355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Наш Современник Журнал » Журнал Наш Современник №7 (2002) » Текст книги (страница 12)
Журнал Наш Современник №7 (2002)
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 23:04

Текст книги "Журнал Наш Современник №7 (2002)"


Автор книги: Наш Современник Журнал


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

В таких условиях рост благосостояния оказался не столько благом, сколько злом. Резкое увеличение производства товаров потребления расширяло возможности для гонки за материальными благами. Избранный курс роста обеспеченности людей стимулировал их включиться в нее. И при этом все меньше и меньше делалось для выработки во внутреннем мире человека “иммунитета” против такого соблазна.

Хотя официальные идеологические установки в то время сохранялись прежними, реальные ценности общественного сознания уже изменились. И человек, не сделавший карьеру, не обставивший свой дом престижными вещами, не соответствовал “образу героя” 70—80-х годов.

А в молодежной газете примерно тогда же можно было прочесть страстную филиппику против тех “моралистов”, которые ставят на одну доску того, кто “добывает рубль нечестным путем, и того, кто просто любит много и хорошо работать. А надо бы различать. Честный рубль, даже очень длинный, куда реже используется во зло”. Только ведь те, кто тратили свободное время на приработки (а именно о них шла речь в статье), любили вовсе не работать – деньги они любили. И использовались такие “честные” рубли по тому же назначению, что и нечестные.

Интересы производства прежде были их личными интересами. Теперь же укоренявшееся потребительское отношение к жизни меняло и отношение этих людей к своему предприятию: оно стало местом, где рабочие и ИТР зарабатывали деньги – и только. Естественно, такой труд не мог иметь значительного духовного наполнения.

Думается, именно в такой деградации была одна из основных причин снижения темпов экономического роста. А позже – при “ползучей контрреволюции” – рабочие, утратившие чувство хозяина, не воспрепятствовали (тогда это было в их силах) захвату общенародной собственности новыми “хозяевами жизни”.

Преодоление духовного и идейного кризиса должно было стать первоочередной задачей компартии. Однако руководство КПСС ничего не предпринимало в этом направлении. И дело тут не в заблуждении или недооценке опасности, грозящей советскому социализму. Как не объяснишь заблуждением и то, что в годы “перестройки” круг высших партийных чиновников и идеологов фактически стал генеральным штабом контрреволюции.

Еще в 20-е годы философ Николай Бердяев предупреждал, что в Советской России появился и рвется к власти “новый буржуа”, который “во всем противоположен старому типу революционера”. Очевидно, что ученый имел в виду не социальный статус, а образ мышления, систему ценностей. Самым важным для “нового буржуа” (как и для любого буржуа) было собственное преуспеяние; коммунистические идеалы ему абсолютно чужды, более того, враждебны. Но он, приспосабливаясь к условиям, использует личину коммуниста как средство своего возвышения.

В первые десятилетия советской власти членство в партии означало принятие на себя сурового долга, порой самоотречения. Скромность материального существования была нормой для коммунистов любого ранга. Так, например, Подвойский, бывший председателем Петроградского военно-революционного комитета, получил отдельную квартиру лишь спустя полтора десятка лет после революции. Чичерин считал, что для коммуниста иметь собственную дачу – клятвопреступление. А когда руководитель арктических исследований Папанин упустил это из виду и на свои честно заработанные деньги приобрел дачу, Сталин “порекомендовал” передать ее детскому дому. Он имел на это моральное право: личное имущество вождя исчерпывалось минимумом необходимых вещей.

С 60-х годов членство в партии стало рассматриваться как путь к карьере, дорога к привилегиям. Тем паче что любовь Хрущева, а затем и Брежнева к “маленьким радостям жизни” позволила “новым буржуа”, так сказать, легализовать свои гедонистические устремления. В сущности, это было той самой “фарисейской закваской”, об опасности которой предупреждал Христос. Такое положение намного увеличило приток в КПСС людей, стремящихся к построению не коммунизма, а своего персонального благополучия.

