Текст книги "Момент бури (СИ)"

Автор книги: Ната Чернышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 21 страниц)

9

В сверкающей зеркальным кафелем и металлом туалетной комнате я сделал все, что, собственно, и полагается делать в подобных местах, а затем промыл чистой холодной водой оцарапанную руку. Из самого длинного пореза все еще сочилась кровь. Я зажал ладонь салфеткой, осторожно приблизив друг к другу края ранки с помощью силы психокинеза. То еще удовольствие, можете мне поверить! Но как иначе остановить кровь, если лень в медпункт идти?

По сей день не знаю, как я тогда сумел уловить эхо чьих-то чужих злых мыслей, зыбкую тень несущейся к уху увесистой дубинки… Думать, кто и за что, было некогда. Я резво упал на пол и попытался достать в подкате нападавшего. Радиус поражения подката – три метра, сколько-нибудь надежного защитного блока от него не существует, уйти же можно только высоким прыжком, что мой нежданный враг с изрядной ловкостью и проделал. Дубинка завершила свой смертоносный замах, с ужасающим треском разнеся умывальник в дребезги. Она жила, казалось, отдельной жизнью, нежели рука звероподобного нападающего, который ростом и габаритами вышел с какого-нибудь не слишком крупного Чужого. Не простая, выходит, дубиночка, а с симплекс-полем, генерированным косоугольно! Я даже заметил на ее глянцевом боку надпись маленькими, тисненными серебром буковками: "Исключительно для планетарной полиции Терры".

Сзади яростно взвыло еще несколько голосов, чьи обладатели не сумели сразу проломиться сквозь невидимую стену защитного кокона. Я почувствовал закипающую в сердце бешеную ярость. Да за кого они меня принимают?!

Я подхватил первого громилу, вновь бросившегося на меня с дубинкой, окунул его в унитаз и подтянул по трубе свежесмытые фекалии. Затем развернулся и впечатал в стену еще троих: кого головой, а кого и всем телом. Стена дрогнула, но устояла. С печальным звоном упало и разбилось о пол несколько кафельных плиток.

– Идиоты, – с отвращением разглядывая шевелящиеся и постанывающие тела, сказал я.

– Ты кто такой, сволочь? – грязное ругательство было выдано музыкальным женским голоском и оттого прозвучало особенно грязно.

А-а, давешняя певичка! Я обрадовался, что не ошибся, сразу определив в ней стерву. Это значило, что, оценивая людей, я мог продолжать доверять своему внутреннему голосу и дальше.

– Я тебя не трону, деточка, – спокойно, с трудом сдерживая клокочущую во всем теле ярость, сказал я. – Забирай своих приятелей и проваливай, пока я добрый!

Она оглядела поле боя, с отвращением скривилась, услышав издаваемые скорчившимся над унитазом бандитом рвотные звуки. Меня самого чуть не стошнило, едва я почувствовал расплывающийся над ним зловонный запах. Физиономию девицы исказила злобная гримаса.

– Ты кто такой, скотина?!

– Может, тебе еще персонкод предъявить? – осведомился я, свирепея с каждым словом.

В дверном проеме появился ее напарник. Секундный обмен взглядами, затем его черные глаза уставились на меня. Телепат… окаянный телепат третьего ранга! Никакой психокинез не способен уберечь сознание от телепатии! Однако вместо сокрушающего волю ментального удара я ощутил лишь слабый толчок прошедшей мимо меня атакующей волны. Приоткрыв глаз, я увидел, что незадачливый телепат беззвучно корчится на полу, обхватив голову руками, от него исходили эманации невероятно сильной, почти нестерпимой боли. Девушка истошно завизжала, невероятно широко распахивая глаза: казалось, еще немного и они так прямо на затылок и вылезут. А в разрушенном дверном проеме стояла Ниэра и ласково мне улыбалась. В ее кулачке был зажат продолговатый прибор в виде тонкой палочки с мигающим огонечком на конце. То самое фантастическое устройство Чужих, защищающее от телепатического вмешательства!

– Брысь отсюда, – скомандовала Ниэра, обращаясь к девице. – Да приятелей своих не забудь!

– Одну минуту, – возразил я, поднимая всю компанию в воздух и хорошенько встряхивая.

