Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Очень быстро выяснилось, что глубина вероломства римлян ещё выше, чем изначально предполагалось: они не просто внезапно порубили ничего не подозревающих дружинников, а предварительно отравили их ядом в вине – поэтому Ниман Наус до сих пор не пришёл в себя, находясь между жизнью и смертью.

Ещё Эйрих узнал у Иоанна Феомаха, что римскому императору вообще плевать, что там происходит на севере, потому что всеми делами в Константинополе заправляет консул – Флавий Антемий.

Иоанна, как оказалось, послали сделать то, на что требуется несколько легионов. Собственно, он всё сделал, но ценой жизни своих людей и своей. Они убили около двухсот семидесяти элитных готских воинов, каждый из которых стоил пятерых или даже шестерых обычных воинов – это сокрушительный удар, который на продолжительное время снизит интенсивность и масштаб набегов на южные провинции.

Сегодня день казни, потому что готы узнали всё, что нужно.

Часть невезучих германцев уже посажены на колы, а часть распята на земле – отец Григорий посчитал распятие на крестах неуместным, поэтому руки германцев забиты в землю деревянными кольями.

Иоанн Феомах сидит в погребе, потому что он знал так много о дворе императора, что казнить его было бы большой глупостью. Эйрих вёл с ним беседы и узнавал дополнительные подробности о делах и быте Константинополя, о ценах на товары, о богатствах, которыми славится этот город. Про Равенну (1) комит Иоанн знает мало, но Эйрих решил, что найдёт кого-нибудь ещё, чтобы лучше узнать о столичной жизни.

– Что я должен сделать? – повторил вопрос Татий.

– Вот этот бедолага ещё не получил своего наказания за страшное преступление, – указал Эйрих на германца, привязанного к валуну. – Ты приколотишь его к земле кольями, после чего обретёшь долгожданную свободу от конских волос в своих пятках и личную свободу, потому что я тебя освобожу. Вот тебе моя клятва. Подумай хорошо, всё взвесь и прими решение.

Татий посмотрел на отчаявшегося римлянина, являющегося, на самом деле, представителем племени скиров. Римлянам всё равно, откуда родом воин, если он хороший воин.

«Нет, на самом деле, не всё равно, но они терпимы к германцам, принявшим их культуру», – подумал Эйрих. – «Остатки рассудка в головах их правителей, всё же, есть».

– Я сделаю это, господин, – решился Татий.

– Действуй, – разрешил ему Эйрих.

Раб поднял с земли колья и деревянный молоток. Ждавшие начала казни готские воины отвязали прислужника римлян от камня и растянули его на земле. Он сопротивлялся, кричал, зная, что его ждёт, но сил в нём было мало, потому что все эти дни ему давали только воду.

Татий действовал не очень уверенно. Он приставил первый кол к левой руке своей жертвы, долго не мог решиться, а затем пересилил себя и нанёс первый удар.

Приколотить человека к земле – это непростая задача, поэтому Татий провозился около двадцати с лишним минут.

– Иди в дом, – велел ему Эйрих, когда кровавая работа была закончена.

Римляне умрут, со временем. Кто-то от кровопотери, кто-то от жажды. Эйрих не испытывал к ним ненависти, он никогда не был кровожадным. Но это жест для жителей деревни, которые хотели отмщения за погибших близких.

У места казни собралось много людей. Женщины привели детей, чтобы сыновья и дочери узрели месть за своих отцов, а старики смотрели одобрительно. Сегодня Зевта и Эйрих заработали уважение жителей, поэтому, когда будут выборы нового вождя, это вспомнят.

Потеряв интерес к действу, Эйрих вернулся домой, где уже кипела чистая вода в котелке на печи. Он собирался освободить Татия от конского волоса в любом случае, что бы он ни выбрал, потому что пользы от увечного раба не так много, как хотелось бы.

– Ложись на пол и поставь ноги на табуретку, – приказал Эйрих, поместив свой нож в кипящую воду.

