Текст книги "Ловушка для птички (СИ)"
Автор книги: Натали Эклер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 16 страниц)
Птичка тоже наблюдает и, судя по тому, как тяжело и часто дышит, ей нравится не меньше моего.
Расстегнув все пуговицы, прижимаю руку к оголенному животу и веду вверх. Дохожу пальцами до торчащего соска, ловлю его и легонько сжимаю.
С силой вцепившись пальцами в плечи, Соня выгибается навстречу и поднимает глаза.
– Хочу трахать тебя прямо здесь, у окна, – произношу, не разрывая контакт.
Птичка рывками тянет в себя воздух и жадно взъедается глазами в мои такие же голодные. Этот её взгляд, как горящая спичка в бензобак – мы вспыхиваем и набрасываемся друг на друга.
– Скажи, что хочешь меня, – требовательно шепчу ей в шею.
Мне важно это услышать.
– Хочу, – выдыхает она сладко. – Я безумно тебя хочу…
Глава 24
Чтобы глаза в глаза и сердце к сердцу
К Никите я ехала с чётким намерением всё рассказать. Была решительно настроена и ясно представляла, как это произойдет.
Вот мы едим бургеры, и я интересуюсь, что было написано в ДНК-тесте, который он делал три года назад. Он удивляется вопросу – я поясняю. Рассказываю, как наследуются группы крови и почему Шурик не может быть его сыном. Показываю табличку в телефоне – для наглядности. Он выглядит растерянным и никак не может поверить. Я предлагаю сделать тест в независимой испанской лаборатории. Согласие матери для этого не требуется. Осознав всю жестокость Юлиного обмана, Никита сильно расстраивается, и в этот момент я признаюсь, что Николь – его ребёнок. Говорю, что не против их общения. Меняю ему сына на дочку. Он в шоке, что естественно, и спрашивает, почему скрывала. Говорю, что узнала о беременности после их свадьбы и не хотела скандала. Рассказываю про наших отцов. Никите непросто, но он понимает.
Таким был мой план. В моей голове он выглядел вполне логичным. Я даже фразы заготовила заранее, но так и не смогла произнести ни одну из них.
Мы доедаем бургеры, а я молчу. Смотрю на подаренные им цветы, и моя решительность испаряется. Я собираюсь открыть чужую тайну в своих интересах и чувствую себя подлой. Это амплуа мне категорически не подходит.
Да, Юля его обманула. Да, я узнала случайно. Но по какому праву я решила влезть в чужую жизнь? Это так на меня непохоже.
Начинаю суетиться и нечаянно режу руку. Физическая боль срабатывает подобно нажатию на спусковой крючок. Я рыдаю у Никиты на груди, но вовсе не от боли, а от собственной трусости и глупости.
Он смотрит на меня с теплотой и говорит, что я идеальная, а я готова сквозь землю провалиться от стыда. На самом деле я стерва, годы скрывающая от него дочь. Это факт, его не изменить, и мои оправдания он не примет. Теперь я это очень хорошо понимаю.
Мне жаль его и стыдно за себя. И я плачу, а он целует. Да так, что земля уходит из-под ног и мои душевные терзания как будто тонут в его нежности.
Вдыхаю его запах, целую его губы и понимаю, что никогда не смогу разлюбить.
Я больше никогда не хочу ему врать и что-то от него скрывать. Это не моё, я не умею жить во лжи. И поэтому просто обязана всё исправить.
Начинаю с того, что по телефону расстаюсь с Даниэлем. Честно говорю, что люблю другого, и прошу мне больше не звонить. На душе сразу становится легче. Я сделала это не для Никиты и не для Дани – для себя. Остается сказать правду о Николь.
Стоя у окна спальни, я думаю о том, как изменится моя жизнь после этого откровения. Сложно представить. Сложно и страшно.
Это последний вечер, когда мы можем быть собой, просто Никитой Гордиевским и Софией Соловей. Старыми друзьями, бывшими возлюбленными, вчерашними любовниками… После разговора мы оба станем родителями одной маленькой девочки.
Уверена, Никита захочет видеться с дочерью и будет принимать участие в её воспитании. При этом не факт, что оставит Юлю и Шурика.
