Текст книги "Стилист (СИ)"
Автор книги: Наталья Лось
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
11. Протокол
Геля и Лена пришли в «Карамели», расстроенные испорченным дефиле в ЦУМе, и принесли свои впечатления о странном лохе в кепке, который плакал, заламывал руки, глядя на выступление двух мажорных девиц, но толстая тётка, похожая на сотрудницу из психбольницы, увела его, попутно вызвав милицию.
Молоденький страж порядка пригласил Гелю и Лену в подсобное помещение и стал дознаваться: как же им в голову пришла такая идея – издеваться над отечественными производителями.
Протокол допроса составлялся с большим трудом. Наконец на измятом листе появилась корявая фраза: «мной прочитано и с моих слов записано верно», где Геле следовало поставить свою подпись.
Она решила прочитать написанное и споткнулась на первой же строчке.
– Вот что вы здесь написали? – возмущенно накинулась она на уполномоченного. – «Я, Галина Ивановна Рядункова, проникла со своей подругой Еленой Федоровной Гвоздёвой в торговый зал ЦУМа и вместе с ней стала беспорядочно мерить одежду, мешая покупателям совершать покупки, ходила, вызывающе вихляясь и вызывая неуместное веселье у несознательных граждан»?
Во-первых, имя у меня пишется по-другому. Не Галя я, а Геля! Гелена! Во-вторых, что значит «проникла»? Я пришла в магазин, как и все, открыто, через распахнутую дверь с лозунгом «добро пожаловать!».
Геля ткнула пальцем в лист протокола:
– «Стала беспорядочно мерить одежду». Что, есть какие-то инструкции в каком порядке можно мерить одежду? – Геля пристально посмотрела на смущённого милиционера. – А что вы имеете в виду под фразой: «Вызывающе вихляясь…»?
Милиционер потел и переживал за свои ошибки. Геля вдруг растеряла всю свою строгость и расхохоталась:
– «У одного из покупателей действия гр. Рядунковой вызвали психологический стресс». Ну, вы даёте! «Психологический стресс»! У вас, наверное, первое медицинское образование, а потом уж милицейское!
– «На справедливое замечание прекратить безобразие гр. Рядункова с гр. Гвоздевой начали убегать, на ходу раздеваясь и своим полуголым видом оскорбляя стариков и детей». Да, это выглядит очень неприлично. Может, здесь надо уточнение – в трусах, но без лифчика? Кстати, надо обязательно назвать цвет трусов, а то подумают, что вы это всё придумали.
Геля смотрела на смущённого милиционера и не могла остановиться:
– Почему вы меня не сразу задержали, а когда я стала раздеваться в примерочной? Бегать я от вас не собиралась!
– Да и зачем бегать, если мы ничего не нарушили, пришли платья померить! – поддержала подругу Лена.
– Так вы же ничего не купили! – растерянно возразил милиционер.
– Это разве преступление? Ну, не подошло значит ничего!
В подсобку заглянула заведующая отделом готового платья. Девчонки, которые будоражили торговый зал второго этажа, ей нравились.
– Это я попросила девочек помочь нам распродать залежалую одежду. У нас с ними такой договор. Они профессионалы в своём деле. Фирма «Карамели», может, слышали?
Дело волшебным образом моментально уладилась.
Геля и Лена выпорхнули из подсобки, сожалея о потерянном времени.
– Ну это ж надо – «психологический стресс»… А ведь тот расстроенный придурок поразительно похож на Юрика, – поделилась своими догадками Лена.
– Этот, который смотрел наше супер-дефиле? – рассмеялась Геля, – вот у тебя настоящий психологический стресс! Может, ты хочешь сказать, что у Юрика новый имидж? Да он бы повесился, если бы на него натянули хоть что-нибудь из гардероба этого в кепке!
– У Юрика всегда левая бровь дёргалась в расстроенном состоянии. И у этого тоже дёргалась!
– Ну, ты прям миссис Марпл!
