Текст книги "Пламя и пепел (СИ)"

Автор книги: Наталья Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

Глава 35

Облака словно сделаны из переливчатой радуги – а если бы попробовать, так, наверное, были как сахарная вата. Даже не верилось, что они на самом деле были всего лишь воздухом, частью земной атмосферы. Я огляделась – я была здесь совсем одна. Мне захотелось крикнуть, чтобы узнать, не откликнется ли кто, но я решила не нарушать эту мягкую, обволакивающую тишину. Я не знала, где нахожусь, но определенно была далеко.

Стоит ли мне сделать шаг, или я утону в призрачной массе пушистых облаков? Я застыла в раздумьях. Странно – здесь я не чувствовала времени, будто его здесь и вовсе нет, или может, оно проносится так быстро, что его невозможно различить – словно мимо взбесившейся кометы, несущейся к собственному разрушению с дважды световой скоростью.

Облачная дымка вокруг начала рассеиваться, словно от дуновения ветра, но движения воздуха не ощущалось – казалось, что-то вот-вот должно было проступить из-за ближнего слоя облаков. Может быть, то, что я увижу, сможет как-то прояснить, где же я.

Через несколько секунд я печально выдохнула – из-за облаков показалась всего лишь гора. Правда, скоро я поняла, что это совсем не те горы, по которым взбирались мы с Этьеном – видно было, что они не столь высоки, и склоны у них более пологи, хотя все равно не покажутся легкой задачей начинающему альпинисту. Тем не менее, вершина горы оказалась покрыта льдом.

Я ждала. Наверное, это все, что я могла делать в этом странном месте – ждать. Если не знаешь правил игры – дождись, пока противник сделает ход первым. Пока что противника я даже не видела, так что и неизвестно было, как же действовать.

Воспользовавшись затишьем, я попыталась применить логику к этой сюрреалистической даже для меня, Феникса, ситуации. В самом деле, никогда еще я не стояла прямо в облаках, ими же и окруженная. Над облаками я бывала – кто из современных людей не летал на самолете – но вот прямо внутри! И если мыслить логически, выходило… что я умерла. В самом деле, что я могла вспомнить? Темноту, падение. На первый взгляд, все сходится – так хорошо сходится, что хоть волком вой. Однако это был хоть какой-то вывод.

И тут, будто издалека, из давнего прошлого, я вспомнила, что там, на каменной площадке, остался лежать Этьен, и я даже не знала, жив ли он! Ведь если так, то ему срочно нужна помощь! А если нет – я все равно не оставлю лежать его там. Необходимо найти выход. Вот только можно ли вообще отсюда вырваться?

Что ж, пока у меня был только один ориентир, и я сделала первый шаг.

Переливчатые, полупрозрачные облака не подались под моими ногами, и я не ухнула куда-нибудь в пустоту, в глубину или даже, кто знает, ввысь. Нет, идти было даже удобно, пушистая масса слегка пружинила, делая шаги невесомыми и немного летучими, и я шла легко, будто не было только что изматывающего боя. Нельзя было понять, как долго уже шагала – меня не оставляло чувство, что время существовало здесь как-то отдельно, словно в коконе своего собственного измерения, не соприкасаясь с пространством. Я делала шаг за шагом и только надеялась, что не пробуду здесь слишком долго – и не опоздаю с возвращением.

Гора приближалась немного быстрее, чем это происходило бы на земле. Может, здесь не только времени, но и расстояния будто бы нет? Но гору до сих пор наполовину скрывали клубящиеся облака – наверное, это они обманывали взгляд. Я снова всмотрелась в нее. Надеюсь, взбираться все же не придется так же долго и трудно, как на горы в реальном мире.

Я чуть ускорила шаг – не зная, будет ли здесь от этого вообще толк. Почему-то казалось, что здесь не получится спешить – но и опоздать тоже будет невозможно. Дай то Бог, чтобы было так.

– Я все ждал, когда же ты о нас вспомнишь.

