.
Может быть, такой юнак найдется,
Чтоб Дунай переплыл и Саву
И добрался до стен Белграда,
Захватил языка у влахов,
Чтобы тот рассказал про ворота».
И послал глашатаев Ходжа,
Чтобы крикнули царскому войску,
И три белых дня они кричали.
«Нету, брат, никакого юнака».
Рассвело четвертое утро,
Помогли им поиск и счастье —
Видят, парень сидит на камне
С изукрашенной тамбурицей, [331]331
  Тамбура– музыкальный инструмент типа мандолины.


[Закрыть]
Еще тише поет, чем играет:
«Тамбурица, времени трата,
Сколько дней потерял я с тобою,
Всех портняжек игрою замучил!»
Он ударил тамбурой о землю
И вскричал глашатаям громко:
«Чтоб вы дома своего не видали!
Очень вы меня разозлили.
И Дунай переплыву и Саву!»
Вот в шатер его белый приводят,
В шатер Ходжи Чуприлича.
Он селям турецкий Ходже крикнул,
Ходжа на селям его ответил.
Громко он спросил у Ходжи:
«Правду ли глашатаи молвят?
Ходжа, я себя не поя; алею
И Дунай переплыву и Саву
Ради бога и иного мира
И во имя нашего султана
И чтоб денег целый вьюк мне дали».
Ходжа Чуприлич ему ответил:
«Граничар, [332]332
  Граничар– житель пограничной территории или пограничник. Здесь оба значения неразделимы. Гранпчары как с турецкой, так и с австро-венгерской стороны постоянно участвовали во взаимных стычках и набегах.


[Закрыть]откуда ты взялся?
Кто сидит у твоего огнища?
Если смертный час твой настанет,
Как читать по тебе мне хатму?» [333]333
  Хатма– заупокойное чтение Корана наизусть.


[Закрыть]
Граничар ему отвечает:
«Ходжа, я из Герцеговины,
Не слыхал ли ты в Герцеговине
Город Влагай на реке Буне?
А зовусь я Фазли-булюкбаша.
Я, Ходжа, огнищем владею
И жену законную имею,
Двух сынов-близнецов имею,
Что покуда летами не вышли,
Двух сестер молодых имею,
Молодых, еще незамужних».
И сказал ему Ходжа Чуприлич:
«Если смертный час твой настанет
И в реке Дунае ты утонешь,
Сыновей твоих отвезу я
В Стамбул, к своей матери-старухе,
Твою мать призрю, словно родную,
А сестер молодых твоих выдам
За моих полководцев – визирей,
А жена твоя замуж не выйдет,
Пока двух сыновей не поднимет.
А как вырастут дети, положу им
Каждый месяц по сотне дукатов».
Граничар от Ходжи уходит,
Начинает искать побратима,
Побратима Беговца Халила,
Халила с поля Невесина. [334]334
  Поле Невесина– Невесинское поле (долина) с центром в г. Невесинье. Находится по соседству с Мостарским полем, где расположен Влагай, ныне «город-музей».


[Закрыть]
Как нашел своего побратима,
Так сказал ему очень тихо:
«Мог бы ты пожертвовать собою
Ради бога и иного мира
И во имя нашего султана
И за денег целый вьюк в придачу?
Можешь ты воспомянуть былое,
Когда жил ты во Благае белом?
Мы б разделись у кипящей Буны,
Кинулись бы тотчас в Буиу оба,
Плыли бы по студеной Буне
До слияния Буны и Неретвы, —
Не страшней того Дунай и Сава!»
Не успели сумерки спуститься,
Как сошли на берег побратимы.
Ходжи им молитву прочитали
И верблюда в жертву закололи. [335]335
  И верблюда в жертву закололи. – Верблюд был редким и очень дорогим животным на Балканах, поэтому и жертва очень велика.


[Закрыть]
В воду побратимы прыгнули.
Бог помог им, выручило счастье.
В непогоду, в день Святого Савы, [336]336
  В день Святого Саввы– 27 января по новому стилю.


