Текст книги "Песни южных славян"

Автор книги: Автор Неизвестен

Московские подарки и турецкие отдарки

 
Вот несутся бисерные письма
Через всю турецкую краину.
И в диван пришли турецкий письма
Муезиту, грозному султану,
Это письма из Москвы обширной,
А с посланьем дары дорогие.
Для султана – золотое блюдо,
А на блюде – мечеть золотая,
Обвилась змея вокруг мечети;
На ее голове алый яхонт.
Самоцвет и темной ночью светит.
Можно с ним и в полночь в путь-дорогу,
Словно в полдень при солнечном свете.
Для царского сына Ибрагима
Посылают две острые сабли,
Перевязи из чистого злата,
А на них два драгоценных камня.
Получила старшая султанша
Колыбель из золота литого;
Крылья распростер над нею сокол.
Полюбились султану подарки.
Только мысли его беспокоят —
Как ему достойно отдариться.
Думает, придумать он не может.
Перед всеми своими гостями
Похваляется султан дарами
Из Московии, от государя!
Сам рассчитывает, может статься,
Кто-нибудь его и надоумит,
Что послать в Москву, чем отдариться.
Тут паша Соколович приходит.
Похвалился царь ему дарами.
За пашою ходжа и кадия
Поклонилися царю смиренно,
Целовали руку и колено.
Вновь султан дарами похвалялся
И такие им слова промолвил:
«Мои слуги, ходжа и кадия,
Вы скажите вашему султану,
Что послать мне в Московскую землю.
За подарки чем мне отдариться?»
Отвечают смиренные слуги:
«Добрый царь, государь наш любимый,
Мудростью с тобой нам не сравниться,
И тебя мы поучать не можем.
Позови ты старца патриарха.
Старый, верно, тебя надоумит,
Что послать в Москву, какой подарок
Великому царю-государю».
Эти речи слуг своих услыша,
Царь-султан гаваза [338]338
  Гаваз(турецк.) – телохранитель.


[Закрыть]посылает,
И зовет он старца патриарха.
Пред султаном старец появился,
И ему султан подарки хвалит.
А затем говорит патриарху:
«Мой слуга, патриарх престарелый,
Может быть, слуга, меня научишь,
Что послать в Московскую мне землю».
Отвечает патриарх смиренно:
«Царь-султан, солнце ясное в небе,
Мудростью с тобой мне не сравниться.
Богом ты научен. И твое ведь
Изобильно и богато царство.
Можешь ты достойно отдариться.
Дай не нужное тебе нисколько,
То, что им наверно будет мило:
Старый посох Неманича Саввы, [339]339
  Савва Неманич– историческая личность XII–XIII вв. Третий сын Стефана Немани, основателя единого сербского государства, Растко еще в молодости постригся на Афоне и принял имя Саввы. В 1219 г. он стал сербским архиепископом. Считается святым православной церкви, в святцах его днем отмечено 27 января по новому стилю. Турки препятствовали культу святого Саввы и в 1594 г. сожгли его мощи.


[Закрыть]
И корону царя Константина, [340]340
  Царь Константин– последний византийский император, погибший во время взятия Константинополя в 1453 г. В южнославянском фольклоре о нем сохранилось много преданий и песен.


[Закрыть]
И одежды Ивана Предтечи, [341]341
  Иван Предтеча. – В оригинале: «святой Йован»; неясно, о каком святом идет речь.


