Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Хрисанф, кстати, прояснил вопрос с долговыми расписками. Их нельзя просто так прийти и стребовать, потому что они были лишь документальным подтверждением факта займа у патриция Кастора, а возвращение денег происходило на основе более актуальных долговых книг, которые находятся в Константинополе, на руках у самого патриция.

И было бы глупо надеяться, что Кастор оставил бы что-то по-настоящему ценное в вилле, которую могут захватить готы.

«Но тут надо понимать, что есть истинная ценность», – подумал Эйрих, идя по лесу.

«О своей жизни» (2) принцепса Октавиана Августа – это та вещь, которую Эйрих собирался прочитать первой. Виссарион очень хвалил Августа, называя его величайшим правителем Рима. Эйрих заинтересовался и пообещал себе внимательно изучить все тринадцать свитков, чтобы получше понять этого древнего.

«Деяния» (3) Аммиана Марцеллина – это второй труд, который внимательно проштудирует Эйрих. У него есть всего три книги: первая, вторая и двенадцатая. Это значит, что есть ещё, минимум, девять книг, которые следовало бы найти, если содержание предыдущих книг покажется ему достойным.

Остальные произведения были малозначительными. Была какая-то ерунда – «Начала» некоего Евклида. Если будет нечем заняться, Эйрих возьмётся за чтение этого труда, который слишком непонятен и муторен.

«Точка есть то, часть чего ничто», – припомнил он первую же фразу из «Начал» Евклида. – «Кто так говорит вообще? Что это значит? Странный грек и писал странно... Ещё цифры их...»

Считать Эйрих умел ещё в прошлой жизни. Причём письменно, чтобы государственные сановники не могли его обмануть. Он даже устраивал своеобразную проверку новых сановников, которым сообщалось, что великий хан не умеет считать и его нужно научить. Поначалу он действительно учился, а затем сам мог проверить, кого хочешь...

Естественно, цифры были другими.

«Цифры римлян – это какое-то безумие», – подумал Эйрих, вспоминая уроки Виссариона. – «Если единицы и десятки считать легко, то что с сотнями, тысячами? Плохо всё. Мусульманские лучше».

Но, наконец-то, он увидел признаки зайцев. Подняв тёмно-зелёные шарики помёта, Эйрих рассмотрел их внимательно – заяц-русак, причём сделал он это дело совсем недавно, возможно, он рядом, смотрит на то, как Эйрих трогает его дерьмо.

Двигаясь тихо, охотник внимательно смотрел на траву, выискивая свежеощипанную, а также формируя общую картину движения зайца.

Шли минуты, картина никак не складывалась, Эйрих держал стрелу на луке и был готов начать движение к цели, но сама цель, не подозревая об опасном интересе к себе, неспешно вылезла из-под куста, жуя какую-то траву. Выстрел.

Эйрих был удивлён, конечно, но, в то же время, очень рад, что не пришлось долго искать себе ужин.

Подняв предсмертно дрыгающего лапками зайца с травы у куста облепихи, он сломал тонкую заячью шею и извлёк из тушки стрелу с кремневым наконечником. Металлические наконечники он берёг для людей.

С философским видом ходить по лесу и размышлять о высоких науках и мысленно хулить римские цифры, увы, ему не удалось. Заяц слишком рано позволил найти себя, поэтому придётся Эйриху возвращаться домой.

А дома ему предстоит тренироваться с луком, потом читать, пока солнце не зайдёт, а затем спать, чтобы утром снова идти на охоту. Зерна у них на год вперёд хранится, а вот мяса не хватает.

«Скот бы завести, а ещё лошадей...» – мечтательно подумал Эйрих, двигаясь в сторону деревни.

/19 августа 407 года нашей эры, Восточная Римская империя, г. Константинополь, Большой дворец/

– ... тебя есть другие люди, Антемий! – твердил комит священных конюшен Иоанн. – Почему я?

Он так привык к жизни во дворце, что перспектива отправиться в Паннонию, пусть и во главе крупного отряда, его пугала. До икоты и нервного поноса.