Никита подходит, обнимает и просит отложить разговор. Весь вечер он смотрит на меня точно так, как три года назад. И я знаю, что бушующий в его глазах огонь – это не просто страсть. Это то самое пламя рвущихся из сердца чувств, против которого я бессильна. И я иду на поводу собственной слабости, даю нам отсрочку.
– Хочу тебя безумно, – произношу.
И это не просто слова. Это моя безоговорочная капитуляция. Я готова быть с ним на его условиях. Сейчас он хочет меня на окне? Пусть будет на окне.
Я раздеваю его, он раздевает меня. Не прерывая неистовый поцелуй, мы срываем рубашки и расстегиваем джинсы.
– Снимай их, – командует Никита, стягивая с себя свои.
Жутко неудобно делать это стоя, но я пытаюсь. Ноги путаются в узких штанинах, и я почти падаю на пол, но он успевает подхватить.
– Ой, а у меня дежавю, кажется, – усмехаюсь, заваливаясь на него.
– Нет, всё это уже было. Ты не помнишь, как запуталась в джинсах в том номере с видом на океан?
– Всё я помню, постебаться хотела. У тебя странный фетиш – трахаться у окна с видом на море, – снова усмехаюсь.
– Трахаться у окна с тобой, если быть точным, – говорит вполне серьёзно. – Не смешно, Соня. Мне ради этого окна пришлось менять проект. Стекла тут не обычные: снаружи нас не видно, можешь не стесняться.
Стою перед Никитой абсолютно голая. Пытаюсь прикрыться руками и теряюсь, не зная, что сказать. Во-первых, я стесняюсь не посторонних глаз, а его, а во-вторых, немного в шоке от услышанного.
– Хочешь сказать, что сделал в своём доме специальное окно, чтобы отыметь меня в нём? – уточняю со смешком, потому что звучит бредово.
Он смотрит так, что холодок по спине пробегает.
– Может, я и дом для этого строил, – хмыкает и с улыбкой дёргает меня на себя. – Чтобы трахать в нём тебя, – договаривает шепотом в висок.
Тепло его тела окутывает меня невесомой шалью. Я тяну в себя дурманящий аромат его кожи.
– Ты врёшь!
– Я никогда не вру, – шепчет хрипло и проводит рукой между лопаток.
«А я вру. Или скрываю, что по сути одно и то же», – скользит неприятная мысль, но я спешно её гоню.
– Ты меня пугаешь, – признаюсь, уткнувшись носом в тёплую шею. – Ведёшь себя как маньяк.
– Это хорошо. Когда страшно, ощущения острее, – довольно усмехается и ловко разворачивает меня спиной. – Смотри, какая ночь тёмная, – кладет раскрытую ладонь на шею, вынуждая поднять подбородок. – Никто не узнает, что я с тобой сделаю.
Мы оба понимаем, что это игра. Никакой он не маньяк, и я его не боюсь, равно как и темноты за окном. Меня пугает другое.
Чувства. После его слов они льют потоком и захлестывают. Они разные и их слишком много. Не успеваю фильтровать и не понимаю их природу. Восторженные и противоречивые, они плодятся с такой бешенной скоростью, что мне до блуждающей по телу дрожи страшно.
Он сказал, что построил этот дом из-за меня? Я значу для него так много? Неужели это может быть правдой?
Смотрю на наши полупрозрачные отражения в темном стекле, а хочу посмотреть ему в глаза и увидеть в них подтверждение. Задираю голову выше и пытаюсь вывернуться, но он не дает. Прихватив шею, кладёт вторую руку на живот и тесно прижимается сзади твёрдым и горячем телом.
– Расслабляйся, Птичка, полетаем вместе, – шепчет горячо в ухо и уверенно ведёт рукой к низу живота.
Все мои смешанные чувства сначала блекнут, а затем напрочь выгорают в яркой вспышке возбуждения. Оно пронизывает тело сладкой болью, как только его пальцы доходят до нужной точки.
Всего несколько умелых движений – и пол под ногами становится мягким, а глаза заполняет кромешная тьма заоконной бесконечности.
Он притирается пахом, опаляя нежную кожу ягодиц жаром своей эрекции. Я цепляюсь за подоконник и приподнимаюсь на носочки. Пытаюсь прогнуться в пояснице. Мне не терпится почувствовать его пульсирующий член внутри меня.
