Текст книги "Стилист (СИ)"
Автор книги: Наталья Лось
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
42. Хитрый Костик
Костик придумал и добавил множество деталей в наряды, придуманные Стилистом, чтобы они стали доступнее для понимания народа. Парамонов «спасал» ставший нечейным проект, вкладывая в это дело всю свою изобретательность, смекалку и таланты. Качество спасения можно было оценивать по-разному, но уж находчивость и догадливость Парамонова переплюнуть никто бы не смог.
Костик к своим целям подбирался осторожно. Шёл обходными путями, останавливался, делал шаг назад, использовал только полезных для него людей, их слабости и ошибки. Умел говорить нужные вещи в нужное время. Но бывали проколы, как с дружком Стилиста.
Гена не захотел быть в доле. По сути дела, ничего страшного не случилось. Стилист отказался от коллекции – и, значит, её можно показать на местных подиумах и продать. Из «Карамелей», конечно, придётся уйти. Парамонов тяжело вздохнул, но через секунду почувствовал, что жизнь продолжается и, не жалея денег, потраченных на роуминг, позвонил в Минск.
«Гена, привет, – бодрым голосом начал портить настроение обиженный судьбой Костик. – Я тебе как друг звоню. Объявился Юрик Латун. Никого не помнит. И меня не вспомнил, и тебя. Коллекцию от показа отстранил. Приехал с толстой колхозницей, она же – его единственная модель. Говорят, она его любовница! Ты меня понимаешь? В общем – травма головы. Ну всё. Пока. До встречи».
Он торопливо закончил свой рассказ и отключился, не дождавшись реакции. Костик прекрасно представлял, что будет делать после такого сообщения Гена. Он приедет в аэропорт встречать Латуна, бросится на шею Стилисту. Их встреча не сможет быть воспринята однозначно! «Нестандартная модель» обнаружит возле себя стопроцентного гея! Если она имеет виды на Стилиста, вот здесь и будет ее ждать жестокое разочарование. И у Гены появится возможность получить от ворот поворот, все-таки эта Маруся в хорошей весовой категории и сможет побороться за свои права. В аэропорту встретят журналюги – они понесут весть в массы. В любом случае – скандал обеспечен.
Парамонова ждало много затейливых дел, которые следовало решать срочно: добыть приглашение на заключительный банкет, побеспокоиться о билете в Минск. А, может, подсесть к кому-нибудь попутчиком. Следовало найти потенциальных доноров личного времени, а в этом Костик был большой мастак. Его ласковая настойчивость редко подводила. Он успешно пользовался запасом маленьких хитростей. Вот, к примеру: на Лоукостере во вторник самые дешёвые перелёты. Пусть опоздал на денёк, но заказанный билет обошёлся в пять раз дешевле Гелиного с БЕЛАВИА. А Геле Костик ничего не рассказал об этой экономии: вдруг билет оказался бы один, а она – расторопнее? Да и приготовление платьев к показу – женская работа. Так что Геля – на БЕЛАВИА для подготовки к конкурсу, а Костик – с опозданием, но дешевле. Это была даже не хитрость, а рациональное распределение своих возможностей.
После разговора с Костиком Гена с омерзением вытер мобильник о штаны и выругался. Он хорошо понимал, что это – сладкая месть.
Голявин откровенно не ценил нового стилиста «Карамелей», разговоры не поддерживал и старался держаться от него не ближе трёх шагов. Такая дистанция исключала доверительные беседы и дурацкие просьбы вроде: посмотри, у меня походка похожа на Брэда Питта?
Перед исчезновением Латун оставил деньги для расчета со швеями – Гена их неосторожно потратил. Пошитая коллекция зависла у обиженных строчильщиц. Новый, неожиданно назначенный стилист Костя, объявил себя спонсором неоконченного проекта, расплатился за шитьё, заявив на коллекцию своё право. Вскоре «со «спонсором» стали происходить диковинные вещи. Костик стал одеваться как Юрик Латун, долго выспрашивал, где тот добивался такой прически, чтобы волосы долго и надёжно стояли пыром, чем красился разноцветный чуб Стилиста. Он даже особые жесты репетировал перед зеркалом, и модельки, наблюдая Костика со спины, ошибались, удивлённо здороваясь:
– О-о-ой, Юри-и-ик.
