Текст книги "Наложница огня и льда (СИ)"
Автор книги: Наталья Кириллова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
Эдуард лежал неподвижно, и я отчаянно пыталась собраться с силами, чтобы проверить, жив ли он. Неужели я и впрямь могла убить его?!
Нордан приблизился к телу, наклонился, коснувшись шеи молодого человека.
– Пока жив, но можно исправить, дабы не плодить свидетелей, – предложил мужчина, вытирая испачканную в чем-то руку о жилет резкими, раздраженными движениями.
– Не смейте! – взвизгнула девушка. – Ради богов, что вы натворили?! Вы хоть понимаете, что наделали?!
Голос Валерии все громче, отчаяннее, истеричнее. Девушка оглянулась, вскрикнула, отвернулась поспешно, бледная, с дрожащими губами.
– О боги… Всеблагая Гаала, мать всего сущего на земле, защити детей своих… Что теперь будет, что теперь будет?.. Что вы наделали?! Вы… вы чудовище!
В потемневших глазах Нордана отразилось недовольство, мрачное, чуть-чуть усталое. Недовольство того, в ком срывающиеся обвинения вызывают не чувство стыда, раскаяния в содеянном, но лишь глухую злость. Мужчина выпрямился, однако Валерия отшатнулась от него, указывая трясущимся пальчиком.
– Не подходите ко мне, вы, монстр подземного мира! Чудовище!!
Я обернулась к девушке и молча ударила ее по щеке. Валерия замерла, прижав ладонь к покрасневшей от пощечины коже. Нордан посмотрел на меня удивленно.
Опять не ожидал?
– Если не очухается сейчас от этих воплей, то может считать, что ему крупно повезло. – Мужчина пнул Эдуарда небрежно носком ботинка. – Наследница, ты его предупредила, что будешь сегодня на маскараде?
– Д-да…
– Замечательно. Значит, на стоянке кто-то да есть. Как и по всему дому. Дирг знает, сколько их тут вообще. – Нордан направился к окну, открыл одну створку. – Надеюсь, желающих вернуться на маскарад нет.
Окна первого этажа расположены, к счастью, невысоко. Мужчина спрыгнул на землю первым, затем помог спуститься нам.
Я старалась не смотреть. Действительно старалась. Но не удержалась, скользнула быстрым взглядом. И стиснула зубы, давя вскрик, сглатывая противный вязкий ком.
Одно тело. Другое, с разорванным горлом. И третье, без головы. Кровь. Ледяные осколки, покрывавшие, казалось, пол по всей галерее.
И когда я последней спрыгнула с карниза в руки Нордана, готовые подхватить меня, я заметила на пальцах не вытертую до конца кровь, темные пятна на манжете. Я отвела глаза, но скрыть дрожь не смогла.
– Я же просил, – горечь укора.
– Извини. Но ты не думай, я… видела трупы прежде, – не такие. Принявшие яд жрицы казались даже не умершими – лишь уснувшими на некоторое время, настолько спокойными, умиротворенными были их лица. Син не сопротивлялся толком захватчикам, а когда нас везли в империю, бои уже нигде не шли, павшая Феоссия побитой собакой зализывала раны, не совместимые с прежней жизнью. – Все хорошо. Я не собираюсь закатывать истерику, – я подняла глаза, встречаясь с взглядом напряженным, выжидающим. – Ты сам в порядке?
– Три обычных человека – даже разговаривать не о чем, – взгляд потеплел.
Наверное, я обезумела по-настоящему. Потому что только безумная может в этой странной, страшной ситуации радоваться, что мужчина, на руках которого кровь трех убитых человек, не пострадал.
И лишь Серебряная ведала, сколько еще крови там, во тьме прошлого.
Валерия склонилась над землей возле высоких стрел мальвы. Выпрямилась не сразу, откашлялась, вытерла губы голой рукой. Я попыталась машинально поискать у себя платок, но вспомнила, что он остался в кармане жакета.
Сумерки сгустились, прохлада усилилась, вызывая зябкие мурашки даже у меня в плотной кожаной куртке. Нордан снял сюртук, бросил Валерии. Девушка поймала, надела молча. Держась подальше от падающего из окон света, мы обошли дом. Во дворе перед фасадом горели фонари, среди автомобилей, теснящихся, подобно своим хозяевам в зале, прохаживались два человека в костюмах лакеев. Наш экипаж в стороне от парадного входа, но прежде следовало пересечь открытое, широкое, хорошо освещенное пространство между углом дома и противоположным краем площадки, где тянулся ряд автомобилей.
