Текст книги "Ловушка для птички (СИ)"
Автор книги: Натали Эклер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
Глава 5
Меня до исступления влечет к этому мужчине
Разворачиваюсь и иду к выходу из ресторана. На душе кошки скребут, а глаза больно щиплет. Только что я похерила возможность сделать работу, о которой мечтала с первого курса. Честь моя незапятнанная, но ощущение все равно такое, словно в грязи вывалили.
– Стой, Соня! – слышу очень близко.
Никита догоняет и берет за локоть. Это его первое прикосновение ко мне спустя целую вечность. Оно такое же теплое и приятное, как тем далеким августовским вечером, когда мы встретились впервые. Разворачиваюсь и встречаю его растерянный взгляд.
– Я подписал все бумаги из твоей папки, – говорит он, перехватывая меня за запястье.
Опускаю глаза, смотрю на его руку и только сейчас замечаю на ней тату в виде птички. Между большим и указательным пальцами она летит, гордо вскинув маленький клювик. Что-то внутри меня обрывается и падает.
Это же он, мой Ники! До боли в сердце родной, самый красивый и желанный. Парень, научивший меня любви. Мужчина, подаривший мне лучшую на свете дочь. Мы не смогли быть вместе, но это не повод ненавидеть друг друга.
– Договор еще с утра подписан, но я не взял его с собой – забыл, честно. – Он глаз с меня не сводит. – Подвезешь? Отдам твой экземпляр. Ужин нам с собой сложили, здесь есть перехотелось.
Он говорит – я молчу. Смотрю зачаровано на птичку на его руке, потом на возмужавшее лицо. Подвисаю. Почему его чары до сих пор действуют? Одно прикосновение, один проникновенный взгляд – и я плыву на волнах воспоминаний, и выходить на берег нет ни малейшего желания.
Немного прихожу в себя только в машине: за рулем нужно быть собранной. Зачем вообще согласилась подвезти его домой? Можно же было вызвать такси. Но умная мысль приходит поздно – мы уже в дороге.
Едем молча. В машине Никиты слишком много. Запах его кожи, смешанный с пряным ароматом парфюма, проникает в меня с каждым вдохом. Близкий звук ровного дыхания настраивает на свою частоту, и мы дышим в унисон.
Мы не соприкасаемся, но мое запястье все еще хранит тепло его пальцев. Никита занимает все мои чувства. Вместо того чтобы концентрироваться на дороге, кошусь на лежащую на бедре ладонь с татушкой-птичкой.
На подъезде Никита открывает пультом ворота, но я намеренно не въезжаю. Паркуюсь у забора. Он никак не комментирует. Выходит, открывает заднюю дверь, достает пакет с едой. Один из боксов перекладывает на переднее сиденье.
– Твой лосось с овощами, – сообщает коротко, закрывает дверь и уходит в дом.
Напряжение между нами зашкаливает. Документы подписаны, но как работать дальше, если мы разговаривать нормально не можем?
Об этом я подумаю завтра, когда приду в себя, – решаю и выхожу из машины, чтобы подышать воздухом, в котором не так отчётливо чувствуются следы пребывания Гордиевского.
Небо над морем рассекает огромная молния, через несколько секунд слышится раскатистый удар грома.
– Мощно! – комментирует Никита, возвращаясь к машине.
– Посверкает и стороной пройдет. Дождя не обещали, – заверяю. Никита протягивает файл с договором. Я смотрю на него и неожиданно признаюсь: – Мне сложно, Ники…
Он вопросительно ведет бровью.
– …Даже видеть тебя тяжело. Не уверена, что смогу работать. Лучше поменяй дизайнера.
– Все получится, Соня, – улыбается. – Мы просто не с того начали. Ты сходу включила деловую, бумажки достала… Бесить меня вздумала, – разводит руками, – вместо того чтобы поцеловать, как тут заведено. Дважды, правильно?..
Я смотрю на него, как на идиота. Что он такое говорит?
– …Ты же целуешься с давними друзьями при встрече? И на прощание? Мы ведь друзья? – уточняет и улыбается той обезоруживающей улыбкой, которую я помню.
