Текст книги "Момент бури (СИ)"

Автор книги: Ната Чернышева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 21 страниц)

Достаточно того, что истина известна мне, профессору Ольмезовскому и двоим Чужим. И никто из нашей четверки, уверен, попусту языком трепать не станет.

Мы договорились, когда и откуда отправимся в Катуорнери. Ми-Грайон тарг задержался, чтобы предостеречь меня.

– Слушай, ты, терранин, – свирепо прорычал мне воин, – если мой брат свернет себе шею на этом твоем дерьмоходе…

– Твой брат взрослый мужик и должен сам понимать, куда его черти несут, – возразил я. – А если ты так за него беспокоишься, поезжай с нами, только и всего.

– Наедине с тобой я его не оставлю, уж будь уверен! – заявил тарг.

– Пожалуйста, – буркнул я ему в спину и полез в кабину.

Ты и в самом деле собираешься отправляться в этот их город? - спросил у меня недоверчивый взгляд Кристины.

– Собираюсь, – сказал я, запуская тест всех систем снегохода заново. – А что еще мне остается делать?

– Не отправляться в город Чужих, - дала девочка добрый совет.

– Ну, спасибо, – поблагодарил ее я. – А с психокодом что делать? К тому же, я и в самом деле хочу спасти друга. Да и почему бы не посмотреть, в конце концов, на их город? Я все равно отправился бы в Катуорнери даже без всякого психокода.

Скептическая ирония. Недоверие. «Как можно позволять себе соваться в смертельную ловушку из наивного любопытства? Как можно считать другом какого-то там Чужого?!»

– Не пытайся проникнуть за барьер этого психокода! – мгновенно ощетинился я, поворачиваясь к ней. – Не ты его ставила, не тебе он и предназначается!

«Агрессивность как барьер? Интерес. Любопытство, стремление разобраться, что к чему, азартное желание справиться с такой трудной задачей…»

– Отвали!!! – закричал я, хорошенько встряхивая несносную девчонку. – Не смей ковыряться в моих мозгах!

"Отпусти". Иссушающий жар, привкус озона, рвущееся наружу всепожирающее пламя. «Отпусти, Манфред. Не доводи до беды».

Я оставил Кристину в покое и полез за водой.

"Дай и мне".

– Держи, – я протянул девочке стаканчик. – А в гости к Чужим я все-таки наведаюсь. Гляну, что там к чему.

– Я с тобой!

– С ума сошла?! На генсканер нарываешься?! Они с такими, как ты, полукровками, не церемонятся. Содатум помнишь?

Кристина помнила.

– Вот то-то же и оно. Останешься здесь. Присмотришь за Тэйну и малышом.

Кристина угрюмо посмотрела на меня. Ей не нравился Ми-Грайон тарг. Еще больше ей не нравился мальчик Гретас Хорошен. "Опасность, Манфред! Большая опасность!"

– Они же отправятся в Катуорнери вместе со мной, – озадаченно произнес я. – Какая вам от них может исходить опасность?

– Будь осторожен.

– Буду, – пообещал я. – Тебя проводить в номер?

– Необязательно. Помню дорогу.

– Ну, смотри.

Кристина вылезла из кабины и, не оборачиваясь, пошла к выходу. Какое-то время я смотрел ей вслед, потом снова вернулся к приборам на консоли управления. Надо было продолжить настройку, но желание пропало. Все буквально валилось из рук. Я мысленно плюнул и откинулся на спинку кресла отдохнуть. И сам не заметил, как задремал. А приснился мне содатумский осенний день…

Летним ясным днем на пляже было весело. Оранжевый песок, прозрачные волны в кудрявых барашках пронизанной солнечным светом пены. В осеннюю же непогоду трудно было найти место неуютнее. Мохнатые свинцово-серые тучи нависают так низко, что кажется – еще миг, и небо совсем опустится на землю, захлопнет собою мышеловку, внезапно ставшую слишком тесной для мира. Исполинские волны с мерным гулом накатывали на безлюдный пляж, заваленный выброшенными ночным штормом неряшливыми комками водорослей. Воздух пропитан смесью йода, соли и сероводорода, и сыплется, сыплется с вышины мелкая промозглая морось – не то дождь, не то мелкий мокрый снег.

