Текст книги "Изгнанница для безликих_многомужество (СИ)"
Автор книги: Наташа Фаолини
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)
Понимая, что вывести мужчину из транса подобным финтом не получилось, а ситуация только усугубилась его смешно округлившимися глазами, толкнула безликого обратно на матрас, отползла немного назад и накрыла рукой его пульсирующий орган.
Получилось! Тит громко вздохнул и прикрыл на мгновение глаза, а когда открыл – в них еще ярче загорелся огонь страсти, потянувшись, уже самостоятельно сжал руками мои ягодицы и потемневшими от страсти глазами наблюдал за моей двигающейся рукой. Тит был настолько возбужден и настолько делился этими эмоциями, что я невольно заразилась и уже не могла разобрать, где его желание, а где мое. Разницы больше не существовало.
Приподнявшись, я медленно опустилась на его возбужденную плоть, чувствуя, как до упора наполняюсь. Было тесно, натянуто и очень азартно, хотелось показать, что умею лучше, чем было во сне. Начав двигаться, я впилась взглядом в лицо Тита, наблюдая за реакцией. Он зажмурился и дышал через раз.
– Отпусти себя, не сдерживайся, – прошептала, склонившись.
Мужчине понадобилось несколько минут, чтобы внять моей просьбе, приподнявшись, тоже стал толчками вбиваться в мое тело, и с каждым разом делал это все увереннее, прижавшись лбом к моему лбу и сверкая очами в полутьме. Он дышал часто, рвано и иногда, в особо острые моменты, издавал звуки, похожие на глухой рык.
Тит быстро учился, и скоро я уже потеряла ориентацию в пространстве, оказавшись опрокинутой спиной на простыни, оказавшись сверху, и поменяв наклон входа, мужчина стал еще более уверенным, даже улыбнулся мне, как показалось, плутовато.
Как я уже упомянула, Тит оказался хорошим учеником и хватило всего нескольких толчков, чтобы довести меня до того самого взрыва эмоций и дрожи удовольствия, пронесшейся по всему горячему телу. И сам он ушел следом, мелко задрожав и уткнувшись носом в мою ключицу.
Надо ли говорить о том, что после бурной ночи мы спали как убитые до самого глубокого утра, который уже скорее правильнее было зазывать днем? Видимо, я настолько выбилась из сил, что в этот раз сознание решило не подкидывать мне каверзных снов, а дало расслабление без сновидений. Впервые, кстати, за много дней.
– Кли, просыпайся, – ко рту ласково дотронулись мягкие губы мужа, – они нас век будить не соберутся, обычно скидывали подобные обязанности на меня, но я-то тут, с тобой.
– Перспектива прекрасная – валяться вот так целое столетие, – улыбнулась, я, тут же опомнившись, – но много дел.
– А я уже понадеялся… – скорбно протянул Тит, вставая и лениво натягивая на развитое тело разбросанные по полу вещи, но не терял возможности ласкать взглядом неприкрытые части моего тела.
– Скажи, слышал ли ты о случаях, когда у безликих и человеческих женщин рождались дети?
Тит удивленно вскинув брови, на секунду перестав завязывать веревочки на штанах и задумался.
– В теории, наверное, это возможно, но я не слышал ни об одном случае. Так что, скорее всего, что-то в наших организмах есть несовместимое, иначе по миру давно уже бегали бы толпы маленьких полукровок.
– Ты прав, – кивнула я, отметая дурные мысли, – но мне бы хотелось иметь детей. Когда-нибудь потом, после появления позитивных тенденций среди выживших и безликих. Когда смогу дать своим детям нечто большее, чем скитания.
– Не хочется тебя расстраивать, но сильно не надейся на примирение наших видов, это длится не несколько дней, а пятнадцать лет. Люди нас боятся и ненавидят, а мы отвечаем той же монетой. К тому же, иногда страх не напрасен, безликие, которые давно ушли во тьму, могут обезуметь. И тогда беды не миновать никому. В таком случае их питает бездна и жестокость. Хотя тем, кто хоть как-то соприкоснулся с тобой, хотя бы постоял в паре метров, это еще долго не грозит. Да и вообще, думаю, тебе бы такое не могло предстоять, свет вытащил бы любого из безумия, попадись ты на пути.