И последнее не было шуткой, потому что Иоанн, перед приёмом у консула, три раза ходил в отхожее место, а за ночь до этого икал. Всё потому, что Антемий сформулировал тему приглашения на аудиенцию как «Обсуждение отправки патриция Иоанна Феомаха, комита священных конюшен, в Паннонию».

– Такова воля императора, – развёл руками довольно улыбающийся консул.

– Но почему? – вопросил Иоанн. – Почему не кто-то ещё? У нас больше нет никого, кто может договориться с готами?

– Так там не договариваться надо, – ответил консул. – Надо сделать так, чтобы количество набегов сократилось.

– Тогда мне нужна армия, – уверенно заявил Иоанн.

– Думаю, ты понимаешь, что армию тебе никто не даст? – грустно усмехнулся Антемий.

Иоанн и не надеялся на армию, потому что времена неспокойные и Антемий не доверяет шахиншаху Йезигерду I, ставшему настолько миролюбивым и терпеливым к христианам, что, невольно, ожидаешь подвоха... А готская проблема требует отвлечения значительных сил, ведь их войско, по разным данным, насчитывает от десяти до пятнадцати тысяч воинов. Это потребует отправки трёх-четырёх легионов. Откуда и за чей счёт?

Ситуация безвыходная, это знал даже Иоанн, хоть отношение к военному делу имел весьма отдалённое, с головой уйдя в дворцовые интриги ещё в юности. А ведь есть ещё готы в Малой Азии, в Константинополе...

Несколько тысяч готов истребили в резне, учинённой простолюдинами семь лет назад. Это было во времена, когда Гайна, известный военачальник, родом из готов, поднял мятеж и пытался захватить власть в империи. Но жители Константинополя не позволили попрать честь империи и вырезали всех мятежников, а Гайна был вынужден бежать за Дунай. С ним были остатки его армии, которые были разбиты гуннами. Засоленную голову мятежника доставили в Константинополь. Иоанн лично видел её.

Сейчас всё несколько иначе. Готы окончательно потеряли страх и ни во что не ставят империю, императора и вообще римлян. Их давно следовало поставить на место, да... Но почему именно он?!

– Выезжаешь на следующей неделе, – произнёс консул Антемий. – Любыми доступными способами замедли или останови набеги. Если вернёшься несолоно хлебавши – сразу готовься к почётному посту где-нибудь в Египте...

Приказы консула обсуждать бесполезно. Что-то скажешь против, это в миг будет донесено до императора, который всегда делает, как говорит Антемий. И тогда Иоанн быстро посчитает, что ссылка в пески Египта – это божья благодать. Тем более, «добрые языки» донесли до императора, что Иоанн когда-то путался с его покойной женой, а ещё добавили, что Феодосий – это сын Иоанна, то есть бастард незаконный.

«Было-то пару раз... пару десятков раз...» – подумал Иоанн с отчаяньем. – «Но кто с ней только не путался! Гвардейцы через одного с ней ночевали! Один, точно знаю, сношал её, когда Аркадий был на воскресной молитве в соборе!»

Несправедливая молва сделала его практически единственным виновником этой грязной многолетней истории, с чем Иоанну теперь приходится жить. И терпеть пересуды придворных, враз ставших благочестивыми и целомудренными.

«Мрази лицемерные», – со злостью подумал Иоанн.

– Даю тебе в распоряжение центурию палатинов из германской ауксилии, – произнёс Антемий. – Будут тебе защитой и весом в глазах готов. Говорят, они боятся германцев.

– А если меня убьют? – спросил Иоанн.

– Если убьют, то жди меня на суде Христовом, я, если успею, расскажу тебе, сумел ли отомстить, – улыбнулся консул.

Ясно было, что Антемию плевать, что станет с Иоанном посреди готов. Зарежут ли, запытают или сожгут – у консула даже не испортится аппетит. Комита списали и больше не котируют в расчётах придворных интриг...

Но можно вернуться со славой усмирителя готов – это изменит всё. Но, для начала, надо что-то придумать.

Больших денег у него нет, личная армия отсутствует, земель, которые можно пообещать взамен ненападению, тоже нет. Ему нечего предложить им, ни богатств, ни страха, ни ложных надежд...