Утверждение, будто у нас были “партия Горбачева, Ельцина, Яковлева” и “партия рядовых членов”, требует серьезного уточнения. Потому что очень многие рядовые члены КПСС рассуждали в годы “застоя” (потом они стали говорить об этом вслух): “Что мне дала партия?” У них и мысли не было, что человек, вступая в коммунистическую партию, берет на себя обязанность “отдавать”, но отнюдь не приобретает права “получать”. То есть эти люди, не будучи партаппаратчиками, разделяли их мировоззрение.

Не случайно, что в годы “застоя” в стране расцвела буржуазия криминальная. С одной стороны, между нею и значительной частью партийной номенклатуры не было противоречий, основанных на принципиально разных системах ценностей, а с другой – общественное мнение уже не отторгало, как прежде, мировоззрение криминальной буржуазии. “Умение жить” теперь многими воспринималось как достоинство.

Тем не менее основополагающие устои коммунистической идеологии и советской социалистической системы, даже разъеденные ржавчиной потребительства, заметно мешали как партийно-чиновничьей “новой буржуазии”, так и буржуазии криминальной собирать богатства. И пока эти устои сохранялись, существовала возможность, что найдется лидер партии, который возьмется за их очистку и укрепление. Но “нашелся” другой, и буржуазия почувствовала себя достаточно окрепшей, сложилась благоприятная ситуация – началась “перестройка”, которая, как теперь и не думает скрывать Горбачев, изначально была нацелена на радикальную смену идеологии общества и уничтожение основополагающих устоев советской экономической системы.

В. Василенко,

г. Белгород

ЕВРОПА, ВСПОМНИ БУХЕНВАЛЬД!

Дата 11 апреля, как дальнее эхо приближающейся очистительной грозы, оповещает мир о подходе великой даты 9 Мая. А так оно и было в незабываемом сорок пятом! И Международный день освобождения узников фашизма отмечается 11 апреля потому, что именно в этот день в 1945 году узники Бухенвальда, узнав о подходе союзных войск, успешно осуществили вооруженное восстание, обезоружили и захватили в плен более 800 эсэсовцев и солдат охраны, взяли в свои руки руководство лагерем и только через двое суток дождались прихода американских солдат.

Восстание спасло десятки тысяч людей многих национальностей, так как накануне командование лагеря получило приказ об уничтожении всех заключенных.

Концентрационный лагерь Бухенвальд нацисты соорудили в 1937 году неподалеку от города Веймар, города величайшего поэта Германии – Гете. Соорудили на склонах горы Эттерсберг, где когда-то на прогулках под тенистыми буками зарождались бессмертные произведения Лукаса Кранаха-старшего, Иоганна Себастьяна Баха, Кристофа Мартина Виланда, Готтфрида Гердера, Фридриха Шиллера, Иоганна Вольфганга Гете и Ференца Листа.

Первоначальным назначением Бухенвальда, как и других подобных лагерей в Германии, являлось заключение в них без суда (так называемое “превентивное” заключение) всех тех граждан “свободной” Германии, кто выступал против нацистского режима или кого нацисты считали ненадежными элементами. С началом Второй мировой войны эти лагеря превратились в места организованного массового уничтожения людей многих национальностей. За 8 лет существования Бухенвальда через этот пересыльный пункт рабов и “лагерь медленной смерти”, где в основном происходило “уничтожение трудом”, прошло 238 980 человек 32 национальностей.

Формально концлагерь Бухенвальд не принадлежал к числу лагерей массового уничтожения (как, например, Освенцим). Но только формально – фашисты установили в Бухенвальде (как и во всех своих лагерях) жесточайший террористический режим. Заключенных систематически истязали, морили голодом, их беспощадно эксплуатировали крупные промышленные фирмы (“Сименс”, “Юнкерс”, “ИГ Фарбениндустри” и другие). На неминуемую смерть были обречены узники филиала Бухенвальда – лагеря “Дора”, где эти несчастные изготавливали секретные самолеты-снаряды “Фау”. В Бухенвальде нацистские врачи широко практиковали преступные эксперименты над людьми, как правило, оканчивавшиеся гибелью заключенных.

