Текст книги "Штольманна. После свадьбы всё только начинается...(СИ)"

Автор книги: Наталья Мусникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

  – Пусть хоть рядом с Вами постоит, я не могу так, один ест-пьёт, а другой присматривает.

  Яков Платонович равнодушно пожал плечами, чашка ему ничуть не мешала, без неё забот хватало.

  «Вот и пусть она парком на тебя исходит, – мстительно возликовала Ольга Кирилловна, пряча торжествующую улыбку за собственной чашкой, – конечно, надёжнее было бы, если бы ты приворот выпил, ну да ладно, так тоже можно. Дольше, зато результат ещё крепче. К завтрашнему утру ты, милый мой, рабом моим станешь».

  – Кто ещё мог желать смерти Кириллу Владимировичу?

  Госпожа Погодина отставила чашку, задумчиво побарабанила пальчиками по столу:

  – Право слово, мне трудно ответить на Ваш вопрос... Кирилл Владимирович был, не в укор покойному будь сказано, весьма своеобразным, полагаю, врагов у него немало.

  – А Вы сами где были примерно с четырёх до шести часов утра?

  Ольга Кирилловна непритворно удивилась:

  – А где в это время может быть дама? Разумеется, дома, в своей постели.

  – И кто это может подтвердить?

  «Покойный, – мысленно огрызнулась госпожа Погодина, – он меня перед этим так умучал, я глаза закрыть и то не сразу смогла! Только тебе об этом, сокол ясный, знать не следует, а впрочем... Чего я теряю, чай, не мальчик, сам всё прекрасно понимает. Опять же жалость поможет страсти быстрее пробудиться, надоело мне, право слово, разговоры-то разговаривать, хотелось бы господина Штольмана в кроватных баталиях проверить».

  Ольга Кирилловна потупилась, голос снизила:

  – Яков Платонович, я надеюсь на Ваше благородство и молю, чтобы всё, что я вам расскажу, осталось сугубо между нами. Стало нашим маленьким, если можно так выразиться, секретом.

  Бровь Штольмана опять выразительно взмыла вверх.

  «Нет, статуй, как есть статуй, – коброй с прищемленным хвостом шипела госпожа Погодина, – ничего-то на него, статуя, не действует! Ладно, коли так, смотри!»

  Ольга Кирилловна медленно закатала рукава платья, явив взору следователя омерзительного вида синяки, затем повернула голову, приподнимая волосы и обнажая шею, на коей сзади отчётливо виднелись следы пальцев, приспустила платье с плеча, явив уродливый засос.

  – Полагаю, что-либо объяснять бессмысленно, – сдержанно произнесла госпожа Погодина, отводя взгляд и медленно поправляя одежду. – Скажу лишь, что Кирилл Владимирович приходил ко мне каждую ночь, уходил часа в три, четыре... и супружество ничего не изменило.

  «А то, что я его сама к себе в спальню залучала, чтобы чрез его сладострастие управлять им было легче, тебе, сокол, знать не следует», – мысленно закончила Ольга Кирилловна, промокая платочком уголки глаз.

  Яков Платонович на миг опустил глаза, старясь не думать о том, что Аннушка тоже успела побывать в лапах этого мерзкого старикашки. Неудивительно, что она так дрожала, солнышко голубоглазое, призрак опаснее живого человека, противостоять ему гораздо труднее. Аня-Аннушка, драгоценная, что же ты никак себя не бережёшь...

  Штольман качнул головой, прогоняя неуместную в данный момент нежность, а заодно унимая лёгкое покалывание в виске. Право слово, он же не барышня, чтобы головными болями маяться!

  – Прошу прощения, сударыня, что заставил Вас вспомнить столь неприятные события, – Яков Платонович коротко поклонился, направился было к выходу к тихой радости Ольги Кирилловны, коей надоело уже постоянно за каждым своим жестом и взглядом следить, да на пороге остановился, оглянулся, – а что Вы можете о покойной жене господина Боброва рассказать? Вы знали её?

  Хрупкая фарфоровая чашка выпала из ослабевших тонких пальцев, чай волной выплеснулся на светлый ковёр, губя его безвозвратно, но госпожа Погодина этого даже не заметила. Дама побледнела как смерть, глаза её широко распахнулись, рука неверными движениями нашаривала спинку стула, единственную опору для ставших слабыми ног, кои так и норовили подогнуться.