«Карамели» собирались выезжать в заграничную командировку всем составом, Стилист уже третью неделю не являлся на работу, телефон его был отключён. Коллекция осталась без зоркого глаза Латуна. Всё это время с дизайнерами работал по своему почину настойчивый и пронырливый стажёр Костя. Дирекция «Карамели» решила окончательно оформить его на постоянную работу, а, следовательно, и на поездку за границу. Константин Парамонов – стал готовить документы на выезд.
Стилист не мог вспомнить эти чудовищные обои, рожковую люстру, туалет в голубой плитке и дверью с картинкой, на которой изображен писающий мальчик. Всё, чего он особенно не любил, – сгрудилось в этом доме и нервировало своей некрасивостью, пошлостью и безвкусицей.
– Где я? – спрашивал он у своей воспитательницы.
– Дома, – испуганно отвечала Маша.
– Я тут живу? Давно?
История, которую так старательно выстраивала Маруся, грозила обернуться против неё. Он что-то вспомнил, но что?
– На тебя напали бандиты, пробили голову. В больнице сделали операцию. У тебя частичные провалы в памяти, – дрожащим от волнения голосом объясняла воспитательница, чувствуя свою абсолютную беспомощность перед его вопросами.
Да, он помнит её заботливые руки, судно, первые шаги, белую рубашку, тапочки. Мерзкие. Рубашка тоже.
«Он уйдёт и вся мечта о семье, ребёнке разобьётся, как блестящий ёлочный шарик», – теряла надежду Маруся.
Она шмыгала носом, слёзы катились по красным щекам и останавливались крупными каплями у неё на носу и подбородке.
Стилист пытался улучшить ситуацию:
– Ну что вы, что вы. Я так благодарен вам, вы спасли меня. Я этого никогда не забуду. Меня зовут Алик? А вас как зовут?
Такая невыносимая тоска и безысходность сквозила в его словах, что Маруся совсем съехала с катушек. Она гладила его по стриженой колючей голове и роняла свои девичьи слёзы на измазанную зелёнкой макушку, всхлипывая по своей абсолютно неперспективной жизни;
– Ма-ру-ся! Меня зовут Ма-ру-ся.
– Да полноте, Маруся. Не надо так убиваться. Ничего же страшного не произошло. Ко мне вернулась речь. Я потом что-нибудь ещё вспомню, – успокаивал он её.
Маруся – на ватных ногах подобралась к дивану с вязаными подушками и бессильно упала на него. Спинка внезапно завалилась, не выдержав соединения с Марусиным весом. Неожиданная поломка любимой мебели привела бухгалтершу в чувства. Испуганная последствиями своей истерики, она вспомнила, что совсем скоро приедет мать и закатит скандал за испорченное имущество. Маруся неуклюже поднялась и пошла к соседу просить молоток.
12. Санаторный роман
Администрация санатория, закупившая финскую линейку для обслуживания в стиле «шведский стол», не учла менталитета своих подопечных. Они накладывали на тарелку все кулинарные изыски столовой, чтобы попробовать. Гора еды поднималась до самого носа, как вавилонская башня, нашпигованная запечённой рыбой в фольге, колбасками по-могилёвски, колдунами по-деревенски, картофельной бабкой и фаршированными кабачками.
Некоторые бабушки брали с собой мешочки, чтобы стырить со стола лишнюю булочку или печенье, положить в секретную торбочку куриную котлетку или кусочек горбуши, которые не поместились в желудке.
После обеда часть пресытившихся постояльцев собиралась возле старого заброшенного корпуса, где проходили специфические спортивные игры с метанием котлет. На чердаке водились дикие коты – больше двадцати бандитского вида мордатых особей, не считая кошек с котятами, которых учесть было невозможно. Кошачье племя выходило на козырёк крыши, ожидая условный сигнал: «Кц-кц-кц». На этот зов надеялись и вороны, которые обязательно оставляли на большом тополе своих часовых. Как только возле кошачьего схрона появлялись люди – начиналась борьба за подброшенные котлеты и прочую снедь, принесённую в дар братьям нашим меньшим. Коты могли есть только то, что попадало на крышу. Вороны – то, что летело в воздухе к котам и на крыше, если удавалось успеть, прежде чем когтистая лапа хватала добычу.