А Костя их не разочаровывал, широко и обаятельно улыбался, как Юрик покусывал губу, и щурил подведённые сурьмой глаза, вызывая недоумённые вопросы у мужской части фирмы «Карамели».
Гену бесили эти прикиды. Костику было до Стилиста как до луны, а он нагло брался переделывать идеи Латуна и портил их своей бездарностью. Модельки проговаривались, что для них готовится интересная работа.
Однажды Голявин встретил в магазине Гелю, выбиравшую себе чемодан на колесиках. Выяснилось, что она нанята переодевальщицей для дефиле, к которому готовился – кто бы вы подумали – новый стилист! Он собирался ехать с коллекцией Юрика в Париж!
Гена изо всех сил старался не показывать на людях свою досаду и возмущение. Если ему что-то рассказывали об успехах Парамонова – сразу отворачивался от собеседника и стремительно уходил куда-нибудь в тёмный коридор, где скрипел зубами и отрывал с пиджака пуговицы «с мясом». Однажды больно щёлкнул по лбу ни в чем не повинную модельку, которая заявила: «Костик далеко пойдёт. Он такой пробивной!».
Со временем открывались и новые ужасные вещи. Парамонов выступал даже не в роли соавтора, а полноценным хозяином проекта! В один из последних дней, перед отъездом во Францию, новый стилист «Карамелей» предложил Гене поучаствовать в конкурсе и даже обещал хорошую зарплату и процент от выигрыша, если он случится. Вроде сделал джентльменское предложение для урегулирования отношений. Но Голявин гордо отказался от поездки в Париж.
У Гены складывалось впечатление, что Парамонов старательно гадит ему.
«Как еще можно воспринять этот телефонный звонок? Стилист жив и приехал на конкурс. Не сообщил о себе. С ним рядом женщина…»
Голова шла кругом. Он скрипел зубами и жаждал встретить Костика где-то в темной подворотне, чтобы испортить ему лицо.
43. Олешкина стихия
Спустя два часа после знакомства с Костиком шестнадцать жёлтых платьев, дополненных его идеями, были сняты с показа. Стилист заявил своё участие в конкурсе-соло одним платьем с одной моделью.
Олешка, как истинный режиссёр, расставлял силы для будущей битвы.
Юрик хмурился, губа, которую он прикусывал в минуты глобальных мыслительных процессов, вздулась.
Вокруг Латуна витало множество неразгаданных ассоциаций, которые возникали из запахов лака, парфюма, косметики, отрывистых специфических слов, значение которых он с трудом доставал из памяти. А ещё лица, изменённые визажистами и стилистами… Холодно, горячо, горячеее… Он краем глаза фиксировал прибывающих моделей, известных кутюрье, их рекламных агентов, стилистов…
Маруся с любопытством разглядывала прозрачные юбки, блузы с нашитыми бантами и стразами, дырки, выкромсанные ножницами по нежному бархату, проволочные кринолины, похожие на поломанные птичьи клетки.
Костлявые модельки в одних трусиках перемещались по большому залу, где стилисты готовили их к дефиле. Бухгалтерша настолько не вписывалась в компанию похожих на нимф или эльфов созданий, что это несоответствие вызывало у неё чувство неловкости.
Кукольные лица моделек ничего не выражали. То ли им не разрешали улыбаться, то ли такая манера стала правилом дефиле, но именно это безразличное лицо на подиуме казалось Марусе отвратительнее всего.
Волновалась ли она? А ничуть! Она полностью доверяла Олешке, знала, что он вытянет Юрика в этом конкурсе. А она сделает всё правильно и красиво. Даже интересно было: какое впечатление произведёт она там, на дорожке, где привыкли видеть совсем иные примеры красоты.
