Текст книги "Мозаика любви"
Автор книги: Наталья Сафронова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 9
Игорь Тимофеев колдовал у плиты. Затянувшиеся новогодние каникулы истощили запасы в холодильниках и фантазию хозяек, мыслящих категориями салата оливье и курицы в духовке. Тимофеев был натурой творческой и собирал кулинарные рецепты, как сюжеты для своих очерков, – придирчиво. Работали все четыре конфорки и духовка, что создавало особо теплую атмосферу дружеского застолья. Грузный полковник, Женя Балтийский, обливался потом и требовал открыть форточку, но подоконник был завален рукописями, гранками, фотографиями и прочим продуктом профессиональной деятельности хозяина, поэтому открывалась только дверь в коридор. Не выдержав очередных жалоб гостя на духоту, хозяин, не оставляя надолго своей стряпни, подсел к столу и, махнув между прочим, без тоста и компании, подвернувшуюся рюмку, объяснил недовольному гостю, что значит жара.
– Нелегкая судьба журналиста занесла меня в середине ноября в Объединенные Арабские Эмираты. В Москве минус 13 градусов, в Дубае – плюс 31 градус, за воротником 40 градусов на сто грамм виски «Red Label». Ступаю на землю с обостренным чувством жажды и тепла к арабам. Но восток – дело тонкое, поэтому обещанной партнерами визы нет. Не пришла вовремя. Деньги у меня есть, но американского разлива. Поменять на местные не могу, не выпускают через границу. Ни поесть, ни попить, ни позвонить. Томился я долго, пока градус снаружи не повысился, а внутри не понизился. На точке равновесия, примерно так на градусах тридцати я начал искать путь к спасению.
– Что тебе грозило? – проворчал недовольный Женька, который раз проверяя, готов ли лед в холодильнике.
– Смерть в пустыне от жажды! Увольнение с работы за срыв репортажа! Когда я эти перспективы представил, то стал метаться. Вижу – арабский пролетарий перед моим носом ожесточенно трет шваброй мраморный пол зала ожидания, где есть все, что мне нужно: обмен, буфет, телефон.
Его лицо мне показалось открытым, располагающим, почти знакомым, как у таксистов на Киевском вокзале. Я просунул через ограждение руку со стодолларовой купюрой и попросил его сердечно, по-русски: «Разменяй, друг!» Он испуганно замер, а я удвоил усилия и на всех доступных мне языках стал объяснять, что хочу, есть, пить, звонить и вообще – «к маме». Он неосторожно приблизился к моей клетке, я, схватив его за рукав, притянул к ограждению, сунул в карман деньги и, прижав к решеткам, чмокнул в щеку. Он перехватил швабру, как копье, вырвался и убежал.
Потом мне объяснили, что валютные операции и гомосексуальные отношения у них караются серьезными сроками. Но тогда я этого не знал, поэтому первые пятнадцать минут взволнованно ждал, а вторые – пытался смириться с потерей денег и надежды. Напрасно. Мой смуглоликий посланец, все также вооруженный шваброй, появился на моей стороне и, кивая мне, двинулся к туалетам. Выждав ради конспирации минуту, я быстро юркнул за ним. Нашел его в приоткрытой кабинке, он был один. Вернее, мы оказались там вдвоем и закрыли дверь на замок. Не отрываясь от швабры, он отсчитал мне какие-то разноцветные купюры и вручил телефонную карту. При этом вежливо сказал: «Welcome!» Я был тронут, и протянул ему одну из купюр со словами: «Спасибо, друг, это тебе на чай!»
В ответ услышал:
– Now!
Я настойчиво сую деньги и непреклонно настаиваю:
– Yes!
А дальше, как шарманка, мы твердим друг другу все громче:
– Now!
– Yes!
– Now!
– Yes!
Никто не хотел уступать, пока мы не увидели внизу за куцей дверцей кабинки форменные ботинки. Кто-то слушал наш диалог снаружи. Воспользовавшись замешательством моего спасителя, я сунул ему деньги в карман, открыл замок и гордо шагнул наружу. У полицейского, стоявшего под нашей дверью, глаза полезли на лоб, когда белый европеец в костюме и галстуке вышел из туалетной кабины вместе с арабом, держащим швабру «на караул». От удивления он даже споткнулся и опрокинул ведро с водой. Мой верный уборщик не растерялся, взял швабру в рабочую позицию и начал остервенело размазывать лужу под ногами у полицейского. Это дало мне мгновение, необходимое, чтобы покинуть место преступления.
