Текст книги "Лунные танцы"
Автор книги: Наталья Воронцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
– Давай! – Ирена залпом осушила бокал. – Наливай еще! Какую все-таки гадость ты купил!
Стас не услышал ее последнего замечания. Он плавно увлек Свенцицкую на диван, соблюдая все каноны донжуанской игры. Ему казалось, что женщины должны быть от этого в восторге. Потом он решительно положил руку на талию Ирены. Она, поразмыслив, не стала отталкивать его.
– Не расслабляйся! Мне уже пора, – одними губами улыбнулась она, доставая из стоящей на столе коробочки сигару.
– Пожалуйста, побудь со мной еще немного!
Вознесенский осторожно взял из рук Свенцицкой сигару и отложил в сторону. Ему не хотелось двигаться, он чувствовал, что похож сейчас на большого, разморенного кота. Вино как-то чересчур быстро ударило в голову. Но он все же встал, покачиваясь, опустил тяжелые портьеры, разжег камин. В комнате создалось фантастическое ощущение южной ночи. Душно пахло начинавшими уже увядать цветами.
– Давай еще выпьем!
Ирена понимала, что опаздывает на самолет, но, подчиняясь тренированной женской интуиции, останавливать Станислава не захотела. Когда еще у него случится такой порыв? Надо использовать этот вечер для зацепки на будущее. Чтобы скучал сильнее. Неужели Селена действительно права, и теперь он жить без нее не сможет? До этого самого момента Ирену еще точил изнутри червячок сомнения. Но теперь чувство торжества переполняло ее: стоило ей захотеть – и он снова вертится у ее ног, как щенок, только что хвостом не виляет от радости. Просит подачки на задних лапках. Сейчас описается от счастья. Она усмехнулась.
– Ирена, ты самая красивая, мудрая, понимающая женщина из всех, кого я знаю! – заплетающимся языком лепетал Вознесенский, преданно заглядывая ей в глаза.
Свенцицкая сидела на пуфике в грациозной позе, и огненные блики каминного огня играли у нее на лице и бархатном платье, делая ее образ еще более зловещим и притягательным.
– Я хочу тебя! – Голос Стаса звучал хрипло и возбужденно, глаза лихорадочно блестели. Он неуверенной походкой приблизился к сидящей неподвижно Ирене и начал осторожно целовать кончики ее пальцев.
Свенцицкая смотрела на него прищурившись. Если честно, все эти приступы страсти были ей до тошноты противны. Дежа вю. А он просто с ума от нее сходит! Как все банально.
В это самое время у Вознесенского зазвонил телефон.
– Как всегда, кстати, – съязвила Ирена, отдергивая руку.
Поколебавшись и все еще глядя на нее, Станислав виновато пожал плечами: бизнес! И поднес трубку к уху.
– Привет, это я! – раздался робкий голос Леры. – У тебя там все в порядке? Я что-то беспокоюсь… Ты так неожиданно уехал.
– У меня все прекрасно! И не звони мне больше! Слышишь? Не звони! – рявкнул Станислав и отшвырнул телефон к камину.
– Дела покоя не дают? – холодно улыбнулась Свенцицкая, вновь раскуривая толстую гаванскую сигару. – Скоро ты обо всем забудешь, малыш!
Вознесенский прижался к ее животу и зажмурился. От сигарного дыма и алкоголя кружилась голова.
Следующие несколько часов прошли в непрерывной любовной игре, больше походившей на ожесточенную схватку. Ирена вымещала на Вознесенском всю боль и унижение, которые ей пришлось пережить в последние дни. А этого накопилось немало!
