Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Снявшись, гунны направились по разведанному маршруту, рассчитывая выйти на деревню готов и осуществить налёт ближе к полудню.

Разделив войско на четыре части, Улдин приказал этим частям занять позиции по четыре стороны от деревни, чтобы никто не сумел убежать – рабы очень нужны, поэтому сбежать не должен никто.

– Вперёд! – скомандовал Улдин, когда получил сигнал о готовности.

Жители в деревне запаниковали, когда увидели неожиданно появившихся всадников. Селяне побросали все свои вещи и дела, панически заголосили на своём языке, в основном что-то о гуннах и предупреждении, после чего помчались в деревню, прятаться в домах. Глупо.

Улдин заехал в деревню сразу же, вместе с первым отрядом. Воинам было запрещено поджигать дома, потому что они пришли сюда за добычей, а не ради пепелищ. Сопротивления не оказывается, деревня взята под полный контроль, но предводитель чувствовал, что что-то не так.

– Фра-а-ам!!! – донеслось откуда-то из-за деревни.

Кричал громкий мужской голос. Фрам – это «вперёд» по-готски.

Улдин заозирался, дёрнув поводья коня влево, чтобы развернуть.

И вдруг, словно мало было осознания того, что их как-то обошли, из домов и замаскированных укрытий в кустах, полезли покрытые кольчужной бронёй воины.

Толчок в грудь – болезненно ударившая стрела отлетела в сторону, оставив между чешуйками стальной наконечник.

Растерянность прошла быстро, Улдин вынул из ножен меч и увидел того, кто в него выстрелил – какой-то мальчик, вылезший из кустов, растущих под домом.

Вторая стрела прилетела прямо в глаз коню Улдина, после чего предводителю гуннов пришлось спрыгнуть с уже мёртвой лошади.

Мальчик поместил лук в саадак, после чего поднял с земли копьё и щит.

Улдин поднялся на ноги, извлёк из ножен меч и направился к наглецу, убившему его любимого коня.

/5 мая 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

Эйрих приблизился к вражескому воину, вероятно, предводителю этого отряда. Такая схватка, пусть и не очень безопасная, но очень нужна Эйриху. Слишком уж в ней много символизма, чтобы упускать такую возможность.

– Не рано ли ты начал путь воина, мелюзга? – на чистом готском спросил гунн.

– Сейчас и выясним, – ответил ему Эйрих, после чего начал атаку.

Если у мечника нет щита, то его бой против копейщика будет похож на особый способ самоубийства. Правда, гунн вытащил длинный кинжал из ножен и взял его в левую руку – сомнительно парирование им уколов копья, но это хоть что-то. Щит гунна, калкан, изготовленный из прутьев и кожи, торчал из-под крупа мёртвого коня, поэтому враг имел в своём распоряжении только меч и кинжал.

– Сдюжишь, Эйрих? – спросил Наус, вышедший из кустов.

Часть воинов была замаскирована в домах, часть в кустах, все самые лучшие воины. А все остальные, с вооружением и экипировкой похуже, были в лесу, там, где их не могли найти разведчики гуннов.

Пришлось попотеть, но грамотную засаду организовать удалось. Прятать готов в оврагах и кустах – это задача нелёгкая задача, потребовавшая от Эйриха недюжинных усилий.

Зато награда за труды была выше всяких похвал: гунны ничего не заметили и почти полностью вошли в деревню, видимо, чтобы быстрее ограбить всё и убраться подальше. Сейчас специальные отряды наступают со всех сторон, беря гуннов в окружение.

Обороны у гуннов сейчас нет никакой, а шанс вырваться из окружения тает на глазах – кольцо всё уже и теснее. В течение нескольких минут локальная схватка, начавшаяся в центре села, обещает перерасти в повальную бойню по всей деревне.

– Сдюжу! – бросил Эйрих за спину. – Не дайте уйти никому!

Ниман Наус отправился управлять теми, кем можно управлять, а Эйрих полностью сфокусировался на поединке.

Гунн, быстро оценив обстановку, едва улыбнулся, после чего решил сократить дистанцию, чтобы нивелировать преимущество копья и перерезать Эйриху глотку.