Бабушки правильно метать котлеты не умели. Добросить куда надо – не хватало спортивности. Иногда биточки и сардельки падали на других метальщиков, вызывая недовольство и временную неадекватность. Тогда сердобольные любительницы животных зазывали ласковыми голосами кошек на землю, где на салфетках красиво выкладывали всё меню санатория. Вот тут-то и появлялась Валентина Петровна, которая не просто взывала к совести обожравшихся постояльцев, а политически грамотно описывала экономическую обстановку в стране и демонстрировала своё незаурядное умение легко и правильно ставить диагнозы навскидку.
Публика медленно расходилась, опечаленная предсказаниями дальновидной поварихи.
Валентина Петровна считала, что в этот сезон очень удачно устроилась поваром в столовую-ресторан санатория «Шпаркая крыніца». После обеда, пока мылась посуда, планировала принять что-то из процедур. Особенно она любила массаж. Но в этот раз массажистка попалась с особенной методикой, высекающей из глаз поварихи то искры, то слёзы. Её крепкие пальцы вонзались в тело, сверлили его, щипали, лупили ладонью и мяли кулаками без остановки. Иногда массажистка громко хекала, будто рубила баранью тушу. Петровне казалось, что ее тело стало дырявым, как огромный кухонный общепитовский дуршлаг. В ней зрело непреодолимое желание – ударить массажистку ногой. Но нога потеряла былую прыткость, и повариха просто сползла на пол.
– Это не расслабляющий массаж, вы меня сделали инвалидкой! – со слезами выговаривала Валентина Петровна, с трудом отползая от кушетки. – У меня ещё ужин впереди. Работа. А я стоять не могу.
– У вас всё зашлаковано! Суставы просто заржавели от солей, – голосом медиума пугала массажистка. – Я провела тестирование и узнала про вас всё.
– Господи, – перекрестилась Петровна, – что в этой жизни я сделала такого ужасного, что ты посылаешь ко мне своего ангела смерти.
– Я работаю здесь уже 20 лет. Ко мне люди приезжают специально, чтобы я их полечила. Я знаю древние тибетские методики и успешно использую их на практике. У меня даже специальный диплом есть.
– Не надо мне ваших методик! У меня пять сеансов бесплатного нормального массажа, а не поход в подвалы гестапо.
– Не нравится – идите в другой кабинет, – зло посоветовала массажистка.
Постанывая, Петровна спустилась на кухню, держась обеими руками за перила лестницы.
«Вот так сходила полечиться – спину разогнуть не могу».
– Хочешь, я скажу, куда ты ходила и что с тобой делали? – весело отозвалась посудомойка Семёновна. – А попала ты, красавишна, в массажный кабинет на втором этаже и видела небо в алмазах под цепкими пальцами Сигуровой. Пять дней ты будешь помнить этот визит, не любит Сигурова бесплатников. Отвадила тебя.
Петровна выругалась себе под нос и, охая, пошла за анальгином.
Тот неудачный день посещения к массажистке выпадал из культурной программы Петровны. Но танцы пропустить повариха не могла.
«Посижу, посмотрю, развеюсь», – бормотала она, с неимоверным трудом натягивая колготки. В спине трещало, шея почти не ворочалась, а в голове зудела мысль о том, что поганой Сигуровой надо испечь специальный пирожок с сорбитом, увеличив его дозу. Сорбит хранился на кухне для диабетиков. Диетолог строго рекомендовала использовать его не более пятидесяти граммов на человека, тщательно делить блюда с рябиновой сладостью на порции, чтобы не допустить передоза. Диабетиков в этот заезд приехало не так много, и однажды оставшийся после обеда диабетический яблочный пирог стал прекрасным сюрпризом кухонным работникам к вечерней посиделке. Чаю за разговорами выпили много и пирожка съели по нескольку порций. Эффект наблюдался разный, но, в основном, в виде громогласного выпускания газов при каждом движении и поноса. Испытав весёлые характеристики сорбита на себе, Петровна детально вынашивала план именной выпечки.
Надев свою любимую широкую юбку и блузку с фантастическими розовыми цветами, повариха прочувствовала слабый прилив настроения и, кряхтя, достала из-под кровати новые туфли на каблуках.