Она вообще не умела любить медленно и нежно: для нее постель всегда была ареной борьбы двух разных начал. Мужчина чаще всего с готовностью подчинялся ей, за исключением таких редких случаев, как Мухаммед. С ним она впервые остро почувствовала свою женскую слабость. Ей тогда отчего-то стало страшно, как будто в ее душе приоткрылась, обнажая опасность, и тут же захлопнулась неизвестная ей дверь. С ним все было по-другому… Но остальные ее мужчины – всего лишь слабаки, ведомые, ленивые. Их и растормошить-то не всегда удается, а о действительно хорошем сексе остается только мечтать. Непозволительная это роскошь по нынешним временам! Что уж говорить о таком тюфяке, как Стасик! С ним всегда можно было делать все что угодно, как будто он резиновый пупс. Свенцицкая сладострастно мучила его, играла и торжествовала, глядя на его страдания. Красные острые коготки скользили по его спине, оставляя глубокие кровоточащие бороздки. Чтоб и тебе так же, как вчера мне на кладбище! Вознесенский охал, стонал, извивался, хрипел, просил пощады. Так ему и надо, собаке! Но вдруг Стас вырвался из цепких объятий Ирены и, тяжело дыша, откатился на край кровати, держась рукой за сердце.
– Ой, что это? – Он с удивлением и испугом прислушивался к себе. – Что ты со мной сделала?
– Это тебе наказание Господне за грехи тяжкие, – рассмеялась довольная победой Ирена. – Конечно, ты ведь давно уже не мальчик. Такие нагрузки не выдерживаешь, увы. Молодой жене это не понравилось бы… Знаешь, современные девочки любят погорячее!
Свенцицкая прекрасно знала, что мужское самолюбие Станислава необыкновенно уязвимо, и тщательно подбирала слова, чтобы уколоть его посильнее. Лицо Вознесенского исказилось болезненной гримасой. Ирена удовлетворенно усмехнулась про себя, лениво потянулась и встала. Опять билеты на самолет пропали! Надо позвонить в аэропорт, бизнес-класс все-таки.
Станислав беспокойно завозился. У него снова возникли ассоциации с тем кошмаром, в котором кто-то протягивал ему мольберт и краски. Назвавшийся вестником в позапрошлую ночь точно так же стоял в красных бликах огня, как Ирена сейчас, и было в этом что-то угрожающее… А ему казалось, что он давно выбросил из головы этот дурацкий сон!
Сердце между тем не отпускало. Вознесенский кое-как поднялся, доплелся до кухни, отыскал у Ирены в шкафчике аптечку. Задумался, глядя на коробочки с пилюлями. Он даже не знал, что принимать! Раньше у него никогда так не прихватывало сердце! А в последние дни с ним вообще происходит что-то непонятное. Надо записаться к врачу и пройти полное обследование. Вознесенский вспомнил, что мама, страдая из-за Алинки, частенько пила ночами валидол. Отыскав заветную коробочку, Станислав положил таблетку под язык. Во рту разлился неприятный холодок. Но, судя по всему, лекарство подействовало. Он присел на стул и смог наконец отдышаться.
Из комнаты доносился веселый голос Ирены. Она громко разговаривала с кем-то по телефону по-французски. Наверное, объясняла Эжену, почему опять не приедет, хотя и обещала. Она такая непостоянная, экстравагантная! Близкие вынуждены считаться с этим. Вознесенский взглянул на часы. Было почти одиннадцать. Убедившись, что боль немного отступила, он прошествовал в ванную комнату и умылся. Во всем теле была уже знакомая ему неприятная слабость. Станислав прилег на самый краешек роскошной, широкой кровати. Ему было неуютно на холодных и скользких черных шелковых простынях, но именно такие больше всего любила Ирена…
Свенцицкая вернулась в спальню, напевая, и, не обращая внимания на скукожившегося на кровати Вознесенского, открыла воду в перламутровой ванне-раковине, добавила пару колпачков пены. Весь этот шум, производимый ею, безумно раздражал Вознесенского, точно каждый звук задевал его воспаленные нервы. Он забился под одеяло с головой и попытался отключиться. Но не тут-то было: Ирена еще часа полтора принимала ванну, плескалась в струях воды, слушала музыку, потом, напевая, наносила на различные части тела пахучие ночные кремы, а он лежал, совершенно раздавленный, чувствуя, как на него накатывает волнами медленная и разрушительная ярость. Ночью они спали в разных концах огромной кровати.