– И куда же ты побежал? – Балтийский немного остыл, наковыряв целый стакан льда и добавив в него для вкуса виски.
– Звонить, чтобы срочно делали визу! Свобода – главная потребность творческой личности. А потом уж я часа четыре охлаждался в баре пивом.
Погремев крышками, наполнив кухню аппетитными запахами, хозяин решительно заявил:
– Так, у меня все готово. Где же Мак? Если он так дела делает, как к друзьям ходит, то может разориться. Сам же набивался в гости! Ждать не будем, такую рыбу, как я сделал, надо есть горячую и не разогревать. Разлил? Ну, я накладываю! Тебе, судя по габаритам пуза, надо сразу двойную порцию? – подколол хозяин своего гостя за внушительные размеры.
Полковник от обиды даже положил обратно на стол вилку и, подняв на друга полный укора нежно-голубой взор, воскликнул:
– Ну, от тебя не ожидал! Я ведь продолжаю служить в наших славных вооруженных силах. Не забыл, надеюсь, как начальники любят нервы трепать? А защититься как? Вот я стресс и заедаю. Поэтому, хоть ты пойми, что это не живот, а бронежилет! Единственная защита от нападок, укусов и подрыва моего авторитета.
– Не согласен, – твердо возразил Игорь, вооружаясь бутылкой. – Не единственная, рюмку давай!
Приятное застолье продолжилось смачным употреблением горячего блюда, приготовленного в соответствии с классической мадьярской рецептурой. В ответ на байки, рассказанные хозяином, гость попытался поделиться с ним своими автомобильными планами, но Игорь быстро свернул эти разговоры, процитировав слова из песенки «Военного корреспондента»: «На пикапе драном, и с одним наганом, мы первыми врывались в города».
– Ну, при чем тут наганы? – возмутился Женя, который был очень горд своей машиной.
– Это чтобы ты мне не начал про новое вооружение излагать. Наконец-то наш третий пожаловал. Доставай посуду и хватит водку охлаждать, а то не разольем.
Через полчаса горячее сменилось холодным, которое вскоре кончилось. Причмокивая, подбирая подливку хлебом, Мак и Женька нахваливали кулинарные таланты хозяина.
– Понятно, почему ты в холостяках засиделся: какая же женщина выдержит такую конкуренцию на кухне? – Крякнув от удовольствия, Балтийский потянулся к бутылке, которая пустела быстрее, чем согревалась.
– Ты давно холостякуешь? – поинтересовался новый гость.
– Года два уже. Втянулся, – ответил Игорь.
– Давайте-ка, мужики, женитесь, а то завидно на вас смотреть, – подначивал друзей единственный среди них семьянин – Балтийский.
– Маку еще разок можно, а я свой план выполнил. У меня послужной список: три жены, – отнекивался счастливый обладатель однокомнатной квартиры и кулинарных талантов.
– С интервалом? – поинтересовался Анатолий.
– Какое там! С перехлестом. Так сказать, вторая наложилась на первую, а третья на вторую, – признался Тимофеев.
– Это ты, наверное, на двух наложился! – дружно заржали друзья.
– Почему системный сбой происходит? Они с тобой за измены разводились? – полюбопытствовал Лобанов.
– Ты не понял. Это я с ними разводился. Всегда! – гордо ответил холостяк.
– С дележом имущества? – заволновался друг.
– Ой, не вспоминай. До чего же бабы деньги любят. Первая, когда от меня уходила, то вывезла всю мебель. Я ее просил, оставь мне хоть стул, чтобы я мог у подоконника сидя статьи писать, на алименты зарабатывать. Так она при мне влезла на этот стул, вывинтила все лампочки из люстры, слезла, взяла стул и утащила его к лифту, а там уже ее хозяйственный хахаль стоял и все, что она выносила, на машине вывозил, – пожаловался бывалый муж.
– А остальные, судя по наличию в твоих апартаментах даже дивана, были не такими? – усмехнулся Мак.
