Текст книги "Иные (СИ)"

Автор книги: Наталья Точильникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)

Ваби на прощанье слегка коснулся его плеча и вышел из палатки.

Вошел Эмиль и поставил перед ним тарелку с мясом.

– Местный зверь! – торжественно объявил мальчишка. – Господин говорил, что здесь должны быть крупные животные, чтобы было, на что охотиться лиловой твари. Вот, подстрелили. На косулю похоже.

– Хоть есть-то можно?

– Можно-можно. Еще как!

Андрей принялся за еду. Действительно, неплохо, даже вкусно. Эмиль сел напротив него, по-турецки скрестив ноги.

– Ваби просил меня рассказать, как я стал дери, а я как-то не знаю, с чего начать.

– Стал дери? Разве ты дери не по рождению?

– Нет. Я из отщепенцев. Я дери только последние шесть лет.

– Восстание отщепенцев шесть лет назад! Помню. На меня тогда напали. Тебя захватили в плен вместе со всеми?

– Нет. Я тот… Понимаешь… С меня все и началось.

– А ты тот мальчишка, который пришел в полицию просить себе хозяина, – холодно проговорил Андрей. – И на основании сканирования которого нашли всех остальных.

– Я сделал это с отчаянья. Понимаешь, в тот день мой отец убил мою мать.

– Как?

– По-пьяни. Он и раньше избивал ее. И меня тоже.

Андрей удивленно посмотрел на него.

– Избивал???

– Я понимаю, что ты не веришь. Ты же дери по рождению. Ты, наверное, никогда с этим не сталкивался.

– Еще бы! А за что он вас бил?

– А за все. Особенно, если я приносил мало денег.

– Ты уже работал? В двенадцать лет?

– Нет. Я воровал, отец – тоже, мама… не знаю. Весь поселок отщепенцев кормился за счет города. Совершали вылазки по два, по три человека.

– Ну, знаешь!

– У меня не было господина, который бы всем меня обеспечил! А на работу нас бы никто не взял. Для этого нужно разрешение господина.

– Ну, и?

– Я вовсе не хотел никого выдавать! Просто уйти оттуда! Еще у нас ходили слухи, что всем дери делают операцию на мозге, которая превращает их в покорных идиотов. Я думал, что, если мне вырежут мозги, я все забуду.

– Операция на открытом мозге… – задумчиво повторил Андрей.

– Ну, я сбежал из каменоломен. Пришел в город, нашел полицию. Начальник их посмотрел на меня с таким отвращением, словно я был пауком, но не выгнал. Приказал сесть на стул.

– Представляю, как ты выглядел.

– Наверное, не очень. Я сел. И он начал сканирование. Я только потом понял, что это было сканирование. Мучил часа два. Тошнило жутко. В перерыве я даже попытался уйти. Но меня поймали полицейские и посадили обратно. Потом мне дали воды и какое-то лекарство. Мне стало легче. Начальник долго молчал, и вид у него был отсутствующий. Потом сказал: «Тебя согласен взять один из Иных Сергея Бекетова, Георгий Левин. Он будет твоим господином. Запомни: Георгий Левин. Он сейчас приедет, чтобы забрать тебя». Появился Георг. Посмотрел на меня с тем же выражением, что и начальник полиции. Потом взял за руку и отвел в машину. Он мне тоже сначала не понравился. Длинный, нескладный. К тому же мне было просто страшно. Неизвестность. Вот этот Иной теперь имеет право полностью распоряжаться моей жизнью. А кто он? «Расслабься, ничего страшного не происходит, – сказал он, и мы поехали. – Как тебя зовут?» «Сергей». «Имя придется сменить. Так зовут нашего Высшего. дери не имеет права носить имя своего господина или господина своего ваби. Как бы ты хотел, чтобы тебя звали?» «Ну, Александр». «Уже есть. Так зовут моего слугу. У дери одного господина должны быть разные имена. Как тебе „Эмилий“?» «Красиво». «Прекрасно, значит Эмиль». «А куда мы едем?» «В больницу. Нужно сделать операцию по установке имплантата». Мне стало еще страшнее. Та самая операция на мозге! «Дурацкие слухи у вас ходят, – ответил он на мои мысли. – Нам совершенно не нужно делать из вас идиотов. Это снижает коэффициент ценности. Читать умеешь?» «Не очень…» «Понятно. Ладно, мы сейчас приедем в больницу и поставим один эксперимент…»

