Текст книги "Иные (СИ)"

Автор книги: Наталья Точильникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)

1. Обреченные

Берег маленького лесного озера. Раннее утро. Я пытался медитировать – без особого успеха. Рядом росли желтые осенние цветы. Кто-то положил мне руку на плечо, и я услышал знакомый голос:

– Серж, пора.

Я поднял голову и оглянулся. Рядом стоял мой старый школьный приятель Ян и печально смотрел на меня. Он был Иным.

– Как ты думаешь, я изменился?

– Я знаю, – и он отрицательно покачал головой. – Нет.

– Значит все?

– Пойдем!

– Ян, я тебя спросил!

– Не нервничай. У тебя впереди еще целая дорога.

«Тот, кто изменится, не должен умирать…» Я посмотрел на Яна.

– Зачем ты подаешь мне надежду?

Он взглянул на меня с жалостью. Или мне так показалось? Я не был уверен, способны ли Иные испытывать жалость. За его спиной стояли еще двое. Все без оружия. Но я знал, что им достаточно подумать, чтобы убить меня. Даже не словом, мыслью. Давно, когда еще все только начиналось, в темном переулке на одного из Иных напало трое грабителей. Разрыв сердца. У всех. Одновременно. «Я просто приказал их артериям сжаться», – сбивчиво объяснял в участке убийца, хлипкий парень лет двадцати пяти. – «Я и не знал, что получится». Его отправили в психушку. Тогда их еще сажали в психушки. А то и казнили. Теперь казнили нас.

Ян взял меня под руку. Двое других выстроились сзади, и мы пошли к воротам в высоком заборе, построенном вокруг озера.

«А, может, они врут все», – подумал я. – «Телевидение их. Газеты их. Вдруг, они ничего не могут?»

И я рванулся вперед. Вырваться оказалось даже легче, чем я думал. Ян почти не удерживал меня. Я пробежал метров пять, прежде чем почувствовал страшную боль под коленями и упал в осеннюю грязь. Я обернулся. Трое Иных стояли на месте и пристально смотрели на меня.

Потом Ян подошел ко мне и подал руку.

– Ну что, проверил? Больше так не делай. Не причиняй себе лишних мучений. Сейчас все пройдет.

Я встал.

– Как вы меня убьете?

Мне кажется, что Ян смутился. Или это опять попытка приписать Иным человеческие чувства, не имеющая под собой абсолютно никаких оснований? Они ведь даже мыслят по-другому.

– Серж, ты пойми, что мы не можем поступить иначе, – Ян опять взял меня под руку, и мы неумолимо приближались к воротам. – Это видовая конкуренция. И хуже всего, что мы с вами генетически совместимы. Мы можем просто раствориться среди вас, как щепотка соли в воде. Вероятность распространения полезной мутации на популяцию ничтожно мала. Мы не можем допустить, чтобы процесс эволюции остановился или пошел вспять. Вы теперь только скорлупа от яйца. Птенец уже вылупился.

– Вы уверены, что это полезная мутация? – перебил я.

– Уверен.

– Ну, устроили бы для нас резервацию. Зачем же убивать?

Мне показалось, что Ян тонко улыбнулся. Или опять искаженное восприятие?

– Нам не нужно второго томского бунта. Ты представляешь опасность, такую же, как и все вы.

Да, тогда погибло много Иных. Но я-то готов был поклясться, что мухи не обижу!

Мы вышли из ворот. Здесь уже ждал маленький белый автобусик – машина смерти. Я было отпрянул назад, но Ян удержал меня и потянул к автомобилю.

Она не всем выпадала, эта последняя поездка. Большинство убивали прямо в тюрьме без всяких церемоний. Мне выпала. Сомнительная привилегия! Никто не знал по какому принципу Иные отбирают жертвы для сего дополнительного издевательства.

И почему они всегда приставляют к приговоренному его бывшего друга или родственника, ставшего Иным? Официально считается, что из милосердия. Так сказать, для моральной поддержки. Странное милосердие! Мне казалось, что есть еще какая-то причина. Но я не стал спрашивать Яна. Не слишком большое удовольствие за несколько минут до смерти услышать в сотый раз один и тот же официальный ответ: «Так вам психологически комфортнее».