Я потерянно бродил по песку, спрашивая себя, за каким чертом меня сюда принесло. Хотелось вернуться в уют и тепло больничной палаты, взять в окоченевшие пальцы кружечку горячего кофе… Но что-то не давало вот так просто повернуться и уйти. И я бродил и бродил вдоль кромки прибоя, пиная попадавшиеся под ноги округлые валуны в два кулака размером; их было мало, и они торчали из темного песка наподобие гигантских белых яиц неведомых морских зверей.

– Не знаю, и знать не хочу! – донесся вдруг до меня чей-то визгливый голос.

Я посмотрел в ту сторону. Кому еще могло придти в голову гулять под дождем?

Это оказалась девица очень странного вид: невысокая и тощая, нелепо одетая, в кепке козырьком назад и старых-престарых космических ботинках со стертыми носками. Наверное, девица когда-то усердно пинала этими ботинками под чей-то увесистый зад, а потом сохранила обувь в память о той исторической победе.

– И знать ничего не хочу! – визжала девица в крошечный голографический экранчик переносного видеотелефона, яростно меряя пляж широкими шагами. – Вы мне обязаны! В конце концов, это случилось по вашей вине! Я не намерена еще раз отваливать бешеные деньги за очередной летальный исход! Что?! Ну, я вам устрою! До самого Ольмезовского доберусь, если понадобится! Знать будете в следующий раз на ком опыты свои долбанные ставить! Мать вашу!

Она грязно выругалась, отключила прибор, с трудом удержавшись от того, чтобы не швырнуть его в море, и уставилась на меня.

– О! – сказала она. – А ты что здесь потерял, чудо?

– Я просто гуляю, – огрызнулся я, девица мне не понравилась.

– По такой погоде? Оригинал! Ну, иди, гуляй дальше…

Она задрала голову и стала смотреть в низкое небо, часто моргая.

Я чувствовал ее боль. Что-то мешало мне просто пройти мимо, хоть я и видел эту девушку первый раз в жизни.

– Вам плохо? – осторожно спросил я.

– Плохо? – переспросила она, не опуская головы. – Не то слово, дитя. Я сегодня потеряла ребенка. Какой-то гад протащил в инкубационный зал Репродуктивного Центра эмпат-вирус. Два блока вышло из строя! Черти б их всех забрали! Почему именно мой малыш заплатил за их халатность жизнью? А они теперь хотят откупиться от меня деньгами. Компенсация, – передразнила она своего недавнего собеседника. – Чтоб они подавились ею… Мать их…

Она полезла в сумочку и вытянула длинную дамскую сигару:

– Огоньку не найдется

– Да, пожалуйста, – я протянул ей сложенные лодочкой ладони, над которыми вспыхнул язычок бледно-оранжевого пламени.

– А, пирокинетик, – с удовлетворением сказала тощая, жадно затягиваясь. – Что в госпитале потерял? Лечишься?

– Да.

– Эй, а ты не заразный? – с внезапным подозрением спросила она, отступая на шаг.

– Не знаю, – мстительно ответил я.

– Ха-ха-ха! – тощая зашлась в приступе заразительного смеха. – Заразных-то из спецзоны не выпускают! Ты мне нравишься, дитя, – она изучающее всмотрелась в мое лицо. – Тебя как звать-то?

– Фредди, – буркнул я недовольно.

– Тина, – назвалась девица, протягивая мне руку.

Пальцы у нее оказались длинными и холеными, с ярким сложным маникюром. А я, наконец, разобрал значки паранорм у нее на воротничке. Третий телепатический ранг, усиленное зрение, адаптация к перегрузкам и значок мастер-пилота, начищенный до серебряного блеска. Мастер-пилот! Обалдеть! Это когда же она в летную школу поступала? Годика в четыре?!

– Ненавижу врачей! – выразилась она, щелчком отправляя окурок в море. – Мать их всех!…

– Не ругайся, – неприязненно сказал я.

– А то что? – хмуро поинтересовалась она.

– А то я перестану тебя уважать!

Тина скривилась так, словно проглотила целый лимон. Не жуя.