Я прямо подскочила – голос этот раздался из ниоткуда. Облака были недвижимы, как и гора вдалеке. Мне даже не нужно было оглядываться, я и без того знала, что здесь никого нет – просто не могло быть. Так кто же заговорил со мной?

– А ты подумай, – будто читая мои мысли, ответил все тот же голос, – Вокруг – облака, значит, ты точно не на земле… Кто же может здесь жить? – подождав немного, голос добавил, сжалившись надо мной, – Небожители, ну же.

Не было ни грома, ни фанфар, никак не нарушилась безмолвная неподвижность. Только грохот и тряска в моих собственных мыслях. Только теперь стало ясно, как привычна мне была мысль о собственном бессмертии. Пусть она не подтверждалась настоящими воспоминаниями, а на месте давнего прошлого была черная дыра, это очень грело изнутри. Так значит, все уже окончательно, и на том плато все закончилось? Я умерла, и здесь и останусь?…

Я спросила, но вовсе не о том, что так стучало, томило, когтило изнутри.

– Так значит, это боги? Глас божий? Может, у вас еще и лик есть? Или вас слишком много, чтобы явиться мне?

Я не хотела, не хотела так говорить. Зачем мне было кричать и раздражаться? Это не дало бы мне ровным счетом ничего, да и разве можно сердиться на облаках? Все так, вот только давний ком рвался наружу, не слушая предостережений. Слишком долго я звала их и не слышала ответа, сколько раз я раздавала всю себя, так и не дождавшись помощи. А теперь они здесь, и говорят, что долго ждали, когда я о них вспомню! Ну, и как это понимать?

– Нас много – ведь ты так это представляешь. Но я-то один.

Голос замолчал, а я подумала – какая еще загадка здесь может таиться? Хотелось плакать – то ли от злости, то ли от отчаяния. Нет, ну где же все-таки они шлялись, когда были нужны?

– Об этом позже. Если тебе так удобнее – конечно, я сейчас.

Сказал так, будто ему далеко откуда-то идти, невесело усмехнулась я про себя. Через несколько секунд, моргнув белой вспышкой, передо мной, прямо в облаках, и вправду будто шагая откуда-то слева, появился некто, имевший вполне человеческий вид. Узкое лицо с четкими скулами, темные волосы, далекий взгляд прозрачно-голубых глаз. Высокий. Лишь присмотревшись к его фигуре, я заметила странную тень за спиной – естественно, крылья. И, конечно, возраст его мне определить не удалось, можно было и не пробовать.

– Пробовать нужно всегда, – прогудел все тот же приятный бас, – Да ты ведь так и живешь. Всегда сомневаешься – и всегда пробуешь, идешь в неизведанное. Хотя, надо сказать, этот подход тоже неидеален, и слабые места его очевидны, но он мне больше по душе, чем некоторые другие.

Где же остальные? Те, кого много?

– Если хочешь, их и вправду много. Но ты же не думаешь, что все они бросят свои дела и придут к тебе? Случай, конечно, исключительный, но…

Я начинала закипать. Нет, нет, я пока не буду ничего об этом говорить. Я постаралась отвлечься от самых больных вопросов.

– Почему же ты ничем не занят? Ты ведь – тоже бог?

Незнакомец помолчал, сжав тонкие, красивого контура губы.

– Строго говоря, нет. И я как раз занят тем, чем должен.

Мне хотелось закричать – прекрати уже говорить загадками! Я только что умерла, в конце концов. Но он продолжил.

– Я как раз собирался тебе представиться. Я – птица, как и ты. Я птица Гамаюн, глашатай богов.

– Славянская? – нахмурилась я, вспоминая прочитанное о мифологии.

– И да, и нет. Не столь уж важно, не так ли.

– Ну, ладно, я же не называю себя все время Фениксом. Я Вивиен – теперь, в этой жизни.