Ранним утром Вознесенский отвез Ирену в аэропорт. Всю дорогу она щебетала без умолку, как будто между ними ничего не произошло. Станислав отделывался односложными высказываниями. Чувствовал он себя из рук вон плохо. Когда она успела с утра сделать такой макияж? Он не знал, что Свенцицкая специально встала раньше него на целый час, чтобы привести себя в порядок. Густо напудренное лицо Ирены в дневном свете казалось неестественным, как у манекена. На самом деле возраст уже невозможно было скрыть, несмотря на все ухищрения.
– Вот видишь, ты можешь быть таким душкой, моя прелесть! Отправь ко мне домработницу, пусть приберется там после вчерашнего. Ты молодец, что приехал ко мне вчера. Хороший мальчик!
Станислав машинально кивнул. Отчего-то никакой радости и облегчения он не чувствовал, хотя все получилось как нельзя лучше. Больше всего ему хотелось, чтобы Ирена поскорее пересекла пограничную линию. И улетела в свой Милан. Да хоть на Северный полюс, лишь бы скорее, скорее! Он чувствовал себя совершенно разбитым.
– Прилетай ко мне – или я к тебе прилечу. В общем, созвонимся. И веди себя хорошо, не устраивай мне больше таких сюрпризов! – кокетливо шепнула Свенцицкая и сложила бантиком для поцелуя ярко накрашенные губки.
– Созвонимся!
– Не кисни тут без меня! И не забудь вызвать домработницу, а то знаю я тебя – все забудешь. Скоро привезу тебе фотографии с показа. Пока, мон амурчик!
Потрепав его небрежно, как щенка, по подбородку, Ирена подхватила чемоданчик и направилась к таможенному посту.
Вознесенский дождался, пока Свенцицкая скроется за линией паспортного контроля, помахал ей вслед рукой и направился к машине. У него снова поднималась температура.
Глава 8
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
Несмотря на дурное самочувствие, Станислав все-таки решил заехать в офис. В последнее время его частенько посещали мысли, что он основательно подзапустил дела и не в курсе многих процессов, происходящих в компании. То есть о деятельности предприятий в регионах он и раньше имел весьма смутное представление – этим прежде всегда занималась сама Маргарита Ивановна. Но сейчас он ощущал, что утрачивает контроль над событиями, происходящими непосредственно под самым его носом, в головной компании! Придраться было вроде бы не к чему. Петрин регулярно докладывал, что все в порядке и никаких проблем нет. Но у Станислава складывалось впечатление, что заместитель осторожно стимулирует его поменьше бывать в офисе, не вникать серьезно в дела, передать основные управленческие процессы в его руки… Всего лишь интуитивное ощущение, ничем не подтвержденное, но оно стало понемногу напрягать Вознесенского. С каждым днем все больше.
Беспокоило и другое. Буквально за день до отъезда Свенцицкой он обнаружил у себя в кабинете миниатюрный «жучок», аккуратно прикрепленный к обратной стороне плоского монитора. Естественно, он сразу вызвал к себе Гвоздюка, но тот начал бормотать что-то невнятное относительно того, что это внутренняя служба безопасности установила наблюдение во всех кабинетах, включая и кабинет руководителя, для обеспечения полного контроля за происходящим в офисе. Дескать, «жучок» в его кабинете установлен «на крайний случай» и используется для наблюдения только во внерабочее время… А не предупредили об этом руководителя, поскольку он очень редко бывает в офисе в последнее время. Вознесенский наорал на Гвоздюка, тут же оторвал и выбросил «жучок», но решил этого так не оставлять. Нужно было срочно разобраться с тем, что происходит в офисе. Чувство беспокойства, одолевавшее его все последнее время, усиливалось.
Первое, что Вознесенский увидел, войдя в приемную, были красноватые, слегка припухшие глаза Леры, смотрящие на него со смешанным выражением отчаяния и испуга. Эти глаза показались ему такими огромными, что на мгновение он забыл обо всем вокруг. Ничего больше не было – только эти глаза, усталые, отчаянные, полные слез. Станислав был потрясен настолько, что неожиданно потерял ориентацию в пространстве, покачнулся и шагнул им навстречу – прямо в них… В чувство его привело настойчивое покашливание Леночки, которую он сначала даже не заметил. Все моментально вернулось на свои места, лицо Вознесенского приняло отстраненное, деловое выражение, он хрипло поздоровался. Лера вскочила со стула и бросилась ему навстречу:
– Как ты? Что с тобой? Я вчера тебе весь вечер и всю ночь звонила. Где ты был? Что произошло?