– Это я стал не таким – два раза на грабли не наступал, – возразил пострадавший на семейном фронте корреспондент.
– Подожди, ты три раза на них наступал, причем добровольно, – поправил любящий точность Балтийский.
– Ну, добровольно я только в загсе слово «да» говорил, – усмехнулся Тимофеев, – а женился лишь при безвыходных обстоятельствах. Иначе жен было бы в три раза больше.
– Они тебя заставляли? – изумился ужасам холостяцкой жизни примерный, но неверный муж.
– Нет, если я чувствую пусть едва уловимое желание женщины подтолкнуть меня к загсу, то меня уже ничто не может удержать рядом с ней. Я же тебе только что рассказывал про острую потребность творческой личности в свободе! – возмутился невнимательности гостя хозяин. – Только обстоятельства непреодолимой силы могут повлиять на мое решение жениться!
– А создают их для тебя твои будущие жены, – прокомментировал Лобанов, вздохнув: – Зачем им обязательно замуж надо? Только затем, наверное, чтобы потом судиться из-за имущества. Одна мысль, что я опять могу залезть в этот капкан, отбивает всякую охоту. Хотя, конечно, до свадьбы они такой агитпункт нам устраивают: дружба, покорность, обеды на белой скатерти, не говоря уже о постели. А потом остаются одни бесконечные претензии, причем чаще всего имущественные.
– Ты ведь недавно развелся, еще делишь капиталы? – полюбопытствовал Балтийский.
– Разделил, хоть, как сейчас понимаю, делать этого не стоило, – пожаловался бизнесмен.
– Оставлять женщину с ребенком без денег нельзя, – возмутился правильный Женя.
– Деньги у нее никогда не задерживались, и после дележа все равно без конца сына подсылает под разными предлогами. Не знаю даже, что меня больше раздражает – женская жадность или глупость. Ведь если послушать замужних, то несчастнее их не бывает. Вот ты, Жека, верой и правдой служишь семье и отечеству, а спроси твою благоверную, так она, как ее подружки, закукарекает: «Мой-то такая сволочь, на работе сидит, по командировкам ездит, водку пьет, пока я на кухне у телевизора чахну». Скажет?
– Наверное, но ты как-то мрачно смотришь на жизнь, – упрекнул полковник.
– Так зачем же они на все готовы, только чтобы выйти замуж и стать несчастными? Я у своей был всегда во всем виноват: сначала потому, что женился и испортил ей жизнь, а теперь, потому что развелся и опять испортил ей жизнь. Это не мрачно, это беспросветно! – возмутился Лобанов.
– Подожди, ты о ком и о чем? Что-то тебя разобрало. Женька, ты ему чистого наливал? – заволновался хозяин.
– Наливал, как положено, у него просто проблема какая-то, поэтому и приехал, – отмел необоснованные обвинения дежурный бармен Женя.
– Действительно, Мак, может, мы поможем? – закуривая, предложил Игорь.
– Чем? Научите их мужиков ценить? – предположил Анатолий.
– Ну, этого не обещаем, – вздохнул Балтийский.
– Говори, что случилось, – строго потребовал Тимофеев.
– Я, собственно, приехал к тебе за профессиональной консультацией. Ты признанный мастер пера и в литературе должен разбираться. – Лобанов наконец перешел к делу.
– Не пугай, ты хочешь издательство построить и сделать меня главным редактором? Если Балтийский будет здание проектировать, то я согласен, – пошутил хозяин.
– Прочти вот эту рукопись и скажи мне о ней свое мнение. – С этими словами Анатолий протянул Игорю стопку листов в папке с красноносым Дедом Морозом.
– Если разговор профессиональный, то я должен понимать, для чего тебе мое мнение. Как в том анекдоте: «Мы покупаем или продаем?» – не касаясь протянутой папки, уточнил Тимофеев.
– Ни то ни другое. Я хочу, чтобы ты оценил, есть ли у этих рассказов хоть какие-нибудь художественные достоинства, – Лобанов положил папку на стол.
– Полковник, наливай, похоже, наш бизнесмен подался в писатели, – весело скомандовал хозяин застолья.
– Нет, это написала наша общая подруга, – замотал головой Мак.
– Не клевещи на нас, мы хоть и пьяницы, но не развратники и общих подруг у нас никогда не было, – возмутился Женя.