Остаётся только, типично грязная, римская интрига. Варвар может быть сколько угодно силён на поле боя, но в интриге он редко опаснее ребёнка. Этим можно и нужно воспользоваться.

Иоанн ободрился, начал обдумывать в общих чертах прорисовывающиеся идеи...

– Можешь идти, – сказал консул. – И не вздумай даже бежать – это будет означать, что ты изменил верности императору и тебе нигде не скрыться.

– Не оскорбляй меня сомнением, – попросил Иоанн, вставая с неудобного дубового стула. – До встречи.

– До встречи, Иоанн, – кивнул ему на прощание Флавий Антемий.

/8 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, на площади безымянной деревни/

Когда пошёл первый снег, готы удивлённо повыходили из своих жилищ. Эйрих в это время возвращался с проверки силков, с тушкой куропатки за плечом.

Снег ранней осенью его не удивил, потому что в его родных степях бывало и не такое. Но он считал, что это не к добру. Ранний снег никогда не бывает к добру.

– Где отец? – спросил Эйрих, зайдя в дом.

– Он ушёл к вождю, господин, – ответил Виссарион, чистящий брюкву.

– По какому делу? – насторожился Эйрих.

Сегодня Зевта должен был сидеть дома и отдыхать – у них с Эйрихом договор, что отец не пьянствует пять дней в декаду, а сын все эти дни добывает ему по кролику или куропатке в день. Вместе с этим они тренируются в воинском деле, потому что Зевта был впечатлён боевыми навыками сына, хотя никогда его особо не готовил. Отец из него как из замороженного кала стрела, по мнению Эйриха, который, в прошлой жизни, был образцовым наставником и воспитателем для своих детей.

Вместе с Зевтой к тренировкам подключились Валамир, Видимир и Афанарик. Для троих братьев Эйрих стал неоспоримым авторитетом в воинской стезе, потому что отец – он-то ладно, уже давно в набегах, а Эйрих – этот же тут всё время был, почти ничем от них не отличался, только странно себя вёл и вообще был какой-то не такой... И тут успех в набеге, к нему прислушиваются вождь и отец, а потом он Вульфу на поединке зарубил – это была заявка на титул самого славного сверстника и доказательство того, что если усердно тренироваться, то можно стать таким же.

Только вот Эйрих не видел перспектив в своих братьях. Не воины они, как бы им там ни казалось. А вот перспективной, к его удивлению, оказалась Эрелиева. Она разительно отличается от сверстниц, стреляет из лука лишь чуть хуже Эйриха, сама уходит в лес и тренируется там с настоящим боевым топором, раздобытым невесть где. Возможно, украла, возможно, выменяла на что-то...

Эйрих с предубеждением относился почти ко всем женщинам, причём имел на то основания: в степи женщины не значили практически ничего. Почти ко всем, потому что была его мать – Оэлун, и жена – Бортэ. Они имели на него влияние, потому что он никогда бы не смог поднять на них руку и даже не помышлял о том, чтобы от них избавиться. Матери он был обязан и любил её, а вот Бортэ... Первая его жена была особенной женщиной. Она обладала волей, какую не проявляли иные мужи, а ещё умела мастерски интриговать...

«Я только допускаю, что казнил некоторых своих младших жён совершенно не по делу...» – подумал Эйрих, выходя из дома. – «Никогда не забуду ту грызню в ставке, развернувшуюся из-за взятия мной в жёны меркитки Хулан...»

Эту жену Темучжин получил в качестве дара от вождя меркитов, Дайр-Усуна. Хулан была дочерью вождя, поэтому такой щедрый жест был воспринят как акт примирения и нешуточная возможность для мирного сосуществования. Но надежд этот брак не оправдал, поэтому меркиты, в конце концов, были уничтожены.

«И поделом, неблагодарным собакам...» – подумал Эйрих с застарелой ненавистью.

Хулан дала ему двоих сыновей, которые показали себя с лучшей стороны.