Вознесенский мельком взглянул на Леночку, демонстративно отстранил Леру и, ни слова не говоря, прошел к себе в кабинет. Она сделала попытку пойти за ним, но на пороге Станислав остановился и раздраженно посмотрел на нее:
– Я что, должен перед тобой отчитываться, где я бываю, что делаю, с кем провожу ночь? Запомни, этого не будет! Никогда.
Дубовая дверь захлопнулась. Лера как пришибленная вернулась на свое место. Из глаз ручьями текли слезы. Леночка брезгливо посмотрела на нее. Разве можно так унижаться? Дура.
– Умылась бы, что ли, у нас тут солидная компания, а не дом рыданий.
Лера посидела еще несколько минут, вытирая глаза салфеткой, потом молча вышла из приемной.
– Лена, как у нас дела с Лондоном? – раздался по громкой связи голос Вознесенского.
– Я все выяснила, Станислав Георгиевич. Николаева так ничего и не оформила. Более того, она потеряла все документы на визы. С ней что-то происходит в последнее время. Она совершенно не справляется с работой. Позволяет себе отсутствовать в рабочее время. Непонятно, о чем она вообще думает. – Леночка изо всех сил старалась подражать интонациям Свенцицкой.
– Разберемся с ней. А документы оформляй сама, только проконсультируйся с кем-нибудь.
– Вы полетите один? – сожалея, что Лера не может слышать ее, спросила секретарша.
– Один? – Вознесенский, казалось, растерялся. – Один… Конечно, один!
Он был раздражен. Что за идиотские вопросы.
– Хорошо, Станислав Георгиевич! Будет сделано.
Заплаканная Лера через пять минут вернулась на свое место и до конца рабочего дня больше не вставала с него. Она делала вид, что перекладывает какие-то бумаги, внимательно смотрит на монитор, щелкает клавишами, но все сливалось перед глазами, превращаясь в красный, горячий туман. Слезы время от времени сами собой катились из глаз, но она украдкой смахивала их платочком. В голове у Леры стучала одна короткая и убийственная в своей очевидной простоте мысль: «Он не любит!» Все ложь, притворство, самообман. Жизнь настолько пуста и цинична, что даже страшно себе представить. Лера была уничтожена.
В это время Леночка деловито сновала между кабинетом Вознесенского и приемной, улыбалась, готовила кофе, отвечала на телефонные звонки, громко смеялась и напевала вслух. Любой звук грохотом отзывался в голове Леры, как если бы ей на голову надели пустое жестяное ведро и стучали по нему молотком. Но в какой-то момент ее сознание выхватило обрывок телефонного разговора.
– Да, Ирена Эдуардовна, – щебетала Леночка в трубку, – все очень хорошо! Вовсе нет, она сидит, пришибленная. Станислав Георгиевич работает, у него сегодня много встреч. Да, конечно! Соединяю, Ирена Эдуардовна.
Все это прошло по касательной, не затрагивая глубоко. Лера просто констатировала для себя еще один факт. И от этого нового открытия не было уже настолько больно. Иногда боль достигает апогея и уходит, оставляя только ватное, бесчувственное тело и тяжелую голову наедине с полной бессмысленностью дальнейшего существования. Кажется, даже при первой страшной встрече с Иреной в офисе у Леры не было такого состояния.
Около четырех дня Станислав снова вызвал к себе Леночку, дал ей какие-то распоряжения и уехал. Мимо Леры он прошел быстро, не поднимая глаз. А она больше и не ожидала этого.
Ровно в семь Лера выключила компьютер, собралась и поехала к себе в общежитие на метро. Обычная давка, люди, сумки, всегда страшно раздражавшие, даже не задевали ее в этот день. Она просто не видела ничего вокруг себя. В общежитии Лера, как зомби, поднялась к себе и, не раздеваясь, легла на кровать. Было очень холодно.