– Не торопись, – просит Никита, целуя самые чувствительные точки шеи. – Смотри, какая ты красивая.
Я снова ловлю глазами наше отражение. Мы оба красивые. Моё тонкое тело в его руках выглядит хрустально-хрупким. Оно не перекрывает его торс, и я рассматриваю фрагмент его пресса и крупное бедро. Они кажутся мне совершенными.
Его губы ласкают шею, а руки мягко сминают потяжелевшую грудь. Кладу свои ладони поверх его, следую за ними. Мы вместе гладим шею, живот бедра… Я покрываюсь мурашками и начинаю постанывать.
Звуки моих рваных вдохов тонут в его тяжелых выдохах. Вместе они создают неповторимую музыку, наполняющую нас еще большим желанием.
– Возьми меня, – прошу не своим голосом, рвущимся откуда-то из самого центра груди.
Моё тело само кричит мольбу о разрядке. Не могу больше ждать и пытаюсь развернуться. Эта дурацкая поза, когда он сзади, не позволяет ничего. А я хочу его видеть, трогать, целовать… Хочу быть с ним, быть его. Пусть всего один раз, но по-настоящему его. Чтобы глаза в глаза и сердце к сердцу.
Никита делает так, как решил с самого начала. Фиксирует снизу и нагибает сверху, вынуждая практически лечь животом на подоконник.
– Тебе понравится, – обещает фирменным кошачьим шепотом и берёт.
Входит неспешно, но я всё равно всхлипываю, чувствуя, как растягиваюсь и наполняюсь им. Для удобства он приподнимает мою ногу, согнув её в колене.
Размер окна и высота подоконника рассчитаны идеально. Успеваю об этом подумать до того, как он начинает двигаться.
С первым же толчком мысленная способность теряется, а руки мешают. Я не знаю куда их деть. Упираюсь в оконный проем, потом в стекло. Трогаю себя, пробую трогать его. Пытаюсь что-то делать, потому что уровень возбуждения зашкаливает.
Мои движение беспорядочные и неосознанные. Его – чётко выверенные и последовательные. Мы инь и ян сейчас. Бесконечно притягивающиеся противоположности. Мы едины и неделимы.
Он двигается с идеальной амплитудой и интервалом, а я никак не могу сконцентрироваться на ощущениях. Дико возбуждена, но не хватает чувственности.
Никита понимает. Приподнимает меня и прижимает спиной к теплой груди. Я слышу частые удары его сердца и осознаю, насколько он возбужден. Буквально кожей чувствую внутренние вибрации, которые он испытывает из-за меня.
Осознание того, что это я дарю ему эти эмоции, мгновенно расслабляет. Секс становится не техничным, а чувственным. Он снова трогает мою грудь, гладит живот и стимулирует клитор. Накрываю его ладонь своей, умоляя не останавливаться. Я кайфую, раз за разом ловя волну бурлящего желания, и уже чувствую искорки приближающего оргазма. Еще несколько секунд – и внутри взорвутся чувственные фейерверки. Я уже знаю, я жду…
Но Никита останавливается.
Из груди вылетает жалобный стон, когда он выходит из меня. Но в следующую секунду я оказываюсь лицом к нему. Он разворачивает меня так же ловко, как отвернул и нагнул до этого, и подсаживает на подоконник.
От неожиданности я распахиваю глаза.
– Так и смотри на меня, – говорит и вторгается членом и взглядом одновременно.
Не знаю, что возбуждает больше: как он смотрит или как двигается. Но теперь мне нравится всё. Я трогаю его плечи, грудь, лицо… Ни на миг не отрываясь, смотрю в одурманенные страстью глаза и лечу в манящую пропасть удовольствия.
Наши губы сами тянут нас друг к другу. Нам мало контакта, и мы жадно хватаемся ими, а потом лижемся языками и по-звериному кусаемся, приходя к финишу вместе.
Какое-то время по инерции продолжаем двигаться, стонем и содрогаемся от разливающего по телам кайфа.
– Ты охрененная, – хрипит Никита, тяжело дыша.
– Только с тобой, – признаюсь, мягко поглаживая его затылок.
Я не лукавлю. Такого секса у меня не было никогда. Был похожий три года назад, и он был с ним.
