Текст книги "Королевская книга"
Автор книги: Наталия Сова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)
5
Мы праздновали вторые сутки. Вначале я устроил для парней настоящий воинский пир по обычаю моей родины, где полагалось пить из одной полуведерной чаши и есть мясо с боевых кардженгрских ножей. А теперь за длинным столом в большом сводчатом зале сидели все обитатели замка: солдаты, слуги, конюхи, кухарки. Все уже вполне освоились за господским угощением. Стоял гомон, весело взвизгивали женщины, кто-то пел, кто-то колотил в такт по столу оловянными мисками, а несколько слабаков, вроде Барга Длинного, уже валялись под столом. Перед походом я решил основательно опустошить погреба, в особенности же не пожалел запасов вина.
Бессчетное число раз выпили мы за мастера Перегрина, моего названого брата, за наши будущие победы, за моих солдат, каждый из которых, сражаясь рядом со мной, будет равен сотне.
Перегрин, располагавшийся по правую руку от меня, молчал, потихоньку цедил вино и только рассеянно улыбался, когда народ, галдя, поднимал кубки в его честь. Задумчивость эта мне не нравилась. Я хлопнул Перегрина по плечу, пригнув его к столешнице, и сказал:
– Тебе не о чем беспокоиться, малыш. Запомни, все завоеванное мною будет принадлежать также и тебе. Мы будем неразлучны, вслед за моим именем непременно будут произносить твое. Мы разделим пополам славу и богатство. У тебя не будет невыполнимых желаний, ты будешь указывать пальцем и говорить: хочу этот город, эту драгоценность, эту женщину, а я буду дарить, дарить, дарить…
– А если тебе покажется, что я требую слишком много? – спросил он, поднимая на меня глаза.
– Нет, – рассмеялся я. – Разве ты можешь потребовать слишком много, честнейший, благороднейший, деликатнейший Перегрин? И что значит «слишком»? Для тебя я не пожалею ничего, кроме короны империи. Чего ты хочешь сейчас, говори!
Он не раздумывал ни минуты:
– Сейчас я хотел бы хорошенько выспаться, перед тем как отправиться в путь.
– В какой еще путь? – не понял я. – Ты что, уйти хочешь, что ли?
– Завтра утром, с твоего позволения. Я думал остаться в Даугтере, чтобы изучить его до конца. Но после истории с этими всадниками все вдруг стало так ясно… Оказывается, Даугтер совсем простой замок, я даже не ожидал.
– Значит, ты не желаешь быть при мне? – уточнил я.
– Видишь ли, Дан… – Он задумался.
Дальнейшая его речь была туманна и витиевата, но в основном ее смысл сводился к тому, что у нас с Перегрином разные дороги, хоть мы и братья теперь. Я вглядывался в его лицо, стараясь разгадать, хитрит он или действительно не понимает, от какой чести отказывается.
– Что ж… – медленно сказал я. – Желание моего брата – закон, даже если это очень глупое желание. Ты сможешь уйти, когда захочешь, Перегрин.
Он расцвел, рассыпался в благодарностях и извинениях. Я уже не сомневался, что он хитрит, и, наклонившись к его уху, вкрадчиво спросил:
– Могу я узнать, драгоценный братец, куда ты так неудержимо рвешься?
И Перегрин охотно и радостно поведал мне о Серебряном Холме, что по ту сторону гор Порубежья, в самом сердце Заброшенных Земель. Его сплошь покрывают странные бледные заросли, каких нет больше нигде, и в лунные ночи холм возвышается над лесом как груда тусклого серебра. Много рассказывают про это место удивительных и жутких историй, в которых невозможно отделить правду от вымысла, ибо никто из рассказчиков на холме не был. Говорят, например, что на вершину можно взбираться хоть целую жизнь, и конца этому восхождению не будет, пока не повернешь обратно. А вернешься – окажется, что прошло всего-то несколько часов, даже отсутствия твоего никто не заметил. Так один мальчишка – давно, в те времена, когда на Заброшенных Землях еще жили люди, – ушел утром и к обеду вернулся домой стариком. Говорят про колодцы на вершине, глянув в которые можно увидеть небо с незнакомыми созвездиями. Говорят про стеклянные башни, появляющиеся из воздуха…
Я давно не видел Перегрина таким. Пожалуй, с того первого дня, когда он, дрожа от волнения и радости, путая наречия, рассказывал мне о невидимом замке.
