Текст книги "Иные (СИ)"

Автор книги: Наталья Точильникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

4. Homo passionaris

Я вышел из бассейна, ступил на каменный пол. Слуга подал мне руку и протянул полотенце.

– Спасибо, Алеша.

– Всегда рад помочь вам, ваби, – он просиял.

Я привычно просканировал его сознание. Он был совершенно искренен. Можно и не проверять. Удивительно, насколько для homo naturalis важны узаконенные слова благодарности! Казалось бы, пустое сочетание звуков, не содержащее информации! Однако для сохранения стабильности в обществе мы должны знать особенности психики homo naturalis и использовать их. В общем-то, нетрудно произнести некоторую совокупность звуков с соответствующими модуляциями голоса и тона, выражающими расположение, если такая малость способствует миру в доме. Лучше добиться, чтобы слуги тебя любили, чем каждую минуту ждать бунта.

Пока Алеша помогал мне одеваться, я брезгливо изучал свое поношенное тело. Да, пора подводить итоги. Триста пятнадцать лет. Механизм регенерации работает все хуже. Энергетика падает. Я больше не могу лечить представителей низших видов. Если кто-то из моих слуг заболеет, мне придется посылать его к другому Иному. Правда иногда забегает Серж или Тим. Что им, Высшим? Все, как мальчишки. Неизвестно, умирают ли они вообще. Пока не было случаев. Зато мы уходим. Медленно, но неуклонно, один из другим, первое поколение Иных покидает Землю.

Я посмотрел на себя в зеркало. Лицо в морщинах, серая сморщенная кожа на руках, крючковатые пальцы. Старик. Я запахнул халат. Существует мнение, что теоретический предел продолжительности жизни Иных – около трехсот пятидесяти лет. Наверное, так оно и есть. Но до этого времени есть некоторое пространство для маневра. Можно завершить все дела и самому выбрать момент, в который остановить себе сердце. Не ждать же, когда тебя начнут возить на инвалидном кресле. Это неразумно. Столь глупо цепляться за жизнь способны только homo naturalis. Ко мне и так уже приставили троих личных слуг. Старику трудно самостоятельно одеваться, выходить из бассейна и подниматься по лестнице. Уж не задержался ли я на этой земле? У Иного должен быть один слуга. Тот, который занимается бытом. Остальное Иной и сам сделать в состоянии. Но не иметь слугу совершенно неразумно. Не тратить же время Иного на приготовление пищи!

– Алеша, проводи меня, пожалуйста, в кабинет, а потом принеси горячего молока.

Вот и Алеша тоже мог бы заняться чем-нибудь более полезным, чем ухаживать за немощным стариком. Сидел бы где-нибудь на предприятии за компьютером и наблюдал за процессом производства, или занялся сельским хозяйством, или какой-нибудь другой работой, на которой нерационально использовать Иного.

– Да, ваби, – Алеша наклонил голову и взял меня под руку.

«Ваби» – это обращение представителя низшего вида к представителю высшего, например, homo naturalis к Иному, или Иного к Высшему. Вошло в употребление двести шестьдесят лет назад. Это не господин, не Бог, не хозяин. Это одновременно все вместе и совсем другое. Тиму и Сержу я тоже обязан говорить «ваби», но они это пресекают. Им не нравится. Все-таки когда-то были людьми. С Высшими от рождения общаться труднее. Но их очень мало.

Я сел за письменный стол в кабинете и взял магнитную карту. Алеша побежал за молоком. За высоким окном во всю стену под ветром и дождем гнулись деревья. После того, как отошел от дел, я покинул город и доживаю свой век на даче, в пятидесяти километрах от столицы. Пишу воспоминания. Думаю, это полезно для изучения психологии не только homo naturalis, но и Иных. Когда закончу, попрошу Тима передать их в Институт Общей Психологии. Но это потом. А сегодня у меня один из самых тяжелых эпизодов. Я должен написать о своем сыне. Точнее об одном из моих сыновей, о Константине.