– По крайней мере, они не рассчитывали, что наследница притащит с собой целый эскорт. Не думаю, что они вообще предполагают, будто будущая императрица откажется от столь ценного кандидата в мужья и сумеет сбежать, – мужчина осмотрел двор, шагнул было вперед, но я коснулась осторожно локтя под белой тканью рубашки.
– Подожди. Если оставить здесь… кучу трупов, то за несчастный случай это никак не сойдет, – возразила я.
– Это уже за него не сойдет. Так что одним больше, одним меньше… И надо бы поторопиться, пока этот несостоявшийся консорт не очнулся.
– Я могу попробовать.
– Попробовать что?
Не ответив, я закрыла глаза, стараясь собраться, сосредоточиться. Мы видели, как делали это старшие жрицы, как наставницы показывали послушницам, готовящимся к посвящению. Мы повторяли тайком, в храмовом саду и ни у одной из нас не получалось как следует, как должно. И все же я хотела попытаться.
Сияние копилось в ладонях и мне не надо смотреть, чтобы знать, как свет на моих пальцах наливается спелыми плодами, разрастается, раскидывая серебристые нити. Как стелятся они по каменному настилу, как переплетаются между собой тончайшей вязью, как тянутся по двору белой паутиной.
Площадь двора велика. Здесь не храмовый сад, уютный, надежно защищенный высокой каменной стеной, рядом не пытливо наблюдающие подруги, готовые подхватить эстафету, и создать надо не клочок не больше носового платка размером. Но я продолжаю упрямо, направляю свет, сама становлюсь белой сетью. Поднимаюсь вместе с ней, тянусь снова и снова. Меня нет, есть молочная пелена, что накрывает, заполняет двор, смазывает очертания дома, автомобилей, подстриженных ровно кустов по периметру площадки, гасит фонари, безмолвно окутывает заволновавшихся, непонимающих людей. Пелена сгущается, уплотняется. Лунный свет умеет изменять, искажать привычное, являя в неверном своем сиянии то, что никогда не предстало бы, не открылось бы в лучах солнцах.
– Все. – Прикосновение к пальцам вырвало вдруг из серебряного омута, заставило ощутить вновь собственное тело, биение сердца, дыхание. – Этого более чем достаточно.
Я открыла глаза. Двор, дом, экипажи, люди – все исчезло в тумане. Ближайшие фонари казались пятнами, расплывчатыми, бледными, словно издалека доносились возбужденно, настороженно перекликающиеся голоса. Нордан взял за руку меня, я нашла и сжала безвольную ладошку Валерии, и мы погрузились в туман, будто в воду. Бегом сквозь пелену, плотную настолько, что ничего не видно даже на расстоянии вытянутой руки. Наш автомобиль – искать не пришлось, мужчина сразу привел к нужному экипажу. Быстрый пасс, уже замеченный мной ранее, на стоянке в парке, и только затем Нордан открыл заднюю дверь, пропустил Валерию в салон. На шум мотора люди ответили громкими резкими окриками, автомобиль выехал из ряда экипажей, развернулся и углубился в туман. Черный смазанный силуэт с бранью едва успел убраться из-под колес. Поворот, и автомобиль покинул тонущий во мгле двор, лишь задев правым боком живую изгородь на выезде.
– И долго эта штука будет действовать?
– Недолго. Должна. Я… не знаю точно. – Я вцепилась в край сиденья, чувствуя, как задрожали предательски руки. – Мы… нас не успели научить созданию Шепота Серебряной.
– Поэтичное название, – Нордан бросил взгляд в боковое зеркало и одной рукой снял маску. – Надоела, зараза. Но ты же сделала.
– Мы видели, как создавали Шепот наставницы… Естественно, мы пытались повторить, но… у нас никогда не получалось… тем более вот так, – дрожь передавалась телу, и я сильнее сжимала пальцы на кожаной обивке кресла, отчаянно стараясь не сорваться подобно Валерии.