В этой жизни, которая впервые показалась мне настоящей – и, кажется, уже закончилась… Я заставила себе договорить:

– Ну, а тебя как?…

– Мне ведь не приходится с людьми… поэтому мне и имя, вроде как, не нужно, – он озадаченно посмотрел на меня. Это надо еще суметь, озадачить бога, посмеялась я про себя, – Да и ты ведь не всегда…

– Ладно, я просто спросила. Интересно же. Да, и у меня раньше были другие имена, самые разные. Вот бы узнать, какое было первым.

И тут меня будто прострелило мыслью – Гамаюн, это ведь та птица, которая знает все. Значит, и это?

– Да, – быстро кивнул он, – в первый раз тебя звали – Сатх.

Я замерла. Может ли быть, чтобы те знали про это совпадение, знали и пытались использовать? Вот только я не знала… Но нет, они-то прекрасно знали, что я мало что помнила, на это и была рассчитана та карусель видений из разных веков. Как же это? Я посмотрела на Гамаюна, знавшего мои имена, но не знавшего своего.

– Так что же со всеми остальными? – снова спросила я совсем не то. И почему меня так занимали сейчас самые незначительные вопросы?

– Пройдемся? – ответил Гамаюн, махнув рукой. А почему бы и не посмотреть места, если я все равно здесь. Я кивнула, и мы медленно побрели вперед, и облака больше не казались ненадежной опорой.

– Все зависит от того, – продолжил посланец, – кого ты хочешь увидеть. Если бы тебя предупредили, как ты думаешь, кто бы вышел? Немолодые мужчины в белых тогах?

Я недовольно хмыкнула.

– А скорее всего, так и было бы. Внешность здесь – только аватар, маска. И их, и моя тоже. Да ведь ничья внешность на самом-то деле непостоянна.

Что-то здесь не то. Так внешность или суть? Что же, Иисус, Ра, Будда или Отец Солнце – все это одно и то же? Не проще ли тогда сказать, что это вовсе ничто, подумала я.

– Нет, – сказал Гамаюн, – они вовсе не ничто. Просто каждый народ, как и каждый человек, сам выбирает ту форму, в которой ему удобнее воспринимать нас – или, если хочешь, их. Все мы – часть большого целого. Вот ты столько раз сталкивалась с темной энергией – и, наверное, чувствуешь теперь, что мы – часть того же, светлая часть. Мы из одного и того же, нужно только выбрать, какая сторона баррикады – твоя. А…

Я отмахнулась от его многословных речей – было не до лекций. Мне хотелось только одного – чтобы меня вернули назад, к Этьену, если только они вообще это могут. Ведь должны же?

Гамаюн кивнул.

– Не торопись, ты успеешь сделать то, что нужно. Мы сейчас здесь, чтобы ты задавала вопросы – и получала ответы. У тебя ведь немало вопросов, правда?

Я посмотрела вдаль. Как мне собрать воедино все свои вопросы? Облака, между тем, перестали быть вовсе неподвижными, а совсем рядом вообще что-то мерцало. Река? Повинуясь инстинкту любопытства, я нагнулась, чтобы разглядеть ее. В блестящей ленте мелькали человеческие лица, будто кадры из жизни, а если смотреть пристально, они складывались в целые сюжеты. Здесь можно было увидеть не только людей, но и животных, и удивительные разнообразнейшие пейзажи. Люди двигались и, кажется, даже что-то говорили – как сценки из немого кино. Наверное, звуку мешала вода. Картинки сменялись так быстро, что у меня закружилась голова, и я снова стала смотреть вперед. Река невдалеке шумела небольшим водопадом. Чудесные радужные брызги взлетали высоко в воздух. Но вот странно – за водопадом реки уже не было, вся вода уходила куда-то под плотный слой облаков. Куда же? Я посмотрела на своего спутника.

– Хорошо. Только тогда давайте вести себя цивилизованно – дайте мне хотя бы облечь мои мысли в слова, прежде чем будете на них отвечать. Пойдемте вдоль этой…

Я замялась, не решившись назвать странную реку земным словом. Шагала, не чувствуя усталости, и взгляд все скользил по переливающейся образами ленте, но я уже к ним не приглядывалась. Шагая рядом, Гамаюн все-таки заговорил, не дожидаясь новых вопросов.

