Текст книги "Лунные танцы"
Автор книги: Наталья Воронцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 27 (всего у книги 28 страниц)
– Я напишу когда-нибудь об этом роман, – решила она про себя.
Вечерами она задумчиво перебирала клавиши старого рояля. Музыка незаметно исцеляла ее душу.
Неожиданностей в жизнь Анны каждый день добавляла Диана. Этот чертенок ни минуты не мог усидеть спокойно. Просто какая-то пружина в юбке! Она покоряла и обескураживала всех – от сюсюкающих старушек до зрелых, уверенных в себе мужчин. Поэтому любые шалости и проделки довольно легко сходили ей с рук – стоило только улыбнуться застенчиво и медленно повести ресницами. В свои пять лет она уже читала книжки, пыталась красить губки помадой Анны и примеряла туфли Александры.
– Буду самой красивой в мире! – безапелляционно заявляла она.
Диана обожала музыку, танцы, неплохо рисовала. Свободно болтала с Жаком по телефону по-французски. В общем, скучать с ней Анне было некогда. Вот только считать девочка категорически отказывалась.
– Зачем считать? – пожимала она плечиками и кокетливо опускала ресницы.
– Но Диана, тебе же надо будет самой ходить в магазин. Чтобы ты могла правильно посчитать деньги – хотя бы для этого, – исчерпав все аргументы, пыталась влиять на нее Анна.
– Но мужчины будут давать мне карточки, – безапелляционно заявляла девочка, – мне ничего не нужно будет считать!
И это в ее нежные годы! Анна только руками всплескивала. Однажды она застала Диану за тем, что малышка тихонько сидела в углу и что-то приговаривала куклам. Это было явлением удивительным – девочка всегда предпочитала игрушкам живое общение.
– Ты играешь? Во что? – Анна подошла на цыпочках и склонилась над ней.
– В Ромео и Джульетту! – последовал мгновенный ответ. Откуда? Анна просто опешила. Эта девочка преподнесет ей еще такие сюрпризы…
Заезжали они с Дианой время от времени и к родителям Галы. В их квартире царило уныние и безнадежность. Мать Галы постоянно болела, отец пытался ухаживать за ней как мог. Они постоянно ссорились, ворчали друг на друга. И это понятно – за всю свою жизнь они не проводили столько времени на одном месте. Отец все время порывался уехать куда-нибудь, но не получалось – возраст уже был пенсионным, командировок не давали. От этого он мучился и страдал. Анне все время казалось, что эту печальную, чопорную пару ужасно раздражает детский смех и беготня, хотя они стараются не показывать вида. Да и сама Диана не сильно любила навещать дедушку с бабушкой, постоянно восторженно рассказывала всем про ее настоящего «гран-пер Жака» и старалась поскорее улизнуть из этого дома.
Несколько раз они навещали Жака во Франции. Он очень скучал по девочке и подарил ей на день рождения свою самую красивую лошадь. Он учил маленькую Диану ездить верхом, и девочка уже весьма неплохо держалась в седле, хотя Анна и не слишком одобряла такое раннее ее увлечение. Но в Диане жила сумасбродность матери – изменить это было невозможно! Так сложилось, что Жак уже не настаивал на том, чтобы Анна жила с ним постоянно – просил только почаще привозить Диану, которую без памяти любил. В один из приездов Анна узнала, что он завещал малышке все свое имущество…
Александра тоже не чаяла в девочке души. Она разрывалась между нею и возможностью попробовать начать новую жизнь в Италии. После нескольких встреч серьезный итальянский мужчина Джованни, по уши влюбленный в нее, сделал ей предложение…
– Мама, поезжай, – однажды сказала Анна, как-то ночью увидев, как мать в очередной раз мучается от бессонницы на кухне, – у каждого из нас своя жизнь, и не надо подменять ее жизнью близких людей, приносить никому не нужные жертвы. Мне будет гораздо лучше, если ты будешь счастлива. А мы с Дианой будем приезжать к тебе в гости…
Александра долго плакала, целовала дочь и Диану, а потом купила билет и улетела во Флоренцию. Она звонила каждый день, и голос у нее был спокойный и счастливый. Они с Джованни много путешествовали по стране. Но особенное впечатление на нее произвела поездка на развалины древнего храма Неми в окрестностях Рима.