– Да пошел ты!…

Она плюнула в море и отвернулась. Я смотрел на нее, чувствуя, как почти против воли рождается в глубине души мелодия. Грустная и печальная песня без слов, как нельзя лучше отражавшая сущность этой женщины. Хулиганистые ужимки, мат, яркая тинэйджерская одежда, характерная речь, – все это было лишь маской, за которой пряталось нежное и бесконечно уязвимое существо.

Мастер-пилот межзвездных рейсов.

«Сколько же ей на самом деле лет?» – подумал вдруг я.

– Спасибо, малыш, – вдруг сказала она тихо. – Ты, оказывается, поэт… Знаешь, а я хочу, чтобы мой сын был похож на тебя.

– Что? – не понял я.

Она обернулась, посмотрела на меня и повторила открытым текстом:

– Я хочу от тебя ребенка.

– С ума сошла?! – я попятился. – Еще чего! Я ни за что не стану… как это? Спать с тобой, вот! Я не буду спать с тобой!

Тина меня высмеяла:

– Мне в рейс через две недели. Соображай сам: куда мне беременеть? Я воспользуюсь искутом. А раз уж ты лечишься здесь, то твои образцы должны храниться в банке. Вот я ими и воспользуюсь. Если уж снова платить, так хоть знать, за что!

– А я не дам тебе своего согласия!

– А мне плевать! Ты контракт с госпиталем подписывал? Как ты думаешь, дитя, откуда они берут средства, чтобы лечить такую тьму народа по последнему слову медицины? Услуги репликационных банков стоят недешево. Вся сумма за каждый образец твоей ткани из репликационного банка расходуется на твое лечение и содержание в стенах госпиталя.

– Я не подписывался торговать своими детьми! – взвился я. – В контракте про такое ничего не было сказано!

– Да ты что! Ты подмахнул бумажки не глядя! – развеселилась девица.

Я схватился за голову. Я находился в госпитале уже полгода, и за это время воспользоваться услугами репликационного банка могло немало людей. Не меньше сотни! В этих чертовых Репродуктивных Центрах сейчас созревало не меньше сотни моих детей!

– Да не суетись ты так, малыш, – ухмыльнулась тощая Тина. – На что тебе сотня младенцев? Ты и сам-то молокосос еще!

Я с ненавистью взглянул на нее. И налетел порыв бешеного ветра, ударил тощую в лицо, отшвырнул назад и, бросив на мокрый песок. Дурацкую кепочку сорвало и унесло прочь, рассыпались по плечам длинные, вьющиеся крупными кольцами черные волосы.

– Псих! – завизжала тощая, торопливо собирая волосы в хвост.

Я молча смотрел на нее.

– Ладно, – стушевалась девица. – Я пошла. Не будь таким серьезным, дитя, а то в космос не возьмут. Пока-пока, чао-какао.

Она пошла прочь вразвалочку, кулаки в карманах, клеш длинных, не по росту, брюк волочился по мокрому песку…

Я смотрел ей вслед, и она, почувствовав мой взгляд, обернулась и крикнула во весь голос:

– А ребеночка от тебя я все равно рожу!

Я сел, растирая ладонью занемевшую шею. Вспомнил, как кинулся разыскивать своего сына. Без толку все это оказалось. В Репродуктивном Центре мне сказали, что Тина погибла, а ребенка забрал ее гражданский муж. Кто он и как его найти, мне, разумеется, не сказали. Орать, вопить и колотиться головой об стенку можно было сколько угодно: тайну рождения в этих чертовых Центрах хранили тщательно. Моему малышу, наверное, было сейчас уже года два… Интересно, унаследовал ли он паранорму психокинеза? Хотя вряд ли. Ян Ольгердович кто угодно, только не дурак. Не станет он вот так, за здорово живешь отдавать такое сокровище широкой общественности! Скорее всего, домен неограниченного психокинеза из генома убрали… Хотя эта процедура – убирать какие-то участки из ДНК – тоже не из дешевых. Так что кто его знает…

12

Через час мы с Ми-Грайонами покинули Аян. Орнари Ми-Грайон очень долго не мог устроиться на переднем сиденье, норовя поджать ноги под себя привычным образом. Я объяснил ему, что лучше сидеть прямо, вытянув ноги и опираясь на спинку кресла. И что ремни по бокам – это вовсе не средство для ограничения свободы недружелюбно настроенных пассажиров, а обычная страховка.

