Текст книги "Ловушка для птички (СИ)"
Автор книги: Натали Эклер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)
Глава 21
Мне нужно подумать и переварить
Из госпиталя я вылетаю как ошпаренная. Быстрым шагом через всю парковку иду к машине, запрыгиваю в неё и закрываюсь изнутри. Никто за мной не гонится, но я бегу и прячусь. От чужой тайны, которая повергла меня в шок. От своей, возможно, неправильной реакции. От скандала, который неминуем однажды, но может быть отложен.
Я не смогла ему сказать. Это было неуместно. Посмотрела в потухшие от горя глаза и быстро протараторила, что мне срочно нужно уехать. Взглядом он просил остаться, но я сделала вид, что не заметила.
Мне нужно подумать и переварить открывшуюся информацию. Этот обман напрямую затронул мою жизнь, но сейчас не время что-то выяснять. Нужно дождаться завершения операции и убедиться, что здоровье ребёнка вне опасности. Так будет правильно.
Сижу в машине и не знаю, куда себя деть. Меня распирает от масштабов чужой лжи, повлекшей за собой столько боли и несправедливости. Нужно срочно с кем-то поделиться, иначе я просто взорвусь.
Единственный человек, с кем могу и хочу поговорить об этом – это моя Дашка. Только она знает нашу с Никитой историю. Мы не общались три года, но ведь дружили до этого почти двадцать. Подруги ближе и любимей у меня нет и никогда не будет.
Нахожу её номер в одном из мессенджеров, решительно выдыхаю и набираю. Первый гудок – и сердце замирает. Волнуюсь жутко!
– Панасоник? – звучит в трубке родной голос. – Это правда ты?
– Привет, Дашуль. Это я. Ты можешь говорить?
Спустя несколько фраз мы обе рыдаем от счастья. Потом включаем камеры и рыдаем с новой силой.
Даша стала еще красивей. Белоснежная улыбка, блестящие волосы, сияющая кожа, только вот глаза грустные.
– Как тебе Москва? – спрашиваю. – Где ты там работаешь?
– Хм, нигде. Вчера уволилась. Начальник достал. Хмырь озабоченный, – усмехается подруга. – Это была четвёртая за год компания. Сложно приходится красивой девушке в столице, но я держусь! Ты как живёшь? Как твоя малышка? Фотки пришлёшь?
– Уже отправляю, – обещаю и параллельно с разговором сбрасываю несколько фотографий с дочкой. – Моя мама прилетела, сейчас они с Николь отдыхают на островах.
– Боже, какая она куколка! Панасоник, ты родила будущую мисс мира! – визжит Дашка, разглядывая фотки, – У неё твои глаза, но в остальном не особо на тебя похожа.
– Она больше в папу, – подтверждаю.
– А папа у Николь… – замолкает и смотрит с немой догадкой во взгляде.
Глубоко вдыхаю и молчу. Часто моргаю. В глазах опять слёзы.
– Мне так много нужно тебе рассказать… – выдыхаю.
Даша меняется в лице. Понимающе кивает, и я всё-всё рассказываю, начиная со своего падения прямиком в руки Никиты после конкурса красоты и заканчивая сегодняшним несчастным случаем, открывшим тщательно оберегаемую тайну его жены.
– Ах-ре-неть… – по слогам произносит подруга, когда я замолкаю. – Значит, Гордиевский растит чужого сына и ничего не знает о собственной дочке. Я в а-ху-е, дорогая редакция! Турецкие сериалы отдыхают, а корейские нервно курят в сторонке. Знаешь, нам нужно попробовать продать им сюжет. Задорого!
Даша не изменилась. Меня всегда восхищал её талант извлекать выгоду из любой ситуации. Я смеюсь. Поделившись, мне, ожидаемо, становится легче.
– Он делал ДНК-тест, – вспоминаю. – Подтвердил отцовство, которое попросту невозможно!
– Ну да. Тест в сети лабораторий, принадлежащих тётке Третьяковой, – комментирует Даша. – Нужно ему рассказать, Панасоник! Это несправедливо, что ты с дочкой живешь по чужим хаткам, а Третьякова с нагулянным ребёнком во дворцах и на виллах. Знаешь, какой у них дом? Ты таких и в кино-то не увидишь!
– Плевать, какой у них там дом! И какой здесь – плевать, и где-то бы ни было. Мне от него ничего не нужно.