– И когда-то мы все должны очнуться, – поставила я точку, чтобы тоже выскользнуть из-под одеяла и все-таки начать новый день.
Оказалось, что почти весь лагерь уже не спит, все были заняты делом и, если не варили что-то в многочисленных казанах над огнем, так многозначительно расхаживали по поляне или, сбившись в кучку, играли в игру «кто дальше пустит магический шар». Еще чуть впереди даже устроили спарринг. В одном из бойцов я узнала Элима, он как раз поднял противника в воздух над головой, раскрутил и выбросил за поле импровизированного ринга, тот плашмя проехался по земле еще пару метров. Зрители взорвались культурными аплодисментами.
На сероватой коже мужа соблазнительно блестели капельки пота, а лицо приобрело максимально сосредоточенное выражение, отчего сексуальность мужчины только умножилась, сразу представилось, насколько отчаянным он может быть в настоящем бою.
В очереди на поединок с Элимом я заметила сосредоточенного Рема, уже передумавшего Варта и даже беззаботного Троя, все хотели испытать свои силы. Тем более, думаю, с ними мой воин так жестко не поступит. Все-таки братья по несчастью, точнее по жене. И пусть у Рема магия сильнее, но стоит признать, что физической силы и самоотверженности в Элиме больше, чем во всех остальных моих мужьях.
Один Алекс печально наблюдал за всем со стороны, наверное, ощущая флешбеки по обещаниям Элима перекинуть его через забор.
– Цветочек, нам надо поговорить, – путь к Алексу преградил Аджах – он был весь закутанный, в плаще, капюшоне, не хватало еще балаклавы, с учетом того, что и эмоций его я определить не могла. Полностью отгородился. Лишь бы что? Я не увидела его настоящего?
Да и Тит начал заводиться, все хотелось высказаться, но в моем присутствии сдерживался, тем более понимал, что я открытой конфронтации не одобрю.
– Нам не о чем разговаривать, – холодно бросила я, все еще сильно злясь на него.
В самом деле, никаких оправданий слышать не хотелось. Рано для них было. Я бы посоветовала пока Аджаху сидеть где-то в стороне и не отсвечивать, но куда ж девать амбиции?
«Выслушай меня», – стал давить мужчина ментально, схватив меня за запястье, вдруг мне показалось, что он чувствует отчаяние, но это был всего лишь миг.
– Руки от Кли убрал! – прорычал Тит, без предупреждения оттолкнув наместника от меня, началась потасовка, толкания, шарпанье, ругательства и угрозы.
Тяжело вздохнув, протерла лицо руками.
– Ладно, давай поговорим, – гаркнула я так громко, чтобы услышали все.
Мужчины расцепились, но нахохлились, словно петухи-драчуны, готовые снова броситься в бой и выклевать противнику глаз, это смотрелось не так благородно, как на ринге.
Подойдя к Аджаху, так же бесцеремонно, как и он меня, схватила за предплечье и оттащила в сторону.
– Говори.
– Мы должны быть одни, сейчас нас может услышать каждый.
– Ты не в том положении, чтобы права качать, – прищурилась я.
– Первый наместник… – начал Аджах и я шикнула на него, призывая замолчать.
– Ладно, отойдем дальше, но так, чтобы нас было видно, – пробурчала я, и мы прошли к самому краю дороги.
Я остановилась, скрестив руки на груди и плотнее запахивая полы куртки. Под взглядом Аджаха чувствовала себя неуютно, какой-то грязной что ли. Он обманом заполучил, что хотел и теперь после всего я должна как-то с ним уживаться. Вот уж угодила.
– Что там про первого наместника?
– Я почувствовал его ночью, Кли, когда ушел от тебя, – напомнил, резанув по душе, – между нами есть связь, не кровная, но нерушимая, Мирак либо рядом, либо ОЧЕНЬ рядом, прямо под нашими носами, – мужчина кивнул головой в сторону лагеря.