Оружие, драгоценности, кред-карты так и хлынули на пол дивным звенящим дождем.

– Считайте это авторским гонораром, – усмехнулся я. Вспомнил Айра и добавил, – А так же возмещением за моральный ущерб.

Злобный взгляд девицы обещал мало хорошего. Если б я только знал заранее, чего от нее ждать! Удавил бы без долгих разговоров! Чего бы мне это тогда стоило? Но я уже упоминал как-то: ясновидение никогда не являлось сильной стороной моего характера.

– Ты как, в порядке? – озабоченно спросила Ниэра, когда мы остались одни. – Я услышала, как Фитци, надираясь в баре, выражала недовольство твоим успехом на эстраде. Элементарная зависть посредственности к настоящему таланту, досада от потери вечернего заработка, отсутствие хотя бы малейшего представления о возможностях психокинетика, твоя оригинальная внешность, алкоголь – и вот результат. Я заметила, как ты скрылся за дверь в туалет, потом увидела, как в ту же дверь вошли секьюрити Фитци, а немного позже – она сама и ее дружок-телепат. Ну, и решила за ними присмотреть…

– Спасибо, Ниэра, – с чувством сказал я.

– Да не за что! – отмахнулась она. – Фитци Араужон, – имя певички она произнесла в нос, с великолепно сымитированным содатумским акцентом, – дрянь, каких мало. Мелочная, мстительная стерва с комплексом превосходства и непомерными амбициями. Воображает себя Золотым голосом Содружества! – Ниэра презрительно фыркнула, пряча спасший меня приборчик куда-то в потайной карман.

– Слушай, а где ж ты умудрилась достать эту штуку? – поинтересовался я.

– Ми-Грайон тарг поделился, – легкомысленно объяснила она.

– Да тебя ведь повесят за кражу! – с восторженным ужасом воскликнул я.

– Не-а, – пренебрежительно отмахнулась она и добавила мечтательно, – Есть такая штука – молекулярное копирование.

А я впервые подумал, что уважаемая госпожа Ребекка Браун далеко не так проста, какой хочет казаться. Богатая наследница, прожигающая громадное состояние по казино и барам, вечно юная, обаятельная кокетка, меняющая любовников едва ли не чаще, чем собственные наряды… И даже тарг попался в ее коварные сети, как последний мальчишка. Не удивлюсь, если она связана с каким-нибудь военным ведомством Земного ли Содружества, Юпитерианской лиги или же анклава Содатуми на Бета-Марсе…

– Не гадай, – усмехнулась женщина, подходя ко мне совсем близко, так близко, что я почувствовал кожей ее дыхание. – Правды ты все равно никогда не узнаешь…

– Ниэра, – прошептал я, безуспешно пытаясь отстраниться, – Не надо. Давай останемся просто друзьями…

Она все же поцеловала меня. Мягко и нежно, как бывало раньше, когда мы любили друг друга. Я закрыл глаза. Впору было испытывать отчаяние, но я не чувствовал ничего. Наше взаимное влечение осталось в прошлом. Все, что когда-либо между нами было, отболело, отгорело, прошло, осело на самое дно памяти холодным серым пеплом, и мы оба прекрасно это понимали.

Потом Ниэра ушла, а я без особого воодушевления подобрал оставшиеся от бандитов материальные ценности. Мне достались: две полицейских дубинки с изрядно подсевшими батареями, четыре полностью заряженных плазмера серии "Молния", четыре кастета с шипами, шесть метательных ножей, пять игольчатых ножей в желтых чехлах, четыре трубки с комплектом парализующих дротиков, поясок со звездочками-сюрикенами, изумрудные серьги в золотой оправе, стриновый кулон, разной длины золотые цепи в количестве восьми штук, масса кред-карт разного достоинства и степени измятости общей суммой где-то в тысячу юпитеранских долларов. К испачканному говном имуществу я прикасаться побрезговал. Увязав все добро в куртку, я отправился прямиком к комиссионной лавке, где никто никогда не задавал никаких вопросов, и реализовал все ненужное за четыре с лишним юпитеранских доллара. Стриновый кулон можно было бы, конечно, загнать подороже – такие в ювелирном не меньше двадцати тысяч стоят, – но мне недосуг было торговаться. Да и не в ювелирный магазин я пришел, в самом-то деле!

