Текст книги "Смерть после бала"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Найо Марш
Смерть после бала

Посвящается Нелли, которой эта книга обязана своим существованием

1. Главные действующие лица

– Родерик, – сказала леди Аллейн, глядя на своего сына поверх очков, – я намерена начать выезжать.

– Выезжать? – рассеянно повторил старший инспектор Аллейн. – Выезжать куда и откуда?

– Выезжать в свет. Начинается лондонский сезон. И я собираюсь начать выезжать. Выезжать. Бог мой, – добавила она в замешательстве, – если слово повторить несколько раз, оно теряет всякий смысл. Выезжать.

Аллейн отложил в сторону внушительного вида папку с документами и с изумлением уставился на свою мать.

– О чем ты говоришь? – спросил он.

– Не прикидывайся идиотом, дорогой. Я планирую принять участие в лондонском сезоне.

– Должно быть, ты лишилась рассудка.

– Вполне возможно. Я пообещала Джорджу и Грейс, что вывезу Сару в свет. Вот письмо от Джорджа, а вот еще одно – от Грейс. Обратный адрес – губернаторский дворец, Сува. Они очень благодарны.

– Бог мой, мама, – простонал Аллейн, – ты сошла с ума. Ты знаешь, во что ты ввязалась?

– Подозреваю. Придется снять квартиру в Лондоне, нанести визиты множеству старых знакомых, которые, возможно, давно поразводились, или заново вступили в брак, или вовсе умерли. Придется устраивать званые обеды и вечеринки и обмениваться приглашениями с другими сбившимися с ног мамашами. Придется часами просиживать на балах, щедро осыпая комплиментами чужих дочерей и внучек и всячески пытаясь привлечь внимание молодых людей к своей собственной. Пять ночей в неделю я буду ложиться спать не раньше четырех утра и боюсь, дорогой, что мое черное кружевное платье и шелковое серебряное не выдержат такой нагрузки. Поэтому мне придется заказывать новые туалеты не только для Сары, но и для себя. И что ты обо всем этом думаешь, Родерик?

– Я думаю, что это просто возмутительно. Какого дьявола Джордж и Грейс не вывозят ее сами?

– Потому, что они сейчас на Фиджи, дорогой.

– В таком случае, почему бы не отложить все это до их возвращения?

– Джордж пробудет там еще четыре года. Через четыре года твоей племяннице будет уже двадцать два. Слишком зрелый возраст для дебютантки.

– Но почемуСару нужно обязательно вывозить? Почему нельзя обойтись без этого?

– Понятия не имею, но Джордж и Грейс наверняка могли бы тебе объяснить. Вообще-то я их понимаю. Первый сезон для девушки – это необыкновенная, волшебная пора. Никогда в жизни у нее больше не будет ничего подобного. А теперь, когда вернулась мода на сопровождающих и все такое прочее, лондонский сезон как бы вновь обрел былой блеск и великолепие.

– Ты хочешь сказать, что в течение трех месяцев с дебютантками носятся как с тепличными растениями, а потом они уныло прозябают всю оставшуюся жизнь?

– Да, если хочешь. Но должна заметить, что в этой системе тоже есть определенные достоинства.

– Вполне возможно, что эта система просто восхитительна, но не слишком ли это утомительно для тебя? Кстати, а где сама Сара?

– Она всегда опаздывает к завтраку. Удивительно, как крепко спит эта молодежь, ты не находишь? Но мы говорили про лондонский сезон. Мне кажется, я получу огромное удовольствие, Рори. К тому же на самом деле это не так уж утомительно. Сегодня утром мне позвонила Ивлин Каррадос. Ты помнишь, в свое время она была Ивлин О'Брайен. Ну, разумеется, сначалаона именовалась Ивлин Кертис, но это было так давно, что никто не помнит. Хотя она вовсе еще не старая, бедняжка. Ей, наверное, нет и сорока. Совсем девчонка. Ее мать была моей ближайшей подругой. Мы с ней вместе начали выезжать. А теперь Ивлин вывозит свою дочь и предлагает мне помочь с Сарой. Так что все складывается очень удачно.

– Несомненно, – сухо заметил Аллейн. – Я помню Ивлин О'Брайен.

– Надо думать. В свое время я из кожи вон лезла, чтобы заставить тебя влюбиться в нее.

