Текст книги "Штольманна. После свадьбы всё только начинается...(СИ)"

Автор книги: Наталья Мусникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

  Графине же Берестовой гадалка пристально посмотрела в глаза, затем пристально изучила левую ладонь, после чего ещё и карты разложила, да не один раз, а целых три.

  – Что же там, сударыня? – не вытерпела Юленька. – Уж скажите, сделайте милость!

  – Не будет веры, не будет и счастия, – вздохнула прорицательница, – прошлое тебя к земле гнетёт, словно цепи кандальные. Оттолкнула ты того, кто сердцу дорог стал, побоялась поверить, а ему опасность грозит, – гадалка сверкнула глазами, хрипло выдохнула – смертельная!

  Юленька глухо охнула и прижала пальчики к губам. Практичная, привыкшая основываться на доводах разума часть её резонно замечала, что прорицательницу могли и специально подкупить, но сердце билось и рвалось к Андрею Александровичу. Что ж, пожалуй, пришло время воспользоваться полученным ещё в первый день по приезде в Затонск приглашением и навестить Тимофея Тимофеевича. Тем более, что очень хочется узнать, кто же из наследничков готов по костям к своему счастию карабкаться, презрев законы светские и божественные.

  Дело Љ 3. Достойный наследник. Жмурки со смертию

  Господин Волков, после того, как две его родственницы покинули земную юдоль и отправились в мир иной, со слов священников более благостный, приказал всем домочадцам разойтись по комнатам, под ногами у следователей не путаться и при этом оказывать дознанию всевозможную помощь. Братец троюродный, Емельян Макарович, вздумал было спорить, да получил тростью по голове с такой силой, что до покоев добирался при помощи слуги. Антон Андреевич хотел было возразить, что не дело бить родственников, но Тимофей Тимофеевич весьма выразительно посмотрел на господина Коробейникова, и тот разом вспомнил, что молчание суть золото и высшая добродетель человечества.

  – Вам как удобственнее, к каждому сродственнику моему в комнату приходить али их сюда приглашать? – деловито, словно речь шла о способах выпекания хлеба, уточнил господин Волков, чьи вспышки гнева сменялись благостным настроением быстрее, чем порывы ветра в непогоду.

  Антон Андреевич принахмурился, решая, как разумнее поступить:

  – Пожалуй, резоннее сначала сродственников Ваших тут допросить, а потом в покоях их обыск учинить.

  – А коли будут возражать, Вы мне скажите, я им враз ума добавлю, – Тимофей Тимофеевич выразительно крутанул в руках трость и тут же рявкнул. – Ну где там остолоп, коего я за Андреем посылал? Чего он копается, словно у меня впереди целая вечность с бесконечностью?!

  – Тутачки мы, барин, – слуга низко поклонился, коснувшись рукой пола, – вот, привёл Андрея Александровича, как Вы и просили.

  Господин Волков нахмурился, побагровел и бросил зло, почти выплюнул через плотно стиснутые зубы:

  – Ну что, мальчик, нагулялся?

  Граф Солнцев ликом закаменел, точно гора ледяная, о коей Василиса в книге читала, энциклопедией именуемой, да ответил негромко:

  – Если Вам действительно так приятно моё общество, господин Волков, будьте так любезны, следовать правилам хорошего тона.

  В глазах Тимофея Тимофеевича вспыхнуло нечто, на одобрение похожее, губы чуть расслабились, даже речь стала внятнее:

  – Ишь, какой, моя кровь, сразу видно. Не морщись, не морщись, чай, все, кто здесь обитает, о нашем родстве знают. Так вот, сударь мой разлюбезный, слушай меня внимательно: в доме моём смерть завелась, словно крыса поганая, троих уже с собой забрала, причём не абы кого, а тех, кого я своими наследниками назначал.

  Андрей Александрович молча кивнул, обо всём произошедшем в доме ему успел поведать слуга, так что известие новостью и сенсацией не стало.

  Тимофей Тимофеевич опять побагровел, на слугу зыркнул строго:

  – Вижу, тебя уж оповестили, худую весть с цепи спустили, теперь она по всему Затонску гулять пойдёт. А Штольман-то так и не пришёл ещё?!