– Вот что, малыш, – прервал его я, – зайди-ка немного погодя ко мне. Перемолвимся парой слов, и отправишься спать.
Велев всем веселиться, я поднялся к себе в комнату, разыскал кошелек и высыпал золотые на стол. Снял оба перстня и положил рядом. Долго, шипя и чертыхаясь, выковыривал кинжалом драгоценные камни, вделанные в ножны меча. Приказал Фиделину принести мой золотой кубок и сбрую, украшенную рубинами, и в довершение, невзирая на слезные мольбы, снял у него с шеи серебряный амулет на цепочке.
Перегрин застыл на пороге, растерянно глядя на россыпь драгоценностей. Похоже, такое богатство он видел впервые в жизни.
– Тебе, – сказал я.
– Красиво, – ответил он тихо.
– Красиво, – согласился я. – По крайней мере, два года можешь путешествовать, ни в чем себе не отказывая. Из моих людей выберешь четверых для услуг и охраны. Лошадь в конюшне возьмешь любую.
– Спасибо, но…
– Я обещал не задерживать тебя, это слышали все, и я сдержу обещание. Но тебе придется выполнить одно небольшое условие. Это нетрудно. Ты поклянешься, что не будешь больше строить. Никогда. Ни для кого.
Перегрин улыбнулся, будто давно ждал этих слов.
– Я не могу в этом поклясться, Дан, – ответил он. – Там, на Серебряном Холме, замок, разве ты не понимаешь?
Он ничего не смыслил, несчастный заморыш. Даже после того, как я объяснил, что его Серебряный Холм находится во владениях царицы Таммы, в стране нам недружественной и непонятной, даже после того, как я сказал, что царица постарается, чтобы безродный бродяга, подаривший ей могущество, сгинул, не оставив о себе памяти, – он только качал головой и улыбался.
– Представь себе, Дан, – сказал он, – что кто-то попросил тебя поклясться не воевать больше. Никогда. Ни с кем. Попросил именно сейчас, когда тебе по силам завоевать целый мир. Что бы ты ответил?
И, гладя на него, я снова вспомнил день нашего знакомства. Перегрин был спокоен и улыбчив, совсем как в тот момент, когда я впервые ощутил, насколько он сильнее меня.
– Все же поразмысли до утра, братец, – сказал я и вышел.
В зале пели «Эй, малышка, ты выпила лишку». Хач, прямой и строгий, сидел отдельно от всех и молчал.
– Да ты никак трезв, друг мой Хач? – сказал я.
С каменным лицом Хач признался, что не берет его сегодня ни флангерское, ни местная бурда, ни особый напиток кухарки Гирэны под названием «Горячий ключ».
– Врешь, ты не пил!
– Как так не пил? Вы же сами видели…
– Ничего я не видел. Встать!
Я вытащил его из-за стола и толкнул к двери. Все смолкли. В тишине Хач прошел через зал и уже толкнул было дверь, но я крикнул:
– Стоять! Лицом ко мне.
Он медленно опустил руку и повернулся, глядя исподлобья. Совсем как Фиделин, когда готовился получить по горбу.
– Я говорил, что тот, кто не пьет сегодня, – мой враг на всю жизнь? – Я прошелся вдоль стола, собирая со скатерти ножи. – Говорил или нет?
Хач будто язык проглотил.
– Стой как стоишь, друг мой Хач, – сказал я.
Метать ножи я научился в детстве у старшего брата. Это единственное, за что я мог быть ему благодарен. В Даугтере никто еще не видел, как я это делаю, поэтому первый бросок вызвал всеобщее длинное «а-ах-х!». Хач скосил глаза вправо – нож впился в доски двери возле его уха.