– Ну и как, я влюбился?

– Нет. Никогда не могла понять почему – она была такая хорошенькая и обаятельная. Насколько я помню, у тебя все равно не было ни малейшего шанса, потому что она безумно влюбилась в Пэдди О'Брайена, который совершенно неожиданно тогда вернулся из Австралии.

– Да, я помню. У него была такая романтическая внешность.

– Совершенно верно. Они поженились очень быстро. Спустя пять месяцев он погиб в автомобильной катастрофе. Представляешь, какой ужас!

– Весьма печально.

– А через полгода родилась эта девочка, Бриджит. Ивлин назвала ее Бриджит, потому что Пэдди был ирландцем. Потом бедная Ивлин вышла замуж за Герберта Каррадоса. Никто не мог понять, зачем она это сделала.

– Неудивительно. Он такой зануда. К тому же, кажется, намного старше Ивлин.

– Не меньше, чем на сотню лет, и напыщен до нелепости. Как видно, ты с ним знаком.

– Немного. Он известная фигура в Сити.

Аллейн прикурил одну сигарету для себя и одну для леди Аллейн. Потом, подойдя к стеклянным дверям, выглянул на улицу.

– Твой сад великолепен, – сказал он. – Жаль, что мне нужно возвращаться в Скотланд-Ярд.

– Что, сейчас? Прямо сию минуту?

– Боюсь, что так. Все то же дело. – Он помахал бумагами, которые держал в руке. – Фокс позвонил вчера поздно вечером. Похоже, всплыло что-то новенькое.

– А что это за дело?

– Шантаж, но ты сама должна понимать, что я не имею права отвечать на такие вопросы.

– Рори, как интересно! А кого шантажируют? Я надеюсь, какую-нибудь очень важную персону.

– Ты помнишь лорда Роберта Госпелла?

– Ты имеешь в виду БанчиГоспелла? Не хочешь ли ты сказать, что шантажируют его? Более невинного создания…

– Нет, мама, не его. И сам он тоже никого не шантажирует.

– Он просто душка, – с ударением сказала леди Аллейн. – Милейший маленький человечек.

– Ну, теперь не такой уж маленький. Он сильно располнел и носит плащ и сомбреро.

– Неужели?

– Ты наверняка видела его фотографии в этих жутких иллюстрированных газетах. Они без конца его снимают. «Лорд Роберт Госпелл (Банчи) рассказывает одну из своих знаменитых историй». Что-нибудь в этом духе.

– Но какое он имеет отношение к шантажу?

– Никакого. Он, как ты правильно изволила заметить, милейший человек.

– Родерик, не будь таким ужасным! Что у Банчи Госпелла общего со Скотланд-Ярдом?

Аллейн молча смотрел в окно.

– Скажем так, – произнес он наконец, – что он пользуется большим уважением в Скотланд-Ярде. Он не просто милейший человек, в некоторых отношениях он совершенно необыкновенная личность.

Несколько секунд леди Аллейн задумчиво смотрела на сына.

– Ты с ним сегодня встречаешься?

– Собираюсь.

– Зачем?

– Дорогая, конечно же, затем, чтобы послушать одну из его знаменитых историй.

Это был первый рабочий день мисс Харрис на новом месте. Леди Каррадос взяла ее в секретари на лондонский сезон. Мисс Харрис прекрасно знала, что это означает. Это был далеко не первый ее сезон. Она была знающей молодой женщиной, с почти пугающим отсутствием воображения. Ее мозг, казалось, был разделен на множество упорядоченных ячеек, в которых все вопросы были разложены в соответствии со степенью их важности. Если мисс Харрис в голову приходила какая-нибудь идея, она либо сразу же воплощалась в жизнь, либо запиралась в какую-нибудь дальнюю ячейку, чтобы больше никогда не всплывать на поверхность, поскольку, если мисс Харрис не могла сразу же воплотить ее, значит, ее вообще нельзя было воплотить, и, следовательно, не стоило тратить на нее время.