  – Не видать пока, – седой, хоть и на пять лет моложе хозяина, управляющий низко поклонился барину, – обождать придётся.

  Господин Волков желваками поиграл, трость в руке позажимал, заставив родственников испуганно притихнуть, но всё же сменил гнев на милость, не стал громы с молниями метать, рукой махнул благостно:

  – Ладно уж, как придёт, сразу ко мне направьте, да что б без промедления. Ты, Андрей Александрович, в прежних своих покоях располагайся, да больше не уходи, не срами меня, старика, а то что люди-то скажут? Выжил мол, самодур старый, родную кровь за порог, словно тряпку грязную, вышвырнул, по чужим людям крова искать отправил. Нелепо так, срамно, а позорить себя я не позволю. Ты, Антоша, кхм, Андреевич, следствие своё проводи, что там надобно, то и делай, а коли кто станет тебе препоны чинить, сразу мне скажи, я всем враз ума через задние ворота добавлю. Васька, а ты со мной ступай, читать мне станешь. Да не скукоту свою энциклопедную, а роман выбери позанимательней, можно даже с привидениями. Страсть я люблю историйки с духами, да позабористее, чтобы кровь в жилах стыла.

  Василиса таких историй не любила, она была барышней впечатлительной и после прочтения жутких сцен спать не могла, встревоженно прислушиваясь к шорохам и скрипам за запертой дверью спальни, но спорить с Тимофеем Тимофеевичем не насмелилась. Вздохнула печально, готовясь к очередной ночи бессонной, за книгой направилась, да была остановлена за руку графом Солнцевым. Коробейников при виде того, как его барышню за ручки кавалер берёт, пусть и родственник дальний, принахмурился, покраснел и излишне резко вопрос задал Степану, коий от неожиданности поперхнулся и раскашлялся до слёз, некрасиво пятнами покраснев и носом захлюпав.

  – Постой, Василиса, не спеши, я думаю, живое общение готический роман легко заменить сможет, – Андрей Александрович белозубо улыбнулся.

  – Ты что ли со мной общаться надумал? – прищурился старик. – С чего бы вдруг? Девку что ли пожалел? Так ты не переживай, у ней защитник уже сыскался, да не какой-нибудь, а сам Антоша Коробейников, следователь, гроза преступности Затонска!

  – Тогда тем более Василисе благостнее будут стихи да романы любовные, а не страхи готические, – граф Солнцев держался ровно, ни взглядом, ни голосом недовольства не показывая, и тем самым и собеседника своего исподволь понуждая смирять страсти души.

  Господин Волков щекой дёрнул, глазом на замершую, точно кролик пред удавом, Василису сверкнул и рукой вальяжно махнул:

  – Добро, пусть по-твоему будет. Уступлю тебе, в честь твоего возвращения под отчий кров, ты же мне сын, пусть мы с матушкой твоей и прошли мимо алтаря, сразу на ложе брачное.

  Пышногрудая рыжеволосая девица, коей стыдливость шла не более, чем свинье фрак, нарочито громко ахнула, по сторонам оглянулась, оценивая, сколько сродственников её поддерживают. Дама в поношенном платье в окно смотрела, машинально теребя простенький медальон на длинной серебряной цепочке, Степан, время от времени взволнованно приглаживая свою светлую шевелюру, испуганно косился на Коробейникова, коий и не скрывал, что выбрал его первой жертвой для допроса. Худощавая брунетка кусала тонкие губы, бросая на Антона Андреевича пламенны, полные злобы и презрения взгляды, но следователь испепеляться не желал, неприязнь барышни игнорируя самым возмутительным образом.

  – Значится так, – Тимофей Тимофеевич бухнул тростью об пол, – все пошли вон, окромя господина Коробейникова, коий тут будет допрашивать. К себе в управление сей курятник не приглашайте, они все хучь и дурные, да мои, уж не срамите лишний раз, они в грязи имя моё честное извалять и сами горазды. Андрей Александрович, ты, сокол мой, будешь меня историями забавлять, Васька, ты у себя затихарись, чтобы я даже не вспоминал о тебе, все остальные кыш по комнатам и сидеть там тише мышей. Если я подумаю, что кто-то меня ослушался, худо будет всем.