[Закрыть]
Когда дерево к камню примерзает,
А рубашка к юнацкому телу,
Переплыть Дунай смогли и Саву.
Только перед самою зарею
Беговец Халил был так измучен,
Что сказал своему побратиму:
«Погибаю, Фазли-булюкбаша!
Лучше изломаем наши ружья
И костер разложим из прикладов!»
Фазли-булюкбаша отвечает:
«Потерпи, брат Беговец Халил,
Скоро солнце выйдет из-за лесу,
Мы согреемся на жарком солнце».
Вышла в небо утренняя зорька,
А за нею показалось солнце,
И согрелись побратимы солнцем,
И укрылись в камышах приречных.
Мимо проезжали двое влахов,
И один из влахов был безногий.
Взяли в сторону они с дороги,
Спешились, попивали пиво,
Завели между собой беседу,
Что кто более всего желает.
И сказал здоровый очень тихо:
«Мне бы более всего хотелось
Превратиться в крылатую виду.
Я бы пролетел Дунай и Саву,
Прилетел бы на поле Врачарье
И в шатре Ходжи Чуприлича
Голову отсек бы Ходже напрочь
И отвез бы белградскому бану.
То-то наградил бы бан за это!»
А безногий тихо отвечает:
«Помолчи, свинья ты перерубленная,
Мне бы более всего хотелось
Превратиться в крылатую виду.
Я бы пролетел Дунай и Саву
В войско из Герцеговины,
Я нашел бы аг из Мостара,
Поболтал бы о здоровье с ними».
На ноги вскочили побратимы,
Прыгнули всадникам на плечи,
Здорового сразу зарубили,
С безногим кинулись в воду.
Со стены заметили их влахи,
Начали стрелять по ним из пушок,
Но с Врачарья прикрывают турки.
Бог им дал, и выручило счастье,
Переплыли и Дунай и Саву,
Притащили языка Велемира,
Привели к Ходже Чуприличу,
И спросил его Чуприлич тихо:
«Ну, безногий, ты откуда взялся?»
А безногий тихо ответил:
«Ходжа, я из Герцеговины,
Из самого города Мостара,
Пекарем работал я в Мостаре.
Но аги затеяли забаву,
Устроили конские скачки [337]337
  Устроили конские скачки… – Описание скачки является


[Закрыть]
И скакали от Благая белого,
От Благая до Софы ходжийской,
Я же пеший был, а не конный,
Обогнал их, выиграл скачку.
Раз у бега затеяли скачку,
Поскакали от Благая белого,
Я же пеший был, а не конный.
Еще кони на Марковце были,
Я же, Ходжа, на Софе ходжийской
Раздобылся сукном веницейским
И пошел на базар, на рынок.
Только вышел на гору большую —
Завистливы аги в Мостаре —
Задымилась в городе ломбарда,
Отбило мне ногу по колено.
Убежал я тогда оттуда
В Белград, в наш город стольный».
Ходжа Чуприлич ему крикнул:
«Укажи нам в Белграде ворота!»
«Подари мне жизнь, Чуприлич,
Укажу в Белграде ворота.
Посмотри на рассвете стену —
Что сначала осветит солнце,
Там и будут ворота Белграда.
Над воротами высокая башня,
В этой башне пороховой погреб.
Заряди бомбой главную пушку
И прицелься в небо, повыше.
Эта бомба в башню ударит,
И взорвется в погребе порох!»
Утром, лишь засияло солнце,
Приметили высокую башню,
Зарядили главную пушку,
Нацелили в небо, повыше.
Бомба стену перелетела
И попала в высокую башню.
Загорелся в погребе порох —
Милый боже, славься за это!
Кто ходил, не смог ходить больше,
Кто стоял, не смог стоять больше,
Все в траву повалились навзничь.
Сразу бан запросил пощады:
«Пощади меня, Ходжа Чуприлич,
Воткни саблю в городские ворота,
Чтобы дети прошли под саблей!»