Текст книги "300 спартанцев."

Автор книги: Наталья Харламова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2
Ксеркс

Демарат не мог не удивляться, как изменился за эти два года Ксеркс. Он хорошо помнил юного изнеженного царевича, который однажды предстал перед ним в покоях Атоссы. Теперь он заметно возмужал. Пурпурные расшитые одеяния и диадема придали ему величие. Между бровей появилась жёсткая складка – характерная для людей, привыкших повелевать. Во всех чертах чувствовались жёсткость и самоуверенность. Но вместе с тем от внимательного взгляда спартанца не скрылись признаки некоторой вялости и расслабленности, которые он приметил в лице Ксеркса, когда тот был ещё царевичем: те же пухлые щёки, толстые губы сластолюбца, изнеженные руки, не привыкшие держать меч.

Демарата проводили на почётное место недалеко от царского ложа, рядом сидели другие эллины – Гиппий, послы фессалийских Алевадов, а также посланники Галикарнасской царицы Артемиссии и других греческих городов, изъявивших покорность персам. Демарат по-прежнему резко выделялся в толпе разряженных придворных. Он был единственный среди гостей, который осмеливался предстать пред царские очи в греческой одежде самого простого спартанского покроя. На нём было единственное украшение – массивная золотая цепь, усыпанная красными, как кровь, камнями – личный подарок царицы Атоссы и великолепный короткий меч с золотой рукоятью, на драгоценной перевязи, в серебряных ножнах.

После многих заздравных кубков царь обратился к своим сотрапезникам с такой речью:

   – Два моих успешных похода убеждают меня более не откладывать то, что было давно задумано моим отцом и нашим великим владыкой Дарием. Да, я имею в виду поход против этих смутьянов и наглецов греков, которые развращают своей непокорностью и дерзким самомнением весь мир. Наше царство не будет прочным, пока мы не приведём смутьянов к покорности. Хотя сегодня у нас праздничный пир, а не заседание Совета, всё же мне бы хотелось предварительно в дружеской обстановке узнать ваш образ мыслей.

   – Наш образ мыслей таков, что мы готовы повиноваться любому твоему решению, – ответил один из придворных льстецов.

Ксеркс нахмурился.

   – Я и сам знаю, что моё дело приказывать, а ваше повиноваться, но я удостоил вас званием своих друзей и советчиков. И потому прошу высказаться со всею откровенностью.

Наступила тишина. Никто не понимал, чего хочет Ксеркс и что желал бы услышать. Поэтому льстецы примолкли, опасаясь попасть впросак. Тогда голос возвысил двоюродный брат Ксеркса Мардоний, сын Гобрия, сына сестры Дария:

   – Владыка, несправедливо оставлять афинян без наказания за множество бед, которые они принести персам. Теперь, когда ты подавил мятеж в Египте и Вавилонии, иди незамедлительно на Афины. Этим ты стяжаешь себе великую славу среди людей, и в будущем не найдётся такого врага, который бы осмелился напасть на твоё царство, – патетически сказал Мардоний, затем после небольшой паузы добавил: – Европа, к тому же, замечательно красивая страна, изобилующая плодовыми деревьями всякого рода, исключительно плодородная. Только наш великий владыка среди всех смертных достоин обладать ею.

Мардоний надеялся после захвата Греции стать сатрапом Европы, вот почему он так настаивал на походе. Вслед за ним с речью к присутствующим обратился фессалиец Диметрий, посланник Алевадов. Он приглашал отправиться в Элладу как можно скорей, уверяя в преданности фессалийских царей Ксерксу и обещая их поддержку. В том же ключе говорил Гиппий. Он ссылался на то, что в Афинах есть персофилы среди высшей знати, и часть жителей непременно примет сторону Ксеркса, как только он подойдёт к стенам города. Но особенно старался поэт Ономакрит, которого прислали Алевады. Он встал и на золотом подносе преподнёс царю свиток со словами:

   – Повелитель, здесь ты найдёшь оракулы, составленные древним нашим поэтом и пророком Мусием, которые я собрал и переписал для тебя. В одном из этих предсказаний говорится, что в Азии восстанет великий царь, родом персиянин, которому суждено соединить мостом Геллеспонт и сокрушить Европу.