[Закрыть]
Князя Лазаря знамя с крестами.
Это всё, султан, тебе не нужно,
А в Москве твои дары оценят».
Внял султан советам патриарха,
Приготовил царские подарки,
Дал приезжим московским юнакам.
Патриарх их спешно провожает
И дает такое наставленье:
«С богом в путь, московские юнаки!
Не идите вы царской дорогой,
Царскою дорогой прямоезжей,
Но скачите окольной дорогой,
По лесу да по горам скалистым.
Ждите вслед за собою погоню,
Чтоб отнять христианские святыни.
Не сносить мне головы, я знаю,
Это грешное тело погибнет,
Но душа не погибнет, о боже!»
Так сказал он и с ними расстался.
Царь-султан турецкий доволен,
Что Москву отдарил он как должно.
Вот паша Соколович приходит.
Говорит султан слова такие:
«Знаешь ли, паша, слуга мой верный,
Что послал в Московскую я землю?
Старый посох Неманича Саввы
И царя Константина корону,
Князя Лазаря знамя с крестами
И одежды Ивана Предтечи.
Мне все это, слуга мой, не нужно,
А Москва обрадуется дару».
Тут спросил Соколович султана:
«Царь-султан, солнце ясное в небе,
Кто тебя научил это сделать?»
Царь ответил по правде, как было:
«Научил патриарх меня старый».
Отвечает Соколович тихо:
«Царь-султан, солнце ясное в небе,
Коль отдал ты святыни Царьграда,
Почему не послал с ними вместе
Золотые ключи от Стамбула?
Их с позором у тебя отнимут!
Ведь на этих святынях стояло
И держалось турецкое царство».
Понял царь, что Соколович молвил,
Говорит паше султан турецкий:
«Поспеши, паша, слуга мой верный,
Собери янычар поскорее,
Догони московское посольство,
Отними христианские святыни
И московских перебей юнаков!»
Исполняет паша приказанье.
Он скликает янычар турецких.
Мчатся по дороге прямоезжей,
Чтоб настичь московское посольство.
Но юнаков они не догнали.
И ни с чем возвратилась погоня.
И поклялся паша султану,
Что не видел юнаков московских.
И сказал на то султан турецкий:
«Поспеши, паша, слуга мой верный,
И прикончи старца патриарха».
Исполняет паша приказанье,
Он немедля схватил патриарха.
Соколовичу старик промолвил:
«Ты помилуй, паша, и помедли,
Не губи меня на твердой суше,
Коль убьешь, землица вся иссохнет
И три года не даст урожая».
Тут паша послушал патриарха
И повел его к синему морю.
Снова старец его умоляет:
«Ты помилуй, паша, и помедли,
Не губи меня у синя моря,
Коль убьешь, погода изменится,
Подымутся моря и озера
И поглотят ладьи и галеры.
С четырех сторон нагрянут волны
И зальют и потопят всю землю».
Обмануть хотел пашу владыка, [342]342
  Обмануть хотел пашу владыка… – Певец не верил в то, что патриарх или его смерть может вызвать сушь или потоп.


[Закрыть]
Но паша не поддался обману.
Он взмахнул своей острою саблей
И убил старика патриарха.
Дай, господь, ему в раю блаженство,
Нам же, братья, здоровья и счастья.
 

Гайдуцкие песни

Старина Новак и кнез Богосав [343]343
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. III, № 1. Записано от герцеговинского гусляра и бывшего гайдука Т. Подруговича. Это был, несомненно, выдающийся певец. Он знал, по словам В. Караджича, около ста юнацких песен, а спел на запись едва ли двадцать и ушел из Сербского княжества на территорию Турецкой империи, где был убит турками при невыясненных обстоятельствах.


[Закрыть]

 
Пьют вино у кнеза Богосава [344]344
  Кнез Богосав– эпический персонаж. Во времена В. Караджича «кнезом» называли сельского старосту.


[Закрыть]
Радивой [345]345
  Радивой– эпический персонаж, побратим Новака.


[Закрыть]со Стариной Новаком [346]346
  Старина Новак. – Ученые указывают па несколько исторических прототипов этого эпического героя, носивших то же имя. Это были феодалы или гайдуки, боровшиеся с турками (XV–XVII вв.). Так, иностранцы, путешествовавшие по Болгарии в XVI в., сообщали о том, что им рассказывали о Дебелом Новаке, который вместе с Марком Королевичем защищал страну от турок. К концу XVI в. относятся сведения письменных источников о Баба Новаке, то есть Старом Новаке, который вместе с валашским воеводой Михаилом воевал против турок и венгерского короля Стефана Батория.


[Закрыть]
Над рекой студеною, над Босной,
А когда подвыпили юнаки,
Спрашивает Богосав Новака:
«Старина Новак, мой брат по богу,
Мне скажи правдиво – что за диво,
Почему ты, брат, ушел в гайдуки?
Иль беда заставила какая
По лесам да по горам скитаться,
Ремеслом гайдуцким заниматься,
Да под старость, да в такие годы?»
Старина Новак ему ответил:
«Побратим, ты спрашивал по правде,
Я тебе по правде и отвечу.
Я ушел в гайдуки поневоле.
Может, помнишь ты еще и знаешь, —
Смедерево [347]347
  Смедерево– город на Дунае восточнее Белграда. В первой половине XV в. Смедерево был – с согласия турок – столицей сербского деспота Джурджа Бранковича (1427–1456).