Эйрих же начал активно атаковать колющими ударами, нацеленными в область головы, а также своевременно отступать.

Попадать не удавалось, потому что противник крутил головой и активно работал ногами. Это опытный воин, но расклад был не в его пользу – будь у него щит, ситуация была бы диаметрально противоположной.

Аккуратно усиливая натиск, Эйрих изматывал противника, понимая, что любое его неловкое движение позволит противнику резко сократить дистанцию и заколоть его как молодого кабанчика.

Броня гунна осложняла дело, но уязвимые места Эйрих определил достаточно быстро: стыки элементов, лицо, ноги, а также предплечья.

Мечом гунн орудовал отлично, но и Эйрих не сегодня кочевать начал.

– Как тебя зовут, воин? – заговорил гунн, отступая.

Но Эйрих не собирался вступать в диалог, поэтому быстро сократил дистанцию и нанёс удар в сочленение между элементами брони, в область правого плеча.

Гунн ожидал чего-то подобного, поэтому парировал удар плоскостью меча, отведя копьё чуть в сторону и попытавшись выйти на дистанцию поражения.

Эйрих рывком ушёл влево, после чего коротко кольнул копьём в бедро противника.

– Хар! – выкрикнул гунн, ощутив всю «прелесть» ранения в бедро.

Кто-то бы бросился развивать успех, но Эйрих не из таких людей, поэтому он отступил на пару шагов, передавая инициативу раненому противнику. Это тактика копейщика – использовать преимущество в дистанции и брать своё на контратаках. Именно поэтому он выбрал копьё для поединка против Альвомира.

Разъярённый гунн поднял меч в атакующую стойку и решительно пошёл на Эйриха.

Но уже было ясно, что победа в поединке за Эйрихом, потому что опираться на повреждённую ногу гунн уже не мог, а это неизбежно сказывалось на качестве атак.

Быстрое схождение, вроде бы для очередной бесплодной атаки...

Гунн замахивается мечом, а затем внезапно бросает кинжал. Эйрих поднимает щит и кинжал вонзается в древесину, но это было лишь частью атаки гунна, потому что небольшую заминку гунн применил для сокращения дистанции. Далее последовал неожиданно сильный удар по копью, едва не выбивший его из рук, а затем Эйрих оказался под градом рубящих ударов – гунн уже не берёг свой меч, осознавая, что на кону его жизнь.

Эйрих сразу понял, что теперь отступить не удастся, поэтому, принимая удары на щит, уронил копьё и выхватил топор.

И всё равно, наличие щита давало Эйриху большое преимущество, поэтому он чувствовал уверенность в своей победе. У гунна, как ни крути, меньше боевого опыта, он ранен и в невыгодном положении, что прекрасно осознаёт, если верить его неуверенному взгляду.

Пока они тут убивают друг друга, сражение готов против гуннов набирает максимальный размах: уже ударили в спину и во фланги спрятанные войска, поэтому ни о какой обороне и даже бегстве у гуннов не идёт и речи. Примитивная ловушка, реализованная с творческим подходом, петлёй наложилась на шеи гуннов и надёжно стянулась, поэтому все их панические метания лишь туже затягивали петлю, лишая их и шанса на выживание.

– Я хочу знать твоё имя, гот! – выкрикнул гунн. – Я хочу знать, кого сейчас убью!

Но Эйрих вновь не стал вступать в беседы с покойником, решив, что надо разобраться с ним побыстрее.

Начать он решил с грубого лобового удара щитом – гунн не повёлся на примитивный приём, а ушёл назад и влево, вновь попробовав ударить по оружию Эйриха.

Звякнул металл, а затем меч лишился острия. В целом удачный удар пришёлся на нижнюю часть бородки топора, подставленного Эйрихом буквально в последний момент.

Гунн не растерялся и ударил Эйриха кулаком левой руки по лицу, заставив отшатнуться. Рывок в сторону – копьё в руках гунна.

– Меня зовут Улдин – если тебя спросят твои боги, знай, что тебя убил я, – с усмешкой заявил гунн.