– Стой как стоишь, – повторил я и метнул второй нож. На этот раз Хач скосил глаза в другую сторону, и среди народа послышались восторженные возгласы. Хач стремительно бледнел, но в остальном держался молодцом. Двумя следующими бросками я пришпилил к двери оба его рукава, а последний нож пришелся так низко над его макушкой, что я выкрикнул:
– Задел?
– Н-нет, – отозвался бледный Хач.
Под гомон и одобрительные крики зрителей я приблизился к нему и, выдергивая ножи, сказал негромко:
– Не печалься, Хач. Ты потерял брата, я обрел, и еще неизвестно, что хуже.
Хач коротко застонал и, ударясь всем телом в дверь, выбежал в темный коридор.
– Кто следующий? – крикнул я.
Желающих оказалось на удивление много. Белобрысый Лен стоял у двери, вытаращив глаза, приоткрыв рот, и при каждом броске коротко переводил дух. Флум зажмуривался и хихикал. Кухарка Гирэна орала благим матом и немало повеселила общество. Фиделин стоял как скала, я даже похвалил его. Потом возникла ссора из-за очередности – и Гай, конюх, сунул главного повара мордой в тарелку. Повар, понятно, в долгу не остался. Зрелище было забавным, но, дабы не допустить смертоубийства, бойцов пришлось разнять. После этого веселье как-то не клеилось, и я выгнал всех вон.
Догорали угли в камине. В окнах уже брезжил пасмурный утренний свет. С тяжелым сердцем бродил я по пустому залу, прислушиваясь к отзвуку своих шагов. Непобедимый. Так меня будут звать. Дан Непобедимый. Император Дан Первый Непобедимый. Я пошевелил губами, произнося беззвучно это полное имя. В нем было все: могущество, слава, богатства покоренных земель, огромная держава, неприкосновенность границ, страх недругов… Но словно заноза мешала мне думать об этом легко и спокойно. Их будет двое на земле – тех, кому я никогда не смогу приказывать. Даугтер и Перегрин. И эти двое перевесят сотни верноподданных. Разве забуду я, как в ответ на благодарность за все, для меня сделанное, Перегрин удивился: «Для вас?» – и осекся, замолчал, деликатный мальчик. А хотел он сказать: я ничего не делал для вас, вы просто оказались рядом в нужный момент, по счастливой случайности подвернулись под руку. Недостающая деталь. Строительный материал. Останется Перегрин при мне или нет – он никогда не признает меня ни братом, ни другом, ни покровителем, ни императором. Кирпич я для него. Кирпич в стене.
Я сел у камина, протянув озябшие внезапно руки к остывающим углям. Мысли никак не выстраивались ни во что упорядоченное, увенчанное разумным и справедливым решением. Я вскочил и снова принялся мерить шагами зал.
– Доброе утро, Дан, – услышал я за спиной и остановился, будто налетел на стену. Я не ждал Перегрина так скоро.
Он стоял у стола – в дорожном плаще, с тощей котомкой через плечо. Сбоку из-под плаща виднелась рукоять меча.
– Вот зашел попрощаться, – сказал он. – Хочу уйти сейчас, пока все спят. Не люблю многолюдных проводов.
– Ты подумал, малыш? – спросил я.
– Да.
– И ты дашь клятву?
– Нет.
Несколько мгновений мы безмолвно смотрели друг на друга.
– Ни черта ты не подумал, – сказал я с горечью.
Он молча улыбнулся. Кажется, мысленно он уже заглядывал в колодцы Серебряного Холма, полные звезд.
– Прощай, Дан.
Я смотрел, как он уходит, и пытался найти предлог, чтобы его задержать. Предлога не было.
– Подожди! – воскликнул я. Он остановился в дверях. – Подожди. Сейчас, последнее.
Я повернулся к нему спиной и пошел к столу, где среди опрокинутых кубков и тарелок с объедками торчал воткнутый в столешницу нож.