Демарат молчал в этом общем хоре своих соотечественников, так настойчиво ради своих амбиций подталкивающих Ксеркса к войне. Он не мог не усмехнуться по поводу этих будто бы древних оракулов. Всем было известно, что изворотливый Ономакрит их успешно подделывал, за что однажды был уличён Гиппархом и с позором выставлен из Афин.

Ксеркс молча выслушал эти речи, и, казалось, они были ему угодны. Никто не решался сказать что-либо против общего мнения. Тогда слово взял Артабан, сын Гистаспа, родной дядя царя. Он полагался на своё близкое родство и потому мог себе позволить высказывать то, что думает, без страха и лести, ибо он был одним из немногих придворных, которые действительно думали о пользе державы и царя.

   – Владыка и великий царь, – обратился он к Ксерксу, – некогда я осмелился отговаривать твоего отца, царя Дария, идти в поход на скифов – кочевников, у которых нет городов. Он не послушал меня, надеясь покорить своенравных скифов, и вот он возвратился, потеряв множество храбрых воинов. Ты же, царь, нынче собираешься идти на врагов гораздо более доблестных, известных всему миру своими ратными подвигами. Ты владеешь почти всем миром, нет числа твоим богатствам. Я думаю, имея так много, не стоит желать чрезмерного, это противно богам. Есть предел человеческому могуществу. И мудрость состоит в том, чтобы постигать этот предел.

   – Это не мудрость, а трусость! – вскричал горделивый Мардоний. – Царь, не стоит слушать его! Эта речь недостойна доблестного мужа.

   – Владыка, – ответил Артабан, – ты хотел знать наше мнение. Прости, что я говорю, может быть, противное твоей воле, но я искренне желаю блага и тебе, и царству. Я говорю го, что подсказывает мне моя совесть. Никто до сих пор не имел повода назвать меня трусом. Если понадобится, я готов доказать это с оружием в руках прямо сейчас, – сказал Артабан, положив руку на рукоять меча.

   – Никто не сомневается в твоей отваге, Артабан, – примирительно сказал Ксеркс.

   – Позволь тогда мне продолжить. Быть осторожным – не значит быть трусом, в этом состоит мудрость. А царство мудрого правителя стоит крепко и процветает многие годы. Что вы надеетесь получить в этом походе? Что есть в Европе, кроме камней, покрытых тощим слоем почвы? Богатств мы там не найдём. И зачем они нам? Разве не притекают ежедневно со всех концов земли неиссякаемой рекой к нам золото, серебро, драгоценные каменья, слоновая кость, редкие породы деревьев, бесценные так– ни, всевозможные изделия лучших мастеров Востока? Рабов? Но греки слишком умны и свободолюбивы, чтобы быть хорошими рабами. Я думаю, что лучше мудрым правлением удерживать то, что имеешь, дать подданным мир и благоденствие. Ты видишь, как перуны божества поражают тех, кто стремится слишком возвыситься в своём высокомерии. Ведь божество всё великое обычно повергает в прах.

   – Артабан, – в гневе перебил его царь, – ты – брат моего отца! Это спасает тебя от заслуженной кары за твои вздорные речи. Но всё-таки я хочу заклеймить тебя позором, так как ты – малодушный трус. Я не возьму тебя в поход на Элладу, ты останешься здесь с женщинами. Это будет тебе наказанием. Ты забываешь, что есть важное обстоятельство, которое побуждает меня выступить в поход. Мы должны наказать дерзких эллинов за гордыню. Они посмели не признавать нашего могущества, они сожгли Сарды, бросили вызов нам. Если мы им это попустим, то всё царство может пошатнуться. Кроме того, эллины похваляются, что они самый доблестный народ во всём мире, мы должны развеять этот миф. Скажи, Демарат, разве я не прав? – неожиданно обратился Ксеркс к благоразумно помалкивающему спартанцу.