Константин… Мой сын. Даже, если бы он был жив, он никогда бы не смог прочитать мою книгу. Homo naturalis, он не был способен ни изменять намагниченность ферритов, ни непосредственно воспринимать эту информацию. Ему бы понадобился компьютер, спроектированный специально для представителей низшего вида, с клавиатурой и монитором, и программа-преобразователь, переводящая информацию в символы их примитивной азбуки. А такой универсальной программы, насколько мне известно, на данный момент не существует. Низшим не обязательно читать наши книги. Они для них слишком сложны. Техническую же информацию, необходимую для работы homo naturalis, можно нанести на карту или диск и с помощью обычных символов, воспринимаемых компьютером.

Это произошло двести пятьдесят три года назад, в эпоху масштабных генетических экспериментов. Популяция Иных была еще очень мала и с трудом удерживала власть. И мы всерьез задумались о том, чтобы увеличить нашу численность, ведь Иные размножаются гораздо медленнее homo naturalis и испытывают значительно меньшую потребность в сексе. От брака двух Иных разумеется рождался Иной, причем с полу-активизированным геном. Наши дети не могли только убивать мыслью и, как следствие, и лечить других. Полная активизация происходила к двадцати годам. Но этого было мало.

Может ли родиться Иной от брака Иного и homo naturalis? Выяснилось, что может. Хотя менее чем в тридцати процентах случаев. Но и это обнадеживало. Такие браки стали очень популярны. Тем более что закономерность долго оставалась невыясненной. Не хватало статистики.

Я тоже взял к себе в дом девушку homo naturalis. Удовольствие небольшое. Низшие глупы, капризны, эгоистичны, требовательны и ленивы. Неудивительно, что они придумали какую-то там любовь! Далеко не каждые двое низших способны ужиться друг с другом. К тому же они еще и ревнуют! Когда я уходил к Алине, моей постоянной подруге, Иной, эта homo naturalis (ее звали Кира) устраивала мне скандал, и я тратил время на то, чтобы ее успокоить. А потом все-таки шел к Алине, чтобы отдохнуть душой.

У Алины были те же проблемы. Она решила принять участие в эксперименте и взяла к себе в дом homo naturalis. Но сразу поставила его на место, объяснив, что он просто слуга с особыми обязанностями и относилась к нему, как к слуге. Я с Кирой так поступить не мог, потому что она носила моего ребенка. Я вынужден был ее опекать.

Мне не повезло. У нас родился сын, Константин, и генетический анализ показал, что он низший. Это меня опечалило, но ненадолго. Потому что через полгода у меня родился еще один сын. Его назвали Игорем. Он был Высшим с латентным геном. И его матерью была Лера, Высшая.

Высших было еще меньше, чем нас. И гораздо меньше, чем необходимо. Для стабильности и развития общества на каждые сто Иных должен приходиться по крайней мере один Высший. А получалось на каждые триста, четыреста. В результате некоторые Иные подчинялись не Высшим, а другим Иным, что неправильно. Иные равноправны. Конечно, Высшему достаточно было сказать слово, чтобы установить иерархию, но оставалось ощущение некоторого несовершенства.

Высшие с полу-активизированным геном рождались только от брака двух Высших, и от брака Высшего и Иного в небольшом проценте случаев мог родиться Высший с латентным геном. Это был тот самый случай. Невероятная удача!

Не знаю, правда, насколько отношения со мной были приятны для Леры. Я мысленно наложил на них мои отношения с Кирой. Нет, я конечно во всем подчинялся Лере, ведь она Высшая, и естественно ничего не требовал. О таком отвратительном явлении, как ревность, тоже речи быть не могло. Мы с Алиной почтительно принимали Леру, ведь визит Высшего всегда подарок для Иного. Но я ее все же спросил:

– Ваби, я вас не раздражаю?

Она рассмеялась.

– Нет. И не называй меня «ваби».

Когда родился Игорь, мы решили, что не случится ничего страшного, если он будет воспитываться у нас вместе с человеком. Все равно ген нельзя активизировать раньше двадцати лет. А для Высшего и раньше тридцати нежелательно. При ранней активизации Высший может так и не овладеть всеми своими способностями. Как Тим, который стал Высшим в двадцать лет и в результате до сих пор на положении полу-иного. Лера собиралась в отдаленный исследовательский центр на островах и полностью поддержала это предложение.