– Мак, чья это рукопись, почему она у тебя и зачем тебе мое мнение? – продолжал допытываться Игорь.
– Написала эти рассказы из нашей с вами жизни Таня Луговская. Вы многих узнаете из нашего класса и многому удивитесь. Твой повторный роман с Пименовой, Женька, который ты скрывал от друзей, вообще описан во всей красе, видимо… с ее слов. Неприглядные тайны Емелина раскрыты полностью. Я с Татьяной последнее время часто встречался. Она подарила мне эти рассказы к Новому году, чтобы я понял, как женщинам с нами трудно, и оценил жертву, которую она готова принести, выйдя за меня замуж.
– Брось ты! Танька вполне нормальная девчонка, без дури, – не поверил Женя.
– Я сам так же считал, подумывал даже жениться. Надеялся встретить в жизни понимание. А вместо него – на двадцати страницах заморочки и описание тяжелой женской доли, а на двадцать первой намек на поход в загс и небрежная команда: «Проснешься, позвони». Стоит, спросонья разок позвонить и в следующий раз получишь команду вынести мусор, а еще через раз – скандал, что не вынес. Короче, прочти, пожалуйста, сам, – обратился Лобанов к Игорю.
– Зачем мне читать? Дело это личное, – перебил его журналист.
– Посмотри со своей точки зрения. Я завтра на пару недель улечу в Италию на лыжах кататься, один. Проветрюсь, отосплюсь, может быть, разберусь в себе. Вернусь, ты мне свое заключение сделаешь. А вдруг это великая литература и у нас родилась новая Франсуаза Саган? – предположил Лобанов.
– Тебе от этого легче будет? – удивился Игорь.
Лобанов вздохнул:
– Тогда я куплю издательство, у меня появится веская причина жениться на Луговской, чтобы авторские права получить. Буду вместе с тобой наживаться на ее таланте. А что остается?
– Выпить! – дружно гаркнули мужики.
Часть 2
ЧУЖОЕ
Глава 10
Серое январское утро было холодно и элегантно, как знающая цену не только себе, но и всему на этом свете дама средних лет. Утро начинало этот день без ожиданий и без страхов. Мокрые, темные, цвета лакированных лодочек на низком каблуке, мостовые блестели от сочащейся из воздуха влаги, строгие бежево-серые костюмы домов оживлялись неярким отблеском бижутерии окон, крыши как шляпки были украшены маргаритками спутниковых антенн. Город встречал новый день без летнего кокетства и осенней роскоши, строго по-зимнему. Эта рациональность и отчуждение вызывали у человека, машинально преодолевающего пару старинных улочек от парковки до небольшой арки, скрывавшей от солнца и дождя вход в офис, протест. Так, безупречную черную юбку учительницы порой хочется испачкать мелом, чтобы сделать ее растерянней и человечнее. Поэтому, только заметив на мостовой брошенную кем-то обертку от жвачки, прохожий примирился с безукоризненной надменной красотой вечно прекрасного цветка – Флоренции. Дверь офиса бесшумно открылась, и он почувствовал, что аромат кофе и волна теплого воздуха приветствуют его, как рука старого друга, легшая на плечо.
– Синьор Берти, вам звонили из офиса страховой компании и оставили адрес госпиталя. Вам как агенту необходимо посетить клиента. Русский, VIP, автомобильная авария, – вместо приветствия пропела со славянским акцентом миловидная помощница.
– Неплохое начало дня, спасибо, синьорита Лена, – саркастически проворчал шеф, стряхивая с плаща влагу, – вы с ним разговаривали?
– Да, страховка у него полная, катался на лыжах в Курмайере, – бойко, как отличница, сообщила Елена.
– Русский из России? Он был пьян? – Последний вопрос больше походил на утверждение.
– Да, настоящий русский, – подтвердила помощница и добавила: – Абсолютно трезвый.
– Тогда вы, вероятно, ошиблись дважды, – возразил адвокат. – Он отдыхает в Куршевеле. Русские отдыхают только в Куршевеле. Там уже вывески скоро будут делать по-русски. И если он настоящий русский, то абсолютно трезвым быть не мог.