Зачем-то киваю. Действительно, здесь принято целоваться в щеку не только с родственниками, но и с друзьями и просто знакомыми. Меня даже некоторые клиенты расцеловывают.
Никита делает шаг навстречу и смотрит так определенно, что у меня все внутренности скручивает и во рту пересыхает.
Никакой ты мне не друг! Не буду я с тобой целоваться! – стремительно проносится мысль, оставляя сладкое послевкусие последнего слова.
– Давай переиграем, – предлагает и чуть наклоняется.
Сердце пропускает удар. Под ложечкой холодеет, глаза застилает мутной пеленой. Никита слишком близко. Критически! Я чувствую его дыхание на губах. Отступать некуда – за спиной фиатик. Зачем я вообще вышла из машины?!
Черноту неба снова пронзает молния. Вспышка озаряет лицо Никиты, и я фокусируюсь на его зрачках. Он впивается взглядом в мои. Одна секунда этого контакта решает все.
Я сама его целую. Подаюсь вперед и прижимаюсь к твердым губам, еще не осознавая, что этим необдуманным движением вскрываю ящик Пандоры.
Никита отвечает сразу. Не давая опомниться, берет лицо в ладони и безапелляционно врывается в мой рот. Так и планировал. Этот поцелуй был неизбежен, на доли секунды я опередила его рывок.
Мы целуемся как сумасшедшие. Нетерпеливо, жадно, с языками. Тремся изголодавшимися телами, трогаем друг друга. Я впиваюсь пальцами в его плечи, он мнет мои талию, спину, бедра. Это точно не дружеский поцелуй, скорее прелюдия к сексу… по дружбе.
Тотальное напряжение этого вечера трансформируется в дичайшее возбуждение. Тело становится тяжелым и одновременно невесомым. Я земли под ногами не чувствую, но и с места двинуться не могу.
Воздух вокруг сотрясается от очередного удара грома, но его амплитуда ничто в сравнении с внутренней вибрацией моего тела. Пропускаю сквозь себя нереальные амперы. Разряд за разрядом от каждого его прикосновения.
Гордиевский завелся всерьез. Если мы сейчас не остановимся, он трахнет меня прямо на улице. Головой понимаю, что пора тормозить, но никак не могу отлепиться от него. Нравится вот так безбашенно целоваться. Словно не было этих трех лет, словно мы только что познакомились.
Внутренний стоп загорается ярко-красным, когда Никита разворачивает меня спиной к себе и укладывает на капот. Поза срабатывает, как триггер. В памяти отчётливо всплывает нормандский номер с окном на океан. Наша последняя ночь, полная откровения. Дикое, почти животное желание. Яркие, незабываемые эмоции. Я забеременела именно тогда.
Он сказал, что любит.
Утром мы расстались.
Мне было больно. Слишком сильно и изматывающе долго, чтобы забыть. Я старалась. Не вышло.
Очередная вспышка молнии ослепляет и отрезвляет:
Я совершаю ошибку. Будет еще больней.
– Нет! – кричу под аккомпанемент громыхающего неба. Выскальзываю из капкана крепких рук, разворачиваюсь и повторяю. – Нет! Не трогай меня, я не хочу!
Никита моментально отпускает. Руки вперед ладонями поднимает и отступает. Опешил от моего истошного крика. По лицу разные эмоции скользят. Он возбужден и смущен, растерян и взбешен.
– Успокойся, Соня! Не хочешь – не будет. Орать-то что? – рычит.
Дышит тяжело, губы напряжены, глаза необузданной страстью полыхают.
Я дергаю дверцу фиатика. Он наклоняется и поднимает упавший файл с контрактом. Протягивает.
– У меня не получится. Прости!
Сажусь в машину и уезжаю, ни разу не взглянув в зеркало заднего вида. До физически ощутимой боли хочу остаться, но сбегаю.
Еду медленно. В висках стучит, пальцы дрожат, тело изнутри выжигает похотью. В таком состоянии водитель из меня хреновый.
Мне казалось, я совсем забыла как это – быть с ним. Чувствовать его руки и губы, ловить дыхание, вдыхать запах. Но нет, тело все прекрасно помнит и просит еще. Умоляет дать еще дозу Гордиевского. Хотя бы маленькую, хотя бы раз. Интересно, когда-нибудь я излечусь от этой зависимости?