Заканчивалась программа Финляндии, впереди всех ожидал небольшой перерыв. К Марусе подошла тощая моделька и с каменным лицом предложила ещё один стул.
– Спасибо, мне достаточно одного, – не чувствуя подвоха, улыбнулась толстуха.
За спиной хихикали. Марусиного знания английского не хватило, чтобы понять издёвку.
Второй заход состоялся минут через пять. От австрийской команды отделилась двухметровая девица с зелёными волосами и, выписывая паучьими ногами замысловатые восьмёрки, подошла к бухгалтерше. Она говорила на чистейшем русском.
– Откуда ты взялась, такая корова? – прищурив глаза, обведённые черными кругами, медленно произнесла она.
Маруся только сейчас поняла смысл шутки со стулом. На «корову» не обиделась.
– Корова – кормилица. Сравнение с ней не может быть оскорблением!
– Ой, девочки! Она в школу ходила!
– Сколько ж на тебя ткани пошло?
– Под тобой подиум не провалится?
И всё это они говорили ласково, заглядывая в глаза, вытягивая губы, подведенные фиолетовым и черным – страшные и смешные маски. Но Маруся не воспринимала их как обидчиц. Они-то и людей мало напоминали.
– Кто ваш стилист? – услышала из-за спины.
Какое им дело? Отвечать не обязательно. Юрик расправлял на стойке платье для Маруси. Он пытался сосредоточиться.
«Разрушать стереотипы – как пошевелить палкой в муравейнике! Не будет у нас никакого приза, но впервые мне так интересно думать о муравьях», – размышлял Стилист.
А Маруся уже вызывала к себе повышенное внимание. Степан довольно улыбался, глядя, как «на нашу Марусечку» косятся абсолютно все!
– А что будет на показе? Всё будет очень хорошо! Кроме красавицы Марусечки будут сюрпризы. А это – дополнение к победе.
Оставалось минут пять до первого шага из-за стеклянной выгородки прямо под взгляды жюри.
«Чем там долбили мне мозги в последние три месяца: спина, не смотреть вниз, выдержать паузу для «точки». Это всего три секунды… Три точки… Не затянуть. Ноги высоко не поднимать и не волочить по подиуму…» – вспоминала бухгалтерша.
Стилист видел, что она боялась себя. Он держал в руках хвост платья. Сейчас модель шагнёт вперёд – и он отпустит подол, который затрепещет и помчится вслед за нею.
«Ты лучше всех, и я верю в тебя!» – молился Олешка.
Повернулась и через плечо улыбнулась. Как это она говорила о себе? «Особенная»!
Маруся выпрямилась и на секунду закрыла глаза: «Вот я им покажу настоящую женщину!»
В словаре военных терминов «дефиле – единственное место для преодоления войсками непроходимой и труднодоступной местности». Преодолеть и победить! Только бы не зацепиться за длинное платье, шлейф, не выйти из направленного потока воздуха, вовремя включить подсветку».
Она так стремительно шагнула, что Стилист едва не упал от рывка, едва не оторвав у платья шлейф. Ну и сила в тебе Марусечка! А что ж – девушка раньше занималась греблей и очень успешно выступала сначала за честь своего завода, потом её пригласили в сборную. Но спортивное будущее разрушилось после спецбеседы с тренером, который дал задание: найти бойфренда и забеременеть за три месяца до соревнования.
Сначала Маше показалось, что тренер неудачно пошутил. Но он очень толково объяснял, что у беременных циркуляция крови на несколько порядков выше, как и уровень андрогенов и гормонов. В гребле очень важно увеличить дыхательный объём, это повышало выносливость. Неискушённой в амурных делах Маше тренер предложил увеличить выносливость при помощи своих гормонов. Пятнадцатилетняя спортсменка заартачилась и не прошла сертификацию тренера. Греблю бросила.