  – Право, – попытался было возразить сродственник с красным носом, уже успевший получить тростью по голове, но стоило только господину Волкову выразительно вскинуть своё орудие возмездия, как мужчина испуганно вскинул руки и бухнулся на колени:

  – Не вели казнить, батюшка, всё исполню по желанию твоему!

  Родственники, словно вспугнутые брошенным в пруд камнем утки, поднялись со своих мест и спешно покинули столовую, не смея даже меж собой перешёптываться. Степан дёрнулся было следом за всеми, но был остановлен безжалостным:

  – Прошу Вас остаться.

  «Влип, – мелькнуло в голове у перепуганного блондина, – один тонуть не стану, всех за собой потащу».

  Едва слуга закрыл дверь в столовую, оставляя Степана один на один со следователем, голубоглазый красавец и любимец дам окончательно сник, метнулся к столу, трясущейся рукой схватил стакан, наполнил его водкой, не столько налив, сколько расплескав, залпом осушил и рухнул на стул.

  Антон Андреевич, в первое мгновение опешивший от такого самоуправства, оскорблённо выпрямился и строго приказал:

  – Сядьте прилично, Вы на допросе, а не вечеринке приятельской.

  Степан тяжело вздохнул, но сел ровно, смахнул пот со лба и скрестил руки на груди, дабы не так сильно заметна была их нервная дрожь.

  Коробейников кашлянул, бумагами пошуршал, настраиваясь:

  – Итак, Степан Владимирович...

  Блондин головой дёрнул, точно его ударили, закричал страстно, лихорадочно блестя голубыми глазами:

  – Не повинен я, это всё Ольга, она, ведьма, всё придумала, а я не хотел, я люблю дядюшку, я ничего дурного не хотел! А она, змеища, меня соблазнила, голову мне задурила, опутала, околдовала!

  – Успокойтесь, – приказал Антон Андреевич, у коего даже в ушах от воплей истерических зазвенело, – что придумала Ольга?

  Степан трясущимися руками вытянул платок, промокнул лоб, облизнул пересохшие губы:

  – Так, знамо дело, всех иных наследников опорочить, чтобы Тимофей Тимофеевич нам наследство оставил.

  Коробейников брезгливо поморщился, но не отступил, продолжил допрос, пока Степан Владимирович от страха не опомнился и не замолчал:

  – И каким же образом вы планировали родственников порочить?

  Блондин плечами пожал:

  – Так знамо дело, каким, разными. Ваську, мышь серую, запугать, байстрюка из дома выжить, Демьяна споить, благо, он и так всё время навеселе, Никодима в воровстве обвинить, а Катьку с Нинкой в блуде уличить, тем более, что они обе те ещё б... – Степан поперхнулся под грозным взором следователя, закончил хрипло, – барышни. Ну и остальных пораскидать, кого как.

  – А когда не получилось Катерину опозорить, Вы решили её убить?

  Степан рухнул на колени, голову обхватил, заголосил, словно плакальщица на похоронах:

  – Да не убивал я, вот Вам крест! Куда мне, я мертвяков с детства боюсь, да я же теперь неделю спать не смогу, Меланья с Парашкой пред глазами стоят. Да и душителя Катерининого Вы, Антон Андреевич, уже нашли.

  «А про то, что девушку ещё и отравили, он, похоже, не знает, – отметил Коробейников, брезгливо глядя на ползающего в ногах Степана. – Вот же, гад какой, с виду красавец герой, а на проверку трус первостатейный».

  – Хватит голосить, – прицыкнул на допрашиваемого Антон Андреевич, – если Вы ни в чём не виноваты, бояться Вам нечего.

  Степан выкатил покрасневшие голубые глаза:

  – Страшно мне... Смерть в доме в жмурки играет, а ну, как и меня ухватит? А я ведь молодой, я жить хочу!

  Коробейников понял, что больше ничего от трясущегося, словно студень, блондина не услышит, позвонил резко в колокольчик, приказал вошедшему в столовую слуге привести Ольгу, а Степана Владимировича сопроводить в его покои и никого к нему не пускать.