Ситуация не стала зеркальной предыдущей, потому что у Эйриха есть щит, но всё равно, шансы на победу резко упали, потому что щит – это не гарантия.

И сразу стало видно, что гунн владеет копьём не хуже, чем мечом: уколы были замысловатыми и быстрыми, правда, Эйрих не увидел в них ничего нового и оригинального.

Подставляя щит под углом, Эйрих пытался сократить дистанцию, но гунн успешно рвал её, несмотря на ранение ноги и дорожку крови, оставляемую на утоптанной земле. Время играло на стороне Эйриха, поэтому он тоже не гнал события, хотя у него уже выработался план по надёжному и зрелищному убийству гунна...

Поединок шёл своим ходом, а обстановка вокруг сильно изменилась, ведь гуннов становилось всё меньше и меньше, а готы заняли всё пространство вокруг деревенской площади.

Идея Эйриха была в вооружении всех воинов копьями и щитами, что и было проделано. Когда всадники лишены возможности манёвра, а вокруг полно копейщиков, расклад строится явно не в пользу всадников. Тактика беспроигрышная, ведь гунны не могли не то что организоваться для отпора, но и даже использовать свои хвалёные луки.

Ловко отбивая уколы щитом, Эйрих непременно пытался сократить дистанцию, делая вид, что это его единственный шанс на победу, а гунн Улдин пытался нанести укол хоть в какое-нибудь уязвимое место, потому что понимал, что у него не так много времени, прежде чем он начнёт терять силы от потери крови. Ещё и рана на ноге не помогала сохранять концентрацию...

Решив, что гунн достаточно ослаб, Эйрих выждал следующего укола и подставил щит под прямым углом. Наконечник скользнул по умбону и врезался в древесину, надёжно там завязнув.

Не дав времени извлечь копьё, он накинулся на гунна с серией рубящих ударов, поразив область левой ключицы противника. Улдин закричал от боли, но не отступил, а наоборот, бросился на Эйриха и завязал борьбу.

Они упали на землю, Эйрих чудом вытащил руку из держателей щита ещё в падении, поэтому вцепился левой рукой в лицо гунна, пытающегося добраться до мальчишеской шеи.

Топором достать врага не получалось, поэтому Эйрих отпустил обмотанную кожаной лентой рукоять и начал щупать свой пояс в области кинжала.

– Лучше бы ты не лез, сопля... – прохрипел Улдин.

Длина рук гунна не позволила Эйриху обеспечить достаточный упор для ослабления хватки на шеи, поэтому надежда была лишь на кинжал, который лежал под неудачным углом и его нельзя было вытащить без усилий. Воздух кончался, лицо Эйриха покраснело, а сознание начало постепенно затухать.

Он мог бы попросить помощи, ведь точно видел несколько воинов, наблюдающих за поединком, но это бы обесценило победу.

Наконец, кинжал был вынут и пущен в ход. Первый удар пришёлся в подмышку гунна, а второй в шею. И третий, и четвёртый, и пятый – все последующие удары пришлись в шею гунна, обагряя Эйриха щедрыми порциями крови.

Хватка вражеских рук ослабла, Эйрих с усилием столкнул с себя истекающее кровью тело, часто задышал, хлебнув немного чужой крови, после чего прикрыл глаза и полежал немного.

За ход боя он не переживал, потому что руководил всем отец, поклявшийся действовать строго по плану.

Повалявшись несколько минут, Эйрих с трудом поднялся на ноги, поднял с земли свои топор и щит, после чего огляделся.

Вокруг было около пяти десятков воинов, все потрёпанные, распаленные, тяжело дышат, но никто из них не был настолько залит кровью, как Эйрих.

– Как щедро ты ему... – произнёс подошедший к гунну Ниман Наус, оценив количество отверстий в шее гунна.

– Эйрих Щедрый! – подхватил какой-то остряк из толпы. – Эйрих Щедрый!

– Эйрих Щедрый!!! Да-да-да!!! Эйрих Щедрый!!! – пришлось по нраву воинам новое прозвище. – Славься Эйрих Щедрый!!!

Неодобрительно покачав головой, Эйрих опустил топор и щит, после чего поплёлся к деревенскому колодцу.