Завтра отправлю на его имейл контакты местных дизайнеров и уеду к дочке на Майорку. А как только доберусь до дома, позвоню по видеосвязи Даниэлю. Похвастаюсь новой прической, послушаю истории о неприлично богатых постояльцах отеля. Отвлекусь и попробую забыть произошедшее только что.
Отъезжаю от дома Гордиевского примерно на километр и резко торможу.
Какой Даниэль? Какая Майорка? Зачем я бегу, когда хочу остаться? Кому и что пытаюсь доказать своей неприступностью? Мне двадцать пять, меня до исступления влечет к этому мужчине, а я сбегаю от него, словно школьница. Господи, да у меня дочь от него!
Разворачиваю машину и еду обратно.
Вижу, что ворота все еще открыты, но Никита уже вошел в дом. Успеваю завернуть буквально в последний момент. Слышу, как срабатывает автоматика и створки ворот смыкаются, отрезая путь к отступлению.
Мотор глушу, но из машины выходить не решаюсь. Это какое-то помешательство. Только так можно оправдать мое неадекватное поведение.
Я вернулась, чтобы что? Высказать ему все, что думала все эти годы и рассказать про дочь? Попробовать спокойно поговорить и закончить проект? Или просто переспать?
Понятия не имею, зачем я здесь. А вот Никита Гордиевкий знает. Он уверенно подходит к машине, открывает дверь и протягивает руку. Просто ведет меня в дом. Без вопросов.
Глава 6
Играть со мной вздумала?
Никита
Вернувшись в дом, швыряю пакет с едой на диван. С утра на одном бутерброде, но жрать перехотелось. Такое зло разбирает, что желудок узлом и в башке спазм за спазмом. Остервенело тру лоб – не отпускает. Надо выпить.
Откупориваю бутылку вина, ищу бокалы. Их тут нет, оказывается. Вообще никакой посуды, кроме пары кофейных чашек и стакана, из которого пару часов назад Соня пила воду. Вот в него и налью сухого красного и приму как обезболивающее.
Опрокидываю в горло остатки воды и зачем-то вспоминаю ее слова «я не смогу, прости». В переводе с женского на нормальный это означает «пошел ты на хер, Никита». Размахиваюсь и запускаю стаканом в мраморную колонну. Пить буду прямо из горла, так даже лучше.
Я в бешенстве! В такой дикой и разрушающей ярости, что лучше сейчас ужраться до полного отупения и обездвижения.
В доме только одна бутылка вина и полглотка виски. Этого может не хватить. Надо было купить в ресторане пару бутылок того, что выбрала Соня. У нее хороший вкус на вина, оказывается.
Выпиваю залпом сразу полбутылки и шумно выдыхаю. Стою посреди кухни, разглядываю россыпи битого стекла на полу и снова тру лоб. Что, чёрт возьми, происходит? Какого меня так кроёт? Всё же в прошлом давно!
Когда я узнал, что ландшафтного дизайнера рекомендованной испанской компании зовут София Соловей, меня передёрнуло. Мало что в этом мире способно вывести меня из равновесия, но воспоминания о Птичке выбили почву из-под ног на раз-два. Я предпочел бы забыть нашу лав-стори, но память бережно хранила все подробности.
Я стал одержим Софией с первой минуты. Мы вместе выходили из концертного зала. Она оступилась – я подхватил. Ее спас – себя потерял. Впервые в жизни меня накрыло параноидальным желанием кем-то обладать. Заполучить её стало даже не целью – необходимостью. Так и не смог понять, чем именно зацепила эта девочка с птичьей фамилией, но лихорадило меня от неё знатно.
Тогда я уже планировал жениться на Юле и готовился встать у руля семейного бизнеса, но в один день передумал и рванул за Софией в Барселону. Не пожалел ни разу. Получил всё, что хотел, и даже больше. Добиваться своего я умею, проигрывать не привык. Но в случае с Птичкой проиграл.
Я мечтал о будущем с ней. Представлял, что она будет носить мою фамилию, родит мне сына или дочь – неважно. Хотел быть лучшим для нее, героем или принцем – без разницы. И что? Стал мудаком, который бросил в аэропорту Парижа, улетел к беременной невесте и не вернулся.