– Вероятно, вы правы, мэтр. Сейчас он находится в госпитале в Шамони, официального заключения экспертизы еще не поступило.
Почувствовав в ее тоне протест, чуткий и незлобливый начальник примирительно проговорил:
– Синьорита, я не хотел обидеть ваших соотечественников.
– Значит, вы хотели обидеть ваших клиентов? – подколола она мстительно.
– Чашка кофе и ваша улыбка примирят меня с необходимостью ехать во Францию за двести с лишним километров, чтобы принести моей компании убытки. Собирайтесь, мы обязаны предоставить ему переводчика. На обратном пути я приглашу вас в тратторию, где отлично готовят рыбу по-деревенски, с травами.
С этими словами он скрылся за дверью своего кабинета и, скучая, ждал свой кофе, пока Елена собирала документы, отвечала на телефонные звонки и управлялась с офисной кофеваркой.
Несколько часов спустя в вестибюле большого госпиталя, расположенного на въезде в курортный город, появилась пара.
– Адвокат Берти, – представился плотный невысокий мужчина, сверкая яркими глазами и демонстрируя дежурную, но обаятельную улыбку. – Мне сообщили, что у вас находится синьор Лобанов, он мой клиент. Палата С-321? Спасибо. Пойдемте, синьорита, – обратился он к сопровождавшей его темноволосой, строгой молодой женщине, одетой в плотную юбку и стеганую курточку с меховым воротником. Пройдя длинными коридорами третьего этажа корпуса «С», пара постучалась в дверь нужной ими палаты.
– Синьор Лобанов? Я представитель страховой компании, адвокат Берти. Это моя помощница синьорита Елена, она русская и готова исполнить роль переводчика.
Машинально выполнив ритуал представления и, ожидая, пока прозвучит перевод, Витторио Берти рассмотрел единственного пациента палаты. Обладая живым умом и некоторым артистизмом, он молниеносно составлял мнение о человеке, нередко точное и глубокое. А вот действовал чаще всего без учета этого мнения, в соответствии с тем, что сулило ему не наибольшую выгоду, а наименьшие проблемы. Именно поэтому, несмотря на возраст, происхождение, обширные связи, он занимался хлопотным ремеслом страхового агента и мотался по клиентам, как мальчишка.
Вид у человека, высоко лежащего на больничной кровати, показался ему привлекательным. Белизна подушки и туго стягивающих грудь бинтов оттеняла горнолыжную бронзу лица. Длинные вьющиеся, с проседью волосы свидетельствовали о независимости характера, синяк, растекающийся по высокому лбу, напоминал об аварии.
– Синьор адвокат, вы говорите по-французски? – с акцентом, но бегло и правильно задал вопрос больной.
– Конечно, – ответил адвокат.
– Тогда мы обойдемся без помощи переводчика, – заявил больной и, холодно глянув на ассистентку адвоката, произнес по-русски: – Синьорита, я попрошу вас оставить нас одних.
– Вы хотите сохранить конфиденциальность? – спросил в недоумении Берти.
– Нет, просто не хочу видеть женщин. За последние четыре дня я истосковался по мужскому обществу, – совершенно серьезно ответил клиент.
– В момент аварии вы были в машине с дамой? – весело сверкнув глазами, проявил проницательность адвокат.
Пострадавший ответил:
– Да. Но как мне сообщил врач в приемном покое, когда я пришел в себя, моя спутница отделалась легкими ушибами.
– С ее стороны возможен иск о нанесении телесных повреждений? – поинтересовался синьор Берти.
– Вам предстоит узнать это, а главное, выяснить, находится ли она в этом госпитале или уже покинула его. Я очень хотел бы обойтись без прощаний с ней. Если необходимо, сошлитесь на мое самочувствие, – высказал пожелание Лобанов.
– Для того чтобы выполнить ваше первое поручение, – со значением выделив голосом слово «поручение», произнес адвокат, – мне необходимо знать ее имя и причину, по которой она находилась в вашей машине в момент аварии.
– Ее зовут Лючия Манчини, мы познакомились в Курмайере и последние двое суток провели вместе как любовники. – Клиент дал ответ с краткостью и точностью полицейского протокола, подталкивая тем самым своего адвоката к действию.