В больнице меня, прежде всего, выгнали в душ и выдали свежую больничную пижаму. «Ну, вот, – сказал Георг. – Теперь смотреть приятно. Не тянет мыть руки после телесного контакта. Иди сюда». Он показал мне картинку с двадцатью предметами и попросил запомнить их все и перечислить на память. Я вспомнил штук десять. «Угу. После операции повторим эксперимент. А теперь в операционную». Меня положили на стол, под эти синие лампы. Было очень страшно. Георг держал меня за руку. Дали маску. «Ну, теперь глубокий вдох…»

Я очнулся в больничной палате. Слегка побаливала голова в районе затылка. Там была повязка. И еще повязка на руке.

– В районе затылка? – переспросил Андрей.

– Конечно. Управляющий имплантат вживляют в мозг. На руке – только монитор. Правда, тогда господин приказал мне не говорить об этом. Он сказал, что эта информация только рождает дурацкие слухи, вроде тех, что ходили среди отщепенцев. Младенцам делают операцию по какой-то другой технологии, так что не остается шрама. А у меня есть. Вот он.

Эмиль пощупал себе голову в районе затылка.

Андрей поморщился. Конечно, он должен был догадаться. Операция на открытом мозге! Все имплантированные функции связаны с психической деятельностью!

– Ну, дальше, – устало проговорил Андрей.

– Пришел Георг и сделал глубокое сканирование. Это было очень приятно, как будто погружаешься в теплую воду. Ни чуточки не тошнит.

– Новый имплантат, – прокомментировал Андрей. – Везет!

– Он был очень ласков. Спросил, как я себя чувствую. Знаешь, я же до этого кроме брани ничего не слышал. Потом проверил ментальную связь. Сначала я очень удивился, потом попробовал ответить. Получилось. Он меня похвалил. Сказал, что теперь только так мы и будем общаться, как господин и дери. Затем показал ту картинку с двадцатью предметами, и я легко запомнил их все.

– Это каждый дурак умеет.

– Каждый дурак с имплантатом. Без – далеко не каждый. «Ну, что стал ты идиотом? – мысленно спросил он. – Да вроде нет». «На твой имплантат записан большой объем информации. Это пришлось сделать, чтобы не тратить слишком много времени на твое обучение. Тебе двенадцать, и ты нигде не учился. Homo naturalis учатся с шести до четырнадцати-шестнадцати лет. Тебе придется освоить максимум за четыре года то, на что у других уходит лет десять. У тебя стоит новый имплантат с большой памятью. Но знания – еще не умения. Тебе нужно научиться пользоваться этой информацией». Он достал стопку книг для низших (штук десять) и водрузил на мою тумбочку. «Вот тебе первое послушание: все это надо прочитать». Я с ужасом смотрел на книги. «Но я не умею читать». «Теперь умеешь». Мы проэкспериментировали. Получалось, но с трудом. «Тренируйся!»

Тогда я впервые понял, что такое радость послушания. Без этого я не смог бы прочитать все эти книги. Читать хотелось не ради чтения, а ради этого чувства. Хотя информация в голове задерживалась. Потом я обнаружил в кипе учебников пару книг о космических путешествиях и прочитал их с двойным удовольствием. Ваби был очень доволен.

