Текст книги "Наложница огня и льда (СИ)"
Автор книги: Наталья Кириллова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
Нет. Или да?
Но как? Почему?! Я совершенно точно знала, что сияние должно было исчезнуть!
Нордан приподнялся на локтях, изучая меня пристально, подозрительно.
– Так, котенок, и что это было?
То, чего быть не должно.
Я встала с постели и, кажется, выскочила из комнат Нордана раза в два быстрее, чем накануне. Только запершись в своей спальне и для надежности закрывшись в ванной, я решилась повторить то, что только что сделала неосознанно. И наблюдала отстраненно, как над моей ладонью кружились лениво серебряные звездочки. Звездочки вышли кривыми, но симметрия меня сейчас не волновала. Главное, что сияние осталось, правда, неизвестно, почему и… и Нордан все видел. Я не знаю, даже не представляю, как он, как Дрэйк будут реагировать на рабыню-колдунью в собственном доме. Если верить слухам, братство не питало особой любви к другим магам. В летописях проскальзывали даже упоминания, что прежде проявление взаимной нелюбви заканчивались попытками уничтожить друг друга.
И запах остался. Похоже, только для Нордана, Дрэйк ведь сказал, что запаха нет. Выходит, после моей… нашей с Норданом близости Дрэйк перестал его чувствовать? Или Нордан прав, и чтобы подействовало наверняка, надо… не один раз?
Хотелось рассмеяться от радости, облегчения. И расплакаться от смятения, непонимания происходящего. Так удивительно, необыкновенно прекрасно, что Серебряная не отвернулась от меня, и такая оглушающая до звона в ушах растерянность. Сияние осталось, то ли вопреки чему-то, то ли благодаря, но что делать дальше?
Стук в дверь комнаты и голос Пенелопы я едва расслышала.
Завтрак. Хочу или нет, но спуститься придется.
К завтраку я спустилась с книгой. Встретилась с озабоченным взглядом Дрэйка, поздоровалась рассеянно и заняла, как и вчера, второй стул на длинной стороне. По крайней мере, сегодня горничная сразу поставила прибор на это место. Нордан появился в столовой спустя несколько минут, хмурый, небритый, в одежде свежей, но откровенно мятой. Громко звеня посудой, налил себе кофе, нарочито медленно выдвинул стул, сел. Дрэйк традиционно уже читал утреннюю газету, я – «Тропинки за грань», рассудив, что лучше уткнуться в книгу, чем в чашку или в одно из окон напротив. И чтение помогало хоть немного отвлечься от изучающего колкого взгляда.
– Сая, аудиенция в половине двенадцатого, но выехать лучше пораньше, – наконец нарушил молчание Дрэйк. – Будешь готова через час?
– Да, конечно.
– И кто назначает аудиенцию моей собственности? – спросил Нордан недовольно.
– Ее императорское высочество Валерия, – ответил Дрэйк спокойно и перевернул газетную страницу. – Ты же не возражаешь?
– Нет. Кто отвезет ее обратно?
– Я.
– Хорошо, – дробь пальцев по столешнице. – Тебе, наверное, льстит внимание члена императорской семейки?
Понимаю, что Нордан обращается ко мне, хотя и не называет по имени.
– Я рада, что удостоена столь высокой чести, – глаз от книги я не подняла.
Минута-другая тишины, и Нордан резко встал, направился с чашкой в руке к выходу.
– Если вдруг потребуюсь, то меня нет.
– А где есть? – осведомился Дрэйк.
– Нигде. Проветриваюсь. – Нордан вышел из столовой, хлопнув дверью.
– Постарайся никого не покалечить и не разбей машину, – сказал Дрэйк в пустоту, но я уверена, что Нордан расслышал последнюю фразу.
Что ж, возможность и впрямь была. Я спросила, получила ответ. Не важно, понравился он мне или нет, сейчас я уже не решилась бы спросить у Нордана даже о том, что подадут на ужин. Не когда мужчина в таком настроении.
– Сая, – Дрэйк закрыл и сложил газету, – ты уверена, что все в порядке?
– Да. – Я тоже закрыла книгу, допила остатки чая. – Вам не стоит беспокоиться. С вашего позволения я хотела бы подняться к себе и переодеться для аудиенции.