Затем в уличном банкомате я обменял все мелкие кред-карты на пару крупных. Выпил пива в первой попавшейся на глаза забегаловке. Отправился в "Техникс-Центр" и оплатил заявку, на утро заказав комплект инструментов. Девушка-кассир к тому времени уже ушла, а вместо нее дежурил Рон Альвес, снова назвавший меня мальчиком. Пришлось осадить его грубым словом. К чести менеджера "Техникс-Центра", он не стал связываться с пьяным хамом, иначе б я въехал ему в морду не раздумывая.

Потом я выбрался в холл с твердой целью добраться до номера и свалиться на пол уже там.

Пострадавший бассейн привели в более-менее порядочный вид. Поправили бортики, убрали оплавленные осколки люстры; я поднял голову и не поверил своим глазам – на месте упавшей люстры уже красовалась новая, точная копия старой. По ту сторону бассейна я заметил Ми-Грайона тарга, он стоял ко мне спиной и что-то бормотал в свой комм. Я двинулся по широкой дуге к лестнице с твердым намерением не попадаться Чужому на глаза, так как был сейчас в таком состоянии, что не мог полностью контролировать свои эмоции. Если тарг снова ко мне прицепится – дам в морду, а он, естественно, в долгу не останется и пойдет такое веселье, что не приведи Бог. Драться с таргом мне что-то не хотелось: Чужой военный – это тебе не самоуверенный менеджер преуспевающей конторы, простым мордобоем от него не отделаешься.

Внезапно мне почудилось смутное дрожание воздуха над бассейном, как раз над тем местом, куда пришелся залп аннигилятора покойного Рихарда. Я замер, напрягая зрение. Может, просто ошибся? Может, просто чудится по пьяному-то делу?

Ничего мне не чудилось. Воздух дрожал и шевелился, закручиваясь диковинными спиралями. Точнее не воздух, а сама ткань пространства над бассейном. Слишком много энергии было выплеснуто в этом месте, слишком мощные силы бушевали здесь совсем недавно, слишком хрупким было равновесие между порядком и хаосом на изувеченной следами былых сражений Земле, чтобы выстрелы Рихарда и мои развлечения с психокинетической силой остались без последствий.

Над бассейном зарождался Провал.

Ми-Грайон тарг как раз стоял на линии готовящегося выброса энергии. Не долго думая, я пихнул Чужого в спину, и тот весьма вовремя отлетел к самой стенке. Не видимый ни кому, кроме меня, протуберанец пронзил место, где находился воин. Ткань пространства дрогнула, потекла, закручиваясь цветными спиральками, искажающими перспективу. Негромкий хлопок – и гулко заныло в ушах, отозвалось болью в каждой косточке, – над бассейном формировалось ядро Провала.

– Ты! – заревел Чужой, оборачиваясь ко мне и хватаясь за кобуру бластера.

Он ничего не видел и понимал только одно: какой-то наглый, подвыпивший терранин намеренно сбил его с ног, не иначе как для того, чтобы поглумиться. Как будто делать мне больше было нечего!

– Смотри! – крикнул я ему, указывая на творящееся над бассейном безобразие.

Пространство рвалось, растекаясь в стороны зеленоватым мерцанием. Я сжал вокруг расширяющегося провала кокон силы, но энергия утекала из меня гораздо быстрее, чем я мог себе это позволить.

– Проклятье! – крикнул я таргу. – Зря я твой шайерх испортил! Сейчас бы пригодился.

– Даршан пест! – выругался Чужой, таращась на несчастный бассейн. – А это еще что такое?!

У меня не было времени на подробные объяснения.

– Плазмер есть? Стреляй в меня, живо!

– С превеликим удовольствием! – осклабился тарг, нажимая на спуск.

Я преломил энергию лазерного луча и употребил ее с пользой. Провалы легче всего капсулировать на начальной стадии возникновения, так как потом, когда реакция распада распространяется на большие участки пространственно-временного континуума, что-либо сделать уже невозможно. Тем более что молодые провалы активны практически постоянно.