Вряд ли кто-то из моделек мог похвастать здесь таким уровнем андрогенов и гормонов, которые бурлили сегодня в Марусе. В этом сражении она будет непобедима!
Длинный хвост платья взметнулся от волны воздуха и затрепетал за Марусиной спиной. Зал, ошарашенный видом нестандартной модели, тихо загудел. Маруся остановилась на запланированной паузе, широко улыбнулась жюри и отстегнула свёрнутый в трубочку «плащ» из строительной плёнки. Он с шорохом расправлялся за её спиной, как крылья только что народившейся диковинной бабочки.
– Чудненько получилось, – оценил Олешка, – и начал свою филигранную работу иллюзиониста. – Вот, а вы говорили «дешёвка», – бормотал он, наслаждаясь сполохами на трепетавшем полиэтилене. – Фиг вы догадаетесь, из чего мы делаем свои конфетки!
Геля не могла поверить, что это – представление коллекции Юрика. Подиум стал сценой для хулиганского, эпатажного шоу, которое противоречило всем правилам фешн. Но оторваться было невозможно. Что это: позор или победа – сразу не разобраться.
В жюри переговаривались. Никто не мог угадать: нравится им демонстрация идей Стилиста в содружестве с мультипликатором и нестандартной моделью или им просто в кайф ощущать, как жгут беларусы.
Маруся повернулась к жюри спиной, демонстрируя необычный крой подола. Поток воздуха сбил всю симметрию. Плащ забрался слишком высоко и закрыл ей поле видимости. Она совершенно потеряла ориентацию и с ужасом думала о том, что может упасть с подиума, если выберет неправильное направление.
«Первая стихия – ветер», – шептала она, выставляя руки вперёд. На уроках сцендвижения этюды с ветром у неё получались хорошо. Почему не сейчас? Маруся сделала ещё один поворот. Плёнка неожиданно закрутилась вокруг неё, обняв не только плечи, но и голову. Дышать стало нечем. Нащупав край взбесившегося плаща, она с отчаянием дёрнула его, оборвав кусок, который полетел в зал, подхваченный потоком воздуха, чтобы рассказать из чего смонтирован ее наряд. Маруся начала осторожно поворачиваться в обратную сторону, распутывая завинтившееся на её фигуре платье.
Со стороны никакой катастрофы не чувствовалось. Все видели борьбу человека со стихией, и человек побеждал. Наконец Маруся, восстановила справедливость гармонии и сделала несколько шагов к следующему волшебству. На неё обрушился поток мерцающих лазерных брызг. Она пыталась укрыть голову развевающимся обрывком фолии, как предусматривал в сценарии, но тонкая плёнка, которую трепал ветродуй, легко рвалась у нее в руках и уже не представляла целое полотно для подвижного экрана, на который Олешка мог проецировать цвет. Ещё секунда – плащ оборвался и бешеным свитком вылетел в зал, теперь уже на головы жюри.
А все решили, что так и было задумано!
Пока голова модели заполнялась волнениями и страхами, связанными выходом на подиум, Олешка не переставал генерировать новые сногсшибательные идеи. И вот получи, Марусечка, новую задачу, я тебе придумал новенькую трепанацию!
Стилисту не нравилось, чтобы во время показа в поведении модели что-то менялось. Но упрямый Олешка доказывал, что важна неожиданная новизна, а не точно вылепленное при помощи репетиций представление. Он был сторонником всесторонней демонстрации работы интеллекта всей группы: стилиста, режиссера проекта и модели. Так в джазе талантливый музыкант хватает тему и работает, преобразует, дополняет своим мастерством и влюбляет в себя зал. А в том, что Маруся способна на импровизацию, Олешка не сомневался. Он ведь не знал, что Маруся – старший бухгалтер на заводе.
Маруся не успела огорчиться непредвиденной потерей важной детали её костюма, как раздался хлопок – у Олешки в руках раскрылся черный купол зонта. За ним – ещё восемь разноцветных зонтиков моделек-карамелек, которые сгрудились возле подиума, поддерживая идею Стилиста, а заодно – и Марусю. «Дождь. Играем дождь», – подсказывал Степашка.