Она родилась в Букингемшире, в многочисленной семье священника и, благодаря полученному воспитанию, ни разу не задалась вопросом, почему должна все свое время тратить на то, чтобы организовывать развлечения для других людей, сама при этом получая так мало радости от жизни. Такого рода мысли показались бы мисс Харрис довольно глупыми и не относящимися к делу. Работа для нее исчерпывалась кругом четко определенных обязанностей, которые строго соответствовали ее положению в обществе и поэтому были вполне респектабельными. Более широкие этические проблемы ее не волновали. При этом нельзя было сказать, что мисс Харрис была бесчувственной. Напротив, она была крайне щепетильна в вопросах этикета, касающихся ее положения в тех домах, где служила. Где она обедала, с кем, кто ее обслуживал и так далее – все это было весьма важно для нее, и она крайне болезненно реагировала на малейшие изменения отношения со стороны своих хозяев. Мисс Харрис была очень оптимистично настроена относительно своей новой работы. Леди Каррадос произвела на нее благоприятное впечатление и, по ее собственному выражению, вела себя с ней как с настоящей леди.

Мисс Харрис решительно поднялась по ступенькам на второй этаж и дважды постучала – не слишком громко, но и не слишком робко – в окрашенную белой краской дверь.

– Войдите, – донеслось издалека.

Мисс Харрис открыла дверь и оказалась в большой белой спальне. Ковер, стены, кресла, облицовка камина – все было белоснежным. В камине пылал яркий огонь, распространяя аромат горящего кедра. Подойдя к большой белой кровати, на которой, откинувшись на подушки, сидела леди Каррадос, мисс Харрис чуть не упала, споткнувшись о шкуру белого медведя, растянутую на полу.

– О, доброе утро, мисс Харрис, – сказала леди Каррадос, поднимая взгляд от бумаг, разбросанных по кровати. – Вы не можете представить, как я рада вас видеть. Садитесь, пожалуйста. Если не возражаете, я только закончу это письмо.

Мисс Харрис скромно опустилась на краешек стула. Леди Каррадос одарила ее ослепительной улыбкой и снова принялась писать. Незаметно окинув ее взглядом, мисс Харрис мгновенно подметила мельчайшие детали ее внешности.

Ивлин Каррадос было тридцать семь лет, но в лучшие дни она выглядела намного моложе. Это была высокая темноволосая женщина, отличавшаяся восхитительной бледностью. Пэдди О'Брайен как-то показал ей копию Сикстинской мадонны, утверждая, что это в точности ее портрет. На самом деле это было не совсем так. У Ивлин Каррадос лицо было чуть длиннее и свидетельствовало о большей силе характера, чем у безмятежной девственницы Рафаэля, но огромные темные глаза и блестящие волосы, уложенные на прямой пробор, были, несомненно, похожи. После этого случая Пэдди стал звать ее Донна, и у нее до сих пор сохранились его письма, начинающиеся словами: «Дорогая Донна». Самым интересным было то, что их дочь Бриджит, которая ни разу не видела отца, тоже звала свою мать Донна. В тот день, когда мисс Харрис пришла знакомиться к леди Каррадос, Бриджит вошла в комнату и примостилась на ручке кресла, в котором сидела ее мать. Спокойная девушка с очень приятным голосом.

Глядя прямо перед собой, мисс Харрис перебирала в уме все подробности этого интервью. Увидев фотографию сэра Герберта Каррадоса в серебряной рамке, стоявшую на туалетном столике его жены, она подумала: «А вот егоя пока еще не видела».

Леди Каррадос поставила свою подпись и принялась искать глазами промокательную бумагу. Мисс Харрис тут же протянула ей целую стопку.

– О, – леди Каррадос была приятно удивлена, – у вас есть с собой! Огромное вам спасибо. Ну что ж, вот с этим и покончено.

Мисс Харрис улыбнулась. Леди Каррадос запечатала конверт и взглянула на свою секретаршу.

– Я вижу, вы принесли мою почту, – сказала она.

– Да, леди Каррадос. Я не знала, захотите ли вы, чтобы я сама вскрывала ее…

– Нет, нет, не нужно, пожалуйста.

Мисс Харрис внешне не подала и виду, она была слишком хорошо воспитана, чтобы позволить себе что-либо подобное, однако почувствовала себя задетой. Она позволила себе лишнее, и то, что ее поставили на место, больно ударило по ее самолюбию.

– Очень хорошо, леди Каррадос, – ответила она.

Леди Каррадос слегка наклонилась к ней.