Так получилось, что Игорь и Константин воспитывались вместе. Когда им исполнилось по пять лет, их отдали в школу для Иных и Высших с латентными генами. Константин был там не единственным человеком. В принципе, если ген не активизирован, Иной или Высший усваивает информацию с такой же скоростью, как человек с хорошим (для homo naturalis) уровнем интеллекта. Так что пока их можно обучать по одной программе. После активизации гена Высший быстро наверстает упущенное.

Братья были очень дружны и не разлучались, хотя уже понимали разницу своего положения. Прошло пять лет. На этом образование Константина должно было закончиться. Он умел читать и писать на примитивном языке homo naturalis, имел навыки обращения с компьютером и общие представления о мире. Теперь ему надо было начать обучаться ремеслу или прислуживать в доме. Мы имели право на еще одного слугу, и я склонялся к последнему решению. Но возникло неожиданное препятствие, а именно, Игорь ни в какую не хотел расставаться с братом.

– Это неразумно, Игорь, – увещевал я. – Зачем Константину усваивать горы совершенно ненужной для него информации, которую он все равно никогда не сможет использовать? Он только потеряет время. Через год он уже не будет помнить половину того, что учил год назад. Это бесполезно. Пожалей своего брата.

– Костя хочет учиться, и мне без него будет скучно. К тому же я тоже многое забываю.

– Это тебе так кажется. Ты сразу все вспомнишь, как только тебе активизируют ген. А на homo naturalis бесполезно тратить усилия.

– На него не будут тратить усилия. Наставники могут не обращать на него внимание. Я буду сам проверять его контрольные.

– Зачем?

– Я хочу сделать его своим слугой. Я хочу, чтобы у меня был образованный слуга, с которым мне будет интересно общаться.

– Когда тебе активизируют ген, тебе даже со мной будет неинтересно общаться, не то, что с homo naturalis. Ты – Высший.

Игорь надулся. Он был упрям, как истинный homo naturalis. Я вздохнул. Еще двадцать лет ждать, когда сын выйдет из этого полубезумного состояния!

– Это запрещено, – привел я последний аргумент. – Это против всяких правил.

– А кто может разрешить?

– Только Высший.

На этом разговор и кончился. Я приказал подготовить комнату для нового слуги, поскольку каникулы заканчивались, и Игорь должен был вернуться в школу, а Костя учиться убираться в доме, готовить обед и привыкать к новому статусу.

Когда все было готово, я позвал его.

– Костя, с сегодняшнего дня ты не должен называть меня отцом. Ты становишься слугой. И, хотя я всегда буду относиться к тебе с любовью, ты должен называть меня «ваби», как все слуги.

Он прикусил губу и мотнул головой:

– Я не хочу быть слугой, отец.

– То, что ты сейчас сказал, очень плохо. Конечно, ты можешь выбрать для себя ремесло, и я обдумаю твои предложения. Но ты не имеешь права принимать решения. Ты – homo naturalis. Твой долг и судьба – во всем подчиняться Иным. И, поверь мне, так для тебя лучше. Люди не способны принимать правильные решения.

В этот момент раздался звонок в дверь.

– Пойди, открой! – приказал я Косте.

Но он упрямо стоял на месте.

– А ты знаешь, что я могу остановить тебе сердце?

– Я – твой сын.

– Для Иного это не имеет абсолютно никакого значения.

– Потише, Женя! Не так жестоко! – в дверях стоял Тим и мило улыбался. За руку его держал Игорь и сиял, как весеннее солнышко. Именно Игорь Тима, а не наоборот.

Я встал и почтительно поклонился.

– Рад приветствовать вас в моем доме, ваби.

– Да садись ты! Почто парня довел почти до слез? – и Тим плюхнулся в кресло.

Я посмотрел на Костю. Да, он чуть не плакал.

– Это необходимо, ваби, вы же знаете. Изменение статуса всегда болезненно воспринимается.