– А сейчас не о тебе пекусь, дорогая, – перебивает меня Даша. – Я говорю о будущем Николь. Господи! Ты даже назвала её его именем! До сих пор любишь, небось?
Я вздыхаю и закусываю губу. Отвечать на этот вопрос не нужно. Подруга прекрасно знает эту мою нервную привычку и догадывается без слов.
– Ты же понимаешь, что у тебя сейчас все козыри на руках? Тебе ничего не стоит привязать его к себе до конца жизни, а Третьякову просто уничтожить.
– Я не хочу никого уничтожать. И привязывать тоже. Не уверена, что хочу быть с Никитой. Он стал другим.
– Ещё бы ему не измениться! После свадьбы на Юле несчастья сыплются на его голову как из рога изобилия. Знаешь, он теперь известная в городе персона. Запросто может в мэры баллотироваться. Бабы его жалеют, любят и считают идеальным семьянином.
– Идеальным? Боже, люди слепы!
– Им нужен герой. Умный, порядочный, харизматичный… А Гордиевский еще и красавчик каких поискать!
– Прекращай его нахваливать! – торможу подругу. – Ты не впервые заливаешь мне, какой Никита классный. Подрабатываешь у него пиарщиком на полставки?
– Знаешь, я до сих пор помню, как он расспрашивал о тебе и выпытывал номер телефона. Уже тогда было ясно, что он крепко влип.
– Мы оба были без ума друг от друга, но это в прошлом.
– Уверена? А что он тогда делает в твоей испанской глубинке и почему ты уже полчаса говоришь со мной о нём?
– Всё так сложно, Даш. Ты ведь знаешь, что мой папа погиб после того, как отец Никиты ему угрожал?
– Угрожать – не равно убить, Соник. У ваших отцов всего лишь случился рабочий конфликт. Это был несчастный случай.
– А если нет?
– Послушай меня, подруга. Твоего папу не вернёшь. Это во-первых. Во-вторых, в любом случае карать уже некого. Старший Гордиевкий – почти труп, ему считанные дни остались. А в-третьих, и это самое главное, Никита не имеет к этой истории никакого отношения. Готова наказывать его и себя за чужой недоказанный грех?..
Задумываюсь. Мне казалось, что в моей жизни не будет момента сложней, чем первый месяц после расставания с Никитой. Я не сломалась тогда только потому, что под сердцем у меня жила надежда, вера и любовь по имени Николь. А сейчас я проживаю еще более противоречивые чувства, теперь меня ломает еще и груз секретов, но зачем-то я продолжаю их хранить.
– …Поговори с ним, Панасоник, – советует Даша, – Это сложно, но ты обязана. Пусть не ради вашей любви – ради справедливости. В конце концов он заслуживает знать правду!
Киваю. Она права.
– Приезжай ко мне в гости, – прошу, меняя тему. – Соскучилась по тебе невозможно!
– Так мне собраться – только подпоясаться! Я ж безработная! Летом летала в Германию, так что свеженькая виза в паспорте имеется.
– Правда прилетишь? Я через неделю вернусь с Майорки и буду тебя ждать.
– Договорились! Подыскивай мне там красивого и богатого испанчика. Хочу горячий курортный роман! – прищурившись, шепчет Дашка.
Как же мне её не хватало! Правду говорят: детская дружба самая крепкая.
Мы еще несколько минут прощаемся, целуя экраны телефонов и обещая друг другу больше никогда не теряться так надолго, и только после этого кладём трубки.
Вспоминаю, как полицейские в отеле предупреждали, что нужно будет приехать и дать показания, поэтому из госпиталя еду в полицию. В дороге по громкой связи набираю Марию. Она уже в курсе случившегося и почти в истерике.
– Что говорят врачи? – спрашивает, узнав, где я была.
– Идёт операция. Травмирована часть стопы, срезаны два пальчика, сейчас их пришивают. Угрозы жизни нет.
– Я вылетаю завтра, на сегодня взять билет не получилось.
Понятно, что отелю не избежать проверок и присутствие владелицы крайне желательно, но я переживаю за своего ребёнка.
– Как думаешь, моя мама справится?