– Если бы я тебя не видел в тот момент, то решил бы, что это кто-то из нас.
Смысл сказанного я поймала не сразу.
– Из вас?
– Из братства. Немного неуверенно, но весьма похоже. Ты же не станешь убеждать, что ваша магия сугубо человеческого происхождения?
– Сияние – милость Серебряной, высшая честь, благо и ответственность, которыми наша госпожа может одарить сестер своих, – повторила я одно из изречений храмового устава.
– Знаешь, что такое человеческая магия? Это диргова туча заклинаний на давно устаревших языках, схем, ритуалов со свечами, пентаграммами и призывами ко всем известным и не очень богам, – объяснил мужчина. – То есть далеко не то же самое, что ты сейчас продемонстрировала.
Я обернулась к девушке. Валерия сидела среди нашей перемешавшейся одежды, запахнувшись в сюртук, слишком большой для хрупкой миниатюрной девушки. Растрепанные волосы, бледное лицо, безучастный взгляд затравленного зверя. Я хотела что-то сказать наследнице, утешить, ободрить, но поняла вдруг, что общие фразы на самом деле пусты, бессмысленны, а настоящих слов поддержки, способных помочь раненому сердцу, облегчить боль, нет. И я с грустью отвернулась, тоже сняла порядком утомившую маску.
– Надеюсь, у них хватит мозгов не бросаться в погоню за нами, – заметил Нордан.
Я тоже надеюсь, что преследовать нас не станут. Что мы доберемся благополучно до Эллораны. Что мне удастся этой ночью хоть на минуту остаться в тишине и покое своей спальни, где никто не увидит моего страха, моих слез.
До города мы не доехали.
На полпути закончился бензин.
Глава 10
Ночь холодна. Темна. Непроглядна.
Ночь тянется неспешно, усыпая черный небосвод бледными звездами, и ленивые движения ее по-своему грациозные, завораживающие.
Остатков топлива хватило, чтобы съехать с дороги, остановившись за кустами низкими, чахлыми, торчащими неровными лишаистыми пятнами вдоль обочины. Но ночь бывает милостива к тем, кому случается разделить с ней ее время. Ночь укрывает тьмой и нечастые автомобили, проезжающие мимо, нас не видят. Я понимаю, что, будь Нордан один, он едва ли стал бы сидеть в салоне до утра, но две уставшие, беспомощные девушки ограничивают выбор возможных решений. Никто из нас не хочет рисковать, выходя на дорогу, потому что нет полной уверенности, что люди герцога не поедут следом. Что мы не столкнемся с возвращающимися с маскарада гостями. Теперь я знаю точно, что Нордан защитит в любом случае, при любом раскладе – если не Валерию, то меня, но я не готова снова видеть изувеченные тела. И чувствую, что мужчина тоже не стремится показать вновь эту сторону себя без веской необходимости. Меня испугало, с какой легкостью, не останавливаясь на полумерах, Нордан убивал. Как спокойно говорил об этом. Я впервые задумалась, что в его случае предложение убить кого-то – не шутка, не фигура речи, не брошенная в сердцах фраза.
Но все же я не могу ни осуждать, ни обвинять его. Ни бояться, как прежде.
В конце концов, Валерию сморил сон. Девушка свернулась калачиком среди одежды, маленькая, несчастная, и я, протиснувшись между спинками передних сидений, накрыла ее ноги своим жакетом. Нордан обнял меня, и я с благодарностью прижалась к теплому боку, положила голову на плечо, не размышляя уже, что служит причиной этих жестов, так резко ставших естественными, необходимыми.
Ночь холодна и диктует свои правила.
– В ближайшие два-три часа нас должны найти.
– Кто?
– Хотелось бы, чтобы Дрэйк. Как-то я не в настроении разбираться еще и с Октавианом.
– Как Дрэйк узнает, где нас искать? – удивилась я.
– Я позвонил домой из магазина. Сказал Пенни, если мы к полуночи не вернемся, то пусть передаст Дрэйку, что мы в поместье «Алая мальва» и, вполне возможно, будущее империи пора спасать, – мужчина помолчал и уточнил подозрительно: – Ты ведь знаешь, что такое телефон?
– Знаю. Смутно. В Сине не было ни автомобилей, ни телефонной связи. Говорили, что только в столице начали появляться, а Син маленький провинциальный город. До него все долго доходило.