– Разумеется. И ты не обязана спрашивать разрешения, чтобы покинуть столовую или любое другое помещение в доме.
– Благодарю. Я буду готова к сроку. – Я встала, взяла книгу и вышла.
* * *
Ее императорское высочество пила чай в круглой белой беседке, расположенной в парке возле дворца. Белый стол, белые стулья вокруг, кусты белых роз за парапетом беседки. Две фрейлины, едва ли много старше своей юной госпожи, яркие, беззаботно щебечущие. Статс-дама вида строгого, сурового, неуловимо напомнившая мне одну из учительниц в пансионе. Два лакея, безмолвно прислуживавших за столом. И Пушок, вальяжно развалившийся на ступеньках. Пес нас и встретил первым, бросившись к нам, когда мощеная плиткой дорожка еще только вильнула, поворачивая к беседке.
Пушок подбежал, засуетился возле меня, и я присела, потрепала пса поочередно по каждой голове.
– Когда я вижу эту псину рядом с тобой, то начинаю опасаться, что он откусит тебе руку, – негромко заметил Дрэйк, настороженно наблюдая за нами.
– Не откусит, – я посмотрела в красные глаза левой головы, почесала ее за ухом. – Правда ведь, Пушок?
– Мне бы твою уверенность в этом звере.
Со смешком увернувшись от попытки правой головы облизать мне лицо, я выпрямилась, и мы направились к беседке, сопровождаемые псом.
– Сая, еще на балу меня несколько удивила твоя реакция на внимание Пушка. Обычно девушки, впервые его увидевшие и не связанные с нашими околомагическими кругами, если не падают в обморок сразу, то хотя бы сильно пугаются. Да подчас и не только девушки.
– В храме я читала о двуглавых псах. Когда-то они служили жрицам Серебряной богини.
Едва ли Нордан успел рассказать Дрэйку о сиянии – слишком быстро уехал. Расскажет ли позже?
– Во времена, когда среди жриц вашей богини были не только обычные женщины, но и одаренные колдуньи. Большая часть их погибла в шестом веке, во время так называемой охоты на магов. Вместе с одаренными жрицами исчезли и двуглавые псы. Ныне псов находят редко, как правило, в удаленных уголках мира.
Заметив нас, Валерия поднялась из-за стола, вышла навстречу из беседки.
– Источники утверждают, что дар вашей богини тоже не исчез полностью, хотя его тщательно скрывают и путают порой с человеческой магией, – добавил Дрэйк тихо и поклонился приблизившейся наследнице.
Я присела в глубоком реверансе.
Мужчина продолжает наблюдать, даже когда мне кажется, будто он не смотрит, запоминать, делать выводы. Не сомневаюсь, Дрэйк, как и Нордан, может понять, что имя мое ненастоящее. Возможно, уже понял.
– Рада, что вы откликнулись на мое приглашение, леди Сая, – заговорила Валерия. – Не возражаете, если мы немного пройдемся? Я хотела бы побеседовать с вами наедине.
– Разумеется, Ваше императорское высочество, – я поймала тень недоумения во взгляде Дрэйка.
С приглашающим жестом девушка сошла с дорожки в подстриженную траву. Дрэйк и фрейлины последовали за нами, держась позади, на небольшом расстоянии. Только Пушок остался рядом, забегая то со стороны хозяйки, то с моей. Валерия оглянулась на свиту, вертя в руках небольшой, потрепанный собачьими клыками мячик.
– И это называется побеседовать наедине, – с неожиданной горечью произнесла девушка и, отвернувшись, бросила мячик.
Пушок с готовностью умчался за игрушкой.
– Вы загадочная личность, леди Сая. Я попробовала разузнать о вас побольше, но мне не удалось выяснить ничего, кроме того, что вы из Феоссии и живете в доме лорда Дрэйка. Возможно, я не очень глубоко копала, впрочем, я не профессионал в таком деле. Но вы нравитесь Пушку, а это для меня важнее и надежнее кипы рекомендаций и раз сто проверенных и перепроверенных данных разведуправления. Сколько я себя помню, Пушку никто никогда не нравился. В чем же ваш секрет?
Я улыбнулась вежливо, безмятежно.
– Не могу сказать, Ваше императорское высочество, потому что и сама не знаю.