– Так что помягче нельзя, если болезненно воспринимается? Между прочим, меня зовут Тим.

– Прости, Тим. Возможно, я поступил недостаточно разумно.

– Естественно. Милосердие, между прочим, может быть очень разумным параметром. Костя, иди сюда.

Костя несмело подошел к Высшему. Тот взял его за руку.

– За тебя очень просил твой брат, и я разрешаю тебе учиться.

Я удивленно посмотрел на него.

– В школе я уже договорился. Ты будешь Игорю слугой, когда закончишь образование?

Костя посмотрел Тиму в глаза. Очень рискованное предприятие для homo naturalis. Взглядом Высший может лишить его воли. Поэтому для низшего это жест открытости, то есть «делай со мной все, что угодно, хоть останови сердце».

– Я очень люблю Игоря, товаби, но я не хочу быть слугой. Никому.

«Товаби», обращение homo naturalis к Высшему (неизмеримо высший), плохо сочеталось со смыслом фразы. Тим помрачнел.

«Вот видишь», – помыслил я для него.

«Вижу, – ответил он. – Это подтверждает некоторые мои предположения».

– Чем бы ты хотел заниматься? – вслух спросил Тим, и в его голосе послышались жесткие нотки.

– Музыкой, товаби. Даже мой отец говорит, что у меня есть способности, – и он покосился на меня. Ну, уж конечно, я не могу сказать о нем ничего хорошего!

Да, способности у него были. Я вспоминал свою юность, когда он перебирал гитарные струны. Тогда, еще до того, как стал Иным, я любил петь для своих одногруппников. У меня был очень хороший голос. Потом почти все они погибли в период политики тотального уничтожения. И я приложил к этому руку. Я потом выяснял. Среди них не было Высших.

Потом я пел в лесу, когда был агентом и путешествовал с отщепенцами, изображая человека. Им нравилось. Да, у Кости есть слух. Он может развлекать низших. Это неплохое ремесло. Для Иных и Высших, искусство homo naturalis совершенно неинтересно, слишком примитивно, также как для низших непонятно, а иногда и просто вредно искусство Иных. Так что развлечением низших лучше всего заниматься низшему.

– Музыка – это хорошо, – ответил Тим. – Для стабильности в обществе homo naturalis должны иметь понятные для них развлечения. Ты сможешь продолжить занятия. А пока, ребята, идите, погуляйте. Мне нужно пообщаться с вашим отцом.

«Спасибо, что помешал мне принять недостаточно разумное решение, – помыслил я, когда они ушли. – Конечно, Косте надо заниматься музыкой. Но он должен очень четко понимать, кто он. Иначе в будущем это приведет к большим срывам, чем сегодня. Зачем ты отправляешь его учиться в школу, где он не имеет право находиться по своему статусу? Для низших есть специальные музыкальные центры. Он мог бы учиться там и одновременно прислуживать по дому, чтобы получить достойное homo naturalis воспитание и привыкнуть подчиняться. Для музыканта это также важно, как для всех остальных. Он все равно homo naturalis».

«Это разумно, но есть некоторые особые обстоятельства. Мы провели исследования. Геном твоего Кости, также как и других потомков Иных и homo naturalis, несколько отличается от обычного человеческого. Они не наследуют основной ген изменений, то есть, конечно, никогда не изменятся, как мы. Но у них есть некоторые гены, характерные, в основном, для Иных. У людей эти гены тоже встречаются, но очень редко и не в таком сочетании. И даже с таким очень урезанным набором это люди, как правило, очень выдающиеся. Уровень первооткрывателей прошлых веков. Для Иного, конечно, все равно ерунда, но они могут стать переходной ступенькой от homo naturalis к Иным. Мы даже их называем немного по-другому: „homo naturalis+“. Да, пока это все предположения. Но надо изучить вопрос. Интересно, что это такое? И образование твоего Кости – одна из частей эксперимента».

Я посмотрел на Тима. Все-таки Высшие чем-то похожи на не в меру любопытных детей.