  – Н-н-нет, – вяло пролепетала Ольга Кирилловна, отчаянно отгоняя призраков прошлого, – я её не знала...

  «И опять врёт», – вздохнул Яков Платонович, подхватил трость и саквояж, коротко поклонился и приказал:

  – Из города только не уезжайте, Вы можете понадобится.

  На улице Якову Платоновичу стало ещё хуже, головная боль усилилась, но господин следователь приказал отвезти его в управление. В родном, знакомом до последней царапины на столе, кабинете боль немного стихла, Штольман приказал принести ему дело о гибели первой жены купца Боброва, но едва он взглянул на фотографию в тонкой синей папке, пол ощутимо дрогнул под ногами. Яков Платонович медленно опустился за стол, широко распахнутыми глазами глядя на фото и категорически отказываясь верить в происходящее, ведь на него с карточки смотрела с чуть застенчивой улыбкой Анна!

  – Не может быть, – прошептал Штольман, крепко зажмурился, с силой потёр глаза, снова их открыл и не сдержал облегчённого вздоха. Девушка была похожа, да даже не так уж и сильно схожа, чтобы их можно было перепутать. Видимо, досада о размолвке злую шутку сыграла.

  Яков Платонович передёрнул плечами, погрузился в изучение кратких отчётов городовых, ещё более краткого опроса горничной и самого безутешного вдовца, три раза переворошил все бумаги, но заключения доктора так и не нашёл. Вместо него была какая-то невразумительная отписка, вроде той, что лежала в деле убитого городского головы Матвея Кулагина в Затонске. А значит, смерть Авдотьи Петровны Бобровой, в девичестве Кубышкиной, была какой угодно, только не случайной.

  Штольман поднялся из-за стола, разминая плечи, крикнул городового, приказал отыскать родственников первой и второй супруги покойного Боброва, и тут пол опять неприятно дёрнулся под ногами.

  «Да что это со мной, право слово», – досадливо подумало следователь и тут же со стоном схватился за простреленное на давней дуэли с князем Разумовским плечо, кое словно огнём жгло.

  – Ваше Выс-родие, – бросился к Штольману городовой, привыкший считать Якова Платоновича несокрушимым воином, живым воплощением медного всадника, не меньше. – Ваше Выс-родие, что с Вами?

  Штольман потряс головой, потёр глаза, но лучше не становилось, наоборот, накатила липкая дурнота.

  – Домой, – коротко приказал следователь, из последних сил стараясь не показывать городовому собственной слабости, – прикажи, чтобы коляску подавали, я домой поеду.

  – Может, доктора? – робко вопросил Прокофьев, чувствуя себя заплутавшим в тёмном лесу мальцом.

  – У меня брат доктор, – отмахнулся Яков и даже не слукавил. Михаил Платонович действительно посвятил свою жизнь врачеванию людей, а его супруга Суфья помогала мужу, служа сестрой милосердия.

  Прокофьев кашлянул, пулей вылетел за дверь приказал срочно подать коляску, господину Штольману недужится. Этим сообщением бравый городовой переполошил всех в управлении, один городовой спешно отправился к полковнику Варфоломееву, другой метнулся к коляске, третий, держащий наконец-то пойманного с поличным карманника Тимоху, метнулся к Штольману в кабинет, дабы, если понадобится, помочь ему дойти до коляски. Тимоха, хоть и его тоже не оставило равнодушным известие о хворости господина Штольмана, теряться не стал, из управления выскочил, зайцем пропетлял по улочкам и тупичкам, огляделся, убедившись, что его никто не преследует и свистнул сквозь зубы. На свист из тёмной подворотни моментально вынырнул ничем не примечательный паренёк лет тринадцати, вопросительно голову к плечу склонил.

  – Мухой лети к дому следователя Штольмана да разведай, как он, помирает али нет. Да по пути шепни Машке, чтобы она к следователю тётку Клавдею привела, та знатно травами лечит, может, поможет чем. И ещё Игнату с Кирюхой скажи, пусть узнают, кто Якова Платоновича извести вознамерился. Да сами пусть расправу не чинят, сперва мне доложат. Всё понял, али вопросы есть?