– Страховка? – с искренним изумлением переспросил Чужой. – Позвольте, разве в вашей машине нет гравикомпенсатора?

– А что это такое? – полюбопытствовал я, плавно наращивая скорость и стараясь не отставать от черной капли глайдера Воркен.

– Ах, ну да, – Орнари Ми-Грайон явно смутился. – Я забыл…

– Гравикомпенсатор, – задумчиво проговорил я. – Очевидно, этот прибор должен каким-то образом смягчать, а то и вовсе нейтрализовывать перегрузки, возникающие при любой внештатной ситуации… например, при аварии. Забавно. Надо подумать, как это можно реализовать технически…

Снегоход несильно тряхнуло. Я оглянулся на второго Ми-Грайона – тот и не подумал пристегнуться и сесть как надо. Его поза с поджатыми ногами была едва ли не самой неудобной с точки зрения безопасности.

– Ты бы все-таки пристегнулся, тарг, – предостерег его я. – Не ровен час, кочка какая попадется или там яма… Тряхнет будь здоров, гравикомпенсаторов у меня тут еще долго не будет.

– Уважаемый Манфред, вы всерьез надеетесь создать гравикомпенсатор своими силами? – с осторожным удивлением поинтересовался Орнари Ми-Грайон.

– А почему бы и нет? Я люблю ковыряться в железках и придумывать всякие штуки. А идея гравикомпенсатора, кстати, стара как мир. Еще в докосмическую эпоху люди пытались бороться с неприятными эффектами тяготения всеми подручными средствами. Конечно, в отличие от ваших техников, пользующихся уже готовым решением, мне придется идти методом проб и ошибок, но тут уже ничего не поделаешь. В конце концов, ваши ученые в свое время поступали точно так же.

– Ваша затея все равно обречена на провал, – поджав губы, заметил Ми-Грайон. – Я, конечно, восхищен вашим энтузиазмом, но, извините, для создания целого раздела гравитационной физики, к коему относятся принципы работы гравикомпенсатора, одного энтузиазма мало. Я не говорю уже о технических сложностях! Уровень вашего технологического развития просто не позволит вам сконструировать прибор достаточно малых размеров. Ваш гравикомпенсатор, собранный из деталей земного производства, займет половину одного из самых больших ваших городов, как минимум!

– Первый компьютер тоже занимал целое здание размером в три этажа, – пожал я плечами. – Кроме того, раз в эсперанто имеется слово "гравикомпенсатор", то это уже говорит само за себя. А так же не следует забывать о вольных торговцах…

– Вольные торговцы?

– Контрабандисты. Эти даже из черной дыры что угодно достанут, если заплатить им как следует.

– Таких мы вешаем, – серьезно проговорил Орнари Ми-Грайон.

– Если успеваете поймать, – уточнил я. – А, проклятье!!!

Летевший впереди глайдер Воркен вдруг нырнул за бугор. Я, не снижая скорости, отправился следом, наивно полагая, что ничего страшнее обычной выбоины нас не ожидает.

Я ошибался!

Бугор оказался краем отвесной, уходящей глубоко вниз стены гигантской пропасти. Я резко затормозил, но инерцию полностью погасить не удалось. Машина, естественно, сорвалась и начала падать. Далеко-далеко по курсу я увидел тоненькую, пенящуюся полоску ручья, над которым поднимались клубы морозно-белого пара. Горячий источник… Аккурат для того, чтобы сварить наши переломанные, расплющенные в лепешку кости.

Я раскинул широкую плоскость психокинетического поля, цепляясь за все, за что можно было зацепиться. Снегоход убавил прыти, но убийственное скольжение ко дну пропасти не прекратилось. Орнари Ми-Грайон бормотал что-то в свой комм, но я его не слушал. Наконец мне удалось протянуть поле до другого конца пропасти – там, на противоположной стороне, маячила черная капля глайдера Воркен. Наша машина неподвижно зависла носом вниз почти в вертикальном положении. И только теперь я позволил себе перевести дух.

– Предупреждать о таком надо, уважаемый господин Орнари! – зло сказал я, обращаясь к повисшему на ремнях страховки Чужому.

Он повернул ко мне голову и улыбнулся прокушенными до крови губами.

– А разве ваша машина не обладает аэродинамическими качествами?