«Воля Высшего для меня закон. Но, если Костя так и останется обычным homo naturalis, после школы для Иных и Высших ему очень трудно будет вписаться в человеческое общество. У него может быть нервный срыв».

«Воля Высшего значит воля Высшего. Пристрою я твоего Костю. Не беспокойся».

Прошло восемь лет. Костя учился в школе хорошо, ничуть не отставая от своих одноклассников. Те пытались им помыкать, зная, что он низший, но Костя не обращал внимания. Я регулярно выговаривал ему за это.

– Ты – homo naturalis и должен подчиняться любому Иному или Высшему.

– А Игорь считает, что не должен, – легкомысленно отвечал он.

Игорь был всегда на его стороне.

– Он мой брат, и, если тебя нет рядом, отец, он должен подчиняться мне. Я его ваби.

– Ты не ваби. У тебя ген не активизирован.

– У них тоже. Они не имеют права приказывать.

– Он должен привыкать. Потом будет труднее.

– Легче. Настоящему Иному или, тем более Высшему, подчиниться легче, потому что его превосходство очевидно.

Игорь все еще надеялся сделать Костю своим слугой, а заодно личным менестрелем. Да, Костя вырос в высокого черноволосого парня и действительно очень неплохо для homo naturalis играл на гитаре.

– Тебя перестанут интересовать мои песни, когда ты изменишься, – говорил он своему брату и был совершенно прав.

Пролетело еще три года. Костины одногруппники один за другим становились Иными, начинали смотреть на бывшего друга с покровительственной полуулыбкой и покидали колледж. Игорю же предстояло учиться всему, чему только можно еще лет десять. А значит, расставание было неизбежным. Homo naturalis, закончивший несколько факультетов, – это уж слишком. Совершенно неоправданные затраты. Тим это тоже понимал. В конце очередных каникул наступила развязка.

Костя пришел ко мне. Смиренно, с поклоном, как к своему ваби, и попросил отпустить в резервацию.

– Костя, дома работы много, – попытался возразить я.

Мы, Иные, очень любим говорить о том, что у нас нет привязанностей. Мне кажется, что это не совсем так. Да, наши привязанности строго подчинены разуму. Разум приоритетен. Если привязанность неразумна, она отсекается почти без усилий. Но все же они существуют. Мне просто не хотелось расставаться со своим сыном. Возможно, навсегда.

Костя замотал головой. Я так и слышал его мысли: «Не хочу быть слугою!» Но вслух он почтительно сказал:

– Простите меня, ваби, я очень прошу вас выдать мне разрешение.

Ладно. Что с тобой сделаешь! В конце концов, мои возражения совершенно неразумны. Конечно, музыкант, занимающийся развлечением низших, должен жить в резервации. Я сел за стол и взял магнитную карточку.

– Куда?

– На остров Сейби.

– Только не на Сейби! – почти закричал я. Я слишком хорошо знал, чем там занимаются.

– Почему, отец? – Костя так растерялся, что даже забыл о почтительности. – Товаби сказал мне, что там очень хорошие условия. И что он сам проследит, чтобы у меня была работа. Даже обещал студию.

– Какой «товаби»?

– Тим.

Понятно. Тим, значит. Вырастил себе подопытного кролика. Воля Высшего.

– Сейчас напишу, – спокойно сказал я.

– Отец, что там, на острове Сейби?

– Ничего. Все нормально. Воля Высшего – Закон.

– Что?! Ответь мне! Я должен знать!

– Ты должен подчиниться воле Тима. Вот, возьми разрешение, – я протянул ему карточку. – Иди. И только попробуй ослушаться!

Он поклонился.

– Спасибо, ваби. Я благодарю вас.

И вышел из комнаты.

Через три дня со мной на связь вышел Тим.

«Где твой сын? – прогремела у меня в голове его мысль. Тим был крайне недоволен. – Ты дал ему разрешение?»

«Конечно, ваби».

«Куда?»

«На Сейби».

«Тогда почему он до сих пор не там?»

«Не знаю».