Если бы в этот момент Перегрин выскочил из зала и бросился бежать, клянусь, я не стал бы его преследовать. И я шел медленно, втайне надеясь, что выскочит и побежит. Но он спокойно ждал, не двигаясь с места. Всей спиной ощущая его взгляд, я выдернул нож, зачем-то взвесил его на ладони, крутанул в пальцах. Перегрин ждал, и было ясно, что он не побежит. Ни за что.
– Что ж, будь по-твоему, – сказал я.
Поворот, бросок и полет ножа показались мне неизмеримо долгими. Но для Перегрина, я знаю, все было как удар молнии. Он упал, не крикнув. В три прыжка я оказался рядом. Перевернул его. Вытащил и отшвырнул нож. Лицо Перегрина было насмешливым и печальным, такого выражения я никогда не видел у мертвых.
– Это ты виноват, – сказал я, поднимая его на руки. – Ты всегда говорил мне, что с замком нужно быть осторожнее. Но сам ты осторожным не был. Ты думал, что знаешь о Даугтере все. Ты был уверен, что он не причинит вреда тебе, своему создателю. Но ты упустил главное: я – это тоже Даугтер. Ты не боялся замка, тебе и не стоило его бояться. Стоило бояться меня. Хотя бы считаться со мной… Нет, ты не мог этого не знать. Ты сам виноват, и не заставляй меня оправдываться.
Может быть, я и не говорил ничего, только думал и молча нес Перегрина, легкого, почти невесомого, по гулким коридорам и лестницам, минуя переход и потайную дверь, вниз, в подземелье главной башни.
Там было светло. Ровно настолько, чтобы не брать с собой факел. Крышка саркофага была открыта – это я тогда, давно, не успел закрыть ее. Дырчатого деревянного шара нигде не было видно.
Саркофаг оказался Перегрину точно по мерке. Поколебавшись мгновение, я вынул из ножен его меч и, как того требовали обычаи рыцарства, скрестил ладони Перегрина на рукоятке.
– Ты с честью носил этот меч, – произнес я ритуальную фразу. – Пусть он служит тебе и там, куда ты теперь отправился.
«Отвага и гордость» – сверкнуло мне в глаза в последний раз, когда я закрывал крышку. И сразу же ровный, неяркий свет, источаемый стенами подземелья, стал меркнуть. Наружу я выбирался уже в полной темноте. Правильно, подумал я с усмешкой. Представление окончено, глазеть больше не на что. Ощупью отыскав дверной проем, я поднялся по лестнице и наткнулся на Фиделина.
Он стоял у самой двери, позабыв дать мне дорогу, и неподвижно смотрел на меня снизу вверх. Губы его тряслись.
– Ты что же, сучий ты потрох, – процедил я, – шпионить вздумал?
– Я нет… Я ничего… Ничего, – прерывисто зашептал он.
Я взял его за шиворот:
– Запомни, урод: мастер Перегрин продолжил свои странствия. Он ушел на рассвете и простился только со мной.
Фиделин медленно кивнул и, жалобно сморщась, закрыл лицо руками.
– Уберешь кровь на полу в большом зале. Там лежат плащ и сумка. Сумку принесешь мне. А плащ, так и быть, дарю, ты до чужих плащей большой охотник.
В сумке Перегрина оказались: половина круглого хлеба, кожаная фляга с водой и четыре золотых, завернутых в тряпочку. Из подаренных мною драгоценностей он не взял ничего.
На самом дне я нашел какой-то клочок, похожий на обрывок чертежа, исписанный с обратной стороны мелким ровным почерком Перегрина. Я прочел. Подошел к окну, где светлее, перечитал еще раз. Налил себе вина и, стиснув в кулаке кубок, снова вгляделся в аккуратные строчки.
– Нет, – сказал я, чувствуя, как мягко поддаются под пальцами серебряные стенки кубка.