  – Будет сделано, барин, – слуга низко поклонился и спешно вышел, дабы уже через пять минут привести в столовую пышногрудую рыжеволосую девицу, держащуюся с надменностью королевы.

  – Трус, – прошипела красотка, едва скользнув взглядом по съёжившемуся, точно побитая собака, Степану, – мозгляк бесхребетный, только и корысти, что рожа смазливая.

  – Не виноват я, Оленька, – проскулил блондин, – пытаясь ухватить барышню за юбку, – ни в чём пред тобой не повинен.

  Красотка гневно рванулась, едва без юбки не оставшись, и подошла к Антону Андреевичу, более блондина не замечая:

  – Ну, господин следователь, чего изволите? Клеймить меня станете але пороть публично?

  – Если понадобится, то и буду, – решительно ответствовал Антон Андреевич, но на Ольгу его демарш впечатления не произвёл, девица фыркнула брезгливо и плечиком повела, плавно и не дожидаясь позволения опускаясь на стул и кокетливо подпирая голову пухлой ладошкой.

  Под насмешливым взором барышни Коробейников ощутил себя гимназистом, но слабости своей решил не показывать:

  – Вы со Степаном Владимировичем в каких отношениях?

  Красотка опять плечиком повела, хохотнула коротко:

  – А то он Вам не рассказывал! Полюбовник это мой, коего я за дальнего родственника выдать решила, дабы увеличить шанс на наследство.

  – А когда обман удался, решили соперников устранять?

  Ольга удивлённо брови вскинула:

  – И что в этом такого? В природе каждый за свой кусок бьётся, чай, и мне не зазорно. На кой, спрашивается, Ваське деньги, она же дура блаженная. Или Демьяну, он же всё в кабаках оставит! Об иных прочих я даже вспоминать не хочу, налетели, точно вороньё, кружат вокруг Тимофея Тимофеевича, заботу изображают, а ему и не нужен никто, куражится он над нами, козёл старый, склоками нашими забавляется.

  От сквозившей в словах Ольги желчи Антона Андреевича даже затошнило. Захотелось поскорее вырваться из этого осиного гнезда, где легко и привольно только смерти, вдохнуть полной грудью пьянящий свежий воздух улицы, встретиться с таким честным и настоящим Яковом Платоновичем, заглянуть в искрящиеся смехом голубые глаза Анны Викторовны. А всего пуще захотелось вырвать из клубка аспидов Василису, пока смерть не нашарила её своей холодной костлявой рукой.

  – Вы убили Катерину, Меланью и Прасковью?

  – Так Катьку же Кондрат Поликарпович задушил? – непритворно удивилась Ольга. – А кто этих двух крыс извёл, не ведаю, хотя искренне душегубу этому благодарна, от двух конкуренток разом избавил. Вот бы и ещё рады наши почистил, а то нахлебников в доме страх до чего много.

  – Не боитесь, что следующей жертвой станете? – не вытерпел Антон Андреевич, сжимая кулаки, чтобы окончательно не сорваться.

  Ольга томно плечами повела:

  – Какой резон меня убивать? Господин Волков меня достойной назовёт, только если совсем уж никого, кроме блаженной да байстрюка, не останется. А тех я и сама с пути уберу, они мне не соперники.

  Коробейников резко позвонил в колокольчик, приказал слуге привести Варвару и увести Ольгу.

  – Вы чисто султан магометанский, – съязвила рыжеволосая красотка, уходя из столовой, – одну девицу на другую меняете и от каждой сказок требуете. А коли побасенка не понравится, голову снимете? – Ольга окинула следователя холодным изучающим взглядом. – Нет, куда Вам, жидковаты Вы на роль тирана, даром, что в начальнички выбились.

  Варвара, стройная, ещё не утратившая былой красоты дама в элегантном, хотя уже несколько заношенном платье, держалась с воистину королевским достоинством. На стул опустилась лишь после предложения присесть, с позволения Коробейникова налила себе чашку чая и вопросительно приподняла брови, мол, чего господин следователь изволит?

  – Варвара Тихоновна, – Антон Андреевич откашлялся, – у нас есть свидетель, коий утверждает, что видел, как Вы давали Катерине перед её свиданием с Андреем Александровичем некое зелье.