Но всё равно, основная масса женщин в степи – это вещи. Некоторые женщины доказывали делом, что достойны большего, но большинство так и влачили своё существование как приложение к мужчинам. Ведь так удобнее и проще.

У готов, собственно, положение вещей отличается не сильно. Правда, в древних мифах, рассказываемых Тиудигото детям перед сном, были сведения о девах-воительницах, сокрушавших своих врагов, как мужчины. Эйрих считал это брехнёй, потому что ни одна женщина не устоит в схватке против крепкого воина, но сказки на то и сказки.

Впрочем, если Эрелиева не окажется пустышкой, он позволит ей быть лучницей в собственном кешике. Это, во-первых, может послужить поводом для расхождения молвы о его славном воинстве, во-вторых, хорошие лучники, в этих краях, на дороге не валяются, а в-третьих, родичи Эйриха должны быть не такими, как все, не хуже, а лучше остальных.

«Род господ, вне сословий, но над ними», – сформировалась в голове Эйриха концепция. – «В этом точно что-то есть».

У кого-то бы возник вопрос: хочет ли Эрелиева становиться пресловутой Девой щита? Но это неправильно поставленный вопрос. Правильный звучит так: как скоро она начнёт умолять Эйриха взяться за её обучение ратному делу?

Римляне устраивают гладиаторские бои, где участвуют и женщины в том числе. Октавиан Август, в своём труде, осуждает это явление, но не запрещает законом.

«Всё-таки, странные люди эти римляне», – подумал Эйрих, вспомнив об этой двойственности.

Вспомнив «О своей жизни» Октавиана, Эйрих невольно вспомнил и «Деяния» Марцеллина. Если первый изъяснялся на максимально простой и понятной латыни, то последний использовал такую витиеватую её форму, что у бедного мальчика спотыкался мозг, иногда полностью отключающийся от труднопонимаемых формулировок, на которые даже Хрисанф и Виссарион лишь недоуменно разводили руками. Вот так никогда нельзя писать – никому от этой витиеватости не станет лучше, зато написавшего возненавидят всюду: от Геркулесовых столбов до крайних степей Сарматии...

Последнее – это фраза из «Деяний», которую Эйрих решил использовать, когда надо будет описать что-то протяжённое.

Думая об этом и клятвенно обещая, что заставит себя вновь сесть за «Деяния» сегодня же, за несколько часов до заката, Эйрих дошёл до жилища вождя, расположенного рядом с бражным домом. Видимо, не любит далеко ходить.

Возле жилища стояли диковинного вида телеги, а также пара десятков... римлян.

Эйрих сначала ненавязчиво замедлился, а затем остановился. Он отсутствовал в деревне всего часа три, а тут появились римляне, свободно беседующие на своём наречии и посмеивающиеся над своими шутейками.

Взглянув на бражный дом, он разглядел за бычьим пузырём, натянутым на окно, многочисленные силуэты.

Неизвестно, что делать с римлянами, но они ведут себя так, будто всё происходящее в порядке вещей и ничего экстраординарного не происходит. Эйрих решил, что прежде смелых действий нужно разобраться в происходящем.

Так как он молодой дружинник, он свободно вхож в бражный дом. Поэтому он смело зашагал к входу и наткнулся там на подвыпившего мужика в пластинчатых доспехах.

– Дай пройти, варвар, – приказал мужик.

Эйрих уступил ему дорогу, но хорошо запомнил его лицо.

Римлянин не стал уходить дальше трёх шагов и начал справлять нужду прямо на стену бражного дома. Случись такое в его ставке, в прошлой жизни, Темучжин приказал бы всыпать этому подонку сотню плетей. Испражнения вызывают болезни, он это знал от сводного брата и шамана Тэб-Тенгри, который услышал это от проезжего арабского учёного, изучающего встреченные на своём пути народы. Тэб-Тенгри говорил, что араб был очень мудрым, поэтому оснований не доверять его словам не было. С тех пор в ставке Темучжина нельзя было справлять нужду где попало и... это действительно снизило количество заболеваний болезнями живота, а кишечные лихорадки, редкие гости всех стойбищ, перестали посещать его ставку совсем.