– Все-таки не хотелось бы, чтоб вы думали, что боги – это ложь. Я вот что хочу сказать – это не ложь, просто метафора, маска – в конце концов, они всегда говорят об одних и тех же, очевидных, казалось бы…

Я почти не слушала его, и только удивлялась, почему ему так хочется говорить, еще бы песню спел. Мне лично в этом месте хотелось только молчать. А еще я все думала – можно ли когда-то найти исток этой странной реки.

– … Иисус, как и Мухаммед, был в свое время сильным прорицателем, целителем – нужно было лишь небольшое вмешательство, чтобы вокруг них засиял божественный ореол. Ну, а Египет – вообще отдельная история…

Я снова пригляделась к реке… и увидела там себя.

Это было совсем не похоже на то, что я наблюдала из пещеры темных, и все-таки я вздрогнула. Мое лицо, покрытое мелкой мерцающей рябью, медленно плыло по реке, и пусть оно было совсем другим – я знала, что это я, как во сне, когда мы видим совершенно незнакомого человека и знаем, кто это. Я, та, что в реке, кажется, что-то кричала – то ли пыталась что-то кому-то доказать, то ли, может быть, пыталась помочь людям убежать, уехать прочь от катастрофы? Я глянула на Гамаюна – он уже все заметил и теперь смущенно смотрел в сторону.

«Картинка» в реке расширилась, и теперь мне было видно себя целиком – с ног до головы. Длинное платье позапрошлого века… А ведь попади я сюда раньше, я могла бы увидеть собственное прошлое, от которого не осталось ни обрывков, ни расплывчатых картин. Если бы только оказаться здесь до того, как течение унесло мою жизнь неизвестно куда.

– Середина 19-го столетия, Австралия. Тогда много людей погибло, но это не твоя…

– Я этого не помню… – как оглушенная, медленно проговорила я. И тут внутри словно что-то вспыхнуло, слова полились потоком: – Интересно, откуда мне это знать? Если б вы хоть чуть-чуть интересовались земными событиями, вы бы знали, что я никак не могу это помнить, с моей памятью что-то произошло, я почти уверена, что ее как-то изъяли темные. Возможно, я даже знала какое-то средство борьбы с ними – мощное средство. Но я, как назло, не могу вспомнить ничего давнее прошедших ста лет. Как вам такая новость?

Наступило молчание. Может, я сейчас и перегнула палку, но молчать уже просто не могла. Неужели они действительно не знают, что происходило со мной хотя бы в последнее время – а ведь для богов сотня лет это не так уж и много! Нет, я не могла молчать, я должна была знать, если хотела продолжать существовать – и, если получится, жить.

– Вивиен, – даже странно, что он обратился ко мне просто по имени, – Нет никакого совершенного оружия. Нет и не было никогда.

– Так в чем же дело? Зачем тогда им понадобились мои воспоминания? Там должно быть что-то важное. И, скорее всего, смертоносное для них, иначе зачем …, – я была озадачена, как никогда.

Гамаюн как-то печально склонил голову, слова словно не шли у него с языка. Да что же это такое?

– Темные не стирали твою память, Вивиен. Это сделали мы.

Глава 36

Я стояла и молча смотрела на него, не могла отвести взгляда. Я могла бы кричать, махать руками, чего-то требовать, но ничего бы не изменилось. И у меня просто не было сил. Мир только что встал с ног на голову, и нужно было искать новое равновесие, чтоб не упасть на обе лопатки.

Игры с разумом всегда считались подлым приемом – и излюбленным ходом темных. И вот – мои создатели, те, кто должен был быть моими наставниками, использовали этот ход. Использовали на мне, да в таких глобальных масштабах, что утерли нос всем темным – только не в том, в чем можно было бы ожидать. Наверное, они просто-таки хохотали над моими поисками ответа – кому же понадобились мои воспоминания, и что же в них было такого. Это, кстати, мне все еще хотелось узнать.