Близость с Дани не приносила мне удовлетворения. Но у нас и было всего пару раз. Я надеялась, что со временем мы как-то сонастроимся.
С Никитой у нас сразу базовые настройки заточены друг на друга – идеальная совместимость.
– Давай ещё разок, – предлагает он, выпуская меня из объятий.
– Прямо сразу? – таращусь, как ловко он снимает презерватив.
– Можем в душ сначала сходить, – улыбается и склоняет голову набок. – Тебе же понравилось?
– Разве может не понравиться секс c Гордиевским?
– Прикалываешься? – глаза сощуривает.
– С оконным фетишистом Гордиевским, – уточняю и начинаю двигаться к ванной комнате.
– Ты попала, София! – тянется ухватить меня за плечо, но я уворачиваюсь и бегу, – Я тебя всю ночь буду трахать! – кричит вслед. – Сначала в душе, потом в кровати, а утром контрольный разок в кухне.
И он ни разу не шутит. Делает так, как обещал. И в душе, и потом на кровати.
Глава 25
С ней. И больше ни с кем
Никита
Просыпаться рядом с Птичкой – отдельный вид эстетического удовольствия.
Приоткрыв глаза, вижу у себя на груди её хрупкую руку с тонкими пальчиками и губы непроизвольно растягиваются. Всё в этой картине прекрасно.
Моя Птичка в моей спальне, на моём плече и в моём сердце. Идеально!
Всю ночь её мучил, а она всё равно тянется и обнимает. Моя.
Мы дорвались друг до друга и любили до изнеможения. Именно любили. Сейчас язык не повернется сказать «трахались». Это больше, чем просто секс.
Поговорить не поговорили, конечно, зато нашептали друг другу тонну нежностей и полтонны пошлостей. В перерывах между приступами страсти шутили и смеялись. Будто не было вовсе никакого недопонимания и бесконечных споров до этого.
Засыпая, я боялся утра. Вдруг она опять решит сбежать? Или проснётся и скажет, что эта ночь была ошибкой и больше не повторится? Что мне нужно думать о семье, быть опорой для жены… Она способна ляпнуть такое на полном серьёзе, она такая – слишком правильная.
Слушаю её тихое сопение на моём плече и балдею. Хочется заказать каких-нибудь блинчиков с шоколадом, сделать её любимый капучино и вместе позавтракать на залитой утренним солнцем кухне. Чтобы она сидела на том самом кухонном островке и улыбалась. Сонная, лохматая и обязательно в моей рубашке.
Представляю этот завтрак и в паху приятно теплеет и покалывает. Опять хочу её, как ненормальный.
Поворачиваюсь на бок, кладу руку на мягкий живот и тяну в себя неповторимый аромат её кожи. Глажу бёдра, низ живота, грудь. Она потягивается и прижимается. Тёплая, нежная, податливая…
Безумно хочется продлить момент нашего хрупкого счастья, но через час мне нужно быть в больнице. Сегодня я пробуду там до обеда, так что надо дать нашей няне время отдохнуть. Завтра Шурика должны перевести в обычную палату и тогда с ним сможет оставаться Юля.
– Доброе утро, Птичка, – шепчу чуть слышно и мягко целую в губы.
– Нииики, – растягивает она мой любимый вариант собственного имени. Никто, кроме неё, не называет меня так. Никому не позволю.
– Пора просыпаться, – снова целую, чуть настойчивей.
– Уже день? – открывает глаза и приподнимается на локоть. – Сколько времени? У меня самолет в четыре, а я еще не собрана.
Она быстро встает и бежит в ванную, на ходу собирая разбросанную по полу одежду.
– Ну да, ты улетаешь, – говорю ей вслед и вздыхаю, сев на кровати.
Помню, что она собиралась в отпуск к дочке, но упустил из внимания, когда именно. Не ожидал, что сегодня.
Мы не завтракаем и не занимаемся сексом на кухне. Мы даже не пьём кофе и не целуемся долго на прощанье. Смазано чмокаемся и садимся по своим машинам. Оба опаздываем.
– Знаешь что? – говорю в приспущенное боковое стекло, зажимая на её итальяшку на выезде, – Это была лучшая ночь в моей жизни.
На секунду она смущается.