[Закрыть]строила Ирина [348]348
  Ирина– жена Джурджа Бранковича, гречанка по происхождению. Народная молва приписывала ей очень быстрое и тяжкое для народа строительство Смедеревской крепости. В эпических песнях Ирина неизменно изображается как жестокая и коварная «царица». Ее постоянный эпитет – «проклятая».


[Закрыть]
И меня заставила работать.
Я три года строил этот город,
На своих волах возил три года
Камни и деревья для Ирины.
И за эти полные три года
Ни гроша она не заплатила,
На ноги не выслужил опанки! [349]349
  Опанки– кожаные лапти.


[Закрыть]
Я простил бы этот грех Ирине;
Но как Смедерево-град воздвигла,
Стала строить крепостные башни,
Золотила окна и ворота,
Вилайет [350]350
  Вилайет(турецк.) – область.


[Закрыть]налогом был обложен,
По три литры [351]351
  Литра– мера весом в 320 граммов.


[Закрыть]золота налогу,
Триста, побратим, дукатов с дома!
Кто богаты, отдали дукаты,
Заплатили и спокойно жили.
Я же, кнез, был бедным человеком,
У меня дукатов не водилось.
Взял тогда я свой тяжелый заступ,
Взял я заступ и ушел в гайдуки.
Мне не захотелось оставаться
В государстве проклятой Ирины.
Я добрался до студеной Дрины, [352]352
  Дрина– река в восточной Боснии.


[Закрыть]
Перебрался в каменную Босну,
А когда дошел до Романии, [353]353
  Романия– горный массив восточнее г. Сараева (Босния). С Романией народная традиция сербскохорватской языковой группы постоянно связывает имя Старины Новака. Предполагают, что в пору турецкого ига Романия была очагом гайдуцкого движения.


[Закрыть]
Повстречал я там турецких сватов,
Что с невестой ехали турчанкой.
Вся-то свадьба с миром проезжала,
А жених турецкий задержался,
Видно, не хотел проехать с миром.
Жеребца гнедого он направил,
Выхватил трехвостую нагайку,
А на ней латунные три бляхи,
И меня он по плечам ударил.
Трижды турка заклинал я богом:
«Я прошу тебя, жених турецкий,
В удальстве своем ты будь удачлив,
Веселись ты на счастливой свадьбе,
Проезжай своей дорогой с миром,
Видишь сам, что человек я бедный»
Не желает отвязаться турок,
И меня он снова хлещет плеткой.
Хоть ударил он меня не сильно,
Но зато я сильно рассердился,
Размахнулся заступом тяжёлым
И легонечко ударил турка.
Так тихонько я его ударил,
Что с коня жених свалился наземь.
Я тогда его ударил дважды,
А потом еще ударил трижды,
Бил, пока с душой он не расстался.
Я обшарил у него карманы,
Три кисы с деньгами там нащупал
И к себе за пазуху засунул.
Отпоясал я у турка саблю
И к себе покрепче припоясал,
В головах его поставил заступ,
Чтобы турки тело закопали,
Сел я на коня его гнедого
И к горе поехал Романии.
Видели все это сваты-турки,
Но догнать меня не захотели,
Не хотели, видно, не посмели.
Сорок лет с того дня миновало,
Я к горе привыкнул Романии
Больше, брат мой, чем к родному дому.
Знаю я все горные дороги.
Жду купцов сараевских в засаде,
Отбираю серебро и злато,
Бархат и красивые одежды,
Одеваю я себя с дружиной.
Научился я сидеть в засаде,
Гнаться и обманывать погоню,
Мне никто не страшен, кроме бога».
 

Сенянин Тадия [354]354
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. III, № 39. Записано от Т. Подруговича. Песня хорватского происхождения, судя по ее историческим реалиям.


[Закрыть]

 
Зорюшка еще не забелела,
Утречко лица не показало,
Как ворота отворились в Сене,
Вышла в поле небольшая чета,
В чете тридцать и четыре друга,
И ведет их Тадия Сенянин, [355]355
  Тадия Сенянин. – Югославские комментаторы отмечают двух ускоков первой половины XVII в., носивших это имя.