ГЛАВА 35
Я перевела напряженный взгляд на лагерь, окидывая хмурым взором его обитателей. Не имея понятия, кто может оказаться Мираком, доверия не вызывал никто. Чужаки они и есть чужаки. Может это тот скрытный парень, закутавшийся в капюшон, стоящий у противоположного конца дороги? Или кто-то, кто выглядит открытым, даже позволяя себе расхаживать, не закрывая лицо? Наверняка Мирак нацепил на себя чью-то личину, так что не боится показываться, чтобы не вызывать лишних подозрений. Он ведь неспроста первый наместник, а значит наверняка старше и сильнее Аджаха. А значит и хитрее.
– Но их же больше тысячи, – прошептала я дрожащим голосом, чувствуя, как леденеют пальцы ног в ботинках под слоем шерстяных носков, масштабы бедствия ужасали.
Я думала, все эти ребята защитят меня от первого наместника, но Мирак оказался хитрой, изворотливой сволочью. Увы, в наших салочках лидирует он, а не я. За двадцать два года жизни мне еще не приходилось играть в такие интеллектуальные игры.
Он выбрал правильную стратегию. Наверняка я бы могла попытаться вычислить его с помощью своей силы, ведь он сильнее меня, как и Аджах, а значит, я не смогла бы почувствовать ни его мыслеобразов, ни эмоций. Но здесь было слишком много безликих, все их мысли сливались в один хаотичный рой, и найти кого-то одного пустого стало бы досадной проблемой. И даже так есть другая сторона медали – что если Мирак может открываться мне, чтобы запутать и не быть разоблаченным?
– Не хочу тебя огорчать, но под подозрениями все, даже твои мужья. Даже не так – особенно твои мужья. Они ближе всего к тебе, занимают лучшие позиции.
Я бросила на Аджаха испепеляющий взгляд. Покусился на святое!
– Что ты под этим подразумеваешь? – спросила тихо, но внутри все колотило от тихой ярости и внезапного страха от того, что все это может оказаться правдой.
– Насколько я помню, Мирак мастерски играет роли. Ему бы не составило труда изучить характер какого-нибудь из твоих возлюбленных, а следом убить и занять его место, подделав даже брачную метку, – проговорил мужчина, как ни в чем не бывало, – скорее всего, ты бы почувствовала сильную боль в момент смерти мужа, но, возможно, он умирал ночью, когда ты спала.
Сердце дрогнуло и болезненно сжалось. Взгляд сразу метнулся к месту спарринга, где сейчас находились большинство из моих мужей. Элим увлеченно сражался с очередным противником, лицо его выражало извечную сосредоточенность, а вот остальные мужья периодически тревожно поглядывали в нашу сторону и одним взглядом спрашивали, нужна ли помощь. Затем посмотрела на Тита, присевшего на бетонный обломок в метрах десяти от нас, он грозно смотрел на Аджаха, как бы намекая, что бдит каждую секунду.
Нет. Всех мужей я знаю, как свои пять пальцев, никто из них в последнее время не вызывал подозрений в смене характера. Даже самый искусный актер не смог бы никак себя не выдать, это ведь не просто сыграть роль, а занять жизнь другого человека.
– Ты обманул меня вчера. Почему в этот раз я должна довериться тебе снова?
– Насчет вчера… Кли, я не буду извиняться, – внезапно выдал этот индивид.
– Удивительно, – хмыкнула я иронично, скрестив руки на груди, – ни стыда, ни совести.
– Но тебе же понравилось, на это и был расчет. Ты знаешь, что это был я, да и дальше скрываться не собирался, но, несмотря на злость, мы все равно стали ближе, сразу перескочив твое стеснение. Это был идеальный план.
– Ты даже не сожалеешь? – спросила громко, укоризненно посмотрев на тень от его капюшона, чувствуя, как внутри колется обида.
– Почему я должен сожалеть за лучшее, что было в моей жизни? – тихо спросил, выдав словесно свои чувства, но тут же исправился: – Во мне слишком много тьмы для сожалений. Подумай над всем, что я тебе сказал, цветочек, – закончил Аджах перед тем, как уйти в сторону палаточной части лагеря.