В санатории, в основном, отдыхали гости в возрасте из Москвы и Питера. Многие приезжали сюда и раньше. Бравые пенсионеры активно волочились за местными дамами. Выбор был большой. Основные кастинги невест проходили в танцевальном зале, куда собирались исключительно все. Кто не танцевал – брал на себя роль жюри, выделяя лучших по танцам, старших по возрасту, самых молодых. Спорили на деньги, какая дама уйдёт со своим кавалером до окончания дискотеки. Иногда сюда заглядывал медперсонал.
Зал довольно быстро заполнялся принаряженными отдыхающими. И среди них Петровна увидела массажистку Сигурову! Гадина шла под ручку с москвичом из третьего корпуса, мужчиной приятной наружности, который завис на водах на второй срок. Она кокетничала, смеялась, закидывая голову, и выглядела очень счастливой. Повариха решительно оставила с трудом завоёванный стул и с горячим желанием мести, ковыляя, направилась к парочке, чтобы попортить хоть немного нервы массажистке, а если получится – разбить в ноль её желание обниматься в танце с кавалером из Москвы.
– Добрый вечер, Сигурова, – бесцеремонно обратилась к своей мучительнице повариха. Так вызывали в школе к доске, когда учитель точно знал, что выше двойки не поставит, как ни старайся.
– Добрый вечер, – вежливо отозвалась массажистка.
– Привет тебе от тибетских шаманов!
– Каких шаманов? – пока ещё продолжала улыбаться Сигурова, не чувствуя, какую бомбу подложит ей потерпевшая Петровна.
– Которые учили тебя пальцами глаза выдавливать, жилы рвать и кости ломать.
– Да что вы несёте такое? – улыбка мигом пропала с губ массажистки, она инстинктивно попыталась спрятаться за широкие плечи москвича.
– Вот вы, молодой человек, – обратилась вдруг повариха к мужчине, – ходили хоть раз на массаж к этой тибетской врачевательнице? Нет? Непременно сходите! На всякий случай возьмите с собой чистое бельё, мало ли что случится. В последний путь лучше в чистом.
– Что вы себе позволяете? – таращила глаза Сигурова, – оставьте нас в покое.
Петровна была на коне и покуражилась бы ещё, но тут грянула музыка. Ведущий прокричал: «Белый танец», и повариха ловко повисла на плечах у кавалера массажистки. Танцевать она совсем не хотела, но назло гадине Валентина Петровна достойно выдержала два куплета Михайлова, пока Сигурова не схватила с вешалки свой плащ и не выбежала из танцзала. Потерпевшая повариха нашла средство мести получше пирожков с сорбитом.
– Ну, спасибо, если бы не вы, я бы не решилась высказать ей всё. И вроде наказала – кавалера отбила, – криво усмехнулась Петровна, глядя на москвича.
Она тяжело переступила с ноги на ногу, ощущая, как побитое массажем тело отбирает у неё радость победы. Он улыбнулся и подставил локоть, чтобы она смогла опереться.
У Евгения Мартыновича оказалось отменное чувство юмора, он с удовольствием слушал яркие, эмоционально приправленные рассказы о жизни весёлой поварихи. Его заразительный смех очень нравился Петровне, она даже забыла, что туфли жали и спина болела. До спального корпуса повела дальней дорогой, и они ещё постояли на ступеньках, пока Петровна не запросилась к себе в номер.
На ручке её двери висела свёрнутая в трубочку записка от Сони-затейницы, напоминавшая о вечере караоке. Петровна всегда вытягивала эту программу, если в зал набивались старухи с дрожащими голосами или мужики после бодуна, не способные разобрать буквы в бегущей строке. Перед тем как стать поварихой, она закончила музыкальное училище, хоровое отделение, но очень разочаровалась в выборе профессии. Петь весёлые песни в сельских клубах, умирая медленной голодной смертью, она не захотела. Но на санаторных вечерах караоке Валентина Петровна могла продемонстрировать всё, за что в юности ей ставили высокие оценки.
13. Таланты Петровны
Целый день Петровна прикидывала: что наденет, какие песни споёт. Она была уверена, что среди слушателей непременно будет новый знакомый из Москвы.