  Паренёк сперва утвердительно кивнул, а потом отрицательно мотнул лохматой башкой. Мол, да, всё понял, нет, вопросов нет.

  – Тогда лети, да шибче ветра чтоб, – приказал Тимоха и, засунув руки в карманы, походкой делового человека направился в торговые ряды.

  Вот и представился ему, наконец-то, случай отплатить следователю Штольману за давнее избавление от смерти неминучей. Что ж, никто и никогда не упрекнёт Тимофея, что он по долгам не платит, он человек деловой, на добро памятливый.

  Меж тем коляска с Яковом Платоновичем домчалась до дома. Штольман нашёл в себе силы самостоятельно выйти, вежливой улыбкой и кивком поблагодарить сидящего на козлах городового и зайти в дом почти твёрдым шагом, но на этом силы иссякли. Трость и саквояж выпали из ослабших рук, на шум оглянулся собиравшийся на прогулку Платон да так и охнул:

  – Яков...

  Дальше слова приличные штатские закончились, остались лишь едкие, словно водка, словечки из армейского лексикона, но даже они не могли в полной мере отразить всё, что Платон подумал и почувствовал глядя на бледного едва держащегося на ногах брата.

  Яков Платонович с трудом сфокусировался на лице Платона и хрипло выдохнул, с трудом удерживая равновесие:

  – Помоги... до комнаты... добраться...

  – Где ж ты так набраться успел, друг милый, – ахнул Платон, решивший, что брат мертвецки пьян, но тут же понял, что вином не пахнет совсем, – ой ты ж, лышенько...

  Яков пошатнулся и рухнул лицом вниз, Платон едва успел его подхватить и витиевато выругался, пёрышком старший братец не был.

  – Что случилось? – по лестнице спускался Вильгельм, как обычно, держа в руках какие-то документы. – Что... Дьявол, что случилось?!

  Бумаги белокрылыми птицами разлетелись по всей лестнице, Вильгельм сбежал вниз, перепрыгивая через две ступеньки сразу и склонился над Яковом. Убедился, что тут пусть и с трудом, но дышит, коротко выдохнул и рявкнул так, что стёкла испуганно задребезжали:

  – Мишка, живо сюда!

  Михаил Платонович, коего Мишкой около десятка лет никто не называл, появился в коридоре так стремительно, словно из воздуха соткался. Быстро посмотрел на Якова, приказал его в комнату отнести, после чего разразился такой бранью, что Вильгельм смущённо покраснел, а Платон восхищённо присвистнул. Выпустив пар, Михаил Платонович спокойным размеренным тоном позвал супругу, вошёл к Якову в комнату, приказал под страхом касторки никого не впускать и решительно захлопнул дверь прямо перед носом у братьев.

  – Виль, чего там? – Платон покосился на дверь, но входить не решился, с Михаила станется нарушившего его запрет касторовым маслом угостить, потом из уборной не вылезешь.

  – А я знаю?! – огрызнулся Вильгельм.

  – А давай, мы туда дам наших запустим? – предложил Платон, опять косясь на дверь. – Их-то он слабительным угощать не станет.

  – Хочешь, чтобы о произошедшем Лизхен узнала? – сладеньким голосом пропел Вильгельм и выразительно постучал костяшками пальцев брату по лбу.

  – Да чёрт с ней, пусть узнает, главное, чтобы Яков жив был, – взвыл Платон, для коего не было пытки хуже, чем ожиданием и неизвестностью.

  – О чём узнает? – подкралась к братьям со спины супруга Вильгельма. – Вы что-то скрываете, милый?

  Платон Платонович поспешно ретировался к окну, а Вильгельм повернулся к жене, ласково поцеловал её ручки и мягким убаюкивающим тоном заворковал:

  – Всё в порядке дорогая, Яков немного заболел, только и всего.

  Мария Юрьевна сладко супругу улыбнулась, по щеке его погладила и, перчаточки поправляя, спросила:

  – Коли поводов для волнений нет, может, прогуляемся? Ты обещал.

  – Чуть позже, дорогая, – Вильгельм виновато улыбнулся. – Мне нужно закончить с делами.