Нацистские главари и верные им военачальники практически не оставляли никаких надежд на выживание попавшим в плен советским гражданам, особенно – военнопленным. В директиве Геринга говорилось: “Что касается советских военнопленных, то здесь не следует принимать во внимание никакие международные соглашения. Еду должен получать только тот, кто работает на Германию”. И для советских военнопленных был “изобретен” особый, так называемый “русский хлеб” по рецепту: 50 процентов ржаной муки, 20 процентов свеклы, 20 процентов бумаги и 10 процентов соломы. И только когда к осени 1942 года катастрофически возросла смертность среди “восточных” рабочих и военнопленных, выпуск такого “хлеба” был прекращен.

Скудно питаясь, люди теряли последние силы, пухли от голода и умирали. Трупы сжигались в крематории. В печах Бухенвальда сжигались не только узники этого лагеря – часто сюда прибывали вагоны, доверху набитые трупами. Случалось, что среди этого страшного груза попадались еще живые (чудом выжившие!) люди, но... их тоже уничтожали – сжигали вместе с горой мертвецов, делать это фашисты заставляли, конечно же, узников.

Бухенвальд известен и еще одним зверством. У жены коменданта лагеря Ильзы Кох было хобби – коллекционирование татуировок. Жертвами этой ее “страсти” чаще всего становились пленные моряки, у большинства из которых все тело было в наколках. Для фрау специально установили будку в душевой, откуда она рассматривала узников. Человека с понравившейся ей татуировкой вешали и вырезали рисунки.

Побеги не удавались никому. Решившегося на отчаянный шаг быстро отлавливали. Несчастного привязывали к столбу, и собаки разрывали его на куски.

Через Бухенвальд прошли тысячи детей в возрасте от 3 до 15 лет.

За годы войны с территории СССР было угнано в Германию примерно 5 миллионов мирных жителей. Сколько малолеток было в неволе, сколько их там погибло – теперь уже не ответит никто! Во всяком случае, на мой недоуменный вопрос (при поиске – в течение двух лет! – соответствующих документов), почему из архивов я получаю отписки: “Мать была угнана, а что с ней были дети – сведений не имеется”, – на этот мой вопрос однажды ответили в Комитете ветеранов войны: “Так детей же часто наши и не считали – сегодня есть ребенок, а завтра его нет”. Хотя я помню, как у педантичных немцев в одном из лагерей нас фотографировали (в специальных кабинах сразу тремя вмонтированными в стены фотоаппаратами со вспышками), потом брали отпечатки пальцев и заводили на каждого карточку учета.

Уже в декабре 1941 года советские военнопленные создали в Бухенвальде первые подпольные группы, которые к концу 1942 года были объединены, и подпольщики сразу же поставили перед собой, казалось бы, немыслимую в условиях концлагеря задачу – освободиться путем вооруженного восстания. Постепенно во всех бараках независимо одна от другой начали возникать зачаточные подпольные группы. Летом 1943 года произошло их объединение – был избран Интернациональный лагерный комитет (ИЛК) во главе с немецким антифашистом В. Бартелем. Усилиями ИЛК была создана Интернациональная военная организация, в которой боевые группы были объединены в роты, батальоны, бригады. Первая подпольная бригада, получившая название “ударной”, была создана осенью 1943 года из советских военнопленных.

К апрелю 1945 года в ИЛК было 178 подпольных групп (по 3—5 человек в каждой), в том числе 56 советских, которые организовывали саботаж на военных предприятиях, где они работали, вели антифашистскую пропаганду, боролись за сохранение кадров подпольщиков и улучшение условий жизни узников, уничтожали провокаторов, изготовляли оружие и вели подготовку к вооруженному восстанию. Был смонтирован свой радиоприемник, выпускалась подпольная газета “Правда пленных” (в двух экземплярах).