Мы сели в машину: белые стены, наглухо запертые двери, окон нет. Сиденье довольно мягкое. Преддверье морга. Я посмотрел на моих палачей. Мне всегда хотелось понять, что же отличает Иных от людей. Сдержанные жесты, внимательный взгляд. Всего-то! В остальном люди, как люди. Меня даже рассмешила эта мысль. Назвать Иных людьми! Вот уж кто не люди! Да нет, есть еще что-то неуловимое, невыразимое словами. Внимательный человек не спутает. И сами они всегда узнают друг друга. Хотя, в принципе, если постарается, Иной вполне может прикинуться человеком.

Машина тронулась с места. «Боже! О чем только я думаю в последний момент!»

– Ян, ты не ответил на мой вопрос?

– Какой? Насчет вида смерти? Я ответил на тот вопрос, который ты подумал, а не на тот, который произнес.

– Ян, я хочу знать.

– А как бы ты хотел?

– Никак!

– Тогда инъекция в вену. Это практически безболезненно.

– Усыпите, значит, как старого пса.

– Ты можешь предложить что-нибудь другое.

– Зачем вам это? Шприц! Яд! Вам же достаточно просто мысленно приказать мне умереть!

– Значит, так надо.

Я возвел очи горе. Больше всего меня раздражало то, что Иные совершенно искренне не испытывали ко мне никаких враждебных чувств. Они просто делали необходимую операцию. Я не уверен, что Иные вообще способны испытывать ненависть. Скорее всего, нет. Может быть, это даже хорошо. Да только взывать к милосердию тоже бесполезно!

– Когда? – обреченно спросил я.

– Минут через пятнадцать.

– Зачем? Почему не сразу?

– В машине трясет. Здесь есть специальное место. Мы там остановимся. И потом, я обещал, что у тебя впереди еще целая дорога.

– Что может измениться за пятнадцать минут!?

Ян таинственно улыбнулся. Я уже не думал о том, настоящая это улыбка, или моя болезненная галлюцинация: страх не способствует критическому мышлению.

– Многое.

Я откинулся на спинку кресла и полу-прикрыл глаза.

– Артур, ты пока достань, – услышал я голос Яна и снова открыл глаза. Любопытство победило.

В руках Артура, Иного, сидящего слева от Яна появился шприц и ампула с какой-то бесцветной гадостью. И я почувствовал, что внутри меня образовалась мерзкая пустота, черная пропасть. Я сжал руку в кулак, ногти больно вонзились в ладонь. И я подумал: «Поскорее бы все кончилось!» Ян положил мне руку на плечо.

– Отцепись! – дернулся я и свирепо взглянул на бывшего друга. Казалось, я ему больше не интересен. Он выглядел озабоченным и многозначительно переглядывался с Артуром и вторым Иным, кажется, его звали Лев.

– Их слишком много, – тихо сказал Ян.

Лев кивнул.

– Там завал. Придется остановить машину, – проговорил Артур.

Автомобиль остановился. Я услышал автоматную очередь и звон разбитого стекла: наверное, кабина водителя. Трое Иных пристально посмотрели на дверь. Она дергалась и скрежетала. Кто-то пытался прорваться к нам. Послышался глухой звук, возможно, от падающего тела, или тел. И скрежет ненадолго прекратился. Раздалась еще одна очередь, очень близко. Думаю, стреляли по замку. Я попытался вжаться в стену. Артур согнулся и медленно сполз на пол. Но дверь распахнулась.

Возле двери стоял парень, рослый и широкоплечий, с довольно грубо сработанной физиономией, не обремененной особенным интеллектом, и держал автомат наперевес. Я вжался в стену еще глубже. Хреново оказаться между двумя смертями. Иные спокойно смотрели на широкоплечего.

– Осторожней, Ким! Не смотри им в глаза! – кричал кто-то невидимый справа от машины. – Стреляй быстрее, а то они тебя убьют!

– Я так их не отличу, – протянул Ким. – Один нормальный.

И он выстрелил. Два трупа, прошитых автоматными пулями, справа и слева от меня. Я не двигался.

К задней двери автобусика подходили люди. Обтрепанные, плохо одетые, и вооруженные, кто во что горазд. В нос мне ударил запах давно немытых тел.

– Выходи! – скомандовал красивый черноволосый парень, чуть ниже Кима, зато с куда более умным взглядом.