  – Хорошо, дорогой, – моментально, словно только того и ждала, протянула Мария, – я тогда с сестрицами, братьев твоих супругами, прогуляюсь. Мы по магазейнам пройдёмся.

  Будь Вильгельм менее встревожен неожиданным недугом Якова, он непременно обратил бы внимание на необычайную покладистость жены, но сейчас лишь кивнул рассеянно. Мария Юрьевна вежливо улыбнулась Платону, мужа в щёку поцеловала и спустилась вниз, приказав горничной позвать Августу, супругу Карла Платоновича, и запрячь коляску. Женщина точно знала, что пытать мужа бесполезно, ей, супруге, он ничего не скажет, да и другие господа молчать станут, а посему стоило объединить усилия, дабы не только разобраться в происходящем, но ещё и, при необходимости, покарать обидчика. А для этого нужно ехать к Юленьке Берестовой, именно туда направилась заплаканная Аннушка и рассерженная Лизхен. Сообща-то дамы быстро смогут решить, что делать, а самое главное, обидчику Якова спуску не дадут, а то господин следователь, да и остальные, наверняка станут утверждать, что действовать нужно сугубо в рамках закона. А ведь всем известно, что inter arma leges silent, среди оружия законы молчат. А тот, кто пытался навредить Якову, развязал самую настоящую войну.

  Дело Љ 1. Сладострастникъ. В дело вступают дамы

  До дома графини Берестовой дамы доехали в считанные минуты, поскольку кучер Игнат прекрасно знал, что приказ гнать, исходящий из уст всегда благоразумной и рассудительной Марии Юрьевны, означает, что дело весьма серьёзное и спешное.

  – Спасибо, милейший, – Августа Германовна следом за Марией выбралась из коляски, улыбнулась кучеру и положила ему в ладонь блестящую серебряную монету. – Отдохни пока, а если получится узнать, о чём в городе говорят, получишь ещё за труды. Ты меня понял?

  – Как не понять, барыня, – кучер стянул картуз, низко поклонился, – всё самым обстоятельным образом изведаю и Вам всенепременно доложу, не извольте сомневаться.

  Дама милостиво улыбнулась и направилась следом за подругой к дому, коий так и хотелось назвать пряничным за счёт нежной и блестящей отделки стен и воздушности форм. Лакей в строгом чёрном костюме и белоснежных перчатках, низко кланяясь, проводил дам в гостиную, где за самоваром с плюшками сидели Юленька, Лизхен и всё ещё грустная, переживающая разлад с мужем, Аннушка.

  – Мадамочки, – расплылась Юленька в улыбке, увидев входящих, поспешно вскакивая и бросаясь к гостиям так, словно не видела их по меньшей мере года три, – как я рада Вас видеть!

  – Юленька, – Мария трижды расцеловалась с хозяйкой, стянула шляпку и перчатки и передала их горничной, – беда у нас.

  – С Яшей что-то случилось? – вскочила Анна, терзаемая смутным предчувствием беды.

  Мария покачала головой, взгляд отвела, не желая быть скорбной вестницей, а вот Августа, всегда считавшая, что горькая правда лучше всевозможных дипломатических искушений, тиранящих душу пострашее палача, покачала головой и хрипло выдохнула:

  – Лукавить не станем. С ним.

  Анна Викторовна вскрикнула и метнулась к двери, но Юленька и Лизхен решительно перекрыли ей дорогу.

  – Ты подожди, не горячись, – мягко заворковала графиня Берестова, обнимая подругу за плечи.

  – Тем более, что Якова наверняка Михаил осматривает, а он страсть не любит, когда во время осмотра у него над душой сопят да причитают, – горячо поддержала Лизхен, прекрасно осведомлённая о привычках своих братьев. Родные как-никак.

  Анна вскинула блестящие от навернувшихся слёз голубые глаза:

  – Но Яша...

  Мария растроганно всхлипнула, а Августа печально вздохнула:

  – Помочь ты ему всё одно ничем не сможешь, нам же даже не говорят, что произошло.

  – Как это не говорят?! – взвилась Лизхен, поворачиваясь так стремительно, что юбки взметнулись вокруг ножек, обнажив стройные щиколотки и кокетливые туфельки на высоком каблучке.