В зале рядом с Евгением Мартыновичем сидела сука Сигурова. Но стул с другой стороны оставался свободен.
Оскорблённая скотским поведением безвременно ушедшего мужа, повариха любила напоминать себе: «Все мужики – козлы!». Но этого мужика, к которому прилипла ненавистная массажистка, она хотела завоевать из вредности к Сигуровой.
Петровна протиснулась до середины ряда и плюхнулась на свободное с москвичом место.
– Здравствуйте, Евгений Мартынович, – подчёркнуто ласково произнесла она, дотронувшись до его руки, – после вчерашних танцев у нас сегодня будут песни?
– Женя, давайте пересядем от этой колхозницы, – громко предложила массажистка, вставая со своего стула.
Москвич щурился, как мартовский кот. Ему нравились женские дуэли.
Вышла ведущая, и вечер начался задушевной песней про рябинушку. На сцене стояла коробка с призами отечественного исполнения – дешёвые шампуньки в малой фасовке, расчёски, зубные щётки и разноцветные шары. Подарки эти Петровну совсем не интересовали. Ей надо было произвести неизгладимое впечатление на кавалера Сигуровой.
После второго выступления ведущая поманила повариху на сцену и сунула ей в руки микрофон. И Валентина Петровна вместе с Еленой Ваенгой очень по-хулигански спела свой хит «Снова стою курю».
Она видела, как внимательно смотрит в её сторону Евгений Мартынович. А кислая Сигурова криво улыбалась и в ладоши не хлопала, но максимально придвинулась к соседу и что-то шептала ему на ухо. Комментировала, подлюка.
Зал просил петь ещё. Петровна спела бы народную песню, но тут в памяти что-то заклинило, а обидное «колхозница» уничтожило её репертуар, который ждали в зале.
«Песня про пластилиновую ворону», – неожиданно объявила повариха.
Музыкальные такты весело поскакали, подчиняя всех в зале своему мультяшному ритму. Петровна подбоченилась и ладно начала детскую песенку: «Нам помнится ворона»… – и половина зала охотно ей помогла с припевом:
– Кар, кар, кар…
– А может быть собака, – задорно продолжала повариха.
– Гав, гав, гав… – дружно залаяли в зале.
И вдруг Петровна, ничуть не смущаясь, выскочила из рамок знакомого текста:
– Пошли они однажды
В салон один массажный,
Чтоб стать ещё красивей
На все процентов сто!
Сигурова заёрзала на стуле и, подозревая подвох, насторожилась. Никто бы не подумал, что повариха может так ловко переставлять слова:
– В салоне том ужасном…
Сигурова сидела
и ждала жертв своих…
Как только массажистка услышала свою фамилию – стала пробираться к выходу. А зал веселился, смеялся, хлопал в такт в ладоши и даже топал ногами. Среди присутствующих были жертвы Сигуровой. Когда дверь за ней захлопнулась, Петровна с облегчением вздохнула и продолжила программу. Она пела по заявкам под минусовки караоке и совсем без музыкального сопровождения, чистый фольклор. Ещё ни разу в жизни не пелось ей так легко и красиво.
Всю неделю они с Мартыновичем встречались то на танцах, то на литературных вечерах. И однажды он принес ей на кухню букет цветов, которые обильно отцветали у бордюров грязелечебницы, и все кухонные работницы застыли от зависти. Петровна изменила своё мнение о мужиках: козлы не все.
Контракт с санаторием закончился, из сэкономленных продуктов Петровна накрыла поляну для администрации. Прощаться любила красиво.
В кабинет Сигуровой заскочила лаборантка Ниночка и протянула ей любимые цветы озеленителей санатория.
Сердце Сигуровой екнуло:
– Откуда?
– Да вон, оттуда, – прощебетала Ниночка.
Массажистка подошла к окну и увидела, как к автобусу шла повариха, а сумку ей нёс Женя, Евгений Мартынович. Она улыбнулась: «Раз прислал цветы, то вернётся. Повариха уедет, а он останется».
Евгений Мартынович первым зашёл в салон автобуса. Петровна же обернулась и помахала рукой, глядя прямо на окна массажного кабинета.