  Женщина плавно, без стука, опустила чашку на блюдце:

  – Если бы Вы свидетелю сему неведомому верили, то меня о сём бы точно не стали спрашивать.

  – Я даю вам шанс чистосердечно обо всём рассказать.

  Варвара допила чай, отодвинула чашку, плавно поднялась, мягким материнским жестом провела по щеке дёрнувшегося от неожиданности Коробейникова и прошептала:

  – Так не о чем рассказывать. Вы меня за руку ловили? Нет. Подтверждения словам неведомого свидетеля у Вас есть? Нет. Может, иные улики, меня изобличающие имеются? Опять-таки нет. А на нет, милейший Антон Андреевич, как известно, и суда нет. Оговаривать же себя я не стану, я же не дура и не трусиха, коя от собственной тени шарахается.

  – Я прикажу провести обыск в Вашей комнате, – пискнул Коробейников, и совсем по-мальчишечьи шмыгнул носом.

  Варвара Тихоновна одарила следователя мягкой мудрой улыбкой:

  – Ваше право, Антон Андреевич, препятствовать не стану. У Вас ко мне ещё вопросы имеются, али я могу идти?

  Коробейников покусал губы, нерешительно головой мотнул:

  – Ступайте. Но будете находиться под надзором слуги.

  – В уборную тоже с них ходить прикажете? – мягким тоном осведомилась дама.

  – Да, – рыкнул окончательно рассерженный Коробейников и властно махнул рукой. – Ступайте.

  – Тамотки Яков Платонович с супругой пожаловали, а ишшо графиня Берестова прибыла, – оттарабанил явившийся на звон колокольчика слуга, – они все сейчас к Тимофею Тимофеевичу направляются.

  «Чисто в жмурки со смертью играем, – подумал Антон Андреевич, – и не факт, что в забаве сей можно выиграть».

  Дело Љ 3. Достойный наследник. Любящие родственники

  Юлия Романовна, за время своего пребывания в Затонске успевшая наслушаться всевозможных ужасов о склочном и вспыльчивом, а в гневе ещё и тяжёлом на руку старике, представляла себе господина Волкова едва ли не таким же тираном, как покойный супруг Аглаши, коего прямо в спальне на брачном ложе канделябром пристукнули. Графиня Берестова перед встречей с Тимофеем Тимофеевичем облеклась в броню светской невозмутимости и чопорности, благо опыт защиты от стрел сарказма имелся и немалый, в блистательной столице любят посудачить о соседях ничуть не меньше, чем в провинциальном городке.

  Господин Волков встретил графиню в небольшой комнате, большую часть коей занимал письменный стол, на коем в идеальном порядке были разложены документы, горделиво поблёскивала бронзой чернильница, а в специальной подставке вытянулись, точно солдаты на параде, ручки, да не современные, а всё больше стилизованные под гусиные перья, кои были в ходу у бабушек с дедушками.

  – Графиня Берестова, – Тимофей Тимофеевич при появлении Юленьки встал из глубокого кресла у камина, окинул барышню пристальным взором пронзительных колючих глаз, спрятавшихся под густыми косматыми бровями, – за какие же прегрешения столь блистательную даму в наш тихий городишко сослали? Али фрейлине какой причёсочку попортили? А может, с князем стрелялись?

  – Да боже сохрани, – отмахнулась графиня Берестова, – дуэль – удел мужчин, я на сию забаву не претендую. Есть масса способов испортить человеку жизнь, не привлекая к сему процессу внимания широкой публики.

  Господин Волков разразился громким чуть дребезжащим смехом:

  – Да уж наслышан, наслышан, как Вы в Петербурге, столице нашей благословенной, полюбовницу господина Боброва, как её там, Погодина, что ли, на место поставили! За что правда, не ведаю, сами-то не расскажете ли, не потешите старика историйкой?

  Секретничать с Тимофеем Тимофеевичем в планы Юлии Романовны не входило. Во-первых, не так хорошо она господина Волкова знала, а во-вторых, Якову Платоновичу её болтливость совершенно точно не по сердцу будет, а портить с ним отношения с планы графиня Берестова не желала. Благо ещё, что Антон Андреевич господина Штольмана первым перехватил, наверняка, сетует на родственников Тимофея Тимофеевича, они все как на подбор особы характерные, норовистые, чисто скакуны необъезженные.