Первое время часто её вспоминал. Бывало, места себе не находил – так хотелось найти её и объясниться. Хотя бы написать, извиниться нормально. Даже татуху в память о нашей любви набил. Влюбленный романтик.
Отпускало долго.
Когда Юля родила Шурика, а у отца случился инсульт, страдать стало некогда. Спустя полгода после нашего расставания моя жизнь ничем не напоминала те беззаботные времена, когда можно было сорваться и улететь за тысячи километров, потому что просто захотелось. Каждый день начинался с решения производственных вопросов холдинга, а заканчивался разгребанием семейных проблем.
Казалось, я все забыл: как София любила меня, как я любил её, и как хорошо нам было вместе той далекой теплой осенью… Пока на рабочую почту не пришло письмо с вариантами ландшафта испанский виллы от отправителя по имени София Соловей.
Прочёл ее имя, и внутри защемило. Для этой некогда любимой и безумно желанной девушки я навсегда остался моральным уродом.
Поначалу думал сменить дизайнера, но разбирал интерес: какой она стала – моя Птичка? как живёт теперь? вспоминает ли меня?
Службе безопасности холдинга понадобилось чуть больше суток, чтобы пробить теперь уже гражданку Испании Софию Соловей. После прочтения отчёта я больше не чувствовал себя таким мудаком.
Данные гласили, что через два месяца после нашего расставания Соня вышла замуж за некоего Михаила Р., этнического русского, более пятнадцати лет проживающего на территории Королевства Испания. В том же году у них родилась дочь Николь. Через год София получила гражданство по мужу и вскоре оформила развод. Михаил переехал в Аргентину. Соня с дочерью осталась жить у родной тётки экс-мужа.
Если бы в этой короткой справке не фигурировал ребёнок, я бы решил, что брак был фиктивным. Помню, как в мечтах о европейском гражданстве Птичка искала жениха из местных. Даже стрёмный блог завела, чтобы рассказывать о поисках «настоящей» любви.
Нашла, значит.
Быстро она меня забыла. Я ещё чувством вины мучился, когда она уже с другим мутила.
В общем, мы оба отличились.
В итоге менять дизайнера я передумал. По отзывам, компания была лучшей на побережье, а я предпочитаю работать с успешными. Решил, пусть Птичка сделает нам райский сад, а я щедро оплачу её старания. У каждого из нас давно своя жизнь, работа, семья, дети. Что было, то осталось в прошлом.
Так я думал, пока не увидел её сегодня.
Внешне Соня почти не изменилась. Разве что немного похудела и укоротила волосы. А вот взгляд её стал другим – еще глубже и притягательней. При этом смотрела она строго и решительно. С первой секунды зрительного контакта стало ясно, что она всё помнит и нежных чувств ко мне не питает.
Сюрприз получился не из приятных. От неожиданности она уронила папку и точно хотела дать деру. Но потом взяла себя в руки и включила взрослую. Поменялись манеры, жесты, интонации.
София действительно повзрослела и стала уверенней, вот только выдерживать мои длинные взгляды по-прежнему не могла. А мне хотелось смотреть на нее именно так – долго и откровенно. Дразнить, расшатывать и провоцировать.
Мы оба очень изменились, но нас всё так же безудержно влекло друг к другу. Сопротивляться этому притяжению ни один из нас не научился.
Делаю еще пару глотков вина и ногой сгребаю стекла в сторону. В кармане жужжит телефон.
Жена звонит. Отвечать не хочется, но надо.
– Никит, я уже забронировала отель, можешь больше не искать, – оповещает Юля.
Я и забыл, что обещал ей найти приличную гостиницу поблизости. Она не хочет останавливаться в доме, пока его полностью не обустроят для жизни. Сейчас Шурику здесь будет некомфортно. В этом я с ней согласен.
– Недалеко от виллы есть чудесный эко-отель для семей с маленькими детьми. У кумы одногруппница с малым недавно отдыхала и очень хвалила. У них там все говорят по-русски, представляешь! – сообщает радостно.
Для Юли русскоговорящий персонал – жирный плюс, других языков она не знает.