/6 мая 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

– ... тот самый Улдин? – удивлённо переспросил Эйрих.

– Мы всё проверили и перепроверили, – покивал Наус. – Пленные говорят, что их вёл сам правитель, потому что они собирались взять минимум четыре десятка деревень. Всё они хотели сделать быстро и только успевать везти через Дунай добычу.

– Не верю, что они собирались сделать это только с помощью шести-семи тысяч воинов... – покачал головой Эйрих.

– И ты прав, – усмехнулся Ниман Наус. – Ещё два отряда по четыре тысячи должны были прийти дней через пять-шесть, но теперь, после всего, что случилось вчера, их большой набег провален и продолжен быть не может.

– Это хорошая новость, – сдержанно произнёс Эйрих.

Он чувствовал себя паршиво, потому что Улдин выбил ему один передний зуб и десна воспалилась. Вступая в поединок Эйрих ожидал порезов, проколов и синяков, но к выбиванию зуба он был не готов. Боль была слабая, но непрерывная. Неприятно и плохо сказывается на настроении, портя радость от успеха.

– Ты извини меня, – попросил Наус.

– За что? – недоуменно спросил у него Эйрих.

– Ляпнул о щедрости, не подумал, – объяснил Ниман. – Кто ж знал, что прилипнет как прозвище?

Более подходящим и приятным было бы прозвище вроде «Храброго», «Смелого», «Сильного», но в готском обществе очень неохотно дают прозвища, потому что даже сам факт того, что ты удостоился прозвища – это особое отличие. Если, конечно, прозвище не несёт в себе вечное напоминание о каком-нибудь проступке или физической особенности. Много в окрестных лесах ходит всяких Гувальдов Рыжих, Гарольдов Болезненных, а также Брантов Волосатых Задниц...

– Щедрый? – едва улыбнулся Эйрих. – Не хуже и не лучше других прозвищ. Зато люди сразу будут хорошо обо мне думать.

Ниман Наус ненадолго задумался.

– Ха-ха, а ведь так и будет! – засмеялся он.

– Но хватит об этом, – попросил Эйрих. – Что по потерям?

– Гунны бились отчаянно, поэтому мы потеряли семьсот шестьдесят два воина, – сообщил Наус точные цифры. – Ранения получили семьсот тридцать один воин, но некоторые ещё умрут в ближайшие дни. Ещё сорок девять из раненых точно будут жить дальше, но никогда больше не смогут быть воинами. Из гуннов лишь около тысячи сумели ускользнуть, а остальные полегли. Никогда не видел таких битв, Эйрих, а битвы я повидал...

В обычных сражениях реальные потери гораздо ниже, чем потом описывают летописцы: так или иначе, но большая часть проигравшего войска успешно сбегает с поля боя, но их всё равно склонны записывать в потери, потому что некоторые из беглецов решаются навсегда покончить с неблагодарным воинским ремеслом. Возвращаются к нему потом, конечно, но уже в других воинствах, с другими людьми...

У Эйриха же, если вспомнить его прошлую жизнь, всё было совершенно иначе. Здесь римляне придумали децимацию, то есть за серьёзный проступок, например бегство с поля боя, казнят каждого десятого из преступивших воинский закон, а у Темучжина в войске казнили всех.

«Если из десяти человек бежит один, или двое, или трое, или даже больше, то все они умерщвляются, и если бегут все десять, а не бегут другие сто, то все умерщвляются», – припомнил Эйрих собственное наставление.

Монгольские воины не бежали, не сдавались, потому что знали, что великий хан их не простит. Все дерутся до конца, до последней капли крови – только так можно побеждать.

Здесь ещё слишком рано вводить столь строгие воинские законы, ведь всему своё время.

А ещё у «варварских племён», к коим причисляли готов, плохо развита тактика и хитрые тактические приёмы не в ходу. Возможно, Эйрих первый гот, который настолько хитро подходит к организации засад и обману противника.