– Я знаю, что я не права, – быстро проговорила она. – Я веду себя вовсе не так, как должны вести себя люди, которым посчастливилось найти хорошего секретаря, но, видите ли, я не привыкла к такой роскоши и люблю тешить себя иллюзией, что все делаю сама. Поэтому я хочу сохранить за собой удовольствие самой вскрывать свои письма, чтобы затем с радостным облегчением препоручать их вам, что, конечно, очень несправедливо, но боюсь, вам придется мириться с моими чудачествами, дорогая мисс Харрис.

Она увидела, как мисс Харрис расцвела в улыбке, и ответила ей понимающим взглядом.

– А теперь, – сказала она, – не пора ли нам приняться за дело?

Мисс Харрис разложила письма на три аккуратные стопки и достала блокнот. Леди Каррадос принялась давать указания по поводу того, что кому следует ответить, попутно снабжая их своими комментариями.

– Люси Лорример. Кто такая Люси Лорример, мисс Харрис? А-а, вспомнила, это старая леди Лорример, которая всегда так кричит, как будто все вокруг глухие. Что ей нужно? «Вы начинаете вывозить свою дочь, и я буду рада…» Ну, там будет видно. Ответим: «Если мы свободны в этот день, то будем счастливы…» и так далее. Так, с этим все. Теперь вот это. О, мисс Харрис, это оченьважно. Это от моего дорогого другаледи Аллейн, вы знаете, кого я имею в виду? Один из ее сыновей – баронет, а другой – сыщик, вы о нем слышали?

– Тот самый знаменитый инспектор Аллейн, леди Каррадос?

– Совершенно верно. Изумительно красив и на редкость сдержан. Когда началась война, он работал в Министерстве иностранных дел, а после войны неожиданно сделался сыщиком. Никогда не могла понять почему. Но это к делу не относится, – продолжала леди Каррадос, взглянув на сосредоточенное лицо своей секретарши, – поскольку письмо вовсе не о нем, а о дочери его брата Джорджа. Леди Аллейн собирается начать вывозить ее, и я обещала помочь. Поэтому я прошу вас запомнить, мисс Харрис, что Сара Аллейн должна быть приглашена на всемероприятия, а леди Аллейн – на все обеды для матерей и прочее. Вы записали? Вот, здесь их адрес. И напомните мне, чтобы я собственноручно писала все приглашения. Так, теперь пойдем дальше…

Внезапно она остановилась, и мисс Харрис бросила на нее удивленный взгляд. Леди Каррадос напряженно смотрела на письмо, которое держала в руке. Ее длинные белые пальцы слегка дрожали. Как зачарованная мисс Харрис смотрела на эти пальцы, державшие квадратный конверт. В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь тиканьем маленьких китайских часов, стоявших на камине. Внезапно леди Каррадос выпустила конверт из рук, и он упал на стопку писем, лежавших перед ней.

– Простите меня, леди Каррадос, – сказала мисс Харрис, – вы себя плохо чувствуете?

– Что? Нет, нет, благодарю вас.

Она отложила письмо в сторону и взяла в руки следующее. Мисс Харрис снова оживленно застрочила в блокноте. Она записывала, какие приглашения разослать, какие принять и от каких отказаться. Она составила список людей с пометками напротив каждой фамилии, а затем они принялись обсуждать предстоящий бал, который давала леди Каррадос.

– Я пригласила Даймитри – ну, вы знаете, фирма «Шеперд Маркет», – чтобы он все устроил, – сказала леди Каррадос. – Мне это показалось, – она сделала едва заметную паузу, – самым надежным.

– Что ж, он один из лучших, – согласилась мисс Харрис. – Вы говорили о расходах, леди Каррадос. Даймитри берет около двадцати пяти шиллингов за каждого присутствующего. Но это покрывает абсолютно всерасходы, и он действительно знает свое дело.

– Двадцать пять? У нас будет около четырехсот гостей, я думаю. Сколько всего получится?

– Пятьсот фунтов, – невозмутимо произнесла мисс Харрис.

– Бог мой, это порядочная сумма, вы не находите? К тому же надо будет заплатить музыкантам. И я хочу, чтобы в баре тоже было шампанское. Это избавит всех от необходимости толкаться в столовой.

– Шампанское в баре, – повторила мисс Харрис. – Боюсь, что тогда это обойдется вам не менее чем в тридцать шиллингов на человека.

– Какой ужас!

– И общий счет Даймитри составит шестьсот фунтов. Но, с другой стороны, как я уже говорила, больше вам не придется заплатить ни одного пенни.

Леди Каррадос молча уставилась на секретаршу. Непонятно почему, мисс Харрис почувствовала, что снова сказала что-то не то. Ей показалось, что на лице леди Каррадос промелькнуло какое-то странное выражение.

– Я полагаю, что тысяча фунтов покроет все расходы, включая музыкантов, – поспешно добавила она.

– Да, конечно, – ответила леди Каррадос. – Тысяча.

В дверь постучали, и послышался голос:

– Донна!

– Входи, дорогая!

В комнату вошла высокая темноволосая девушка со стопкой писем в руках. Бриджит была очень похожа на мать, но никому не пришло бы в голову сравнить ее с Сикстинской мадонной. Она унаследовала всю живость и блеск, так отличавшие Пэдди О'Брайена. Губы ее были тонко очерчены, широко поставленные глаза казались очень глубокими под темными бровями. Она выглядела невозмутимо спокойной, но когда улыбалась, все ее лицо преображалось, и в этот момент она становилась больше похожа на отца, чем на мать. «Очень чувствительна, – подумала мисс Харрис с неожиданной проницательностью. – Надеюсь, она умеет держать себя в руках. Так неприятно, когда они дают волю своим нервам». Бриджит чинно поздоровалась с ней и наклонилась, чтобы поцеловать мать.

– Дорогая Донна, – сказала Бриджит, – ты прелесть!

– Доброе утро, дорогая, – ответила леди Каррадос. – Мы здесь сидим и строим самые разнообразные планы. Мы с мисс Харрис решили назначить твой бал на восьмое. Дядя Артур написал мне, что готов уступить нам свой дом на этот день. Я говорю о генерале Марсдоне, мисс Харрис. По-моему, я говорила вам, что он собирается предоставить нам Марсдон-Хаус на Белгрейв-сквер? Или я забыла это упомянуть?

– Да, благодарю вас, леди Каррадос, я уже в курсе.

– Ну конечно.

– Это настоящий мавзолей, – заявила Бриджит, – но я думаю, он сойдет. Донна, знаешь, я получила письмо от Сары Аллейн. Ее бабушка, твоя леди Аллейн, собирается снять квартиру на весь сезон. Пожалуйста, Донна, я хочу, чтобы Сару приглашали на всемероприятия. Ты предупредила мисс Харрис?

– Да, благодарю вас, мисс Каррадос. Прошу прощения, – смутилась мисс Харрис, – я должна была сказать мисс О'Брайен?

– Бог мой, ну разумеется! Делайте что хотите, только не называйте меня мисс Каррадос! – воскликнула Бриджит. – Прости, Донна, но это слишком!

– Ш-ш, – мягко остановила ее леди Каррадос. – Это твои письма?

– Да. Одни приглашения. Я пометила те, которые меня действительно интересуют, а остальные нужно просто рассортировать. Да, и еще я пометила буквой «Д» те, куда мне особенно хотелось бы пойти. Кроме того…

В этот момент дверь снова открылась, и в комнату, прихрамывая, вошел оригинал фотографии на туалетном столике.

Сэр Герберт Каррадос был слишком хорош, чтобы быть настоящим. Это был высокий, красивый мужчина с военной выправкой. У него были редеющие светлые волосы, огромные гвардейские усы и довольно глупые светлые глаза, что оставалось незаметным, поскольку густые мохнатые брови придавали им обманчиво свирепое выражение. Он, однако, был вовсе не глупым человеком, просто довольно тщеславным и напыщенным. Он чрезвычайно гордился тем, что похож больше на военного, чем на преуспевающего финансиста. Во время войны он занимал какую-то незначительную должность при штабе, что позволило ему во время всех военных действий оставаться в Танбридж-Уэлс [1]1
  Фешенебельный курорт с минеральными источниками в графстве Кент.


[Закрыть], не прерывая своей блистательной деятельности в Сити. Он слегка прихрамывал и ходил с тростью. Окружающие вполне естественно приходили к выводу, что он был ранен в ногу, и это соответствовало действительности, только ранение это было получено им на охоте. Он с большим прилежанием посещал все встречи ветеранов и собирался выставить свою кандидатуру в парламент.

Бриджит называла его Барт, что не было ему неприятно, но время от времени он перехватывал ее ироничный взгляд, и это ему не очень нравилось.

В то утро он вошел в комнату с выражением, снисходительного долготерпения на лице, держа под мышкой свежий номер «Таймс». Он поцеловал жену, любезно поприветствовал мисс Харрис и, приподняв брови, взглянул на падчерицу.

– Доброе утро, Бриджит. Я думал, ты еще в постели.

– Доброе утро, Барт, – сказала Бриджит. – С чего вы это взяли?

– Тебя не было за завтраком. Тебе не кажется, что было бы внимательнее по отношению к слугам, если бы ты сначала завтракала, а уж потом начинала строить планы на день?

– Пожалуй, вы правы, – согласилась Бриджит и направилась к двери.

– Что вы собираетесь сегодня делать, дорогая? – спросил сэр Герберт, с улыбкой обратившись к жене.

– О, столько забот! Предстоящий бал… Мы как раз с мисс Харрис подсчитываем расходы.

– Да? – пробормотал сэр Герберт. – Я уверен, что мисс Харрис великолепно справляется с цифрами. Каков же ваш приговор, мисс Харрис?

– Вы насчет бала, сэр Герберт? – Мисс Харрис взглянула на леди Каррадос, которая ответила ей нервным кивком. – Около тысячи фунтов.

– Бог мой! – воскликнул сэр Герберт и выронил из глаза монокль.

– Видите ли, дорогой, – поспешно заговорила его жена, – у нас просто никакне получается меньше. Даже учитывая, что Артур одолжит нам свой дом. А если мы подадим шампанское в бар…

– Я не вижу ни малейшей необходимости подавать шампанское в бар, Ивлин. Если этим молокососам не хватает того, что они выпивают в столовой, могу сказать только одно – они пьют слишком много! Должен заметить, – продолжал сэр Герберт с видом человека, сделавшего неожиданное открытие, – я не понимаю эту современную молодежь. Слишком много играют, слишком много пьют, и никаких целей в жизни – взгляните хотя бы на молодого Поттера!

– Если вы имеете в виду Дональда Поттера, – угрожающе начала Бриджит, – то должна…

– Бриджи! – остановила ее мать.

– Ты отклоняешься от темы, Бриджит, – сказал ее отчим.

– Я?!

– Я хотел сказать, – продолжал сэр Герберт, бросив на жену мученический взгляд, – что теперешняя молодежь хочет слишком многого. Шампанское на каждом шагу…

– А что… – начала было Бриджит.

– Просто это избавит всех от необходимости… – перебила ее мать.

– Однако, – невозмутимо продолжал сэр Герберт самым любезным тоном, – если вы находите, что можете позволить себе израсходовать тысячу фунтов за один вечер, дорогая…

– Но эти деньги принадлежат не только Донне, – возразила Бриджит. – Они наполовину мои. Папа завещал…

– Бриджит, дорогая, – сказала леди Каррадос. – Завтрак ждет тебя.

– Извини, Донна, – ответила Бриджит. – Ладно.

Она вышла из комнаты. Мисс Харрис подумала, что, может быть, ей лучше тоже уйти, но, казалось, все забыли о ее существовании, и ей не хотелось привлекать к себе внимание. Леди Каррадос быстро заговорила с какой-то странной нервной решительностью:

– Я знаю, что Пэдди хотел бы израсходовать часть этих денег на то, чтобы вывезти Бриджит в свет. Это вовсе не…

– Моя дорогая, – сказал сэр Герберт с ласковым упреком, бросив взгляд на мисс Харрис. – Ну конечно же. Это исключительно ваше с Бриджит дело. Естественно. Мне и в голову бы не пришло вмешиваться. Просто я старый дуралей и лезу ко всем со своими советами. Не обращайте на меня внимания.

В комнату вошла горничная, и леди Каррадос была избавлена от необходимости отвечать на эту удручающую речь.

– Приехал лорд Роберт Госпелл, миледи, и просит узнать…

– Доброе утро, Ивлин, – раздался необычайно высокий голос за дверью. – Это я. Впустите меня!

– Банчи! – с восторгом воскликнула леди Каррадос. – Как замечательно! Входите же!

Пыхтя под тяжестью громадного букета бледно-желтых нарциссов, в комнату неуклюжей походкой вошел лорд Роберт Госпелл.

В тот же день леди Каррадос отправилась с визитом к сэру Даниэлю Дэвидсону в его приемную на Харли-стрит и имела с ним довольно продолжительную беседу.

– Разумеется, я не хочу, чтобы у Бриджит зародилась мысль, будто у меня неладно со здоровьем, – сказала она наконец, с отчаянием глядя в его большие темные глаза.

– Я не могу сказать, что нашел у вас какое-либо конкретноезаболевание, – ответил Дэвидсон, разводя своими длинными руками. – К примеру, слабое сердце, легкие или что-нибудь еще в этом роде. Я полагаю, вы не страдаете анемией, хотя на всякий случай мы сделаем анализ крови. Но, – он слегка наклонился и направил на нее палец, – но вы очень устали. Вы слишком устали. Мне, по чести, следовало бы отправить вас в санаторий и заставить вести размеренный образ жизни в течение по меньшей мере трех недель.

– Я не могу этого сделать.

– Вы не можете вывезти свою дочь в следующем году? Или сократить сезон?

– Нет, это совершенно невозможно. Правда. Мой дядя одолжил нам свой дом для приема, у нас уже все спланировано. Если я вздумаю отменить в последнюю минуту все приготовления, это доставит еще больше хлопот. Со мной все будет в порядке, просто иногда мне кажется, что в голове у меня студень вместо мозгов. Дрожащий студень. У меня бывают странные приступы головокружения. И я никакне могу перестать беспокоиться по любому поводу.

– Понимаю. Так что же насчет бала? Надо полагать, вы совсем вымотали себя?

– Я препоручила все это своему секретарю и Даймитри. Надеюсь, вы будете у нас. Я пришлю вам приглашение.

– Премного благодарен, но я предпочел бы, чтобы вы отказались от этой затеи.

– Право же, я никак не могу.

– Есть ли у вас какие-нибудь особые причины для беспокойства?

Последовала длительная пауза.

– Да, – сказала Ивлин Каррадос, – но я не могу вам об этом рассказать.

– Ну что ж, – сэр Даниэль пожал плечами. – Les maladies suspendent nos vertus et nos vices [2]2
  Болезни заставляют нас на время забыть о наших добродетелях и пороках (фр.).


[Закрыть].

Она поднялась, и он тут же вскочил на ноги, словно она была членом королевской семьи.

– По этому рецепту вам срочно приготовят лекарство, – сказал сэр Даниэль, пристально глядя на нее. – И, пожалуйста, я хотел бы еще раз видеть вас. Надо полагать, вы не захотите, чтобы я нанес вам визит домой?

– Нет, пожалуйста. Лучше я приду сюда.

– C'est entendu [3]3
  Договорились (фр.).


[Закрыть].

Леди Каррадос вышла из комнаты, втайне сетуя на излишнюю эксцентричность его манер и мечтая поскорее добраться до своей кровати.

Агата Трой расправила плечи, сдвинула чуть набок свою элегантную новую шляпку и вошла в Уилтширскую галерею на Бонд-стрит, где проходила ее авторская выставка. Эти ежедневные дежурные визиты на свои выставки всегда крайне смущали ее. Посетители чувствовали себя обязанными сказать ей что-нибудь о ее картинах и никогда не знали, что именно, а она никогда не могла найти нужных слов для ответа. Ее неловкое молчание все ошибочно принимали за проявление высокомерия. Как большинство художников, она отличалась исключительным косноязычием, когда речь заходила о ее творчестве. Заумные комплименты, которыми осыпали ее критики, приводили Трой в замешательство. Ее даже меньше пугали банальности людей непосвященных, хотя и на них она никогда не могла найти подходящего ответа.

Она незаметно проскользнула в дверь, подмигнула молодому человеку, сидящему за столиком у входа, и шарахнулась в сторону, увидев, как к нему решительно устремилась высокая американка, зажав в руке, затянутой в белую перчатку, каталог с ценами.

Трой торопливо огляделась и заметила в углу переполненной комнаты маленького кругленького джентльмена, мирно сидящего на стуле с закрытыми глазами и полуоткрытым ртом. Трой направилась к нему.

– Банчи! – воскликнула она.

Лорд Роберт Госпелл широко раскрыл глаза и задвигал губами, как кролик.

– Мое почтение! – сказал он. – Какая толкотня, а? Мне очень понравилось.

– Вы спали.

– Возможно, слегка задремал.

– Хорошенький комплимент! – добродушно заметила Трой.

– Сначала я все внимательно осмотрел. Решил заглянуть, – пояснил лорд Роберт. – Развлекаюсь.

Он нацепил на нос очки, запрокинул голову и с одобрительным видом принялся рассматривать большой пейзаж. Трой присоединилась к нему, не испытывая своего обычного смущения.

– Очень неплохо, – повторил Банчи. – Нет?

У него была необычная манера использовать устаревшие викторианские обороты речи. Он любил пояснять, что они достались ему в наследство от отца. Его любимым восклицанием было: «Помилуйте!» Он также придерживался правил хорошего тона, принятых в ту эпоху, – оставлял свою визитную карточку на балах и всегда посылал цветы хозяйке, у которой он обедал накануне. Его манера одеваться была широко известна – короткий, наглухо застегнутый жакет и узкие брюки днем, широкополая мягкая шляпа и плащ по вечерам. Трой отвела взгляд от картины и посмотрела на своего собеседника. Глаза его искрились за стеклами очков, толстым пальцем он указывал на пейзаж.

– Мило и чистенько, – сказал он. – Я очень люблю чистенькие пейзажи. Пойдемте выпьем чаю.

– С удовольствием, хотя я только что пришла, – ответила Трой.

– Со мной Поттеры, – сказал Банчи. – Моя сестра и ее сын. Подождите секунду, я пойду их поищу.

– Милдред и Дональд? – спросила Трой.

– Милдред и Дональд. Вы же знаете, с тех пор, как умер бедный Поттер, они живут со мной. Дональда только что выставили из университета за какой-то скандал, связанный с азартными играми. Молодой бездельник. Но совершенно безвредный. Главное, не упоминайте при нем Оксфорд.

– Я запомню.

– Он сам первый об этом заговорит. Я люблю, когда вокруг молодежь. Весело. Не дают отставать от времени. Вы их не видите? На Милдред такой красновато-коричневый ток.

– Это вовсе не ток,Банчи, – сказала Трой. – Вот она, я ее вижу. Это очень элегантный бордовый берет. Она увидела нас.

Сестра лорда Роберта с трудом пробиралась сквозь толпу в сопровождении своего сына, на редкость красивого молодого человека. Запыхавшись, она ласково поздоровалась с Трой. Дональд поклонился и сказал с озорной улыбкой:

– Вы только взгляните! Великий художник собственной персоной! Мы замечательнопровели время. Потрясающая выставка!

– Много вы в этом понимаете, – добродушно ответила Трой. – Милдред, Банчи предлагает выпить чаю.

– Должна сказать, это очень кстати, – сказала леди Милдред Поттер. – Смотреть картины – очень утомительное занятие, даже когда это ваши картины, дорогая.

– Здесь внизу есть ресторан, – высоким скрипучим голосом прокричал лорд Роберт. – Идите за мной.

Они пробрались к выходу и стали спускаться вниз. Дональд, слегка отставший в толпе, закричал на весь зал, привлекая к себе и к Трой всеобщее внимание:

– Трой, вы слышали, что меня выгнали из университета?

– Да, слышала, – ответила Трой сердито.

– Представляете, какой ужас? – продолжал Дональд, догнав ее и слегка понизив голос. – Дядя Банчи просто в ярости.Он говорит, что лишит меня наследства. Конечно же, это неправда. Он собирается оставить мне княжеское состояние, не так ли, дядя Банчи?

– Ну, вот мы и пришли, – с облегчением пробормотал лорд Роберт, когда они наконец приблизились к дверям ресторана. – Садитесь, пожалуйста. Боюсь, что мне нужно поторопиться. – Он вытащил из кармашка часы и, часто моргая, уставился на них. – Через двадцать минут у меня назначена встреча.

– Где? – спросила Трой. – Я вас подвезу.

– Как это ни странно звучит, в Скотланд-Ярде, – ответил лорд Роберт. – Я встречаюсь со своим старым другом по имени Аллейн.