Пусть с шаманом у Темучжина не сложилось нормальных отношений, ведь он начал грести власть под себя, но нельзя было отрицать мудрость Тэб-Тенгри. А ещё он был прожжённым интриганом – его интриги его же и погубили...

Войдя внутрь, Эйрих увидел дружину, сидящую за длинным столом, а также римлян, пьющих вино и мёд из рогов для дорогих гостей вождя. Что-то явно идёт не так.

– Эйрих! – пьяно заулыбался увидевший его Брета. – Садись и выпей с нами! Я приказываю тебе!

Мальчик прошёл к столу и сел рядом с одним из римлян.

Отец сидел на противоположной стороне стола и, судя по всему, не прикасался к алкоголю – у них уговор, он действует даже в особых случаях. Зевте не нравилось, что он не пьёт, когда все пьют, но он держал своё слово, потому что знал, что Эйрих узнает и будет меньше уважать отца. А это смертельный позор, когда сын не уважает отца за неисполнение соглашений.

Эйриху передали кружку с алкоголем. Он принял её, но поставил на стол перед собой.

– Малец! – возмутился Брета. – Эти люди пришли издалека, надо уважить их!

Но Эйрих отрицательно покачал головой. Его отношение к алкоголю прекрасно известно.

– Тогда иди сюда и поговори с нашим новым другом! – приказал Брета, решивший не давить на мальчика, которому, действительно, рановато пить, как полагается взрослому мужику. – Эй, ты, Герих, переведи своему господину, что у меня есть человек, который свободно говорит на римлянском!

Эйрих подошёл к вождю и увидел римлянина, обряженного в шелка. Перед глазами будто молния сверкнула. Точно такие же шелка он видел у китайцев...

«Китай здесь есть!» – сделал он скоропалительный вывод.

– Откуда у тебя эта ткань? – спросил Эйрих, указав на тунику чужеземца.

– Для начала, юноша, представься, – нахмурил брови римлянин.

– Эйрих, сын Зевты, – ответил юноша. – А ты кто такой?

– Иоанн, сын Михаила, – в его стиле ответил римлянин. – А эта ткань... Её изготовляют величайшие мастера в далёком-предалёком царстве Серике. Ты, вестимо, не знаешь, где это... Серик расположен за варварскими степями, варварскими реками, варварскими озёрами, морями и горами, в месяцах пути на восход...

Изъясняется этот Иоанн почти как Марцеллин, то есть уже вызывает у Эйриха мучительную головную боль витиеватыми формулировками.

«Почему люди не могут писать и говорить как принцепс Октавиан?» – подумал он с досадой.

– Вижу, ты ничего не понял, – хмыкнул Иоанн недовольно. – Не печалься. От многих знаний многие печали...

На вид Иоанну было зим двадцать пять, может, тридцать, если судить по слегка усталой коже лица. Имеет лишний вес, небольшой, но его никак не компенсируют выдающиеся мышцы, как оно присуще воину. Иоанн не воин, потому что у него жир да кости – он рыхлый и, скорее всего, хилый. О росте сказать что-то сложно, он ведь сидит, но сидя он ниже Бреты, а вождь – это не самый высокий человек у них в деревне. Волосы Иоанна каштановые, курчавые, растительность на лице наголо выбрита, нос с горбинкой, глаза карие и настолько хитрые-хитрые, что Эйрих боролся с желанием достать нож.

– Я прекрасно понял тебя, римлянин Иоанн, – покачал головой Эйрих.

– Откуда ты знаешь латынь? – поинтересовался римлянин.

– Выучил, – не стал давать развёрнутого ответа Эйрих. – Ты что-то хотел спросить у нашего вождя?

– О, нет-нет, я уже всё, что надо, спросил через Гериха, моего переводчика, – заулыбался Иоанн, а затем встал со стула и поднял рог. – Сейчас мы празднуем, мальчик! Садись и выпей за здоровье императора и наше благополучие!