Ему точно известно о том, как погиб последний король остготов, Витимир. Тогда он нанял отряд гуннов, чтобы сокрушить аланов, ещё одно племя кочевников, но потерпел поражение, потому что лично повёл свою конницу в лобовой удар, предназначенный для рассечения боевого порядка противника. Ложное отступление аланов ввело короля Витимира в заблуждение, он развил атаку, а затем вражеский строй вновь сомкнулся, после чего конницу остготов взяли в копья.

Дальше было позорное бегство племени остготов через Дунай, потому что ещё три дня назад дружественные гунны увидели, что открылась потрясающая возможность для покорения ещё одного племени, неспособного дать отпор. Собственно, всё это привело их к сегодняшнему дню. Короля у остготов нет, кавалерии мало, а гунны есть и угрожают остготам смертью.

– Нам придётся побыть тут ещё некоторое время, – сказал Эйрих, накрепко запомнив цифры. – А что с беглецами?

– Наблюдатели сообщили, что все они вернулись к переправе, но их не тысяча, а что-то около восьмисот всадников и пеших, – ответил Наус. – Хумул решил, что их слишком много, поэтому не стал атаковать.

– И правильно, – кивнул Эйрих. – Всё равно в ближайшее время не будет никаких набегов, пусть рассказывают своим об ужасах, которые пережили. Страх – это наше оружие.

– С этим спорить не буду, – усмехнулся Ниман. – Кстати, о делёжке добычи...

– Не начинай даже, – предупредил Эйрих.

– Не, ты чего? Я поддерживаю! – поднял руки дружинник. – В тот раз мне не понравилось, конечно, но я подумал и понял, что для готского рода это очень полезно: больше воинов получат лучшее оружие, броню и домашним что-то принесёт. Я это к чему...

– К чему ты это? – спросил Эйрих.

– Ты когда уже будешь собирать свою дружину? – задал вопрос Ниман Наус. – Там ведь будет полагаться жирный кусок от добычи?

– Всему своё время, – ответил Эйрих. – Сначала нам нужно как-то уговорить Сенат начать исход на запад.

– Я думал, что у тебя с ними полное согласие... – нахмурил брови Наус, начавший озадаченно чесать лысину.

– Не бывает полного согласия, – вздохнул Эйрих. – Но оно и не нужно. Достаточно того, чтобы все старейшины понимали опасность гуннов. Мы потеряли вчера многих, а это была тщательно спланированная и отлично исполненная засада. Представь, что бы было, выйди мы против гуннов в открытом поле?

– Да нас бы порвали... – Наусу на расчёсанную лысину села мясная муха. – Ах, тварь!

Он хлопнул себя по голове, после чего попытался убить насекомое в воздухе.

– Нас бы порвали, – согласился Эйрих. – Поэтому надо как-то донести до старейшин эти сведения, чтобы они не питали ложных надежд. Второй раз гунны на такую уловку не купятся, поэтому нам нужно что-то придумывать. Лучше всего уйти на запад, к римлянам.

– А Аларих? – спросил Наус.

– Да мне плевать на него, – махнул рукой Эйрих. – Если не будет стоять у нас на пути, пусть живёт. Но если вдруг окажется, что он нам мешает – Сенат определит его судьбу.

– Удобно ты устроился, Эйрих... – неодобрительно покачал головой Наус. – Удобно и хитро. Раньше я думал, что ты метишь в рейксы, но теперь понимаю, что ты гораздо хитрее и умнее.

– Если не будешь трепать о своих догадках направо и налево, будешь иметь шанс попасть в мою дружину, – сказал ему Эйрих. – Но сразу скажу тебе, что там не будет никакого права на трофеи. Трофеи будут идти в казну державы.

– А нахрена нам тогда воевать? – не понял Наус.

– За зарплату, – ответил Эйрих. – За каждый день службы воина и дружинника будет положена оплата. Просто за то, что ты сейчас не занимаешься ничем, кроме войны. И в мирное время войско распускать никто не собирается, потому что больше не будет никакого мирного времени. Мы всегда будем воевать, с небольшими передышками.

– Что-то такое объяснял мне Хумул, но о римском войске... – припомнил Ниман. – То есть вот возьмём меня, да? Вот пошёл я твоим дружинником. Сколько мне положено будет за день?