– Вашу маму! – закричал я, испытывая запоздалое потрясение. – Это снегоход, а не атмосферная яхта! И антигравитационные двигатели ему в страшном сне не снились!

– Мы, кажется, зависли? – снова улыбнулся Орнари Ми-Грайон.

Проклятье, он совсем не испугался?! Судя по его эм-фону, окрашенному в теплые тона умеренного любопытства, не очень. Ну и нервы, однако!

– Я мог бы позвать Воркен, – продолжал Орнари. – У нее есть соответствующие устройства, – он не рискнул назвать эти устройства нужным словом, опасаясь, что я тут же начну думать, как изобрести что-либо похожее для своей машины.

– Ну, так и в чем же дело? – огрызнулся я.

– Мне любопытно посмотреть, – с улыбкой проговорил Чужой, – сумеете ли вы справиться сами.

Я глянул на приборы. До края пропасти, откуда мы свалились, было метра четыре, не меньше. Я чувствовал, как крошилась порода под давлением удерживающего нас психокинетического поля. Долго нам так не провисеть…

– Итак, что вы собираетесь делать? – полюбопытствовал Чужой.

– Для начала проверить, хорошо ли работает катапульта, – оскалился я. – Держитесь крепче, сейчас будет весело.

Через мгновение меня с силой вышвырнуло через открывшийся в потолке люк. Еще в полете я извернулся, психокинетическое поле спружинило о край пропасти и выкинуло меня на безопасное место. Снегоход по широкой дуге пролетел над моей головой и встал вверх тормашками в десяти метрах от обрыва. Я поднялся, отряхивая с одежды снег, и перевернул машину, как полагается, куполом вверх. Орнари Ми-Грайон выбрался наружу сам. Правда, его тут же начало тошнить. Наверное, слишком сытно поел перед поездкой, чего, как видно, делать не стоило.

– Живой? – полюбопытствовал я, подходя ближе.

Он только кивнул, вытирая белоснежным платочком губы.

– Проблема в том, – начал объяснять я, – что психокинетическое поле любой сложности и любой направленности передвигается вместе со своим источником, то есть со мной. Именно на это я и рассчитывал, выскакивая из кабины, – я развел руками. – Вот, получилось, как видите.

– Вы что, никогда не делали такого раньше? – искренне изумился Ми-Грайон.

– Да как-то случая не подворачивалось, – признался я. – Давайте-ка глянем, что там с вашим братом…

Раздавшаяся из-под купола ругань ясно сказала о том, что с Ми-Грайоном таргом все в порядке. Через мгновение появился и он сам, закрывая ладонью стремительно заплывающий глаз. Вторая рука висела плетью, и пальцы на ней были выгнуты неестественным образом.

– А я тебя предупреждал! – назидательно сказал я, тыча в него пальцем.

– Кочка! – злобно прошипел воин. – Яма! Ант'пьохаш райедакан пест шагран!

– Что он сказал? – обратился я к Орнари.

– Э… – смутился тот. – Он ругается. Арэль, олми исти!

– Дейт'пьохаш пест, райшдакан шагристим пест, атамариек сата! – не унимался тарг.

– Что это дословно означает? – потребовал я перевода.

– Это просто такая нелицеприятная характеристика ситуации, выраженная в крайне неприличной форме, – неохотно пояснил Орнари Ми-Грайон, недовольно косясь на воина.

– Надеюсь, данная характеристика относится не ко мне, – мрачно предположил я.

– Нет, нет, что вы, ни в коем случае! Он же не называл вашего имени! – поспешил успокоить меня Орнари и обратился к не умолкавшему до сих пор брату совершенно другим, жестким тоном. – Арэль, шаграсти олми истан!

Тарг немедленно заткнулся, с тоской рассматривая поврежденную руку. Дешево отделался, между прочим. Мог ведь и шею свернуть. Орнари вынул свой любимый сканер, провел им над рукой воина и нахмурился. Дрянь дело. Я решил посочувствовать.

– Помочь? – предложил я, обращаясь к пострадавшему. – Или до города потерпишь?

Тарг был вовсе не прочь потерпеть и до города. Но глаза у Орнари Ми-Грайона уже разгорелись неуемным любопытством.

– У него сложный перелом кисти и нескольких пальцев, – сказал Чужой, убирая сканер. – Манфред, вы умеете исцелять?