Чтобы иметь возможность запросить помощь в случае попыток эсэсовцев уничтожить узников, ИЛК решил собрать радиопередатчик. Специалисты разных национальностей собрали детали и выполнили это задание комитета.

В воскресенье 8 апреля 1945 года (за месяц до окончания войны!) в эфир над центральной немецкой областью Тюрингией неожиданно ворвались сигналы бедствия “SOS”.

“SOS БУХЕНВАЛЬД... КОМАНДУЮЩЕМУ АМЕРИКАНСКОЙ ТАНКОВОЙ КОЛОННОЙ ГЕНЕРАЛУ ПАТТОНУ SOS БУХЕНВАЛЬД...

НАС ХОТЯТ РАССТРЕЛЯТЬ НАС ХОТЯТ УНИЧТОЖИТЬ ПРОСИМ НЕМЕДЛЕННОЙ ПОМОЩИ SOS БУХЕНВАЛЬД SOS БУХЕНВАЛЬД SOS БУХЕНВАЛЬД!”

Радиограмма по три раза передавалась на английском, немецком и русском языках. Многострадальный Бухенвальд больше всего надеялся на американцев, так как они были рядом – узники уже три дня слышали канонаду, а из передач по радио знали, что 3-я американская танковая армия генерала Паттона и входящая в нее 4-я бронетанковая дивизия генерал-майора Уильяма Хоуга наступали в направлении Бухенвальда. Советские войска были далеко, и радиограмма до них не долетела – расчет у узников был на случайный советский самолет или партизан, что не оправдалось. Подпольная организация немецких антифашистов “Свободная Германия” радиограмму почему-то тоже не приняла.

Штаб генерала Паттона сигнал бедствия узников принял (это – достоверный исторический факт), но... рослый, великаноподобный вояка и артист с громовым голосом, один из богатейших людей Америки ничего не сделал для скорейшего освобождения страдальцев Бухенвальда. Хотя два американских самолета вскоре после сигнала бедствия несколько раз низко пролетели над лагерем – пролетели медленно, слегка покачивая крыльями. А звуки канонады постепенно начали перемещаться южнее и севернее Бухенвальда – американские вояки спешили занимать фабрики, заводы, вывозить ценности. Десятки тысяч истерзанных фашистами людей не представляли для хваленой Америки никакой ценности, хотя... генерал-миллионер Паттон Джордж-младший знал(!), что в Бухенвальде томятся и несколько его соотечественников. Факты эти обязательно следует знать молодым и всем, кто восторгается американскими кинобоевиками про “спасение рядового Райана”.

Плевали самодовольные сытые янки на узников 18 стран Европы, для которых каждый лишний день, каждое лишнее мгновение в аду Бухенвальда были вот именно АДОМ НА ЗЕМЛЕ.

Уму непостижимо, но теперь внуки многих тех узников из Европы в угоду заокеанским громилам распинают внуков других узников – своих земляков, братьев, соседей по такому небольшому европейскому общежитию: недавно они вероломно бомбили крохотную Сербию, потом – издевались над Македонией. Не помутнение ли разума наблюдается сейчас у политиков и военных этих европейских стран?! Неужели не понимают, чего они добьются в ответ на свое безумие? Ведь я до сих пор не могу простить Германию и немцев, расстрелявших в июле 1941 года у порога родного дома не только моего отца (предварительно заставив его самого вырыть себе могилу неподалеку), но и мое детство.

Следует отметить, что радость освобождения узников Бухенвальда была омрачена американцами – своим первым приказом они потребовали сдать находившееся в руках заключенных оружие, а также попытались восстановить разрушенный во время восстания забор из колючей проволоки вокруг лагеря и поставить своих часовых. Это вызвало глубокое возмущение бывших узников Бухенвальда, а батальон из советских военнопленных вообще не выполнил требование о сдаче оружия и продолжал существовать как боевое подразделение. Оружие в руках заключенных было самым явным доказательством их непосредственного участия в восстании и захвате фашистской охраны лагеря.