– Дочь, ты обязательно должна это увидеть! – рассказывала по телефону взволнованная Александра. – Там есть что-то особенное, чего я не могу передать!
– Я тоже поеду в храм Неми. Он очень красивый! – заявила Диана, подслушав разговор.
Через несколько месяцев состоялась тихая свадьба, на которой со стороны невесты были Анна с Дианой, Алексей, Жак и Маркус. Александра была очень элегантна в свадебном наряде. Когда-то Файнберг женился на ней «по-быстрому», чтобы состоялась перспективная загранкомандировка, и ей даже не пришлось надеть белое платье невесты. Теперь она лучилась счастьем в великолепном белоснежном наряде с кринолином. А Диана, не теряя времени даром, в самом начале церемонии умудрилась стащить с невесты шляпку с белой вуалью и щеголяла в ней весь вечер, необыкновенно довольная собой. Все были рады за Александру, только в глазах Маркуса временами пробегали темные тени: во всем происходящем он видел то, что так и не осуществилось у него с Лерой.
Между тем картины Вознесенского неожиданно для всех произвели в Европе настоящий фурор. Крупнейшие мировые газеты писали о «новом русском открытии». Специалисты спорили, какому стилю и направлению принадлежат картины, и не могли прийти к единому мнению. Массу вопросов вызывала и техника письма. Коллекционеры с удовольствием покупали картины Стаса, некоторые из них были проданы с крупных аукционов.
Небольшая галерея Маркуса в Мюнхене стала местом паломничества. Посоветовавшись с Анной, Маркус основал фонд имени Леры, в котором аккумулировались средства от продажи картин.
Часть этих денег была направлена на развитие центра адаптации, который возглавлял в Москве Алексей. Центр наконец-то получил возможность переехать в другое помещение, принять на работу высокооплачиваемых специалистов. Там теперь можно было получить не только оперативную консультацию, но и пройти амбулаторно психологический реабилитационный курс. В центр пошли не только люди со сложными сексуальными проблемами, но и потенциальные самоубийцы, наркоманы, брошенные жены… Все, кому было отчаянно одиноко в холодном и неуютном окружающем мире. Маркус помог центру наладить связи с аналогичными учреждениями в Германии. Появилась возможность непосредственного обмена опытом с зарубежными специалистами, получения новых методик работы. Алексей был счастлив.
Однажды вечером они с Анной возвращались после очередной встречи с теми, кто уже прошел курс адаптации в центре. Такие встречи за чашкой кофе с обсуждением всего, что произошло у бывших пациентов в жизни за последнее время, стали для центра традиционными. По дороге Анна и Алексей оживленно болтали, обсуждая последние новости.
Оказалось, что уже более ста человек получили необходимую психологическую помощь и стали после этого жить нормально. У некоторых из них даже появились семьи! Как-то незаметно Анна и Алексей оказались в квартире Файнбергов на Тверской. Так же спокойно и естественно Алексей остался там на ночь.
– Ты знаешь, я наконец стала женщиной! – со смехом сказала Анна наутро. – И представь, мне это понравилось!
Так Алексей просто остался у Анны навсегда. Диана приняла его с радостью – она всегда была неравнодушна к молодым мужчинам – хотя и ревновала его немного к Анне.
В больнице у Вознесенского с некоторых пор стало неспокойно. Почти каждый день за ворота пытались под различными предлогами прорваться журналисты, чтобы взять интервью у внезапно ставшего очень популярным душевнобольного художника или в крайнем случае – хотя бы сфотографировать его. Врачи держали оборону. Маркус и Анна строго-настрого запретили пускать к Станиславу посетителей, чтобы не волновать его. И только самому Вознесенскому было на самом деле все равно, что происходит вокруг. Навещающая его Анна время от времени приносила газеты и журналы с восторженными отзывами о его творчестве, но он равнодушно просматривал их и тут же откладывал в сторону, как будто это его совершенно не занимало. Он по-прежнему не реагировал ни на кого, кроме Анны и Алексея. С ними иногда он сам заговаривал о чем-то, глядя в пространство.