Примечания:

1 – Об особенностях строения кольчуг в поздней Античности – люди редко пускали идиотов к производству серьёзных вещей, поэтому кольчугу делали серьёзные дяди, широко применяющие в работе здравый смысл. Кольчуги бывают трёх видов: клёпаные, клёпано-сечённые и сведённые. Клёпаные кольчуги – это когда каждое кольцо замкнуто заклёпкой, чтобы вообще не разъединялось. Клёпано-сечённые кольчуги – это когда примерно половина колец цельные, а половина клёпаные. Сведённые кольчуги – это когда кольца тупо сведены и отогнуть их, при желании, можно хоть пальцами (подразумевается железо той эпохи, а не современные марки стали). Сейчас есть ещё чисто сечённые кольчуги, но это хай-тек, потому что в прошлом кузнецы просто не обладали современными нам технологиями и не были Копперфильдами, чтобы соединять кольца, высеченные из стального листа. Даже сейчас придётся варить кольца аргоном или чем-то ещё, поэтому производство чисто сечённых кольчуг будет оставаться крайне нетехнологичным. Теперь к нюансам. Чисто клёпаные кольчуги – это рабочая лошадка, популярная вплоть до XVI века н.э., потому что задачи свои такая броня прекрасно выполняет и является наиболее технологичной в производстве, если термин «технологичность» вообще применим к производству кольчуги... Клёпано-сечённая кольчуга, естественно, отличается большей устойчивостью к повреждениям, потому что половина колец не имеет слабых мест в виде заклёпок, но производство, в зависимости от технических условий, чуть сложнее и заморочнее, так как надо лучше соображать, что делаешь. Хотя следует понимать, что если есть налаженное производство цельных колец, то будет, примерно, на 50% меньше дроча с клёпкой. А сведённая кольчуга... Главное, что нужно знать – защитные свойства всех трёх типов кольчуг, плюс-минус, одинаковые, потому что железо – оно и в Африке железо, но вот сведённая кольчуга имеет свойство очень хорошо разлетаться под ударами. Деформация сведённых колец под ударами происходит легко и непринуждённо, но, с другой стороны, если носитель успешно пережил град ударов, то потом такую кольчугу гораздо легче починить. Реально, если клёпаную кольчугу должен возвращать в образцовое состояние квалифицированный кузнец, то сведённую может восстановить даже сам воин, главное иметь материал и нехитрый инструмент. В позднеримской армии, на основании археологических находок, превалировала кольчуга, более известная как «лорика хамата», и делали её клёпаной или клёпано-сечённой. Впрочем, есть находки и сведённых кольчуг, но более редкие. А вообще, в реалиях длительного похода, вполне возможно, что побитые клёпаные кольчуги восстанавливали фрагментами из сведённых колец. Не утверждаю, но думаю так, потому что такие действия логичны и практичны. Моё личное мнение: самые крутые – это клёпано-сечённые кольчуги, потому что цельное кольцо точно не разойдётся просто так под давлением стрелы с широким наконечником, а клёпаное сделает это очень неохотно, с надрывом, чего нельзя сказать о сведённом кольце...

2 – «О своей жизни» Октавиана Августа – произведение, в котором император Август описывал, вы не поверите, историю собственной жизни. Описываемые события доведены до 25 года до н.э., то есть до Кантабрийской войны, где Август начисто истребил кантабров и астуров. До нас все тринадцать книг не дошли, не пережив суровых столетий упадка и деградации, но мы знаем о том, что книги были хорошо известны современникам, что отражается в дошедших до нас трудах других авторов. Находить такие вот ссылки на не дошедшие до нас произведения, это как читать какой-нибудь старый форум и переходить по ссылкам на сайты, которые уже давно не существуют. Грустно.

3 – «Деяния» Аммиана Марцеллина – лат. Res gestae – более известны под названием «История» или даже «Римская история», хотя оригинальное название следует переводить именно как «Деяния». Фактически же это исторический труд, охватывающий временной промежуток от хрен знает когда до 378 года. Начинается этот цикл произведений с «хрен знает когда» потому, что до нас дошли только книги с 14 по 31, а остальные надёжно канули в Лету. Тыщу шестьсот лет прошло, надо понимать. У нас в интернете сайты 90-х годов прекращают поддерживаться и исчезают бесследно, навсегда стирая для человечества часть цифровой истории, а тут тысячу шестьсот лет – надо благодарить судьбу за то, что дошло, хотя бы, больше половины.