Поджав губы, я продолжала смотреть на него, на неброский наряд и неприметные крылья. Почему они послали ко мне именно его? Решили не тратить свои силы, нашли мальчика для битья? Нет, не похоже. Думали, что мы, две птички, вроде как родственные души? Но я-то не играю – ни с людьми, ни с богами. И пусть читает мои мысли, мне плевать – нет, мне это даже приятно. Пусть знает все, что я думаю о них, даже если все это – обман и он на самом деле и есть тот бог в тоге, о котором сам упоминал, и избавит меня от необходимости говорить это все вслух. В глазах его плескалась горечь – но не раскаяние. Только ли потому, что он не своими руками это сделал?

– Но исповедаться все-таки придется, – произнесла я, хоть это было и необязательно. Так оно было весомее, в словах. Он только смиренно кивнул – чем не очень-то меня и удивил. В конце концов, он признался сам, я его не вынуждала. К его чести – если она имеется.

– Вивиен – ничего, если я так к тебе буду обращаться, так ведь привычнее? – это очень долгая история, не знаю, успеем ли мы…

– Вы ведь сами сказали, что я могу не торопиться, что я успею к Этьену.

– Я не так сказал. К Этьену – да, успеешь, но….

– Так не тяните время. Вперед.

Конечно, я не забыла про Этьена – и рвалась к нему всей душой. Но мне обещали – я успею, а здесь пока – скорее всего, мой единственный шанс задать все вопросы. Невозможно долго жить без ответов, иначе жизнь начинает вести тебя по кругу, тыкая носом в одни и те же старые грабли.

– Хорошо… – он как-то очень уж по-людски почесал переносицу и остановился, задумавшись. Я стояла, или парила, рядом, – Видишь ли, причины были очень серьезные. Мы просто не могли потерять тебя как Феникса.

Говорить ему явно было неудобно, он даже переминался с ноги на ногу, и крылья серой тенью вторили его движениям. Но разве мне было удобно жить все эти годы, почти ничего не зная о себе? Нет, всезнающая птица, рассказывай до конца, я готова слушать.

– Один человек заставил тебя предать свое предназначение, и надо было… начать все сначала. Ты понимаешь, что без тебя мы не смогли бы бороться…

– Человек? – резко переспросила я. Это явно была не просто оговорка.

– Да, – он снова опустил голову, – ты ничуть не изменилась, все такая же проницательная, – я мотнула головой, отказываясь принимать комплименты, – Он изменил тебя, Вивиен – и мы не смогли найти иного способа, чтобы вернуть Феникса.

– Да что же там произошло такое? – терпение кончалось, мне уже казалось, что Гамаюн в своем многословии может поспорить с политиками и юристами.

– Я только хочу, чтобы ты поняла, как все было… страшно.

Было б лучше, если б я это помнила, хмыкнула я про себя.

– Я сомневаюсь в этом, – снова выдал он непрошенный ответ, – Мне все же кажется, что и я не смогу рассказать ту историю так, чтобы ты все поняла – и могла действительно поверить. Наверное, будет лучше, если ты увидишь все сама.

Он сделал легкое движение пальцами, и впереди возник белый шарик, неуловимым образом превратившийся в тонкий луч света. Вроде бы здесь и не могло уже быть больше света – вокруг и так были сияющие облака, но этот луч оказался обжигающе, почти нестерпимо ярким даже по сравнению с ними. Повернувшись вокруг своей оси, луч теперь освещал меня саму, словно я была на сцене, под светом софитов. Ощущение было не из самых приятных. Я удивленно подняла брови, но Гамаюн лишь кивнул, не сводя с меня серьезного, немного грустного взгляда – мол, все так и должно быть. Протяжно выдохнув, я нехотя кивнула в ответ и стала ждать.

Даже здесь, в этом месте без времени и пространства, я почувствовала, как от волнения у меня похолодели пальцы. Это было первое свидание с моим забытым прошлым. И не самый обыкновенный день – а что-то, из-за чего меня вовсе отлучили от собственной памяти – уж верно, должны были быть действительно весомые причины и безвыходное положение, чтобы действовать так жестко. То есть, я натворила что-то серьезное.