Вернулся Пушок с мячиком в пасти левой головы. Валерия забрала, бросила снова.
– С самого рождения меня окружают люди, маги, потом члены братства. Я редко остаюсь совсем одна, рядом почти всегда кто-то есть. Но все это ненастоящее, понимаете? На самом деле я одна, у меня никого нет, кроме Пушка, и я не могу никому довериться без риска, что через полчаса обо всем не узнает мой отец и еще куча народа.
– Таково положение Вашего императорского высочества по праву рождения, – напомнила я.
– А я об этом просила? – ответила девушка резко. – Меня кто-нибудь спросил, хочу ли я жить пленницей в собственном дворце, ходить везде только со свитой и охраной, бесконечно следить за лицом, за тем, что и кому я говорю? Не иметь возможности решать самой, дружить с теми, кто мне действительно нравится, любить того, кто дорог моему сердцу?
Надо уточнить у Дрэйка, сколько наследнице лет. Столь свойственная нежной юности категоричность и горячая убежденность в собственной правоте. И…
Взгляд Валерии, скользивший по лицам гостей на балу. Разочарование в глазах.
Искала кого-то важного. Ждала. И не находила раз за разом.
Девушка глубоко вздохнула. Прибежавший Пушок отдал мячик мне. Размахнувшись, я кинула игрушку подальше. За ровной грядой тянущихся чуть в стороне кипарисов блестело полотно реки.
– Папа не одобряет моих отношений с одним… человеком, – продолжила Валерия спокойнее, тише. – Пока просто не одобряет. Говорит, что его положение ниже моего, что он меня недостоин, но я-то знаю, что дело в отце этого человека. Его отец член оппозиции, из тех, кто выступает против политики моего папы. И, конечно же, через год меня выдадут замуж с максимальной выгодой для империи. Множество знатных девушек в империи не обязаны выходить замуж по достижению восемнадцатилетия, а мне придется, словно сейчас старые века какие-то.
Значит, наследнице семнадцать?
Я попыталась вспомнить себя в ее возрасте. Учеба в пансионе, последний год. Возвращение домой на каникулы. Мечты о дебюте, о любви, непременно возвышенной и романтической. Нежелание мамы выдавать меня замуж до двадцати лет. Уже позже я узнала, что до этого возраста должна проявиться милость Серебряной.
– Мы любим друг друга и он – не его отец. Ему нет дела до политики, мы лишь хотим быть вместе, – девушка посмотрела на меня, требовательно, отчаянно. – Разве это плохо?
– Я не совсем понимаю Ваше императорское высочество, – ответ осторожный, обтекаемый. Что именно пытается сказать наследница, помимо очевидного?
Валерия вновь оглянулась на сопровождающих и улыбнулась мне беззаботно, насквозь наигранно.
– Я просто жалуюсь. Хочется иногда пожаловаться хоть кому-то. Не беспокойтесь, я не рассказала вам ничего такого, чего бы не знали мои родители и мое окружение.
– Но почему я? – скрывать недоумение я не стала. – Я посторонний человек и даже не подданная эллорийской короны…
– Именно. Вы новый человек при дворе, вы нравитесь Пушку, и вы феосска. Вряд ли вы испытываете приступ верноподданнических, да и просто добрых чувств к этой стране и моему отцу.
Левая голова принесла мячик. Правая притащила сухую корявую ветку. Мячик Пушок отдал мне и потрусил рядом с веткой в зубах.
– Не испытываю. Но, уверена, ваша страна красива и интересна. Столица мне понравилась.
– Наша страна уже на треть состоит из наспех завоеванных за последние два десятилетия территорий. Мне кажется, не надо быть гениальным политиком, стратегом или провидцем, чтобы понимать, что однажды этот кое-как возведенный из песка замок смоет волна прибоя. Папе нужен кто-то… наверное, похожий на него… в идеале точная копия, только помоложе… кто сможет сохранить его наследие, удержать железной рукой после папиной смерти. Но я не смогу прожить всю жизнь с версией моего же отца. Впрочем, не будем пока о грустном. Вам довелось уже побывать в Центральном парке?
– Да, – ответила я, удивленная столь резкой сменой темы.