   – Ты хочешь знать моё мнение, царь, об этом походе? Я отвечу тебе, что самые благоразумные слова, которые я сегодня здесь услышал, конечно, были сказаны Аргабаном. Он прав, когда говорит, что поход этот будет нелёгким. И стоит ли из-за груды голых камней так рисковать?

   – По-твоему, я рискую, отправляясь против греков? – изумился Ксеркс. – Но разве я не обладаю самой огромной армией, которой ещё никто и никогда не имел, несметными сокровищами, оружием, многочисленными кораблями?

   – Всё так, Ксеркс, но недооценивать противника – есть проявление неосмотрительности. Во-первых, Европа далека, и поход может занять много времени. Во-вторых, слишком большую армию будет трудно прокормить в таком дальнем походе, к тому же из-за огромного обоза она будет терять свою боеспособность. А противник, с которым предстоит иметь дело, весьма серьёзен.

   – Греки продажны и склочны, – с презрением проговорил посланец Алевадов Диметрий, – они никогда не смогут договориться между собой. Они готовы спорить по любому поводу. Персам следует пустить в ход дарики[13]13
  Дарик – золотая персидская монета, выпуск которой начался при Дарии.


[Закрыть]. Золотой дождь – самое мощное оружие против них. В каждом городе найдутся люди, готовые предать не только других эллинов, но и своих сограждан, если им пообещать хорошую мзду. Посулами и подкупом надо расколоть единство граждан в каждом городе и не допустить создания общегреческого союза.

   – Перед лицом смертельной угрозы эллины объединятся. Да, вам удастся подкупить кое-кого, но народ не пойдёт за персофилами, что касается Спарты, то её граждан подкупить невозможно, они будут сражаться и умирать до последнего солдата, до последней капли крови. Надо понимать, до какой степени греки любят свободу. Рабство для них хуже смерти. Вот почему Эллада – серьёзный противник.

   – Я понимаю, Демарат, твоё желание возвеличить соотечественников. Это похвально и достойно благородного человека, но всё же думаю, что ты слишком преувеличиваешь возможность риска. Следуя совету Алевадов, я расколю общество Греции деньгами и посулами, а затем сломлю всякое сопротивление силой оружия. Соединить воедино Азию и Европу – вот моя цель. Но довольно о делах, мы забыли, что мы на празднике, а не на совете.

Больше о походе не было сказано ни слова. Гости услаждались едой и напитками, в перерывах между сменой блюд играли музыканты и выступали танцовщицы, веселье охватило всех присутствующих. Только Демарату было не по себе. Он навсегда порвал со своим отечеством и твёрдо решил не возвращаться в Спарту, но угроза, нависшая над Грецией, глубоко взволновала его. Тяжесть легла на сердце, печаль и тревога снедали душу. Он мучительно размышлял, чем он может помочь своему отечеству в этих обстоятельствах.

Глава 3
Вести из Спарты

Демарат вернулся к себе рано. Только теперь он понял, насколько дорога ему оставленная родная земля. Находясь вдали от неё, ему важно было знать, что она существует, что она свободна. Только тогда он мог чувствовать себя счастливым.

Этот поход тревожил его. Как помочь согражданам? И как известить их о готовящемся нападении, чтобы они прекратили дурацкие раздоры и позаботились об отпоре Варвару. Смогут ли договориться Спарта и Афины между собой? Присоединятся ли к ним остальные города? Смертельная угроза нависла над всей Грецией. Он не сомневался в мужестве греков и знал, что ни железо, ни бронза не одолеют их. Но фессалиец, к сожалению, сказал горькую правду: есть более страшное оружие, которое может сломить их волю, – золото и серебро. Он боялся продажности политиков.