[Закрыть]
А при знамени Комнен-знаменщик,
И юнаки поспешили в горы,
Подошли под Красные Утесы. [356]356
  Красные Утесы. – В Югославии имеется несколько местностей с таким названием. Певец-герцеговинец, видимо, подразумевал Црвене Стене вблизи черногорско-герцеговинской границы, ныне известные как крупная палеолитическая стоянка. Но изначально в песне имелись в виду Красные Утесы у р. Крка, в области Котары в северо-западной Далмации.


[Закрыть]
Говорит им Тадия Сенянин:
«Ой, мои вы братья и дружина!
Разве мать не родила юнака,
Что пошел бы к чабану в отару,
Взял девятилетнего барана,
Взял бы семилетнего козлища,
Чтоб была у нас на ужин пища».
Все юнаки головой поникли,
В землю черную глаза уперли,
Не смутился лишь Котарец Йован,
А вскочил он на легкие ноги,
И пошел он к чабану в отару,
Взял девятилетнего барана,
Взял он семилетнего козлища
И принес Сенянину добычу.
Тот живьем содрал с животных шкуры
И пустил ободранными в ельник.
Ветвь заденет – закричит козлище,
А баран – тот даже не заблеет.
Говорит тогда Котарец Йован:
«Тадия, начальник нашей четы,
Для чего ты ободрал скотину?»
Отвечает Тадия Сенянин:
«Видите ли, братья дорогие,
Видите ли, какова их мука,
Но еще страшнее будет мука,
Если турки полонят юнака;
Кто стерпеть такую муку сможет,
Тот, подобно этому барану,
Пусть отправится со мною в горы;
Ну, а тот, кто убоится муки,
Да простит ему всевышний это,
Пусть вернется к Сеню восвояси».
Тут вскочил он на легкие ноги,
Взял ружье за середину ложи
И пошел на Красные Утесы.
Оглянулся тут Котарец Йован,
Десять человек домой уходят.
Говорит Сенянину Котарец:
«Для чего ты напугал дружину?
Десять человек от нас сбежали».
Отвечает Тадия Сенянин:
«И пускай бегут, Котарец Йован,
Если так бедняги оплошали,
Драного козла перепугались,
Что же будет, если встретим завтра
Тридцать человек рубежной стражи
Во главе с Хасан-агою Куной? [357]357
  Куна Хасан-ага. – Опираясь на фольклор славян-мусульман Боснии, его исторический прототип также связывают с событиями XVII в. По одним источникам, он был из города Удбины, по другим – из Книна. Оба эти города Хорватии находились тогда под властью турок.