«А ты знаешь, что в одной из резерваций в Америке, homo naturalis с аналогичным генетическим набором поднял бунт и захватил Иного, а в Иркутске такой же низший захватил заложниками еще несколько низших, и Иные почему-то не смогли его убить. Сейби, Женя, – это единственное спасение для твоего сына. Жесткий контроль и ограниченное пространство».

«Костя – очень добрый мальчик».

Я хотел бы сказать «послушный», но это уж совершенно не соответствовало действительности. Послушный был бы там, где ему сказали.

«Об этих ребятах тоже никто не отзывался плохо. Способные, добрые, милые. Даже послушные и почтительные. Только слугами быть не хотели. Но это уж дело вкуса. Не запрещено же».

«Тим, это я виноват».

«Ну, наконец-то! Что ты ему рассказал?»

«Ничего. Но я попытался запретить ему туда ехать. Я не знал, что это твой приказ».

«Женя, не договариваешь. Твой запрет скорее был бы для него лишним аргументом в пользу острова Сейби. Костя слишком хорошо запомнил, как ты заставлял его называть себя „ваби“ и пытался сделать слугой. А я для него был избавителем. Он верил каждому моему слову, и когда я рассказал ему о прекрасном острове Сейби, он очень загорелся этой идеей».

«Я слишком эмоционально это сказал. Я потерял контроль над собой».

«Так. Слишком эмоциональный Иной, потерявший контроль над собой. Это уже интересно. Жди. Я сейчас приеду».

Я сел ждать. Подумал, есть ли у меня незавершенные дела. Если бы это произошло сейчас, я бы обязательно попросил Тима разрешить мне дописать воспоминания, изолировав от общества на этот период. Но тогда я не занимался сочинительством. Все было в порядке. Я был готов. Проанализировал решение на разумность. Да, Иной, потерявший контроль над собой, – существо слишком опасное. Решение о моей ликвидации было абсолютно разумным, и у меня не было причин ему противиться. Чтобы убить Иного, Высшему необходимо находиться рядом, я все-таки не homo naturalis. Я был уверен, что Тим едет сюда, чтобы остановить мне сердце.

Слуга впустил его, и я встал к нему навстречу, поклонился и сразу почувствовал, что он сканирует мне сознание. Подождал, пока он закончит.

«Садись, Женя. Не так все страшно. Почти в пределах нормы. Ты себя контролируешь. Бывает значительно хуже. Недавно я столкнулся с тем, что Иной в аналогичных обстоятельствах испугался за свою жизнь. Совсем, как homo naturalis. Очень серьезное психологическое расстройство. Мы предположили органическое повреждение мозга и не ошиблись. Пришлось остановить ему сердце».

«Ваби, я думаю, что меня все же разумнее ликвидировать».

«Вы, Иные, не видите дальше своего носа. Я лучше знаю, что разумнее. Лечится – значит лечится».

Он покопался в моих мозгах, и, кажется, что-то там сделал. Так что голова у меня начала запрокидываться назад, а потолок пополз вперед и вниз.

«Выпей водички. Сейчас все пройдет. Небольшая стабилизация психики. Теперь все в норме. Абсолютно».

И я понял, что должен непременно помочь ему поймать Костю и отправить его на Сейби.

«Ну, вот и прекрасно. Теперь поговорим о твоем сыне. Как ты думаешь, где он может быть?»

«Он беглец. Должен светиться. Повышенный уровень эмоциональности».

«Я его не вижу. Странно. Последнее время у нас был хороший контакт. Попробуй ты».

Я поискал. Пусто. Как будто его не было вообще.

«Может быть, с ним что-нибудь случилось?»

«Исключено. В момент его смерти, ты бы почувствовал эмоциональный всплеск. Ты – его ваби. Даже до меня бы докатилось. А сейчас такое впечатление, будто он совершенно спокоен. Ладно, придется вести расследование традиционными методами. По старинке».

Как выяснилось, три дня назад Костя пришел в Центр Управления Резервациями и предъявил разрешение. Иной, который этим занимался, прочитал его и заверил. Все было в порядке. Почти. Вызывало подозрение только одно: на разрешении не был указан пункт назначения. Иной заметил это Косте.