Из дневника Леры
Вот уже целых четыре дня такой жизни. А на самом деле – много веков. Я стараюсь привыкнуть к тому, что С. больше никогда не будет со мной. С тех самых пор мы ни разу не разговаривали. Он плохо выглядит, бледный, нервный. Кричит на всех. В компаний вообще что-то нехорошее происходит. Кругом кто-то шныряет, что-то вынюхивает. Сплетни, интриги. Люди увольняются. Какое-то ощущение начала конца.
А С. старательно избегает меня. Даже все поручения мне даются через эту Леночку или через международников. Он совсем далеко. Между нами выросла невидимая стена, которую я ощущаю физически, всем телом. Кажется, что никто и никогда, даже жители иных цивилизаций, не были от меня так далеко, как С. сейчас. Я хожу на работу, выполняю все, что от меня требуют, но такое ощущение, что какая-то часть меня умерла, заледенела, заснула. Я перестала чувствовать запахи, различать цвета, радоваться жизни. Мне впервые в жизни захотелось умереть. Просто взять и умереть, это очень просто.
Что-то очень большое уходит из моей жизни, и я пока не представляю, что будет дальше. Не жду ничего. Не хочу ни о чем думать. Знаю, что сама во всем виновата. Мне говорили… Еще одна ночь растворяется. А ночи уже прохладные, осенние почти… Where will we be, when summer’s gone? Я даже не представляю. Прости, больше не могу.
В пятницу вечером Лера пришла с работы и, как обычно в эти дни, сразу упала в постель. Она долго лежала, глядя в неровный серый потолок, потом задремала. Сказывались бессонные ночи страданий и размышлений – природа брала свое.
Ей снилось ночное море, бескрайнее, спокойное, с совсем легкими волнами и она сама, танцующая в белом полупрозрачном хитоне какой-то волшебный, удивительно пластичный танец на берегу… Как будто все тревоги отошли, отлетели прочь. Чувство глубочайшего умиротворения накрыло ее, словно большая теплая волна…
Леру разбудил телефонный звонок, резко и зло прозвучавший прямо над ухом. Девушке не хотелось терять золотую нить сна, в котором была удивительная, нездешняя гармония, и она попробовала обмануть телефон, задержаться в этой сказочной лунной ночи, где все так легко и прекрасно…
– Алло, – устало ответила в трубку. Она вспомнила Вознесенского и все события последних дней. Хорошее настроение улетучилось, как дым. Между тем в трубке молчали. – Алло, – повторила Лера, уже немного раздраженно. Ей было очень жаль разрушенной сказки.
– Это я, – в трубке раздался слабый голос Стаса, – Лера, мне плохо, приезжай, пожалуйста…
– Что? – Девушка не поверила своим ушам. – Ты издеваешься надо мной? Да как ты можешь?.. Ты просто полено бесчувственное!
– Лера, мне на самом деле плохо. Очень плохо. Может быть, я умираю…
Она не нашлась что ответить. В душе поднялась целая буря эмоций. Ей осмелился позвонить человек, который совсем недавно унизил ее, растоптал, сделал так больно, как никто и никогда в жизни! Надо просто бросить трубку и больше не поднимать. Никогда в жизни не разговаривать с этим подонком! Но в сердце уже предательски шевельнулась тревога. По голосу было слышно, что Станиславу и правда худо.
Трубка тем временем прошептала умоляюще:
– Приезжай, пожалуйста… Если можешь… Я совсем один. Мне очень страшно!
Лера села на кровати и обхватила руками голову. Она не знала, что нужно делать. От шквала мыслей голова мгновенно стала тяжелой и горячей. А если это снова обман, издевка, чтобы заставить ее еще больше страдать? А если, наоборот, правда и он умирает и ему некому больше позвонить? В душе еще несколько мгновений отчаянно боролись обида и страх за любимого человека. И Лера наконец решилась:
– Еду!