[Закрыть]
Как живой огонь его дружина!»
Подошли они к Утесам Красным,
Оглянулся вновь Котарец Йован,
Снова десять человек сбежало,
И опять сказал Котарец Йован:
«Для чего, начальник нашей четы,
Для чего ты напугал юнаков?
Оглянись – еще сбежало десять».
Отвечает Тадия Сенянин:
«И пускай бегут, Котарец Йован!
Если так бедняги оплошали,
Драного козла перепугались,
Как же будет, если встретим завтра
Тридцать человек рубежной стражи
Во главе с Хасан-агою Куной?
Как живой огонь его дружина!»
Поднялись на Красные Утесы,
Оглянулся вновь Котарец Йован,
С ними лишь один Комнен-знаменщик.
И тогда он Тадии промолвил:
«О, Тадия! Нас осталось трое!»
Отвечает Тадия Сенянин:
«Вы не бойтесь, братья дорогие!
Если будет добрая удача,
То, что совершили б тридцать храбрых,
Совершат три добрые юнака!»
В это время их и ночь застала.
Впереди, сквозь ельник, побратимам
Показалось вдруг живое пламя.
Говорит им Тадия Сенянин:
«Разве мать не родила юнака,
Чтоб пошел туда да поразведал,
Кто там – турки или же ускоки?»
Комнен тут вскочил с земли на ноги,
Взял ружье за середину ложи
И ушел сквозь ельник на разведку.
Как дошел он до огня живого,
Притаился он за тонкой елью:
А сидят там турки-удбиняне,
Между ними Хасан-ага Куна,
Пьют вино и чистую ракию.
Как дошла до Хасан-аги чаша,
Произнес он здравицу дружине:
«Будьте здравы, братья дорогие!
За здоровье тридесяти турок,
Да погибнет Тадия Сенянин,
Да погибнут тридцать с ним гайдуков,
Даст господь, мы всех их изничтожим!»
Темного вина они напились,
Головы от хмеля помутились,
Как убитые они заснули,
Прислонили ружья к тонким елям.
Тут подкрался к ним знаменщик Комнен,
Он собрал их светлое оружье,
Хорошенько в заросли попрятал,
Но не может взять он саблю Куны,
Куна спит, на саблю навалившись.
И тогда он перевязь разрезал,
Вытащил из-под Хасана саблю
И отнес к Сенянину ту саблю.
Вопрошает Тадия Сенянин:
«Что ты видел там, знаменщик Комнен,
Кто там возле пламени живого?»
Говорит ему знаменщик Комнен:
«Тадия, начальник нашей четы!
Там ночует Хасан-ага Куна,
С ним дружина – турки-удбиняне.
Темного вина они напились,
Головы от хмеля помутились;
Я собрал их светлое оружье
И поглубже в заросли запрятал».
Не поверил Тадия Сенянин,
Но потом увидел саблю Куны,
И тогда узнал он саблю Куны,
Двинулся скорей к огню живому.
У огня спят турки-удбиняне,
С трех сторон друзья их обложили,
С первой стороны зашел Сенянин,
А с другой зашел знаменщик Комнен,
С третьей стороны – Котарец Йован;
Вынули захваченные ружья,
А Сенянин подбегает к Куне,
Сильно в зад ногой его пинает
И кричит над ухом горлом белым:
«Эй ты, падаль, Хасан-ага Куна!
Пред тобою Тадия Сенянин,
С ним пришли тридцать четыре друга
Вас проведать у огня живого!»
Вскакивает Куна, как безумный,
Ищет Куна кованую саблю,
Нету на боку проклятой сабли,
Поглядел он на свою дружину,
Та бы рада за ружье схватиться —
Нету ружей возле тонких елей.
И воскликнул Тадия Сенянин:
«Встань-ка, падаль, Хасан-ага Куна!
Взял я ваше светлое оружье,
Сам вяжи своих всех тридцать турок,
А иначе даю тебе клятву,
Выстрелят все эти тридцать ружей,
И на месте вас они уложат».
Как увидел Куна, что случилось,
Вскакивает он с земли на ноги,
Сам он руки удбинянам вяжет,
Куна вяжет, Комнен проверяет;
Повязал рубежную он стражу,
А его связал знаменщик Комнен.
А потом они заходят в ельник,
Вынимают светлое оружье
И на турок вешают оружье.
Так они погнали – три ускока,
Так они погнали тридцать турок,
Так погнали на границу к Сеню.
А когда пришли к воротам Сеня,
Стар и млад на них дается диву.
Говорят между собой сенянки:
«Боже милый, великое чудо!
Как связали добрых три юнака,
Три юнака три десятка турок
Без единой раны, без потери!»
Отвечает Тадия Сенянин:
«Не дивитесь, девушки-сенянки,
Счастье повстречалося с бедою,
Наше счастье – с ихнею бедою,
И с бедою счастье совладало».
Тут они подходят к белой башне,
Тридцать турок бросили в темницу
И назначили за турок выкуп:
За тридесять – три мешка с деньгами.
И за них прислали вскоре выкуп,
Но тогда выходит мать-старуха,
Тадии такое слово молвит:
«Ведаешь ли, Тадия Сенянин,
Что родитель твой погублен Куной?»
Как услышал Тадия Сенянин,
Взял он выкуп – три мешка с деньгами —
И пустил на волю тридцать турок,
Каждому велел пройти под саблей,
А как проходил под саблей Куна,
Взмахнул саблей, голова слетела. [358]358
  Голова слетела. – По другим сведениям, Куна потерял свою голову в 1653 г. под г. Книном. Ему отрубил голову ускок Грга Галиотович.


[Закрыть]
 

Свадьба в Кане. Деталь фрески (XVII в.). Монастырь в Холово (Сербия).

Татунчо [359]359
  Переведено по тексту сб. БИТ, т. 2, с. 190–192. Записано среди болгар-переселенцев в с. Преславе Бердянского уезда Таврической губернии (ныне Запорожская обл.). Песня широко распространена в районах расселения южных славян.