По подиуму поплыло синее платье – жизнь, вода и любовь.
Маруся высекала искры из глаз жюри. Подняла подол, чтобы не замочить его виртуальным потоком воды, льющейся на подиум с помощью Олешкиной техники. Никакой пошлятины, только чуть выше круглого, ослепительно белого колена, куда скромнее того, что демонстрировали модельки в прозрачных хитонах и суперкоротких юбочках.
Зал шумно вздохнул. Все согласились, что ноги у Маруси были что надо.
Пока жюри переживало совсем неординарный стресс – Маруся шагнула в третью часть проекта.
Теперь дело дошло до сочного малахита. Олешка старался менять фильтры как можно осторожнее, чтобы зелень не полезла на Марусино лицо.
Мёртвая тишина в зале воспринималась тяжко, а пенье птиц, сопровождающее эту часть показа, звучало, по мнению Маруси, слишком тихо.
Адреналин, заполнивший весь Марусин организм, требовал куража. Непослушная девочка Маша с возрастом не приобрела ни терпения, ни спокойной рассудительности, её вело настроение, а, впрочем, уже не вело, а несло. С каждой секундой приближался ещё более ответственный момент. Раскрытие вселенской тайны, которую сотворили только двое, а прокричать её надо на весь белый свет.
«Ой, алешнічак, мой зялёненкі…» – взяла она достаточно низко, вроде для себя под нос что-то пробубнила. Но в следующую секунду Марусю услышали все. Качественная акустика донесла в зал все, что требовалось.
Она отделила себя от всех, кто хотел видеть в ней только бухгалтершу Марию Шиян или недостойную модель французского подиума, подругу, любовницу и просто часть дурацкого проекта. Она видела, как Олешка закрыл лицо руками. Это хорошо или плохо? Великие кутюрье знаками подзывали переводчиков. Они хотели знать: о чем песня. Сотни похожих вопросов полетели со смартфонов к дядюшке Гуглу. Но что он мог ответить: олешник – заросли из ольхи, образуется на берегах озёр и болотистых мест… За считаные секунды любопытные французы узнали и о ценной древесине для резчиков, и характеристики целебных ольховых веников. Но до настоящего смысла песни им было не докопаться.
Только ласковое слово «алешнічак», пропетое Марусей над огорошенным залом, могло вобрать в себя состояние долгожданной весны, когда ещё не исчез снег, а ольха уже нацепила свои серёжки и готова идти на свидание.
Степан очень хорошо знал, что «алешнічак» – это деревья, и песня никак не относится к его персоне, – но видел в этом неожиданном поступке Маруси тайный смысл. «Жги, Олешка!» – командовала Маруся.
Степан толкнул в бок Стилиста, который застыл соляным столбом возле рампы: «Такие девушки встречаются только раз в жизни. Смотри, не пропусти свою удачу».
К Марусиным ногам спустилась узкая световая дорожка. Ветродуй перестал портить ей прическу, подол платья наконец обрёл спокойствие, и наступила пауза – последняя точка в её выступлении. Маруся даже не подозревала, как сильно она разогрела публику. Сейчас не хватало только цирковой барабанной дроби, как перед смертельным трюком эквилибристов.
Степан и Маруся написали свой сценарий и, совершенно забыли пригласить в эту игру самого Латуна. Но Юрик не протестовал. Внутри него росла и расцветала пока необъяснимая радость ожидания чего-то особенного. Стилист наверняка знал, что всё это придумано, чтобы сообщить миру что-то очень важное. Олешка не разменивался на мелочи, а Маруся готовилась к подвигу только ради спасения. Кого спасала сейчас Маруся – об этом стоило поразмышлять.
Разгадывать Степашкины ребусы было занятно. Но Юрик и представить не мог – что будет, когда Маруся начнёт демонстрировать себя, как пятый элемент.