Последнее – это сведения от личного лекаря, который часто говорил, что если лекарские инструменты и тряпки достаточно долго подержать в воде, нагноения раны будет меньше или вообще не будет.

Далее Эйрих вскрыл пятки Татия и вырезал оттуда клочки стриженного конского волоса, сросшегося с мясом. Чтобы раб не кричал слишком громко, Эйрих вручил ему палку для стискивания зубами – проверенный метод, позволяющий раненому сфокусироваться на чём-то другом и занять себя делом.

Когда последний конский волос покинул пятку Татия, Эйрих промыл его рану кипячённой водой, после чего зашил кожу нитью, вытащенной из той же кипящей воды. После этого он наложил горячую повязку, предположив, что так можно будет остановить миазмы, вызывающие лихорадку.

Татий, ещё на этапе вырезания конских волос, потерял сознание, но приходил в себя несколько раз, когда его ноги ошпаривались кипятком. Опия у них нет, хотя Эйрих слышал от Виссариона, что римляне знают это средство и активно его применяют не только в лекарском деле, но и для развлечения особо богатых вельмож. Как и в степи, в прошлой жизни, опий здесь стоит больших денег и по мошне только самым богатым и влиятельным...

Закончив работу, Эйрих оставил бедолагу лежать на земле у печи. Ходить он сможет нескоро, но когда сможет стоять на ногах, ему будет предложено остаться и влиться в ряды готов.

Он собирался дать уже бывшему рабу пару вдовых молодух, дом, а также занятие – он должен будет учить молодых воинов латыни, вместе с Виссарионом и Хрисанфом.

Теперь, когда власть почти в руках Зевты, Эйрих, наконец-то, получит свой кусочек долгожданной власти и начнёт исполнять давно вынашиваемые планы.

Язык надо учить, причём он пригодится очень и очень скоро.

В этих краях нельзя задерживаться слишком надолго. Гунны сидят слишком тихо, явно что-то готовят. Сидеть и поживать спокойно, помня о находящейся за Дунаем смертельной опасности – это преступно.

«Надо уходить на запад, вслед за Аларихом», – подумал Эйрих. – «Подальше от гуннов, поближе к римским богатствам...»

Примечания:

1 – Равенна – город на севере Апеннинского полуострова (читай Италии), с 402 года был столицей Западной Римской империи, потому что Рим, как оказалось, очень сложно оборонять. Изначально император Флавий Гонорий, придя к власти, перенёс столицу в Медиолан (нынешний Милан), но потом этот город, внезапно, осадил гот Аларих, после чего столица переехала в Равенну. Основателем Равенны можно считать Октавиана Августа, который поставил на месте этрусского (или умбрского, или фессалийского – никто не запомнил, кого именно перебили римляне ради этой земли) поселения, порт Классис, вокруг которого выросло поселение, ставшее потом городом.

Глава десятая. Ты говоришь как римлянин

/28 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

– ... год, два, но не три и, уж тем более, не четыре, – продолжал говорить Эйрих. – Да, здесь хорошо и привычно, но меня сильно беспокоят гунны.

– Мы слишком ослаблены, чтобы срываться с насиженного места и идти в неизвестность, – резонно возразил отец Григорий.

– Лучше столкнуться с неизвестными врагами, чем дождаться прихода известных гуннов, – выдал контраргумент Эйрих. – Они точно придут.

– Откуда ты это знаешь? – спросил священник. – Может, им уже достаточно завоеваний и они осядут?

– Осевшие кочевники? – переспросил Эйрих, представив столь фантастическую картину. – Нет, святой отец, они не остановятся. Ведь гунны знают о богатстве римлян не хуже, чем мы.

– Я не одобряю набеги на правоверных христиан, – сразу же заявил отец Григорий.

Пока что, от этого человека была большая польза. Его паства вызвалась спасти деревню и, фактически сделала это, ведь Эйрих с Зевтой могли, максимум, попортить римлянам кровь и погибнуть бесславно. Но сейчас у священника проявляются его интересы, потому что свою заслугу он чувствует и знает, что способен влиять на многое. Это источник для будущих конфликтов.