Первым делом я удалил внутри сферы весь кислород, главное топливо реакции. Потом начал сжимать внешние границы поля. Мигнул свет – я качал энергию изо всех источников, до которых только мог дотянуться. Не думайте, что это было легко даже для владеющего даром неограниченного психокинеза. Любой провал на начальной стадии своего формирования выделяет массу "дикой" энергии, поглотить или преломить которую не только опасно для жизни, но и попросту невозможно. Главное – не допустить возникновения спонтанной цепной реакции распада. Все решается буквально в доли секунды для стороннего наблюдателя. Для меня же время растягивается в вечность, наполненную борьбой за каждый кубический микрометр здорового пространства. Но я справился, как справлялся и раньше. Методика отработана и обкатана на многих точечных провалах; сработала она и здесь, где зарождался обычный средний разлом, который со временем мог разрастись на весь Аян.

Через несколько секунд вместо полноценного провала над бассейном повисло безобидное, абсолютно пассивное "кривое зеркало" из не сумевшего восстановиться полностью пространства. Я вздохнул с облегчением, оседая на пол. Руки противно дрожали, из головы выветрился весь хмель.

– Что ты с лазером сделал? – спросил Чужой, озадаченно рассматривая свое оружие. – Он разрядился почти полностью!

– Тебя спасал, – буркнул я в ответ. – Уж и сам не знаю за что!

– Что это такое? – поинтересовался Ми-Грайон тарг, с опаской обходя "зеркало".

– Шрам на ткани пространства, – объяснил я. – На редкость уродливая штука, но зато не активная. Выпить есть?

– Держи, – Чужой протянул мне плоскую, украшенную затейливым рисунком фляжку.

Я глотнул. Пойло огнедышащей лавой стекло по пищеводу и водородной бомбой взорвалось в желудке. Я поперхнулся и зашелся в приступе жестокого кашля. Из чего они алкоголь гонят, из антиматерии, что ли?!

– У тебя же другой метаболизм! – спохватился тарг, отбирая у меня фляжку. – Еще отравишься!

– А, ерунда, – отмахнулся я, поднимаясь.

Голову стремительно заволакивало цветной пеленой крепкого дурмана.

– Что здесь происходит? – услышал я недовольный голос Айра. – Фредди! Снова ты!!! Парень, неприятности из тебя так и сыпятся! Что ты вытворил на этот раз?

– Вон, у него спроси, – кивнул я на тарга и поспешил сбежать прежде, чем Чужой опомнился.

В общем, прибрел я в свой номер, аккуратно дверь притворил, да еще и поле на замок наложил, чтобы крепче держало. Айр без предупреждения ко мне не сунется, он меня знает, а другим здесь делать нечего. Пусть на себя пеняют, если убьет ненароком.

Первое, что я увидел, – свернувшуюся в клубочек посередине огромного кресла Кристину. Когда я вошел, она слегка дернулась, но головы не подняла. Я понял, что она спит. Подошел ближе, стараясь производить как можно меньше шума – у Кристины очень чуткий сон. Девочка не проснулась. Длинные кудрявые волосы свисали почти до самого пола. Длинные темно-каштановые, вьющиеся крупными тяжелыми локонами волосы. Я уже видел сегодня такие. Вот только у кого? В голове шумело, воспоминания путались.

Кристина зашевелилась, стискивая обеими ручонками подушку. Я поспешно попятился и не слишком уверенной походкой отправился в ванную. И очень долго стоял то под горячим душем, то под холодным. До тех пор, пока голове не полегчало. Тогда я закрыл воду и потянулся за полотенцем – рукой потянулся, как все нормальные люди делают!– и увидел жену. Она стояла в дверях и смотрела на меня. Что-то подсказывало мне, что стояла она там давно. Меня даже в жар бросило при одной мысли о том, что она подглядывала за мной, пока я мылся. Вот ведь бесстыжая!

Короче, полотенце сорвалось с крючка и само вокруг меня обернулось. Правду я сказал этому Орнари, чистую правду и ничего кроме правды – ничто так не облегчает жизнь, как психокинетические способности!

– Пфу, – сказала она, наморщив свой прелестный носик. – Пфу, Манфред, ты пил!