На траурном митинге, посвященном памяти умерщвленных товарищей, 19 апреля 1945 года узники Бухенвальда всех национальностей дали клятву, которая была известна тогда всему миру, но теперь, к сожалению, подзабыта: “...мы прекратим борьбу только тогда, когда последний фашистский преступник предстанет перед судом народов. Уничтожение фашизма со всеми его корнями – наша задача”.

По всей Европе звучали в победном 45-м подобные клятвы.

Они – поклялись!

А мы, нынешние?..

Старая развратница – Европа! Сегодня ты продажной тварью лежишь под Америкой, и наглые янки валтузят тебя, как только им хочется. Пока не завалтузили до смерти – очнись, Европа! Неужели ты забыла Бухенвальд и Освенцим, Майданек и Маутхаузен, Заксенхаузен и Дахау, Равенсбрюк, Нойенгамме, Штутгоф... – о, Боже! – сколько же их, этих сгустков крови и боли, этих концентраций страданий и нечеловеческих истязаний?! Сколько безумств на такой прекрасной, такой небольшой планете Земля! До-ко-ле?!.

...После войны все бывшие узники фашизма, в том числе и дети, подвергались издевательским фильтрационным проверкам.

Меня, слава Богу, послевоенные гонения со стороны наших “органов”, можно считать, не коснулись. А вот по рассказам старших товарищей, в том числе и двоюродного брата, угнанного в Германию в 12-летнем возрасте (таких забирали без родителей), знаю, как нелегко было им.

Газета Международного союза бывших малолетних узников фашизма “Судьба” в № 3—4 (март-апрель 1995 г.) сообщала: “Из 14033 мест принудительного содержания, созданных нацистами и их союзниками в период второй мировой войны (1939—1945 гг.) на территории Европы, включая оккупированные области СССР, наши дети находились... не менее чем в 13 тысячах концлагерей, лагерей смерти, гестаповских тюрем, гетто, трудовых лагерей, маршевых колонн, пересыльных пунктов, стационарных и передвижных донорских лазаретов, обсервационных лагерей “национального переориентирования”, пунктов заложников и “целей прикрытия”, спецдетдомов, спецшкол...” И далее: “...в ряде случаев потери среди бывших малолетних узников фашизма – наших сограждан – являлись катастрофически невосполнимыми. Так, из захваченных во время карательных экспедиций (проводились с декабря 1942 по апрель 1943 г.) и вывезенных в концлагеря Освенцим, Майданек, Саласпилс 22 тысяч детей – уроженцев Витебской, Гомельской, Могилевской, Смоленской, Псковской (до войны – Ленинградской), Днепропетровской, Харьковской областей осталось в живых и вернулось на Родину лишь 1920 человек... один из десяти! (даже меньше! – Л. Т. ). Подобных потерь не понесла никакая другая категория мирного населения не только СССР, но и Европы”.

Поэтому-то крайне удивительно (и возмутительно!), что меры социальной защиты одной из наиболее пострадавших во время войны категорий гражданского населения России ЗАКОНОМ НЕ ПРЕДУСМАТРИВАЮТСЯ! (Есть только подзаконные акты.) Высказываются абсурдные умозаключения, что мы, мол, и думать не должны о том, чтобы нас считали ветеранами войны, так как мы были малолетними. В то время как законом “О ветеранах” жители блокадного Ленинграда, к примеру, в том числе и бывшие в годы войны несовершеннолетними и даже родившиеся там, ветеранами считаются (и правильно считаются!). А на Украине, в Белоруссии и Молдавии даже вопроса не возникало, включать ли бывших малолетних узников фашизма в категорию ветеранов войны, там этот вопрос давно уже решен однозначно – включать (в полном соответствии с международными положениями).