Она бросила трубку и лихорадочно стала собираться, от волнения не попадая ногами в туфли. Это безумие! Лера прекрасно понимала это, но снова не могла справиться с собой. Почти животный страх за Станислава нарастал с каждой секундой, как тогда, когда она бежала к нему с работы, отчаянно боясь опоздать…
На улице хлестал дождь. Август – печальный предвестник осени – обдал ее своим холодным дыханием. Лера в наброшенном на плечи тонком пиджачке и туфлях на босу ногу никак не могла поймать такси. Равнодушные желтые фары проплывали мимо, не останавливаясь. Капли дождя стекали по лицу, мешаясь со слезами. Она ощущала свое абсолютное бессилие, но сдаваться пока не собиралась.
– Ну остановитесь, пожалуйста! Хоть кто-нибудь! – шептала Лера, словно заклиная водителей.
Наконец рядом притормозила потрепанная, старенькая «Волга» – и какой-то кавказец открыл перед ней дверцу:
– Нехорошо такой красывый девушка стоят так поздно на дороге!
Лера кивнула благодарно и торопливо назвала адрес.
– Только, пожалуйста, побыстрее! – умоляла она.
– Што у тэбя случилось, красавыца? – недоумевал кавказец. – Такой девушка– и плачет! Нэправильно! Поедем ко мнэ, Гоги тебя развэсэлит!
Но Лера только качала головой, ничего не отвечая. Промокшая насквозь, она дрожала от холода как осиновый лист, ручейки воды стекали по спине. Скорей бы доехать! Внутренний голос говорил ей, что она поступает неправильно, что лучше вернуться домой, принять аспирин и лечь спать, но какая-то сила, которой невозможно было сопротивляться, настойчиво гнала ее вперед.
Станислав долго не открывал дверь. Лера нажимала на звонок минут десять подряд, уже отчетливо понимая, что с Вознесенским действительно происходит неладное. Наконец он открыл, держась одной рукой за косяк, другой – за сердце. Она с трудом узнала его, настолько плохо он выглядел. Совершенно белое лицо с воспаленными глазами. Щеки ввалились. Взгляд был потухшим и чужим. Лере стало не по себе.
– Проходи, – сказал он медленно, – спасибо, что приехала. Я не ожидал…
– Что с тобой? Надо вызвать врача… – Лера решительно прошла в гостиную и взяла телефон.
– Не надо, это что-то другое, – слабо ответил Вознесенский, останавливая ее, – просто побудь со мной, мне страшно одному.
Лера уложила Стаса в постель и измерила ему температуру. Оказалось, 37,2. Вроде бы, не смертельно. Она решила подождать.
– Ты не волнуйся, у меня всю неделю так, – тихо сказал Станислав, – температура почему-то держится, не спадает. Какая-то недолеченная простуда или вирус… Но сейчас что-то совсем плохо. Все болит! Сил нет двигаться. Я, когда тебе звонил, терял сознание.
– И все-таки тебе нужен доктор!
– Нет-нет, пожалуйста, я их с детства боюсь, – запротестовал Вознесенский, – у меня мама была врачом… Ненавижу лечение! Просто побудь рядом… Пожалуйста…
Лера переоделась в рубашку Вознесенского и легла рядом с ним. Станислав прижался к ней всем телом и затих. Девушка видела, что он задремал. Пусть поспит, может, полегче станет! К собственному ужасу, она вдруг почувствовала, как в ней просыпается огромная, всепоглощающая нежность к Стасу. Не страсть, а именно нежность, почти материнская, к этому спящему взрослому мужику, который совсем недавно причинил ей адскую боль. Это было выше ее понимания. Лера гнала свои мысли прочь, прислушиваясь к дыханию Станислава.
Вознесенский спал неспокойно, постоянно дергался, вздыхал, дрожал, а в какой-то момент приподнялся и почти умоляюще прошептал: «Ну оставь меня, пожалуйста!» И снова затих, крепко держа Леру за руку. Она потрогала его лоб. Он горел, температура поднималась. Еще через час ему стало совсем плохо, Станислав издавал какие-то нечленораздельные звуки, от кого-то отбивался, метался по кровати, громко стонал. Лера разбудила его, пыталась напоить чаем, но, попробовав приподняться, Вознесенский вдруг рухнул как подкошенный.
– Жжет, в груди жжет… – прошептал он. Зрачки у него расширились, дыхание стало прерывистым и свистящим.