Я неуклюже выбрался из-под мертвецов и спрыгнул на дорогу. У ног я почувствовал что-то мягкое и отпрянул. Еще один труп. Наверное, тот парень, что вначале пытался открыть дверь.

Черноволосый, приказавший мне выходить, тепло улыбнулся:

– Теперь я вижу, что ты не из этих. Иные не боятся трупов. Дмитрий! – и он протянул мне правую руку, переложив автомат в левую и водрузив его на плечо.

– Сергей!

Моих спасителей было человек двадцать мужчин и женщин. Очень разношерстная компания. Не было только очень молодых. Да и не могло быть.

– В лес! Не мешкайте! – приказал Дмитрий своей обтрепанной армии. И мы спустились с насыпи и вошли в заросли боярышника. Здесь, уже в лесу, начиналась еле заметная тропинка. Тело погибшего парня погрузили на плащ и несли за нами. Я смотрел на голубое небо сквозь желтую листву и щурился, как кот на последнем осеннем солнышке.

– Извини, что отрываю, – улыбнулся Дмитрий. – А ты-то как попал в белый автомобиль?

– Да, как все! Мне тридцать лет, и этим все сказано.

– Мне тридцать три, и я там никогда не был.

– Как это тебе удалось?

– Сбежал в лес из города три года назад, в свой день рождения.

– Умный человек, – вздохнул я. – А меня мой школьный друг Ян все убеждал, что у меня наверняка есть этот чертов ген. Что у всех по-разному проявляется, бывает и позже тридцати. День рождения я пережил спокойно. Через полгода арестовали. И Ян был со мной в белом автомобиле.

– Они ко всем приставляют таких увещевателей. Слушать надо меньше.

– Ты думаешь, он с самого начала знал, что ведет меня на смерть?

Дмитрий пожал плечами.

– Сколько ему было лет, когда он изменился?

– Двадцать два.

– То-то же.

Я вспомнил, как это было. Восемь лет назад Ян заболел. Больше недели не появлялся в институте. Мы учились вместе. После школы пошли в один институт, на один факультет и даже попали в одну группу. Наконец Ян снова появился на семинарах. Я сразу понял: что-то случилось. Другие манеры, другой взгляд и эта странная полуулыбка. «Что с тобой?» – прямо спросил я. – «Все прекрасно. Я изменился». Мне стало как-то не по себе. Старый друг перестал быть человеком. «У тебя еще все впереди», – успокоил он. Через пару недель он досрочно сдал сессию, а через месяц – защитил диплом. И сделал нам ручкой. Но от меня не отставал. Упорно, словно по долгу службы, поддерживал дружеские отношения. Даже диплом помогал писать. А я что? Мне льстила дружба с Иным. Идиот чертов!

Вечерело. Сквозь листья деревьев просвечивало алое закатное небо. Впереди мы увидели дым костра и вскоре вошли в военный лагерь моих освободителей.

У костра сидел долговязый парень и лениво перебирал гитарные струны.

– Знакомься, Женька, еще одного пленника освободили! – крикнул ему Дмитрий и кивнул в мою сторону. Я сел на поваленное бревно напротив гитариста.

– Евгений! – еще раз представился тот.

– Сергей.

– Из белого автомобиля?

– Да.

– Уймись лихачить, – обратился он к Дмитрию, который плюхнулся на бревно рядом с ним. – Сам голову сломаешь и нас сдашь.

– Где бы ты был, если бы я не лихачил?

– Мирно бы лежал под серым камушком на глубине двух с половиной метров, а не с тобой по лесам шастал.

– Ну, дело вкуса.

– Простите, – вежливо поинтересовался я. – А вас тоже Дмитрий освободил из белого автомобиля?

– «Тебя», здесь без церемоний. Из него родимого. Только год назад.

И он снова начал перебирать струны, а потом вдруг спросил:

– Долго мучили?

Я вопросительно посмотрел на него.

– «Стресс. И медитация в состоянии стресса очень способствуют пробуждению латентного мутантного гена», – процитировал он.

Я кивнул.

– Три дня.

– По-божески. Меня дольше. Кто в последний путь провожал, брат? Отец?

– Друг.

– А меня возлюбленная.

Я с ужасом посмотрел на него. Потом перевел взгляд на Дмитрия. Тот склонил голову.