Странна и непонятна (и – непростительна!) позиция в этом вопросе депутатов нашей Госдумы, особенно членов ее Комитета по делам ветеранов. С ужасом думаешь: да что же у нас за генералы такие, если они забыли ту пацанву войны, кого освобождали!

...На одном из заседаний совета Московского отделения Российского союза несовершеннолетних узников фашизма один бывший пленник гетто рассказывал, как его “пытали” в собесе: почему, мол, остался в живых, когда мать и сестру расстреляли? Не потому ли, что сотрудничал (ему тогда было 10 лет) с немцами?! Комментарии, как говорится, излишни!

А неумолимое время идет. Каждый день мы недосчитываемся кого-то из детей Второй мировой войны – в год их уходит из жизни до 30 тысяч человек. Если подождать еще немного, то проблема с ними “решится” сама собой... в соответствии с мнением депутата Госдумы И. Хакамады: необходимо, чтобы отмерло нынешнее поколение, тогда, мол, только и пойдут реформы (полагаю, по дальнейшему – и полному! – закабалению России Западом).

Леонид Тризна,

бывший малолетний узник фашизма, инженер-строитель,

член Союза писателей и Союза журналистов России,

лауреат Международной литературной премии

имени Андрея Платонова “Умное сердце” (1994 г.),

г. Москва

КОЛОКОЛЬЧИКИ ПАМЯТИ

Стоит в лесном безлюдье Парфеньевского района Костромской области необычный памятник. На высоком железном шесте, укрепленном в земле тросовыми растяжками, подвешены оригинальной формы колокольцы. Они негромко позванивают даже при малом ветерке. Полное отсутствие других посторонних звуков в округе делает этот чистый ненавязчивый звон тревожно-задумчивым, зовущим подойти, остановиться, оглянуться вокруг и задуматься.

Соорудили здесь этот памятник три брата: Вениамин, Николай и Владимир Ивановы. Они – из большой семьи Ивановых, что построила в далеком 1927 году добротный дом, с полным набором хозяйственных построек, от двора и амбара до собственной риги, в деревне Горшково, которая стояла на этом месте. Они – дети первых колхозников в этой большой, когда-то многолюдной деревне. Дети, которые потом вынуждены были, чтобы выжить, уехать в город.

И вот эти три русских мужика (подчеркнуть это непременно хочется, ибо плохо представляется подобный поступок, к примеру, совершенный немцами, при их всем известной сентиментальности), три брата, узнав из записок краеведа Д. Ф. Белорукова дату основания своей деревни, вспомнив и записав имена всех живших в ней на их памяти людей, решили поставить памятный знак там, где была их деревня. Сами спроектировали конструкцию, изготовили детали и установили этот диковинный памятник. Памятник родной деревне, надпись на котором сообщает и о том, что “последней в 1982 году уехала из деревни Надежда Павловна Горохова...”

Стоит памятник с 1990 года, звенят на нем колокольчики, звенят и о том, что была здесь родная многим деревня Горшково. И о том, что нет теперь в ближайшей округе деревень: Задорино и Бакланово, Старово и Дьяково, Тяпнево и Фролово, Захарово и Иваньково, Княжево и Курьяново, Ковизино и Тимошино, Кошурино, Кудышкино и Якушево. Звенят, у всех нас спрашивая: помним ли о кровной и духовной связи своей с поколениями предков, живших здесь, с местом, где родились и росли?

Такое вот чувство родства с ушедшими поколениями, неизбывная чистая память детства и юности, очевидно, и вызвала у братьев Ивановых томительное желание оставить, продлить память о своей обезлюдевшей сегодня деревне и подсказала им замечательный и неординарный поступок.