  – А вот так, – сердито выпалила Мария и даже ножкой пристукнула, – меня муж любимый на прогулку выставил, словно собачку безродную, лишь бы не объяснять ничего. Михаил с Соней у Яши закрылись, под страхом касторки никого к нему не пуская.

  – Они даже Карлу при мне ничего не рассказывали, – поддержала Августа, на бледных щеках коей проступили красные пятно сдерживаемого негодования. – А это верный признак того... – барышня задохнулась от возмущения и тревоги, всплеснула руками.

  – А это верный признак того, что дело совсем худо, – закончила Лизхен.

  На миг в комнате повисла гнетущая тишина, каждая их дам пыталась понять, как же быстро счастие сменяется скорбью, во что такое мог влипнуть ещё утром бодрый и полный сил Яков и, самое главное, что теперь делать, если мужья будут молчать до последнего, словно попавшие в плен врага лазутчики?

  – Дамы, – Юленька на правах хозяйки первой разрушила гнетущую тишину, – предлагаю для начала всем выпить по чашечке чая. Он поможет успокоиться и собраться с мыслями.

  Анна отрицательно покачала головой:

  – Мне нужно домой.

  – Да пойми же ты, – Лизхен обняла подругу за плечи, – не пустят тебя к Якову. Когда Карла ранили, это ещё до встречи с тобой, Августочка, было, к нему тоже никого не пускали. И нам, дамам, ничего не говорили.

  – И? – приподняла брови Августа. – Что же Вы делали?

  Лизхен смущённо прикусила губу, Юленька спряталась за самоваром, а Машенька хохотнула и махнула ручкой:

  – Вы не поверите, мадамочки, целую шпионскую сеть пришлось организовать, дабы узнать о произошедшем.

  – Сейчас эта сеть существует? – Августа Германовна была чистокровной немкой и славилась особой практичностью.

  Машенька задумчиво пощипала кончик носа:

  – Полагаю, да... Только мы ей с тех пор ни разу не пользовались...

  Лизхен вскочила, сверкнула глазами, став в этот миг удивительно похожей на Орлеанскую Деву, ведущей воинство на приступ:

  – Дамы, мы просто обязаны взять происходящее в свои руки! Мужчины без нас не справятся!

  Юленька, непринуждённо держа двумя пальчиками чашку горячего чая, с интересом покосила на подругу и чуть приподняла брови:

  – И с чего ты предлагаешь начать?

  Лизхен прикусила губу, раздумывая. В памяти всплыла случайно услышанная от кого-то из братьев фраза: «Кто владеет информацией, тот владеет миром». Разумное замечание, впрочем, мужчины рода Штольман славятся своей разумностью, а ещё умением находить приключения на свои буйные головы, мда-с.

  – Аня, – Елизавета Платоновна повернулась к Анне, – узнай у духов, что случилось. Раз живые нам ничего рассказывать не хотят, обратимся за помощью к мёртвым.

  Анна Викторовна согласно кивнула и закрыла глаза. Разумное предложение, а самое главное, оно помогает хоть немного отвлечься от тревоги за Якова. Господи, что с ним? Он ранен?! Умирает?!!

  – Я, конечно, не Господь, – призрачный силуэт мужчины, чем-то похожий на князя Разумовского, почтительно снял шляпу и поклонился, – но сочту за честь помочь Вам и Вашему супругу.

  – Что с ним? – Анна с тревогой смотрела на призрака. – Он жив?

  Мужчина чуть отвёл глаза, рука непроизвольно дёрнулась ослабить узел старомодного шейного платка:

  – Да, сударыня, ваш супруг жив...

  – Ну не тяни кота за то место, кое он так вылизывать любит, – не выдержала тётка Катерина и глядя на смутившихся родственников фыркнула и скорчила гримасу. – Господи, какие все нежные да деликатные, прямо спасу нет! Слушай меня внимательно, девочка: твоего мужа пытались приворожить...

  – Приворожить, – ахнула Анна, моментально вспомнив показанное купцом Бобровым будущее Якова Платоновича.

  – Прекрати вести себя как глазурованная барышня из кондитерской, – тётка сердито нахмурилась, – меня это раздражает.