Я смотрела ему вслед и не могла разобраться с собственными чувствами. Может Аджах и был прав, возможно, только подобным способом можно было быстро пробраться через мою неприступную крепость. Но метод оставлял желать лучшего.
– Кли… – тихо позвал подошедший Тит, и я вздрогнула от внезапного звука его голоса, – что он хотел?
Я на секунду замешкалась. Не то чтобы я подозревала Тита. Точно не его, но задумалась, стоит ли рассказывать подробности взвинченному мужу. Он и без того таил злобу на Аджаха.
– Тит, ты не видел в лагере странных безликих вчера или сегодня? Может, кто-то менял внешность при тебе или слишком пристально на меня смотрел?
– Аджах тебе что-то наговорил?
– Присмотрись к окружению и расскажи, если увидишь что-то странное, – ушла от прямого ответа на вопрос, – а сейчас давай вернемся к остальным.
Тит с загоревшимися энтузиазмом глазами пошел становиться в очередь, чтобы размять мышцы в физическом бою, а я наконец-то подошла к Алексу, сиротливо наблюдающему за всем со стороны.
– Кли, они жуткие, – передернул плечами человек, не упустив возможности пожаловаться, когда я подошла, – я спал в палатке с тремя такими, они за вечер ни слова не проронили, будто немые, а от того еще более страшные в своих широких балахонах. Мне казалось, сверлят меня бездонными очами, но из-за капюшона ни черта не понятно!
Мужчина из-под бровей рассматривал кучкующихся безликих и, если честно, сам выглядел как маньяк.
– Брось, они не так плохи, просто отличаются от нас, – пожала я плечами.
– Хорошо, если ты права, но что-то мне подсказывает, что никому здесь я не нравлюсь.
День прошел незаметно. Я пыталась вникнуть во все вопросы содержания такого количества подопечных в постапокалиптическом мире. И хотя все больше сомневалась в своем решении помочь всем желающим, все-таки попыталась найти удовлетворительную точку для нас всех. Полторы тысячи живых существ не были виновны в том, что среди них затесалась черная овца.
Я со всех сил пыталась делать непринужденный вид, чтобы скрывающийся Мирак ничего не заподозрил, но то и дело вглядывалась в окружение, пытаясь отыскать какую-нибудь отличительную черту темного лорда, стараясь прислушиваться к себе и своим ощущениям.
Чувство самосохранения молчало.
Самый главный вопрос – проблема нехватки еды и воды, и пусть безликим это все нужно раза в три меньше, чем мне, но озаботиться об этом следовало. Из мужей мои добрые порывы понимал только Трой, но, в сущности, все эти ребята едва ли могли позаботиться о себе сами, это уже проверено, если массу безликих никто не контролирует – начинается хаос. К сожалению, исторически сложилось так, что подчиняются эти ребята лишь женщинам. Если хочется мира во всем мире – нужно начинать с себя.
Самыми дипломатичными в этом вопросе оказались Рем и Варт. Второй прочел несколько книг по строению общества и социума в доме, откуда нас выгнала Дарла, а первый просто обладал гибким умом и выполнял роль моего советника.
– Во-первых, нам нужно что-то типа своего города, – кивал Варт, – во-вторых, тебе стоит поделить нас всех на группы и распределить обязанности, установить свод правил и выбрать тех, кто будет следить за их исполнением. Еще хорошим решением будет поднять свои сельскохозяйственные культуры. Правда, я понятия не имею, как это делается.
– Нужно что-то сделать и для духовной жизни, – почесал репу Рем, откинувшись на раскладном стуле у костра, – а то единственное развлечение – пялиться на Кли и драться.
Элим промолчал, но бросил на Рема многозначительный взгляд, мол, с каких это пор драться и восхищаться мной – плохие развлечения? К слову, на ринге утром эти двое сцепились не на жизнь, а на смерть, в итоге вышли с ничьей и Элим расстроенный таким поворотом дел закруглил свою ринговую карьеру.