Лера бросилась к телефону. Нужно было не слушать его, а сразу вызывать «скорую»! Врачи ехали минут сорок. Время тянулось немыслимо долго… И все это время Лера держала Станислава за руку и умоляла его быть с ней. Вознесенский смотрел на нее, не отводя глаз, как будто хотел запомнить навсегда черты ее лица.
Как сказали Лере позже, он был в предынфарктном состоянии и запросто мог отойти в мир иной. Врачи из «скорой» немедленно сделали ему несколько уколов и переложили на носилки. Лере разрешили поехать с ним, и всю дорогу до больницы Вознесенский не выпускал ее руку.
– Что же будет дальше? – шепотом спросила она, когда Станислав закрыл глаза.
– Не волнуйтесь, вовремя успели нас вызвать! – ответил высокий суровый врач. – Теперь все будет хорошо.
В больнице Вознесенского немедленно куда-то увезли, а дрожащая Лера продиктовала, запинаясь, в приемном покое все его данные: имя, дату рождения, домашний адрес, место работы.
– А вы-то ему кто будете? – сердобольно спросила медсестра.
Лера посмотрела на нее и ничего не ответила.
– Поезжайте домой, отдохните. Вы ему сейчас ничем не поможете. А часам к восьми приходите, расскажем, что и как. И увидеться разрешим, если он немного придет в себя.
– Спасибо.
Лера медленно вышла на крыльцо больницы. Она даже не ориентировалась, в каком именно районе города находится. Куда-то везли, везли… Она запомнила только, что вокруг больницы было много деревьев и они так тревожно шелестели на промозглом ветру… Дождь прекратился, но воздух был влажный и холодный. Лера снова зябко поежилась. Она лишь сейчас заметила, что из всей одежды на ней была только рубашка Вознесенского и не просохшие еще до конца брюки. Денег она в спешке с собой не захватила. Метро еще не работало – ночь. Поразмыслив, Лера вернулась обратно и решительно уселась на стул в приемном покое. Медсестра удивленно посмотрела на нее.
– Я лучше тут до утра подожду. Можно?
С сочувствием глядя на стучавшую зубами девушку, медсестра сходила куда-то и принесла ей стакан горячего, крепкого чаю с лимоном. Лера подумала, что это самый вкусный чай в ее жизни. Все происходящее казалось ей каким-то нереальным, как искусственный свет в приемном покое. Минут через сорок медсестра отлучилась ненадолго и вернулась уже с врачом. Он выглядел усталым и озабоченным.
– Ну что ж, девушка, вы просто спасли его. Еще чуть-чуть, и я бы ничего не смог гарантировать.
– Как он? – обеспокоенно очнулась от забытья Лера.
– Сейчас нормально, – успокоил врач, – спит как дитя. Но вот что странно: такое состояние возникает обычно на фоне каких-то выраженных проблем с сердцем: пороков или серьезных заболеваний, но у него на первый взгляд все было в порядке. Не нахожу объяснений, почему это с ним произошло… Надо проводить полное обследование. А вот с иммунитетом у него точно беда. Он что, часто болел в последнее время?
– Да нет вроде бы. Спортом даже занимался… Быть может, работал много?
– Странно все это, очень странно… Когда его привезли, он все время от кого-то отбивался, вел себя очень агрессивно. И звал какую-то Леру…
– Это я…
– Вы его жена?
– А можно на него посмотреть? – Лера вопросительно посмотрела на врача.
– Можно, только тихо. Проводи ее, – кивнул доктор медсестре.
Через стекло было видно, что в палате горит тусклый голубоватый ночной свет. Лицо Станислава в этом свете показалось Лере особенно бледным. Ей снова стало зябко.
– Господи, да вы вся дрожите! – тихо сказала медсестра.
– Это ерунда! – Лера не могла оторвать взгляда от лица Станислава. Оно казалось ей неживым. Но вдруг он повернул голову и, приоткрыв глаза, посмотрел на нее… Слава богу!
– Пойдемте, пойдемте, – позвала Леру медсестра, – ему сейчас нужен полный покой. Пусть спит. А вам на самом деле лучше поехать домой.
