Текст книги "Королевская книга"
Автор книги: Наталия Сова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
4
Арника сидела в комнате Таора и слушала звуки опустевшего, усталого дома, отвыкшего от гостей. Сами собой легонько потрескивали лестница и темные половицы, потревоженные тяжестью шагов. Сквозняк длинными лентами вытаскивал сквозь щели наружу чужие запахи, и каждый запах шелестел при этом по-своему. Возился в кладовке Закаморник, которого Арника забыла покормить. Только в комнате Таора стояла тишина, и, ни разу не дрогнув, догорали свечи. Арника старалась не шевелиться, чтобы лишний раз не чувствовать прикосновение неподвижного воздуха, насыщенного болью.
Появилась Выуявь, почему-то в новом расписном платке на плечах. Первым делом она подошла к заплаканной Арнике, молча ее обняла и некоторое время держала.
– Бедная деточка, – прошептала она. – Не плачь – все ж таки не разбойнику досталась. Благородному господину, благородней некуда. Но каков государь-то… Это ж как изголодаться надо, чтоб деревенской дурочкой не побрезговать.
Каждое слово в отдельности было понятно, однако сложить их вместе и уяснить смысл Арника не смогла.
Выуявь взглянула на нее с тем многозначительным вниманием, которое Арника уже видела во взгляде Мзымвика, и добавила:
– У нас остались тут двое… Один, здоровенный, наверняка по полведра в день жрет и шесть раз в ночь любить может. Второй весь оружием увешан, даром что мальчишка. А глаза бешеные у обоих… Антарцы все бешеные.
Произнося последние слова, Выуявь случайно глянула в сторону двери и присела от неожиданности. Там, чуть пригнувшись, чтобы не задеть головой притолоку, возвышался будто из-под земли возникший огромный детина с растрепанными черными кудрями. Сделав беззвучный кошачий шаг, он приложил ладонь к груди, где на кожаной рубахе отчетливо отпечатались кольца кольчуги, и сказал с сильным акцентом:
– Я Иарен. Если нужно, я помощь.
Его голос заполнил комнату до краев. Самое красивое, когда говорят так, что слова только немного похожи сами на себя, подумала Арника.
Выуявь быстро опомнилась и ответила бойко:
– Пока не надо помогать, все хорошо пока. Да вы, господин, посмотрите сами.
Выуявь поспешно придвинула и вытерла передником табурет.
– Ресницы у него трепещут, видите, господин? – шепнула она. – Это хороший знак, это значит, он сражается, не поддается демонам беспамятства. И еще, послушайте, господин, как он дышит. Это значит, он берет силу от земли и воздуха. И жар у него не очень большой, какой нужен, чтобы переплавить болезнь, кровь очистить, но в лихорадке не сгореть. Сильный человек, с такими ранами справляется…
– Очень сильный, – вполголоса подтвердил Иарен.
– Ох, только не сглазить бы. Я думаю вот что…
Выуявь придвинулась к Иарену вплотную и зашептала тихо, с короткими придыханиями. Ее шепот щекоткой отозвался внутри у Арники, заставив приоткрыть губы.
– Симзуть, иди посуду помой, – неприязненно сказала Выуявь через плечо. – Нечего тут…
На крыльце сидел давешний черноглазый мальчик и полировал мягкой тряпочкой без того зеркальный клинок. Рядом в богато украшенных ножнах лежал второй меч, о который Арника споткнулась, выйдя с ведром помоев. Мальчик метнул на нее испепеляющий взгляд, но промолчал. Возвращаясь обратно, она увидела, как он вышел на середину двора и собрался танцевать, – по крайней мере, так показалось: встал в красивую позу, крутанул мечами раз, другой, и они зашелестели, сливаясь с ветром и становясь ветром. Мальчик, окруженный серым мерцающим вихрем, отрешенно глядел вдаль, и на его лице медленно проступала улыбка, холодная и яркая. Нельзя так улыбаться, встревожилась Арника, смерть летит на такую улыбку как черная бабочка на огонек. И тут же увидела ее – смерть, что плясала, крутясь и присвистывая, между клинками. Мальчик, несомненно, тоже видел ее, он соразмерял с ее полетом свои движения, пока мечи и смерть не слились в одно целое. И тогда произошло то, чему Арника не знала названия. Смерть явила собой третий меч, вспорола дневной свет словно холст и вывернула его края. Все вокруг стало блеклым и полупрозрачным, отовсюду жадно глядела тьма, что скрывается внутри каждого солнечного дня.