В следующую минуту я уже бежал – так быстро, как только мог, перелетая через ступеньки и выкрикивая проклятия. Понимая, что опоздал, опоздал бесповоротно, я скатился с факелом в темное подземелье и сорвал с саркофага показавшуюся мне невесомой крышку.
Там, внутри, не было ничего. То снова был бездонный колодец, наполненный густой темнотой. Я медленно склонил факел. С него сорвалась огненная капля и, ничего не осветив, пропала в глубине.
– Сам. Своими руками… – произнес я и швырнул факел вниз. Он канул, и в это самое мгновение мне показалось, что тьма глянула на меня. Беззлобно, равнодушно глянула и отвернулась.
6
Мы выехали из Даугтера после полудня. По мокрой равнине гулял ветер, теребя травы, морща мутные лужи в колеях. Похмельные парни угрюмо покачивались в седлах.
– К ночи мы должны быть у Медвежьих Камней, – сказал я Хачу.
– Шевелись, вареные, кормить вас не за что! – немедленно заорал он.
Разбрызгивая грязь, мы понеслись галопом. Хач свистел и гикал. Он мчался на настоящую войну, где королевской сволочи будет видимо-невидимо и где уже никто не помешает ему разогнать тоску-печаль и положить мерзких тварей сотни четыре, за себя и за беднягу Анча.
Я тоже свистел и гикал, чтобы отогнать ненужные мысли. Но строчки письма, пепел которого остался в камине Даугтера, снова и снова возникали у меня в памяти.
«Если это послание попало к тебе, значит, ты сделал то, что сделал, и мы не увидимся больше. Ты еще не знаешь, что именно совершил, поэтому, прошу, дочитай до конца.
Истинный замок стоит на зыбкой границе света и тьмы – так говорил мой учитель. Он в равной степени обладает силой добра и силой зла. Он играет, удерживая их неустойчивое равновесие. В игру принимается все, что есть на свете: земные и небесные стихии, люди с их мыслями и поступками, пространство и все находящиеся в нем вещи, время и безвременье.
Ты был прав, когда назвал меня братом. Мы действительно братья, таковы условия игры. Без тебя Даугтер мертв. Но есть еще одна недостающая деталь. Это я.
Без меня он начал превращаться в некое подобие заурядного земного государя – ему вдруг понадобились земли и подданные, армия и завоевательные походы. Он подарил тебе отвагу, неслыханную силу и, возможно, бессмертие. И ты ринулся исполнять его волю в полной уверенности, что исполняешь свою. Но у тебя уже не было своей воли, своих желаний. Ты стал оружием, послушным и беспощадным, как меч в умелой руке.
Все, что нужно мне сделать, чтобы остановить это, – занять предназначенное мне место. Ты знаешь где. И ты мне поможешь. Вернее, уже помог, если читаешь это письмо. Теперь, надеюсь, Даугтер – самое совершенное творение из всех существующих. И ты никогда больше не будешь рабом своенравного каменного чудовища, именуемого замком. Правда, великим завоевателем и властелином империи ты тоже не будешь никогда…»
Я оглянулся. Холм Даугтера еще виднелся вдали. До Изсоура пять дней пути, надо спешить. А там… Кто знает.
Горизонт затуманился. С севера шла белесая стена дождя.
Алый Дракон и Серебряная Башня
1
Осталось только миновать лес и пшеничные поля, чтобы увидеть на холме, у излучины реки, далекие резные башни. Юрги видел их много раз и знал, что город, как всегда, окажется красивее, чем ожидаешь. Этим город напоминал свою хозяйку – Юрги помнил ее лицо до мельчайших подробностей, но стоило ему взглянуть на нее после недолгой разлуки, он снова переживал легкое потрясение, лишавшее его красноречия. Огра была первой красавицей клана Пламенной Чаши, Юрги вез ей семь небывало крупных рубинов, оправленных в золото. Вообще-то их полагалось бы вручить ей в день свадьбы. Но в их предыдущую встречу Огра горестно призналась, что не обнаружила в шкатулке прежних его подарков. Это были древние украшения, секрет изготовления которых теперь утрачен, но главное – это были его, Юрги, дары, и она плакала все утро. Юрги клятвенно обещал ей найти и наказать вора, но она качала головой, повторяя странные слова:
«Они не украдены. Если бы они где-нибудь были, я бы чувствовала. Их просто нет. Нет нигде».