Лера чихнула несколько раз подряд и хлюпнула носом. Ее знобило.
– Да, пожалуй…
– Вот тут как раз Сережа, врач, на вызов едет. Он вас подвезет. Вам куда?
– На «Парк культуры»… – Лера не решилась без разрешения Вознесенского вернуться в его квартиру и собралась в общежитие.
– Вот и хорошо! Отдохнете, поспите – звоните. Моя сменщица Лиза вам все расскажет.
– А вас как зовут?
– Люба.
– Спасибо вам, Любочка!
В «скорой» Лере стало совсем плохо. У нее тоже поднималась температура, было очень холодно, и она куталась в плед, заботливо предложенный врачом.
– А вы заболеваете, вам нужно лечиться. Хотите, укол сделаю?
– Нет, спасибо…
Она мечтала только об одном – скорее добраться до общежития и рухнуть в постель. Она поблагодарила врача, который ее подвозил, и побрела к себе в комнату. Утром пойти на работу Лера не смогла – она слегла с жесточайшей простудой.
Ирена была довольна собой и ходом событий. В роскошном номере миланского отеля она лежала в шелковой ночной рубашке на кровати, болтала по телефону и пила кофе. По собственным ощущениям, она уже почти оправилась от удара. После возвращения из Москвы все приключившееся с ней там казалось ирреальным, фантастическим. В своем сознании Ирена попыталась вернуться в точку времени, предшествующую роковому звонку Леночки, прозвучавшему в утро перед показом коллекции. И даже купила себе парик с длинными каштановыми волосами, чтобы вернуться к себе прежней. В целом это получалось, но не слишком хорошо. Что-то изменилось в ней за эти несколько дней. Или – надломилось… Она чувствовала, что к прошлому уже невозможно было вернуться.
Эжен был счастлив снова видеть ее и несколько дней подряд взахлеб рассказывал об успехе, который имела ее коллекция, с гордостью показывал ей многочисленные хвалебные отзывы в прессе и видеозапись показа и репортажей с него.
Время от времени в памяти Ирены навязчиво всплывали то фальшивый голосок Леночки, то бледная Лера, лежащая на полу в офисе, то ужасная ночь на кладбище… Воспоминания были ненужными и болезненными, но память не желала вычеркивать эти эпизоды. Полжизни за то, чтобы не помнить!
Свенцицкая собирала волю в кулак, чтобы подавить навязчивые воспоминания. Она с головой окунулась в привычный некогда ритм жизни.
После дефиле работы у модного дома Ирены должно было сильно прибавиться: посыпались заказы от популярных исполнителей, известных людей, компаний. Со Свенцицкой готовы были заключить контракты знаменитые модные дома. Решение было только за ней. Эжен просто прыгал от возбуждения, предвкушая новый этап в жизни и работе. Он показал матери свои наброски нескольких новых моделей для будущего сезона. Оказывается, оставшись в одиночестве, он не только скучал и принимал поздравления, но и рисовал.
– Ирена, ты понимаешь, что шла к этому всю жизнь? Теперь все это твое, ты достигла успеха! Еще совсем немного – и ты окажешься в одном ряду с Диором, Кавалли, Ив Сен Лораном! Тебя открыли здесь, как Черутти! Мы будем участвовать на Неделе прет-а-порте в Париже! Ты представляешь, что еще у нас впереди?
Наивный, маленький мальчик! Он совсем не понимал, что происходило с его матерью. Ирена только машинально кивала головой, равнодушная к восторгам сына. Успех коллекции был, бесспорно, приятен ей, но не занимал более всех мыслей, как это было раньше. Что-то изменилось в ней после этой поездки в Москву: газетные статьи перестали тешить самолюбие, работа, вопреки обыкновению, перестала быть делом жизни, в один момент превратившись в обузу. Это сначала удивило, а потом и раздосадовало Свенцицкую. Ей приходилось переламывать себя, чтобы начинать думать о дальнейшей работе. Она, конечно, продолжала давать интервью и встречаться с перспективными заказчиками, но все это было ей уже неинтересно и давалось через силу.