То, что было потом, когда луч засветился картинками, я не видела – скорее чувствовала, словно образы транслировались прямо в мое сознание, обходя органы чувств. Чем-то это было похоже на те видения, что меня вынуждали смотреть в пещере мои похитители. Странная параллель с темными – и ведь уже не первая. Не было радужных облаков и разговорчивого собеседника – вокруг был совершенно другой мир.

Резко ревели клаксонами машины, а рядом мерно двигались конки. Из покосившихся дубовых дверей со следами удара шашкой неслась громкая музыка – чувственный саксофон, переливчатые трели фортепиано, ударные. Настоящие, живые инструменты, конечно же – благословенное время до изобретения магнитофона. Здесь эта музыка была редкой, почти под запретом, как и многое другое – и именно поэтому мы были здесь.

Мы пришли пешком и теперь переходили улицу – тогда она казалась запруженной, а любой современный человек назвал бы ее полупустой. Я снова видела себя со стороны, но в этот раз, кажется, все было спокойно, не происходило никаких катастроф – я была обычной девушкой. Внешность, конечно, была совсем другой, насколько можно было судить со спины – гладкие рыжеватые волосы, стриженные под каре, платье из плотной ткани, шляпка с обдерганным пером. В Америке это десятилетие было временем блеска в глаза, прожигания жизни – здесь это настроение вынуждено было подстраиваться под суровую реальность голода, послереволюционной разрухи и террора. Таков был век джаза в молодом, окровавленном Советском Союзе.

Мы смеялись на голодный желудок, мы были счастливы. Мог ли этот человек рядом со мной быть тем, кто, по словам бога, заставил меня забыть о своем долге и совершить нечто ужасное? На первый взгляд было абсолютно не похоже.

Я-наблюдатель обратила, наконец, внимание на своего спутника. Достаточно высокий и плечистый, в потертом драповом пальто, он галантно, но чуть неловко держал меня под руку – словно никогда прежде этого не делал. Мы почти бегом вошли в двери зала, где был джазовый концерт – на который мы безбожно опаздывали. Похоже, джаз я любила во все времена.

Но, как не жаль, теперешней мне было не до музыки. Стараясь не отвлекаться на зовущие, дышащие энергией звуки, я прислушивалась к тому, о чем думала здешняя я. Почему-то я даже не сомневалась, что это получится – и через несколько секунд действительно уловила нестройный поток мыслей, чувств и впечатлений. Если оставить в стороне наслаждение от концерта, то все мои мысли были о нем. Где-то стороной проходили заботы о продуктовых карточках, необходимости чем-то натопить огромную квартиру, приютившую под высокими потолками около двадцати человек, мужчин и женщин, семейных и одиноких. Я делила свою комнату с немолодой вдовой – но все это сейчас едва можно было различить в мыслях. Я была влюблена, и в сладостных волнах этого чувства полностью растворялось все остальное.

Его звали Олег. У него были грубые, намозоленные ладони, но я была влюблена в них, словно это были мягкие руки пианиста – а быть может, даже больше, чем могла бы любить нежные пальцы музыканта. На лбу и вокруг глаз у него, несмотря на молодость, уже были глубокие морщины, но они только добавляли решительности, силы его взгляду – которых и так было не занимать.

Все здесь были людьми вдохновленными – и далеко не только музыкой. Каждый чувствовал, какую силу дарит сознание того, что ты держишь собственную жизнь и будущее страны в своих руках – силу и ответственность. Мне тогдашней казалось, что не может быть здесь упивающихся этой силой, пьяных от необъятного простора для деятельности в этой огромной стране, в одночасье ставшей словно бы чистым листом для «красных». Наверное, это все же было удивительно, учитывая, что тогда-то в моем распоряжении все-таки были сотни прожитых лет, которых я, живущая в этом смутном столетии, оказывается, совсем скоро должна была лишиться…

Он держал мою руку в своей широкой ладони, и я забывала о том, что не была в полной мере человеком. Кого удивит то, как парит над землей влюбленный, как все кажется ему совсем другим, словно подсвеченным внутренним, необъяснимым сиянием? Меня удивляло все это, и в первый раз мне хотелось оставаться просто человеком, девушкой. Но, боже, как все это похоже на мои сегодняшние чувства к Этьену Дюруа! Сама себе я показалась двуличной – как могла я испытывать эти чувства к другому человеку?