Даже война.
– Единственная неувязка, что во дворце уже давно узнали о побеге наследницы и Дрэйк может задержаться. В крайнем случае, поймаем утром попутку подружелюбнее.
Миновала ли полночь?
– Почему ты называешь меня котенком? – странный вопрос, но я все-таки решилась задать его. – Почему не кошечкой, например?
– Потому что ты похожа на котенка, маленького, пушистого и не понимающего, с какими целями его подобрали на улице и принесли домой. Ты забавно шипишь, – усмешка в голосе. – Тебя приятно гладить. А кошечка – звучит пошловато. Киска – вообще сомнительно.
И что сомнительного во вполне невинном слове «киска»?
Справа расстилалось поле, исчезая краем во тьме. Ночь плела свою паутину, успокаивая нервную дрожь, развеивая оставшуюся от пережитого муть страха. Шептала вкрадчиво, что сон – лучшее лекарство.
– И кстати, котенок, надеюсь, в твоем плотном графике встреч нет какого-нибудь очередного мероприятия этак… на всю следующую ночь?
– Нет, – сон не только лечит. Сон помогает коротать время.
– Значит, считай, что ты занята. На завтрашнюю ночь. А там посмотрим.
– И что будет?
– Попробуй поспать. Если что, я разбужу.
– А ты?
– Мы можем дольше обходиться без сна, чем обычные люди. Не переживай.
Чувствую, как Нордан обнял меня крепче, теснее прижимая к себе. Я потерлась щекой о его плечо, закрыла глаза, проваливаясь в сон с запахом тумана и ночи.
И проснулась резко, словно вырванная рывком из воды.
– Просыпайся, котенок, – тихий шепот рядом. – Наш благородный рыцарь-спаситель в сияющих доспехах наконец-то явился. И даже с верным оруженосцем.
Кажется, прошло совсем немного времени, сон мой не длился дольше нескольких минут, но, подняв голову, оглядевшись, я поняла – уже утро. Раннее, серое. Небо над зеленым полем хмурилось белесой мглой, ночной сумрак уступил место густой дымке, застилавшей горизонт. За кустами виднелись два черных автомобиля. И лицо Бевана с широкой радостной ухмылкой, склонившееся к окну со стороны Нордана.
– Вот вы где. А мы ночью мимо вас проехали.
Я отодвинулась от мужчины, не столько смущенная присутствием Бевана, сколько раздраженная. На заднем сиденье зашевелилась Валерия, и взгляд Бевана обратился на девушку.
– Вы только посмотрите, кто тут у нас. А мы ее ищем уже Дирг знает, сколько часов. Октавиан каких только кар не пообещал, если с прелестной головки его драгоценной дочери упадет хотя бы волос. Катаринна в истерике, ее доктор назначил ей успокоительные с не выговариваемыми названиями. Бедные юные фрейлины ревут в три ручья и клянутся всеми богами, что ничего не знали о планах наследницы.
Дверь с моей стороны открылась. Я приняла предложенную руку, теплую, уверенную, вышла из салона. И лишь сейчас осознала, как ужасно выгляжу. Странное голубое платье, мужская куртка, растрепанные волосы.
– Все в порядке, Сая? – спросил Дрэйк негромко.
– Да, – прошептала я, глядя на примятую траву под моими сапожками.
Хлопок двери водительского места.
– Что-то вы не торопились, – заметил Нордан резко.
– Зато мы успели съездить в само поместье, расспросить тамошних слуг и гостей, кто, естественно, был еще в состоянии внятно разговаривать, – ответил Беван. – Имели сомнительное удовольствие полюбоваться на дело рук твоих.
– Ты неаккуратен, Норд, – голос Дрэйка холоден, полон сдерживаемого недовольства. Но мои пальцы по-прежнему в его ладони, впитывали тепло.
– Извини, как-то не было ни времени, ни возможности интересоваться целью их визита. Считай, что это была самозащита.
– А нам пришлось наводить порядок после твоей самозащиты, – парировал Беван.
Я вздрогнула невольно, вспомнив о телах, и ладонь сжалась крепче.
– Норд.
– Что еще? Может, цветы там надо было полить?