Но ведь и не одни Ивановы такие. С 1989 года ежегодно 9 Мая и в Иванов день собираются и ходят на поклон к предкам на место своей бывшей деревни Губачево в Костромском районе бывшие ее жители. Поставили они памятную доску и посадили на месте деревни березовую рощицу по числу снесенных домов с памятными бирками на каждом дереве, указанием фамилий хозяев домов, выходили и вырастили ее. Создали из бывших однодеревенцев общину, чтоб сохранить в ней память и о предках, и о своей в 1954 году исчезнувшей волею судьбы и из-за головотяпства проектировщиков и местных властей при заполнении Горьковского водохранилища деревне. Спроектировали (архитектор – сын уроженца этой деревни С. А. Матюгин), собрали деньги и поставили часовню, в которой почитавшиеся предками иконы, списки всех погибших в минувшем жестоком столетии земляков. Сделали альбом со старыми фотографиями и родословными с начала прошлого века всех деревенских семей, который передается из одной семьи в другую, – своеобразная “Книга памяти” д. Губачево. В общине договорились, что молодожены – нынешние дети и внуки жителей деревни – обязательно будут приезжать на свою “дворину”, чтобы поклониться предкам. Ездят и кланяются. Их пепел еще стучит в сердцах живущих поколений, взывает к памяти, очищению... На молебен освящения часовни Иоанна Предтечи, построенной всего за четыре месяца, собрались и бывшие жители других деревень округи, снесенных с лица земли одновременно с Губачево. А вокруг часовни посажены шесть сосен – по числу погибших ближних деревень.

Инициатор и организатор этого движения однодеревенцев А. Н. Разживин – преподаватель Костромского энергетического техникума – говорит, что побудительными мотивами действий его и его единомышленников послужили не только желание сохранить память о родной земле и деревне, ее тружениках и погибших, но и сознание вины за случившееся – нашу покорность, не позволившую сохранить могилы прародителей.

В движение губачевцев все больше втягиваются бывшие жители соседних деревень. Об этом удивительном явлении в общественной жизни нашего края узнают все шире и шире. Оно будет будить и память и совесть.

История новой традиции в деревне Ярцево, что на берегу реки Унжи в Макарьевском районе, началась с воззвания инициативной группы во главе с подполковником запаса М. А. Кузиным, где говорилось: “...Землякам, проживающим в дальних краях, и жителям деревни пора собраться вместе, пройти тропою юности, оглянуться на след, который мы в жизни оставили, и обсудить, как лучше сохранить память о наших друзьях, родных и близких, о наших ярцевятах, павших в боях за Родину. Встреча состоится в Ярцево 30 августа 1981 года”. И собрались на эту встречу со всех концов страны (тогда еще Союза ССР) более 200 бывших жителей деревни со своими детьми и внуками, и стали встречаться ежегодно. На собственные средства сами же поставили памятник погибшим на войне “ярцевятам”. Собрали письма и открытки фронтовиков, фотографии, красноармейские книжки, фронтовые газеты, ордена, именные часы, портсигары, котелок и кисет, памятные фронтовые подарки и многое другое и открыли в своей деревне, в которой и сейчас еще 68 жителей (из 670 довоенных), музей.

Многое сегодня говорит о том, что в самых разных социальных слоях и группах развивается активный интерес к познанию корней и истоков, что начался процесс самостоятельного освоения людьми исторического пространства и вглубь и вширь, что он уже идет, и идет довольно интенсивно, на уровне обыденного сознания, но ведь это – не самый ли глубинный, в данном случае и в этом аспекте, уровень сознания общества, когда исторические знания входят в быт, помогают глубже осмысливать каждому повседневную жизнь.

Бывший фронтовик, учитель еще с довоенным стажем из села Ильинское Кологривского района Костромской области, Николай Яковлевич Звонов десять лет собирал по деревням (многие из них сегодня уже просто не существуют) сохранившиеся фотографии погибших солдат, их последние письма с фронта, из госпиталей, уточняя их биографии, боевой путь, записывал рассказы о войне и фронтовых буднях оставшихся в живых. Пройдены сотни километров, написаны и получены многие сотни писем разъехавшихся по всей стране земляков. В результате учитель восстановил биографии почти пятисот погибших на дорогах войны и вместе с уцелевшими их фотографиями собрал в большие собственноручно переплетенные альбомы и сдал их на хранение в сельский совет, кологривский музей и в областную библиотеку. В альбомах этих – память о времени и о людях.