– Мы только вчера закупили продукты и все необходимое на неделю, так что не спеши. У тебя билет через два дня? Вот и полетишь. Может понадобиться твоя помощь на месте. Не представляю, что теперь будет! Такой скандал! Мне даже мэр звонил…
– Маш, это произошло не на территории гостиницы и не по вине персонала, так что не драматизируй. Да, с репутацией идеального места для отдыха с маленькими детьми покончено, но придумаем новую концепцию. Не волнуйся, всё наладится! – успокаиваю её, а заодно и себя.
– А если эти Гордиевские подадут в суд? Они могут потребовать такую материальную компенсацию, что отель придется продать.
– Не думаю, что в данный момент их волнуют деньги. Там вообще другая ситуация.
– Деньги всех волнуют, Софи! Особенно богатых. Зачем они остановились в отеле, если у них своя шикарная вилла? Да ещё больным ребёнком!
– Он не больной, а с особенностями развития, – напоминаю о толерантности.
– Пусть так. Но почему он гулял один? Сколько деток у нас отдохнуло за год, и никто ни разу не сбегал и не травмировался…
Мария продолжает причитать, а я думаю о своём. Мне нужно к маме и дочке, а до этого поговорить с Никитой. Тянуть с разговором дальше нельзя.
К вечеру чувствую себя выжатой. Детская кровь, женские стенания, стерильный запах больницы, серьезные лица полицейских – все это жутко вымотало меня. Домой приезжаю затемно, уставшая и голодная. Мечтаю принять ванну с солью, отключить телефон и завалиться спать, но до этого нужно набраться смелости и позвонить Никите. Узнать, как чувствует себя ребёнок, которого он считает своим сыном.
Перед съездом в паркинг своего дома останавливаюсь и набираю его номер. Давно заметила, что важные звонки мне легче делать из машины. За рулем я всегда собранная и решительная.
– Здравствуй, Птичка, – слышу вместе «алло».
– Как там дела?
– Относительно утра – неплохо. Шурик пришёл в себя и даже не плачет. С ним сейчас няня.
– Какие прогнозы?
– Благодаря тебе – хорошие. Хирург сказал, что нашли Шурика вовремя. В отрезанных тканях не успел начаться процесс некроза, так что они без проблем приживутся. Через пару недель Шурик снова начнет ходить и со временем не будет даже хромать.
– Я рада, что всё обошлось! Как Юля?
– На транквилизаторах в гостинице, к ней подруга летит.
– А ты?
– Еду домой.
Он за рулем и говорит по громкой связи словно издалека, но всё равно слышно, что устал смертельно.
– Тебе нужно отдохнуть и хорошенько выспаться. Если вдруг я понадоблюсь – звони в любое время.
– Ты нужна мне всегда, – произносит он ровно.
– Никита, – выдыхаю, – я предлагаю помощь, потому что твоя семья в беде. Что касается нас…
Запинаюсь, потому что не знаю, что сказать. Нас с ним касается так много всего, что не знаю, с чего начинать и стоит ли вообще. В голове какой-то борщ из вареных мыслей и пассированных фраз.
– Давай о нас не по телефону, – звучит не как предложение, а как его решение. – Мы можем встретиться завтра.
– Я освобожусь только к вечеру. Днём встречаю Марию, потом нужно передать ей дела перед отпуском.
– Вечер подходит. Днём я в больнице сменю няню, так что тоже буду занят.
– Тогда до завтра, – произношу дрогнувшим голосом, потому что волнуюсь перед этим разговором.
Не знаю, о чём собирается говорить он, но мне точно есть что ему рассказать: о липовом ДНК-тесте, о нашей дочери, о преступлении его отца…
Дашка права: вся это история смахивает на сопливый сериал. Наверное, поэтому я не представляю, с чего начать. Режиссер из меня получился бы хреновый.
Глава 22
Можно было бежать спасаться, но я рискнула
Несмотря на пережитый днем стресс, ночью мне удаётся выспаться. Энергетические и эмоциональные ресурсы исчерпаны, и организм попросту вынужден отключиться на подзарядку.
Проснувшись ближе к обеду, пугаюсь, что опоздала на работу. Спросонья забываю, что сегодня воскресенье и вообще я в отпуске. Физически вроде бы отдохнула, но нервишки шалят.
Через два часа мне нужно встретить в аэропорту Марию, до этого можно позавтракать. Решаю сделать это в кафе рядом с домом. В холодильнике по-прежнему пусто, а покупать продукты перед отъездом не имеет смысла.