– Мне тоже всё понравилось, – признаётся и смотрит серьёзно.
Взгляд такой прочувствованный, что мне бы что-то дельное сказать, но я подмигиваю и морожу очередную тупость:
– Значит, повторим еще ни раз.
– Посмотрим, – отводит глаза.
– Я позвоню?
Кивает и закрывает стекло.
Вот и весь разговор. С ее стороны никаких обещаний и планов на потом, с моих только липкие шуточки… Абсолютно непонятно, когда мы снова встретимся.
В больнице на меня наваливаться масса информации, требующей решений. После осмотра оперировавший хирург долго объясняет особенности восстановления и просит определиться, до какого момента Шурик будет продолжать лечение в их госпитале.
Юля хочет как можно скорее вернуться и проходить реабилитацию дома, но делать для этого ничего не собирается. Она ужасно тупит, продолжая глотать транквилизаторы. Мало того, эта идиотка запивает их просеко в компании своей конченной подруги Крис.
В таком состоянии ухаживать за больным ребёнком нельзя, нанять для этих целей русскоговорящий персонал невозможно, а мы с няней уже на пределе. Не так-то просто лежать в больнице с аутистом в чужой стране, язык которой ты не понимаешь.
Транспортировать Шурика без медицинского сопровождения можно уже через несколько дней, и я решаю не тянуть.
Купить билеты оказывается не просто, но я нахожу три на подходящую дату. Себе беру на день раньше, чтобы успеть всё подготовить. Нужно успеть договориться с клиникой в Краснодаре и сделать переводы больничных выписок.
Всё приходится делать самому. Офисный секретарь на больничном с ангиной, мой личный помощник выполняет её функции и не справляется. В моё отсутствие в офисе творится черт знает что, и я понимаю, что отпуск подошёл к концу.
Весь день мысли то и дело возвращаются к Соне. Этот её отстраненный взгляд на прощанье и слово «посмотрим» не дают мне покоя.
Мне бы очень хотелось проводить её в аэропорт. По дороге мы могли обсудить наши отношения. Не терпится услышать, что она думает и как представляет будущее. Оно у нас по-любому будет, в этом я больше не сомневаюсь.
Больничные хлопоты перемалывают меня в фарш. Когда я вываливаюсь из больницы, самолет Птички уже скользит по взлётке. Она читает моё сообщение с вопросом «Ты уже в аэропорту?», но ничего не отвечает. Дальше у неё пропадает связь.
После обеда я встречаюсь с прорабом и менеджером из управляющей компании, которая занимается комплексным обслуживанием вилл. Скоро мне придется улететь, но через две недели я планирую вернуться и хочу, чтобы дом был полностью оборудован, а бассейн наполнен и обслужен.
До самого вечера каждые пять минут проверяю входящие. Я написал Птичке еще два сообщения, но она не читает и не отвечает.
Спать решаю лечь пораньше. Утром надо сменить няню в госпитале и потом весь день соображать, что тебе сказали на непонятном языке.
В спальне фрагментами всплывает вчерашний вечер. Здесь все напоминает о Соне, и я чувствую, что скучаю по ней. По ее невероятным глазам и трогательной улыбке. По заливистому смеху и язвительным шуточкам, за которые хочется покусать. По её неповторимому запаху. Скучаю безумно!
София моя женщина. Всегда была и будет. Я хочу жить, спать и просыпаться с ней. Нарожать кучу детей и объехать вместе весь мир. С ней. И больше ни с кем.
Пока не знаю как, но я решу вопрос с разводом. Будет непросто.
До свадьбы мы с Юлей заключили брачный контракт. В наших кругах это нормально и даже обязательно. Когда сливаются капиталы, нужно страховать риски.
В договоре есть абсолютно дурацкий пункт, согласно которому крайне невыгодно расторгать брак первые три года. Инициатор развода лишается части совместного имущества в пользу второй стороны. Иногда я думаю, что только из-за того условия мы с Юлей до сих пор друг друга терпим. Оба пришли в брак не с пустыми руками и приумножили свои активы, оба хотим их сохранить.
Уже в декабре я смогу подать на развод, сохранив за собой эту виллу в Испании. Мне важно оставить ее. Я не шутил, когда сказал Птичке, что построил её для нас.