– В Эллоране есть еще один хороший парк, больше Центрального, только расположен он на юге столицы. В отличие от Центрального, там есть глухие места и даже можно заблудиться, – девушка бросила на меня странный напряженный взгляд из-под длинных подкрашенных ресниц. – Я люблю кататься в этом парке, разумеется, с надежным сопровождением. Но мой самый надежный проводник, спутник и охранник – Пушок. С ним я ничего не боюсь.
Услышав свое имя, пес подскочил к хозяйке. Валерия остановилась, погладила левую голову, осторожно отодвинула конец ветки от своего длинного коричневого платья.
– Если вы не очень любите распланированные и упорядоченные парки, то Южный должен вам понравиться. Надеюсь, вы сможете на днях съездить туда. – Девушка повернулась ко мне. – Мне было приятно побеседовать с вами, леди Сая. Доброго дня.
– Ваше императорское высочество. – Я снова присела в реверансе и Пушок, бросив ветку, сунулся ко мне сразу обеими головами.
– Тише, дружок, ты так уронишь нашу гостью, и лорду Дрэйку это сильно не понравится. – Валерия перехватила питомца за перекрестье толстых кожаных ремней на холке пса, хотя я сомневалась, что маленькой, хрупкой девушке удастся удержать Пушка, случись ему рвануть в любую сторону.
Я быстро обняла пса, выпрямилась, вернула мяч Валерии. Не отпуская ремней, девушка направилась к фрейлинам, ответила кивком на поклон Дрэйка. Поглядывая через плечо на удаляющуюся наследницу со свитой, мужчина подошел ко мне.
– И о чем же Валерия хотела побеседовать, тем более в несколько экспрессивной манере?
– Обычные волнения и чаяния юности.
И тревоги юной наследницы не особенно отличались от тревог воспитанниц того же пансиона. И так же объединялись отсутствием выбора и невозможностью что-либо изменить.
Если только не вмешается извне чья-то прихоть, чужая воля, переворачивающая всю жизнь, разрушающая прежний мир.
Странная, слишком резкая смена темы. Почему вдруг Валерия заговорила о парках?
Глава 7
Привычное уже молчание в салоне, пока мы ехали обратно. Дрэйк сосредоточенно следил за дорогой, и я не отвлекала, размышляя о словах Валерии.
Рассказ о, вне всякого сомнения, первой любви, упоминание о парке. Мне слышался намек в этой странной беседе, попытка девушки поведать о том, о чем она не могла сказать напрямую. Но почему я? Судя по всему, наследница не знала о моем статусе, не знала, что я всего лишь рабыня, но, даже будь я свободна, чем я смогла бы помочь наследнице?
Когда автомобиль повернул на нашу улицу, я решилась все-таки спросить:
– Дрэйк, Ее императорское высочество упоминала, что… влюблена в некоего молодого человека.
– Эдуард, старший сын герцога Ройстона. – Мужчина неожиданно остановил экипаж возле ограды за два дома до нашего.
– О ее чувствах действительно всем известно?
– Разумеется. Однако сын герцога не самая подходящая партия для единственной наследницы империи. Они встречались несколько раз на балах, потом тайно в дворцовом парке. Октавиан узнал и запретил дочери поддерживать какие-либо отношения с Эдуардом. Валерия об этом с тобой разговаривала?
– Да.
– Она о чем-то тебя просила?
– Нет.
– Сая, что бы ни хотела от тебя Валерия, не думай об этом. Через два, самое большее через три дня ты уедешь из Эллораны.
Уеду? Так скоро?! Но куда?
– Уеду? – повторила я вслух слабым эхом.
– В одну из провинций на западе империи. На юге еще слишком неспокойно из-за присоединения новой территории.
Странно осознавать, что Феоссии фактически не существует, что ныне моя родина – лишь очередная новая территория Эллорийской империи. Очередной кусок сожженной, изуродованной земли, которой империя даже распорядится в полной мере не сумеет, через два-три года бросившись с головой в следующую «военную кампанию».
Возможно, и права Валерия. Замок из песка, красивый по-своему, но хрупкий, ненадежный. И однажды он исчезнет, смытый волной прибоя, не способный противостоять настоящей стихии.