– Ничего. – Дрэйк неожиданно обнял меня второй рукой за плечи, окутывая теплом и сандалом, повел к дороге. – Беван, отвези Валерию во дворец. Мы будем позже. Сая поедет со мной.
– А с кем поеду я? Мы здесь всю ночь сидели отнюдь не ради любования звездами.
– Можешь пешком пройтись. Полезно для здоровья.
Холод ночи не рассеялся, но мне кажется, что воздух за нашими спинами застывает кусками льда.
Мы вышли на пустынную еще дорогу, Дрэйк распахнул передо мной дверцу заднего места первого автомобиля. Экипаж другой, не тот, на котором Дрэйк ездит обычно. Этот больше и стекла на дверях темные, не позволяющие рассмотреть как следует водителя и пассажиров.
– Сая, ты уверена, что все в порядке?
– Да.
– То, что Норд почти деликатно назвал самозащитой…
– Это действительно была самозащита. – Я обернулась, посмотрела в глаза Дрэйку. – Эдуард пытался уговорить Валерию сбежать с ним и, когда она отказалась, попробовал увести силой. Я не думаю, что те люди не стали бы нас трогать. Едва ли им нужны были свидетели.
– Столь радикальное решение проблем не всегда уместно, – возразил мужчина. – И дело даже не в том, насколько это было необходимо в той ситуации. Юным девушкам не следует видеть… таких вещей.
– Я не боюсь.
– Сая, иногда Норд… слишком увлекается. Есть разница между самозащитой и убийством ради убийства. И мне не хотелось бы, чтобы ты пострадала. Даже случайно. Даже несильно.
В темной глубине тревога огненным всполохом и мне неожиданно приятна мысль, что Дрэйк за меня волновался.
Позади послышались шаги, и я села в автомобиль. Дрэйк закрыл дверь, занял водительское кресло. Несмотря на темные стекла, изнутри хорошо видно, что происходит за пределами салона. Беван отвел Валерию, растрепанную, по-прежнему в сюртуке, отрешенную, ко второму экипажу. Следом из-за кустов вышел Нордан, сел на переднее пассажирское место в нашем автомобиле, нарочито громко хлопнув дверью.
– Пожалуй, мое здоровье и без пеших прогулок обойдется.
Дрэйк промолчал.
И не проронил ни слова до самого дома. Под тяжелым, неприязненным взглядом Нордана проводил меня в мою комнату. Попросил ни о чем не беспокоиться и велел отдыхать. Но даже уединение собственной спальни, еще недавно столь желанное, не смогло унять тревоги. Пометавшись по комнате, я сняла куртку, отнесла ее в спальню Нордана. Затем спустилась на первый этаж. В гостиной два выхода – в коридор и в маленький зал с фортепиано. Я прошла в зал, остановилась перед дверью. Плотно закрытые створки не глушили разговора на повышенных тонах, не надо приникать к замочной скважине или щели, чтобы расслышать каждую фразу, каждое обвинение.
– И что я, по-твоему, должен был сделать? – в голосе Нордана вызов, с трудом сдерживаемая злость. – Дождаться, пока эта малолетка перейдет к крайне трогательному в ее нежные годы, но от того не менее банальному шантажу?
– Ты должен был выслушать ее, выразить согласие и готовность помочь, усадить в машину и отвезти во дворец, где необходимо было передать Валерию семье и рассказать обо всем императору. Проблемы с дочерью Октавиан должен улаживать сам, нас они до поры до времени не касаются. Ты не должен был подвергать опасности ни единственную наследницу имперского престола, ни, тем более, Саю, – Дрэйк спокоен, но я чувствую, спокойствие это показное, покрытое уже паутиной трещин, готовое рассыпаться осколками в любой момент.
– Я вполне способен защитить свою собственность.
– Пока я видел прискорбно мало подтверждений данного заявления.
– И попутно раскрытый заговор никого не удовлетворит?
– Октавиана – возможно. Меня – да. Как члена братства. Но как человека, отвечающего за беззащитную девушку, которую ты имел неосторожность укусить, – нет. Я уже говорил, что Сая должна уехать. Так будет лучше для нее. Не стоит вмешивать ее в придворные игры.
– Какое трезвое и, главное, своевременное замечание! Разве не ты первым вывесил ее перед длинным носом всего двора с императорской семейкой во главе?