– Лицензии у меня, конечно же, нет, – задумчиво произнес я. – Но перелом срастить могу.

– Давайте, – кивнул Орнари, отступая в сторону.

– Болеутоляющее есть? Прими, не пожалеешь. Сам кости себе вправлял, знаю, о чем говорю.

Орнари Ми-Грайон извлек из своей аптечки крохотный бело-голубой полупрозрачный кубик. Приложил его к запястью тарга, и содержимое кубика впиталось под кожу. Я почувствовал, как потускнели в эм-фоне тарга болевые составляющие. Хорошее лекарство, быстро действует.

– Дай на здоровую руку глянуть, – попросил я. – Надо понять, как у тебя все устроено, чтобы наизнанку чего не вывернуть.

Нехорошо, конечно, но очень уж мне хотелось его, дуболома этакого, попугать. Пусть подрожит, так ему и надо!

Тарг злобно поглядел на меня, но под властным взглядом брата не решился произнести ругательство. Руку он вытянул так, будто вместо меня перед ним находилась гремучая змея или марсианская песчаная ящерица. Я провел ладонью вначале над здоровой кистью, потом над покалеченной. Особый вид психокинетического поля исправно перенес информацию о надлежащем расположении костей со здоровой руки на больную. Как всегда для меня процедура заняла чуть ли не целую вечность времени, а для стороннего наблюдателя минули считанные секунды. И только совсем лишенный способностей к телепатическому общению пень не различил бы ярких вспышек боли в эм-фоне Арэля Ми-Грайона. Оставалось только восхищаться железной выдержкой этого воина, ибо он не издал ни звука и даже в лице не переменился, ничем не выдав своего состояния.

Орнари Ми-Грайон снова включил сканер.

– Поразительно! – воскликнул он. – Ни малейших следов перелома! Не поверил бы, если б сам не видел!

– Грубая работа, – самокритично заявил я. – Квалифицированные целители, такие как Ирина Тропинина, не допустили бы даже малейших признаков боли. Они работают непосредственно с биополем или, иначе, аурой человека. Я же просто произвел механическое сращение поврежденных тканей с помощью психокинетической силы. Так что рука еще болеть будет полдня или день…

Арэль Ми-Грайон пробурчал что-то сквозь зубы, сжимая и разжимая пальцы. Пальцы поначалу гнулись плохо, потом вроде пришли в норму. Я потерял к таргу всякий интерес. Меня гораздо больше занимала пропасть, перегородившая нам дорогу. Подойдя к самому краю, я пнул ногой ближайший увесистый валун. Камень сорвался и ухнул вниз. Слабый хлопок, донесшийся через изрядный промежуток времени, возвестил о том, что валун достиг дна. Немыслимо давно, еще в те времена, когда над Землей светило Солнце, здесь простиралась гладкая как стол равнина. Но под воздействием вырвавшихся на свободу запредельных сил земля треснула, расступилась глубокой раной, не спешившей заживать. Неровный зигзаг гигантской трещины тянулся от одного края мира до другого. Я почесал в затылке. Дрянь дело, что тут скажешь!

– Можно, конечно, попытаться поискать место, где края пропасти почти смыкаются друг с другом, – предложил я подошедшему ко мне Орнари Ми-Грайону.

– Вряд ли это приемлемо, – ответил Чужой. – Кратчайшая дорога на Катуорнери пролегает здесь. И нет никакой гарантии, что вы отыщете такое место. Разлом имеет длину в семь хатлогов и на севере упирается в Малый Провал, а на востоке уходит под воду Тихого океана…

– Можно спуститься вниз, а потом взобраться наверх, – с сарказмом предложил Арэль Ми-Грайон, сплевывая в пропасть. – Или в Аян вернуться и приделать к твоему замечательному транспортному средству приличные двигатели. Или, еще лучше, пересесть в нормальную машину! – и он снова плюнул в пропасть, демонстрируя глубокое презрение ко всем снегоходам земного производства вообще, и к моему аппарату в частности.

– Итак, было названо четыре выхода из данной ситуации, – подытожил я. – Неплохо. Если есть четыре варианта решения одной проблемы, значит, можно найти и пятый.