– Дружинникам будет положено по солиду в месяц, то есть почти силиква в день, – ответил ему Эйрих. – Это больше, чем если бы ты получил сегодня свою долю с трофеев.

– Почему это? – спросил Наус. – Я видел там отличные кольчуги и оружие! И мне досталась не самая плохая!

– А посчитай: сколько дней ты шёл, сколько дней мы готовились к походу, сколько спал, сколько ел и вообще ожидал? – предложил ему Эйрих. – Выходит, что если бы ты получал по силикве в день, всё это время, вышло бы больше, чем если бы ты смог урвать вчера даже две самые лучшие кольчуги. А ведь ты урвал не самую лучшую, ведь так?

– Да, там были и получше, – признался Наус.

– А силиквы ты бы получал каждый день, – добавил Эйрих. – Гарантированно. Вот и выходит, что для воина выгоднее быть у меня в дружине или в личном войске.

– Так когда? – спросил Наус.

– Время покажет, – неопределённо ответил Эйрих.

Они победили гуннов, не в войне, но в битве. Они доказали всему миру, что их можно побеждать. Пусть не очень убедительно, практически исподтишка, но они победили.

Эйрих осторожно пощупал опухшую верхнюю губу, после чего посмотрел в голубое небо.

В ближайшем будущем его ждёт выступление перед готским Сенатом, с речью о необходимости миграции на запад, а в отдалённом будущем неизбежны битвы против по-настоящему опасного противника, который, в некоторых аспектах, гораздо опаснее гуннов.

«В будущем», – подумал Эйрих, улыбнувшись.

Конец первой книги

Примечания:

1 – Лорика сквамата – нет, римляне её так не называли, ведь мы не знаем, как они называли свою броню. Мы о точном внешнем виде лорики сегментаты, то есть той самой легко узнаваемой ламинарной брони легионеров, узнали с колонны Траяна, что до сих пор стоит в Риме на форуме Траяна. Все эти «лорики», «хаматы», «скваматы», «сегментаты» – это придумали где-то после Ренессанса, когда древнеримская культура внезапно всех заинтересовала. Тысячу лет никого не волновал, из-за чего утрачивалось и тлело в прах, а потом, вдруг, заинтересовало. В общем-то, лорика сквамата – это чешуйчатая или мелкопластинчатая броня, которая изображена на обложке этого произведения. Чисто технически, на обложке изображена кольчужно-пластинчатая броня, какие тоже легко могли бы быть в ходу при анал-карнавале, происходившим на излёте Западной Римской империи. Последние исследования показывают, что у древних римлян была некая технология по комбинации слоёв пластин для лорики сегментаты, позволяющие делать внешний слой пластины очень твёрдым, а внутренний относительно мягким, что повышало бронезащитные свойства доспеха до недосягаемых варварами высот. И да, варвары так и не достигли его, потому что в Позднее Средневековье по-настоящему качественные доспехи могли получить только очень богатенькие Буратино, а у древних римлян легионеры получали что-то эквивалентное позднесредневековой бригантине за счёт Сената и народа Рима. Это значит, что средневековое человечество так и не сумело добиться высокого качества массового производства бронирования, достигнутого на пике развития Древнего Рима. Тёмная Эра Технологий языческих времён так и осталась недостижимой для средневековых варваров, а потом потомки этих варваров сумели придумать кое-что получше брони и щитов – огнестрел. Напоследок в этой сноске хочу сказать ещё кое-что о броне Эйриха, изображённой на обложке книги – пластинки расположены внахлёст снизу вверх, а не сверху вниз. Это свидетельствует о том, что носитель рассчитывает находиться на коне и не получать ударов сверху.

2 – Радагайс – вождь неких варваров, вторгшийся в Северную Италию в 405 году н.э. Варвары «некие» только потому, что показания очевидцев прямо противоречат друг другу и учёные не пришли к единому мнению по этому вопросу. Это могли быть аланы, вандалы, готы, алеманны, некие кельтские племена – кто угодно, достаточно близкий, на тот момент, к местам событий. Однозначного мнения, как и в деле о стременах, у учёных нет, поэтому я считаю, что в праве строить догадки о происхождении этого племени варваров и теоретизировать на все деньги.