Заснуть никак не получается.
В очередной раз проверяю телефон. Соня не читает и не отвечает. Набираю. Прослушав семь длинных гудков, сбрасываю и начинаю всерьез волноваться. Спустя минуту она перезванивает.
– Ты звонил? Извини, я уснула, телефон был на беззвучном, – голос действительно сонный.
– Не зря тебя Соней назвали. Любишь поспать. Как долетела? Как тебя встретила дочура?
– Все хорошо, – она зевает, а я неконтролируемо улыбаюсь, – Николь повисла на мне обезьянкой и висела бы до завтра, не усни я прямо на диване. И вправду превращаюсь в соню с маленькой буквы, – снова зевает куда-то в сторону. – Извини, сейчас взбодрюсь, уже вышла на террасу. Расскажи пока, как прошел твой день.
– В больничной суете и переживаниях, – признаюсь. – Мы с тобой странно попрощались.
– Мы и поговорили вчера необычно, – шутит. Явно просыпается.
– Так разговаривать с тобой я намерен на постоянной основе, – не упускаю возможности обозначить, что это был не разовый секс, – Не обязательно начинать в окне, в доме еще много неопробованных мест.
Птичка чуть слышно сопит в трубку. Наверняка покраснела.
– Давай включим камеры, я соскучился и хочу тебя видеть, – прошу, не боясь показаться навязчивым. С ней всегда хочется быть инициативным и гнуть свою линию.
– Ой, я сонная, лохматая и не особо привлекательная сейчас, – пытается отказаться, но я уже жму иконку, переводя вызов в режим с видео.
Соня тоже включает камеру. У меня горит ночник, у нее совсем темно, но её глаза… Они искрят круче любой подсветки! Румянец на ее щеках ожидаемо присутствует.
– Ты охрененно сексуальная, когда смущаешься. Знаешь это? Как я мог тебя отпустить? – я с жадностью рассматриваю ее, – Смотри, где я, – вытягиваю руку с телефоном и верчу, показывая спальню, – Моя подушка пахнет тобой, и я хочу, чтобы так было всегда.
Птичка отводит глаза и никак не комментирует. Это напрягает. Меня распирает от желания поговорить о нас.
– Как тебе предложение? Согласна засыпать и просыпаться вместе? Попробуем? Я сейчас серьезно, – договариваю под неожиданно громкие удары сердца.
Она молчит. Пауза затягивается. Мое загрудинное пространство ощутимо сжимается, тарабанящему сердцу там становится тесно. Не ожидал от себя такой реакции. Так разволновался, что даже вспотел.
– Предложение заманчивое, – отзывается тихим голоском. Наконец-то! Я аж выдыхаю, но рано. Она добавляет: – Только преждевременное. Поговорить нам по-прежнему необходимо. У меня никак не получается сказать тебе что-то крайне важное, касающееся нас. Устала пытаться, и сама на себя злюсь!
– Злиться не надо, тебе не идет. Это мое амплуа, – усмехаюсь. – Ты мне нравишься доброй и милой.
– Но я не такая!
– Я знаю, какая ты, Соня. Хватит себя мучить. Говори прямо сейчас! Что бы ты не сказала, мое предложение останется в силе.
Она закусывает губу. Вижу, что собирается с духом.
– Блин, давай при встрече, – вздыхает, – Я вернусь в воскресенье…
– Меня здесь уже не будет. Нужно перевезти Шурика в российскую клинику, и в холдинге есть неотложные дела.
Она опускает глаза, а потом и вовсе отворачивается.
– Я все понимаю, Птичка. Знаю, как это выглядит. Ты расстаешься с женихом, а я улетаю с женой и сыном домой. Извини, но моя ситуация несколько сложней, по одному звонку не решится. Нужно чуть больше времени…
– Никит, – перебивает. Смотрит серьезно, – Не надо. Это отвратительно, когда мужчина обещает любовнице все порешать и обязательно уйти от жены, но чуть позже. Избавь меня от этой пошлости.
Ее голос тихий, но при этом звенит. Она явно себя сдерживает.
– Вернусь через несколько недель, – произношу спокойно.
– Хорошо, я поняла. Спокойной ночи, – она отключается, не дождавшись ответа.