Оставшись один, Анатолий Николаевич Лобанов, директор крупной торговой компании, бонвиван, шахматист и горнолыжник, деятельный и энергичный человек, с мучительной для него слабостью откинулся на подушки, подавив глубокий вздох. При четырех сломанных ребрах вздыхать, кашлять, смеяться и кричать было весьма болезненно. Прикрыв тяжелыми веками воспаленные глаза, он почувствовал, что проваливается в дремоту. Лобанов приоткрыл глаза, чтобы стряхнуть сонное оцепенение, но веки слушались его с трудом, налившись такой же свинцовой тяжестью, как все тело. Вошедший через пятнадцать минут синьор Берти застал своего клиента глубоко спящим.
«Вот это выдержка, – с уважением подумал он. – Едва не погиб, разбил дорогую машину, чуть не угробил чужую жену, муж этой женщины теперь знает о ее неверности, – а он себе спокойно отсыпается, как ни в чем не бывало! Ему дают снотворное? Но я в такой ситуации не заснул бы даже под наркозом. Будить?» Адвокат тихо прикрыл дверь и вернулся в холл.
– Синьорита, наш клиент спит, и мы тоже можем отдохнуть. Пойдемте, выпьем кофе, и я попрошу вас сделать несколько звонков. – Приняв решение как всегда в пользу отдыха, шеф улыбнулся своей сотруднице, помогая ей надеть брошенную на спинку стула куртку. А через несколько минут уже за столиком кафе он продолжил свои размышления: – Должен признать, что мое недоверие к вашей информации было несправедливым. Наш клиент действительно находился за рулем совершенно трезвым. Только лучше бы уж он пил, но ездил один. С другой стороны, как вы считаете, нам большой бракоразводный процесс не помешает? Можно будет отказаться от всякой мелкой работы, – позволил себе помечтать Витторио Берти, отхлебывая обжигающий кофе.
Елена тактично промолчала, чтобы не отвлекать шефа своими комментариями от приятных мыслей. Только когда он вопросительно, с дежурной томностью посмотрел на нее, решилась задать вопрос:
– Мы будем представлять ответчика?
– Думаю, нашему, клиенту вряд ли удастся избежать скандала: муж дамы, с которой он путешествовал, сегодня утром забрал ее из госпиталя. Ему, разумеется, сообщили об обстоятельствах, при которых пострадала его жена. Нет, все-таки не напрасно я всегда советую моим клиентам не ездить с чужими женами в отель на одном автомобиле, лучше для них вызывать такси! Но, с другой стороны, если бы клиенты слушались своих адвокатов, то адвокаты умерли бы с голода, не правда ли? Свяжитесь со страховым офисом, пусть начинают оформлять документы.
– Месье Лобанов, проснитесь! Вам нужно кое-что подписать! Сделаем дело, и у вас будет возможность выспаться, – настойчиво и несколько раздраженно будил своего беспечного клиента Витторио Берти.
– Прошу прощения, но у меня чрезвычайная сонливость, – с трудом ворочая языком, ответил больной.
– Ничего страшного, зато у вас железные нервы. И это хорошо, потому что в вашу чистую совесть теперь не поверит никто. Ваши отношения с синьорой Манчини известны даже ее мужу, который сегодня утром забрал жену отсюда вместе с ветвистыми рогами, которыми вы его наградили. Если он ревнивый муж, то, избавив вас от неприятного прощания с его женой, он может создать вам более серьезные проблемы, – не счел нужным скрывать свои опасения будущий защитник.
Лобанов подтвердил опасения Берти:
– Да, он ревнивый муж. Я, пожалуй, никогда не встречал мужа, столь необычным способом стерегущего свою жену. Средневековые пояса верности просто ерунда по сравнению с изобретательностью синьора Манчини. Он строил свою защиту с изощренностью шахматиста, и именно это привлекло меня не меньше, чем красота и чувственность его жены.
– Все ревнивцы одинаковы, – небрежно заметил тоном знатока адвокат и добавил: – Давайте займемся нашими делами. Документы, страховка при вас? – Прилив трудолюбия нужно было успеть использовать до наступления обеденного времени.
– Вы не могли бы передать мне мою сумку? Она в шкафу. Надеюсь, все, что вам необходимо, у меня есть. – Клиент не проявлял никакой заинтересованности, хотя дело шло о весьма солидной сумме страховых выплат.