«Убивать его – подрывать доверие паствы», – подумал Эйрих. – «Придётся работать вместе и учитывать интересы друг друга».

Они сидели у римской печи в доме Зевты, ожидая приготовления ужина. Теперь, когда в деревне радикально изменилась расстановка сил, самым важным стал именно этот дом.

Вчера были самые большие похороны, какие только знала эта деревня. Триста девяносто три покойника, дружинники и вожди, были похоронены в одном большом кургане, который будет насыпаться до наступления зимы. Идея с небольшим курганом, как у воинов древности, принадлежала Эйриху, который хотел присвоить оружие и брони дружинников в пользу деревни и «общего котла» для вооружения новой дружины из самых способных воинов.

Римлян тоже похоронили, но вокруг основного захоронения – там меньше почёта и, если верить верованиям готов, есть шанс, что в посмертии убитые римляне тоже пройдут Валгринд (1) и будут прислуживать вождям с дружиной в Валхолле. (2) Хотя более вероятно, что римлян ждёт Хельхейм, ведь они пусть и бились, но делали это подло, а таких Вотан не любит и не привечает.

Вера в асов мало волновала Эйриха, потому что он считал её ложной, но жителей деревни это очень заботило и они даже вытащили из леса старого жреца, Зигибоду, которого, как оказалось, подкармливала семья Нимана Науса.

Бородатый и немытый старик в старой и грязной жреческой робе, ярый последователь веры в асов, провёл положенные ритуалы и вслух надеялся на то, что его, наконец-то, реабилитируют. Увы, отец Григорий, пусть и, скрепя сердце, потерпел проведение торжественного похоронного обряда, яростно изгнал языческого жреца из деревни, дальше куковать в лесу остаток своей никчёмной жизни. Эйрих тут всю жизнь, а об обитании в окрестных лесах целого жреца даже не подозревал. Видимо, действительно очень хорошо прятался и боялся гнева новообращённых христиан, раз далеко не только Эйрих не подозревал о его существовании...

– Мы грабим римлян только ради того, чтобы прокормить семьи, – возразил Эйрих священнику. – Но у меня есть идея, исполнение которой позволит нам не нуждаться в пропитании.

– О чём ты говоришь, сын? – заинтересовался Зевта.

Отец, с некоторых пор, воспринимал сына очень серьёзно. Дело было в том, что он, пусть ему и не хотелось этого признавать, встал у порога к невиданному могуществу лишь за счёт советов «несмышлёного» сынка, который, вот уж диковинка, никогда не говорит не по делу. В их семье все знают, что если уж Эйрих открыл рот, то это, как правило, совершенно не напрасное сотрясание воздуха, а что-то важное, к чему необходимо, как минимум, прислушаться.

Авторитет нарабатывался все эти годы и возник неслучайно, ведь Эйрих с самого детства придерживался правила не трепаться попусту. Собственно, буквально вчера это дало свои плоды и Зевта почти не сомневался, когда исполнял план Эйриха. Не сомневался он, во многом, потому, что Эйрих наводил его к плану, а не озвучивал его в лоб. Часть плана, разумеется, пришлось давать в открытой форме, но вот остальное... Зевта считал, что пришёл к этому сам, на основе «ценных замечаний» от сына.

– Я говорю об Аларихе, – ответил Эйрих.

Гот Аларих – это живая легенда. Противоречивые слухи с запада доносятся изредка, но всегда сообщают то о громких победах, то о громких поражениях Алариха. Эйрих так и не смог сложить полноценной картины происходящего в Италии. Ведь каждый слух может быть ложью, а может оказаться и правдой. Согласно одному слуху, Аларих уже умер, потому что невозможно было выжить в настолько кровавой битве у римской реки, где визиготы были наголову разбиты. Согласно другому слуху, Аларих уже покорил империю римлян и стал там безраздельным правителем. Настолько противоречивые слухи, доносимые через десятых людей, не позволяли делать какие-то определённые выводы, и Эйрих рассчитывал разбираться самостоятельно, на основании того, что увидит своими глазами.

То, что под рукой Алариха будет лучше, чем за одну реку от непобедимых гуннов, это очевидный вывод. Как бы там ни было плохо, в этой Италии, в придунайских лесах намного опаснее, пусть сейчас и кажется, что дело обстоит наоборот.

Ещё был слух, что Аларих заключил договор службы римлянам и защищает сейчас северные пределы их державы. Вот в этом Эйрих видел большие перспективы для их небольшого племени.

К своему несчастью, Эйрих, до этого дня, не имел возможности попутешествовать по окрестным деревням, чтобы оценить истинную численность родственных готов. Зевта и Тиудигото не знали даже примерного числа воинов, которых может выставить их сообщество в случае объявления большого похода. Герцога (3) не избирали уже довольно давно, с тех самых пор, как произошла ссора с Аларихом и отказ их племени идти дальше на запад. Эта ссора произошла во времена неразумности Эйриха, причём Зевта вспоминает о посланнике Алариха, который страшно поругался со старейшиной Торисмудом.

Вероятно, Аларих, если услышит об их прибытии, будет не очень рад.

«Нельзя же вечно дуться за дела давних времён?» – не очень уверенно предположил Эйрих.

Он сам, конечно, ничего не забывал и старался десятикратно воздать за обиды, но он жил достаточно долго, чтобы понимать, что не все люди такие. Есть и добряки, забывающие о понесённом уроне чести, буквально, на следующий день. И Эйрих питал надежду, что Аларих будет где-то посередине между этими крайностями и примет под свою руку раскаявшихся и всё осознавших родственничков. Потому что, если часть слухов о его не очень выгодном положении в Италии верна, ему отчаянно нужны воины.

– Аларих – самовлюблённый нюхатель собственного пердежа, – заявил Зевта. – Гейрихилт правильно говорил, что нечего его слушать... Аларих – бедовый вождь, с таким не будет удачи...

Гейрихилт – отец Бреты, бывший, до самой смерти от стрел гуннов, вождём их поселения, тогда находившегося сильно к северо-востоку. А ведь когда-то он назвал своего сына в честь особо сильного гуннского воина. Потом отношения испортились, гунны пошли на готов и покорили всех, кто не успел уйти за Дунай. С тех пор они и тут, надеются на то, что гунны забыли о беглецах...

– На всё воля Всевышнего, – с философскими интонациями произнёс отец Григорий. – Но в словах этого юнца, всё же, есть зерно истины. Гунны – наша извечная беда и они, действительно, могут пойти на юг любой следующей весной.

«Эх, как же тяжело воевать зимой...» – подумал Эйрих, вспоминая свою прошлую жизнь. – «Трава лежит под слоем снега, что вынуждает делать длительные остановки на выпас коней, войско движется о-о-очень медленно... Самое время, чем шататься по белому ничто, сидеть спокойно в юрте и кушать сочную баранину, запивая её свежим айрагом...» (4)

Эйрих готов был поставить свой лук на то, что гунны зимой будут проводить время именно так, а не как они. Они же питаются грубым хлебом, иногда пробавляются мясом дичи, практически весь сезон держась рядом с римской печью.

«А гунны сидят в тёплых юртах и радостно щурятся от шкворчания жира на туше барана над очагом...» – с болезненной завистью подумал Эйрих. – «А может, наплевать на всё и податься к гуннам?»

Но он отбросил эту мысль, потому что слишком многого добился среди готов. Если всё будет идти так, как идёт, то ему гарантировано место вождя, когда Зевта скоропостижно скончается...

– Нам нужно безопасное место, подальше от гуннов, – повторил Эйрих свои слова. – Италия достаточно далеко. А если нам дадут там свою землю...

– Вчера мы видели милость римлян, – раздражённо хмыкнул Зевта. – Им нельзя доверять. Нужно отомстить им новым набегом...

– Раз мы заговорили о набегах, – решил заострить тему Эйрих. – Выборы вождя очень скоро. Сыны Бреты сами себя не выставят, а его жёны сидят тихо. Значит, понимают, что никто не вступится за любого из сыновей, если ты бросишь им вызов на поединок.

Зевта задумчиво покивал.

– Но есть другие воины, – продолжил Эйрих. – Сейчас такое время, когда вождём может стать каждый, кто способен крепко держать топор. Надо, чтобы самые сильные не смогли заявить о себе.

– О чём ты говоришь? – насторожился Зевта.

– Если кто-то из них оступится и не сможет... – начал Эйрих объяснение.

– И думать забудь, – прервал его повелительным жестом отец. – Это священное право каждого – бороться за место вождя. Ты говоришь как римлянин. Мне это не нравится, сын.

– Да, ты прав... – не стал спорить Эйрих.

– Предлагаемое тобою греховно, сын мой, – решил вступить в диспут отец Григорий. – Но и слишком ярое следование старым обрядам – это грех перед Господом Богом нашим...

Зевта, как и все дружинники, больше уважал Вотана и остальных асов, нежели Христа, но сейчас был, пожалуй, самый неудачный момент, чтобы выражать своё отношение к словам отца Григория.

– Когда закончим с выборами вождя, – решил сменить тему Эйрих, – нужно подумать об объединении остальных деревень под одной властью.

– Хочешь выбрать герцога? – уточнил Зевта. – Я столько поединков не переживу.

– Выборы герцога – это старомодный обычай, как и говорит отец Григорий, – вздохнул Эйрих. – Можешь как угодно относиться к Алариху, но что-то в его действиях есть – он уже столько зим рейкс, что уже выросли те, кто не помнит, когда он им стал. Нам нужен кто-то вроде Алариха, но для нашего племени. Ты, отец.

Зевте такой поворот, причём, никак не осужденный отцом Григорием, который, получается, ничего против этого не имеет, пришёлся по душе. Он всего лишь хотел стать вождём, вместо покойного Бреты, а теперь Эйрих предлагает ему нечто иное, более значимое и могущественное.

– Надо убить всех, кто бросит мне вызов, – решил Зевта. – Но как склонить остальные деревни?

– Сила оружия не подойдёт, – произнёс Эйрих задумчиво. – Нужно действовать как лисы, подбирая свой подход к каждому вождю и старейшине.

– Если мы поторопимся с выборами, то можем успеть в соседние деревни, ведь выбран может быть каждый гот, – предложил вдруг отец Григорий. – Три-четыре деревни – это то, от чего можно отталкиваться в уговорах остальных новых вождей.

– Когда начинаем? – засобирался Зевта, встав на ноги.

/30 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

– Кто-то ещё хочет бросить вызов новому вождю? – усталым тоном спросил старейшина Торисмуд.

Зевта взмахнул топором и разбрызгал кровь с лезвия по утоптанной земле поля для поединка.

Толпа наблюдала с интересом, потому что выборы нового вождя – это то, чего не было на памяти даже старожилов. Когда старый вождь умер от гуннских стрел, Брета вышел в центр деревни, оставленной годы назад, и потребовал немедленного начала выборов вождя. Но никто не посмел бросить ему вызов, потому что все знали, что Брета – это видный мастер воинского искусства.

«И такая нелепая погибель...» – подумал Эйрих, глядя на то, как очередной претендент лежит на земле.

Черноволосый бедняга зим шестнадцати, имя которого Эйрих уже успел забыть, хоть оно и было озвучено старейшиной почти только что, пытался всунуть свои кишки обратно, но единственное, что у него получалось – выдавливать собственное дерьмо. Зевта подошёл к нему и нанёс милосердный удар топором в череп.

– Никто? – оглядел старейшина толпу. – Точно никто ещё?

Три покойника, если считать только что убитого, отбили у присутствующих даже самое горячее желание представлять свою кандидатуру на роль вождя деревни. Даже не трупы сами по себе, а то, как легко Зевта превратил в них только что живых людей...

– Зевта, сын Байргана, объявляется с сего дня, – заговорил уже уставший от длительного стояния, старейшина Торисмуд, – вождём нашей деревни! Хвала новому вождю...