– Рыжая такая девица. Да, убили.

– Но я не в обиде, – пожал плечами Евгений и посмотрел на звезды, медленно и размеренно, по одной, загоравшиеся на вечернем небе.

У костра собрался народ. Довольно много женщин. Иногда красивых, но весьма неопрятных по причине долгой лесной жизни. И не очень юных. Клуб, кому за тридцать. В котелках над костром что-то булькало и кипело. Пахло весьма аппетитно.

– Ну, что, Дмитрий, – медленно проговорил Женя, глядя в огонь. – Убираться отсюда надо. Они ведь цепью пойдут по лесу. Я их знаю. Зачистка местности. А у нас костер, как маяк.

– Поужинать-то надо.

– Не был бы это последний ужин в нашей жизни.

– Авось, не будет. Ты лучше спой что-нибудь.

– Как знаешь.

Пел Женька хорошо. Даже очень. Классно пел. И голос, глубокий и сильный, и мелодия не три аккорда, и слова неплохие. Я заслушался.

– Интересно, а Иные поют? – спросил я, когда он закончил. – Я что-то никогда не слышал.

– Не знаю, – пожал плечами менестрель. – Вряд ли.

– Вы все-таки побыстрее ужинайте, ребята, – сказал Дмитрий. – Сниматься надо. Женька зря говорить не будет. У него чутье.

– На ночь глядя, ломиться через лес? – возмутилась высокая светловолосая дама.

– Лучше ночью ломиться через лес, Вика, чем отдыхать в могиле, – глубокомысленно заметил Дмитрий.

После ужина костры затоптали, лагерь свернули, и это не вызвало особых возражений. Кинули на спину рюкзаки и направились вглубь леса. Мы с Дмитрием и Женей шли в голове отряда, гориллообразный Ким – в конце, замыкающим.

Мы были от лагеря километрах в двух, когда услышали за спиной выстрелы.

– Опоздали! – вздохнул Евгений.

– Вперед, бегом, врассыпную! – скомандовал Дмитрий. – Как можно быстрее, в чащу!

– А как же остальные? Те, кто в хвосте! – отчаянно закричал я.

– Бесполезно! Надо спасти хоть кого-нибудь.

Мы залегли в глубоком овраге. Человек десять. Наверху маячили огоньки фонариков. Но нас им было не достать. Мы затаились под обрывом, под нависшими корнями огромной сосны.

Только наутро осмелились выбраться на поверхность. Дмитрий первым. Наверху он осмотрелся и махнул нам рукой. Все в порядке. Иные ушли.

Целый день мы собирали жалкие остатки нашего отряда. Всего спаслось человек двадцать пять.

– Шестая часть лагеря, – заметил Дмитрий.

То и дело мы натыкались в лесу на окровавленные трупы. Иные расстреливали без всякой жалости. Мертвых снесли к оврагу и разожгли костер. Там оставили основную часть отряда. А мы втроем – Дмитрий, Женя и я – решились вечером пойти на разведку на старое место, пока остальные хоронят погибших.

Здесь тоже никого не было, кроме мертвецов. Мертвый Ким. Я с жалостью посмотрел на неподвижное туповатое лицо. Несколько женщин.

– Сколько всего трупов? – спросил Дмитрий.

– Около двадцати.

– Значит, в основном арестовывали.

– А почему расстреливают? – удивился я. – Иным это не нужно.

– Солдаты расстреливают. Молодежь, – пояснил Евгений. – Иные арестовывают. Видно, их было не так много. И они не прошли далеко в лес: заняты были. А то бы нас выследили. Вот так-то, Серж, рано ты радовался. Здесь долго не живут. Это не помилование. Это отсрочка приговора.

– Не каркай! – одернул Дмитрий. – А если арестовывали, значит, узнают, где мы. Надо убираться подальше в лес.

Мы похоронили мертвых здесь же, на старой стоянке, и вернулись к остальным.

Шагах в двадцати от лагеря мы почувствовали неладное. Наши товарищи по несчастью отчаянно ругались и кричали друг на друга.

– Что случилось? – требовательно спросил Дмитрий.

Толпа расступилась, и мы увидели еще один труп. Белобрысый парень лет тридцати. Я видел его мельком вчера возле костра, и, кажется, он прятался с нами в овраге.