Погода за ночь испортилась. Небо посерело, а температура воздуха понизилась настолько, что по дороге я успеваю продрогнуть.
В кафе никак не получается согреться и решить, что заказать. Уже давно каждое моё утро начинается с каши для Николь, которую я за ней доедаю. Кроме того я отвыкла завтракать в одиночестве. Что там едят сильные и самодостаточные девушки из модных соцсетей? Яйца-пашот? Тост с авокадо? Йогурт с киноа и панкейки? Ничего этого кафе около дома не предлагает. Пицца, сладкие круассаны и жареные кольца кальмаров – выбор невелик, еще и аппетита, как назло, нет.
Несмотря на скромный выбор блюд, все столики заняты. По воскресеньям местные любят ходить на поздние завтраки целыми семьями. Я оглядываюсь по сторонам.
За соседним столом справа испанский папа кормит свою маленькую дочку сырной пиццей. Девочке на вид года три, и она такая же манерная задавака, как моя Николь. Я наблюдаю за ними с улыбкой, но на душе скребут кошки.
Моя дочь лишена подобной заботы и внимания отца. Для неё папа – это кто-то, кто живёт очень далеко и никак не может приехать из-за важной работы. Каждый день я жду, что наступит момент, когда она спросит, почему он не звонит по видеосвязи. Придется в очередной раз врать.
Слева от меня завтракает шумная семья с двумя детками. Девочке около пяти, мальчику не больше двух. Малышка канючит, уговаривая родителей включить мультики на планшете. Папа обещает исполнить ее просьбу после того, как она доест свой чизкейк.
Совсем недавно я представляла, что у меня будет такая семья с Даниэлем. Но неделя рядом с Гордиевским изменила всё.
Как и три года назад Никита ворвался в мою жизнь подобно урагану пятой категории. Разрушил возведенные мной стены и вырвал с корнем мысли о возможном счастье с другим. Можно было бежать спасаться, но я рискнула поиграть и угодила в ловушку.
Он заполнил собой мою жизнь. Каждый день и ночь мы были рядом, каждую минуту я думаю о нём и уверена – он тоже думает обо мне.
Вчера вечером, когда позвонил Дани, я не взяла трубку. И позавчера тоже. Не отвечать на звонки некрасиво, но я никак не могу сформулировать фразы, которыми закончу наши отношения. Не хочу обидеть. Дани классный парень, но я не стану придерживать его на всякий случай, притворяясь, что у нас все хорошо.
Хорошо мне с Никитой.
После того откровения на пляже многое изменилось. Я больше не вижу перед собой агрессирующего альфа-самца, решившего заполучить меня в любовницы. За один вечер излишне самоуверенный Гордиевский-средний превратился в растерянного и запутавшегося человека, страдающего без поддержки и любви, которую он жаждет не только получать, но и дарить.
Теперь, когда я знаю, что запутался он не случайно, мне больно и обидно за него. Всегда прямой и честный Никита даже не подозревает, какую плотную паутину из лжи сплела вокруг него Юля. Зная и замалчивая правду, я чувствую себя ее сообщницей, и мне стыдно.
Раньше у меня был только мой секрет, теперь я храню еще и чужой. Они давят на меня и, кажется, я уже физически чувствую это давление в области лопаток. Пора освободиться, и лучше сделать это до отлёта в отпуск.
Позавтракав половинкой круассана и чашкой капучино, еду встречать Марию.
По дороге в офис слушаю тысячу и одну историю о шалостях Николь. Сердце радостно щемит в предвкушении встречи с дочкой, но как только вспоминаю о договоренности встретиться вечером с Гордиевским, оно сжимается от дикого волнения.
В офисе у меня никак не получается усадить Марию за стол, чтобы рассказать о текущих делах по нашим рабочим проектам. Нервно вышагивая по кабинету, она постоянно кому-то звонит. То заму мэра, то знакомому полицейскому, то в госпиталь… Разговаривает много и эмоционально, всячески пытаясь замять историю с ребенком Гордиевских.
– Фух, – наконец она кладет трубку и присаживается на рабочее кресло, – Дело заводить не будут. Отказался писать заявление твой Никита.
– Мой? – не скрываю удивления. – Почему ты так решила?