Дней через десять он приехал забрать меня из больницы. Выдал мне серую форму homo naturalis, сшитую по моему размеру. На куртке было его имя: Георгий Левин. Я оделся и полюбовался на себя в зеркало. По сравнению с тем, в чем я ходил у отщепенцев, это было просто роскошно. Костюм дополняли высокие темно-серые сапоги. Тепло, удобно. «Нравится?» – спросил ваби. Я кивнул. «Теперь сядем на дорожку. Надо поговорить». Я сел на кровать. «Я рассказал тебе далеко не обо всем, что записано на твоем имплантате. Многие вещи пришлось заблокировать. Двенадцать лет среди отщепенцев не могли пройти даром. К тому же мы ввели программу глубокой психокоррекции. Судя по всему, все работает, но теперь ты будешь жить в доме для моих дери и пользоваться несколько большей свободой, чем здесь. Так что я должен тебя предупредить, чтобы избежать дальнейших осложнений. Во-первых, у тебя обнаружена генетическая предрасположенность к алкогольной зависимости. Поэтому пить нельзя. Вообще. При попытке употребить спиртное будет просто выворачивать наизнанку. Экспериментировать не советую. Склонность к воровству тоже заблокирована. Лучше не проверять. Будет очень плохо. Сканирования пока будут каждый месяц. Я вызову по ментальной связи. Потом, если все будет хорошо, перейдем на ежегодные сканирования, как для всех homo naturalis. Все. Пошли». Потом, когда я уже поселился в отдельной комнате в доме для молодых дери Георга на втором этаже, обнаружилось еще несколько «нельзя». Нельзя браниться, нельзя прогуливать уроки, нельзя быть неопрятным… Сначала это меня очень раздражало. Но при исполнении правил сразу была немедленная награда – радость послушания. И я быстро привык.

– Да, – перебил Андрей, – всех нас дрессировали, как собачек в цирке: сахаром и палкой.

– Я не понимаю, почему ты так к этому относишься. Мне очень нравится иметь господина. Георг – вообще классный мужик. Я его очень люблю.

– Еще бы! Мне тоже нравилось. Раньше.

– А что изменилось?

– Слушай, не исполняй работу Георга. Это он будет мне делать психокоррекцию на тему: «Как хорошо быть дери и иметь господина».

– Конечно, хорошо.

Андрей вздохнул.

– Скажи мне, как умер Роман? Как его убили?

– Из ГЛД. Он очень хорошо держался.

– Георг сам это сделал?

– Нет. Он мне приказал это сделать.

– И тебе не паршиво?

– Почему? Я же исполнил послушание. Вот, если бы не послушался – было бы хреново. «Всякий поступок дери, совершенный из послушания господину является моральным и заслуживает уважения». Разве не так?

– Да-да, конечно. Я бред несу. Слушай, уйди-ка, а? Я хочу побыть один.

– Да, деваби.

Наверное, Андрей говорил очень холодно, если раскрутил Эмиля на официальное обращение. Мальчишка собрал посуду и вышел из палатки.

Но побыть одному Андрею не дали. Явился Георг.

«Ну, как тебе история Эмиля?»

«Завидую. Ему нравится быть рабом».

«Не путай два совершенно разных понятия. Дери – не рабы».

«А в чем разница?»

«Во-первых, дери – не товар. Вас не продают и не покупают».

«Зато передают».

«Это совсем другое. И, во-вторых. Во времена рабства на земле одни homo naturalis владели другими. Это совершенно неестественная ситуация, и я первый бы начал с ней бороться. Низшим ни в коем случае нельзя доверять власть. Даже над другими низшими. Они используют ее в своих эгоистических интересах. У нас же один интерес – общемировая гармония, и один побудительный мотив – веления разума. Отношения между ваби и дери – это совершенно другой тип отношений, чем между господином и рабом. Низший обязан подчиняться высшему».

«В истории такое уже бывало. Одни homo naturalis объявляли себя высшими и заставляли подчиняться других».

«Извини, но в нашем случае разница очевидна».

Возразить было нечего. Георг мог привести тысячу аргументов для доказательства своего тезиса. Лет семьсот назад еще можно было поспорить с тем, что Иные представляют собой отдельный вид. Сохранялись браки между Иными и homo naturalis. Но потом было замечено, что в шестидесяти процентах случаев в результате таких браков рождается бесплодное потомство и только в пяти процентах – Иные. Сверили генетические карты. Использовали все возможные сочетания партнеров, в которых могли появиться Иные, и прекратили практику. Иные и Высшие стали часто прибегать к клонированию. Около трехсот лет назад, в начале эпохи имплантатов, бесплодное потомство в смешанных браках рождалось уже почти в ста процентах случаев. И межвидовые браки были запрещены. Виды разошлись окончательно.

Андрей молчал.

«То, что ты не хочешь быть дери, хотя предназначен к этому природой, – продолжил Иной, – это просто болезнь. Ты нуждаешься в психокоррекции и помещении в здоровую атмосферу, желательно на землю. Я не делаю психокоррекцию только потому, что у тебя на нее болезненная реакция, а ты еще слаб».