– Пятый и самый, на мой взгляд, разумный – вызвать Воркен, – решительно произнес Орнари Ми-Грайон и потянулся к своему комму.

– Не надо беспокоить Воркен, – сказал я с усмешкой. – Есть и шестой вариант…

Орнари Ми-Грайон спрятал комм в карман и ожидающе посмотрел на меня.

Пошел снег. Ветра не было, поэтому некрупные снежные хлопья ложились на землю почти под прямым углом. В воздухе стало заметно теплее. Я заметил чахлые тускло-зеленые кустики подснежников, торчавшие между слежавшимися камнями. Из тонкой, жесткой как проволока листвы уже поднимались головки нежно-розовых бутонов. Весна. Весна на Земле-Зиме…

– Есть и шестой вариант, – повторил я, не отводя взгляда от цветов. Надо будет нарвать на обратной дороге для Тэйну… – Мне ведь потом еще назад на своем транспортном средстве возвращаться.

Я осторожно прощупал пространство – нет ли где следов точечных провалов. Затем перекинул поле на другой край. Земля дрогнула, рождая низкий, стонущий гул. Камни, кипящая вода пополам с песком и гравием, гранитная крошка, – все это поднималось со дна пропасти, смешивалось, спрессовывалось и укладывалось вдоль вектор-направляющей психокинетической силы. Получался мостик, надежный, прочный, способный выдержать вес и не одного снегохода. Хороший мостик, правда, узкий и тонкий. Не для слабонервных водителей.

– Поехали, – бросил я через плечо, направляясь к снегоходу.

Чужие поспешили следом. Орнари Ми-Грайон через каждый шаг оглядывался: все никак поверить не мог в то, что видел. И эм-фон его отражал те же самые чувства, какие всегда испытывал я по отношению к имеющим ранг телепатам: удивление, изумление, потрясение детский восторг и легкая зависть, сожаление и затаенный страх.

Мне вспомнился Айр и его слова: "Наш дар – это почти проклятие". Удивительное дело, мне захотелось сказать то же самое и Ми-Грайону. В самом деле, разве не из-за своих уникальных способностей я очутился на Ганимеде и пережил там все, что пережил?

– Психокинез, как и всякая сила, годится не только для разрушения. С его помощью можно так же и созидать материальные объекты, и защищать их. Этот мост будет стоять здесь тьму веков, до тех пор, покуда океан вновь не покроет местные горы. Пойдемте. У нас не так уж и много времени…

Я подвел машину к самому краю мостика и осторожно въехал на узкое полотно. Так, держит, не шатает… неплохо. Краем глаза я заметил, что тарг снова наплевал на страховку.

– Пристегнись! – сказал я ему. – Вниз свалимся – простым переломом не отделаешься. Шею свернешь, лечить не стану, позвонки сращивать не обучен.

– Манфред, не отвлекайтесь, пожалуйста, – нервно проговорил Орнари Ми-Грайон. – И помедленнее, прошу вас, помедленнее!

Вот когда выдержка ему изменила! Сейчас, при одном только взгляде на тоненькую узкую ленту дороги, висящую над поистине бездонной пропастью, ему становилось дурно во всех смыслах сразу.

– Нет, – сказал я. – Здесь помедленнее нельзя. Наоборот, надо быстро.

И я бросил снегоход вперед одним мощным рывком. Орнари Ми-Грайон прикрыл глаза. Тарг стукнулся обо что-то башкой и выругался. Нет, ну никак до него не доходит, что в снегоходах пристегиваться надо! Вот же баран упертый.

Дальнейший путь до Катуорнери не порадовал нас никакими сюрпризами. Голая заснеженная равнина под низко идущими, нагруженными последним зимним снегом тучами, и ничего больше. Далеко-далеко, на самом горизонте, где унылое серое небо сливалось с унылой серой равниной, разгоралось знакомое зеленоватое марево провала. Я замедлил ход и начал отворачивать в сторону, намереваясь по широкой дуге обогнуть опасную зону.

– Нет-нет, – встрепенулся Орнари Ми-Грайон, – надо ехать прямо!

– Куда прямо? – осведомился я. – Там же провал!

– Какой еще провал? – недоуменно переспросил Чужой.

– А вон то зеленое радиоактивное свечение. – указал я рукой.