  – О чём задумались, сударыня? – господин Волков прожёг Юлию Романовну тяжёлым пытливым взором. – Нешто вам моё общество прискучило? Конечно, до салонных щёголей мне далече, хотя в молодости, помнится, я имел у дам определённый успех, – Тимофей Тимофеевич крякнул и головой покрутил, по губам скользнула лёгкая усмешка, – вон, даже сына прижил на стороне. Да Вы его, поди, знаете, Андрей, чай, встречали в городе-то? Он у меня видный молодец, на маменьку очень похож, та по молодости красавица была, глаз не отвести, многие парни на неё засматривались и даже жениться хотели, даром, что бесприданница. Так встречали Андрея-то?

  Графиня Берестова вежливо кивнула, не спеша делиться с господином Волковым подробностями своих взаимоотношений с Андреем Александровичем. Только вот у самого Тимофея Тимофеевича явно были иные планы и считаться с желаниями гостьи, пусть и графини, он явно не собирался, да и вообще, думать о чьём-либо мнении, с точки зрения старика, было несусветной глупостью. Этим молодым волю дай, так они годами вокруг да около ходить станут, предмету нежных чувств лишь взгляды пламенные даря да ручку целуя. А господин Волков уже не столь молод, чтобы ждать, того да дольше, при самом благостном раскладе у него осталось лет десять, не больше.

  – И как Вам Андрей? – господин Волков опять впился в Юлию Романовну тяжёлым пронзительным взглядом, словно вознамерился в самую сокровенную часть души проникнуть.

  Только графиня Берестова была не провинциальной барышней, у коей что на уме, то и на языке, а все чувства и мысли на лице, словно в водной глади отражаются, Юленька несколько лет блистала в свете и прекрасно владела искусством отвечать, ничего не говоря. Вот и сейчас плечиком повела манерно, веером взмахнула, исподволь переводя на него внимание Тимофея Тимофеевича и прощебетала:

  – Андрей Александрович блестящий адвокат, я читала в газетах текст его выступлений, шарман, просто шарман! Кстати, по городу ходят слухи, что ваши родственники гибнут во цвете лет от рук неведомого душегуба?

  Господин Волков ощерился, оправдывая свою хищную фамилию, недовольно завозился в кресле:

  – Господин Ребушинский, поди, себя не помнит от счастия, что появилась тема для статеек, небось, каждый дён свечки в церкви убивцу ставит. А я так скажу: из-за наследства моего это всё. Вот ведь как бывает-то, графиня, я ещё помереть не успел, а р-р-родственнички любезные уже глотки друг другу грызут из-за денег моих. Только вот им всем, – Тимофей Тимофеевич скрутил кукиш и сунул его в сторону двери, – только один, достойный наследник, всё получит, а остальным вот, – старик ещё раз зло тряхнул кукишем, – шиш и даже без постного масла.

  – А не боитесь, что на Вас тоже искуситься могут? – Юлии Романовне следовало бы смутиться столь неподобающим поведением, но братец с сослуживцами порой и не такое устраивали, особливо если думали, что их не видит никто. А подглядывание с подслушиванием графиня Берестова никогда за грех не считала, называя это сбором сведений, кои могут однажды весьма полезными оказаться.

  Старик разразился дребезжащим смехом, полным едкой желчи, а отнюдь не веселья:

  – Пусть только попробуют. Я им всем ещё в первый день этого бесовского шабаша, прости господи, сразу сказал: ежели со мной чего худое случится, всё церкви отойдёт, до последнего гроша. Вот они передо мной и выплясывают, а друг друга изводят.

  Юленька удивлённо плечиками пожала:

  – Зачем же было всех собирать? Пригласили бы только одного, кого самым достойным считаете, отписали бы ему всё...