– Оой, девочка мояя, – качает головой, – не нужно быть Шерлоком, чтобы понять, кто такой Никита Гордиевский для тебя и нашей малышки.
– Почему ты скрыла от меня, что он – наш таинственный заказчик?
– Он попросил. Позвонил и прямо предложил удвоить бюджет за то, что дизайнер по имени София Соловей не будет знать, кого именно встретит при подписании договора.
– Значит, ты продала меня за двойной бюджет? – я наигранно сощуриваю глаза и поджимаю губы.
– Ты прекрасно понимаешь, что дело не в деньгах. Иначе я бы поторговалась и как минимум утроила сумму. Он был готов на любые условия.
– Зачем такие сложности? Мог бы просто позвонить или написать… – размышляю вслух.
– Так ты не стала бы общаться с ним, Софи! Он умный и просчитал наперед. Сделал как надо. Нравится он мне. Достойный мужик!
– Достойный и женатый, – хмыкаю я.
– Ты ему уже сказала о Николь?
Мотнув головой, я ловлю знакомое волнение. Я настроена сказать сегодня, но сомнений всё еще достаточно.
– Не уверена, что эта новость что-то изменит. Нас очень тянет друг к другу, но я не понимаю, каким образом мы можем быть вместе. У него семья, обязательства, серьезный бизнес…Ну не бросит же он всё это ради меня?!
– Откуда ты знаешь? Зачем пытаешься думать за двоих? Вам нужно поговорить и вместе принять решение.
Я киваю. Бесспорно, Мария права. Но как же страшно начать этот разговор!
Попрощавшись с Машей на неделю, сажусь в машину и набираю номер Гордиевского.
– Птичка! – снова вместо «алло» или «привет». – Как раз собирался тебе звонить!
– Как дела у Шурика?
– Он молодец. Стойко переносит необходимость лежать в кровати, почти не капризничает. Я весь день пробыл с ним, теперь няня заступила на смену.
– А твоя жена?
– Гуляет с подругой по Барселоне.
– В смысле гуляет? Она не приедет к ребенку?
– Нет. Юля панически боится капельниц, уколов, перевязок… Пока Шурик в интенсивной терапии, от неё никакого толку.
Я слегка в шоке. Это удобно – сказать, что боишься больниц, и переложить ответственность на других. И эту кукушку я защищала?!
– Встретимся сегодня? Ты уже освободилась? – вопрос прерывает мои мысли.
– Выезжаю из офиса. Можем поужинать где-нибудь.
– Не хочется ехать в город. Устал, если честно. Приезжай лучше ко мне. Пожалуйста, – это звучит как настоящая просьба.
Необычно слышать, как Гордиевский о чём-то просит, но ещё удивительней, что его приглашение меня не пугает. Я совсем не против приехать туда, откуда несколько дней назад уехала в слезах.
– Уверена, ты ничего не ел.
– Почему же? Кофе и шоколадные батончики из автомата в приемном покое.
– Я привезу ужин. Только не пей ничего, пожалуйста. Ты нужен мне трезвый.
Стараюсь говорить спокойно, но голос предательски вибрирует. Волнуюсь перед этой встречей как никогда.
– Если я тебе нужен, то сделаю всё, что ты просишь.
Он говорит эту фразу, и я перестаю дышать, наполняясь какой-то невероятной радостью. Он точно очень нужен мне!
Глава 23
Ты моя…
Никита
Пока оперировали Шурика, я мысленно благодарил небеса, что в этот момент рядом была Птичка. Что она сообразила, где искать моего сына, и нашла его, помогала с переводом и возилась с невменяемой Юлей. В этой трагедии она стала для меня опорой.
Я пребывал в состоянии полнейшего внутреннего хаоса. Не имея возможности как-то помочь своему ребёнку, чувствовал себя загнанным. Метался и нападал на жену, совершенно не осознавая бессмысленность этих действий.
Соня поставила меня на место буквально несколькими фразами. Она где-то раздобыла секретный код к моему восприятию. Я вдруг начал слышать и понимать её.
С той ночи после вечеринки у нас всё иначе. По факту, мы только поговорили как нормальные люди, но изменилось многое. Она больше не бежит от меня и не гонит. Вижу, что готова рассмотреть вероятность быть вместе. Теперь важно не облажаться и не упустить эту возможность.