От всех этих невесёлых размышлений у него раскалывалась голова. Или он слишком много выпил на пиру? Вообще-то Демарат старался удерживаться от излишеств в еде и вине, которым безоглядно предаются персы. Тем не менее он не мог не заметить, что за эти несколько лет, проведённых в Азии, он немного отяжелел, год от года ему всё труднее было поддерживать прежнюю форму. Действовала общая расслабляющая обстановка придворной жизни.

   – Почему хозяин так невесел? – встретил его Фамасий. – Уж не разгневал ли он чем-нибудь царя?

   – Нет, Фамасий, с царём всё в порядке, я просто устал, вот и всё.

   – Хозяин, Ксеркс прислал тебе сегодня новых наложниц, прекраснейших девушек из самых знатных семей Вавилона, которых он привёз из похода. Это знак особого расположения к тебе нашего владыки. Не желаешь ли взглянуть? Может быть, это развеет твою усталость?

   – Фамасий, я же говорил тебе, что у меня есть жена, с которой я надеюсь когда-нибудь соединиться. У нас, эллинов, не принято иметь много жён.

   – Я знаю, хозяин. Я отлично помню, наш повелитель Ксеркс хотел выдать за тебя одну из своих племянниц, но после твоего объяснения разрешил тебе оставаться безбрачным. Но ведь я не говорю о жёнах, эти девушки – твои невольницы или наложницы, как мы их называем. У тебя нет перед ними и их родственниками никаких обязательств.

   – Фамасий, дело не в обязательствах. Дело в том, что я люблю свою супругу. Мы, спартанцы, храним верность своим жёнам, даже если они находятся далеко. Только смерть вырвет из моего сердца любовь к моей супруге, к моей прекрасной Перкале.

   – Ты, конечно, можешь продолжать любить её, но мужчине трудно быть одному. Хотя бы взгляни на этих дивных красавиц, – продолжал уговаривать Демарата хитрый перс, – у них бархатистая кожа, маленькая упругая грудь, округлый гладкий живот, они исполнены томной неги. Они будут услаждать тебя до самой зари самыми изощрёнными ласками, которыми так славятся женщины Вавилона, – говорят, их с раннего возраста специально обучают этому искусству в храме богини Иштар.

   – Несносный перс, – разгневался Демарат, – долго ты будешь испытывать моё терпение? Я велю хорошенько выпороть тебя, если ты не замолчишь.

Я сказал тебе, что буду хранить верность своей супруге. Мне не нужны знойные приторные красавицы юга с их душными, продажными ласками. Только одна женщина царит в сердце Демарата, и, пока она жива, никто не займёт её места. Поблагодари царя за его подарок, а девушек отошли в имение, пусть они займутся там какой-нибудь работой. Пусть прядут или вышивают. Что там ещё умеют делать кроме любовных утех эти вавилонские блудницы, которых ты называешь благородными девицами?

   – И тебе даже не интересно взглянуть на них? – изумился Фамасий.

   – Зачем? Не стоит подвергать себя соблазну. Наши глаза нередко обольщают нас, так что мы начинаем делать противное сердцу. Незачем распаляться понапрасну. А теперь иди и дай мне уснуть.

Фамасий удалился в большом неудовольствии. Странности его хозяина не переставали изумлять его, а Демарат отправился на своё жёсткое ложе, которое он устроил в отведённых ему дворцовых покоях по спартанскому образцу. Он был уверен, что лежание на мягких перинах оказывает губительное воздействие на мужчин. Их доблесть и мужество терпят от этого серьёзный урон. Он лёг, прикрывшись лёгким шерстяным одеялом, но не мог уснуть. Тревога не покидала его. Она смешивалась с тоской по любимой жене. Фамасий своими речами пробудил воспоминание о ней. В ночи он видел её светлые, полные любви и нежности глаза, её белые, тонкие, почти прозрачные руки. Ему почудилось, что она нежно прикоснулась к его щеке. Нет, это дуновение ночного ветерка, проникшее сюда, через приоткрытое окно. Он жил, не имея никакой надежды на встречу с любимой. Какой-то голос нашёптывал ему сейчас: когда Ксеркс завоюет Элладу, ты вновь соединишься с Перкалой. Он отгонял эту мысль.