– О, круто! – удивляюсь, хотя особо нечему – славян во всей Европе хватает. – Сбрось мне адрес, закажу трансфер из аэропорта. Страховку на машину все еще не оформили.
– Так ты не встретишь? – обижается. – Жаль. У нас много багажа. Сашкиных грузовиков целый чемодан.
– Так не бери их, – советую раздражённо. – Вы всего на неделю летите!
– Шурик не может без них, Никита. Ты же слышал, что сказал доктор! – ее голос срывается на писк.
– Извини, не подумал, – быстро извиняюсь, пока она не разрыдалась в трубку. – Я предупрежу водителя, чтобы помог с чемоданами.
– Как можно быть таким безучастным, Никита?! Это твой единственный сын…
Ну все, понеслось. Зря винился, все равно получил порцию упреков.
– Юль, давай не будем, – почти умоляю. – Я спать собирался, голова с обеда раскалывается, а с собой ни одной таблетки.
Про таблетки она уже не слышит – бросила трубку.
Последний год жена истерит в режиме нон-стоп. Я не помню ее счастливой или улыбающейся. На людях еще что-то изображает, но со мной постоянно чем-то недовольна или расстроена.
На самом деле головная боль почти прошла – красненькое сработало, расширило сосуды. В теле появилась приятная слабость, злость растворилась в ней.
Соня конкретно выбесила, но ведь поцеловала меня сама. Я даже удивиться не успел. Такой первобытной страстью нас накрыло, что все другие чувства и эмоции захлебнулись.
Как же прекрасно она трепыхалась в моих объятиях! Как тесно прижималась, как сладко постанывала… Явно хотела продолжения, но все-таки оттолкнула.
Не простила.
Беру бутылку и иду к лестнице. Сейчас нужно просто лечь спать. Допить остатки вина, сходить в душ, может, вздрочнуть разок в целях профилактики и завалиться баиньки. Завтра приедет Гарик с Ариной – отвлекусь, потом Юля с Шуриком прилетят. Меня отпустит. Надо просто перетерпеть. Не писать Соне, не звонить и не искать встречи. Как бы ни хотелось.
Уже поднимаюсь, когда боковым зрением замечаю, что во двор въезжает голубой фиат. Сердце стремительно набирает обороты. Частит и так мощно качает кровь, что в башке проясняется.
Что ж ты творишь, Птичка? Играть со мной вздумала?
С телефона закрываю и блокирую ворота. Спускаюсь и иду встречать нежданную, но такую желанную гостью.
До утра она отсюда не уедет. Ни за что не выпущу!
Глава 7
Мы просто обнялись, а мне уже так хорошо
Из машины её приходится доставать. Словно кот лапой мышку из норки, вытягиваю и в дом тащу. Ни о чём не спрашиваю.
Взгляд тупит и послушно идет. Она явно в шоке от своего поступка, но масштабов последствий ещё не осознала.
– Кофе, воды? – предлагаю, закрывая за нами дверь. Она пробует выдернуть руку, но я крепко держу. – Вина?
Кивком в сторону лестницы показываю, где на нижней ступеньке оставил недопитую бутылку.
– Если можно.
– Бокалов нет, – уточняю на всякий случай и разворачиваюсь к лестнице.
Соня упирается. Подмывает спросить, зачем приехала, если два шага в сторону спальни сделать страшно, но сдерживаюсь. Руку отпускаю. Больше не сбежит – по глазам вижу.
Вино она допивает за раз.
– Мы ведь взрослые люди, Никита? – спрашивает, проглатывая терпкую жидкость.
Серьезная такая. Брови сдвинула, но моргает часто-часто, стыдливо отводя глаза.
– Разумеется, София.
Отвечаю типа на серьёзе, хмурю лоб, а сам еле сдерживаюсь, чтобы не заржать.
– Я не хочу, чтобы ты думал обо мне плохо, – бросает взгляд исподлобья.
– С чего бы вдруг? Никогда такого не было и не будет.
– А ты не считаешь меня, – запинается, подбирая нужно слово, – странной?
– Странной? – театрально хмурюсь и выдерживаю паузу. – Ты необычная, Птичка, – подхожу ближе, – красивая, талантливая, смелая… И очень сексуальная, – последнее слово произношу почти шепотом – оно должно сменить вектор нашего разговора.