– Дело в том, что мой ваби – одновременно мой отец, – объяснил низший. – Он разрешил мне самому выбрать пункт назначения, ваби.

– Так надо было ему сказать о своем выборе, чтобы он указал его в карточке, – упрекнул Иной. – Кто твой ваби?

– Евгений Поплавский, ваби.

Это имя пользовалось уважением. Иной посмотрел на низшего. Тот говорил правду.

– Ладно. Мы сообщим твоему ваби о том, где ты, по его первому требованию. Что ты выбираешь?

– Южноуральскую резервацию, ваби.

Иной кивнул и вписал название в карточку.

– Так. На дорогу дается семь дней. За это время три раза можно туда доехать и обратно вернуться. Это твой пропуск, – он протянул карточку. – Действителен тоже семь дней. Если вдруг в дороге что-нибудь случиться, заходишь в наше местное отделение и говоришь в чем дело. Если задержка не по твоей вине, пропуск продлят. Но лучше не опаздывать. Опоздание считается преступлением. Деньги на дорогу есть?

– Да, конечно, ваби.

«Зря вы с ним так жестко, – помыслил Тим для чиновника Управления, когда тот закончил свой рассказ. – Он очень гордый».

Иной посмотрел на Высшего удивленно. С чего это ваби носится с каким-то homo naturalis, как с писаной торбой? Но у Высших, у них своя логика.

«Еще очень зря, что вы ему не просканировали сознание».

«Он не вызвал подозрений. Очень милый парень. С гитарой за спиной. Вежливый, спокойный. Не проявил ни капли непочтительности».

«Спокойный?»

«Да, он совершенно не волновался».

«Женя, как ты мог не вписать Сейби в карточку?» – поинтересовался Тим, когда мы вышли из управления.

«Ума не приложу. Удивительно, но я даже не могу понять, вписывал я его или нет».

«Не вписывал. Но неумышленно. Это было как раз, когда Костя упорно спрашивал тебя, что же такое Сейби. Момент потери контроля. Но это еще не самое странное. Меня гораздо больше интересует, откуда Костя узнал, что туда не вписан пункт назначения».

«Может быть, не знал. Просто по ходу дела сообразил воспользоваться моей оплошностью, чтобы уехать в другое место».

«Если так боялся Сейби, для него было бы логичнее сбежать сразу, до похода в Центр Управления Резервациями».

«Это слишком решительный шаг. Человек сразу оказывается вне общества. Очевидное зло. А что такое Сейби – еще непонятно».

«Может быть и так. По крайней мере, теперь мы знаем, где он. Сегодня же я свяжусь с Уфой и отдам приказ о его аресте».

«Ты его убьешь?»

«Ни в коем случае. Он нужен мне живым».

Но в Южноуральской резервации Кости не оказалось. Запросили соседние. Тот же результат. Объявили глобальный розыск. Ничего. Константин исчез. Казалось, бесследно.

Несколько месяцев не было никаких вестей. Пока не стало известно о появлении под Томском таинственного отряда низших, занимавшегося разбоем и убийствами Иных. Таинственность отряда заключалась в том, что его не могли обнаружить по повышенному эмоциональному фону. Отряд-невидимка. Потом стало известно, что низшие захватили склад оружия и строят где-то в тайге укрепленный лагерь. А еще через месяц отряд homo naturalis прорвался в Томскую резервацию и вывел оттуда несколько сотен низших. Заговорили о втором томском бунте. Первый произошел на заре политики тотального уничтожения, когда под Томском была организована первая резервация для homo naturalis, и имел еще более разрушительные последствия.

В этот же вечер ко мне зашел Тим.

«Ну, что, похоже, мы нашли твоего сына. Твой милый мальчик с гитарой под Томском развлекается».

«Не может быть!»

«Не обманывай сам себя. Все сходится. И место, и время, и свойство невидимости. Завтра летим в Томск. Это наш с тобой крест. Серж нам помочь собирается. Он ведь тоже большой специалист по лесам, как и ты».