  – Проще сказать, сударыня, что вас не раздражает, – вмешался Иван Афанасьевич, с видимым наслаждением отпивая чай из тонкой фарфоровой чашечки. – Кстати, приворот весьма недурён, на вкус почти не различим от розовых лепестков, кои в чай добавляют.

  – А Вам он не повредит? – испугалась за родственника сердобольная Марта Васильевна.

  – Да что ему сделается, – отмахнулась тётка Катерина и положила руку на плечо Анны Викторовны. – Так вот, слушай дальше, девочка, пока этот призрачный балаган опять не вмешался. Твоего ненаглядного, хоть я и убей не понимаю, что ты в нём нашла, пытались приворожить. К счастью, для него самого в первую очередь, у твоего мужа хватило ума предложенного чаю не пить, но приворот, повторюсь, мудрёный, через пар он тоже действует. Яков Платонович чай-то не пил, но чашку от себя он не отодвинул, вот его горячим паром, а вместе с ним и приворотом, во время всей беседы и окуривало, словно божество в языческом храме, прости меня господи. На то и расчёт был, умна она, змеища.

  – Кто такая? – спросила Марта Васильевна, и Анна невольно отметила, что в мягком нежном голосе женщины скользнули непривычно жёсткие нотки. – Я отвлеклась немного, за другими присматривала.

  – Погодина, Ольга Кирилловна, – Иван Афанасьевич со свистом втянул в себя последние капли чая и восторженно поцокал языком, – роскошная дама, она даже Боброва на крючок поймала, тот буквально изнывал от страсти к ней. Вот что хороший приворот-то делает!

  – И Яшу она тоже приворожила? – Анна с тревогой смотрела на призрачную родню. – Ну же, не молчите!

  – Нет, что Вы, Анна Викторовна, – призрачный мужчина, коий первым откликнулся на зов медиума, опять почтительно поклонился, – Ваш муж очень сильно вас любит, его сердце безраздельно принадлежит Вам, а потому приворот на него не подействовал...

  – Слава богу, – выдохнула Анна, нашаривая дрожащей рукой спинку стула, на кою можно было бы опереться.

  Мужчина виновато кашлянул, опять затеребил шейный платок:

  – Мда-с, как приворот зелье не сработало...

  – Да говори уже, чего ты опять мямлишь? – не выдержала тётка Катерина. – Али хочешь, чтобы Аннушка составила нам компанию? Так тут и без неё многолюдно.

  Мужчина откашлялся, на миг задержал дыхание, словно перед прыжком в ледяную воду, а потом выдохнул:

  – Сие зелье весьма коварно, а потому, если оно не срабатывает как приворот, то становится сильным ядом и медленно убивает свою жертву.

  – Ах!

  Спинка стула вывернулась из ослабевших рук, Анна упала на пол. К ней тут же подскочили подруги, защебетали, помогая подняться, но от волнения сталкиваясь и лишь мешая друг другу.

  Тётка Катерина посмотрела на красного словно варёный рак мужчину, скептически заломила бровь и изрекла:

  – Это было весьма осторожно, все дипломаты мира рукоплещут, обливаясь слезами самой чёрной зависти. Браво, сударь, продолжайте в том же духе, и тогда Анна Викторовна и Яков Платонович пополнят плеяду влюблённых, умерших в один день.

  – Да типун Вам на язык, – всплеснула руками Марта Васильевна, присела перед Анной на корточки, погладила по щеке и заворковала:

  – Милая, поверь мне, ничего страшного и непоправимого пока не произошло, Яшу ещё можно спасти. Сейчас Кирилл Владимирович продиктует тебе рецепт противоядия...

  Под умоляющим взором блестящих голубых глаз мужчина поёжился и растерянно развёл руками:

  – Конечно, я сделаю всё, что в моих силах, я же доктор, только... Прежде, чем диктовать противоядие, мне нужно знать состав приворота, понять, что в него входит...

  – А это я Вам сейчас наилучшим образом обскажу, – Иван Афанасьевич почмокал губами, а потом выдал длинный перечень трав, о некоторых из коих Анна никогда и не слышала.