– Может, Кли нам споет? – воодушевился рандомный безликий, который успел усесться на свободное место у нашего кострища, – это будет самым прекрасным развлечением.
Я слышала этот голос постоянно, мужчина был местным заводилой типа Тита до замужества и все светлое время суток мелькал у меня перед глазами, улыбаясь во весь рот, видимо, чтобы показать щербинку между зубами. За день он успел расчистить небольшой квадрат брусчатки, вырыть яму и построить сверху туалет из досок для меня, когда узнал, что я все еще хожу в кустики. Если честно, мне впервые презентовали такой подарок.
Я не знала имени, тем более что расхаживал он без капюшона. К слову, довольно казистый, с некогда темными волосами, которые теперь заметно побелели по вине моего недавнего всплеска силы и тонкими губами, постоянно искаженными в улыбочке. От него веяло щенячьей преданностью, только не хватало тонкого виляющегося хвостика за спиной, потому что сверкающий взгляд уже был.
Он вызывал у меня симпатию и именно поэтому имени я не спрашивала. Мне не нужна была внезапная восьмая метка, я и без того уже вся в татуировках и ревностных взглядах.
– Нет, петь не буду, не люблю пытки для окружающих, – отмахнулась я, поерзав на коленях у Варта, на которых с уютом сегодня устроилась.
– Тогда, может, станцуешь? – хмыкнул Аджах, стоящий в тени, потому что его не приглашали, опершись об стену одного из домов и некультурно подслушивая, – тем более я знаю, телом ты владеешь превосходно.
Мои щеки вспыхнули то ли от смущения, то ли от злости.
– Станцую, – тихо проговорила я, – но сегодня только для Варта, – проговорила имя того мужа, который первый всплыл в голове, – и то наедине, ты можешь подглядывать в щелочку, тем более, это в твоем духе, – бросила ответочку.
От Аджаха повеяло таким холодом, между нами почти выросла стена, и я была уверена, что довела его до тихой ярости. Теперь я достаточно хорошо видела в темноте, чтобы заметить, как ходят желваки на его лице.
В тот момент поняла, что притихли все, а Варт лучиться радостью и нетерпением и уже во всех красках представляет, как я танцую перед ним, очень страстно извиваясь.
Язык мой – враг мой.
– Для начала предлагаю вернуться в мою родную Общину, – отвернувшись к костру, снова проговорила я, пытаясь вернуть тему в прежнее деловое русло, – там есть неплохие люди, уверена, все вместе мы сможем найти общий язык.
– Кли, как только мы такой толпой приблизимся к человеческому поселению, то станем живым щитом, изрешеченным пулями, – попытался вразумить меня Рем, – это не убьет никого из нас, но может вывести из строя. До этого никто не лез в человеческие муравейники добровольно.
– Они должны будут выслушать. Выбора не останется. Я хочу заботиться не о тех, что держит в руках оружие, а о простых людях, которые голодают и болеют круглый год. Я жила в этом и видела всю нищету и упадок. Видела смерти. Каждый день. И сейчас владею силой, способной многое исправить. Я собираюсь устроить революцию и свергнуть тех, кто держит простых людей в тисках.
– Ты уверена, что люди, которые выгнали, заслуживают твоего возвращения? – спросил Варт.
– Нет, не уверена. Более того, там не осталось никого, кто был бы мне близок. Но это стоит того. Да, первое время они будут думать, что мы пришли по их души. Я была такой же, боялась вас. Но теперь знаю, что вы не чума человечества. Косвенно безликие виновники многих бед людей и в подробностях мне только предстоит разобраться, но людей погубило невежество.
ГЛАВА 36
Тишина, в которой каждый задумался о своем, стояла недолго и неубедительно.
Тем временем на лагерь опускалась темнота, заталкивая круглое Солнце куда-то за горизонт. Маленькие костерки стали разгораться повсюду, безликие грелись и готовили остатки еды, дым шел во все стороны.
За день мы не продвинулись дальше и не решили почти никаких вопросов, я утонула в лагерном быту и теперь корила себя. А может ну его все? Хотелось сбросить командование организационными вопросами на Рема или Элима. Но это было бы нечестно. Это не они набрали столько нуждающихся, чтобы решать их проблемы.