Глава восьмая. Бойтесь ромеев, дары приносящих

/8 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

– Скажи вождю, что мы хотим заключить мир со всеми готами разом! – пьяно произнёс Иоанн. – Император очень благосклонен к вашему народу и гордится теми готами, которые служат в его легионах! Нам только-то и нужно, что наладить взаимопонимание, чтобы больше не случалось нелепых недоразумений! Губернатора, который устроил вам голод, я казню. Лично! Император наделил меня полномочиями карать всех, кто своими действиями осквернял репутацию империи в глазах ценных союзников!

Эйрих, без особой на то охоты, перевёл экспрессивные слова римлянина. Стелил он очень мягко, будто нет между ними больше никаких многолетних конфликтов и недоверия. Будто всё это может решить один-единственный человек, настроенный на исправление давней несправедливости.

– Дригкай! – выкрикнул вусмерть пьяный Брета.

Воины и дружинники заорали что-то неразборчивое, но восторженное, после чего опрокинули в себя содержимое своих рогов.

Эйрих чувствовал, что хмелел просто от присутствия рядом с этими людьми, от вдыхания одного воздуха с ними. Пили они привезённое римлянами креплёное вино, а также местные мёд и брагу.

Как-то случайно он увидел способ приготовления браги. Ячмень, на который приходится половина всех посевов, обжаривали на бронзовых сковородах, после чего помещали в каменную бочку, в которой было бронзовое дно и костёр под ним.

– Великий вождь! – заговорил Иоанн, приняв обновлённый рог с самой лучшей медовухой. – Мы просто обязаны сообщить всем остальным вождям о том, что император настроен на мир и готов простить ваши грехи перед ним, а вы, в ответ, удовлетворитесь карой над всеми, кто грешил перед вами! Во славу мира и дружбы!

– Дригкай!!! – синхронно воскликнули все присутствующие, даже римляне.

Эйрих поморщился и начал переводить слова Иоанна. Видно, что общий язык с «варварами» он налаживать умел, как и втираться в доверие...

– Ти-и-и-ир... – протяжно запел Ниман Наус.

– Да-а-а-а! Давай, Ниман! Да-а, да-а-а!!! – заорали в его поддержку воины и дружинники.

Атмосфера потеряла даже призрачные намёки на статус деловой, став более присущей повальной пьянке.

Наус сделал мощный глоток из рога и продолжил:

– Тир!!! Вотанссон!!! Защитник человечества!!!

– Иди навстречу судьбе-е-е!!! – слитным хором поддержали его остальные дружинники. – Твоя участь ждет!!!

Зевта тоже орал слова песни, но немного грустно, потому что не участвовал в распитии хмельного и накал страстей у него был не совсем тот.

– Тир!!! Вотанссон!!! Защитник человечества!!! – повторил Наус.

– Иди навстречу судьбе-е-е!!! – проорали остальные дружинники. – Рагнарёк ждет!!!

Отец Григорий, присутствующий на этой пьянке, неодобрительно качал головой, но не предпринимал попыток прекратить языческое безобразие. Христос здесь не властен, потому что пьяные дружинники могут и пришибить за хуление богов, в которых они, несмотря на утверждения готского епископа, всё ещё верят.

Эйрих сидел с постным лицом. Ему не нравилось собственное невольное участие в этом сомнительном мероприятии, что не ускользнуло от внимания отца Григория.

Римлянам же было всё равно, они пьянствовали, не уступая в этом готам. Только вот Эйрих отметил, что далеко не все воины римлян являются римлянами. По лицам было видно, что для некоторых из них готы гораздо ближе, чем «цивилизованные люди».

Дослушав довольно простенькую песню до конца, чтобы окончательно убедиться в отсутствии необходимости переводить что-то Брете, Эйрих вышел из-за стола и направился на выход.

Свежий воздух ударил в голову. Эйрих с облегчением вздохнул и направился домой.