«Ваби, а почему вы мне не сказали, что имплантат вживляют в мозг?»

«Во-первых, ты не дослушал. И, во-вторых, я решил, что, если ты сделаешь что-нибудь неожиданное, я дам тебе возможность самому убедиться в собственной глупости».

«Жестоко».

«Зато очень поучительно».

Прошло три дня. Андрей чувствовал себя значительно лучше, но делать ничего не хотелось. Часами он неподвижно лежал в палатке и смотрел в потолок. Пришел Георг.

«Знаешь, почему у тебя депрессия?» – спросил он.

«Я знаю, что вы мне ответите».

«Да, именно. Это последствие твоего преступления. Ты нарушил одиннадцатое правило для низших о недопущении порчи имплантата. Имплантированная реакция».

«Нет, – Андрей приподнялся на локте. – У меня депрессия, потому что все, что я делал было либо глупо, либо напрасно. Сначала я убил Женьку, потом вы использовали меня, чтобы свалить Романа, и я виноват в его смерти, потом я вырезал себе эту гадость, чтобы стать свободным, и все оказалось зря!»

«Успокойся, – помыслил Георг. – Завтра в девять у тебя психокоррекция. Пойди погуляй, это полезно для твоего самочувствия. Только далеко не уходи. Теперь лес практически безопасен, но все же, мало ли что».

Андрей покорно встал и вышел на улицу. Было прохладно. Он накинул куртку и обратил внимание, что на нее уже кто-то нашил имя Георгия Левина.

За время его болезни лес разительно изменился. Из сиреневого он превратился в алый, малиновый, багровый. Только изредка – желто-оранжевые островки, как костры. На Земле был конец июня. Но, что Истару земное время! Здесь начиналось осень.

Андрей углубился в лес. Лиловых тварей видно не было. Только выжженные пятна. Охотники поработали на славу. Зверушки, явно, решили держаться как можно дальше от этого места. Он пробродил уже около часа, когда услышал отдаленные голоса. Он зря думал последние дни, что равнодушен ко всему и уже ничего не чувствует – любопытство осталось. Подошел поближе… и замер на месте.

По лесной тропе шел ваби и Олег Алексеев, точнее, теперь Георгиев, тот, который потерял руку. Андрей узнал его голос.

– А куда мы идем? – спросил Олег.

– Нужно сделать одно дело. Не надо вслух.

– Извините, ваби, я просто волнуюсь.

– Почему?

– Не знаю.

– Ну, хорошо, давай вслух, если тебе так легче. Мы уже пришли.

Они остановились на небольшой полянке, поросшей низкой травой.

– Олег, теперь ляг, пожалуйста, на землю.

– Зачем, ваби?

– Так надо. Нужно слушаться господина.

Олег растянулся на траве.

– На живот, – пояснил Георг. – Вот так. Теперь расслабься и закрой глаза.

В руке у Иного блеснул ГЛД. Он поднес его к затылку Олега и выстрелил. Андрей смотрел на это и не мог поверить. Может быть, ему показалось. Но нет! Георг отошел на три шага назад и выстрелил еще раз, вероятно, на другой мощности. Тело вспыхнуло и мгновенно сгорело. Иной повернулся и пошел в направлении лагеря.

Андрей покинул свое укрытие и вышел на поляну. Обуглившийся труп был настолько разрушен, что невозможно было понять останки ли это человека или пепел лиловой твари. Андрей опустился рядом на траву.

– Мне ампутировали руку. Теперь понимаешь? Мой коэффициент ценности теперь точно ниже критического. Меня скоро все равно убьют.

– Кому тебя передали?

– Георгу. Правда, он не успел меня принять.

– Георг – очень хороший господин.

– Такой же, как и все. Они на мне исследуют течение болезни. Когда эксперимент будет закончен, останется только уничтожить экспериментальный материал.

– Я не дам тебя убить.

– Ты???

Олег нервно рассмеялся.

– Ты такой же раб, как и я!

Андрей заплакал. Потом встал и направился к лагерю. Он легко нашел ГЛД в своей палатке. Ваби не считал нужным прятать от него оружие. Зачем? Он не опасен. Имплантат исправен, а значит, дери не сможет выстрелить в своего господина. Андрей и сам это понимал. Он взял гамма-лазер и отправился в лес. На берегу ручья, где он когда-то убил Глеба, Андрей попытался выстрелить себе в голову. И не смог спустить курок.