– В этом есть свой резон, ты думаешь в верном направлении, маленький ядовитый цветочек, – снова взялся ехидничать Аджах, – вот только мы чутко чувствуем враждебность, и тебе придется хорошенько следить за каждым из своих подопечных, чтобы никто не свернул шею какому-нибудь зарвавшемуся аборигену.
– Там есть женщины, – пошла в нападение я, – понятно, что от своих мужей я никуда не денусь, но свободные безликие смогут завести себе даму сердца, если желающие найдутся. Может, обнаружим еще одну эсфиру, всем станет легче. В плюсе будут и люди, и вы. И я, в конце концов.
– Ты в единственном экземпляре, – парировал Аджах.
– Вот только не нужно говорить загадками. У тебя есть, что сказать прямо? Ты обещал мне многое рассказать, но только ехидничаешь.
– Ты хочешь, чтобы я при всех сказал то, что может тебя скомпрометировать?
– Никто не изменит наше мнение о Кли в худшую сторону, – вступился Тит, и в сердце его горело столько уверенности в собственных словах, что я немного опешила.
Несмотря на все он считает меня идеалом. Это и пугает, и восхищает. Хотя нет, больше всего удивляет то, что все мои мужья солидарны с этим мнением. Элим сидел тихо и даже будто не слушал разговор, но все было обманчиво, сила позволяла мне видеть больше – он был готов в любой момент оказаться рядом с Аджахом, чтобы его… нейтрализовать, если мне вдруг станет слишком неприятно.
Рем вообще испытывал ко второму наместнику почти такую же личную неприязнь, как и Тит, но, как всегда, старался мыслить разумно, с рациональным подходом.
А Трой ко всему прочему чувствовал еще и вину. Мне пришлось сосредоточиться на нем дольше и копнуть в сознание глубже, чтобы разобраться, в чем дело. Оказалось, в ту ночь, когда Аджах притворился Титом, я заснула на руках у Троя. И это он передал меня на руки наместнику, думая, что тот просто занесет меня в палатку. Сначала он не решался выпускать меня из объятий, но Аджах настаивал, и мужчина уступил.
Остальные мужья отругали его за это, когда Тит рассказал всем о ночном происшествии, и теперь Трой чувствовал себя потерянным. Душу кольнула тревога за него. Мне не хотелось обижаться или в чем-то его винить, поэтому слезая с колен Варта, перебралась к удивленному Трою, прижавшись щекой к его голове.
Находясь в одной семье, безликие действовали как один организм, если что-то случалось в отношении меня – знали все. Они редко посвящали меня в свои разборки. Не хотели каждый раз дергать, все-таки между столькими мужчинами всегда будут какие-то вопросы или бытовые конфликты.
Я не была идеальной в отношении к ним, не слишком задумывалась о чувствах всех, увлекаясь кем-то одним, да и что уж греха таить, человек я не самый благородный. Из-за меня умер Джеф, я сама убила человека, а сейчас сомневаюсь во всем, что было мне дорого, как память из детства. А ведь воспоминания из детства – то единственное, в чем, как мне казалось, нельзя было усомниться.
– Очнись, малец, – ответил второй наместник Титу, – ни в одном из миров нет ничего идеального. И либо ты учишься принимать важное со всеми недостатками, либо разочаровываешься каждый раз на пустом месте, даже если сам не сделал ничего, чтобы принять истину, – иронизировал безликий в тени.
– Что ты имеешь в виду? – нахмурился Тит, я видела, что он на грани и вот-вот может вскочить, чтобы броситься в напрасную драку.
– Ты можешь говорить здесь, Аджах. У меня от мужей секретов нет.
– Ты действительно особенная, Кли. Но сама не сделала ничего, чтобы заполучить эту силу, за тебя все сделали родители.
В связи со снами, фраза, брошенная Аджахом, больно кольнула в натертое место. Побираться пятнадцать лет, балансируя на грани – это ничего? Выжить там, где выживали немногие – разве я не заслужила того, что имею теперь?