– Один выезд на официальный бал ничем ей не грозил. В отличие от твоей безрассудной, бездумной авантюры, – короткая пауза, шаги по гостиной. – Завтра Сая уедет. А теперь будь добр, переоденься. Нас ждут во дворце. Мы с Беваном и так еле уговорили Октавиана не предпринимать пока никаких действий.
– Она никуда не поедет, – теперь голос Нордана напряжен, но ровен. – Ни завтра, ни послезавтра, ни вообще куда-либо без моего ведома. Видишь ли, у моего укуса обнаружился весьма занятный нюанс. Между нами образовалась парная привязка. Дирг знает почему, но факт остается фактом – привязка есть, и она влияет на нас обоих, мы оба ее чувствуем. Соответственно, ни о каком отъезде и речи быть не может.
Стремительные шаги. Хлопок ведущей в коридор двери.
Тишина, вокруг и за створками, нарушаемая лишь громким стуком моего сердца.
Глубоко вздохнув, я открыла дверь, переступила нерешительно порог. Дрэйк стоял возле кресла с брошенным на спинку синим пиджаком, глядя в пустоту. На лице печать удивления, недоверия, задумчивости.
– Дрэйк? – позвала я неуверенно.
Новый удивленный взгляд.
– Я… не подслушивала, но…
– Мы громко разговаривали. – Мужчина улыбнулся, но невесело, с каплей затаенной горечи. – Полагаю, ты знала о привязке?
– Дамалла сказала. Она подруга Лиссет и суккуба и…
– Мы знакомы. Привязка многое меняет. Все меняет, – Дрэйк помолчал и спросил вдруг, посмотрев на меня пристально, изучающе: – Ответь честно, Сая, ты хотела бы уехать?
Я закрыла дверь, приблизилась к мужчине.
– Да, – я перебирала мысли, пытаясь найти верную, складывала слова, составляя ответ, что шел бы от сердца, выражал мои чувства. – Я хотела бы уехать. Домой, в довоенную Феоссию. Даже не в храм, а в Тишшу, городок, где я жила с родителями. Вернуться в наш дом, к маме с папой, и чтобы ничего этого не было. Ни войны, ни рабства, ни неизвестности. Но это невозможно. Прошлого не изменить и как было прежде, уже никогда не станет. Тишшу фактически стерли с карты Феоссии во время бомбежек. Мой дом разрушен. Быть может, и родителей моих нет среди живых. Уезжать же в другое место… чужое, незнакомое, где я останусь совсем одна… опять… Я не хочу. Не только из-за привязки или из-за запрета Нордана. Несколько дней назад я радовалась бы такому редкому шансу, но теперь… теперь мне страшно оставаться одной и… и…
Слова закончились, уступив место побежавшим по щекам слезам. Я опустила поспешно глаза, попыталась отвернуться, но Дрэйк неожиданно обнял меня, привлек к себе, и я уткнулась лицом в его плечо, не сдерживая уже рвущегося с рыданиями страха.
Страха остаться вновь совсем одной в неизвестности.
Страха прошедшего вечера.
Страха перед прошлым, настоящим и будущим.
Я ревела в голос, не стесняясь, цепляясь отчаянно за мужскую рубашку, ощущая смутно, как теплые ладони гладят меня успокаивающе по вздрагивающей спине, как Дрэйк прижимает бережно, говорит что-то негромко, ласково, хотя слов разобрать я не могла. Не разрывая объятий, опустился осторожно в кресло, усадил меня к себе на колени. Не знаю, сколько я плакала, но постепенно рыдания, дрожь стихли, и я лишь всхлипывала, действительно чувствуя себя котенком, только что взятым домой из-под ливня, мокрым, взъерошенным и беспомощным.
– Вам же… во дворец надо, – вспомнила я вдруг.
Вместо этого сидит со мной, терпеливо пережидая мои слезы.
– Ничего страшного, подождут.
– Я вам… рубашку промочила.
– Другую надену.
– Мужчины не любят женских слез, – я шмыгнула носом.
И я всегда избегала плакать при посторонних. Другим не нужно ни видеть, ни знать моих слез, страхов, боли.