«Да-да, конечно. Пятая имплантированная функция. Запрет на самоубийство».

Он упал на песок и посмотрел в небо. Бирюзовое небо без облаков в рамке из багровых листьев.

«Можно тебя как-нибудь обмануть, пятая имплантированная функция? А если не быть уверенным, что кончаешь самоубийством? Например, принять неизвестное лекарство, а оно окажется ядом… Ну, и с какой стати оно окажется ядом?»

Андрей повернулся набок. Рядом на песке валялся ГЛД. Он взял оружие и вынул из него заряд. Небольшая цилиндрическая капсула. По всей капсуле крупная красная надпись с тремя восклицательными знаками: «Не вскрывать!!!»

В колледже не особенно распространялись об устройстве ГЛД. Дери обязаны только уметь стрелять. Но ежу понятно, что там источник. Должно же откуда-то браться когерентное гамма-излучение. «Смерть от лучевой болезни крайне мучительна», – всплыла у него в голове цитата из еще какой-то лекции. «Причем тут смерть?» – одернул он себя. – «Причем тут лучевая болезнь? Ну и что, что источник. Видели мы эти источники, в руках держали, эксперименты с ними ставили на физике. И ничего! Я даже не знаю, какая у него мощность. Если я просто вскрою капсулу, еще ничего не случится».

Он взял цилиндрик и положил его на плоский камень у воды. Вынул нож и попытался вскрыть капсулу. Защита от дурака стояла не хиленькая. Ни фига не получалось. Он взял еще один камень и постучал им по ножу. На капсуле возникла крошечная трещинка.

«Ага! Если кто-нибудь что-нибудь закрутил – другой завсегда раскрутить может!»

Трещинка росла, и, наконец, Андрей смог снять крышку. Внутри капсулы оказался абсолютно черный цилиндр. Какой-то подозрительно черный. Сервент покрутил его в руках. «Ну что, ты уже опасен, или еще нет? По крайней мере, интересно, что у тебя внутри».

Цилиндр не поддавался ни камню, ни ножу. «Крепкий орешек», – подумал Андрей и поднес его к глазам. Абсолютно гладкая черная поверхность. Да нет. Не абсолютно гладкая. Вот крошечная выемка на торце. Андрей вставил в нее нож и нажал. По цилиндру прошла светлая нитевидная полоска. Он нажал сильнее. Что есть силы! Цилиндр коротко вспыхнул у него в руках. Послышался звон. Теперь футляр был прозрачным, и на дне лежал еще один маленький, блестящий цилиндрик.

«Гравитационная защита», – предположил Андрей (он когда-то читал о такой). Сложная система искусственных гравитационных полей. Экранированная черная дыра в миниатюре.

Он легко открыл отключенный прозрачный футляр, взял блестящий цилиндрик и кинул его в нагрудный карман.

«Ну, что это самоубийство?» – спросил он себя и честно ответил: «Не знаю».

Он долго гулял по вечернему лесу, стараясь забыть о содержании своего кармана. «Хорошая все-таки штука радиация: не видно, не слышно, не ощутимо. И невозможно на глаз оценить опасность». Боялся только одного: что обманутый имплантат проснется и заставит его выбросить эту штуку, куда подальше. «Забыть. Забыть! И не волноваться».

По небу разливался багрово-лиловый закат. Над озером клубились сумерки. Забыть не получалось. Он вынул цилиндрик и нервно переложил его в карман брюк. Проскитался еще пару часов. Вернул обратно.

Опустилась тьма. Андрей чувствовал себя слабым и усталым. Его подташнивало. Перед рассветом он обнаружил себя на берегу все того же ручья, где погиб Глеб, и где он сам несколько часов назад вскрыл капсулу. Его вырвало прямо в воду. Жутко болел желудок. Все! Пятая имплантированная функция взбунтовалась окончательно. Почти против воли он вынул цилиндрик из своего кармана и зарыл в песок. Впрочем, он знал, что уже поздно.

«Андрей, что с тобой? – раздался у него в голове голос Георга. – Ты где?»

«В лесу».

«С какой стати? Возвращайся немедленно».