Выхожу из госпиталя и чувствую болезненную необходимостью её обнять. Мы не виделись всего два дня, а меня ломает. Собираюсь позвонить, но она успевает сделать это первая.
Заранее назначенные серьёзные разговоры не сулят ничего хорошего, но я готов к диалогу.
Птичка удивляет, соглашаясь приехать на мою территорию после всего, что там уже произошло.
По пути домой заворачиваю на заправку. Хочется купить шампанского, но она просить не пить алкоголь. Я выполняю ее просьбу. Иногда у нас получается находить компромиссы. Беру апельсиновый сок, пару коробок конфет, каких-то орешков и два жиденьких букета неизвестных цветов, похожих на колокольчики. Немолодая кассирша любезно соглашается объединить их в один, чтобы букет смотрелся солидней, но всё равно получается ерунда. Особенно как для первых цветов для единственной в жизни любимой девушки. Но других на заправке нет, а ездить искать не остаётся времени: Соня уже едет ко мне.
Въезд во двор намеренно оставляю открытым, хотя уверен, что она припаркуется на улице. Та ещё коза упёртая. Но, к моему удивлению, она заезжает. Выхожу навстречу, ощущая необычное волнение.
– Ты встречаешь меня с цветами? – изумленно улыбается Птичка.
Её глаза счастливо блестят. Стою на пороге с этим скромным веником и, должно быть, выгляжу как полный кретин.
– Наверняка это худший букет из когда-либо подаренных тебе, но других цветов не было, а мне очень хотелось сделать тебе приятное.
– Я не особо избалована букетами, Никита. Делаю их часто, а вот мне цветы почти не дарят. И не говори глупостей: они прекрасны!
Она протягивает руку и берёт цветы, передавая мне бумажные пакеты с готовой едой.
– Даже не знаю, как они называются, – признаюсь, удерживая букет.
– Эустома. Люблю этот цветок. Теперь ещё больше, – она смотрит в глаза и тянется губами к моей щеке.
Время вдруг замедляется, а мой загрудинный мотор, напротив, срывается на бешеные обороты и колошматит так, что в черепной коробке отчетливо слышен его стук.
Заграбастываю Соню вместе с цветами и пакетами и довольно сильно сжимаю.
– Спасибо за цветы, – шепчет в шею, легонько касаясь губами.
– Тебе спасибо, – благодарю в ответ, утыкаясь носом в волосы на макушке, – за помощь и за то, что ты со мной.
Глажу руками хрупкую спину сквозь тонкую ткань рубашки, вдыхаю знакомый аромат её волос и содрогаюсь внутри. Пробирает от её близости.
– Пойдём, накормлю тебя вкусными бургерами, – слегка отстраняется, давая понять, что я увлекся.
Бургеры оказываются божественными. Я съедаю сразу два. Соня предусмотрительно привозит несколько разных для меня и один небольшой себе.
– У тебя с курицей, что ли? – спрашиваю, заметив котлету странного цвета.
– Веганский, – отвечает, доедая.
– Ты вроде не была вегетарианкой?
– И не стала. Просто стараюсь не есть тяжелую пищу вечером, чтобы не страдать бессонницей. Правда, последнее время плохо сплю не из-за еды.
– Из-за меня? – догадываюсь.
– В той или иной степени, – уклончиво отвечает и закусывает губу.
Разволновалась. Вижу, что дышать стала чаще и взглядом по кухне блуждает. Собирается перейти к разговору, ради которого приехала, но не решается.
– Надо поставить цветы в воду, – хватает со стола букет, – они быстро вянут.
Это хороший для меня знак – значит, что скоро уезжать Птичка не собирается.
– Вазы нет, но я могу срезать верхушку у пластиковой бутылки, – предлагаю по-хозяйски.
– Давай, а я пока камешков принесу для устойчивости.
Выбегает на темную террасу и спустя полминуты залетает обратно в дом, громко айкая. Держится за руку, в глазах ужас.
– Что? – кидаюсь к ней.
– Порезалась! – пищит и подпрыгивает на месте.
Бровки домиком, вот-вот разрыдается.
– Дай посмотреть, – командую, пытаясь взять за руку.
Головой трясёт, айкает и не даётся. Руку к груди прижала и дрожит. Достаю из холодильника остатки виски и тащу её к мойке. Упирается.
– Надо обработать, Соня. Там грязь. Ну что ты как маленькая?!