«Рядом с твоей красотой драгоценности предков – все равно что осенние листья, – сказал тогда Юрги. – Не жалей. А вора я все равно найду».
Юрги принадлежал к могущественному клану, чьи владения простирались от побережья до гор на севере. Его предки называли себя Владеющими Миром, символом их власти была башня из серебра, возвышающаяся среди холмов у моря. Владения Пламенной Чаши примыкали к землям Серебряной башни с востока, и Юрги давно привык думать, что Огра когда-нибудь станет его женой. Но полгода назад он вдруг увидел ее по-новому и понял, что ему небывало, сказочно повезло. Пожалуй, сейчас он был счастлив.
Он с удовольствием озирал окрестности: древние каменные развалины, вросшие в землю, ручей среди яркой травы, пронизанный светом лес, танец солнечных пятен на дороге. Быстрые облака в просветах между кронами, шум ветра и галдящие птицы, которым можно вторить веселым свистом…
Внезапно из-за камней и зарослей донеслись голоса, отчетливо послышалось хриплое: «Слева заходи, слева!» Юрги выехал на открытое место и увидел пятерых вооруженных людей – по виду одичавших дезертиров какого-то войска, с темными кожаными масками на лицах. Форма их мечей показалась Юрги знакомой, но вспоминать не было времени. Разбойники подступали к высокому человеку, прижавшемуся спиной к полуразрушенной стене. В руке у него посверкивал меч, и это пока держало нападавших на расстоянии.
Скатившись с седла, Юрги выхватил Ясный и с криком: «Держитесь, сударь!» – понесся к ним, перепрыгивая через бурьян и замшелые камни. На него отвлекся только один, прорычав: «Куда суешься, щенок!» Увернувшись от выпада, Юрги понял, что разбойник сумел-таки зацепить его плечо. Рука почему-то сразу онемела до кончиков пальцев, Юрги перехватил меч левой. Разбойник рубился на удивление лихо, и Юрги спасало только проворство, с которым он уворачивался и отступал. Наконец он очутился на маленькой солнечной полянке, заросшей одуванчиками и окруженной с трех сторон стеной. Его противник, увидев, что Юрги не уйти, остановился с выжидающим видом.
– Ну давай, подходи, трус, – поманил его Юрги, и вдруг поляна слегка покачнулась под ногами. Юрги оперся спиной о стену, ощущая внезапную безнадежную усталость. Собственный меч показался ему тяжелым, сопротивление – бессмысленным. Он потряс головой, пытаясь прогнать морок, и попытался снова принять боевую стойку.
– Не дергайся, княжич. Щас отдохнешь маленько, – глухо сказал разбойник из-под маски. – Знал бы ты, куда сунулся…
Не успел Юрги удивиться тому, что бандит знает его в лицо, как тот быстро оглянулся и, отпрянув, бросился прочь. Рыцарь догнал его у пролома в стене, где начинались спасительные заросли. Увидев два точных, скупых движения, которыми рыцарь завершил поединок, Юрги слегка приоткрыл рот.
«Если бы такой фехтовальщик жил где-то в наших владениях, я бы его знал, – промелькнуло у него в голове. – Все его знали бы, а Итиль Ярый, учивший меня фехтованию, пожалуй, сам попросился бы в ученики».
– Благодарю за помощь. – Легкий кивок и голос рыцаря вывели Юрги из оцепенения.
– Это я должен благодарить…
Сорвав маску с убитого бандита, он убедился, что этого человека никогда прежде не видел. Не было ни знаков на одежде, ни орнамента на оружии – ничего, что указывало бы на принадлежность к чьей-то дружине или клану.
– Я Юрги, сын Войре, которого еще называют Мерцающий Лед, – обернулся он к рыцарю. – Эти земли принадлежат моему отцу. Рассказывайте, что случилось.