Дмитрий обвел взглядом присутствующих.

– Он начал изменяться, – пояснила Вика. – Прямо у нас на глазах.

– Правильно. Стресс плюс медитация на дне оврага, – усмехнулся Евгений.

– Ты уверена? – спросил Дмитрий.

– Да.

– Совершенно точно, – поддержал ее коренастый мужик с автоматом.

– Я вынужден был стрелять. Иначе он бы убил нас всех. Мы бы даже опомниться не успели.

– Ты правильно поступил, – вздохнул Дмитрий.

– Дим, а если они ошиблись? – задумчиво проговорил Женя. – Если мужику просто плохо стало?

Дмитрий покачал головой.

– Это ни с чем не спутаешь.

Мы уходили все дальше в лес. Здесь до самого первого снега мы рыли землянки, заготавливали дрова, сушили грибы. Судя по ранним заморозкам, зима обещала быть суровой.

Дмитрий больше не рисковал нападать на белые автомобили. Но к дороге иногда посылали разведчиков, чтобы заранее узнать об облаве, если таковая будет готовиться. И те видели машины смерти, и весьма регулярно. Хотя, кажется, их стало меньше.

– Всех перебили, – прокомментировал Дмитрий.

Женя задумался и промолчал.

А в начале зимы по радио передали сообщение (у Дмитрия был старенький радиоприемник). В нем говорилось, что человеческий геном полностью расшифрован, и теперь известно, какой ген отвечает за изменения. «Кроме того, – вещал диктор, – Открыта новая разновидность латентного гена, которая несколько отличается от обычной, и проявляет себя только после достижения носителем тридцатилетнего возраста. Мы располагаем генетическим материалом многих беглецов, скрывающихся в лесах. У некоторых из них этот ген присутствует. У нас есть списки этих людей, но, к сожалению, мы не можем их обнародовать, потому что носители будут немедленно уничтожены своими. Поэтому мы призываем всех беглецов сдаться властям. Обладатели латентного гена будут подвергнуты изменению. Теперь нам известна надежная методика. Остальные будут прощены и отправлены на отдаленные острова в Атлантическом океане, где им будут обеспечены необходимые условия для жизни. Мы отказались от политики тотального уничтожения неспособных к изменению, поскольку в результате нее потеряли многих носителей новой разновидности гена. Предупреждаем носителей, скрывающихся в лесах, что изменения происходят и самопроизвольно. Если ваши соратники заметят их – ваша смерть неминуема. Поэтому вернитесь в город и сдайтесь властям, чтобы получить защиту».

Дмитрий зло выключил радиоприемник и даже убрал антенну.

– Черта лысого! Как же «остров в океане»! Знаем мы их острова! Все это мы уже слышали. Очередное вранье.

– Знаешь, а ведь то, что мы еще можем измениться, резко меняет наше положение, – осторожно заметил Евгений.

– И ты поверил?

– Они и раньше говорили о такой возможности.

– Угу, а потом сажали в машины смерти.

Женя пожал плечами.

В землянке было холодно. Костер горел на земле, прямо посередине комнаты (если это можно было назвать комнатой), дым уходил через дыру в потолке. Но не очень эффективно, то и дело стелясь по земле, заполняя легкие, разъедая глаза. От входа, завешенного старой палаткой, отчаянно дуло.

– А на островах Атлантического океана, наверное, тепло, – жалобно протянула Вика, кутаясь в старое тряпье.

Дмитрий свирепо посмотрел на нее.

Ближе к весне начался голод и болезни. Наши землянки неуклонно превращались в лазареты. Тут выяснилось, что у Евгения медицинское образование, и он самоотверженно помогал всем, как мог.

Мы шли с Дмитрием по заснеженному лесу, надеясь подстрелить какую-нибудь дичь. Светило солнце. На снегу лежали синие тени елей. Мы остановились, рассматривая следы. Заячьи, лисьи, волчьи. Я в этом не особенно разбирался. Вдруг с одной из вершин вспорхнула птица. Я поднял голову и заметил вдали, возле елей, еще одну цепочку следов, точнее тропинку. Мы подошли ближе. Следы были человеческими и довольно крупными. Явно мужские. Дело в том, что во всем лагере на ногах оставалось человек десять, из которых половина женщин. Из мужчин сносно чувствовали себя: я, Дмитрий, Женька и еще два парня: Севка и Ник.