– Хвала! Хвала! Хвала! – поддержали жители деревни.

– В честь избрания положено празднование... – продолжил старейшина. – Но, как вы знаете, недавно погибло множество славных воинов, поэтому чествование вождя переносится на следующее новолуние...

Закончив говорить, он развернулся и поковылял к себе домой, отлёживаться у очага. Торисмуд сильно сдал за последние годы, поэтому Эйрих начал думать о том, что скоро придётся избирать нового старейшину из деревенских стариков. Это русло власти оставлять на самотёк нельзя, поэтому проблема требовала хорошего обдумывания...

– Святой отец... – тихо заговорил Эйрих, ткнув священника в бок. – Сколько зим ты прожил?

– Сорок девять, – ответил тот. – А зачем тебе?

– В следующем году будешь годен в старейшины... – тихо сообщил Эйрих.

Зевта, в это время, самодовольно лыбясь щербатой улыбкой, принимал похвалы и поздравления от рядовых воинов и простых жителей.

– Думаешь, что Торисмуд... – так же тихо произнёс отец Григорий.

– Он выглядит так, будто сейчас зайдёт в дом и умрёт там... – пожал плечами Эйрих.

В этот момент, ему вспомнился момент собственной смерти. Мучительная боль, залившая глаза кровью, отупение, оставившее в его сознании только «Убить всех, сжечь города», саднящий горло кусок курятины, прыгнувший к нёбу от напряжения всего тела, а также страх... Страх, что всё было напрасно и он не успел добиться всего, чего хотел.

А чего он хотел? Он хотел дойти до последнего моря. Но уже в ходе завоевания Хорезма понял, что не успевает. Понял, что совершил ключевые ошибки, которые делают этот великий поход невозможным...

– Может и так, но может и нет... – произнёс отец Григорий задумчиво.

– Оставь это на волю господа, святой отец, – ответил ему Эйрих, размышляющий сейчас о другом.

Времени подумать у него много, он уже раздумывал о том, сколько ошибок совершил в прошлой жизни. Не житейских, эти-то понятны и неизбежны, а государственных, которые ему не простят потомки. Не то, чтобы ему было важно, что подумают о нём будущие колена, но было очень жаль, что он не успел.

И попытки чётко понять, что помешало, занимали всю его новую жизнь.

В прошлом он просто не знал, что вообще возможно держать большую постоянную армию, как это делают римляне. Легионы римлян исчисляются туменами воинов, у которых больше нет никаких других занятий, то есть они занимаются войной и только войной. У Темучжина был кешик, гвардия, но их было несравнимо меньше, чем обычных легионов римлян.

Вообще, здесь считается обычным делом, когда против племени, имеющего тридцать тысяч воинов, выставляют сорок тысяч легионеров. И, из-за размеров римской державы, все эти легионы постоянно заняты. Поэтому для разрешения «готского вопроса» послали сотню человек с целым комитом, отвечающим за императорские конюшни...

– Эйрих... – подёргала задумчиво глядящего на отца Эйриха сестрёнка. – Фульгинс рожает...

– А я причём тут? – спросил он.

– Надо сходить за знахаркой... – ответила Эрелиева.

– А где Валамир с Видимиром? – закатил глаза Эйрих.

– Они пошли силки проверять, – ответила сестрёнка. – Пошли сходим вместе?

– А сама? – спросил Эйрих.

– Я её боюсь... – ответила Эрелиева.

– Хорошо, пошли, – решил Эйрих.

Знахарка жила на окраине деревни, в очень паршивого качестве хибаре, которая была даже хуже, чем дом Эйриха.

«Может, купить у гуннов юрту?» – подумал он. – «Поставить там римский каминус, чтобы каменная труба упиралась в тоно (5) и внутри не было дыма. Похоже на отличный план».

Идея захватила Эйриха, поэтому он продолжил обдумывать её даже когда вошёл в халупу знахарки и поклонился ей.

– Эйрих, – прошамкала старуха. – С чем пожаловал? Опять раба твоего от лихорадки лечить?