– Эйрих! – окликнул его голос отца Григория.

– Да, святой отец? – развернулся мальчик.

– Ты, я вижу, проявляешь истинное благочестие, – подошёл к нему священник. – Мне отрадно видеть, что твоя вера в Христа крепка.

– Бог один – остальные «боги» ложны по своей природе, – уверенно высказал Эйрих свою точку зрения по этому вопросу.

– Это божья благодать – узнать, что вера наших молодых дружинников крепка! – обрадованно воскликнул изрядно выпивший отец Григорий. – Завтра приходи в часовню – я буду рад поговорить с тобой о Христе!

Эйрих не нуждался в прояснении каких-то там религиозных вопросов, но на отца Григория у него имелось несколько далекоидущих планов.

– Приду с утра, перед охотой, – кивнул он. – Пейте больше воды и меньше хмельного, святой отец.

– Не учи меня проповеди читать, Эйрих! – укорил его отец Григорий. – Но ты прав, чрезмерные возлияния оскверняют рассудок...

Священник ушёл к себе домой, а Эйрих, неопределённым взглядом посмотрев на охраняющих телеги римлян, откровенно скучающих от бездействия, направился в лес.

– Господин! – догнал его Виссарион.

Мальчик уже прошёл, примерно, тысячу двести шагов по лесу, держа путь к первому силку.

Раб не чувствовал себя в безопасности в лесу, поэтому нервно оглядывался по сторонам – он был наслышан о волках, из-за чего старался даже не выходить из дому по ночам.

– Что? – развернулся Эйрих, услышавший своего преследователя шагов за семьсот.

– Вас зовёт госпожа Тиудигото, – ответил Виссарион.

– Что ей надо? – спросил Эйрих. – Я, вообще-то, не просто так иду в лес.

– Она, судя по всему, хочет узнать о том, что происходит в бражном доме, – ответил Виссарион.

– И ради этого послала тебя за мной? – слегка удивился Эйрих. – Нет, пусть подождёт. А ты прогуляешься со мной. Проверим силки и обернёмся до заката.

Виссарион не посмел ослушаться.

Первый силок сразу же принёс дивиденды – полупридушенная лесная куропатка пыталась вырвать черенок силка, разбрасывая своими лапками землю.

Очевидно, что Эйрих, за эти годы, достиг большого мастерства в установке силков, поэтому, если какая-то лесная дичь, всё-таки, находила силок и соблазнялась приманкой, то ловушка, безальтернативно, срабатывала. Раньше крупные твари срывались, а вот в прошлом месяце Эйрих принёс домой задушенную лисицу – шкурка её уже выделана лично отцом. Когда-нибудь накопится достаточно шкур, чтобы можно было выручить за большой набор мягкой рухляди (1) приличные деньги.

Дальнейший осмотр силков не принёс никаких результатов – шесть силков ещё не привлекли ни одну тварь.

Сейчас Эйрих оставляет силки на дни, потому что они стали очень редко давать сбои и, как правило, замыкают петли на шеях жертв, а не как раньше. И если жертва силка удушает себя за полчаса-час, то потом маловероятно, что тело быстро найдут лесные хищники.

Одна куропатка – это тоже мясо и достойное вознаграждение для одного дня. Придётся отдать её отцу, конечно...

– Знаешь, что, Виссарион? – спросил Эйрих, когда они уже возвращались в деревню.

– Не знаю, господин, – ответил раб.

– Я хочу, чтобы ты начал писать летопись, – сообщил ему Эйрих. – «Деяния Эйриха». Пока писать почти что не о чем, но начало моей жизни, участие в первом набеге, захват виллы, а также овладение латынью и грамотой – всё это уже можно начать записывать. Чистых пергаментов у нас полно, а стол для письма я тебе сделаю.

– Это большая честь для меня, господин, – признательным тоном ответил Виссарион.

– Не лукавь, – пренебрежительно попросил Эйрих. – Это работа, а не честь. Если, когда-нибудь, мы захватим город, я дарую тебе в нём дом – это будет оплатой за твою работу.