– Да что ты можешь знать о них?
– Мне не нужно знать их, достаточно быть знакомым с тобой. Да и кто сказал, что я их не знаю? Ты самая светлая, насыщенная женщина из всех, которых я встречал в этом мире. Я давно следил за тобой, последние несколько лет точно. Всех нас привлекает свет твоей души. И вместе с тем… один черный глаз, сила безликого, причем незаурядная. В тебе сочетаются полярности, Клэментина… кто-то из твоих родителей…
– Хватит! – вспылила я, чувствуя, как внутри меня все обрывается, я помнила улыбающиеся лица родителей из того первого сна с ними. Они были любящими. И прекрасными людьми. – Я не хочу больше слушать, – просипела, вскочив с колен Троя.
На негнущихся ногах я пошла к своей палатке, в ушах гудело, перед глазами рябил белый шум. Я знала, что Аджах скажет что-то такое, но оказалось, что не готова. Его слова, которые не опровергли, а подтвердили мой последний сон, были ударом.
Оказавшись в палатке, упала на расстеленный матрас и разревелась, свернувшись в позу эмбриона.
Плакала недолго, потому что очень скоро уснула, убаюканная шелестом ветра и тонкими отголосками чужих и собственных тревожных мыслей.
А когда снова оказалась в своем детстве, посреди старой квартиры в небольшом, некогда уютном городке, испытала смешанные чувства, попыталась проснуться, не видеть того, что в этот раз уготовило сознание, но все было не так просто, сон крепко держал меня, не позволял убежать от собственного прошлого.
Я открыла глаза в кромешной темноте. Была ночь и ни одна свеча не горела. Страх и тревога стальными тисками окутали тело.
Когда со стороны улицы послышался громкий, страшный гул, для маленькой меня показалось, что это конец света. И я была не так далека от истины.
Превозмогая страх, я вскочила с кровати в детской и побежала к окну, осторожно выглядывая наружу. Отец давно заклеил стекла бумагой, но я нашла выход в виде маленькой дырочки, через которую можно было иметь связь с миром вне нашей квартирки.
Впервые за много времени я видела фонари. Они светили от огромного летящего вертолета, и именно шум его лопастей и разбудил меня.
Сначала я перепугалась еще больше, особенно, когда послышался громкий человеческий голос, усиленный с помощью громкоговорителя:
– Экстренная эвакуация! Если кто-то жив и слышит меня – дайте знак! Повторяю…
Вертолет летал по округе, неуклюже лавируя между домами, люди, что были в транспорте, могли нас спасти. Обрадовавшись, я выбежала из комнаты в поисках родителей, уже на ходу прокручивая в голове вариации того, как же можно дать спасителям знать, что мы живы и нуждаемся в помощи.
Маму и папу обнаружила на кухне, они прятались под столом, на котором тлели несколько свечек.
– Мам! – заорала я, пытаясь перекричать шум, – это люди, а не безликие!
Вместо того чтобы послушать и обрадоваться возможности, родительница дернула меня за руку, затаскивая в укрытие и ощутимо зажала рот рукой. В этот момент фонари как раз ударили светом нам в окна, освещая каждую мелочь даже сквозь шторы и бумагу. Мама тряслась от страха и, кажется, плакала. Я воззрилась на отца остекленевшими глазами. Его ожесточенный взгляд был направлен в сторону окна. Вечная усталость в глазах, что превращалась в открытую неприязнь при взгляде на меня, щетина, что отрастала в неухоженную бороду, впалые щеки – в нем уже мало осталось от того любящего отца, которого я знала и которым восхищалась.
С тревогой и страхом я слышала, как наши несостоявшиеся спасители, вместе с шумом лопастей, отдаляются. Вместе с тем любая надежда обрывалась в моей детской душе. Они еще были неподалеку примерно пятнадцать минут, после чего стало совсем тихо и пусто.
Я тоже беззвучно плакала, когда мама наконец-то отпустила и горько громко разрыдалась, обнимая плечи дрожащими руками.
– Зачем? – тихо спросила я в образовавшейся тишине. – Вы хотите умереть?