Арника бросила ведро, заслонилась рукавами и бросилась в дом. На крыльце столкнулась с Иареном и, съежившись, уткнулась ему в грудь.
– Не надо бояться, – добродушно пророкотал Иарен. – Бояться не надо. Ратн прирожденный воин, очень опасный воин – смерть охотно приходит танцевать с его мечами. Но он еще не был в настоящих сражениях. Еще никого не убил. Его сталь не знает вкуса крови. Не надо бояться. Ратн не сделает зла…
Он неловко погладил ее по волосам. Она вывернулась из-под его руки и, понурясь, побрела на кухню.
К вечеру ей пришлось занять место Выуяви у постели Таора. Иарена сменил Ратн – уселся на пороге и по-хозяйски уперся ногой в косяк, давая понять, что никто не войдет и не выйдет без его разрешения.
Арника сидела на полу, прислонившись к кровати, и разглядывала трещины в деревянном полу. Почему-то никак не удавалось перестать думать о Терне и о том, что самое большое счастье – еще раз его увидеть и сделать так, чтобы он не притворялся больше, будто Арники нет на свете. Рядом с Терном я была как бы не я, а намного лучше, размышляла Арника. Когда я одновременно и я, и он, это ведь гораздо лучше, чем только я одна. Но так вышло, что из-за этого я не согласилась поехать с ним, теперь я знаю, то была его гордость, когда я ответила отказом, его гордость я приняла за свою собственную и сказала «нет», потому что… просто сказала, и все. А сейчас я бы пешком пошла за ним, бегом бы побежала. Не отстала даже если бы он гнал меня прочь, потому что теперь я – это снова только я, и никакой королевской гордости у меня в помине нет…
Она принялась рассматривать Ратна. Все антарцы чем-то похожи, вот и кажется, что у Ратна такие же, как у Терна, руки и волосы, такой же горделивый поворот головы и такой же разлет бровей – будто птица взмахнула крыльями…
Ратн фыркнул и отвернулся.
…и имена их созвучны, это тоже дает сходство. Арника с наслаждением перекатывала на языке «Терн, Ратн, Терн…» словно терпкие леденцы.
За этой игрой она совсем забыла о Таоре, будто ненадолго покинула комнату с узорчатыми занавесями и воздухом, пропитанным болью, а когда вернулась, что-то уже было не так в этом воздухе, произошла какая-то перемена, за которой Арника не успела уследить. Было очень тихо. Склонясь к Таору, Арника не ощутила жара, каким прежде пылало его лицо, и едва смогла уловить губами его дыхание. Черты его стали тоньше, неподвижные тени ресниц – темнее и длиннее. Арника всплеснула руками.
– Что такое? – встрепенулся Ратн.
Он сдался, вот что это такое, подумала Арника. Это я виновата, я все время должна была находиться возле него – не просто сидеть рядом, но быть с ним мыслями и сердцем, и я не сумела этого сделать, не сумела удержаться…
Ратн перевел черные блестящие глаза с Таора на Арнику и сказал уверенно:
– Он спит. Просто спит.
Ты не понимаешь, во сне человек не уходит так далеко, во сне человек остается здесь – имя его можно легко угадать. А Таор почти уже не здесь. Его пространство заполнено болью, не имеющей имени. Это непохоже на смерть, пляшущую между мечами, поэтому тебе кажется, что это просто сон… Боль прибывает, похожая на темную воду, а он уступает ей все больше и больше пространства внутри себя… Если ничего не сделать, Таор уйдет совсем. То есть умрет.
Ратн быстро наклонился над раненым и тут же стремглав вылетел за дверь с криком:
– Хозяйка! Эй, хозяйка!
Если боль похожа на воду, ее можно вычерпать, подумала Арника. Я возьму половину ее себе, и у Таора появится место, куда можно вернуться. И надо быстрее, пока Ратн не привел Выуявь, пока не помешали…
Арника прикоснулась к пальцам Таора и стала тщательно вспоминать, как исчезает преграда между ней и другим человеком.
Темнота хлынула в нее, звуки дома оборвались, сердце пропустило один удар, а в следующее мгновение Арника почувствовала под щекой пыльный дощатый пол. С трудом поднявшись, она помотала головой и, держась за стены, побрела вон.