Она прижала рукой крохотный пульт на боку и «включила» свою тайну.
Поначалу Марусину новость не все разглядели. Степан побежал за выгородку, к работникам сцены: свет в зале в нужный момент не убрали, и слабая митусня лампочек под платьем не впечатляла. Время уходило. Маруся слишком долго стояла без действия. Олешка успел крикнуть Марусе: «Замри», оттолкнул ошалевшего француза, приставленного к осветительным приборам, ринулся к рубильнику и рванул полированную ручку вниз. Зал накрыла кромешная тьма. Олешка намертво прикипел к выключателю, отбиваясь ногами от навязчивых работников сцены, которые пытались оттащить его от щитка, и считал секунды. Их должно было набраться хотя бы на три минуты, чтобы все увидели, ради чего приехала в Париж минская команда.
Свет миниатюрных лампочек пробился сквозь тонкую ткань, и зал ахнул. Мерцающий мягкий рисунок обозначил ребенка в животе модели.
Беременная модель?! Строгое противопоказание для подиумов, и при заключении договоров с маненкенщицами эта тема обговаривалось специально.
Простенькая программка, выполненная аниматором Олешкой выносила мозг на этом параде людей разной ориентации, уже спокойно воспринимавших пустые детские площадки и, как особенную редкость, – пару с ребенком на руках. Малыш, дополняющий Марусино явление народу, двигался и улыбался, сосал палец и открывал глаза.
«Вот, получите! – шептал Степан. – И если еще в этом зале есть нормальные мужики, которые умеют делать детей, и дамы без страха попортить свою фигуру, – я вас уязвлю!»
В темном пространстве зала вспыхнули огоньки зажигалок и дисплеи телефонов. Над потрясенными зрителями заколыхалось море огоньков.
– Ну, значит, не все так катастрофично, – рассмеялся Олешка. – Земля выживет!
Страшный экзамен закончился. Она не успела снять неудобное платье, которое вне подиума смотрелось, как дурацкий карнавальный костюм. Никак не получалось выйти из кольца обступивших её людей с фотоаппаратами, палками селфи, приготовленными для автографа буклетами и яркими рекламными листовками. Маруся порядком устала держать спину, помнить об улыбке, вытянутой шее. Она искала глазами Юрика.
Стилист и Олешка с трудом продрались к ней сквозь представителей прессы, которые просили интервью. Встали рядом как верные часовые.
Переводчик медленно переводил быстрые фразы журналистов, это давало время подумать над ответом. Многие вопросы ставили Юрика в тупик. Он не мог точно ответить где он учился, когда родился. За него отвечала Маруся.
А ей задали всего один дежурный вопрос: что она ожидала от конкурса.
– Только победы!
– Вы так уверены в себе? – удивился переводчик.
– Я знала, где взять силы для удачи. У меня к ней есть ключ, – с вызовом отвечала она.
«Про удачу говорить рановато. Жюри ещё не подводило итоги. – попробовал сбить ей настроение хмурый Парамонов, который тоже ловил «интересный кадр». – Ключ она имеет…» – бормотал он себе под нос, но рассчитывал, что толстуха его прекрасно услышит и пригасит свою широкую улыбку для обложки журнала.
Какой-то особенно настойчивый человек протягивал Стилисту большой конверт.
– Возьмите ознакомиться. Это интересное предложение, – пытался он перекричать шум толпы.
Кто-то громко смеялся и размахивал у неё перед лицом обрывком мятого полиэтилена…
Скорее спрятаться в номере и – в душ. Там нервы сворачивались в маленькие тугие пружинки, нагуливая крепость и силу. Гостиничные дары – игрушечные кусочки мыла и крохотные бутылочки с шампунем, развеселили большую Марусю. Лучшая поддержка настроения – БЕЛИТА в поллитровом исполнении, тот самый оливковый гель, с которым она впервые познакомилась у тетки Юрика. Она прижала к животу прохладную бутылку и направилась в душ.
В дверь стукнули три раза, и она сразу же отворилась.