Отец даже не повернулся, чтобы взглянуть в мою сторону.
– Они не друзья, Кли, – попыталась ласково прошептать мама слабым голосом, – сейчас никому нельзя доверять.
Во мне не было столько протеста, чтобы перечить им и теперь. В конце концов, родители взрослые и они лучше знают. Как часто говорила мама, возможно, я еще слишком маленькая и чересчур наивная.
Но с того дня я чувствовала тревогу и приближающийся конец каждый день. Я знала, никто больше не придет, чтобы спасти нас, а родители из моей опоры вдруг стали безнадежными и эгоистичными. Мне было всего семь, и эти мысли разрушали, но избавиться от них я не могла. Родители закрылись глубоко в себе. Мама мало реагировала хоть на что-то, почти не ела и смотрела в одну точку на входной двери, словно кто-то еще мог прийти, а отцу просто было все равно на меня.
Я бы соврала, если бы сказала, что принимала все как есть и не пыталась растормошить, но их руки не тянулись даже, чтобы обнять меня.
Все чаще стала сидеть на подоконнике в своей комнате и смотреть на то, как протекает жизнь на улице. Даже содрала газеты, приклеенные к окну. Я не видела людей, а следила за безликими. Они казались страшными только первое время, а потом стало понятно, что эти существа слишком похожи на смесь людей и зомби со всяких фантастических фильмов. Они блуждали переулками, словно заведенные ростовые куклы, как животные, на инстинктах, но без разума. Но с течением времени в них иногда проскальзывало что-то живое, человеческое. Безликие зажигали костры, готовили еду для употребления, и даже не человечину, или останавливались, чтобы застыть изваянием и смотреть друг на друга из-под непроглядных капюшонов.
Иногда это все было даже забавно, возникало чувство, что я наблюдаю за рыбками в аквариуме, а не за жестокими убийцами.
Они никогда не поднимали голов и не видели меня, наблюдающую за ними с высоты нескольких этажей. Никогда. Но в один день это случилось, и даже подобная обыденность моей жизни закончилась.
Снова послышался шум, я подняла взгляд над домами, увидев высоко летательный объект. А потом с неба что-то посыпалось, земля затряслась, уши заложило от взрывов, я зажмурилась, чувствуя, как лицо царапают осколки выбитого окна. Меня сбросило с подоконника, протащило по полу всей комнаты, со всей дури врезав в стену. Кажется, пол помещения перестал быть ровным, я слышала, как что-то сыпется и гнется с диким скрежетом. Меня привалило чем-то тяжелым, но вокруг было столько пыли, что ничего рассмотреть уже не получалось.
Не знаю, каким усилием воли я заставила себя встать и вылезти из-под стола, прилетевшего в меня. Вслепую двигалась в сторону двери, переступая через куски разлетевшейся стены. Я действовала на адреналине и повреждения, которые получила тогда, еще не давали о себе знать в виде боли. Дверь открывалась с трудом, пришлось навалиться на нее и вылезать через образовавшуюся щелочку, сдирая кожу.
Маму нашла в коридоре, в луже крови, из ее тела в районе груди торчала металлическая лопатка для обуви, кожу усыпали осколки флакончиков от духов, прочей дребедени и зеркала, что стояло в прихожей. А лицо ее было орошено белой штукатуркой-пылью, открытые глаза смотрели в пустоту, не реагируя ни на что. Я завалилась рядом с ней, разрыдавшись, обнимая коченеющее тело. Я не отдавала себе отчет в том, что она мертва. Я звала ее и звала, не понимая, почему не отзывается, не просыпается.
Бросившись в родительскую комнату, попыталась отыскать отца. А там творился настоящий хаос, дверь слетела с петель, дверная арка поехала, поэтому пришлось забираться в помещение на четвереньках под наклоном. Спальню было не узнать, казалось, что несколько верхних этажей осыпалось сюда. Тогда я вспомнила, что когда родители делали ремонт, то снесли неэстетическую несущую стену в комнате, поставив вместо нее гардеробную. Я действовала и мыслила тогда так остро, что сразу связала эти два события.