Однажды утром Анне позвонили из больницы обеспокоенные врачи и рассказали, что пациент несколько дней отказывался принимать пищу, а всю предыдущую ночь бегал по палате, громко с кем-то разговаривал, падал, плакал и беспокоился. Анна незамедлительно приехала, вошла к нему и поздоровалась. Вознесенский не поднял головы. Он лежал на кровати, закрыв глаза, совершенно обессилевший и исхудавший, но с блаженной улыбкой. У него было очень светлое лицо. Думая, что он спит, Анна на цыпочках подошла к мольберту. При первом взгляде на холст ее точно током ударило: на холсте проступили такие краски, которые заставили ее зажмуриться от пронзительной боли и отпрянуть, как будто обожгли изнутри.
Анне показалось, что в палате начался пожар, все ее тело горело. Она медленно присела на край кровати Станислава и обхватила руками голову. В этот момент Вознесенский положил свою ладонь на ее колено. Боль мгновенно отступила.
– Знаешь, – тихо сказал он, – теперь я знаю, почему все так было. Я не мог прежде понять. Есть только свет и любовь. Через всю жизнь я должен был нести это… И еще. Ничего не кончается, даже если уходит. Все связано, и у каждого есть своя миссия. Я нашел свой путь к свету…
Станислав устало закрыл глаза. Анна посмотрела на Вознесенского: во всем его облике было нечто такое, что без слов говорило о том, что он уже перешел какую-то неизвестную ей грань.
Вечером Анна села к письменному столу. Перед собой она положила дневник Леры и стала что-то быстро набирать в компьютере. Я тоже знаю! Я все поняла… Буквы быстро возникли на экране. Набрав на одном дыхании несколько страниц, Анна в изнеможении откинулась на спинку кресла, прикрыв руками воспаленные глаза. Боже мой! Как все связано в этом мире! И как иногда непросто понять, что не случай, а судьба стоит над всеми нами, безжалостно карая отступничество. И вечные нити тянутся через тысячи лет и никогда не рвутся… Важно только почувствовать свою вечную встречу, только отдаться до конца свету и бесконечной созидающей силе любви!
Плыла тихая лунная ночь в самом конце нежного месяца таргелиона. Жара уже спала, воздух дышал прохладой и свежестью. Легкий ветер приносил издалека дурманящие ароматы цветущих садов. Мужчина в светлом хитоне, с небольшой котомкой за плечами, медленно шел по кромке моря, неся в руках сандалии. Теплые, ласковые волны с тихим шелестом касались его босых ступней. Звезды были настолько яркими, что казалось – они совсем близко, можно только протянуть руки и набрать их целую корзину, как виноградных гроздьев.
Странное чувство причастности к вечному овладело странником от созерцания этой гармоничной картины, – ему вдруг захотелось впитать в себя эту удивительную красоту летней ночи, запечатлеть ее в самом сердце, а потом поделиться со всем миром нечаянно обретенным богатством. Как будто это был самый значимый момент его жизни.
Вдруг до его ушей донеслось звонкое пение. Пела женщина. Ее голос звучал чисто и радостно, как бронзовый колокольчик. Путник прислушался – это был гимн Артемиде. Голос доносился из оливковой рощи неподалеку. Стараясь ступать тихо и осторожно, он преодолел полосу прохладного мелкого песка и начал пробираться между деревьями.
И почти сразу увидел ее.
В нескольких шагах от него в лунном сиянии танцевала полуобнаженная девушка в белой прозрачной тунике. Она была дивно сложена, движения ее были легки и пластичны, как у лучших афинских танцовщиц, густые темные волосы разметались по плечам. Она казалась ему частью этой удивительной ночи, нежной, как налетающий с моря ветер, ласковой, как набегающие волны, волнующей, как глубокое небо. Может быть, это наяда вышла из воды и танцует, укрытая густыми ветвями от чужих глаз? Мужчина невольно залюбовался ею. Она была прекрасна, точно ожившая статуя Фидия в лунных лучах. Сердце вдруг сладко защемило от нахлынувшего неведомого чувства.
Внезапно под неловкой рукой хрустнула ветка. Танцовщица замерла и огляделась. Предчувствие всколыхнулось в ее душе.
– Прости, я нарушил твое уединение, но я не хотел этого…
– Кто ты? И как попал сюда? – Девушка вышла из-за деревьев, смущенно поправляя тунику. Ее дыхание все еще было слегка прерывистым, на щеках алел румянец. Мужчина разглядел на ее волосах небольшую диадему в виде змейки.
– Я бродил по берегу моря и услышал, как ты поешь…
Незнакомка покачала головой:
– Ты не должен говорить со мной. Я жрица Артемиды. И если ты прикоснешься ко мне – тебя настигнет проклятие богини.