– Кто бы это мог быть? – шепотом спросил я.

– Сейчас увидим.

И мы пошли по следу, стараясь, чтобы снег не скрипел у нас под ногами.

Возле зарослей молодых сосенок Дмитрий знаком остановил меня.

Там, шагах в десяти от нас, на небольшой поляне, стоял Женька и о чем-то разговаривал с незнакомым мальчишкой лет шестнадцати. Вдруг он стал быстро прощаться, передал мальчишке какой-то маленький сверток, и парень стремглав бросился в лес в противоположную сторону от нас.

Мы вышли на поляну, и Дмитрий сразу взял Женьку за грудки.

– С кем это ты тут треплешься?

– А откуда ты думаешь, я беру лекарства и картошку? Знаешь, почему мы все еще не подохли?

Дмитрий слегка ослабил хватку.

– Почему мне не сказал?

– Потому что ты – сумасшедший.

– Он нас не выдаст?

– Нет. Это парень из деревни. Они тоже Иных терпеть не могут. Я с ним общаюсь уже пару месяцев. Значит, пока не выдал.

– Ладно, прости, погорячился, – и Дмитрий отпустил своего друга. Тот аккуратно поправил одежду. – А что ты ему отдал?

– Деньги, Дим, деньги. Все денег стоит.

– У тебя есть деньги?

– Немного.

– А разве у тебя их не отобрали при аресте? – удивился я.

– Отобрали, конечно. Это были не мои деньги.

– Об этом знает еще кто-нибудь?

– Нет. Уже нет. Ким знал. Дмитрий, я ведь не первый год с тобой зимую.

– И ты все молчал?

– Молчал. Ну, что убей меня теперь за это!

– Ладно, пошли.

В начале весны слегла Вика. Ей стало плохо в один из вечеров, когда мы собирались ужинать у костра. Она стояла возле сосны за моей спиной и, по словам Жени, стала медленно сползать вниз. Женька заметил это первым, бросился к ней, подхватил на руки и отнес в землянку. Положил почему-то отдельно, за занавесом.

– Что с ней? – спросил Дмитрий, когда он вернулся.

– Слабость, недоедание. Просто обморок. Она уже пришла в себя… но не надо ее беспокоить.

Так она и пролежала одна, за занавесом, дня четыре. Женька никого к ней не пускал, и по лагерю начали ходить скабрезные шуточки по поводу особого внимания доктора Жени к этой больной. Только Дмитрий был серьезен и мрачен.

– Что-то не нравится мне это, Серж, – тихо сказал он мне. – Кто-нибудь видел, кроме Женьки, как ей стало плохо?

– Я нет. Остальные – не знаю.

– То-то же. Никто не видел.

– Что ты хочешь этим сказать?

Дмитрий пожал плечами.

– А кто его знает?

В эту ночь я не спал. Не спалось. Было уже далеко за полночь, когда за занавесом послышались приглушенные голоса. Два человека разговаривали шепотом. Я осторожно подкрался поближе.

– Ты должна научиться вести себя, как человек, – тихо наставлял Женька. – Ведь совсем недавно у тебя это отлично получалось. Не все же забыла. Я понимаю, что трудно. Пока постарайся хотя бы не смотреть людям в глаза: отводи взгляд, смотри на небо, на деревья, просто в другую сторону. Иначе вычислят. Вычислят и убьют. Или нам придется уничтожить их всех, что еще хуже. У меня же получается. А я здесь уже год.

– Может быть, убежим, – предложила Вика, каким-то чужим голосом с другими, незнакомыми интонациями. Уж слишком ровный голос для такого предложения.

– Рано. Мы потеряем остальных. И учись управлять своими мыслями. Если бы ты лучше владела новыми способностями, не понадобился бы этот разговор. А он очень опасен. Погоди-ка…

Он шагнул к пологу и резко открыл его. Я бросился к выходу и устремился во тьму, в лес, как можно дальше от лагеря. Женька был Иным, и это совершенно не укладывалось в голове. Только не Женька. Он вел себя слишком… по-человечески. Причем, как очень достойный человек. Неужели, пустое актерство? А я даже привязался к нему, стал относиться почти, как к другу.