Андрей еле доплелся до лагеря. По дороге его вырвало еще пару раз. Ваби поймал его возле палатки и с ходу начал сканирование. Это спровоцировало еще один приступ рвоты.

«Где источник?» – резко спросил Георг.

«Там, на берегу… где был Глеб».

«Понятно. В палатку, быстро! Ложись и жди меня».

Ваби вернулся приблизительно через полчаса. Андрею за это время ни стало ни хуже, ни лучше. Слабость и тошнота.

«Все. Ампулу захоронили», – устало сказал Георг.

«А какова была мощность источника?»

«Не беспокойся, тебе хватило».

«Ты можешь мне чем-нибудь помочь?»

«Да! Я могу вскрыть тебе вены».

«Что же не выстрелом в голову, как Олега?»

«Олег был обречен! Мы не смогли остановить процесс прорастания Улитки Бекетова, даже ампутировав ему руку. Через несколько дней он бы умер в мучениях. То, что ты, к несчастью, увидел, было просто эвтаназией».

«Я вам больше не верю. У вас все эвтаназия».

«Не верь. Это больше не имеет значения. Давай-ка лучше поговорим о тебе. Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя нет шансов?»

«Да».

«Ну, конечно, ты же этого и добивался! Какой вид эвтаназии ты предпочитаешь?»

«Когда?»

«Чем раньше, тем лучше. Пока ты еще способен рассуждать и не сходишь с ума от боли. Дня через два ты сам меня об этом попросишь. Между прочим, у нас очень мало обезболивающего. Каждая ампула на счету».

«В общем-то, я на это и рассчитывал».

«Не сомневаюсь!»

«У Себастьяна были какие-то красненькие таблеточки. Он дал такую товаби…»

«Обойдешься. Это очень дорогой препарат. Вообще, на медикаментозный способ не рассчитывай. Я не могу тратить на тебя лекарства. ГЛД или вскрытие вен. Все».

«Второе».

«Договорились. Сейчас Эмиль принесет все, что нужно. Я ему передал».

«Георг, я посижу пока возле палатки. Здесь душно».

Иной подал ему руку и помог встать. Уже наступило утро, и сиреневая трава серебрилась в лучах восходящего солнца. Холодный воздух пьянил и обжигал легкие, а небо, высокое и бездонное, сияло бирюзой над маленьким лагерем поселенцев.

Георг помог своему дерисесть у входа в палатку и сам опустился рядом.

– Андрей! Какой же ты все-таки идиот! – не выдержал он. – Ты мог бы еще жить. Видеть все это. Сейчас восемь часов. Через час я бы провел психокоррекцию, и ты бы забыл обо всем. Слушался бы господина и радовался жизни.

– Может быть, я не хочу забывать, – медленно проговорил Андрей. Каждое слово уже давалось с трудом. Слабость увеличивалась. Язык еле поворачивался.

– «Не хочу забывать»! Блажь! Это все равно, что сказать «не хочу лечиться». Мне до боли дорога моя язва желудка. Действительно, «до боли»!

– Не надо, Георг. Ты бы лучше накричал на меня и пристрелил из ГЛД. Я же нарушил четвертое правило для низших. Причинил вред своему здоровью и так далее… Ты просто убиваешь меня своей жалостью!

– А что еще с тобой делать? Надо было полностью имплантировать четвертое правило, а не в том урезанном виде, как это было сделано, поскольку считали, что ты будешь работать в опасных условиях и должен уметь идти на риск. Тогда ты бы никогда не нашел этой чертовой лазейки. Вас надо оберегать от самих себя.

– Жалко, да? Хорошая машина сама себя сломала?

– Как ты примитивно все понимаешь. Дери – не машина. Homo naturalis – это контролируемый биологический вид с зачатками разума. Мы способны на привязанность к своим дери, Андрей.

– Как к любимой собачке, да?

– Этот образ ближе к истине, чем образ полезной машины, хотя и последнее не стоит сбрасывать со счетов. Но, знаешь, к животному, с которым можно поговорить и даже пообщаться на ментальном уровне, совсем другое отношение.

– Значит, животному?

– Хорошо, я беру назад слово «животное», человеку естественному. Хотя даже к Иным понятие «животное» применимо. Пожалуй, только по отношению к Высшим оно слишком натянуто.

Пришел Эмиль. Он держал в руках пластиковый таз с водой и сложенную клеенку.