Этому “старателю” истории повезло (или нам всем?) – большими усилиями бывшего редактора Верхне-Волжского издательства Костромской области Б. В. Гусева вышла книга Н. Я. Звонова “Сказания Княжереченских воинов”, в которую вошли материалы одного альбома с воспоминаниями вернувшихся с войны. Но во всей работе Н. Я. Звонова, как и в его альбомах, – удивительное опровержение очень широко распространенного и укоренившегося в сознании многих заблуждения, будто бы только напечатанная, опубликованная информация о прошлом “работает” на общество. Ведь сам поиск и результаты работы учителя, даже не будучи опубликованными, всколыхнули большую массу народа во всем (тогда еще) Союзе, во многих его уголках, где живут сегодня земляки, родственники воинов-княжереченцев. Он многих земляков заставил углубиться в местную историю, посмотреть на себя как на действующее лицо в историческом процессе, более бережно и возвышенно относиться к своему прошлому.

Сам автор этих собраний говорит о цели своей работы: “Пройдет десять, двадцать, сто лет, и наши внуки вряд ли поверят тому, что совершили их деды. А мои книги им подскажут и подтвердят: да, так все и было, так совершился подвиг...” В этих словах не идеология ли обоснования необходимости создания истинно народной истории?

С 1988 года в костромском отделении Фонда культуры находится рукопись, поступившая от уроженца Вохомского района – одного из самых дальних и глухих, – живущего сейчас в Севастополе ветерана войны и труда Николая Павловича Большакова. Состоит она из шести томов машинописного текста. На ее 1166 страницах – воспоминания и письма, фотографии и стихи, документы и генеалогическое древо крестьянского рода с 1723 года, материалы по истории, демографии и этнографии родных автору мест, свидетельства старожилов, которые автор начал записывать в заветную тетрадь с детства. В тетрадь, которую взял с собой, уходя в 1931 году из родной деревни в лаптях и с котомкой за плечами, в большой мир. Рукопись эта – результат труда памятливой души в течение всей жизни. Объясняя, что же подвигло его на эту работу, ветеран на последней странице своего труда написал: “Человеку свойственно анализировать прошлое и заглядывать в будущее. Те, кто сегодня считает мою работу наивной, с годами изменят свое мнение. Книга моя написана для потомков. Это семейная летопись Большаковых... А почему бы не написать о том, какой путь прошли простые хлеборобы, почему бы не выяснить, откуда идет наш род, наша фамилия, наши гены?”

Люди самых разных профессий и возрастов, различного уровня образования ощущают сегодня потребность высказаться, поделиться с другими своим знанием прошлого, своим видением прошедших событий, участниками или свидетелями которых они были.

В селе Пеньки Антроповского района пишет историю нескольких окольных деревень Александр Иванович Акатов. Вместе с этим в его тетрадях сегодня: биография героя – генерала, уроженца здешних мест, повествование о строительстве церкви (сегодня все помнят только о том, как их разрушали) в Пеньках, описание местных способов льнообработки и собственноручные рисунки всех орудий для нее – от ручной мялки до ткацкого стана со всей его многопредметной оснасткой. И эта работа займет в копилке народной истории свое особое и заметное место.

Недавно четверо ветеранов-“летописцев” начали работу над рукописной книгой о деревне Шубихе Печенкинской администрации в Шарьинском районе, восстановили список жителей деревни на январь 1941 года (400 человек было в деревне, по 5 и более в семьях), в планах – рассказ об укладе жизни, о традициях и ремеслах деревни. Местом хранения книги определен печенкинский Дом культуры – “с надеждой, что продолжат писать историю своей деревни ее нынешние жители”.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю