Текст книги "Смерть после бала"

Автор книги: Найо Марш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

– Нахальства тебе не занимать, – проворчал заместитель комиссара. – А если твое интервью пройдет не так, как ты рассчитывал, ты вернешь мне ордер на арест и попытаешься придумать что-нибудь еще? Так, что ли?

– Да, сэр. Именно так.

– Послушай меня, Рори, наша задача в этом деле – добиться вынесения обвинительного приговора на основании имеющихся улик. Если твой клиент сумеет выкрутиться, его адвокат сделает из нас всеобщее посмешище. Все это так дьявольски шатко. Представь себе на минуту, что это дело поручат Харрингтон-Барру. Да он не оставит от тебя мокрого места, если только у тебя не будет на руках изобличающих высказываний самого убийцы, которые можно было бы бросить присяжным, как кость. И вся эта история с шантажом. Как ты собираешься заставить кого-нибудь из этих людей предъявить ему обвинение в шантаже? Ты же знаешь, как все обычно к этому относятся.

– Да, сэр. Но я все-таки надеюсь услышать из уст убийцы изобличающие высказывания.

– Бог мой, он надеется! Ну ладно, ладно. Собери их здесь, в моем кабинете. Я предпочту сразу узнать самое худшее. – Он хмуро взглянул на Аллейна. – Кажется, все это близко касается тебя лично? Ведь лорд Роберт был твоим другом?

– Да, сэр, он был моим другом..

– Хм… Он был очень славный малый. Насколько мне известно, министерство иностранных дел осторожно наводит справки. На случай, если какая-то иностранная держава припомнила, что он околачивался там лет двадцать назад, и решила избавиться от него. Идиоты. Что ж, я очень сочувствую тебе, Рори. Однако это не помешало твоей работе. Ты быстро управился, если все так и есть, как ты полагаешь.

– Если! – воскликнул Аллейн. – Я молю Бога, чтобы мы оказались правы.

– На какой час сегодня ты планируешь свою кульминационную сцену?

– На девять часов, сэр.

– Хорошо. Тащи их всех сюда. Спасибо, Рори.

– Спасибо вам, сэр.

Вернувшись к себе в кабинет, он обнаружил там Фокса.

– Леди Каррадос уже внизу, сэр.

– Фокс, пожалуйста, спустись за ней, хорошо?

У порога Фокс обернулся.

– Я связался с редакцией «Таймса», – сказал он. – Они там напустили на себя важности, но я знаком с одним из парней, занимающихся колонкой объявлений, и мне удалось разыскать его. Он сказал мне, что этот «Котик, дорогой» пришел по почте вместе с денежным переводом на оплату по двойной ставке и требованием, чтобы это объявление непременно появилось в сегодняшней утренней газете. В записке было сказано, что ее автор зайдет за сдачей, если таковая будет, и подписана она была «В. А. К. Смит, Эрит, главпочтамт, до востребования».

– Штемпель?

– Они потеряли конверт, но он обещал поискать его, – сказал Фокс. – Письмо было написано печатными буквами на обычной бумаге.

– Неужели? – буркнул Аллейн.

– И еще, – продолжал Фокс, – пришли сообщения из почтовых отделений. Один из почтовых служащих Западного района вспомнил, что вчера в час пик кто-то оставил на прилавке бандероль, которую обнаружили лишь позже. Бандероль была мягкой, подходящей по весу, и на ней было наклеено двухпенсовых марок на пять шиллингов два пенса, на шиллинг и пять пенсов больше, чем нужно. Он помнит, что адрес был написан печатными буквами, а пункт назначения – где-то в Китае. Так что моя догадка насчет рядового Ху Фланг Данга подтвердилась. Но в любом случае мы опоздали. Очередную партию почты в Китай уже отправили сегодня днем.

– Проклятье! – взорвался Аллейн.

– Так я пойду схожу за ее светлостью, – сказал Фокс.

Пока Аллейн ждал леди Каррадос, он вырезал объявление из «Таймса». Немного поразмыслив, он открыл ящик своего стола и достал оттуда золотой портсигар миссис Холкат-Хэккет. Он открыл его и аккуратно приклеил объявление к внутренней стороне крышки.

Фокс открыл дверь, впустил леди Каррадос и удалился.

– Прошу простить меня, Ивлин, но я задержался у шефа, – извинился Аллейн. – Вы давно приехали?

– Нет. Что опять произошло, Родерик, пожалуйста?

– Дело в том, что я хотел бы просить вашего разрешения на то, что может показаться вам крайним шагом. Я прошу, чтобы вы позволили мне поговорить с вашим мужем о Пэдди О'Брайене в вашем присутствии.

– Вы имеете в виду… сказать ему, что мы не были женаты?

– Если это будет необходимо.

– Я не могу!

– Я бы не стал просить вас, если бы это не было так важно. Я не думаю, Ивлин, что он будет… – Аллейн заколебался. – Что он будет так шокирован, как вы предполагаете.

– Но я знаю, что он будет шокирован. Конечно же, будет!

– Мне кажется, я могу пообещать вам, что вам нечего бояться в этом отношении. Я имел в виду, что отношение Каррадоса ни к вам, ни к Бриджит существенно не изменится.

– Я этому не верю. Я не верю, что он не будет смертельно уязвлен. Он может даже прийти в ярость.

– Уверяю вас, я искренне убежден, что это поможет вам лучше понять друг друга.

– Если бы только я могла так думать!

– И уж во всяком случае, это послужит делу правосудия в отношении вашего шантажиста. Мне не хотелось бы показаться вам занудой, Ивлин, но я действительно считаю, что это ваш долг.

– Я уже сама почти решила рассказать ему обо всем.

– Тем лучше. Ну же, посмотрите на меня. Вы позволите мне поступить так, как я сочту нужным?

Она подняла на него глаза. Он намеренно пустил в ход всю силу того, что называют обаянием личности, которым, как ему самому было известно, природа наделила его в избытке. Он использовал свою волю как инструмент, чтобы сломить ее сопротивление. И увидел, что она сдалась.

Она подняла руки и тут же безвольно уронила их на колени.

– Хорошо, не знаю, я так всем этим ошарашена, что у меня нет сил сопротивляться. У меня такое впечатление, что моя жизнь рушится. Я поступлю так, как вы мне скажете, Родерик.

– Вам не нужно будет много говорить. – И он перешел к деталям.

Она внимательно выслушала и повторила его инструкции. Когда с этим было покончено, он поднялся и взглянул на нее сверху вниз.

– Мне очень жаль, – сказал он. – Не стану притворяться, что все это пустяки. Соберитесь с духом. Это очень тяжелое испытание для вас. Бриджит не обязательно знать обо всем, но на вашем месте я бы ей рассказал. У нее достаточно мужества, к тому же молодежь совсем не так, как наше поколение, смотрит на подобные вещи. Моя племянница Сара все время болтает о законнорожденных и незаконнорожденных так, словно это просто дело случая. Клянусь, Ивлин, я бы не удивился, если бы ваша дочь обнаружила в этой истории, которую вы всячески старались скрыть от нее, некоторый романтический ореол.

– Это будет почти смешно, не правда ли? – Леди Каррадос взглянула в полные сочувствия глаза Аллейна, потом протянула ему руку, и он крепко сжал ее в обеих руках.

– Родерик, – спросила она, – сколько вам лет?

– Сорок три, дорогая.

– Мне почти сорок. – И тут же чисто по-женски рассеянно добавила: – Разве это не ужасно?

– Кошмарно, – согласился Аллейн, улыбаясь ей.

– Почему вы не женились?

– Моя мама утверждает, что пыталась сосватать нас. Но потом появился Пэдди О'Брайен, и у меня не осталось никаких шансов.

– Все это кажется теперь таким странным, не так ли? Если это правда. Что-то я не помню, чтобы вы обращали на меня особое внимание.

Он видел, что она достигла состояния умиротворения, которое обычно следует за сильным эмоциональным напряжением. В ее словах слышался отголосок обычной ласковой оживленности. Казалось, что ее мозг в эти минуты был таким же обессилевшим, как и рука, которую он все еще держал.

– Вам нужно жениться, – рассеянно сказала она и добавила: – Мне пора идти.

– Я спущусь с вами, провожу вас до машины.

Когда ее машина отъехала, он несколько секунд смотрел ей вслед, потом с сомнением покачал головой и отправился на Чейн-Уок.

27. Антракт – любовная сцена

Аллейн знал, что тело его друга уже перевезено домой. «Может быть, – подумал он, – мне лишь поэтому кажется, будто я чувствую его присутствие. Может быть, безмолвие, царящее в доме, не стало более глубоким по сравнению с сегодняшним утром. Может быть, на самом деле мертвые не создают вокруг себя такую магическую атмосферу». Но тут он почувствовал запах лилий, и его сердце невольно сжалось от нестерпимого холода погребального обряда. Он повернулся к старому дворецкому Банчи, который находился в состоянии, обычном среди стойких приверженцев викторианской мелодрамы. Было видно, что он только что плакал. Глаза его покраснели, лицо покрылось пятнами, губы дрожали. Он проводил Аллейна в гостиную к Милдред.

Когда она поднялась ему навстречу в своем тусклом черном платье, он увидел на ее лице те же малопривлекательные признаки горя. Вся ее поза выражала приличествующую случаю скорбь, и хотя он знал, что горе ее неподдельно, все равно почувствовал легкое раздражение. Он ненавидел все эти формальности, связанные со смертью. Мертвое тело было не чем иным, как жалкой карикатурой на человека, которого ты когда-то любил. В самой смерти было что-то нестерпимо унизительное, и тем не менее люди окружали своих мертвых какой-то идиотской торжественностью, особым, приглушенным голосом предлагая вам, как сейчас делала Милдред, взглянуть на них.

– Я знаю, ты захочешь посмотреть на него, Родерик.

Она проводила его в комнату, расположенную на первом этаже. Безжалостный запах цветов был здесь таким сильным, что казался почти осязаемым. Вся комната утопала в цветах. В самом центре на трех задрапированных подставках стоял гроб, в котором покоилось тело Роберта Госпелла.

Это было лицо старого ребенка, значительное в своем приобщении к какой-то страшной тайне. Оно не взволновало Аллейна. Все мертвые лица похожи одно на другое. Но маленькие пухлые ручки, при жизни непрерывно находившиеся в движении, были теперь послушно сложены, и, когда он увидел это, слезы навернулись ему на глаза. Он поспешно сунул руку в карман за носовым платком, и его пальцы наткнулись на букетик розмарина из сада мистера Харриса. Серо-зеленые острые листья были жесткими, безыскусными и пахли солнцем. Когда Милдред отвернулась, он положил их в гроб.

Они вернулись в гостиную, и она принялась рассказывать ему о приготовлениях к похоронам.

– Брумфильду, который, как вы знаете, теперь глава семьи, всего шестнадцать. Он сейчас за границей со своим наставником и не успеет приехать на похороны. Мы не хотим нарушать его планы. Получается, что ближайшими родственниками остаемся мы с Дональдом. Дональд ведет себя замечательно. Он был для меня такой опорой в эти дни. Совсем изменился. К тому же милая Трой приехала немного пожить у меня, она отвечает на письма и все такое.

Она все говорила и говорила тем же особым, приглушенным голосом, но Аллейн, после упоминания о Трой, с большим усилием заставлял себя прислушиваться к ее словам. Когда она закончила, он предложил ей рассказать все, что ее заинтересует, о ходе расследования, но выяснил, что она просто не хочет ничего знать об обстоятельствах смерти своего брата. Что касалось самого убийства, Милдред, подобно страусу, предпочитала прятать голову в песок, и у Аллейна сложилось впечатление, что подсознательно она даже надеялась, что убийца не будет пойман. Она хотела забыть обо всем этом, и Аллейн подумал, как это было умно и мило с ее стороны, что она нашла в себе силы тепло встречать его в доме в качестве друга, игнорируя при этом тот факт, что он полицейский.

Прошло еще несколько минут, и, не зная, о чем еще говорить с Милдред, Аллейн попрощался с ней, пообещав, что приедет на похороны к одиннадцати и сделает все, что от него требуется.

Выйдя в холл, в дверях он столкнулся с Трой. Он услышал свой голос:

– Привет, вы как раз вовремя. Вы должны спасти мне жизнь.

– Что вы имеете в виду?

– Уже около пяти. За последние пятьдесят восемь часов я спал всего шесть. Для нас, закаленных полицейских, это пустяки, но почему-то мне вдруг стало очень жаль себя. Выпьете со мной чаю, или чего-нибудь покрепче, или того и другого? Ради Бога, соглашайтесь!

Ему самому показалось, что его голос звучит отвратительно фальшиво и развязно. Словно он неожиданно заговорил в манере уверенного в себе волокиты, не чувствуя, однако, его уверенности. Он был поражен, когда Трой ответила:

– Очень хорошо, куда мы пойдем?

– Я подумал, – сказал Аллейн, который ни о чем подобном и не думал до этой минуты, – что мы могли бы выпить чаю у меня. Конечно, если вы ничего не имеете против того, чтобы отправиться ко мне на квартиру.

– Я не дебютантка, – ответила Трой, – и мне не нужно беспокоиться о своей репутации. Пусть будет ваша квартира.

– Прекрасно, – сказал Аллейн. – Я на машине. Я только предупрежу моего слугу и сообщу в Ярд, где меня искать. Как вы думаете, могу я воспользоваться телефоном?

– Уверена, что никто не станет возражать.

Он поспешно направился к телефону и через минуту вернулся.

– Василий ужасно разволновался, – сообщил он. – Дама у нас в гостях! Пойдемте.

По дороге домой Аллейн был так переполнен восторженным изумлением от того, что оказался наедине с Трой, что впал в состояние немого экстаза, от которого очнулся лишь тогда, когда машина остановилась возле его дома. Он не стал извиняться за свое молчание: он чувствовал в Трой такое спокойствие, которое говорило о том, что ей это не было неприятно, и, когда они оказались внутри, он пришел в восторг, едва она сказала:

– Как здесь спокойно и безмятежно. – Она стянула с головы шапочку и села на низенький стул возле камина.

– Зажечь камин? – спросил Аллейн. – Ну же, скажите «да». День сегодня действительно не слишком теплый.

– Да, давайте зажжем, – согласилась Трой.

– Может быть, вы сами сделаете это, пока я распоряжусь насчет чая?

Он вышел из комнаты, чтобы дать Василию какие-то невнятные указания, а когда вернулся, Трой сидела с непокрытой головой возле камина, и эта картина была до странности знакомой.

– Вы все еще здесь, – сказал Аллейн с облегчением.

– Очень милая комната.

Он поставил на пол рядом с ней шкатулку с сигаретами и достал свою трубку. Трой повернулась и увидела на дальней стене комнаты свою собственную картину.

– О да, – сказал Аллейн. – Она здесь.

– Как она к вам попала?

– Я попросил одного человека купить ее для меня.

– Но почему?

– Не знаю, почему я пустился на такие хитрости, может быть, потому, что мне безумно хотелось иметь эту картину не только из эстетических побуждений, и я боялся, что вы сразу догадаетесь об этом, если я сам куплю ее.

– Я полагаю, что действительно почувствовала бы себя неловко.

– Да. – Аллейн немного помолчал, а потом сказал: – Вы помните, как я увидел вас в тот день, когда вы рисовали и чертыхались про себя? Как раз в этот момент из Сувы выходил корабль. И эти мрачные холмы и нахмурившееся небо у вас за спиной…

– Мы тогда поссорились, не так ли?

– Да.

Лицо Трой порозовело.

– В самом деле, почти не было случая, чтобы мы встретились и не поссорились, – сказал Аллейн. – Как вы думаете, почему?

– У меня всегда срабатывал инстинкт самосохранения.

– Да? Я очень долго думал, что просто не нравлюсь вам.

– Это не так. Просто вам удавалось задеть меня за живое.

– Если бы не то проклятое дело, все могло бы быть по-другому, – сказал Аллейн. – Какая жалость, что в жизни мы не можем вести себя, как персонажи бульварных романов. Ведь условия были просто идеальными, согласитесь. Убийство в вашем доме. Основания подозревать вас достаточно серьезные, чтобы придать драматическую окраску происходящему, но не настолько серьезные, чтобы безусловно считать вас причастной к убийству. Я, мрачный сыщик, находящий время, однако, чтобы примерить на себя роль героя-любовника. По законам жанра вы должны были против своей воли влюбиться в меня. А вместо этого вы испытываете этакую брезгливую неприязнь. Если бы вы попытались написать абстрактный портрет моей скромной особы, я бы на нем весь состоял из протоколов полицейских допросов, при этом глазом я приклеился бы к замочной скважине, а в руках держал бы охапку чужих писем. На заднем плане высилось бы здание морга, а по периметру вся эта милая картинка была бы украшена гирляндами из наручников и веревок палача. Я не прав?

– Глупости, – сказала Трой.

– Может быть. Да. Это всего лишь мужское тщеславие, которое пытается придумать самые необычайные объяснения самому простому явлению. Просто случилось так, что вы меня не любите. Да и какого дьявола вы должны меня любить?

– Просто случилось так, что вы меня не понимаете, – парировала Трой. – И какого дьявола вы должны меня понимать?

Она взяла сигарету и подняла к нему лицо, чтобы он дал ей прикурить. Прядь коротких темных волос упала ей на лоб. Аллейн поднес спичку к сигарете, потом бросил ее в камин и дотронулся пальцами до этой пряди.

– Ужасная женщина, – отрывисто сказал он. – Я так рад, что вы пришли навестить меня.

– Послушайте, – сказала Трой более дружелюбно, – я всегда испытывала страх перед этим. Любовь и все такое прочее.

– Вы имеете в виду физическую сторону любви?

– Да, но не только. Вообще все это. Полный отказ от внутренней независимости. Не только физическую, но и духовную близость.

– «Мой ум – мое царство».

– Я чувствую, что тогда это уже будет не так, – сказала Трой.

– Меня больше ужасает, что это все равно останется именно так. Вам не кажется, что у самых близких людей непременно бывают моменты, когда они оба чувствуют себя очень разъединенными, очень одинокими? Это наверняка так, в противном случае почему нас так поражает, когда изредка мы можем прочесть мысли друг друга?

Трой посмотрела на него с какой-то застенчивой решимостью, и сердце перевернулось у него в груди.

– А вы можете читать мои мысли? – спросила она.

– Не слишком отчетливо, Трой. Я не смею хотеть этого.

– Я иногда могу прочесть ваши. Это одна из тех вещей, которые заставляют срабатывать мой инстинкт самосохранения.

– Если бы вы могли прочесть их сейчас, – сказал Аллейн, – у вас были бы все основания испугаться.

Вошел Василий с чаем. Аллейну было достаточно одного взгляда, чтобы догадаться, что Василий успел сбегать в свой любимый магазин деликатесов за углом, чтобы купить икру. Он сделал целую горку намасленных тостов, нарезал уйму лимонов и заварил чай в огромном чайнике эпохи Стюартов, принадлежащем леди Аллейн, который ее сын одолжил у нее лишь затем, чтобы показать одному коллекционеру. Василий даже нашел время, чтобы переодеться в свой лучший костюм. На его лице сияла вызывающая чувство неловкости многозначительная улыбка. Он что-то шептал себе под нос, расставляя эти неслыханные яства на низеньком столике рядом с Трой.

– Пожалуйста, пожалуйста, – сказал Василий. – Нужно что-нибудь еще, сэр? Может быть, мне…

– Нет, нет, – поспешно сказал Аллейн, – все просто замечательно. Этого вполне достаточно.

– Икра! – воскликнула Трой. – Ой, какая прелесть! Это просто райское угощение!

Василий довольно рассмеялся, потом извинился и с поклоном удалился, закрыв за собой дверь с заговорщическим видом субретки из французской комедии.

– Вы совершенно покорили старого дуралея, – сказал Аллейн.

– Кто он такой?

– Он русский, достался мне в наследство от одного из дел, которые я вел. Его чуть было не арестовали. Неужели вы вправду можете есть икру и пить чай по-русски [44]44
  С лимоном и сахаром.


[Закрыть]? Хотя он принес немного молока.

– Я не хочу молока, и я могу съесть любое количество икры, – заявила Трой.

Когда они закончили и Василий убрал со стола, Трой сказала:

– Мне пора идти.

– Еще рано.

– Разве вам не нужно быть в Скотланд-Ярде?

– Они позвонят, если я срочно понадоблюсь. Я должен быть там позже, вечером.

– Мы ни разу не упомянули Банчи, – сказала Трой.

– Да, – ответил Аллейн.

– Вы сегодня рано закончите?

– Не знаю, Трой.

Он сел на скамеечку для ног, стоявшую рядом с ее стулом. Трой взглянула, как он оперся подбородком на длинные, худые руки.

– Не нужно говорить об этом деле, если вам не хочется. Но если вам захочется о нем поговорить, то я здесь.

– Вы здесь. Я все еще пытаюсь привыкнуть к этому. Как вы думаете, вы еще когда-нибудь придете сюда? Известно ли вам, что я поклялся себе не сказать вам ни слова о любви за весь сегодняшний благословенный вечер? Что ж, может быть, нам действительно лучше поговорить об этом деле. Я совершу вопиющий служебный проступок и скажу вам, что, может быть, сегодня вечером произведу арест.

– Вы знаете, кто убил Банчи?

– Мы полагаем, что нам это известно. Если сегодняшнее представление пойдет так, как нужно, мы сможем получить основания для ареста. – Он повернулся и посмотрел ей в лицо. – О! – сказал он. – Опять моя работа! Почему она вызывает у вас такое отвращение?