[Закрыть]

 
Мать говорила Татунчо:
«Татунчо, сынок мой милый,
Единственный сын, спасибо,
Что мать пришел ты проведать!
Оставь-ка лучше, сыночек,
Проклятое дело хайдучье,
Нельзя быть долго хайдуком,
Хайдуки живут недолго,
Хайдук за домом не смотрит,
Хайдук свою мать не кормит!
Продай ружье боевое,
Кривую острую саблю,
Впряги ты буйволов русых, [360]360
  Русые буйволы– постоянный эпитет. С возрастом черная кожа буйволов покрывается седыми волосками, чем и можно объяснить происхождение эпитета.


[Закрыть]
Вспаши ты поле под паром,
Засей золотой пшеницей,
Чтоб мать свою кормить честно!»
Татунчо ее послушал,
Запряг он буйволов русых,
Провел расписной сохою
Одну борозду, другую,
Вдруг пыль вдалеке увидел.
Татунчо тут удивился,
Какая тому причина:
Табун ли коней там гонят,
Скота ль рогатого стадо?
А был не табун там конский,
А был там не скот рогатый.
Шагали, пыль поднимая,
Сеймены, слуги султана,
Султан их послал с приказом —
Скорей изловить Татунчо.
Срубить с плеч голову тут же,
Ее отвезти к султану.
Они подошли к Татунчо,
Они Татунчо спросили:
«Эй, молодой оратай,
Видим – ты пашешь и сеешь,
Не знаешь ли ты Татунчо,
Где пашет он, где он сеет,
Желтую сеет пшеницу,
Чтоб мать свою кормить честно?»
Татунчо так им ответил:
«Нет, я не знаю Татунчо,
Не знаю, с ним не знаком я».
А следом шел цыганенок,
Уродливый и плюгавый,
Сказал ему цыганенок:
«Татунчо, эх ты, Татунчо,
А что, как тебя я выдам?»
Ответил он цыганенку:
«Коль выдашь меня, то кожу
Сдеру я с тебя живого!»
Его цыганенок выдал,
Стража идет, подступает,
Сказал Татунчо стрекалу:
«Стрекало, моя сестрица,
Если от смерти избавишь,
Ручку твою позлащу я,
А пятку посеребрю я!»
Быстро схватил он стрекало,
Тут завертелся Татунчо, [361]361
  Тут завертелся Татунчо… – Перефразировка типического описания. Эпическая традиция успешно создала несколько красочных типических описаний поединков, но ей было очень трудно описывать бой одного героя или нескольких молодцев со множеством врагов, так как это приводило к слишком резким переходам от одного плана действия к другому. Традиция прибегла к облегченному, идеальному описанию: герой вертится на одном месте, перерубая саблей (здесь – побивая погонялкой) все множество окруживших его врагов.


[Закрыть]
Бил он налево, направо,
А как назад обернулся —
Валялись головы турок,
Как в огороде капуста,
И фески на них алели,
Как перец красный на грядках,
Трупы их в поле валялись,
Словно снопы пшеницы.
Татунчо домой вернулся
И матери так промолвил:
«Вспахал я поле, засеял,
Как бог дал, так и случилось!
Ясное солнце пригрело,
Все, что посеял, созрело.
Весь урожай мною собран!»
Мать отвечала Татунчо:
«Мать обманул ты, сыночек,
Тем согрешил перед богом!»
«Если ты сыну не веришь,
В поле тебя поведу я!»
Привел он мать свою в поле:
Головы турок валялись,
Как в огороде капуста,
И фески на них алели,
Как перец красный на грядках,
Трупы их в поле валялись,
Словно снопы пшеницы.
Снял с мертвецов он одежду,
Собрал пояса, что были
Набиты золотом туго,
И матери отдал в руки:
«Возьми, мать, это богатство!
Ты правильно мне сказала:
«Хайдук за домом не смотрит!»»
 