– Подожди пока здесь, – сказал Иной Андрею. – Мы сейчас все подготовим, и я тебя позову. Впрочем, если хочешь, мы можем отложить операцию. Хотя я бы не советовал. Лучше все сделать сейчас. Как ты?

– Георг, я все никак понять не могу, убийца ты или, действительно, добрый господин. Я уже начинаю жалеть, что сбежал от тебя таким непоправимым способом.

– Это очень правильное чувство. К сожалению, запоздалое. А относительно того, кто я… Я – Иной. И ты никогда не сможешь этого понять. Ты – низший.

– Сейчас, ваби! Готовьте ваш эшафот.

Георг вздохнул и скрылся в палатке вслед за Эмилем.

Андрея позвали минут через пять. Он мысленно попрощался с чужим рассветным солнцем, бирюзовым небом и лиловой травой и откинул полог палатки. На полу была постелена клеенка, и стоял таз с водой.

«Садись сюда, Андрей, облокотись на меня. Руки в воду».

Андрей опустился на клеенку и тяжело откинулся на хозяина, опустив руки в таз. Вода была теплой. В руке у господина появился скальпель. Андрей вздрогнул.

«Не бойся. То, что сейчас происходит, куда менее страшно, чем то, что начнет твориться с тобой через пару дней, если мы сейчас этого не сделаем».

Господин легко коснулся скальпелем его руки. Андрей почти ничего не почувствовал, только в воде заклубилась кровь.

– Георг, ну я же просил!

Андрей поднял голову. На пороге стоял Себастьян.

– Это уникальный случай. Неравномерное внешнее облучение. Последнее исследование датировано 1960 годом! Мне надо посмотреть.

– Смотри!

– Не смей уничтожать такой экспериментальный материал!

– Это не экспериментальный материал! Это мой дери. И я имею право прервать его жизнь, когда сочту разумным.

– Это не разумно!

Больше Андрей ничего не слышал: Иные перешли на ментальное общение.

Наконец, он почувствовал, что Себастьян вынимает его руку из воды и перевязывает рану. Георг проспорил.

– Я уже начал, – устало вслух сказал Георг.

– Это еще не опасно. Все равно надо делать переливание крови.

– Себастьян! Ты же лучше меня знаешь, что это бесполезно!

– Зато интересно, – холодно заметил Себастьян.

– Лучше бы потратил медикаменты на тех, кому они могут помочь!

– Это исследование, возможно, куда ценнее, чем жизни дери, которым могут помочь медикаменты.

– Ладно, – бросил Георг своему дери. – В конце концов, ты сам это с собой сотворил.

– Умываешь руки, Пилат? – усмехнулся Андрей.

Георг отвернулся и вышел из палатки.

Потянулись страшные однообразные дни. Себастьян всегда был рядом. Инъекции, анализы, переливания крови. Он почти не разговаривал с Андреем. Экспериментальный материал! Что с ним разговаривать?

«Себастьян, Георг придет навестить меня? Где он?»

«Георг занят».

Стандартный разговор. И ничего больше.

Иногда заходил Эмиль. Приносил еду. Но есть не хотелось. Желудок все равно ничего не принимал, извергая назад обоими путями. Андрей качал головой, и бывший отщепенец, смущаясь, съедал порцию сам. Андрей смотрел на мальчишку с усталой полуулыбкой и только пил. Воду, чай, любою жидкость. Лишь бы побольше. Жутко хотелось пить.

Эмиль весело болтал, пересказывая истории из своей жизни и события последних дней. А что ему еще оставалось? Андрей говорил трудно и медленно. Вот бы сейчас общаться мысленно. Он бы делал это легко и с удовольствием. А произнесение слов теперь было тяжелой работой. Но Себастьян с ним не разговаривал, Георг закрывался всякий раз при попытке выйти на связь, а Эмиль был низшим. Двое низших не могут общаться друг с другом мысленно без посредничества ваби или товаби. Наконец, Эмиль уходил, наскучив собеседником, который выдает по слову в минуту.

Два больших красных ожога растеклись по телу Андрея в районе груди и бедра и болели. На третий день боли стали нестерпимыми. Даже Эмиль высидел не больше пятнадцати минут у постели больного. Какая радость от собеседника, который все время стонет?