– Тебя примут горничной в дом моих старых знакомых, – продолжил Дрэйк и каждое его слово, спокойное, взвешенное, казалось приговором. – У тебя будет своя комната, всему необходимому тебя научат. Возможно, со временем удастся что-то выяснить о твоей семье.
Я должна радоваться, плакать от счастья. Я стану свободной, уеду из столицы, у меня будет крыша над головой, работа. И со мной осталось сияние и милость Серебряной – разве можно желать большего? Я не смогу выйти замуж, однако я давно уже отказалась от мыслей о браке и детях.
Должна. Но не могу.
Я смотрела на мужчину рядом, закованного в броню строгого костюма, пыталась найти в себе хоть осколок счастья, облегчения от столь удачного стечения обстоятельств, но находила лишь горький осадок разочарования, обиды, непонятной и неуместной.
– Вы меня отсылаете? – прошептала я.
Мне повезло. Многим ли рабыням выпадает такой редкий шанс? Надо радоваться, истово благодарить, в ноги кланяясь за щедрый дар.
– Сая, ты не можешь оставаться в нашем доме и терпеть выходки Норда и дальше, – лицо Дрэйка непроницаемо. – Мы тоже не будем жить в Эллоране постоянно, рано или поздно нам придется уехать. И тебе будет лучше и безопаснее в спокойном тихом месте. Мои знакомые хорошие люди, они не станут задавать тебе лишних вопросов или попрекать.
– Дрэйк, я… благодарна, действительно благодарна вам за все, что вы для меня сделали… и делаете, но…
– И платить мне как-либо ты не должна и не обязана, тем более с учетом всего того, что… сотворил с тобой Норд.
– Дело не в плате, – возразила я.
– В чем же тогда? – мужчина посмотрел на меня вопросительно.
На мгновение я растерялась. Не знаю, как объяснить эти чувства, робкие, слабые, будто только-только проклюнувшиеся всходы. Как объяснить желание быть рядом, просто быть, не требуя ничего взамен. И нет слов, нужных, понятных. И смелости, чтобы произнести их вслух.
Безумный порыв. Но я последовала за ним, потянулась к Дрэйку, коснулась губами губ, твердых, напряженных. Секунда-другая, и порыв схлынул отливом. Я резко отстранилась, глядя на собственные колени под длинной черной юбкой.
Подбородок сжали теплые пальцы, поворачивая мое лицо обратно. Новое прикосновение к губам, заставившее потянуться опять навстречу, открыться, несмотря на ясный солнечный день, на людей, идущих по улице мимо автомобиля, на чужие взгляды.
Поцелуй жгучий, перченый. Настойчивый, но я не боюсь натиска пламени. Наоборот, мне страшно отступить, страшно оказаться одной в пустоте. Мужская рука обняла меня за талию, привлекая ближе, и я положила ладонь на плечо Дрэйку, даже сквозь слой плотной ткани ощущая жар тела.
Дрэйк отстранился неожиданно, отпустил меня. Я вжалась в спинку кресла, еще чувствуя след огня на своих губах и тончайший шлейф сандала и солнца.
– Сая, – мужчина глубоко вздохнул, помолчал.
За пределами салона голоса людей, шаги, шум другого автомобиля, проехавшего мимо. Рядом и одновременно где-то далеко.
– Мне надо вернуться во дворец.
Я не уверена, что Дрэйк хотел сказать именно это, но не возражаю. Мне и стыдно за свой порыв, и радостно. Неловко смотреть на мужчину прямо, однако я поглядываю украдкой, гадая, почувствовал ли он хотя бы половину того, что вдруг проснулось во мне, будоража разум и эмоции.
Экипаж тронулся с места, доехал до дома. На бортике фонтана сидел Стюи. Выходя из автомобиля, я кивнула молодому человеку. Закрыла дверцу и, вспомнив, наклонилась к окну.
– Дрэйк, Лиссет пригласила меня в клуб для леди сегодня вечером… – начала я.
– Да, конечно, – перебил мужчина, скользнув по мне взглядом мимолетным, вежливо-равнодушным.
– Но я не уверена, что мне можно посещать подобные места, я же не…
– Можно, не беспокойся. Приятного вечера. – Дрэйк улыбнулся, скупо, сдержанно, и экипаж выехал со двора.