– Неужто мне? – удивилась Сигурова.
Повариха легко вскочила на ступеньку и скрылась в салоне. Автобус тронулся. Вместе с Евгением Мартыновичем.
14. Неожиданные открытия
После наступившего просветления Юрик рвался на самостоятельную прогулку. Он оделся и стоял в коридоре, пытаясь открыть дверь. Замок у Шиянов стоял не по-человечески: он открывался не влево, а вправо, нарушая правила привычной координации. Маруся не спешила на помощь, не хотела выпускать его одного.
Центрифуга в стиралке только закончила свою работу. Оставалось вынести бельё на балкон.
У подъезда торчали дворовые обозреватели и ожидали интересных событий. Пусть увидят: Маруся занята развешиванием истинно мужской одежды.
Выглянув во двор со своего второго этажа, чтобы громко поздороваться и привлечь внимание к своим действиям, бухгалтерша ахнула: пока она возилась с бельём, Юрик открыл дверь квартиры и вышел на улицу один. Он медленно, но уверенно пересёк детскую площадку и задержался возле металлической тарзанки, на которой упражнялись двое мальчишек лет десяти-одиннадцати. Маруся окликнула его. Стилист услышал, помахал ей рукой и пошёл в арку между домами.
Маруся бросилась в прихожую, на ходу разбрасывая тапки, сорвала с вешалки куртку и, уже на ходу заматывая шарф, выбежала на лестницу, приговаривая: «Только бы машина не сбила…».
Он шёл, разглядывая прохожих. В прошлой жизни Юрик передвигался исключительно на автомобиле. В поле его зрения шумели тусовки с яркими представителями золотой молодёжи в брендовых одеждах – суперстильные, заносчивые, самоуверенные, не отягощённые никакими проблемами. Впечатления той жизни возникали яркими короткими вспышками, но абсолютно не задерживались в его пробитой голове. Выйдя «в народ», стилист, ошарашенный видом старушек с сумками на истёртых разболтанных колёсиках, с удивлением смотрел на старые пластиковые пакеты в руках у людей помоложе – «8-е марта», «С Новым годом!» или «Фосфорные удобрения». Однообразные стёганые куртки или пальто из рыночного ассортимента. Почти одинаковые вязаные шапки. Никакого парфюма. Тяжёлый затхлый запах старости и давно нестиранного белья. Впечатления от прогулки скрашивали молодые мамочки, которые выгуливали своих младенцев. Юрику вдруг очень захотелось взглянуть, кто там спрятан в глубине люльки на колёсах. Но только он замедлил шаг, на него строго шикнули:
– Чего тебе? Вали мимо!
Юрик обиделся и пошёл дальше. В отражении витрин Стилист краем глаза наблюдал свою нелепую фигуру: рукава «китайки» спускались ниже ладоней, простёганная спина вызывала ощущение, что куртку изнутри утеплили фанерой. Из этого объёмного футляра торчали тонкие ноги в брюках-дудочках, одетые в резиновые сапоги. Каждый, кто видел этого человека с растерянным взглядом, безошибочно вычислял степень его проблемы. И хотя определения этой проблемы выглядели очень разнообразно, по шкале опасности все оценки совпадали. Через несколько минут Юрика остановил милицейский патруль.
– Предъявите ваши документы!
Юрик даже обрадовался, что милиция обратила на него внимание. Так как документов у него не было, и связно ответить на вопросы он не умел, патруль «произвёл задержание» для выяснения личности.
В обезьяннике Юрик упёрся взглядом в двух молодых мужчин, уже освоивших небольшое огороженное пространство. Один со здорово смещённым на бок носом тихо, с чувством, матерился, другой смотрелся покраше, но пугал неожиданными воплями:
– Начальника давай!
Юрик вздрагивал, метался из угла в угол и не мог найти себе спокойного места.
– Да сядешь ты, чушкан! – прикрикнул на Стилиста задержанный со сломанным носом.