– Слезы тоже бывают разными. – Дрэйк выпрямился, одной рукой вытянул из-за спины пиджак, положил на подлокотник, достал из кармана носовой платок и подал мне. Я взяла, вытерла лицо. – Легче?
– Да. Благодарю.
Внутри пусто, но и страха, тревоги нет. Не навсегда, вскоре они неизбежно вернутся, однако сейчас я могла заполнить пустоту чем-то иным.
– Не за что. – Мужчина коснулся волос возле моего лица, поправил.
Жест бессодержателен, но я ощущаю тепло рядом со щекой и не хочу чувствовать его лишь на расстоянии. Даже на таком малом.
– Вы меня не отошлете?
– Привязка не позволит. – Пальцы продолжали перебирать длинные черные пряди. Карие с огненными искрами глаза затягивали, и я с радостью, охотно погружалась в темный омут, ища ответы на мучающие меня вопросы.
– Только из-за привязки?
– Сая, вероятно, ты не представляешь до конца, что такое парная привязка. Она действует на обоих. Равноценно.
И, словно вопреки сказанному, я все-таки повернула лицо, позволяя пальцам коснуться моей щеки. Лишь на мгновение, а затем Дрэйк аккуратно ссадил меня с колен. Поднялся сам, взял пиджак. Будто по команде распахнулась дверь в коридор, являя Нордана, успевшего сменить маскарадный костюм на обычную свою одежду.
– Едем или к Диргу Октавиана?
– Едем, – подтвердил Дрэйк и покинул гостиную.
Нордан полоснул по мне взглядом мрачным, колким, точно старый лед, и тоже вышел, закрыв за собой дверь.
Я присела на подлокотник кресла, теребя платок, прислушиваясь к удаляющимся шагам. Когда Нордан успел спуститься? Я ведь не слышала шагов перед тем, как он открыл дверь. И мужчина говорил, что определяет мое настроение по запаху. Едва ли он мог не заметить сильного эмоционального всплеска, а значит…
Стоял под дверью. Чувствовал. Но не вошел прежде, чем я выплакалась. На плече другого мужчины. И сейчас ничего не сказал.
И если привязка действует на нас одинаково, то, получается, нет ни связанного, ни связующего. Мы связаны как пара, как равноправные партнеры, что бы это ни значило. Только робкие чувства к Дрэйку продолжали тянуться упрямо к солнцу, к теплу, вопреки его собственной сдержанности, вопреки привязке, вопреки влечению к Нордану. Вопреки всему.
* * *
Мужчины отсутствовали весь день. От Пенелопы я узнала, что она пыталась связаться с Дрэйком еще до полуночи, но императорская резиденция не то место, куда можно дозвониться легко и быстро. Сама я большую часть времени провела в своей комнате, подолгу глядя в раскрытую книгу, но не различая букв, не понимая смысла.
Что будет с Валерией? Найдут ли Эдуарда и его отца? Я не сомневалась, что молодой человек покинул поместье до приезда Дрэйка и Бевана, да и герцог, узнав о провалившемся заговоре, не станет ожидать смирно визита императорских гвардейцев.
Что скажет Нордану Октавиан? Ведь потакание капризу наследницы, поставившее под угрозу если не жизнь девушки, то ее честь и будущее страны, не может остаться безответным, безнаказанным.
Все ли в порядке с Пушком?
И что ждет меня? Известно ли на самом деле Валерии о моем статусе рабыни? Расскажет ли она о сиянии?
Множество вопросов и ни одного ответа.
Удивительно, но Дрэйк и Нордан вернулись к ужину.
Первый ужин втроем. В молчании, наполнившем столовую тучами хмурыми, тяжелыми. Под аккуратный перестук столовых приборов. Под скрещивавшиеся иногда взгляды мужчин. Без защиты книг и газет.
Нордан закончил трапезу первым, вышел стремительно. Я выждала минуту-другую и, отложив вилку с ножом, лишь тогда решилась спросить:
– Дрэйк, могу я узнать, все ли… хорошо с Ее императорским высочеством?
– Хорошо настолько, насколько возможно в сложившейся ситуации. Но глаз теперь с нее не спустят. Ройстона ищут – и герцога, и старшего сына. Имущество и банковские счета арестованы, прислугу допрашивают, однако супруга герцога вместе с младшими детьми покинула империю буквально день назад – потребовалось срочно навестить дальнюю больную родственницу в Виатте, а солидная часть денег переведена в заграничные банки, – Дрэйк усмехнулся. – Ройстон сильно рисковал, делая ставку на столь ненадежный план.