– Чего это с ним? – спросил Стюи. – Не в духе?
– Не знаю. Наверное, – радость утихла, улеглась, уступив место сомнениям и предположениям. – Нордан дома?
– Был. Прикатил и снова укатил в неизвестном направлении.
– Спасибо. – Я направилась к особняку.
Быть может, не стоило проявлять инициативу? Кажется, со вчерашнего вечера я только и делаю, что преследую обоих мужчин по очереди. Но так хотелось верить, что Дрэйк не поцеловал бы меня, если бы испытывал ко мне лишь чувство ответственности. И пускай вера эта наивна и глупа.
Пускай чувства эти ничего не изменят.
Посторонний предмет на кровати я увидела с порога комнаты. Закрыв дверь, приблизилась, рассматривая загадочную вещь, прямоугольную, похожую на коробочку или шкатулку, обернутую серебристой упаковочной бумагой, перевитую голубой ленточкой с бантиком.
Подарок? Но от кого?
Я опустилась на край постели, сняла аккуратно ленту и развернула шуршащую бумагу. Книга. Толстая, в зеленой обложке, с изображением рыжей лисы над позолоченными буквами названия.
«Лисьи сказки. Полное собрание сказок, баек и легенд о лисах, их друзьях и врагах».
Улыбнувшись, я осторожно обвела лисичку пальцем по контуру, вдыхая еще витающую в комнате нотку тумана и мха.
* * *
Еще накануне, до прихода Дрэйка, мы с Лиссет успели договориться на восемь часов. Я долго выбирала платье, руководствуясь наставлениями лисицы, – любой длины, цвета, фасона и степени откровенности, главное, чтобы движения не стесняло. Но, добавила Лиссет, лучше, чтобы ух.
Ума не приложу, какой наряд может подойти под определение «ух». И зачем «ух» в месте, где собираются леди? Разумнее было бы надеть что-то строгое, скромное, сдержанных тонов и линий. Хотя Лиссет виднее, что допустимо в заведении подобного рода.
Часовая стрелка почти достигла цифры восемь, а минутная – завершала уже оборот, когда в дверь моей спальни постучали. Наверное, Пенелопа с сообщением, что приехала Лиссет.
– Войдите, – разрешила я, проведя в последний раз щеткой по распущенным волосам.
Створка открылась. И тишина.
Я обернулась.
– Я надеялся, что ты спустишься к ужину, но Пенни сказала, что ты опять куда-то собираешься, – взгляд застывшего на пороге Нордана, заинтересованный, ощутимый кожей, коснулся меня медленно падающим снегом. Неспешно поднялся по моим голым ногам, обутым в легкие туфельки на тонком каблуке, скользнул по телу в голубом шелке платья и остановился наконец на лице. – И куда ты собралась в таком виде?
Отсутствовал мужчина весь день и вернулся, похоже, недавно. Даже куртку не снял еще.
– Лиссет пригласила в клуб для леди. – Отложив щетку на столик, я провела ладонями по платью. Слишком короткое, за гранью дозволенного, по крайней мере, для Феоссии. Лиф закрытый до горла, но спина наполовину обнажена и сейчас, перед Норданом мне вдруг стало неловко в маленьком этом наряде. Зачем я позволила Лиссет купить и его? – Я… могу переодеться, если это недопустимо.
– Для дамского клуба нормально. – Мужчина приблизился ко мне, продолжая изучать пристально то ли платье, то ли меня. – В любое другое место я тебя в таком виде не выпустил бы.
– Дрэйк разрешил, – сказала я неуверенно.
– Дрэйк, полагаю, этого клочка ткани не видел. И если уж мы заговорили о разрешениях, то что-то не припоминаю, чтобы ты спрашивала позволения у меня, – Нордан бросил быстрый взгляд на прикроватную тумбочку, где лежали «Лисьи сказки». Тень облегчения, удовлетворения в темных глазах, стремительная, едва заметная, и мужчина вновь посмотрел на меня. – У меня, знаешь ли, были другие планы на вечер. И на ночь тоже.
– Лиссет пригласила меня еще вчера.