Ее взгляд смягчается и доверчиво цепляется за мой. У меня дыхание сбивается, так хочется её поцеловать. Обхватить дрожащие губки и долго-долго ласкать, пока все её сомнения не утонут в моей нежности.
Подхожу вплотную.
– Мы же не делаем ничего ужасного? – она распахивает невероятные глаза и въедается ими в мои.
Я мотаю головой. Наклоняюсь и уже почти целую, когда она заметно вздрагивает и сипит:
– Почему же мне так страшно?
Беру ее за плечи и мягко притягиваю:
– Сейчас пройдёт. Иди ко мне.
И крепко обнимаю. Её тело напряжено. Твёрдое, как камень, но всё равно до одури приятное. Припечатываю его к себе и перестаю дышать, чтобы не спугнуть момент. Соня тоже замирает на секунду, а потом обвивает меня руками чуть выше талии и склоняет голову на плечо. Немного расслабляется.
Легкий ветерок ее дыхания щекочет кожу у основания шеи и запускает из этой точки волну мурашек. Они бегут по плечам и скатываются по спине. Медленно тяну в себя аромат Сониных волос и блаженно прикрываю глаза.
Мы просто обнялись, а мне уже так хорошо.
– Легче? – спрашиваю в золотистую макушку.
– Угу, – отвечает со вздохом и прижимается крепче, устраиваясь поудобней.
Притирается щекой и ещё раз вздыхает. Моя и без того довольная рожа расплывается в улыбке. Сердце на радостях такие басы выдает, что ребра вибрируют.
– Я рад, – признаюсь искренне и легонько поглаживаю выпирающие уголки лопаток. Она снова жмётся и притирается, давая понять, что ей нравится.
Теперь мои руки не остановить. Правой веду к пояснице, левой – к шее и плечам. Поглаживаю вполне невинно, но в джинсах становится тесно. Стоило потрогать ее худенькую спину, как одно за другим проснулись воспоминания.
Долго я так не выстою. Хочется взять Софию за руку, отвести в спальню, раздеть и незамедлительно продублировать все те яркие моменты, которые так отчетливо помню.
Словно улавливая моё настроение, Птичка отстраняется.
– Вина больше нет? – спрашивает, наивно хлопая ресницами.
– Увы, – развожу руками.
– Эх, – вздыхает с сожалением, но через секунду радостно вспоминает: – А у меня есть в багажнике. Клиенты-французы презентовали. Бордо, кажется. Должно быть хорошее, судя по коробке.
– Бордо в коробке не может быть плохим.
– Я принесу! – она отстраняется и идет к двери.
– Давай тогда поужинаем, что ли?
– Хорошая идея! – радостно отзывается и почти вприпрыжку выбегает из дома.
Смешная. Хочет секса не меньше моего, но боится сразу за двоих. Любой повод оттянуть неизбежный момент сближения воспринимает как спасение.
Мы сервируем стол двумя кофейными чашками и открытыми боксами с остывшей едой. Микроволновая печь в кухне не предусмотрена, на плите разогревать не в чем. Тарелок в доме тоже пока нет. Зато есть штопор и бутылка хорошего вина.
– За встречу! – произносит Соня, взмахивая чашкой с вином.
– И за взаимопонимание, – предлагаю, усмехнувшись.
Она хмыкает в ответ. С пониманием у нас не заладилось.
Глухо чокаемся керамическими сосудами, пьём и набрасываемся на еду. Она совсем остыла, но всё равно вкусная. Начав есть, я осознаю, что голоден как дикий лев. Соня тоже лопает за обе щеки. Мы даже не разговариваем. Молча жуём каждый свой ужин, изредка поглядывая друг на друга.
В кухне яркое освещение. С любопытством рассматриваю её хорошенькое личико и замечаю небольшое пятнышко над правым уголком губ.
– У тебя что-то прилипло, – тянусь и аккуратно растираю его большим пальцем. Пятнышко не убирается.
– Не пытайся, это родинка, – улыбается Соня.
– Откуда? Раньше не было, – удивляюсь.
– Появилась, – пожимает плечами. – После ро… – на половине слова замолкает.
– После родов, что ли? Я знаю про дочь…
Птичка заметно меняется в лице.
– …Наводил справки, – признаюсь. – О твоей компании и о тебе, естественно. Обычная практика…
Медленно кивает. Выпрямляет спину, пытаясь этой позой придать себе уверенности. Некомфортно ей.
– …Как зовут дочку?
У нее глаза округляются и зрачки на всю радужку расползаются. Паникует.
– Николь…
Теперь и я плечи расправляю. Вот это поворот. Она назвала дочь в мою честь? Неожиданно, но приятно, чёрт возьми!
– …Мне давно нравилось это имя, – оправдывается Соня.
Я угукаю, стараясь не транслировать вспышку восторга, но физиономия, само собой, расплывается в счастливой улыбке. Пока Соня не задает встречный вопрос:
– А как зовут твоего сына?
– Александр, – просто называю имя и возвращаюсь к стейку, сосредоточенно пилю вилкой оставшийся кусок.
– В честь дедушки, – догадывается. – Он умер?
– Отец? – Удивляюсь ее вопросу, но потом вспоминаю, что такие слухи гуляли в интернете. – Его парализовало в прошлом году. Не ходит, плохо говорит, но дышит без аппаратов и ест сам.
Забрасываю неподдающийся кусок целиком в рот и долго жую. С ней о семье говорить не хочется. Сын, жена, отец с мачехой… В данный момент все они существуют в какой-то параллельной жизни у другого меня, живущего далеко отсюда.
Соня спешно допивает вино и протягивает мне пустую кружку:
– Налей еще, пожалуйста.
– Решила напиться и забыться? – шутливо интересуюсь, наливая до краев.
– Было бы неплохо, – закатывает глаза, отхлебнув немного. – Но сначала мне нужно позвонить.
Она выходит на террасу и плотно задвигает большую стеклянную дверь. Я не слышу, о чём она говорит, но по мимике определяю, что с дочкой. Крутится на месте, раскачивается, руками во все стороны машет. Морщит нос, губки бантиком складывает и хохочет. Такая милая – сплошное удовольствие рассматривать!
Возвращается спустя пять минут довольная, как слон.
– С кем сейчас твоя малая? – вижу, что она не прочь о ней поговорить.
– Она на отдыхе с двумя бабушками. Им весело. Готовятся к завтрашнему балу овощей, – хохочет, плюхаясь на диван. – Ника постоянно придумывает балы, на которые нужно наряжаться, как на Хэллоуин. Прошлый раз мы все были насекомыми.
– Пауками и жуками, – догадываюсь.
Присаживаюсь рядом и протягиваю ей кружку с бордо.
– Бабочками и пчёлками, – исправляет и отпивает немного. – Жуки, пауки и мухи – это фу, – кривится, – они противные! Николь живёт в окружении прекрасного и любит, когда всё красиво.
– Растишь из неё божьего одуванчика?
– Боже упаси! Она сама растёт, я только наблюдаю. Николь скорее дьяволёнок, чем цветочек. У неё необычайно сильный внутренний стержень. Делает только то, что хочет. Ты представляешь, она всегда знает, что хочет! Я не была такой.
Соня откидывается на мягкую спинку дивана и продолжает улыбаться, но уже иначе – как-то грустно, без былого задора. Я все равно засматриваюсь. Как органично она смотрится здесь. В этом доме, на этом диване, рядом со мной. Жаль, что наши судьбы разошлись. Возможно, с ней я был бы счастлив.
– Ты больше ничего не хочешь спросить?
Она закусывает губу. Всегда так делает, когда волнуется. Я слегка вздрагиваю, стряхивая глупую сентиментальщину, заполонившую нетрезвую голову.
– Много чего хочу. И спросить, и сказать, но больше сделать. Допивай, я покажу тебе второй этаж, – беру её за руку и крепко сжимаю пальцы, давая понять, что возражения не принимаются.
Птичка кивает и выпивает всё, что осталось в кружке. Глаза у нее хмельные.
Мы с ней прилично выпили за вечер. Но это же вино, разве можно им напиться? Однако стоит нам дойти до лестницы, становится понятно, что мы оба в дупель.
Ступеньки кажутся слишком крутыми и какого-то чёрта их слишком много. Прям дофига! И как я раньше не замечал? Лифт поставить, что ли?
Поднимаемся мы долго. Соню приходится тащить.
– Тот диван был таким удобным! Зачем ты тянешь нас наверх? – возмущается она.
– Нам надо в душ, Птичка. Желательно холодный. Твоё бордо нас ухайдокало.
– Ухай… чего? – хохочет.
– Докало, – тоже смеюсь. – Прикокнуло! Убило и расплющило короче.
– Скосило и размазало! – добавляет Соня и заливается смехом.
– Дало по шарам и раскатало, – подхватываю эту игру в синонимы.
– Прихлопнуло и растерло, – не унимается Птичка.
Мы падаем от смеха и последние ступеньки преодолеваем ползком.
– Знатно долбануло, – подытоживаю, когда добираемся до второго этажа, и шумно выдыхаю.
Живот от смеха чуть не лопнул!
Соня театрально выкатывает глаза:
– Мы теперь долбанутые?
– Однозначно!
Кое-как мы поднялись и теперь сидим на полу и угораем со смеху. Стопудово завтра башка будет болеть у обоих.
– Спроси у своих французов, где они взяли это вино. Хочу пару ящиков домой прикупить, – прошу в шутку.
– Сейчас узнаю, – с готовностью отзывается Соня, – только я телефон внизу оставила.
– И я свой на диване забыл. Не-не, – торможу ее порыв спуститься, – второй раз мы можем не подняться.
От приступа смеха мы отдышались, но все еще сидим на полу и улыбаемся. Оба под действием эндорфина, захмелевшие и прибалдевшие. Давно мне не было так весело и так легко.
Давно – это почти три года.
Я протягиваю руку и глазами указываю на одну из дверей. Соня закусывает губу и кивает. Послушно встает и идёт следом.
На этаже всего три комнаты: детская и две практически одинаковые спальни. Я остановился в той, у которой окна выходят на море.
– Ого, – только и произносит София, подходя к открытому окну.
Вид из него открывается потрясающий. Днем хорошо видно бухту, а ночью кажется, что море начинается прямо за окном.
Соня оказалась права: дождь прошел стороной. Вдалеке бесшумно мелькают зарницы. Гроза ушла за горизонт и освещает вспышками бескрайнюю гладь воды.
Я остаюсь стоять в дверном проеме. Смотрю на тонкий силуэт на фоне панорамного окна, и меня накрывает странным чувством. Птичка, окно, морской бриз и легкое возбуждение… Какое-то невероятно острое дежавю.
Медленно подхожу и становлюсь за спиной Сони. Близко, но не дотрагиваюсь.
Тогда ведь все было иначе. Вместо моря океан, окно в два раза меньше, а мы свободней и беспечней. Но у меня такое чувство, что прошлое перемешалось с настоящим, и мы потерялись в этом безвременье.
Прикрываю глаза и шумно тяну в себя воздух. Улавливаю знакомый аромат её кожи. Она все так же пахнет летом и счастьем.
Соня едва заметно вздрагивает.
– Замёрзла? – осторожно опускаю руки ей на плечи. Вздрагивает ощутимей и мотает головой. Ее спина вновь напряжена. – Мы взрослые люди, – напоминаю смешливым шёпотом, легонько касаясь губами волос. – Не стоит так нервничать. Я тебя не съем, разве что покусаю немного. Раньше тебе нравилось. Помнишь? – шепчу в ухо.
Птичка резко разворачивается:
– Можно мне в душ? – голос дрожит.
– Конечно. Почему ты спрашиваешь?
– Это твой дом, – напоминает и отстраняется.
Рукой за горло себя схватила, дыхание рваное, взгляд блуждает. Я кайфую рядом с ней, она рядом со мной паникует. Хреновый энергообмен получается, но я не остановлюсь.
– Там на полке есть чистые полотенца, – кивком показываю в сторону ванной комнаты.
– Я быстро, – обещает и скрывается за дверью.
Внизу уже второй раз звонит телефон. Неймётся кому-то нагрузить меня проблемами. С хорошими новостями среди ночи обычно не звонят. Придется ответить.