Мать и сын [362]362
  Переведено по тексту сб. БИТ, т. 2, с. 80. Записано в г. Бургасе от уроженки Лозенградского района (юго-восточная Болгария),


[Закрыть]

 
«Милый Стоян, мой сыночек,
Разве юнаку пристало
Буйволов в плуг запрягати
Или волов златорогих,
Черную пашню пахати,
Желтую сеять пшеницу?
Любо мне, милый сыночек,
Чтобы ты стал воеводой,
Чтобы ходил ты с дружиной
Храбрых, как сам ты, юнаков,
С тонким ружьем за плечами,
За кушаком две пистоли,
Острая сабля в ладони».
«Матушка, мама родная,
В жизни всего мне милее
То, что отец мне оставил:
Пашня его и скотина,
В утренних росах левада,
Желтой пшеницы амбары».
«Милый Стоян, мой сыночек,
Орлы пусть клюют скотину,
А черви травят пшеницу,
Если ты доблестью ратной
Имя свое не прославишь.
Стань же, сынок, воеводой!»
 

Избрание девушки воеводой [363]363
  Переведено по тексту сб.: В. Стоин. Народни песня от Средна Северна България. София, 1931, с. 111. Записано в районе г. Дрянова Тырновского округа.


[Закрыть]

 
Собрался отряд юнаков,
Юнаков самых отборных,
И семьдесят семь их было,
Да нет у них воеводы.
И в город Шумен [364]364
  Шумен– город в северо-восточной Болгарии.


[Закрыть]пришлось им
Послать за девушкой Недкой:
«Пускай к нам Недка приходит,
У нас воеводой будет,
Пускай в походы нас водит,
Всех семьдесят семь юнаков!»
Услышала это Недка
И матери так сказала:
«Ой, матушка, моя мама,
Зовут меня, мама, просят
Все семьдесят семь юнаков,
Чтоб стала их воеводой».
А мать ответила Недке:
«Иди и будь воеводой,
Пока тебя ноги держат,
Пока тебе руки служат,
Пока глаза твои видят».
Ушла тогда Недка в горы,
Приходит она к юнакам,
Обрадовались юнаки,
Они всплеснули руками,
Сказали они друг другу:
«Давайте-ка мы отмерим
В тридцать шагов расстоянье,
Поставим саблю мишенью:
А кто попадет в ту саблю,
Расколет надвое пулю,
Тот будет наш воевода».
Юнаки поочередно
Стреляли, не попадали,
Стреляли все мимо сабли.
«А ну-ка стреляй ты, Недка!»
Стояла Недка в сторонке
И молча ружье держала
Да на стрельбу их смотрела.
Вперед тогда вышла Недка,
Уперлась коленом в землю,
Прицелилась в саблю метко,
На тридцать шагов стрельнула,
Рассекла надвое пулю.
 

Ангел-воевода [365]365
  Переведено по тексту сб. БНТ, т. 2, с. 288. Записано в г. Копривштице (центральная Болгария). Песня, вероятно, возникла значительно раньше, чем в нее попало имя гайдука из юго-восточной Болгарии, действовавшего в первой половине XIX в. Ср. старую русскую солдатскую песню «Солдатушки, бравы ребятушки».


[Закрыть]

 
«Ой же ты, Ангел, гей, воевода,
Скажи, где твой высокий дом?»
«Гей вы, юнаки, ой ты, дружина,
Родной мой дом – зеленый бук».
«Ой же ты, Ангел, гей, воевода,
Где же твоя старая мать?»
«Гей вы, юнаки, ой ты, дружина,
Мне зелена дубрава – мать»
«Ой же ты, Ангел, гей воевода,
Где же твоя млада жена?»
«Гей вы, юнаки, ой ты, дружина,
Женою мне – моя пищаль».
«Ой же ты, Ангел, гей, воевода,
Где же, скажи, дети твои?»
«Гей вы, юнаки, ой ты, дружина,
Дети мои – пули мой.
Гей вы, юнаки, ой ты, дружина,
Пули летят, куда пошлю.
Гей вы, юнаки, ой ты, дружина,
Я их пошлю, назад не жду».
 

Старина Новак и бесстрашный Радивой [366]366
  Переведено по тексту сб.: Караджич, т. III, № 3. Прислано из юго-западной Сербии.


[Закрыть]

 
Пир пирует, пьет Новак Дебелич [367]367
  Дебелич– прозвище, образованное от прилагательного «дебелый». В оригинале это прозвище отсутствует. Переводчик заимствовал прозвище из других песен.


[Закрыть]
На горе зеленой Романии;
Пьет вино он с братом Радивоем,
Возле Раде – чадушко Груица,
Рядом с Груей – Татомир [368]368
  Груя, Татомир– сыновья Новака в эпосе.