Юрик ухватился за прутья и сквозь них жалобно смотрел на дежурного. Ему очень не нравились эти двое. Стилист переместился в угол камеры и сел на пол. Он со страхом смотрел на своих соседей, – `слова грубые, лица злые, штаны с полосками, грязная обувь… Юрика как-то по-особому дёрнуло. Он узнал эти туфли. Английский «Баркер», сорок третий размер, нежного песочного цвета… были. На заднике левой туфли он сам выжег свой фирменный знак – букву Ю, лежащую на боку. Вон она отчётливо виднеется из-под грязного пятна. В левом «Баркере» под стелькой сделано специальное углубление для ключика от сейфа, где Стилист держал свои особые принадлежности для стрижки: французские ножницы с золотыми кольцами, узкую длинную расчёску с автографом Криса МакМиллана, парочку безделушек на счастье… Не то чтобы тайник такой особый, а так, для понта, вроде, любимая работа – основа его жизненных целей.
Юрик поднялся и переместился поближе к туфлям. Он хотел погладить эти грязные баркеровские носы, чтобы они дали шанс ещё что-то вспомнить, и в голове закружились новые и новые отгаданные загадки: лица, имена…
Чужая нога в родной обуви пнула Юрика в плечо:
– Счас бебики твои потушу…
Неожиданно Юрик засмеялся и позвал дежурного.
– Я вспомнил. Я хочу написать заявление.
Он долго трудился над первой строчкой, но потом как-то дело сдвинулось, и Юрик рассказал про свои туфли, которые он узнал, и про дачу, где его нашли, и больницу, куда он попал, не зная своего имени.
Дежурный заставил носатого снять обувь, протянул туфли Юрику, и тот, ловко подцепив стельку, показал милиционеру хитрый тайничок, в котором уютно лежал маленький стальной ключик. Это доказательство разбоя, нападения и грабежа удивило всех, кто находился в помещении дежурного. Юрик был счастлив, благодарил дежурного, милицейский патруль, который задержал его для уточнения личности, и даже нового владельца его обуви. Осталось совсем немного – вспомнить своё имя и адрес. Но здесь мозг не отзывался.
Маруся сделала два круга вокруг дома, вышла на проспект и растерялась – Юрика нигде не было.
Совсем рядом находилось районное отделение милиции. Там формировались патрули для города, и они вполне могли столкнуться на улице с потерявшимся Стилистом. Так, распахнув дверь в отделение милиции, бухгалтерша безошибочно нашла место, где отфильтровался Юрик. Он стоял возле стола дежурного и счастливо улыбался!
Маруся молча показала свой паспорт, справку из больницы на Альберта Шияна, оставила свой контактный телефон, потом бережно подхватила Юрика под руку и хотела увести его домой. Но Стилист крепко уцепился в ограждение возле дежурного стола.
– Я узнал свои туфли. Я вспомнил их! Там в подошве есть маленький тайничок, я сам его сделал, – громко рассказывал он воспитательнице.
От волнения он почти не делал пауз между словами, и речь его выглядела как длинное шаманское заклинание.
– Так это те уроды, которые напали на тебя! – ахнула Маруся.
– Ну, это ещё доказать надо, – донеслось из обезьянника. – Туфли куплены на рынке в шмацярне.
– Знаете, у этого парня идёт тяжёлый период восстановления нервной системы. Вы тут сами разбирайтесь, а нам надо домой. Надеюсь, личность его установлена, и нет причины для задержания, – объясняла Маруся, пытаясь поскорее покинуть помещение дежурки.
Милиционер с удивлением смотрел, как Маруся разжимает побелевшие пальцы Алика-Юрика, которыми он заякорился возле дежурного.
– Гражданка Шиян, а вы ничего не хотите нам рассказать?
– Весь мой рассказ – в этой справке. «Альберт Иванович Шиян находился на излечении… Страдает амнезией», то есть потерей памяти. Он на реабилитации, с ним надо осторожно.
– Гражданин Шиян, это ваша настоящая фамилия?
– А вы подозреваете, что это его партийная кличка? – неосторожно шутила Маруся.
В её планы не входило делиться секретной информацией о настоящем имени своего подопечного. Он должен был забыть его.
Юрик не сводил глаз с грязных мужских туфель с подпаленным задником.
– Туфли отдадите?
– Нет, это улика. Дело заведём. Вызовем вас.