– Почти за этим, почтенная Хильдо, – ответил Эйрих. – Фульгинс вот-вот разродится, поэтому нужна твоя помощь. Но ещё надо посмотреть на Татия, кажется, у него снова начинают гнить порезы.

– Что дашь взамен? – спросила знахарка.

– Один сочный заяц или одна куропатка, – озвучил своё предложение Эйрих. – Завтра или послезавтра.

– Маловато за двоих, – покачала головой старуха.

Выглядела она как нечто древнее и уставшее. Одета в льняное рубище блёклого красного цвета, в волосы её заплетены засохшие лечебные травы, а шея украшена парой ожерелий из янтаря и неких чёрных камней.

– Два зайца или две куропатки, – поднял ставку Эйрих.

– Две куропатки, – решила знахарка. – Завтра или послезавтра.

– Хорошо, – кивнул мальчик. – Эрелиева!

Девочка опасливо заглянула в хибару знахарки.

– Проводи почтенную Хильдо к нам домой, – сказал ей Эйрих. – А я пойду по делам.

/5 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

– Зачем ты освободил меня? – спросил пришедший в себя Татий. – Зачем предлагаешь такое?

Эйрих, сидящий перед каминусом и обжаривающий кусок зайчатины на ветке, задумчиво посмотрел на огонь.

– Я увидел, что ты не сломался, – ответил он римлянину. – Зачем мне не сломленный раб? Ты слышал когда-нибудь о Спартаке?

Татий посмотрел на него удивлённо.

– Не удивляйся, – усмехнулся Эйрих. – Я прочитал о нём у Марцеллина, в «Деяниях».

– Причём здесь я? – спросил римлянин.

– При том, что ты, как Спартак, не был сломлен, – ответил ему Эйрих. – Кто-то другой бы уже сдался, кто-то другой бы не делал так усердно вид, что уже сломался и смирился со своей судьбой... Редкое качество.

Таргутай Кирилтух тоже хотел, чтобы Темучжин был сломлен и принял судьбу раба. Колодки, скотское обращение, нехватка еды – это вещи, которые могут сломать слабого. Татий доказал на деле, что не слаб.

– Ты сильный, Татий, – произнёс Эйрих. – Ты заработал моё уважение, потому я считаю, что ты достоин занять своё место рядом со мной.

– Зачем мне это? – спросил римлянин.

– Что тебя ждёт в землях римлян? – спросил его Эйрих вместо ответа. – Голод, холод и жалкое существование. Но что ты получишь здесь? Я дарую тебе женщину, сначала одну, а потом, со временем, множество других. Хочешь достойное тебя жилище? Не жалкую клетушку в большом городе, а настоящие хоромы, как у уважаемого патриция? Я дам тебе это.

– Здесь? – скептическим тоном спросил Татий.

– В будущем мы отправимся на запад, – едва улыбнулся Эйрих. – И мне нужен будет человек, который знает римлян и готов быть использован мною против них.

Татий крепко задумался.

– Взамен за всё, что ты обещаешь? – спросил он.

– За то, о чём ты только можешь мечтать, – ответил Эйрих. – Но всё зависит от того, насколько ты будешь полезен, Татий.

Примечания:

1 – Валгринд – ворота в Валхолл, читай в Вальгаллу. Дохристианские верования готов освещены очень плохо, ибо они довольно рано отринули прошлое и обратились к арианству, поэтому никто не берётся утверждать, что там точно было. Известно лишь, что эти верования были подозрительно похожи на древнегерманские, что, собственно, неудивительно, ведь готы – это самый настоящий древнегерманский союз племён, по преданию, сорвавшийся в исход с Готланда, прародины всех готов. А Готланд находится поразительно близко к современной Швеции, южную часть которой, во времена готов, называли Гётландом. Легендарный Беовульф был родом из гётов, одного народа, совместно со свеями сформировавшего шведскую нацию. Но в этой сноске речь о воротах в Вальгалище, поэтому вот вам ещё сведений: собранные с поля битв валькириями воины, если достойны, автоматически умеют отпирать ворота, а если не достойны, то сковываются при попытке взлома, видимо, какой-то продвинутой системой защиты. То есть это значит, что валькирии собирают с полей вообще кого попало, лишь бы у этого кого попало было в руках оружие, а дальнейшую фильтрацию осуществляет Валгринд.