В эту ночь он не спал. Боль не давала забыться. Себастьян взял очередной анализ крови, потом провел неврологическое исследование, проверил рефлексы. Андрей вопросительно посмотрел на него.

– У тебя начинается отек головного мозга, – спокойно сказал Себастьян.

«Значит, я забудусь? Я больше ничего не буду чувствовать?»

– Не обязательно.

«Дай же мне что-нибудь обезболивающее! Вколи мне какую-нибудь гадость!»

– У нас дефицит лекарств.

«Тогда какого черта! Отдай меня Георгу! Он меня убьет».

– Нет.

«Георг!.. Георг!.. Георг!..»

На следующий день на коже груди и бедра появились прозрачные пузыри размером со сливу. Себастьян удалил стенки пузырей и наложил асептическую повязку. Стало еще больнее.

Иной установил капельницу.

«Что ты в меня льешь?»

– Питательный раствор. Всего лишь. И кровь.

«Зачем? Лучше обезболивающее. Себастьян! Хоть грамм».

Боль! Боль! Боль! Андрей уже не стонал, он кричал в голос, когда Себастьян, наконец, сделал ему укол обезболивающего. Когда сервент чуть пришел в себя, и боль отошла, он увидел рядом со своим мучителем Георга.

«Георг, это ты его уговорил? Спасибо».

«Это было необходимо».

Лекарства хватило примерно на полчаса. Потом все началось сначала. Сознание как назло оставалось ясным, как стеклышко. Он все видел, все понимал, все чувствовал.

Пятый день. Андрей запомнил только, как смотрел на свою кожу всю в красных точках внутренних кровоизлияний и сливообразных прозрачных пузырях. И еще боль, привычную и невыносимую.

День Шестой. Господин теперь разговаривает по ментальной связи и довольно много. Все твердит что-то успокоительное, ни болезненных воспоминаний, ни упреков. Андрей, кажется, опять просил убить его. Георг ушел от ответа. Заходил Эмиль. Как раз когда Себастьян вновь что-то мудрил с его ожогами. Зашел, прикрыл рот рукою и выскочил вон. Больше не появлялся. Андрей не мог осуждать его.

Седьмой день. Все время хочется спать. Пошевелить рукой или ногой – целая проблема. Теперь болит еще и голова. И не менее нестерпимо. Мыслить почти так же трудно, как говорить. Георг все твердит свои утешения.

«Дай мне яду, Георг! Ну, ты же не такая сволочь, как Себастьян! Я же знаю!»

Георг молчит.

«Красненькие таблеточки… Они останавливают сердце, да?»

«Себастьян даст тебе обезболивающего».

Толку от этого обезболивающего!

Восьмой день. Капельница уже воспринимается, как деталь обстановки. В центрах удаленных пузырей – черные участки кожи.

– Очаги некроза, – спокойно комментирует Себастьян.

«Да пропади ты пропадом!»

Себастьян никуда не пропадает. Сидит рядом, заполняет карточку истории болезни.

– Если бы функция биологического контроля была в порядке, мы, возможно, могли бы это вылечить.

«И стоило меня мучить, чтобы сделать этот вывод?»

– Стоило! Хотя все очень сложно, – продолжает он свою мысль. – Пораженный организм напоминает решето. Слишком много нарушенных связей. Легче заштопать локальную дырку, чем соединить каждую пятую нить в ткани.

«Ну, так плюньте, наконец, на эту старую тряпку!»

– Нет. Есть еще несколько методов.

День девятый. Утром переворачивают на живот. Делают местное обезболивание. Заморозка растекается в районе спины. Себастьян что-то там мудрит. Уже почти неважно, что. После операции Андрей все же спрашивает.

– Пересадка костного мозга.

«Это может помочь?»

– Вряд ли.

Себастьян удаляет очередные пузыри. Больной равнодушно наблюдает за этим процессом. Под пузырями – красное кровавое мясо. Повязка с фурацилином – и снова боль.

День десятый. Больно глотать. Желудок по-прежнему не принимает пищу. Себастьян исследовал слизь и слюну.

– Ты просто заповедник бактерий. В слизи – стрептококи и стафилококи, в кале – кишечная палочка, стафилококки и энтерококки, в слюне – грибок. И главное, все устойчиво к антибиотикам.