Странник молчал. Робость охватила его. Он смотрел на удивительную девушку и не мог отвести глаз. Она была еще совсем юной, но казалось, что печаль уже коснулась этих глаз своим невидимым крылом.
– Пойдем к морю! – позвала она его.
Это было похоже на видение: гибкая, стройная фигурка, идущая навстречу лунной дорожке к темному, вздыхающему морю. Девушка опустилась на песок у самой воды. Лунный свет холодным серебром обливал ее с головы до ног. Такой невероятной силы, должно быть, исполнена луна в ночь своего могущества.
– Ты еще здесь? – спросила она, не оборачиваясь.
– Да. Мне очень понравилось, как ты танцевала. – Мужчина подошел поближе.
Девушка вздохнула:
– Мне нельзя танцевать, как и нельзя разговаривать с незнакомцами. Но иногда я нарушаю запреты…
– Почему ты танцевала в священной роще в такой час?
– Я уже сказала тебе, что служу Артемиде. Это великая богиня. Я поддерживаю огонь в ее храме и участвую в жертвоприношениях и ритуалах богини. Я постигаю ее мудрость, и скоро меня ждет первое посвящение. Но иногда мне просто хочется побыть с ней наедине – вне храма, как сейчас. И тогда я начинаю петь, танцевать, и моя душа словно становится частью ее. Понимаешь?
Мужчина кивнул и в задумчивости посмотрел на море. Бескрайняя гладь завораживала, как черное обсидиановое зеркало. Они помолчали.
– А чем занимаешься ты?
– Все еще занимаюсь поисками себя. Я пробыл много лет в Афинах в Академии Платона, сначала учеником, а потом и учителем. А сейчас брожу в поисках смысла своей жизни. Всей мудрости философии, которая есть в Элладе, мне оказалось недостаточно, чтобы понять это. Слова греческой философии шелестят как листья, но не помогают постичь главного. Истина так и не открылась мне. Возможно, я был нерадивым учеником. Порой мне кажется, что все в этом мире только иллюзия, фантазия, сон. Слишком много теней застят глаза. Но ведь у каждого в мире есть свое предназначение… Я достиг успехов в философии и риторике, овладел тайнами цифр и знаков, освоил разные науки, но теперь хочу найти что-то свое, единственное, чтобы наконец наступило пробуждение души. И порой мне кажется, что я уже близок… Как сегодня ночью.
– У тебя очень мудрая душа…
– Мне бы хотелось, чтобы твои слова были правдой, но лучше скажи, а что ты будешь делать дальше.
– Останусь жрицей до конца своих дней, как велит мой долг. Если богиня за меня выбрала мое предназначение – я не могу ей перечить.
– Неужели ты думаешь, что такая красивая девушка, танцующая как нимфа, должна на всю жизнь оставаться в храме? Не видеть людей и других мест, не любить мужчин? Посмотри на себя: в танце ты похожа на саму Афродиту!
Красивые глаза гневно сверкнули.
– Думай, что говоришь, дерзкий незнакомец! Кровь таких, как ты, орошает алтарь богини!
– Ты хочешь сказать, что твоя богиня презирает и любовь, и песни, и танцы – все, что так свойственно любить женщине? Разве лук и стрелы – сакральные предметы твоей богини – когда-нибудь заменят тебе возможность вот так танцевать среди ночи?
Девушка пожала плечами. Ей с самого начала беседы казалось, что эта ночь, и встреча с незнакомцем, и разговор были ею уже пережиты однажды. Может быть, во сне? Старшая жрица говорила, что такое бывает…
– Почему ты спрашиваешь об этом?
– Потому что знаю, твоя Богиня бывает разной. В Бравроне она похожа на медведицу, и жрицы там надевают медвежьи шкуры во время ритуалов. В Эфесе богиня была многогрудой и покровительствовала амазонкам. Но она прогневалась на людей, и храм был разрушен. Еще я знаю, что Артемида Лимнатис, которой служишь ты, влажная и холодная, как сама Луна… Она не знает любви, а если и любит, то убивает своих любовников, потому что они причиняют ей невыносимую боль. Только мне кажется, что ты не такая, как остальные – в тебе течет не только лунная кровь, как у всех других жриц. Я чувствую в тебе скрытый огонь…
– Ты очень мудр, незнакомец! – Румянец снова тронул щеки девушки, и лицо ее уже не казалось таким мертвенно-бледным в лунных лучах. – Еще в детстве случайный астролог предсказал мне, что у меня в жизни есть два пути: Артемиды и Афродиты. И выбор будет зависеть от бога Кайроса, точнее, от того, сумею ли я узнать то мгновение, когда он откроет мне тот самый выбор. Но выбор давно уже свершен за меня… Я служу великой Артемиде.