– Мое имя Эррс, я иду из столицы. Рассказывать нечего – вы не упустили ничего из того, что здесь произошло.
Ему было около тридцати, небольшой твердый акцент, серые глаза и пепельные волосы выдавали уроженца Западных Равнин. Акцент был едва уловимым, только имя прозвучало непривычно для слуха. Так мог свистеть ветер. Или крылья в ветре. Подобных наречий Юрги никогда не слышал.
– Кто эти люди? – Юрги говорил резко и отрывисто, стараясь не показать, что задыхается и едва держится на ногах.
– Они не представились.
– Почему напали?
– Они не сочли нужным объяснить.
Юрги нахмурился – было ясно, что это всего лишь отговорки для чужака, лезущего не в свое дело.
– Я хозяин этих земель и должен знать, что здесь про… исходит…
Язык отказался повиноваться, мир потемнел и беззвучно обрушился внутрь себя.
…Вынырнув из темноты, Юрги некоторое время неподвижно смотрел в небо. Его голову приподняли и подсунули под затылок что-то мягкое. Издалека, словно сквозь воду, доносился голос. Юрги пришлось приложить усилие, чтобы разобрать слова – Эррс витиевато ругался по-карзасски.
Тело не слушалось и по ощущениям напоминало жидкий кисель. Юрги казалось, что оно вот-вот стечет в землю. Эррс, не переставая сыпать тихими мелодичными проклятиями, рылся в котомке.
– Держи. Не глотай сразу. – Юрги ощутил на языке шершавый, сладковатый шарик. – Это противоядие. Эти герои, по обыкновению, смазывают свои клинки какой-нибудь гадостью. Тебе повезло: ацера – зелье малоприятное, но несмертельное.
Юрги зажмурился. Рассыпавшиеся мысли складывались одна с другой. Ацеру применяли охотники, если хотели захватить дракона живым. Дракона или Алого. Но так было раньше, а сейчас, в спокойные времена, в самом центре обитаемых земель о драконах только сказки детям рассказывают, охотники – такая же редкость, как какие-нибудь колдуны, а об Алых уже лет десять никто не слышал…
Юрги покосился на Эррса, который быстро и умело накладывал повязку. Гадать, Алый это или обычный человек, он бы ни за что не взялся. Охотников обучали этому чуть не с рождения.
Эррс ободряюще подмигнул Юрги и уселся неподалеку, прислонившись спиной к стволу.
Нет, все-таки человек, облегченно подумал Юрги. Алый просто ушел бы, вернее, сначала добил бы меня, а потом ушел. Человек. Чужестранец, благородный воин, у которого в походной сумке всегда наготове противоядие от ацеры… Почему бы и нет, кто их разберет, иноземцев… Позвать в гости – я просто обязан это сделать, он мне жизнь спас, – а там видно будет…
Мысли снова рассыпались, осталось только яркое небо и пара ласточек, стремительно вычерчивающих в вышине одним им понятные иероглифы.
Прикрыв глаза, он терпеливо ждал. Наконец попробовал пошевелить пальцами, и это ему удалось. Слегка повернув голову, он еще раз рассмотрел рыцаря. Без сомнения, человек, но лучше услышать об этом от него самого.
– Сударь, – язык немного заплетался, но голос звучал вполне твердо, – не хочу оскорблять вас подозрением… Прошу, поймите правильно… Поклянитесь, что вы не принадлежите к ордену Алого Дракона.
– О, вы подаете голос, отлично, – отозвался тот. – Скоро сможете двигаться.
– Я жду ответа, сударь.
Эррс жевал травинку и глядел вдаль, всем своим видом показывая, что Юрги выбрал неудачную тему для разговора.
– Молчишь… – Юрги коротко перевел дыхание, – …оборотень.