[Закрыть]отважный,
И гайдуков с ними три десятка.
Вот вином все усладились вдосталь, —
Стали тешить всяк свою причуду;
Тут и молвил Радивой бесстрашный:
«Ты послушай, брат Новак Дебелич!
Порешил, брат, я тебя покинуть:
Постарел ты, братец, стал нам в тягость,
Ты гайдучить уж не можешь больше,
Не выходишь с нами на дорогу,
Чтоб заморских поджидать торговцев».
Так промолвил Радивой бесстрашный,
Поднялся он на ноги, веселый,
Посередке ухватил дубинку,
Кликнул тридцать молодцов-гайдуков
И за черным лесом с ними скрылся;
Брат остался под зеленой елью
Со своими слабыми сынами.
Но гляди-ка ты на Радивоя!
Счастье Раде выпало плохое:
Только вышел Раде к раздорожью —
Повстречался он с Мехмед Арапом;
Вел Арап там тридцать делибашей,
Вез Арап там три богатых клади.
Как увидел молодцов-гайдуков, —
На своих он удальцов прикрикнул,
Турки сабли обнажили разом,
Вскинуть ружья не дали гайдукам,
Головы им всем поотрубали.
Радивоя самого схватили,
Крепко руки за спиной скрутили,
Через горы повели с собою,
Петь им песни Раде приказали.
Начал песню Радивой бесстрашный:
«Лучше б ты пропала, Романия!
Уж не ты ли сокола скрываешь?
Пролетели голуби над лесом,
Перед ними – черный ворон-птица,
Белого там лебедя поймали,
А на крыльях пронесли богатство».
Встрепенулся чадушко Груица,
Услыхал он песню Радивоя,
Как услышал – из-под ели вышел,
И сказал он Старине Новаку:
«Ой, отец мой, ой, Новак Дебелич!
Распевает кто-то на дороге,
Сокола все сизого он кличет,
Поминает гору Романию.
Уж не наш ли Радивой бесстрашный?
Может, дядя раздобыл богатство?
Может, Раде наш попал в несчастье,
Ждет подмоги на большой дороге?»
Взял Груица джевердан [369]369
  Джевердан(джефердар) – кремневое ружье, украшенное перламутром и драгоценными камнями.


[Закрыть]свой легкий,
Вниз по склону он пошел в засаду,
Вслед за Груей– Татомир отважный,
За сынами – сам Новак Дебелич.
Вот к широкой подошли дороге,
У дороги стал Новак в засаду,
Рядом стали оба слабых сына.
Прокатилось вдоль дороги эхо,
Показались три десятка турок,
Над плечами турок – тридцать копий,
А на копьях – головы гайдуков.
Перед ними сам Мехмед шагает,
Связанного тянет Радивоя,
Гонит в горы три богатых клади,
По дороге прямиком шагает,
Попадает в крепкую засаду.
Тут прикрикнул на сынов Дебелич,
И Мехмеда выстрелом он встретил,
Встретил добро – пулею под ребра,
Выстрел грохнул – ворог и не охнул,
Где стоял он, там свое и отжил,
Неживым уж грянулся он оземь.
А Новак уж около Мехмеда:
Просвистела над Арапом сабля —
Отлетела голова Арапа.
А Новак уж к Раде подбегает,
За спиною путы разрубает,
Саблю вражью подает он брату.
Боже правый, славно твое имя!
Как на турок тут они напали,
Да с налета строй их разорвали,
Да погнали их – один к другому:
Кто из турок Радивоя минет —
Тех встречает Татомир отважный;
Кто проскочит мимо Татомира —
Тех встречает чадушко Груица;
Кто от Груи недобит уходит —
Тем не минуть Старины Новака.
Порубили тридцать делибашей,
Захватили всю добычу турок,
Всю добычу – три богатых клади,
Вином красным сели услаждаться.
И промолвил тут Новак Дебелич:
«Брат мой Раде, дай ответ по чести:
Кто сильнее, кто тебе нужнее —
Или тридцать молодцов-гайдуков,
Или старый твой Новак Дебелич?»
И ответил Радивой бесстрашный:
«Ладно, брат мой, я скажу по правде:
Жаль мне тридцать верных побратимов,
И не в радость мне твоя удача».
Ой, юнаки, трудно вам на свете,
Коль вы старших слушать не хотите!