«Нет, лучше пусть я никогда не встречусь с моей ненаглядной супругой и детьми, чем увижу своё отечество поруганным и обесчещенным! Такой ценой я не хочу счастья, хотя только боги знают, что нет для меня на земле ничего дороже Перкалы и моих сыновей».

Спустя несколько дней Ксеркс вызвал к себе Демарата. Спартанец не знал, зачем он понадобился ему. Он старался держаться от царя на расстоянии и лишний раз не напоминать о себе.

Ксеркс, как всегда, был ласков и расположен к нему. Сегодня он был милостив, как никогда.

   – Ручаюсь, что ты ни за что не догадаешься, зачем я тебя позвал! – весело встретил его царь.

   – Боюсь, я не настолько прозорлив, как твои учёные жрецы-маги, поэтому, конечно, не догадываюсь.

Ксеркс предложил Демарату сесть, затем подал знак рукой слуге. Через несколько минут в зал ввели двух мужчин в спартанской одежде. Сердце Демарата сильно забилось. Вошедшие были молоды, но сильно исхудали.

   – Это посланцы Спарты. Их задержали на границе ещё несколько лет назад, а поскольку я был в походе, то держали в одной из прибрежных сатрапий до моего возвращения, и чуть было не забыли о них. Попроси рассказать, чего они хотят. Ты уже достаточно знаешь наш язык, так что толмач не нужен.

Это были Сперхием и Булисом, те два спартанца, которые добровольно согласились умереть за отечество. Но судьба хранила их и, казалось, отодвигала срок их казни. Прибыв на побережье Азии, они попали в руки начальнику береговой персидской охраны Гидарну. Они сказали ему, что у них важное поручение от граждан Спарты, которое касается только царя. Гидарн отнёсся к ним почтительно и с любопытством. Он пригласил их на обед и за угощением между прочим сказал:

   – Зря вы, спартанцы, уклоняетесь от дружбы с царём. Даже на моём примере вы можете видеть, как приятно и почётно быть слугою царя, который умеет воздавать должное своим преданным слугам. Я думаю, вам, спартанцам, следует предаться царю, и он возвеличит вас, поставив над всеми областями Эллады.

   – Гидарн, – ответил тогда ему Сперхий, – твой совет не со всех сторон одинаково хорошо обдуман. Ведь ты даёшь его нам, имея опыт лишь в одном, в другом же у тебя его нет. Тебе прекрасно известно, что значит быть рабом, но о другом – что такое свобода, сладка ли она или горька, ты ничего не знаешь. Если бы ты однажды отведал свободы, то, пожалуй, ты дал бы нам совет сражаться за неё и копьём, и мечом, и секирой.

Ответ поразил Гидарна. Ему так понравилось беседовать с греками, что он старался удержать их у себя как можно дольше. А после смерти Дария и последовавших бурных событий первых лет царствования Ксеркса было не до них. Так что они до недавнего времени пользовались гостеприимством Гидарна. Только теперь, когда Ксеркс вернулся из Вавилона победителем, они наконец получили возможность приехать в Сузы.

   – Государь, – прервал Демарата начальник дворцовой охраны, который привёл их. – Эти двое категорически отказываются выполнить положенный проскинез. Они заявляют, что не сделают этого, даже если их поставят на голову.

Ксеркс, усмехнувшись, взглянул на Демарата, который в этот момент был горд за своих соотечественников.

   – Оставьте их, – махнул рукой Ксеркс страже, уже готовой броситься на них, – таковы их обычаи. Спартанцев невозможно переделать. Эти люди не умеют быть рабами. Что ж, продолжим. Спроси у них – кто они и с какой целью сюда пожаловали.

   – Назовите свои имена и объясните царю, зачем вы прибыли, – сказал Демарат тихим глухим голосом.