– Будет больно! – кричит. – Порез глубокий! А-а-ай! Не надо…
Не слушаю ее протесты. Блокирую перед собой и промываю руку сначала водой, а потом вискарём. Зажимаю рану салфеткой. Порез действительно глубокий.
Развернув к себе лицом, крепко обнимаю её и держу, пока она сотрясается всем телом, всхлипывая, как маленькая.
– Ну всё-всё, успокойся. Сейчас пройдёт…
Поглаживаю по голове, спине, плечам. Салфетку вдавливаю так, что болеть не должно, но она плачет и плачет. Кажется, уже не от боли. Просто нервы сдали и напряжение выходит. Чувствую, как зажатое в моих руках тело постепенно обмякает. Рубашка на плече мокрая от её слёз. Пора прекращать эту затянувшуюся истерику, и я знаю как.
Еще раз провожу ладонью по волосам Сони и сжимаю ее тоненькую шейку, слегка отстраняюсь и уверенно целую. Сразу в губы и без лишней нежности. Они сейчас солёные от слёз и ощутимо дрожат. Это необычно, но больше удивляет, что Соня не отталкивает. Она отвечает. Несколько раз рвано хватает ртом воздух, закидывает руку мне на плечо и с тихим стоном присасывается к верхней губе.
На доли секунды я теряюсь. Не ожидал такой реакции, но уговаривать себя продолжить не приходится. Фиксирую затылок и толкаюсь в рот языком. Она принимает. Чувствую её вкус, слышу дрожащий стон на вдохе и понимаю: у нас будет секс. Мои рецепторы безошибочно распознают её жгучее желание и готовность.
Поза, в которой мы стоим, быстро перестаёт быть похожей на успокаивающие дружеские объятия. Я больше ее не обнимаю – я в неё вжимаюсь. В ответ Соня выгибается и льнёт. Ближе уже некуда, но она пытается, старательно притираясь грудью. Сквозь несколько слоёв ткани чувствую ее твёрдые соски.
Больше не плачет. Сладко постанывает, всасывая мой язык. Это охрененно приятно, до неконтролируемой дрожи, что пробирает рывками. Нас обоих заметно потряхивает. Ток несётся по венам, и мы вибрируем друг другу в унисон.
Нам катастрофически не хватает рук. Её порезанная правая зажата в моей левой, а остальных нам мало. Птичка пытается освободиться, но я не отпускаю.
– Тсс, не нужно резких движений. Кровь еще не остановилась, – шепчу и с тяжелым выдохом трусь лбом о её переносицу. Как же мне не хочется тормозить!
Соня отстраняется и смотрит одурманенным взглядом. И я от него дурею и вскипаю. Сейчас дымиться начну, к чертям собачьим!
– Надо перевязать, – объясняю, потому что ей точно плевать на рану. У тех гормонов, которыми мы в данный момент фонтанируем, обезболивающий эффект посильней опиума.
– Я спущусь в гараж за автомобильной аптечкой. Жди здесь, окей?
Заторможено кивает, постепенно выходя из эндорфиновой комы.
Вернувшись с пластырем, нахожу ее в той же позе. Реально стоит и ждёт. Подозрительно послушная. Заклеиваю порез пластырем и заглядываю в глаза.
– Ты чего притихла?
– Стыдно, – выдаёт неожиданно.
– Плакать – не стыдно, это нормально. И когда плохо, и когда хорошо. Хватит уже изображать из себя сильную и независимую.
– Я такая и есть!
– Знаю и не спорю. Для меня изображать не надо. Мне ничего не нужно доказывать, София. Для меня ты и так идеальная.
Она замирает. Перестаёт моргать. Вижу, что шокирована моим признанием. Я не жду ничего в ответ, это был не вопрос. Но она отвечает:
– Ты для меня тоже, но ты несвободен. Это неправильно…
Она судорожно хватает ртом воздух и не договаривает: нас перебивает входящий звонок. Ей звонит её слащавый мальчик Дани. На заставке смартфона высвечивается их совместная фотка в обнимку. У меня сжимаются кулаки.
– Ты тоже не совсем свободна, как я погляжу, – отхожу в сторону.
– Чёрт, – выдыхает Соня, – прости. Мне нужно ответить. Я игнорирую его третий вечер. Так нельзя.