Ратн за руку тащил по лестнице заспанную Выуявь, крича: «Удержи его, знахарка, удержи, я тебя очень прошу, удержи!» – а Выуявь растерянно бормотала, пыталась поправить волосы: «Помилуйте, юноша, чего не умею, того не умею. Да и не принято у нас это – человека на тот свет не отпускать».
Арника посторонилась, пропуская их.
Будто осенние облака заполнили дом и двор – холодный туман застлал все вокруг. Выйдя за ворота. Арника легла на дорогу и стала ждать, когда боль и темнота, переполняющие ее, стекут в землю. Не дождавшись, поднялась, раскинула руки, ледяной ветер пронизал ее, подхватил волосы и одежду, но боль осталась.
Я зачерпнула слишком много, требуется особое уменье, чтобы от этого избавиться, но у меня этого уменья нет, думала Арника, и никто не поможет. Она брела без дороги, и не узнавали ее ни земля, ни деревья, ни ветер.
Но открылась перед ней река Твомра – широкая, медленная, в один цвет с пасмурным небом. Твомра выручит, обрадовалась Арника, она же все понимает и помогает всем неизменно: принимает в себя и качает-утешает, избавляет-залечивает. Уносит далеко-далеко и навсегда. Но это все ничего. Жаль только, Терна больше не увижу…
Съехав вниз по глинистому склону, она зашла в воду по щиколотку.
– Прошу прощения, – раздался чей-то голос. – Но мне кажется, для купания сейчас слишком свежо.
«Молчи», – отмахнулась Арника и сделала еще один шаг. В этот момент ее крепко обхватили сзади.
– Тысяча ангелов! Сумасшедшая девочка, разве так можно…
Боль и тьма ушли разом, не оставив по себе памяти. Арника сделалась прозрачной и невесомой и с нетерпением ждала, когда ослабнут объятия, чтобы взлететь. Но ее сжимали все сильнее, пока она не ощутила землю под ногами. Вокруг было светло и тихо.
Незнакомец повернул ее к себе и, чуть отстранившись, посмотрел в глаза.
Было странно, что он назвал Арнику девочкой – он выглядел моложе. Нет, это только его улыбка моложе моей, подумала Арника, он давно возмужал, а улыбка осталась такой, как была у него в детстве. Хотя о людях с Порубежья ничего толком нельзя сказать, этот – точно ровесник мне, а имя его Горностай, не будь я Арникой… Ох и худо будет ему, столько боли у меня взял…
– Не беспокойся. Я долго смогу брать чужую боль – пока мои глаза не станут черными, – ответил он.
Цвет глаз у него был как северный край неба в летние сумерки – зеленоватый с серым. И весь он был летний, светлый, пахнущий теплой землей и нездешним лесом. Волосы, выбеленные солнцем, загар на скуластом лице и сияющая улыбка. И откуда взяться здесь такому, подумала Арника, не пешком же он пришел.
– Именно пешком, – подтвердил он. – Давай поторопимся, скоро начнет смеркаться.
Они шли вдоль берега, новый знакомец непринужденно болтал:
– Меня зовут Оэлларо Таллеарт – мало кто может запомнить, из запомнивших мало кто может выговорить, поэтому меня прозвали Горностаем, в честь зверя, изображенного на нашем фамильном гербе. Единственное напоминание о моем благородном происхождении. Монахам полагается искоренять память о своем мирском прошлом, но разве искоренишь, когда сто раз на дню окликают… Это твой дом? И никакого другого жилья поблизости? Унылые места, но что-то в них есть. Такая тонкая, красивая тоска…
В потемках высокое строение постоялого двора выглядело заброшенным, и странно было чувствовать доносящийся от него теплый запах печного дыма. Арника постучала в запертые ворота.
– Не услышат, – покачал головой Горностай. – Ты лучше вызови кого-нибудь. Загляни в дом мысленно, посмотри, кто там может выйти, и поторопи его.
Арника заморгала.
– Ну хорошо, я сам…
Через некоторое время за воротами послышались шаги и голос Иарена:
– Кто такой, зачем здесь?
– Я монах из Эльта, по прозвищу Горностай, иду разговаривать с Богом. Здесь еще девочка, которую вы искали.
Арника по привычке прислушалась к скрипу открываемых ворот и поняла, что воротам входящий понравился, мало того – они обрадовались его появлению. Такое бывало очень, очень редко.
– Я искал тебя, только что вернулся, – говорил Иарен Арнике, а сам, высоко держа фонарь, быстро и внимательно обыскивал глазами Горностая.