– Лисичка времени даром не теряет. Кажется, она намерена устроить тебе экскурсию по всем злачным местам города. – Подойдя вплотную, Нордан обнял меня за талию, прижав к себе. Я уперлась ладонями в грудь мужчине, не зная, чего желая в большей степени – оттолкнуть его или самой прижаться теснее. – И нам надо кое о чем поговорить, котенок.
– О чем? – я прекрасно понимала, о чем. Но что я могла ответить? По неизвестным мне причинам сияние осталось, однако случись все так, как должно было – и никто в этом доме не узнал бы о моем даре. Да и если бы узнал, прошлого не изменить и не вернуть.
– О твоих маленьких секретах, – голос тих. Дыхание касалось моих губ, рождая слабый страх и волнующее предвкушение. И стыд, царапающий терновыми плетями. – Любопытно, что еще ты скрываешь за скромно потупленным взором?
Так нельзя. Это неправильно.
Но когда его губы накрыли мои, медленно, нежно, у меня не нашлось ни подходящих слов, ни сил на возражение. Нельзя, неприлично целоваться по два раза на дню и всякий раз с другим мужчиной. Даже рабыне с неопределенным статусом. Даже с мужчинами, так или иначе называющими себя твоими хозяевами. Не с перерывом в несколько часов!
Одна ладонь поднялась по открытой части спины, вторая легла на поясницу, но лишь затем, чтобы спустя мгновение соскользнуть ниже. Неторопливость, теплые, пастельные оттенки поцелуя погружали в приятное расслабленное состояние, легчайшими мазками незримой кисти закрашивали страх, стыд, запоздалые мысли об аморальности…
Новый стук в дверь показался раскатом грома. Я вздрогнула, отстранилась, пытаясь выпутаться из объятий, но Нордан удержал меня, оглянулся вопросительно на Пенелопу на пороге комнаты. Девушка отвела руку от оставшейся открытой створки, посмотрела на меня невозмутимо.
– Лиссет Элери приехала.
– Я… сейчас, – едва слышно произнесла я, чувствуя, как потеплели щеки.
Пенелопа кивнула и ушла.
– Я… – я глубоко вздохнула. Под правой моей ладонью неровно, учащенно билось сердце. – Я могу пойти с Лиссет в клуб?
– Можешь. Только не вздумай заигрывать с…
– С другими мужчинами, иначе ты им что-нибудь сломаешь.
– Запомнила, умница, – усмешка, но не едкая, не отравляющая злым сарказмом. И поцелуй в уголок губ.
– Это клуб для леди, с кем там заигрывать? – я подняла ресницы, посмотрела удивленно на Нордана.
– Увидишь. – Мужчина неохотно отпустил меня.
Следуя указаниям Лиссет, я надела длинный черный плащ, шляпку. Застегнула пуговицы на плаще, взяла сумочку. Повернулась к наблюдающему за моими сборами Нордану.
Стоит ли пытаться понять его? Пенелопа говорила, что Нордан бывает странным. Непредсказуемым. Я не знала, не могла предположить, что придет ему в голову в следующий раз, в следующую секунду. И если задуматься, то, по сути, этот знак внимания, что лежал сейчас на тумбочке, – мелочь, незначительная по сравнению со всем произошедшим ранее. Однако папа часто повторял, что общая картина складывается из мелочей, из сотен подчас мало связанных между собой деталей. Леса без деревьев не бывает.
– Благодарю. За подарок. Мне действительно понравилась книга, – выпалила я на одном дыхании и покинула комнату быстро, почти бегом, смущенная собственными словами и фактом, что я решилась поблагодарить Нордана.
Спустилась в холл к Лиссет, одетой в похожий черный плащ и в шляпке на рыжих волосах. Взяла лисицу под локоть, потянула к выходу.
– Поехали отсюда поскорее, – попросила я.
– К чему такая спешка?
Мы вышли из особняка, пересекли двор.
– Я сегодня поцеловала Дрэйка, – призналась я шепотом.
– Да? Так это же хорошо, – обрадовалась Лиссет.
– И только что целовалась с Норданом.
– Вообще замечательно!
– Лиссет, это плохо! – Я остановилась перед автомобилем лисицы, привычно дожидающимся по другую сторону распахнутых ворот. Посмотрела настороженно на невозмутимого водителя и добавила совсем тихо: – Мне кажется, я что-то чувствую к Дрэйку…
– Тут я, скажем, не удивлена.