Парамонов, не дождавшись разрешения войти, стал перед нею, закрутив кренделем руки на груди.
– Девушка-а-а, – как-то с укоризной обратился он к Марусе и даже покачал головой, как делают это учительницы, пытаясь пробудить совесть нерадивого ученика. – Вы сделали ужасное представление, опозорили нашу страну! Я вижу, вы абсолютно не разбираетесь в данном вопросе, а лезете вперёд, ломая и круша все на свете своей кормой, как ледокол «Ленин».
Маруся с удивлением подняла брови: какая идеологическая муть в мозгах у этого клоуна! Какие образы!
– Что ты там лепечешь? – рассердилась она.
Фрик не мог вызвать у неё ничего кроме ироничного смеха: оттопыренные пальчики, напомаженные волосы, и ей показалось что у него подведены глаза и подкрашены губы. На щеках лежал грим – и как художественно оттенена темным щетина! Прическа – с бигудями, что ли? И серёжка в ухе, ну точь-в-точь как та, которая была у Юрика в прошлой жизни. Нарисовал себе лицо, украсился. Конечно, он из «этих», пришёл отодвинуть Марусю на задний план.
Маруся налила себе стакан воды, чтобы успокоиться и восстановить дыхание. Она делала медленные глотки и раздумывала, как выпереть неожиданного гостя из номера.
– Откуда вы взялись, из какого далека приехали покорять изысканный Париж? – продолжал напыщенно вещать Парамонов. – Я привез сюда спасённую коллекцию Юрия Латуна, сделал все для того, чтобы она участвовала в конкурсе, а вы своим присутствием испортили и уничтожили работу нескольких лет!
– Говорите медленней. Я не могу понять, чем я могу вам помочь, – спокойно отвечала Маруся, разглядывая его тонкие запястья, увешанные какими-то детскими браслетиками из цепочек с вплетёнными перышками, стеклянными бусинами, крестиками, и не могла отвязаться от мысли, что сейчас единственное ее желание – увидеть это лицо без грима и помады. Универсальная фраза, рекомендованная психологами для остановки потока негатива, не сработала.
– Вот скажите, откуда вы появились в жизни Юрия Латуна? – не унимался Парамонов.
Казалось, он вот-вот расплачется – до чего же кислым было его лицо.
– Куда вы сунетесь со своими толстыми ляжками, разрушая идеи высокой моды?
Он становился все агрессивней, и Маруся пожалела, что рядом нет ни Юрика, ни Степана. Ну не драться же с этим смешным мужичком, хотя в своей весовой категории Маруся победила бы его.
– Как вас зовут? – попробовала она сбить его.
– Константин.
– Ну надо же, я думала, что вы девочка, переодетая в мальчика, и голос такой, как у девочки, – совершенно искренне удивилась Маруся.
Она плавным движением взяла с туалетного столика гель, приготовленный для душа, и, свернув головку бутылки, налила в стакан, из которого пила, граммов 50 тягучего мыла. Оно красиво осело на дне, пришлось размешивать его шариковой ручкой, которую подобрала тут же, возле зеркала. Мыльная пена полезла за край стакана.
– Вы что, будете пить шампунь? – на секунду остановил свою критику Константин.
– Да, я всегда так делаю, когда очень волнуюсь. Знаете, успокаивает, – медленно, волшебным голосом экстрасенса говорила Маруся, – наш разговор закончился, или я должна услышать что-то еще?
Костику хотелось уйти самому, без намеков, и он, не чувствуя никакого подвоха, сказал своим противным голосом.
– Я надеюсь, вы пересмотрите свою позицию и отпустите на свободу Юрия Латуна, чтобы он творил и удивлял нас своим творчеством.
– Как же ты мне надоел, – ласково сказала Маруся и плеснула на Костика мыльной водой из стакана, целясь в лицо. Получилось. Мыло попало в глаза.
Он испуганно вскрикнул, поднес к глазам ладони и тихо выругался. У фрика оказался приятный мужского тембра голос.