  Доктор просиял и даже пару раз в ладоши хлопнул:

  – Отлично! Просто великолепно! Мы имеем дело с очень сильным зельем под названием «Огонь любви», он буквально испепеляет того, кто им опоен!

  Тётка Катерина дугой выгнула бровь:

  – Я страшно извиняюсь, нам, женщинам, быть глупыми простительно, но что хорошего в том, что Яков Платонович медленно умирает от жара?

  – «Огонь любви» не убивает сразу, в этом его неоспоримое достоинство по сравнению с «Вспышкой сладострастия», там жертва сразу погибает от апоплексического удара и не имеет ни малейшей возможности спастись!

  Катерина огляделась по сторонам:

  – Дамы и господа, если я сейчас придушу этого призрачного коновала, кто из Вас будет его оплакивать? И вообще, по чьей линии сей восторженный субъект, у нас я таких не припомню?

  – Я Разумовский, – доктор выпрямился, чинно раскланялся на все три стороны, – Кирилл Владимирович Разумовский, дед теперь покойного князя Разумовского. У нас в роду принято называть сыновей или Владимир, или Кирилл, это наши родовые имена.

  – Вы не поверите, есть и другие, – фыркнула тётка Катерина. – А к нам, уж простите за назойливость, Вы чего прибились? Пеклись бы о своих предках, чай есть ещё на земле Разумовские.

  Кирилл Владимирович с видимым сожалением развёл руками:

  – Увы, наша ветвь со смертью моего тёзки оказалась оборвана, мой внук не оставил после себя наследников, но... – мужчина выразительно поднял палец, – поскольку Яков Платонович является, пусть и незаконным, с точки зрения общества, продолжателем...

  – Якоб мой сын, – резко отрубил Платон Карлович, лишь сейчас появившийся на семейном совете, – и сейчас ему очень и очень плохо. А потому предлагаю отложить разговоры и перейти непосредственно к действиям по его исцелению.

  Кирилл Владимирович досадливо поджал губы:

  – Я всего лишь хотел сказать, что опекаю Якова Платоновича на правах его родственника, только и всего. А «Огонь любви» утишается вот так...

  Доктор разразился длинной речью, из коей даже самые внимательные слушатели разобрали лишь крапиву и чертополох.

  – И всё-таки я его убью, – Катерина выразительно закатала рукава платья, – мне Разумовские никогда не нравились.

  – Стоп, – Платон Карлович повелительно вскинул руку, кивнул по прежнему сидящей на полу Анне Викторовне. – Аннушка, возьмите перо и бумагу, записывайте рецепт. Кирилл Владимирович, Вы не торопитесь и говорите медленно, тщательно произнося каждое растение. Марта, душа моя, побудь пока с Якобом и мальчиками, им нужна твоя помощь. Иван Афанасьевич, успокойте дам, они могут случайно помешать Аннушке, а времени у нас в обрез, Михаэль сказал, что жар нарастает и сбить его не получается. Катерина, а Вас я попрошу собрать остальных наших почтенных родственников и устроить отравительнице маленький концерт. Надеюсь, Вы понимаете о чём я.

  Призраки засуетились точь-в-точь как живые люди, наконец-то понявшие, что нужно делать и спешащие выполнить поручения. Анна, не замечая удивлённых взглядов подруг, вскочила, подхватила со стола лист и перо и застрочила так, что даже брызги чернил во все стороны полетели. Машенька хотела было спросить, что это Анна Викторовна столь лихорадочно записывает, да по телу такая томность разлилась, даже думать ни о чём не хотелось. Право слово, о чём печалиться? Всё же непременно будет хорошо, иначе нельзя! Другие дамы тоже притихли, наслаждаясь воцарившимся в душе покоем и умиротворением.

  – Ну вот и всё, – Кирилл Владимирович откашлялся и поправил платок, – а зелье приготовить Вам Елизавета Платоновна поможет, она умеет.

  – Отлично господа и дамы, – тоном полководца, только что одержавшего решающую победу, провозгласил Платон Карлович, – исчезаем.

  Призраки исчезли, оставив после себя прохладу и тонкий, едва уловимый запах цветов, как напоминание о том, что нужно спешить с приготовлением противоядия.

  Анна устало вздохнула, убрала с лица выпавшие из причёски пряди и протянула листок Лизхен:

  – Вот, это противоядие, его нужно срочно приготовить.