– И Нордана уже не боюсь. По крайне мере, не так, как прежде. И… и у меня осталось сияние… то есть дар. И Нордан его видел. Все это ненормально, так не должно быть, ни сияния, ни… остального.
– Спокойно. В клубе поговорим, а то я не могу отделаться от ощущения нехорошего ледяного взгляда.
Нордан наблюдает за нами? Надеюсь, члены братства не слышат на таком расстоянии.
Я не решилась обсуждать что-либо в присутствии водителя и старалась пореже смотреть на Лиссет, сидящую рядом, улыбающуюся лукаво. Наверное, было бы проще, если бы поцелуй одного из мужчин оставил меня равнодушной. Но мне понравились оба и от одной только мысли, неправильной, возмутительной, начинали пылать даже не щеки – все лицо.
Автомобиль остановился перед двухэтажным белостенным зданием на тихой узкой улице. Выйдя из салона и махнув водителю, Лиссет повела меня к входу за низкой фигурной оградой и зеленым ободком палисадника. Я проводила взглядом отъехавший назад экипаж, подняла голову, рассматривая темные, без единого огонька, окна на фасаде, балкон с цветочными ящиками. Три ступеньки, резные столбы, поддерживающие навес над крыльцом, свет фонаря под козырьком. Лисица позвонила в серебряный колокольчик и дверь, черная, определенно железная, сразу приоткрылась, являя невысокую женщину в строгом коричневом платье. А я едва одета, не считая плаща.
Лиссет показала женщине браслет, черной с серебром полоской перечеркнувший тонкое белое запястье. Женщина посторонилась, пропуская нас. Дверь тяжело закрылась за нашими спинами, щелкнули замки.
Холл, небольшой, светлый, пустынный. Ведущая на второй этаж лестница, живые цветы в вазах, накрахмаленные белоснежные салфетки на столиках. И гулкая тишина вокруг, нарушаемая лишь тиканьем напольных часов в углу. Следуя за женщиной, мы прошли под лестницу, где в тени скрывалась другая дверь. Отворилась сама, бесшумно, и лисица, кивнув женщине, шагнула через порог, увлекая меня в непроглядную черноту проема. Я не успела зажмуриться, окунулась с головой во тьму. Но тьма отступила, схлынула, оглушая слишком громкими после тишины звуками. Голоса, смех, музыка, слабый перезвон бокалов. Неяркий свет пульсирующих под потолком белых огоньков, сбегающая вниз лестница.
– Лиссет, ты уверена, что мы… пришли по адресу?
– Уверена. Я здесь бываю раз в неделю-две точно, так что не волнуйся, попали по адресу.
– А Хейзел здесь бывает?
– Нет. Хейзел предпочитает места, ориентированные больше на людей. А здесь заведение для нашей братии. Точнее, сестричества.
Лестница закончилась в небольшом помещении с гардеробом.
– Шель, раздевайся смелее, из мужчин здесь только обслуживающий персонал да так называемые личные мальчики, но они видят лишь своих хозяек.
– Личные мальчики? – я посмотрела растерянно на лисицу. Под плащом у Лиссет темно-синее платье, с оборками, короткое – короче моего, – обнажающее ноги выше колен.
– Некоторые ходят сюда со своими игрушками – мужчинами, чаще всего рабами, иногда зачарованными. Они и любовники, и что-то вроде пажей, и подчас доноры. Зрелище для нас не самое приятное, знаю, поэтому заметишь – постарайся не обращать внимания. У определенных видов это своего рода норма, а мы собираемся здесь не для осуждения чужих потребностей и традиций.
Я расстегнула плащ, сняла шляпку и передала вещи девушке-гардеробщице. Получила деревянную пластинку с номером, положила рассеянно в сумочку.
Этот мир я не знала. Никогда не читала о нем, потому что о подобном не пишут в старых летописях и книгах, не упоминают в исторических хрониках и приключенческих романах. Никогда не слышала, не догадывалась даже о его существовании. И все же погружалась сейчас в его глубины, темные, неведомые мне.
– Говорила же, что это платье обязательно пригодится, – похвалила лисица, и мы прошли из гардероба в зал, скрытый за занавесью из разноцветных стеклянных шариков.