2 – Валхолл – это загробный мир, где Вотан непрерывно пьянствует и чинит дебош, ожидая Рагнарёка, совсем как у скандинавов. Точно известно, что у готов был термин «haliurunnae», означающий путешествие в загробный мир, прямиком в Хельхейм. В общем-то, у готов не должно было быть больших отличий в верованиях других-остальных древних германцев, ведь культ асов проявил неожиданную живучесть и сохранился в Скандинавии вплоть до XI века, пока католики не дожали упирающихся потомков викингов и не привели их к Христу. Иногда на личную явку.

3 – Герцог – др. герм. herizogo – «тянущий за собой войско» – военный вождь, избираемый племенной знатью, чтобы возглавить большое войско для не менее большого похода. Даже в современном немецком «das Heer» – войско, армия, а «zog» – тащить, вытащить. Высшим, после короля, феодальным титулом герцог стал сильно потом, потому что в Раннее Средневековье ему пришлось побыть племенным вождём и лишь потом, по мере феодализации всех этих диких племён, стать титулом, преследующим человечество до сих пор. Правда, сейчас эти герцоги не значат практически нихрена, но так было не всегда. На готском эта должность будет звучать как «harjis ustiuhan» – предводитель войска. И да, готский язык принадлежит к восточногерманской группе, но длительное пребывание в Скандинавии, в Польше, Беларуси, а также в Причерноморье, наложило свой отпечаток, поэтому германцы с берегов Рейна едва ли так просто вкурят, о чём там толкует этот непонятный гот. Естественно, следует сказать, что германцу понять гота будет гораздо легче, чем римлянину или греку, потому что общих слов существенно больше, чем может показаться изначально.

4 – Айраг – так монголы называли кумыс. Кумыс – это кисломолочный продукт из кобыльего молока. Процесс изготовления длительный и трудоёмкий, поэтому коммерческое применение у напитка сомнительное, из-за чего его хрен просто так достанешь даже в странах, где он как бы национальный продукт. Причиной заведомого коммерческого провала служит невозможность его консервации. Нет, законсервировать его можно, но на выходе получится какое-то дерьмо. В зависимости от длительности закваски, кумыс бывает очень крепким, то есть настоявшимся, а бывает крайне слабоалкогольным, то есть свежим. Вопреки разного рода мнениям, крепким кумысом можно нажраться, как свинья, что монгольские воины неоднократно демонстрировали, что, собственно, заставило Чингисхана ужесточать законы в отношении алкоголя на время походов, а затем и в повседневности. Возможными истоками его нелюбви к алкоголю может служить то, что его отца, Есугея-багатура, отравили татары, вопреки обычаю гостеприимства, дав выпить отравленный айраг. Или айраг просто оказался просроченным, чего тоже нельзя исключать.

5 – Тоно – круг, в который упираются жерди, называемые «уни». Этот круг формирует центр кровли монгольской юрты, одновременно являясь вентиляционным отверстием, через которое выходит дым от очага, а также избыточное тепло.

Глава одиннадцатая. Улус

/7 октября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

– Плохое решение, – уверенно заявил Зевта. – Ничто не помешает ему предать тебя.

– Он дал клятву, – ответил Эйрих. – И он получит многое взамен. А если сбежит... Что ж, значит я в нём ошибся. Но я уверен, что он не сбежит.

– Думаешь, хорошо разбираешься в людях, сын? – снисходительно усмехнулся Зевта. – Тогда сам отвечай за последствия.

«А когда было иначе?» – подумал Эйрих.

Татий уже, потихоньку, начинает ходить, поэтому Эйрих собирается взять его в поход, как и Виссариона с Хрисанфом. Они не особо-то нужны, но кому-то нужно было тащить провизию и помогать в походном лагере, поэтому было решено, что они, всё-таки, нужны.