– Пил, – я не стал отпираться. – Но немно-а.

– Это видно. Тебе удалось купить молчание Орнари Ми-Грайона?

– Да. Удалось. Вроде бы.

Я осторожно, чтобы не поскользнуться, выбрался из ванной и присел на ее краешек. Жена подошла, встала рядом. От нее пахло душистым мылом. Я почувствовал… здесь и сейчас, рядом с ней… почувствовал снова… я не хотел это чувствовать! Но оно не поддавалось никакому контролю. Давний, полузабытый ужас вновь пополз по спине холодными струйками липкого пота.

– Манфред, – ласково позвала меня жена, и от одного звука ее голоса словно что-то сдвинулось в груди и за некой призрачной гранью с таким трудом обретенного осознания вновь зашевелилось отражение былого безумия. Я обмер, боясь даже самым простым движением вызвать к жизни прежний кошмар.

Она скользнула ко мне, ласково коснулась пальчиками лица.

– Не надо… – прошептал я. – Не надо… Таня… Тэйну. Не надо, прошу.

– Молчи, – тихо прошептала она мне в ухо. – Не надо слов…

Ее влажные волосы скользнули по плечу… нежное шелковое прикосновение, пробудившее слишком страшную память. Уже не соображая, что делаю, зачем и для чего, я отдернулся, поскользнулся и с размаху шлепнулся на пол.

Тэйну присела на край ванны и смотрела на меня сверху вниз. Я чувствовал ее взгляд чуть ли не всей кожей.

– Почему? – простонал я. – Ну, почему, Тэйну? Почему?!

– Почему я не сказала тебе всей правды?

Мне показалось, она улыбается. Грустной, исполненной боли улыбкой… Я несмело поднял голову. И впрямь. Она улыбалась…

– И это тоже, Тэйну. Почему?

– Я не могла. Я боялась.

Да, конечно. Как было не бояться, ведь она знала меня лишь безмозглым, отвратительным, похотливым животным, и нет никакого оправдания тому, что я был таким не по своей воле…

– Глупый! Глупый ты, – с досадой произнесла она. – Я боялась тебя потерять.

Смысл сказанного в просочился в мое серое вещество не сразу, но уж когда дошло как следует… Я изумленно вскинул голову. И встретил взгляд Тэйну… нежный, ласковый, печальный. Полный немого обожания. Полный любви.

– Я полюбила, – сказала она. – С первого взгляда, с первого вздоха, как бывает только в красивых сказках-балефанзари. Еще на Содатуме, когда ты пел в Радужном Граде для моей матери. И когда я увидела тебя снова… Я понимала, что Ян Ольгердович не должен знать о моих чувствах. Ведь он привел тебя ко мне в наказание. Понимаешь? Я провинилась и должна была испытывать унижение, страх, отвращение и ненависть. И я их испытывала в полной мере. В те редкие минуты, когда к тебе возвращался разум, ты чувствовал мои эмоции и очень остро на них реагировал. Твои страдания стали моими, твоя боль стала моей, твои раны истекали моей кровью… но знала об этом только я, одна лишь я. – по ее щекам медленно поползли крупные слезы. – Милый, любимый, единственный мой… панафиостан… прости. Прости, я не могла тебя утешить. Прости, я заставляла тебя страдать. Прости, я не имела права любить в то время, когда ты так нуждался в любви!

– Господи, Тэйну, – прошептал я, потрясенный до глубины души, – не ты должна просить у меня прощения! Кто угодно, только не ты! Это я виноват… я… мне нельзя было… никак нельзя было злить эту сволочь! Но я слишком привык полагаться на свою силу, привык к собственной неуязвимости, за что и поплатился… Если б только я мог знать заранее, чем все обернется…

– То мы никогда бы не встретились, – Тэйну подалась ко мне и взяла за руки. – Манфред панафиостан, я благодарна нашему врагу за то, что он подарил нас друг другу. Это единственное, кроме самой жизни, за что я могу быть ему благодарна. И теперь, когда я свободна, я больше не хочу скрывать свои чувства. Хочу, чтобы и ты стал свободным. Пусть твой друг Арэль Весенан поможет тебе снять психокод… И тогда ты сможешь взглянуть на меня чистым, не замутненным чужой волей взглядом. И тогда… может быть… ты сумеешь полюбить меня сам.