   – Царь Демарат! – внезапно вскричал один из спартанцев, узнав бывшего спартанского царя.

   – Я уже давно не царь, так решили эфоры, об этом возвестила пифия, – с грустью ответил Демарат.

   – Ты не знаешь последних событий?

   – Каких событий? Конечно, нет! Откуда мне знать, находясь на другом конце света, ваши дела в Лакедемоне. Что же произошло?

   – Вскоре после твоего побега вскрылся обман, с помощью которого тебя лишили власти. Оказалось, Левтихид вместе с Клеоменом подкупили пифию. Оракул был ложным. Пифия была сурово наказана. Если бы ты оставался в Спарте, то тебе вернули бы царское достоинство, а Клеомена и Левтихида наказали. Но поскольку ты бежал, эфоры их простили.

   – Эфоры простили такое вопиющее беззаконие, как подкуп пифии и свержение законного правителя? – воскликнул с горечью Демарат. – Что станет с государством, когда лица, призванные следить за порядком, с такой лёгкостью прощают столь серьёзные преступления!

   – Они вынуждены были простить их. Дерзкий Клеомен бежал к аркадцам и подбивал их к войне против Спарты.

   – Ну и времена! С каких это пор спартанцы боятся аркадцев?

   – Когда мы уже были за пределами Спарты, до нас дошёл слух, не знаем, правда это или нет, будто Клеомен повредился рассудком. Его посадили на цепь. Говорят, что это наказание Аполлона за подделку оракула.

   – В чём дело? – спросил Ксеркс, который всё это время с любопытством наблюдал за разговором соотечественников.

Он не мешал им, потому что по взволнованным лицам догадался, речь идёт о чём-то крайне важном.

   – Они мне рассказали важные новости, которые касаются только меня, – ответил с тяжёлым вздохом Демарат. – Оказывается, пифия была подкуплена и потому дала ложный оракул о моём происхождении. Если бы я остался в Спарте, я бы снова стал царём.

   – Мне приятно это слышать, что мой гость и друг Демарат обладает царским достоинством, как и я, – улыбнулся Ксеркс.

   – А мне, о великий царь, невыносимо это слышать! – с горечью воскликнул потрясённый Демарат. – Я стал жертвой чудовищного заговора, в результате которого оказался на чужбине, вдали от своего отечества и своей семьи.

   – Зато для нас всех это было большой удачей, в твоём лице мы приобрели верного друга, не печалься так сильно, всё в этом мире происходит не случайно, – утешал его Ксеркс, который искренне сочувствовал горю Демарата. – Ты ещё соединишься со своей семьёй, я сделаю всё, чтобы помочь тебе в этом.

   – Да, Ксеркс, такова, видно, воля богов. Оставим это. Что случилось, то случилось. Прошлого не вернуть. Теперь отвечайте, зачем вы прибыли к царю? – обратился он к спартанцам.

   – Скажи Ксерксу, что имена наши Сперхий и Булис, мы принадлежим к сословию всадников, – сказал старший из послов.

   – Да, теперь я узнаю тебя, Сперхий, я хорошо знал твоего мужественного отца Анериста. Он погиб в стычке с тегеатами как настоящий воин.

   – Да, мой отец был истинным спартанцем. Надеюсь не посрамить его. Передай царю, что по решению герусии и народного собрания мы прибыли сюда, чтобы принять смерть. Правда, нас посылали с этим поручением к Дарию. Но поскольку Дарий умер, то пусть Ксеркс решит нашу судьбу.

Демарат перевёл царю речь посланника Спарты.

   – Я не понимаю, о чём идёт речь. И почему они прибыли ко мне, чтобы умереть?

   – Когда-то спартанцы умертвили послов царя Дария, которые пришли с требованиями земли и воды. Но потом эфоры получили неблагоприятные знамения на небе и по звёздам прочли волю богов – послать нас для умилостивления Зевса-Страннолюбца. Так наше государство должно очиститься от скверны.