– Но все же предсказание все не дает тебе покоя, дева, как будто ты не можешь понять чего-то, для тебя очень важного. Иногда тебе кажется, что у тебя должен быть совсем другой путь, не правда ли? И это доставляет тебе немало страданий.
– Ты многое знаешь обо мне, незнакомец… – Голос девушки трепетал от волнения.
– Я пришел сюда сказать тебе, что бог Кайрос именно сегодня ночью откроет тебе поворотный момент судьбы. Но он откроет его и для меня. Глядя на твой танец среди олив, я понял, чего не хватало всей мудрости философии в Академии. Живой любви! Бог, которого я мучительно искал всю жизнь в словах и цифрах, и есть любовь, как космос, обнимающая все вокруг. Все в ней, и все из нее. Встретив тебя здесь, я осознал еще и то, что мое предназначение – сказать тебе сейчас об этом моем прозрении. Именно сейчас ты еще можешь изменить все в твоей жизни, как и я в моей. С первой минуты я понял, что люблю тебя. Как будто в поисках шел к тебе через тысячу жизней – и наконец нашел…
Мужчина взял девушку за руку. Она не сопротивлялась. Маленькая, твердая ладонь танцовщицы была очень горячей.
– Я тоже почувствовала, увидев тебя, как будто уже переживала этот момент своей жизни. Сегодня, выходя ночью в рощу, я знала, что меня ждет что-то очень необычное, и, когда я танцевала и пела, мне казалось, что сама Афродита танцует со мной… Но предчувствия так часто обманывают!
– Только не сегодня…
Небо на востоке из черного постепенно стало пепельно-серым.
– Нам пора! – Мужчина решительно взял девушку за руку. – Скоро проснется старшая жрица и, если увидит нас, захочет принести в жертву…
– Как Геллу… Они с Эридой полюбили друг друга и нарушили клятву. Эрида на быстроногом жеребце ускакала назад в Афины и исчезла где-то, я больше никогда не слышала о ней. А Геллу жрицы утопили в море как нарушившую клятву богине… Я не хочу повторить их судьбу.
– Любовь не кончается на земле. Смерть – это гибель, но что в космосе подвержено гибели? Но нам еще нужно многое сделать здесь – я вижу это! Идем скорее!
Мужчина и девушка поднялись с холодного песка и пошли дальше вдвоем вдоль кромки моря, навстречу пробивающимся из-за горизонта солнечным лучам.
Из-за ветвей за странной парой наблюдал знакомый нам вестник, на сей раз в облике странствующего халдейского астролога. Полог его накидки лениво шевелил ветер. Он облегченно смахивал пот со лба, что-то торопливо записывая в свою пухлую тетрадь и, задумчиво глядя на гаснущие звезды, радостно бормотал: «Теперь она станет лучшей танцовщицей Афин!»
Сколько любви принесет она в этот коварный город! Пракситель, после разлуки с Фриной, которая сейчас больше озабочена изготовлением крема от морщин, чем более важными вещами, оставшийся без вдохновения, создаст наконец свою великую Артемиду, Апеллес завершит бессмертные фрески, и даже придворный Лисипп, который интересуется больше не женщинами, а государственными мужами, получит свою порцию вдохновения! А там – Рим, потом, глядишь, родятся художники Кватроченто – и она придет к некоторым из них во сне неповторимой музой… Но главный шедевр гораздо позже создаст тот, кто только что совершил наконец самый важный шаг навстречу своей судьбе… Сколько же столетий и повторов понадобилось для этого! Им кажется, все так разнесено во времени, а на самом деле все только миг, в котором и нужно успеть сделать главное. Как же трудно с ними – с людьми, даже сам Бог не знает. Пока разбудишь их души, пока вдохновишь на что-нибудь настоящее… Эх!
Вестник устало махнул рукой и исчез в рассветной дымке. У него впереди еще было много дел.
Над просыпающейся Аттикой восходило знойное летнее солнце.