Ми-Грайон посмотрел в ту сторону. Затем обернулся ко мне.

– Это не провал, – мягко произнес он. – Это город. Наш город.

– Катуорнери? – настала моя очередь удивляться. – А впечатление такое, будто там провал. Вот и радар со мной согласен…

Прибор тихо попискивал, регистрируя повышение радиоактивного фона, типичное для некрупных стабильных провалов.

Тарг пробормотал со своего места что-то грубое, насчет варваров, не умеющих отличить пространственно-временной разлом от защитного полициклического поля. Орнари шикнул на него.

– Полициклическое защитное поле, значит. Понятно, – проговорил я с умным видом, ничего на самом деле не понимания.

Дар психокинеза предполагает наличие определенной чувствительности ко всякого рода излучениям, полям самого разнообразного происхождения и радиации. Все мои ощущения говорили о том, что движемся мы как раз в центр старого, в меру устойчивого разлома. Интересненькую защиту Чужие для своего города придумали, ничего не скажешь. А какая тревога промелькнула в глазах Орнари! Наверняка загадочное защитное полициклическое поле – это страшная тайна за семью печатями. Не дай бог, недоразвитые варвары научатся его генерировать, а пуще того – уничтожать!

Снегоход окунулся в призрачное зеленоватое сияние, и я прикрыл глаза, ожидая, что вот тут-то нас и разорвет на атомы. Но ничего страшного не случилось. Зеленовато-серый туман неохотно расступился перед нами, и вместо зияющей пасти провала я увидел лежащий в низине правильный восьмиугольник города Чужих Катуорнери.

– Подождите здесь, – сказал мне Орнари Ми-Грайон, указывая на ворох пестрых подушек, разбросанных вокруг столика из полупрозрачного, слабо светящегося материала.

– Как долго? – поинтересовался я, устраиваясь поудобнее и оглядывая круглую светлую комнату, очень похожую на приемный холл какой-нибудь престижной клиники в стольном городе Токадо. Вот только "медбратья" в черных комбинезонах с шайерхами портили всю картину. Одинаковые холодно-безразличные квадратные физиономии и такое же одинаковое агрессивно-нейтральное настроение у всех вместе и у каждого по отдельности. То ли почетный караул, то ли охранники, поди разберись.

– Не очень долго, – уклончиво ответил Орнари Ми-Грайон, исчезая за дверью.

Я вздохнул, взял в руки одну из подушек и с интересом начал ее рассматривать. Правильной восьмиугольной формы, украшенная спиральным голографическим узором, довольно жесткая. Ничего особенного. Воины усердно изображали из себя неподвижные статуи. Разговаривать с ними совершенно не хотелось. Восемь солдат. Любят Чужие число "восемь", хотя система исчисления у них шестнадцатеричная. Восемь шайерхов. Как защищаться-то будем, а? Внешний слой пробьет сразу, антиматерия – это тебе не вульгарная плазма и даже не электрический разряд большой мощности, как в заурядной "Молнии". Значит, внутренних слоев должно быть несколько… скажем, таких и вот таких и еще один перекошенный не помешает… Но все равно, проверять, выдержат ли они одновременный залп восьми шайерхов, как-то не хотелось.

Самым первым уроком, преподнесенным мне Наставником, было правило не полагаться всецело на дарованную природой и жившими бессчетное количество лет тому назад генетиками силу психокинеза. В памяти как живой всплыл его голос: "На всякую силу всегда можно отыскать еще большую силу… " "Или хитрость", – добавил Ольмезовский, выковыривая меня, парализованного с макушки до пяток, из челнока Ганимед-Орбитальной. Что я всегда усваивал хорошо, так это практические занятия. Чтобы не защищаться от шайерхов, не надо доводить дело до их применения.

Наконец одна из дверей распахнулась, пропуская Орнари Ми-Грайона и еще одного Чужого в светло-зеленом комбинезоне. Сразу было видно, что он тоже не воин. При нем не было никакого оружия, а в уложенных в высокую прическу волосах темнели иссиня-черные пряди – аналог седины. Лицо гладкое, без морщин, но явно не молодое, в светло-фиолетовых глазах мудрая печаль немало прожившего человека. Его эм-фон был наполнен стерильно-чистыми, как хирургическая операционная, тонами профессионального интереса.