   – Вы сюда прибыли добровольно, зная наверняка, что вам грозит смерть, причём смерть лютая и страшная?

   – Да, великий царь, – нас выбрали среди множества добровольцев, готовых пострадать за отечество.

Изумлению Ксеркса не было конца. Он долго хранил молчание.

   – Итак, вы готовы к смерти? – спросил он.

   – Да, – дружно ответили спартанцы, – мы для этого и проделали весь этот длинный путь.

   – Сейчас же придёт палач и подвергнет вас ужасной пытке, которая будет длиться несколько дней. Вам не дадут умереть быстро. Вас будут пытать огнём, резать, разрывать на части, растягивать конечности.

   – Да, мы всё это знаем, мы готовы, эфоры нас предупредили перед отъездом, что наша смерть скорее всего не будет лёгкой.

   – И вы согласились, хотя могли бы бежать? – продолжал удивляться царь.

   – Как бы мы могли нарушить закон Спарты? – в свою очередь удивились спартанцы. – Сбежать? Нам такое даже не приходило в голову. Мы считаем нашу миссию почётной и важной для страны. К тому же мы добровольно вызвались поехать. Нас никто не принуждал.

   – Поистине великое государство Спарта, если оно рождает таких мужественных людей! О, как бы я хотел иметь их своими подданными и друзьями! Я бы сформировал специальный спартанский полк, который бы стоял рядом с моими «бессмертными». Вам же, отважные благородные спартанцы, я объявляю мою царскую волю: вы свободны. Вам не причинят никакого ущерба. Я просто испытывал ваше мужество своими угрозами. И вы не посрамили ни себя, ни своего государства.

   – Но мы не можем вернуться! – вскричал более юный Булис. – Граждане могут подумать, что мы не выполнили их поручения. Нас будут презирать как трусов и предателей. Лучше убей нас! Нам не перенести позора!

   – Вам дадут письмо, запечатанное моей личной печатью, где будет сказано, что вы выполнили поручение и что я считаю обязательства Спарты перед Персией в этом вопросе выполненными. Ваше мужество стало искуплением вины спартанцев. Пусть эфоры объявят гражданам Лакедемона, что они могут считать себя очищенными от скверны. Вас я велю наградить. Я знаю, – Ксеркс бросил быстрый взгляд на Демарата, – что вы презираете золото. Примите от меня в подарок великолепные персидские мечи, которые никогда не тупеют и не ломаются.

Ксеркс внимательно наблюдал за поведением спартанцев. Они так же спокойно встретили известие о своём освобождении, как за несколько минут до того угрозы жестоких и продолжительных пыток. Спартанцы почтительно, с достоинством поклонились царю и молча удалились.

Вечером Демарат позвал молодых людей к себе. Он уже столько лет не видел своих сограждан. С трудом скрывая волнение, он обнял соотечественников, которых судьба, как и его, забросила в глубины Азии, но которым, в отличие от него, скоро предстояло отправиться домой. Он почувствовал, что не может не завидовать им. Сейчас он готов был пешком идти в отечество, быть там простым воином, умереть за него. Это казалось ему большим счастьем, чем быть сотрапезником и любимцем персидского царя. Но гордость мешала ему так поступить. Расспросив более подробно о спартанских делах, он наконец решился задать им вопрос, который более всего его мучил.

   – Булис, скажи, что слышно о моей жене и сыновьях? – как можно более безразличным тоном спросил он, глядя в сторону.

Немного они могли рассказать тоскующему Демарату. Только то, что они живы и здоровы. Со времени его бегства Перкала живёт уединённо, почти не выходит из дома – вот и всё, что удалось ему узнать. На прощанье он щедро одарил соотечественников и просил передать подарки Перкале и сыновьям. Те несколько замялись, размышляя, не нарушат ли они этим закон Спарты. Но потом, сжалившись над своим бывшим царём, из уважения к его несчастьям и прежним заслугам они согласились. На следующий день спартанцы отправились в обратный путь.