– Оборотней не бывает, – невозмутимо сообщил Эррс. – Людей трудно убедить в этом, да я и не стал бы – ради собственной безопасности. Сам посуди, эти герои вычислили меня еще в столичной таверне, но тем не менее брать решились только здесь, в безлюдном месте. Ведь, обернись я огнедышащим ящером, пусть и небольшим, неминуемо спалил бы полгорода. Однако там они могли рассчитывать на успех, здесь же – сам видишь… Опять-таки предубеждение, что стрелы нас не берут и надо действовать только мечами. Прекрасный пример того, как люди становятся жертвой собственных суеверий.
Юрги молчал, стиснув зубы. «Алый. Алый. Алый», – билось в голове. Единственное, что подобало сделать вслед за этой мыслью – броситься в атаку, но именно так он и не мог поступить.
Юрги представил, как долго выслеживали эту осторожную и коварную тварь. Алого невозможно застать врасплох, трудно выманить в удобное место. Впятером у охотников был неплохой шанс, если бы не проезжавший мимо дурень, помешанный на справедливости… Я же видел раньше такие мечи, особая форма, особый сплав, ими можно рубить и доспехи, и драконью шкуру… Как же я не догадался… Увидел только – один против пятерых, и больше ничего…
– Я не успел поинтересоваться у них, кому я понадобился. – В голосе Эррса прозвучала легкая усмешка.
Живой Алый мог понадобиться разве что сумасшедшему. Давно прошли времена, когда на рыцарей Алого Дракона устраивали великие облавы, пытаясь склонить захваченных к послушанию и сотрудничеству. Сейчас каждый благородный воин с детства знал: встретишь Алого – убей. Сами Алые никого не щадили и не брали пленных.
– Впрочем, у меня есть одно предположение, – продолжал рассуждать Эррс. – Двенадцать лет назад – мне было примерно столько же, сколько тебе сейчас, – я проиграл поединок искусному воину из вашего клана. Похоже, он жалеет, что отпустил меня тогда. Надо бы исправить ошибку, но найти меня трудно, а рыскать по лесам-горам за колдунами и оборотнями не княжеское дело.
– Что-о?!
Эррс, увидев как встрепенулся Юрги, кивнул:
– Вставай. У тебя получится.
Юрги перекатился на бок, тяжело поднялся. Колени подогнулись, он осел на землю, весь в испарине, с колотящимся сердцем.
– На редкость быстро восстанавливаешься. Пожалуй, уже можно оставить тебя одного. – Рыцарь явно собрался прощаться, но Юрги яростно выдохнул:
– Не смей уходить, не сразившись со мной!
Он отыскивал глазами в траве меч охотника, Эррс наблюдал за ним с интересом.
– Хочу предупредить: ацера в сочетании с противоядием дает чувство небывалого бесстрашия. И склонность переоценивать свои возможности.
– Испытал на себе?
Эррс только усмехнулся в ответ.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Юрги не двигался, боясь спугнуть возвращавшуюся силу.
Рыцарь беззаконного ордена и не думал готовиться к поединку. Сидел в расслабленной позе – рука на согнутом колене – и слегка щурился от света, то и дело падавшего на его лицо сквозь листву.
Юрги резко (и, как он полагал, внезапно) бросился вперед, подхватывая тяжелый изогнутый меч и пружиной разворачиваясь навстречу противнику, но Эррс двигался быстрее, намного быстрее, чем можно было ожидать. Он легко ушел от удара, и в следующее мгновение меч вылетел из руки Юрги так, что хрустнуло запястье. Свистнул воздух, Юрги скосил глаза на блестящее лезвие, остановившееся у его горла. Он не уследил, когда оно появилось.
Эррс не спеша вложил меч в ножны, поднял с земли сумку.
– Возможно, я вскоре об этом пожалею, подобно твоему отцу. Но у меня есть маленькая надежда. Вот такая, с ноготь величиной.
– Надежда на что? – сипло спросил Юрги.
– На лучшее.
Юрги остался стоять среди одуванчиков и стрекоз, глядя, как Эррс минует развалины и скрывается там, где на стволах деревьев и на траве неутомимо танцуют переменчивые узоры света и тени.