Берёт телефон и осматривается по сторонам – хочет уединиться. Но весь первый этаж – это единое пространство, спрятаться негде.
– Поднимись наверх, если хочешь, – предлагаю, недовольно морщась.
Она сбегает, даже не взглянув на меня. Торопится поговорить с женихом.
Рука сама тянется потереть лоб. Я не должен злиться, но ничего не могу поделать. Дико ревную.
Пока она там воркует со своим командировочным, навожу в кухне порядок и пью кофе.
Это занимает минут пять. Наверху тихо.
Доделываю из бутылки вазу и ставлю в неё цветы. Жалко будет, если завянут. Кажется, они действительно ей понравились.
Проходит ещё пять минут.
Соня не спускается, поэтому я поднимаюсь. Достаточно уже трепаться с другими мужиками в моем доме.
Дверь в спальню прикрыта, но неплотно. Прислушиваюсь – в комнате тишина.
Вхожу.
Она стоит у окна и смотрит вдаль. Потухший телефон лежит на подоконнике.
– Поговорила? – спрашиваю в спину.
На секунду поворачивает голову, кивает и возвращает взгляд к морю.
– Мы расстались, – произносит как будто совсем без эмоций.
Зато меня окатывает волной щенячьей радости. С трудом сдерживаю рвущийся наружу ликующий возглас. Рожа норовит расплыться в улыбке, но я ее контролирую. Подхожу ближе и на полном серьёзе задаю тупой вопрос:
– Почему?
Она резко разворачивается. Наши глаза встречаются. Я близко, в полуметре.
– Потому что хочу быть с другим. – Твердо и уверенно.
Меня едва не подкидывает – так знатно бахает в груди от этих слов. Кровь бурлит и несёт по телу восторг. Делаю затяжной вдох и яростно впиваюсь в её невероятные глаза.
– Ты моя.
Я не спрашиваю. Это факт.
– Твоя.
Она не отвечает. Подтверждает.
Наконец-то мы пришли к консенсусу. Остаётся подкрепить факт действиями.
Беру её за руку и тяну к себе. В окно дует прохладой, нужно закрыть его до того, как я начну раздевать Соню.
– Нам нужно поговорить, – смотрит, не моргая, и нервно сглатывает.
Напрасно она пытается отсрочить неизбежное: секс у нас будет.
– Обязательно, – киваю, толкая стеклопакет. Окно закрывается. – Мы поговорим, но потом.
Кладу руку ей на талию, а второй дотрагиваюсь до заметно побледневшего лица. Почти невесомо веду пальцами по скуле, нижней губе, подбородку… В данный момент я точно не готов воспринимать информацию. Никакую. Из-за длительной эрекции головной мозг практически обескровлен и функционирует исключительно на поддержание инстинктов. Центр принятий решений находится между ног, а с ним говорить бесполезно.
– Лучше сейчас, – пытается спорить, слегка упирая ладонь в моё плечо.
Как будто собирается оттолкнуть, но явно не хочет этого делать. Мелкая дрожь и затуманенный взгляд выдают возбуждение, с которым она не справляется.
– Ты взрослая девочка, Софи, и должна понимать, что на серьезные темы с мужчиной лучше разговаривать после. Сейчас мы можем обсудить, каким образом ты останешься без одежды: я тебя раздену или ты сама?
Её щёки заметно розовеют. Она смущается и опускает глаза на мои губы. Точно не разговаривать хочет, но делает последнюю попытку:
– Но… мы договаривались…
– Тсс, – перебиваю, прижимая указательный палец к её губам. Медленно и с нажимом скольжу им вниз, оттягивая нижнюю губу.
Центр принятия решения неистово пульсирует. Ему адски хочется в этот ротик, но придётся потерпеть. Веду подушечкой пальца по нежной шее, чувствую, как Соня сглатывает. Она продолжает смотреть на мои губы и ждёт поцелуя.
Палец опускается в чувственную ямочку между ключиц. Она снова судорожно глотает и следом всхлипывает.
Сгибаю палец крючком и с силой веду вниз, одну за одной цепляя и расстёгивая мелкие пуговички. Они легко выскакивают из петель, позволяя краям блузки медленно раскрываться, оголяя небольшую упругую грудь. Залипаю на ней взглядом. Хорошо, что на Соне нет лифчика, с ним было бы не так красиво.