– Прекрасно! Я сейчас попрошу мою ассистентку, от услуг которой вы так категорически отказались, снять копии с этих документов и оформить ваше заявление. Через несколько часов я навещу вас снова, а теперь желаю вам приятного отдыха. – Вежливо улыбнувшись, Берти двинулся к двери.
– Сколько стоит час ваших консультаций, господин адвокат? – неожиданно спросил, откинувшись на подушки, Лобанов.
Ответ на такой вопрос должен звучать быстро и веско, а мэтр допустил секундную заминку, прежде чем назвать сумму:
– Сто пятьдесят евро.
Зато ответная реплика прозвучала с той быстротой и твердостью, которой не хватило адвокату:
– Сто двадцать долларов, и я оплачу ваш счет в течение двух дней.
– Я готов принять вас у себя в офисе, как только вы окрепнете, и врачи разрешат вам заниматься делами. – Некоторая беспечность в сочетании с благородством всегда мешали адвокату торговаться с клиентами.
– Мне нужна консультация с вами сегодня, сразу же, как вы дадите поручение вашей ассистентке.
Ребра господина Лобанова, может, и пострадали, но характер явно оказался тверже его костей. Витторио, загнанный в угол таким напором, попытался сохранить право на обед, однако, у него не получилось. Вернувшись меньше чем через час, он опять застал больного спящим. Облегченно вздохнув и забыв в этот момент о гонораре, Берти шагнул к двери, но тут же за спиной услышал:
– Вы освободились, мэтр? Садитесь, я хочу начать с поручений. Свяжитесь с господином Манчини, принесите ему мои извинения и сообщите, что я готов принять его претензии через вас.
– Коль скоро вы оплачиваете мои консультации, я хочу предостеречь вас от подобного шага. Зачем забегать вперед? Пусть та сторона начинает первой, а мы подготовим позицию для защиты, – веско посоветовал адвокат.
– Думаю, мне надо посвятить вас в это дело подробнее, чтобы избежать лишних вопросов, – в раздумье произнес клиент.
– Я могу пригласить синьориту, чтобы она записала ваш рассказ или отдельные факты. – Берти во что бы то ни стало хотел продемонстрировать клиенту профессионализм своих сотрудников.
– Нет. Если вам потребуется что-нибудь уточнить, я готов буду повторить сказанное, – вновь не согласился упрямец. И после минутного размышления начал рассказ: – Итак, я приехал отдыхать в Курмайер потому, что по личным причинам отменил поездку в Куршевель, где обычно провожу одну-две недели зимой, встречаюсь с друзьями и партнерами. Махнув рукой на запланированные встречи, я решил просто покататься на лыжах. Первые дни, как всякий отпускник, отсыпался и приводил себя в спортивную форму, но уже на третий день начал кататься в полную силу. Тут стал сказываться дефицит общения. На горе приятно наличие партнера-соперника, соревнование с которым заставляет делать больше, чем можешь. Конечно, главным и непобедимым соперником всегда остается гора, но сражаться с ней можно не только в одиночку. Мои традиционные партнеры катались на Куршевельских склонах, и я начал скучать, даже посетил местную достопримечательность – музей альпинизма. Как оказалось, только в девятнадцатом веке человечество настолько поглупело, если верить пословице про умных и горы, что стало покорять вершины, до этого их просто обходили. Как «жемчужина» коллекции, там выставлены старые ботинки Нобеля и чья-то жестяная кружка. Поняв, что внизу днем мне нечего делать, я вернулся на склон, но катался с ленцой и перерывами. В одну из таких пауз я сидел, потягивая глинтвейн в кафе на склоне.