  – Да кабы я его знал! – выпалил Тимофей Тимофеевич и тут же перешёл на чуть слышный шёпот. – Я ведь для чего всё это затеял? Почуял, что здоровье стало слабнуть, решил, пора мне мосты, сожжённые по молодости да по глупости, обратно возводить, родственников пригласил, думал, поживу в кругу семьи, поприсматриваюсь, а там и отпишу каждому по заслугам его. А что в итоге вышло? Не успели они все собраться, как у меня кошка сдохла, кофею из моей кружки полакав. Потом мостик в парке подо мной обломился, я в воду ледяную ухнул. Они же, изверги, не знали, что я сызмальства в холодной воде купаюсь, почитай, с марта по ноябрь из реки не вылезаю, сейчас только подзабросил, доктор запретил. Вот после моста-то я и понял, что изводят меня.

  – Почему же в полицию не обратились?

  Господин Волков желчно усмехнулся:

  – К кому, Антошке Коробейникову? Так он и корову, застрявшую в заборе, сыскать не сможет, потому как будет разыскивать с головы, а она к нему стоит задом. А может, к Николаю Васильевичу прикажете бежать? И что я ему скажу? Что у меня кошка старая померла, и мост гнилой проломился? И что он сделает? Городовых дуболомов ко мне приставит? Так их ведь, коли приспичит, и подкупить, и усыпить, и убить можно. Не-е-ет, я по-другому сделал. Кликнул Миронова и переписал завещание. Теперь ни один из этих иродов в мою сторону даже взгляд косой бросить не посмеет.

  – Но неужели Вам не жалко погибших?! – воскликнула Юлия Романовна, болезненно воспринимавшая циничные игры с судьбами людей, сама, было дело, в роли такой вот несчастной пешки, побывала, на всю жизнь запомнила, как это больно, когда чрез тебя переступают, даже не поморщившись и взгляда прощального не бросив.

  Старик едко кхекнул:

  – А чего их жалеть-то, сами и виноваты, глупые да жадные, словно крысы. Молодухи те ещё и похотливые, точно блудницы вавилонские.

  – Я всегда полагала, что родственники схожи друг с другом, – не без яда заметила графиня Берестова.

  – Не всегда, – по губам господина Волкова улыбка грустная чуть приметная скользнула. – Слава богу, не всегда.

  Юлия Романовна огляделась по сторонам, придвинулась поближе к старику и перешла на чуть слышный шёпот:

  – Вы нашли достойного наследника?

  Тимофей Тимофеевич лукавить не стал, вздохнул:

  – Нашёл, давно уже. Только объявлять его сейчас боязно, погубят ведь.

  Графиня откинулась на спинку кресла, задорно глазами блеснула:

  – А Вы меня наследницей назовите.

  Старик охать и ахать не стал, разом угадав задумку, усмехнулся хищно:

  – На ловца, стало быть, ловить будем?

  – Именно.

  – А мне Ваши родственнички, если чего недоброе с Вами случится, голову мне не оторвут?

  – Не оторвут, не беспокойтесь, – мило улыбнулась Юлия Романовна. – Я сирота, а братец военный, дома бывает редко, пишет и того реже.

  О том, что господин Штольман за подругу своей сестрицы мелким прахом развеет, графиня Берестова упоминать не стала, ни к чему такие подробности, они только дело испортят.

  Господин Волков помолчал, похмыкал сердито, точно ёжик, но не стерпел, улыбнулся проказливо, словно мальчишка, разом помолодев лет на двадцать и протянул барышне сухую сморщенную ладонь:

  – Добро. Назову Вас своей наследницей, только, чур, не жалиться потом!

  – И в мыслях не было, – сладко пропела Юлия Романовна. Она вообще жалиться не любила, считая сие занятие пустой тратой времени, не приносящей ни пользы, ни удовольствия.

  ***

  Если бы Антон Андреевич знал, о чём графиня Берестова с господином Волковым договорятся, он ни в коем случае не стал бы окликать Якова Платоновича и Анну Викторовну, уже почти вошедших к Тимофею Тимофеевичу. Наоборот, сделал бы всё, лишь бы Юлия Романовна не осталась наедине со стариком, тенью бы стал излишне предприимчивой барышни, ещё и Андрея Александровича стражем верным себе в помощь назначил. Но, как известно, история сослагательного наклонения не терпит, а потому господин Коробейников, едва завидев Якова Платоновича, молчать не стал, окликнул его и, не утерпел, излил досаду на несносных родственников Тимофея Тимофеевича, для коих был не следователем, а всего лишь соседом, уважения не заслуживающим.