Под Томском мы обходили деревни, расспрашивали местных жителей, всем без исключения сканировали сознание. Искали в лоб, методом тыка, но нашли. Вскоре мы с точностью до километра знали расположение лагеря. Тогда туда были посланы войска.

Тим планомерно обходил всех командиров с портретом Кости и убеждал взять его живым.

– Ну, если получится, – с сомнением отвечали военные.

Через несколько дней лагерь был окружен, и кольцо начало сжиматься. По информации перебежчиков вождь бунтовщиков еще был там и продолжал сражаться. Его описание полностью совпадало с приметами Кости. Мы больше не сомневались. Перебежчиков не убивали, даже не наказывали. Просто отсылали в отдаленные резервации. Мы не хотели пресечь этот поток. Нам нужны были новые сведения.

Лагерь обстреливали нещадно, жгли и бомбили. Через неделю по нашим подсчетам там осталось не более сотни защитников. А потом произошло резкое изменение эмоционального фона. Повстанцы неожиданно стали видны. Это могло означать только одно: Константин убит. За глобальным изменением эмоциональности мы могли не заметить этого локального всплеска. Теперь можно было действовать просто. Остановить сердца всем бунтовщикам. Причем, можно одновременно.

«Нет, только не одновременно, – возразил Тим. – Каждому в отдельности. И смотрите, что за человек. Вдруг, Костя еще жив».

В тот же день мы начали эту работу, приказав военным прекратить стрельбу. Поток беженцев резко увеличился. Вечером в нашей палатке у нас в ногах валялся здоровый мужик и бился в истерике.

– Они падают прямо у костров, рядом с землянками, один за другим, без всякой причины. Это ужасно! Прошу вас, прекратите! Пощадите нас!

– Удел homo naturalis – слушаться Иных, – жестко сказал Тим. – Когда вы нарушали это правило, вы знали, на что шли.

– Там женщины, дети! Неужели вы всех их убьете?

Тим брезгливо поморщился. Это было смешно даже для Высших с их странной логикой. Нет ничего более глупого, чем спасать в первую очередь самых беззащитных. Спасать надо самых полезных, самых ценных для общества, тех, кто больше всего достиг. Ха! Женщины! Дети! Сказал бы он нам лучше, где Константин, если он жив!

– Где Константин? – спросил Серж.

– Наш вождь? Я вам скажу, если вы пощадите оставшихся в живых.

– Он еще и торгуется! – усмехнулся Тим. – Просканируй ему сознание.

– Ну, что ж, пусть поторгуется, – пожал плечами Серж. – Жаль тратить на него энергию. У меня следующее предложение: мы объявляем час, в течение которого из окружения в наш лагерь могут перейти все желающие. Мы сохраним им жизнь. За остальных поручиться не могу. Это будет их выбор. Устраивает?

– Да. Костя в одной из центральных землянок. Чуть к северу. Вход завешен синей палаткой. Там одна такая. Он тяжело ранен. В живот. Лежит без сознания… Он умирает.

Все-таки просканировали. Правда.

– Ну, зачем я сказал «час»? – опечалился Серж.

Однако обещание выполнили. Исполнение обещаний вызывает уважение низших. И это понимали уже тогда. Лучше завоевать авторитет, чем подавлять бунты. Мы, конечно, не должны опускаться до морали. Мораль – удел низших, искусственная замена разума для недостаточно интеллектуальных существ, костыль для безумцев. Но иногда требования морали совпадают с выводами рассудка.

Из окружения вышло не так уж много людей, в основном, женщины и дети. Homo naturalis остались со своим вождем. Как только час подошел к концу, с точностью до секунды, мы остановили сердца всем повстанцам. Одновременно. Не тронули только Костину землянку. Сами пошли туда по вымершему лагерю, лавируя между трупами. Я отодвинул синий полог. Из землянки на меня смотрело дуло автомата. Тим среагировал мгновенно. Костин защитник не успел выстрелить, прежде чем ему было остановлено сердце.

В землянке горела единственная свеча. Серж зажег фонарик. В глубине комнаты, на каком-то старом плаще лежал Костя. Он был невероятно бледен. Больше никого.