– Мое отношение ничем не обосновано и неоправданно, – ответила Трой. – Просто я испытываю непреодолимый ужас перед смертной казнью. Я даже не знаю, согласна я или нет с аргументами в пользу ее отмены. Это просто один из тех случаев, которые сродни болезни. Как клаустрофобия. Когда я была ребенком, я обожала легенды Инголдсби. В один прекрасный день наткнулась на ту, что о милорде Томноди и о повешении. Она произвела на меня необычайное впечатление. Она снилась мне по ночам. Я никак не могла выбросить ее из головы. Я часто переворачивала страницы этой книги, зная, что вот-вот дойду до нее, замирая от ужаса, и все равно должна была ее прочесть. Я даже сделала рисунок на этот сюжет.

– Это должно было вам помочь.

– Не думаю, чтобы это помогло мне. Мне кажется, у каждого человека, даже у тех, кто напрочь лишен воображения, есть свой кошмар, который мучает его. У меня всегда был этот. Я никогда раньше об этом не говорила. Поэтому вы можете понять, что когда мы с вами тогда встретились во время расследования и вы арестовали человека, который был мне знаком… – Ее голос дрогнул. – А потом был суд, и конец…

Нервным движением она дотронулась до его головы.

– Это не ваша вина. И в то же время мне невыносима мысль, что вы к этому причастны.

Наступила полная тишина.

Аллейн взял ее руку и прижался к ней губами. Все, что ему когда-либо доводилось испытывать, малейшие оттенки чувств – глубокая скорбь, легкое недовольство, огромная радость и маленькое удовлетворение, – все это было лишь увертюрой к тому мгновению, когда ее рука растаяла под его губами. Он ближе склонился к ней. Все еще держа ее руку как талисман, он проговорил, почти касаясь губами ее ладони:

– Так должно было быть. Клянусь, это было предопределено. Не может быть, чтобы я один чувствовал такое. Трой?

– Не сейчас, – прошептала Трой. – Не нужно больше. Пожалуйста.

– Нужно.

– Пожалуйста.

Он наклонился, сжал ее лицо в своих ладонях и крепко поцеловал в губы. Он почувствовал, как она вся ожила от его прикосновения.

– И не думайте, что я собираюсь просить у вас прощения, – сказал он, отпустив ее. – Вы не имеете права отказываться от всего этого. Вы слишком привередливы, моя милая. Я ваш мужчина, и вы сами знаете это.

Они уставились друг на друга.

– Это то, что вам нужно, – добавил Аллейн. – Высокомерный мужчина.

– Самоуверенный индюк, – дрожащим голосом произнесла Трой.

– Я знаю, знаю. Но, по крайней мере, вам это не показалось невыносимым. Трой, ради Бога, неужели мы не можем быть честными друг с другом? Когда я поцеловал вас, почувствовал, что вы отвечаете мне с таким же пылом. Мог я ошибиться?

– Нет.

– Словно все ваше тело кричало, что вы любите меня! Как я могу после этого не быть самоуверенным?

– Как я могу не быть потрясенной?

Когда он увидел, что она действительно потрясена случившимся, мучительная волна сочувствия поглотила все его мысли. Он пробормотал:

– Простите меня, мне очень жаль.

Трой начала говорить очень медленно.

– Дайте мне сейчас уйти. Я хочу подумать. Постараюсь быть честной. Даю вам слово, я никогда не думала, что люблю вас. Мне казалось, я не могу любить вас, если при каждой нашей встрече меня охватывает чувство, будто вы требуете от меня чего-то, и это приводит меня в бешенство. Я ничего не знаю о физической стороне любви. Я не знаю, как много она значит. Просто не могу побороть свой страх, и в этом все дело.

– Идемте. Я поймаю вам такси. Подождите минуту.

Он выскочил на улицу и остановил такси. Когда он вернулся, она стояла около камина, держа в руке свою шапочку, и казалась очень маленькой и потерянной. Он принес ее пальто и бережно накинул ей на плечи.

– Я оказалась такой слабой, – сказала Трой. – Когла согласилась поехать к вам, я думала, что сумею контролировать ситуацию, и все будет очень спокойно и абсолютно безлично. Вы казались таким измученным и обеспокоенным, а мне было так нетрудно это сделать. А теперь посмотрите, что из этого получилось?

– Небеса разверзлись, и звезды попадали вниз. Я чувствую себя так, будто за последний час обежал вокруг земного шара. А теперь вы должны уйти.

Он проводил ее до такси. Прежде чем закрыть дверцу, он сказал:

– Ваш самый преданный индюк.