…Но ведь я совсем не помнила Олега, я теперь узнавала заново все, что мне было дорого в нем, что так привязало нас друг к другу. Да и где он теперь, в наше время? Наверное, уже умер – а если и нет, то стал совсем древним и не помнит меня, если вообще может еще что-то вспомнить… Теперь та сцена, которую я незримо наблюдала, начала отдавать горечью.

Концерт закончился, и мы, не размыкая рук, вышли на улицу. Вокруг было совсем темно, фонари не горели. Холодный ветер пронизывал, а изголодавшееся тело быстрее поддавалось стылым порывам, но мы смеялись – смеялись и бегом бежали по узкому тротуару вдоль длинного дома. Нужно было поскорее добраться домой. Как бы нам ни хотелось еще задержаться, погулять или посидеть за разговором где-нибудь в парке, мы знали – с наступлением темноты на улицах становится небезопасно, а завтра, к тому же, нужно было рано вставать.

Добежав до моей парадной, мы остановились, прощаясь. Все также держались за руки и что-то шептали – странно, но я чувствовала, что веду себя так, будто действительно принадлежу этому времени, будто родилась совсем недавно, каких-нибудь пару десятилетий назад. Я не хотела помнить о своей сущности, я сознательно забывала о ней и о вечности опыта, разделявшей нас. Олег крепко сжал мою руку, и, попрощавшись в последний раз, ушел. Счастливо улыбаясь, я нырнула в темный подъезд.

Уже в квартире, только скинув сапоги, я прямо в пальто в потемках пробралась к окну. Соседка мирно посапывала во сне. Присев на подоконник, я посмотрела вниз – на улице было уже совсем безлюдно. Я представила себе, как Олег сейчас идет домой по ночному городу, и мысленно пожелала ему благополучно добраться. Завтра. Мы увидимся завтра, после нового долгого рабочего дня.

Я часто-часто заморгала – в глаза ударил свет. Экскурсия в прошлое закончилась, и меня снова окружали сверкающие облака. Я озадаченно взглянула на Гамаюна.

– Я не понимаю. И что же вы хотели мне показать? Где здесь то преступление, за которое нужно было так жестоко наказывать? Вы хоть понимаете, что украли у меня мою собственную жизнь, мою личность?

Гамаюн печально покачал головой, а мне вдруг послышался шорох множества крыльев в пространстве вокруг нас.

– Мы никого не наказывали, Вивиен, пойми. Это был единственный наш шанс вернуть тебя – вернуть, а не подвергать какой-то каре.

– Вернуть откуда? Что такого произошло?

Он тяжело вздохнул.

– Надеюсь, ты сейчас поймешь, почему я не хочу показывать тебе все дальнейшие события. Я постараюсь рассказать о них честно и полно, но показывать – это будет слишком тяжело и жестоко.

Я уже не могла понять, что чувствую. За все время здесь – а сколько действительно времени прошло? – я испытала такой широкий диапазон эмоций, что сейчас моя собственная душа казалась мне выжатой, как лимон. Я не думала, чтобы что-то могло причинить такие страдания, что я откажусь узнать, в чем было дело – а сейчас мне хотелось отказаться.

Но сил спорить не было, я пожала плечами и приготовилась слушать. Как жаль, что я не могла читать его мысли, тогда бы все было намного проще. Я знала, что тень недоверия не покинет меня, если я не увижу все своими глазами. Но пока я оставила все как есть. Если бы душа, ум, сознание были мышцами, их бы сейчас нещадно ломило.