– Я уже люблю, Тэйну…

– Тогда люби. Если хочешь меня любить – люби. Прямо здесь, прямо сейчас… Пока еще есть у нас время. Пока мы рядом. Ведь мы не знаем, что будет завтра. Нам сейчас надо жить, понимаешь? Сейчас!

– Тэйну, как ты не понимаешь! Я не могу!

– Манфред панафиостан, пойми, мы свободны! – страстно заговорила она. – Мы можем делать все, что хотим, просто потому, что хотим. Нас не станут наказывать, если что-то вдруг не получится. Нам не станут приказывать, если мы не захотим. Мы свободны.

Я закрыл глаза, опуская барьер. Беззвучным водопадом хлынули в мое сознание ее эмоции. Теплые, исполненные горькой нежности чувства, целительным бальзамом окутывали мою израненную душу. Я потянулся к ней, к этому восхитительному теплу… мягкие губы коснулись моих… и все очарование пропало. Остался лишь ужас, полузабытый безумный ужас, рвущийся наружу, сметающий все на своем пути… я резко отдернулся, больно стукнулся головой об отделанный керамикой бок ванны.

– Ольмезовский пьохалан саюшдакан пест! - свирепо выразилась Тэйну, сжимая кулаки.– Арума на'пьохаш сата!

И столько ярости, столько лютой ненависти звучало в ее голосе, что мне стало страшно. Я закрыл лицо руками, словно это могло уберечь от клокочущего урагана чужих эмоций, от черного колодца собственного недавнего безумия, всколыхнувшегося в разуме…

…И внезапно, словно стена, рухнуло на меня озарение – все это время, на Ганимеде, пока я отчаянно пытался собрать себя из многих тысяч сверкающих осколков разбившихся зеркал, в тайне от всех меня поддерживала именно Тэйну. Не Джейни, целитель и телепат первого ранга, любившая другого, а Тэйну. Она защищала меня от Ольмезовского, неумело, отчаянно, яростно, да так, что всесильный властитель Ганимеда ни о чем не догадывался… кого он только не подозревал, включая бедняжку Хорэн! А вот о Тэйну даже не подумал. О деморализованной, впавшей в беспросветное отчаяние, вздрагивавшей от одного звука моего имени Тэйну! Она скрывала свои подлинные чувства под противным ее сердцу эмоциональным барьером. Она до сих пор хранила в себе осколки моего прежнего "я". В какой-то мере она стала мной даже больше, чем я сам, – лишь бы сохранить, сберечь даже самые малые крупицы моей памяти и души…

– Почему, Тэйну? – простонал я, пряча лицо в ладонях. – Почему?!

– Я полюбила, – тихо ответила она.

Прикосновение ее пальцев – легкое, невесомое, нежное. И что-то во мне дрогнуло, раскололось, разлетелось на множество ранящих осколков. Я уткнулся в теплые ладони Тэйну и зарыдал, содрогаясь всем телом. Я не плакал так с самого детства, с тех пор, как внезапно пропала мама и в глубине души, там, где я всегда слышал ее голос, поселилась беспросветная глухая пустота.

Тэйну гладила по голове, как ребенка, а я прижимался к ней, не в силах унять бешеный поток слез, копившийся во мне, наверное, целую вечность. Постепенно я все же успокоился. На место недавней истерики пришло странное опустошение, отрешенное спокойствие, тихая печальная радость…

Словно кровоточащие раны памяти прикрыло целительной пеленой забвения…

Словно мозаика из разрозненных сияющих кусочков вновь собралась в подобие связного узора, правда, совершенно не такого, каким он был прежде…

Словно разбитое когда-то зеркало вновь обрело свою целостность…

Тэйну нагнулась ко мне и поцеловала – мягко и вместе с тем настойчиво. И мы все-таки занялись любовью, как она и хотела с самого начала. И получилось это совсем не так, как выходило под давящим гнетом психокода на Ганимеде. Мы были очень нежны друг с другом.

И мы действительно были свободны в своих поступках и действиях – отныне и навсегда.