Я тяжело опустился на холодный камень на берегу маленького лесного озерка, еще покрытого льдом, подтаявшим у краев. Кажется, меня никто не преследовал. Что было делать? Рассказать все Дмитрию? Двое Иных против десятка здоровых людей. Не слишком хороший расклад. Пожалуй, не в нашу пользу. А если и в нашу? Что, если все правда? Изменилась же Вика. Что, если я тоже изменюсь после того, как мы убьем их? Тогда я буду следующим. Не рассказывать? Безумие! Женька, наверное, уже вычислил меня. Удивительно, что я до сих пор жив. Рассказать и немедленно!

Я встал с камня и пошатнулся. Слабость, головокружение. Наверное, голод плюс бессонная ночь. Мир вокруг меня начал странно изменяться. Он становился ярче и как-то реальнее. На небе не было луны, но я видел каждую травинку, не только на этом, но и на том берегу озера, точнее, я их чувствовал. Я знал, что в траве живут змеи и прячутся полевые мыши, но я их не интересую, или они меня боятся. А в паре километров к северу находится деревня. Там спят люди, и среди них один Иной, за спиной у меня – лагерь беглецов, там двое Иных, и они не спят и думают обо мне. Им что-то от меня нужно. Пока я не понимал, что. Я схватился за голову, не в силах вынести тот поток информации, который, словно взбесившийся океан, беспощадно разрывал мой череп, и упал на землю. При этом я поранил руку об острую корягу, увидел кровь, но не почувствовал боли. Точнее почувствовал, но не так. Это была не боль. Это была информация. Информация о том, что на руке образовалась рана, в которой надо убить бактерии, прекратить кровотечение, стянуть края и зарастить ее новыми клетками. Я подчинился и сделал это. Рана затянулась. Не знаю, как это у меня получилось.

Голова то работала удивительно ясно и быстро, словно мне поставили процессор другого поколения, то вдруг начиналось помутнение сознания, головокружение, и я падал на мокрую весеннюю землю. Еще я понял, что те двое из лагеря вышли искать меня. В минуты ясности сознания я шел им навстречу, в периоды безумия – бежал от них. Причем, в первом случае я не понимал своих действий, совершаемых во втором, и наоборот. Голова больше не кружилась, но временами я терял способность соображать, то есть соображал так, как раньше, как вчера. Очень медленно. Зато бегал быстро. И, когда ко мне возвращался разум, я долго и занудно возвращал на место непокорное тело.

Утром я обнаружил себя вблизи лагеря. Из землянки выходили продрогшие за ночь люди и стягивались к костру. И я услышал их мысли. Медленные, как верблюды в пустыне. Кто-нибудь из них начинал мысль, и я все никак не мог дождаться конца. Мне стало смешно. Я улыбнулся. Неужели, я тоже раньше думал с такой же скоростью? В остальном это были довольно милые животные. Глупые, но милые.

Один из них посмотрел на меня. Дмитрий. Неужели, я когда-то считал его другом?

И я почувствовал агрессию.

– Дима, ты что? – спросил я.

– Ты никогда не называл меня «Димой». Ты – Иной. Ты изменился. Ребята, к оружию!

– Я вовсе не собираюсь вас убивать, – сказал я.

Но они не слушали. Дима поднял автомат. Остальные тоже взялись за оружие. И я понял, что они сейчас выстрелят.

Я очень не хотел этого делать. Но все же мысленно нашел у Димки в голове этот сосудик и пережал его. Я очень ясно видел его кровеносную систему, и знал, как она работает. Смерть мгновенная и безболезненная. Я не хотел, чтобы он страдал.

Дима упал вперед, прямо в костер, и я перевел взгляд на его соседа. «Севка, – вспомнил я. – Севка, неужели ты будешь стрелять?» И я увидел его сердце. Вот здесь перекрыть. Но меня опередили. Севка уже падал на землю, выронив автомат и схватившись за грудь. К лагерю подходили Женя и Вика. Возле костра упал Ник. Он был последний. Остальные еще не вышли из землянки.

«Зачем Димку убил? – возникла у меня в голове чужая мысль, и я понял, что это мысль Жени. – У него ведь был этот ген. Он мог измениться».

«Я не знал».

Да, если бы я знал, это был бы трудный выбор. Я пока не понимал, кого следует предпочесть в такой ситуации: Иного с активизированным геном или с латентным.