– Оружие я отдам тебе на хранение, – спокойно промолвил тот и принялся отстегивать меч.
Но, даже приняв его из рук Горностая, Иарен бдительности не ослабил.
– Ярень, кто там? – крикнула из приоткрытой двери Выуявь.
– Она вернулась. И с ней странный, – отозвался Иарен, не спуская глаз с гостя.
– Что ли, странник? Кого там врок принес?
Горностай повторил, кто он такой и куда идет, вежливо осведомился о ночлеге, получил решительный отказ и, ничуть не смутясь, добавил:
– Платить мне нечем, но я могу отработать. Может быть, вам нужны услуги лекаря?
– Нам, слава богу, нет, – мрачно ответила Выуявь, подумала и добавила: – Заходи.
В полумраке дома пахло жареной кислой капустой и ржаными лепешками. Переступив порог, Горностай огляделся и сказал: «Вечер добрый» – огню в камине, темноте на галерее и Закаморнику далеко в кладовке.
– Ладно, если добрый, а ну как не очень? – проворчала Выуявь.
Арника старалась держаться от нее подальше – затрещину можно было получить в любой момент.
Горностай вдруг замер на месте, будто прислушался к пространству всем телом. Не успела Выуявь буркнуть: «Ну чего встал?» – он по-звериному метнулся к лестнице, что вела в гостевые комнаты.
Иарен ринулся за ним, но пока под огромным антарцем тяжко скрипели ступени, Горностай нырнул в темноту и безошибочно нашел дверь – раздался гортанный возглас Ратна и короткий стальной лязг. Выуявь охнула. Спотыкаясь, Арника взбежала наверх и застала такую картину: Иарен, настигший наконец и жестоко скрутивший гостя, отрывисто вопрошал: «Куда заторопился? Зачем? Говори!» В освещенном проеме двери стоял Ратн, и клинки в его руках гудели как далекая вьюга.
– Извините, – сдавленно молвил Горностай.
– Извиняться не надо. Надо отвечать, – сказал Иарен.
Но внезапно из глубины комнаты – Ратн даже повел от неожиданности мечами в ту сторону – раздался голос Таора:
– Оэлларо…
У Арники мурашки волной прошли по коже – голос был исчезающе тихий и неодолимо сильный, проникающий, как у тех, кто поет ночами в кронах деревьев и забирает пением память.
Горностай поднял голову и таким же нездешним, в оторопь вгоняющим голосом отозвался:
– Учитель…
Руки Иарена разжались. Выпрямившись, Горностай легким движением отодвинул с дороги Ратна с его мечами, словно тот был дверной занавесью.
– Учитель, – повторил он, вступая в комнату.
Таор был в полном сознании. Они с Горностаем поприветствовали друг друга на незнакомом певучем наречии, а после Таор заметил Арнику и в отчаянии прошептал:
– Ты осталась. О господи, еще и это…
– Она осталась весьма кстати, – Горностай блеснул улыбкой. – Да будет известно вам, учитель, я катастрофически не успевал сюда добраться, и, если бы не эта девочка, сейчас все было бы кончено. У нее недюжинный целительский талант.
Арника села на пол у кровати и взяла Таора за руку. Он прикрыл глаза и шепнул:
– Благодарю…
Удивленные Ратн с Иареном смотрели то на нее, то друг на друга. А между монахом с Порубежья и королевским советником продолжался до крайности странный разговор:
– Как ты нашел меня?
– Направление Шесть-Вэ, Коридор Двадцать Четыре, Точка Семь. Тут и искать нечего. Центр переполошился – линия Таора Арнета дает очень слабый сигнал, почти фон, такое бывает, только если человек находится в коме! Я выдвинул было версию, что вы всего-навсего в глубокой медитации, но вы знаете, как магистр Ойраш реагирует на неуместные шутки…
– Что ты делал в Центре?
– Знаю, о чем вы подумали, но, извините, учитель, при всем уважении работать у вас я не буду никогда. Мне нужен был Ойраш по сугубо личному делу. Но довольно обо мне. Я вижу, вас угораздило, причем основательно. И у меня есть предположение, кто мог вам устроить такое.
Таор ответил утвердительным движением век.
– Яс-сно. – Горностай сузил глаза. – На этот раз она зашла слишком далеко.
– Я сам виноват… – еле слышно ответил Таор.
– Что-о?
– Нет оружия более сильного, чем жажда разрушения, происходящая от отчаяния. Я должен был поговорить с ней… она меня об этом просила. Я не захотел…
– Учитель, не возводите на себя напраслину – сейчас окажется, как всегда, что вы один в ответе за все и за всех. Расследованием займутся потом. Я убедил магистра Ойраша, что сумею завершить ваше задание.
Таор улыбнулся слабо и печально.
– Ага, ага, знаю, о чем вы думаете. «Он провалит миссию окончательно», или… что вы там еще думаете?
– Я успел дать несколько советов, весьма бессвязных, государю Терну – и только. Арника не с ним. В одиночку он не справится. Они выехали сегодня утром, завтра к полудню будут уже в Риоре. Вам их не догнать.
– Учитель… – покачал головой Горностай с мягкой укоризной, – как вы думаете, для чего Господом нам даны Коридоры?
Таор воззрился на него:
– Ты поведешь ее по Коридорам?
– А почему бы и нет? Она девушка открытая и восприимчивая, рассудок ее уцелеет при встрече с неведомым. Правда, Арника?
Арника не знала, правда или нет. Странно, думала она, никогда такого не было – из речи на родном языке не понимаю совсем-совсем ничего. Наверное, я и правда полоумная.
Однако по лицам Ратна и Иарена было видно – они тоже не понимают ровным счетом ничего.
– Ты знаешь правила Центра! – Голос Таора отвердел. – Никаких посторонних в Коридорах!
– И это одна из причин, по которым я никогда не стану работать в штате, – перебил Горностай. – Послушайте, как гениально все получается – мы переходим в Точку Восемь – это Риор, там я хватаю короля со свитой и перевожу в Точку Десять – это Даугтер. Оп-ля! На все уходит не больше суток, все счастливы.
– Это запрещено! – Таор резко приподнялся и тут же, зажмурясь и стиснув зубы, осел на подушки.
– Невелика беда – по Коридорам пройдет несколько рыцарей, – не унимался Горностай. – Хорошо, я не буду брать их всех, так – пару-тройку. Вот увидите, этого никто не заметит. Почти никто.
Таор молчал. Разочарованный Горностай выпрямился и сказал официальным тоном:
– Учитель, это единственный способ спасти проект, но, если вы его не одобряете, я просто возвращаюсь и начинаю за вас мстить. То есть провожу собственное расследование, хотел я сказать.
– Еще чего! Ни в какие расследования, ни в какие конфликты между Клубом и Центром не суйся. Проведешь Арнику и государя в Точку Десять – и довольно с тебя.
– Так вы меня благословляете, учитель? – Горностай снова подался вперед. – Подчеркиваю – благословение мне нужно единственно для внутренней поддержки, магистр о нем не узнает. Для него вы, как и прежде, останетесь блюстителем инструкций, образцовым даймоном и безупречным офицером…
– Благоволите заткнуться, помощник шестого ранга, – в тон ему ответил Таор и добавил совсем другим голосом: – Преклони колено.
Таор легко коснулся ладонью Горностаевой растрепанной макушки, и тот издал тихий ликующий возглас. Таор прикрыл глаза – было видно, что разговор отнимает у него много сил.
– У Терна высокая концентрация внутреннего огня. Сила огромная, разрушительная, которую, к счастью, он использовал только однажды. В Точке Десять она понадобится ему снова. Напомни ему о битве у Ощеренной Пасти, попроси вспомнить до мельчайших подробностей – что он делал, в каком состоянии был. Точно в таком же состоянии он должен прочитать страницу с текстом заклятья, стоя в определенном месте Точки Десять – он знает где, на карте обозначено. И рядом должна быть Арника. Стоять рядом и читать вместе с ним.
– А она умеет? – с сомнением сказал Горностай.
– Рядом с Терном – сумеет. Еще там будет автор, который одновременно будет писать о том, что происходит. Вернее, что должно происходить. А происходить должно следующее: каждая прочитанная строчка будет исчезать.
Горностай недоверчиво покачал головой.
– Когда все закончится, оставите книгу там и разойдетесь. Точку запечатаешь.
Горностай отвел Арнику в сторонку и тихо зашептал в ухо, что на рассвете они отправляются догонять Терна и что это тайна. Арника прижала одну ладошку ко рту, а другую к груди, чтобы сердце ненароком не выпрыгнуло.
Вошла Выуявь, неся на вытянутых руках чашку с отваром. Ворча на гостя, который вконец утомил больного, и на остальных, которым делать нечего, только глазеть, она осторожно приподняла голову Таора и поднесла чашку к его губам.
– Уходим, уходим, – отозвался Горностай, увлекая за собой Арнику.
За ужином он торопился, но не оттого, что был голоден. Спешно орудуя ложкой, он опустошил тарелку с жареной кислой капустой и принялся расспрашивать Мзымвика, какой дорогой лучше всего добираться до Иволинского холма и сколько времени это займет, если бежать со всех ног. Мзымвик отвечал неохотно, глядя в тарелку, что бегать до Иволина – он никогда не бегал и ничего об этом не знает, а дорога одна, и, если с нее никуда не сворачивать, попадешь куда надо.
– Куда это ты заспешил? – поинтересовалась Выуявь.
– У меня есть время до утра, чтобы добраться до Иволина и вернуться. – Он сунул напоследок в рот огромный ломоть хлеба.
– Ночью? – ахнула Выуявь. – И не опасаешься?
Горностай с набитым ртом только покрутил головой.
– А зачем тебе? Там добрым людям и днем-то делать нечего. Развалины одни да нечисть.
– Уважаемая моя, – проникновенно сказал Горностай, жуя, – я буду вам очень благодарен, если вы укротите свое любопытство.
– Ишь… – обиженная Выуявь не нашла что ответить на столь изысканную речь.
– За ночь тебе не обернуться, – холодно сказал Ратн. – Возьми моего коня. Если ты, конечно, не давал обета путешествовать только пешком.
Поблагодарив, Горностай ответил, что старается по возможности обетов никаких не давать.
Затем он попросил у Мзымвика старый фонарь и, подмигнув на прощание Арнике, канул в ночь.
– Такие вот теперь странники, – подвела итог Выуявь. – Снаружи вроде монах. А видели, как девке подмигнул? А разговор его? А глаза бесстыжие? И при оружии он опять же. Я здесь столько народу перевидала и знаю – не бывает вооруженных монахов.
– Сейчас все бывает, – отозвался Мзымвик.
– Он не монах, – сказал Ратн уверенно. – Монаху я ни за что не доверил бы своего коня.
– Сильно подозрительно мне это все, – покачала головой Выуявь.
– Каждый странник выбирает себе то обличье, в котором ему удобней странствовать, только и всего, – пожал плечом Ратн.
– А главное-то – что, скажите на милость, ему на ночь глядя в Иволине понадобилось?
– Что понадобилось, то понадобилось, – окоротил жену Мзымвик. – Вина принеси.
– А то мало тебе! – взвилась она. – Всю прошлую ночь с гостями пил, теперь гости уж отказываются, а ему все подавай!
– Мы на службе, – пророкотал Иарен, – а он дома.
Но Мзымвик уже оттолкнул миску, шарахнул ложкой о стол и ушел к себе.
– Нехорошо, – тихо сказал Иарен.
Выуявь заулыбалась, отшучиваясь: мол, здесь у нас север, все иначе, чем у вас на юге, – здесь мужиков держать надо крепко, чтоб не расклеились.
– У вас бывает снег, – ответил на это Иарен. – Я видел снег в предгорьях Порубежья, держал его в руках. Сильно сожмешь кулак – он становится водой и протекает между пальцами. Открываешь руку – а там уже ничего нет.
Выуявь неуверенно хмыкнула и на всякий случай снова улыбнулась – она знала, что улыбка у нее на редкость белая и привлекательная. Днем женщина вдосталь нагляделась, как Иарен, сбросив рубаху, колет дрова, и было ясно, что его красная борода еще долго будет пылать в ее снах.
Мзымвик сидел в комнатке у печки и смотрел на огонь. Он даже не заметил, как Арника потихоньку завязала в платок краюху хлеба, фляжку с вином, новую шерстяную юбку и вязаные носки, поставила поближе башмаки из воловьей кожи и улеглась на постель в одежде, укрывшись с головой.
Она умела правильно ждать – прошлой зимой научилась этому у застывшей воды и неподвижного песка в часах. Правильно ждать – значит умереть на какое-то время и ожить, когда произойдет то, чего ждешь. Арника не шевелилась и не мигала, ночь проносила мимо нее чужие сны, истекала каплями темноты, иссякала.
Наконец она почувствовала чье-то нетерпеливое ожидание, тотчас выбралась из постели, нашарила приготовленный узелок, овчинную безрукавку и башмаки, на цыпочках миновала зал и выскользнула из дома.