– Теперь все смоем водичкой, я помогу, – и Маруся потянула его к раковине. – Сейчас перестанет щипать, и ты освободишься от навязчивой идеи, – утешала «воспитательница» его тихий скулеж, и… добавила на его крашеную голову дополнительную порцию геля. Он потёк за уши и шею, а Маруся помогала Костику ощутить всю прелесть любимого аромата, оттянув воротник рубашки, чтоб не замочил, и там, за кромкой волос, она увидала знакомое тату – маленькую пятнистую ящерку!
Оставив Парамонова самого бороться с мыльными пузырями, она вышла из душевой.
«Может, все геи делают на шее тату в виде ящерки?»
По коридору приближались шаги, знакомый голос Юрика и раскатистый смех Олешки. Друзья принесли с собой несколько банок холодного пива и чудесную новость: национальная телевизионная компания назначила на завтра переговоры с переводчиком об условиях работы, проживания и задачах телевизионного проекта. Вечером ждали актёры из театра «На ходулях».
– Я рада за вас, мои дорогие мучители! – воскликнула Маруся.
Пиво она пить не стала, но посидеть «за круглым столом» ей очень хотелось. Её снедала неопределённость. Как же ее выступление воспринял Стилист? Доволен ли ее работой Олешка? Похвалили бы, ешкин кот, что ли! Её женская интуиция ловила не очень положительные флюиды от этих двоих. Она знала, как может радоваться Степан. Знала и то, что Юрик, впадавший в большие раздумья, становился невнимательным, тихим и очень обидчивым. Пауза за столом затянулась, и она не выдержала:
– Ну что вы затихарились? Я требую аплодисментов!
Стилист смял в руке пустую банку из-под пива.
– Ну что, так все плохо получилось? Не нравится? Провалила твой триумф?
– Какой мой? Ты показывала инсталляцию Степана. Любопытно получилось, но это не моя идея, не мой жанр. И в нем есть что-то от предательства. Придумали что-то сами и явили миру вашего общего ребенка.
Маруся ошарашенно повернулась к Олешке. Тот бешено завращал глазами, подбирая умеренные ругательства.
– Мексиканский сериал! – раздалось за спиной.
И душевой вышел абсолютно незнакомый всем человек. Костика никто никогда не видел без грима. Тщательно вымывая из глаз мыло, он уничтожил с лица всю живопись, на что и рассчитывала Маруся. Мокрые волосы без поддержки фена и стилинг-геля лежали на лбу плоским пионерским чубчиком. Нос и щеки, покрытые россыпью конопушек, выдавали привычный образ сельского парня, приехавшего на городской рынок Ждановичи за новыми джинсами.
– Стоит оставить женщину одну, как у неё в ванной поселяется мужчина! – прокомметировал появление Костика Стилист.
Маруся захохотала:
– Это же Парамонов, только умытый!
Костик угрюмо посмотрел на Марусю и молвил:
– Перемена ориентации, женщина среди геев, измена бойфренда, неожиданный ребенок, падшая модель вещает об этом всему миру!
– Держите меня, а не то я его придушу! – завопила Маруся. Но к Парамонову ближе всех стоял Степашка. Он грубо толкнул арт-директора к двери, Костик потерял равновесие и неуклюже свалился на пол. Дверь открылась – и на пороге обнаружились двое улыбающихся осветителей с огромной корзиной, роз. Они аккуратно обошли лежащего на полу Парамонова, поставили корзину перед Марусей и галантно поцеловали ей руки. Поклонники сделали селфи со звездой подиума, Стилистом и Олешкой и даже с сидящим на полу Парамоновым. Нашествие французов выглядело трогательно и почти заменило ожидаемые Марусей аплодисменты.
– Маруся, нам всем надо объясниться, – предложил Степан.
– Ничего не буду объяснять. Не желаю, – строго оборвала его суровая бухгалтерша. – Мой секрет должен созреть, – шепотом добавила она.