«Ты прав. Конечно с активизированным, – подумал для меня Женя. – Только ты при этом руководствовался не разумом, а инстинктом самосохранения. Изолировать вас надо во время процесса изменений, как буйных сумасшедших, потому что действовать уже способны, как Иные, а мыслите еще во многом по-человечески, то есть никак не мыслите. Жаль, изоляция не всегда возможна».

«А откуда ты знаешь, что у Димы был латентный ген?»

«Помнишь того мальчика лет шестнадцати, которому я отдавал в лесу якобы деньги? Не деньги, а вашу генетическую информацию. Он тоже Иной. Мой связной. Он приносил мне результаты. А о твоем латентном гене я узнал еще раньше. Мне сообщили сразу, как только расшифровали геном. Образцы твоих клеток у нас были».

Да, у всех арестованных брали генетическую информацию.

«Значит, ты с самого начала за нами шпионил?»

«Не я за вами, а мы за ними. Ты забыл, что ты уже в другом лагере? Да. Мой побег был подстроен. Да, я год прикидывался человеком. И весьма успешно».

«А как же рыжая девица, возлюбленная?»

«Мы умеем не только передавать мысли, но и внушать их. Научишься. Все живы».

«А мои мучители? Артур, Ян, Лев?»

«Конечно. К сожалению, Артура мы потеряли. Могли бы потерять всех. Как ты думаешь, почему Ким смог чуть не минуту стоять перед двумя Иными и прицеливаться?»

«Понятно. Его вынудили выстрелить в землю. А меня просто отпустили. Если бы Иные стали убивать людей, оказавшихся в их поле зрения, одного за другим, нападавшие расстреляли бы всех вслепую».

«Почти так. Только тебя не отпустили, а передали под мою опеку».

«А зачем ты вслух вчера разговаривал с Викой? Можно же мысленно».

«У меня плохо получается», – я услышал эту мысль очень слабо, еле уловил ее, но понял, что это Вика.

«Неполная активизация гена, – ворвался ко мне Женя. – Ничего научится».

«А остальные? У кого еще латентный ген?»

«Больше ни у кого».

«Значит?»

«Да, мы должны их ликвидировать».

«А как же отмена политики тотального уничтожения?»

«Остров в океане? Это полумера. Все равно мы не уживемся на Земле. Мы занимаем одну и ту же экологическую нишу. Если можно обойтись без острова – лучше обойтись, чтобы не создавать себе лишних проблем».

И он протянул руку к трупам, лежавшим на земле. Они задымились и начали медленно оседать. Процесс разложения, ускоренный в десятки раз. В воздухе повис запах тления.

«Подождите здесь, я только загляну в землянку».

Мы с Викой остались ждать. Все произошло очень быстро. Да, Женя только зашел в землянку. Зашел и вышел. И за его спиной, из-под занавеса из старой палатки потянулась такая же струйка сладковатого дыма.

«Пойдемте!»

«Женя, ты же их лечил!»

«Странно все-таки на вас смотреть в период изменений, забавно. Впрочем, ты же не Иной. Возможно, вы мыслите иначе».

«Как?» – я не испугался, я заинтересовался, хотя раньше этот вопрос наверняка бы напугал меня.

«Так. Ты – Высший. Гораздо совершеннее любого Иного. Настолько же совершеннее, насколько Иной совершеннее человека. Если ген изменений активизируется до тридцати лет – человек превращается в Иного, после тридцати активизируется другой латентный ген, тот, который делает человека Высшим».

«Но я пока не чувствую, что ты иной, чем я».

«Почувствуешь. Это только первая ступенька».

«А как вы поступаете с Высшими?»

Мне показалось, что Женя рассмеялся.

«Это не мы поступаем с Высшими, это они с нами поступают. Скоро начнешь мною командовать».

«А не думаешь, что Высшие вытеснят вас из экологической ниши?»

«Нет. Это всего лишь четкая иерархия в одной системе. Надеюсь, что нет. По крайней мере, мы не люди, и никогда не поступаем неразумно».

«А Высшие?»

«У них другой разум. Они поступают, как Высшие».

«Ты не боишься?»

«Я не человек».

Мы шли по весеннему лесу в сторону города. Под ногами хлюпала еще не высохшая грязь, и солнце играло в ручьях и лужах.