Вид на вершину Монблана с того склона, где проложена трасса, был восхитительный, где-то далеко раздавался гул сходящей лавины. Земная твердь простиралась передо мной во всей своей костлявой мощи. Панорама Альп обилием планов, мелких деталей и отдельных композиций напоминала картины Брейгеля-младшего. Глаза без устали исследовали отроги и вершины, торчащие из прилипших к ним облаков, темные склоны и мерцающие пятна ледников. Заставив взгляд обежать десятки километров горных просторов, я вернул его к тому, что происходило у меня перед носом. И сначала вскользь, а затем пристально вгляделся в женскую фигуру в нескольких шагах от моего столика. Не красота женщины заставила меня обратить на нее внимание, а ее удивительное несоответствие окружающей обстановке. Кругом были люди, одетые в спортивные костюмы, в очках, перчатках, с лыжами, активные и шумные. А эта молодая женщина была в сапожках на каблуке, меховой шубке, по воротнику которой рассыпались темные, тяжелые локоны, и, ко всему прочему, она спала, уютно положив под щеку ладонь в перчатке. Если бы она была голой, но на лыжах, то выглядела бы гораздо естественнее, чем в таком виде.
Вернувшись на трассу, я заметил нового лыжника, который по мастерству и технике соответствовал моему уровню. Я решил погоняться за ним, и вскоре он включился в предложенную мной игру. Первый раз за отпуск я покатался с удовольствием. Уходя, приветственно махнул ему, и он ответил.
На следующий день я начал утром рано, сразу после ратрака, утрамбовавшего снег, и к появлению основной массы лыжников уже отдыхал, поглядывая, не появится ли мой вчерашний соперник. Я заметил его, когда он устанавливал шезлонг и устраивал в нем ту странную даму в шубке. Усадив и поцеловав ее, лыжник начал застегивать свои крепления. Я проехал мимо, помахал палкой, как бы приглашая продолжить наш вчерашний заезд. Мы несколько раз друг за другом прошлись на скорость между флажками, оставленными на склоне спортсменами: сначала выиграл я, а потом он обошел меня. К середине дня снег испортился, стал сырым, появилось много новичков, и мы решили выйти на целину. К этому времени знакомство уже состоялось. Он оказался миланцем, вырвавшимся от дел на недельку, чтобы нанести визит прекрасной Монте Бьянке, как называют впечатлительные итальянцы неприступный и величественный Монблан.
Экипировка сеньора Манчини свидетельствовала о том, что он тоже предпочитает короткие юркие «карвинги». Мое внимание привлекли его крепления, обеспечивающие в различных аварийных ситуациях отстрел лыж, а он расспрашивал меня об эффективности моих специальных защитных очков, которые позволяют даже при плохой видимости в «молоке» четко различать рельеф. Если вы, мэтр, тоже увлекаетесь лыжами, то поймете, что все эти нюансы позволили нам быстро определить, что мы принадлежим к одному кругу. Упоминания о склонах, на которых нам обоим доводилось кататься: Лех, Андорра ла Велла, Пас де ла Каса были как воспоминания об общих знакомых. Их оказалось достаточно, для того чтобы заполнить беседой наш путь к участку горы, покрытому нетронутым, глубоким снегом.
Катание по пушистой целине не обеспечивает скорости, но дает волшебное ощущение парения и в то же время напоминает езду на машине – прижимая и отпуская задники лыж, как педалями, удается регулировать скорость. Но целина коварна, под ровным белоснежным ковром скрываются расщелины и верхушки скал. Не видимые сверху, они подстерегают лыжника, поэтому по целине лучше кататься вдвоем. Мы были уже в конце склона, когда мой партнер вдруг зацепил кантом камень и его модное крепление отстрелило лыжу. Беглянка, несмотря на механизм «скистопа», который должен был обеспечить остановку лыжи на трассе, моментально скрылась под настом, так как в мягком снегу штырям не за что зацепиться. Потеря лыжи на целине весьма неприятное приключение. Лыжник теряет возможность вернуться обратно, не говоря об утрате имущества и испорченном отдыхе. Поэтому кодекс поведения на склоне предписывает предпринять все для помощи потерпевшему. Мы начали поиски, но только в начале пятого, когда светлое время было почти на исходе, мне удалось нащупать палкой лыжу, скрытую, к счастью, неглубоко под снегом. Радость замерзшего и уже отчаявшегося Карло, как я называл его к этому времени, могла бы быть достойной наградой за труды, но он весьма изысканно пригласил меня вместе поужинать, дабы, по его выражению, «компенсировать мне потерю калорий, вызванную его неловкостью». У меня не было никаких причин не принять это предложение, и мы договорились встретиться часов в восемь на «Террасе» – в заведении, которое легко может найти даже человек, попавший в Курмайер впервые.