  – Я для них мальчишка, – голос Антона Андреевича возмущённо подрагивал, – юнец неоперившийся. А Варвара эта мне прямо в лицо смеялась, змея, мол раз ничего, кроме слов нет, то и идите... – Коробейников пылко взмахнул рукой, покосился на Анну Викторовну и неловко добавил, – идите, одним словом. А ведь это она отравительница, факт!

  – Обыск у неё уже проводили? – Яков Платонович от сантиментов привычно отстранился, перейдя сразу к фактам.

  – Не успел, только-только подозреваемых допросил, – вздохнул Антон Андреевич и покаянно добавил, – и то не всех. У господина Волкова родственников до ужаса просто, с каждым побеседовать – сутки уйдут, а то и не одни.

  – В таком случае, предлагаю разделиться, – Штольман похлопал тростью по ладони, – один из нас начнёт обыск, другой продолжит допрос.

  – А я побеседую с духами отравленных дам, – встряла Анна Викторовна, – может, они нам убийцу назовут.

  – Насколько я помню, такого ещё не случалось, – Яков Платонович улыбнулся, смягчая резкость слов и гораздо ласковее добавил. – Будьте осторожны, сударыня, Вы обещали.

  – Вы тоже, Яков Платонович, основная опасность в этом доме исходит от живых, а не духов, – не осталась в долгу Анна и тут же направилась к мнущейся в стороне горничной, дабы попросить её показать комнаты отравленных за обедом дам.

  Штольман проводил жену тёплым, полным неизбывной любви взглядом, случайно поймав коий Антон Андреевич смутился, словно подсмотрел что-то личное, для посторонних глаз, пусть и дружеских, не предусмотренное.

  – Я... я допросы продолжу, – выпалил Коробейников и поспешно удалился, гадая, таким же взором он смотрит на Василису и не потому ли его, следователя, всерьёз не воспринимают? Нет, наверное, любовь тут не при чём, всё дело в том, что для большинства родственников господина Волкова он всего-навсего сосед, Антошка Коробейников. Над Яковом Платоновичем, пусть и с беззащитной нежностью на супругу взирающего, никто смеяться не насмелится, человек не тот, опять же знаком лишь по блестяще раскрытым делам. Графиня Берестова, коя господина Штольмана с детства знает, тоже перед ним не сильно трепещет.

  – Вы меня слышите, Антон Андреевич? – Яков Платонович строго посмотрел на Коробейникова, коий опять, в который уже раз, себя мальчишкой несмышлёным ощутил. – Не стоит исключать, что у отравительницы есть помощник.

  – Да-да, как Мишель и мадам Лефлю, – оживился Коробейников.

  Пример, коий привёл Антон Андреевич, для Якова Платоновича был весьма болезненным, Штольман щекой дёрнул и неохотно кивнул:

  – Именно. Поэтому будьте осторожны.

  – Обязательно, – горячо заверил Антон Андреевич.

  Яков Платонович хотел добавить ещё про то, что излишне доверчивым быть тоже не стоит, но не стал смущать коллегу, коему и так немало досталось, вон, пятна красные на щеках до сих пор не пропали.

  Вдохновлённый приездом Якова Платоновича, Антон Андреевич с новым пылом принялся за допросы и даже одну барышню, племянницу Тимофея Тимофеевича, стройную брюнетку, мнящую себя великой актрисой, до покаянных слёз довёл, во время коих девушка созналась, что следила за родственниками по просьбе Степана Владимировича, к коему испытывала нежные чувства.

  Сам же господин Штольман меж тем тщательным образом осматривал комнаты, начисто игнорируя возмущение родственников Тимофея Тимофеевича и их высказывания, подчас довольно резкие. Слова, если это не умело сплетённая клевета, вреда большого причинить не могут, а мнение чадов и домочадцев господина Волкова о своей персоне Якова Платоновича ни коим образом не интересовало, в отличие от старательно спрятанного меж книг на полке пузырька тёмного стекла в комнате голубоглазого Степана Владимировича.