  Елизавета Платоновна на листок мельком глянула, отметила про себя, что почерк Анны Викторовны вполне читаем, но лучше будет, если Аннушка во время приготовления рядом побудет, с кресла поднялась и звучно в ладоши хлопнула:

  – Дамы, мы берём дело в свои нежные ручки! Машенька, ты восстанавливаешь нашу шпионскую сеть, Августа, на тебе финансовые пакости для обидчицы Якова...

  – А кто это? – деловито спросила Августа Германовна, надевая шляпку, перчатки и поправляя платье.

  – Погодина, Ольга Кирилловна, – подсказала Анна, – она в доме покойного купца Боброва экономкой была... и не только.

  Августа кивнула, давая понять, что всё услышала и поняла, и вместе с Машей вышла из комнаты.

  – Юля, у тебя лаборатория наша цела? – Лизхен повернулась к подруге.

  – Обижаешь, – Юлия Романовна хищно сверкнула глазками, – у меня никогда и ничего не исчезает, ты же знаешь.

  Елизавета Платоновна потёрла ручки:

  – Отлично, в таком случае, отправляемся туда.

  Через полчаса Юлия Романовна вышла из дома, пряча в недрах своей кокетливой шубки шесть флакончиков с разноцветной жидкостью. Задача у дамы была проста: дать отравительнице на собственном опыте ощутить каково это, когда тебя опаивают и окуривают разной гадостью. Елизавета Платоновна с Анной Викторовной задерживаться в доме графини Берестовой также не стали, Анна поехала домой, а сама Лизхен туманно заявила, что хочет прогуляться. Если бы сие высказывание услышали братья Елизаветы Платоновны, им бы сия фраза чрезвычайно не понравилась, но Анна возражать не стала. Жалеть Ольгу Кирилловну она не собиралась, сия особа сама навлекла на себя все кары.

  ***

  Пробиться в комнату к Якову оказалось непросто, стоящие на страже братья и слышать ничего не желали, благо, что флакон с противоядием приняли и Михаилу передали. Тот буркнул, что сделает всё возможное и дверь опять захлопнул, ещё и на замок запер.

  – Вот видите, Анна Викторовна, – Вильгельм развёл руками, – даже нас не пускают. К Якову пока никому нельзя, при всём моём к Вам уважении.

  Анна вежливо улыбнулась и ушла, но сдаваться отнюдь не собиралась. Права Лизхен, раз живые помочь не хотят, к мёртвым обратимся, благо, их и просить долго не нужно, они на любую шалость согласны. Тётка Катерина с помощью других родственников без лишних слов и возражений отвела братьям Якова глаза, каждого озадачив срочными и важными делами, а Иван Афанасьевич споро открыл замок, напомнив в сей момент Якова Платоновича, коий тоже мастерски отмычками владеет, и склонился в почтительном поклоне:

  – Прошу, сударыня.

  Анна впорхнула в комнату, готовая к тому, что опять придётся отстаивать своё право пребывания рядом с мужем. Но право слово, должны же Миша с Соней понять, что она не из пустого любопытства к Якову рвётся! Он же ей не чужой человек, у них лишь вчера свадьба была!

  Михаил Платонович барышню не заметил, он стоял у кровати, полностью перекрывая обзор, а тщательно отчитывающая в хрустальный бокал тёмно-синие капли Софья возражать против появления Анны Викторовны не стала. Она прекрасно понимала стремление Анны быть рядом с мужем, а потому нашла в себе силы улыбнуться и чуть слышно шепнуть одними губами:

  – Пока всё без изменений, но это и неплохо. Он жив.

  Как не тих был голос жены, а Михаил всё же его услышал. Он повернулся, поморщился устало, хотел было попросить Анну уйти, да передумал, рукой устало махнул:

  – Можете подойти, хуже точно не будет.

  Лишь теперь, когда доктор чуть отодвинулся, Анна Викторовна заметила сухую, словно ветка зимой, старуху, чёрной неподвижной тенью стоящую у изголовья.

  – Это Клавдия Иванихина, знахарка, – представил женщину Михаил и неохотно добавил, – я подумал, она может помочь.