– Поэтому заранее подготовил пути отступления, – произнесла я негромко.
– Вряд ли он действовал в одиночку, полагаясь лишь на обаяние сына. Независимо, согласилась бы Валерия сбежать с Эдуардом или ее пришлось бы увести против воли, кто-то еще, помимо коллег по оппозиции, должен был поддержать герцога в его дальнейших притязаниях на трон. Вернее, на место подле трона, – мужчина помолчал и продолжил: – Об этом известно очень ограниченному кругу лиц, даже Валерия ничего не знает. Октавиан болен и на нынешней стадии болезнь эта уже не лечится. Мы не можем точно предположить, сколько ему осталось, по самым благоприятным прогнозам выходит пять-шесть лет, не более. Возможно, ограниченный круг с некоторых пор не так и ограничен.
Понятно, почему наследницу выдадут замуж после восемнадцати. Юная девушка не сможет в одиночку управлять страной, а советников вокруг окажется слишком много и советы их будут противоречивы. Понятно, почему герцог рискнул. Год-другой ожидания грозил обернуться появлением нежеланного консорта, влиять на которого, в отличие от неопытной Валерии или собственного сына-марионетки, будет непросто.
– Что с Пушком?
– Пес… сильно беспокоился, особенно когда заметили отсутствие Валерии, но без нее никто не решился приблизиться к нему, да он и не подпускал никого. Пытался сбежать, едва не укусил одну из фрейлин, напал на охрану Валерии. Пушку ввели несколько доз снотворного и заперли. Сейчас он проснулся и находится с хозяйкой. Сая, я говорил с Ее императорским высочеством. В поместье ты никогда не была, не встречалась вчера с наследницей и никуда с ней не ездила.
– Простите? – я взглянула удивленно на Дрэйка. – Но как же…
– Валерия ничего не расскажет.
– А Нордан…
– Поддержал мое предложение не упоминать о твоем участии в побеге Валерии.
– Но она прислала цветы с…
– С красивой открыткой с наилучшими пожеланиями, где также поделались благоприятным впечатлением от вашего общения во время аудиенции и выразила желание как-нибудь пригласить тебя на чашечку чая, – мужчина пристально посмотрел на меня. – Понимаешь, Сая?
– Да, конечно, – медленно кивнула я.
– И обратилась она к Норду потому, что наслышана о его, скажем так, репутации бунтаря. Заподозрив неладное, он согласился отвезти Валерию к Эдуарду, дабы вывести того на чистую воду. Заговор раскрылся, но, увы, Эдуарду удалось сбежать.
Нордан поехал только из-за меня. Впрочем, императору не обязательно знать о таких нюансах.
– Они поверили?
– Пришлось. Доказывать обратное они все равно не станут, да им, по сути, и не важно, была ли с Валерией другая девушка.
– Мне… мне очень жаль, что я причиняю вам столько неудобств, – прошептала я.
– Что ты. – Дрэйк улыбнулся. – Ты не причиняешь неудобств. Позволь кое-что уточнить. В храме в Сине были списки послушниц?
Вопрос неожиданный. Удивительный. И подозрительный. Зачем Дрэйку списки?
– Должны были быть, – ответила я осторожно.
– Мне пока удалось разыскать только составленные военными описи. В них отмечены четыре Саи и три Сайи.
– Имя довольно распространенное в Феоссии.
– Догадываюсь. – Мужчина взял бокал с вином, поднял повыше, изучая на просвет темно-красную жидкость. – При более детальном рассмотрении выяснилось, что всю документацию храма, архивы, книги и часть имущества забрали… мы.
– Мы? – повторила я, ощущая, как поднимается страх, зябкий, панический.
– Братство Тринадцати, – лицо Дрэйка спокойно, задумчивый взгляд, казалось, полностью сосредоточен на содержимом бокала, на причудливой игре бликов, но я чувствую, как мужчина следит за мной неотрывно, отмечая малейшее изменение реакции на его слова, мельчайшую эмоцию, отражающуюся в моих глазах. – Не знал, правда, что у нас были дела с вашим храмом.