Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Побеждают, обычно, решительные, поэтому Эйрих, удалившись от гуннов на расстояние чуть больше сотни шагов, замедлил Инцитата и сделал серию из трёх прицельных выстрелов.

Попала только одна стрела, что можно считать неплохим результатом. И попала она в шею коня самого ближнего всадника. Конь споткнулся, сделал кульбит и надёжно прикончил своего наездника массой.

– Халгор!!! – заорали яростно гунны.

Эйрих подстегнул Инцитата и вновь устремился в отрыв. Разорвать дистанцию, замедлить коня, сделать серию выстрелов – только так можно безопасно уничтожить всех противников.

Он в выгодном положении, потому что отступает, а они преследуют, поэтому всё может сработать правильно.

Один из всадников резко съехал с покрытой снегом дороги и исчез в колючем кустарнике, ещё лишённом листвы. Эйрих видел его силуэт и быстро понял, что поганец собирается объехать его и ударить с фланга.

Другие гунны до столь очевидной тактики не додумались, поэтому ехали за Эйрихом по дороге, взбивая копытами своих коней кашу из грязи и снега.

Снова сотня шагов, снова замедление и серия выстрелов. На этот раз, всё получилось очень успешно: один гунн получил стрелу в область брюха, а второй лишился коня, но выжил, потому что умело отпрыгнул в сторону, не позволив опрокинувшемуся коню обрушить на него свою массу.

Тут своё слово сказал самый хитрый гунн, выехавший из кустарника довольно близко к Эйриху.

Но Эйрих не спал и не забывал о скрытой угрозе, поэтому сделал почти удачный выстрел, просвистевший рядом с правым ухом гунна.

Мельком взглянув вперёд, на путь следования, Эйрих увидел голову их колонны, где сильно недоумевающие готы строились в оборонительную формацию.

Отступать ещё можно, но недолго, потому что есть риск напороться на сплошной готский строй, что нежелательно.

Эйрих решил рискнуть и укрепить свою воинскую репутацию. Он развернул коня, убрал лук в саадак и извлёк из креплений короткое копьё и щит.

Гунн был напуган полчищем воинов, загородившим дорогу, поэтому дал слабину и начал разворачиваться, чтобы умчаться в деревню и предупредить остальных. Это не устраивало Эйриха.

Он подстегнул Инцитата и бросился в преследование, плавно маневрируя, чтобы усложнить прицеливание продолжающему стрелять гунну. Манера стрельбы у него была монгольская – точно так же Эйрих стрелял по гуннам минуты назад.

Остальные гунны тоже уезжали, видимо, чтобы предупредить своих, но и ими Эйрих займётся.

Когда стрельба не принесла никакого результата и стало ясно, что неизвестный враг уверенно его догоняет, гунн бросил лук в саадак и извлёк из перевязи топор. Гиблое дело, но другого оружия у него не было. А ещё, вполне возможно, он сильно сомневался, что противник сможет успешно орудовать копьём, ведь всем известно, что по-настоящему мощные и уверенные удары из седла копьём не нанести...

А Эйрих с наслаждением вспоминал уже подзабытые навыки, ощущая давление стремян на ноги и предвкушая предстоящее действо.

Гунн, лицо которого имело желтоватый оттенок, изобиловало старыми и уродливыми шрамами, а маленькие глазёнки были крайне испуганными, нервно озирался на неожиданно опасного противника, ничуть не уступающего гуннам в стрельбе с коня.

Эйрих пошёл на сближение, словил на щит стрелу от товарищей жертвы, после чего напряг ноги, передвинув их в положение для удобного упора, и нанёс удар копьём.

Практики конного боя у его тела мало, поэтому копьё ударило недостаточно точно и гунн почти сумел отразить его древком топора, ибо ждал и готовился к атаке Эйриха.

Бедой для гунна было то, что Эйрих не отказался от атаки, а продолжил крепко держать копьё, даже не пытаясь избежать ожидаемой гунном потери баланса в седле. И копьё продолжило путь, правда, поразив не грудь гунна, а его шею.

Вытащив копьё из глотки во всех смыслах поражённого противника, Эйрих убрал оружие и щит в крепления, после чего вытащил из саадака лук.

Друзья заколотого гунна потеряли всякое желание связываться с крайне опасным противником и кинулись в бегство, даже не пытаясь стрелять.

Эйрих же подстегнул Инцитата и помчался в погоню, заготовив стрелу.

Догнать их мелких лошадок, размерами слегка уступающих знакомым Эйриху монгольским, было нетрудно – Инцитат просто был собой и даже особо не напрягался.

Создав неплохое сокращение дистанции, Эйрих замедлил коня и произвёл серию из трёх выстрелов по отстающему всаднику – попала лишь последняя, зато точно в середину спины.

Остальные гунны, увидев такую трагичную судьбу сотоварища, почти синхронно скрылись в кустарнике.

Эйрих решил, что Инцитату негоже бегать по бездорожью, поэтому развернул его и поехал к своим.

– Что там происходит, сын? – выехал вперёд Зевта.

Воины смотрели на него восхищённо – не каждый день увидишь столь захватывающую схватку, где всадник убивает кого-то копьём. Большая часть их воинов участвовала, максимум, в набеге, а на настоящей войне из них были мало кто, почти никто, если смотреть правде в глаза.

– Гунны, – ответил Эйрих. – Взяли деревню и грабят.

– Воины! За мной! – без раздумий приказал Зевта. – Поможем братьям отстоять отчий дом!

Готские воины заревели нечто яростно-решительное, после чего последовали за вождём, поехавшим вперёд.

Эйрих решил держаться рядом с отцом.

Пешие идут медленно, а гунны уже уехали, поэтому Эйрих понял, что допустил тактическую ошибку, когда позволил им увидеть воинство готов. Но альтернативой было умереть в схватке или получить тяжёлое ранение, если повезёт, поэтому всё сложилось не так уж и неблагоприятно.

– Живее!!! – приказал Зевта, чувствующий, что счёт идёт на минуты. – Надо не дать гуннам очухаться!!!

Воины побежали, а Эйрих поехал в обход, чтобы попортить кровь гуннов откуда-нибудь с тыла.

Зевта знает, что делать, поэтому Эйрих даже не пытался лезть в его дела и управлять штурмом разграбляемого поселения лично. Но он очень хотел вложить свою лепту в разгром отряда гуннов, поэтому действовал решительно и быстро.

Деревня Ваза была достаточно крупной, поэтому объезд занял некоторое время. Дома такие же, как в родной деревушке – дырявые, потрёпанные, построенные из сырой древесины, высохшей и перекосившейся. Внутри, как и дома у Эйриха, сыро и темно, а посреди единственной комнаты стоит дымящий очаг, бесполезно отправляющий большую часть тепла в небеса.

«То ли дело римская печь...» – с элементом самодовольства подумал Эйрих.

Пусть строил печь Виссарион, пусть у римлян печи получаются намного качественнее, но у остальных готов в домах обычные очаги.

Эйрих вошёл в деревню ровно с тыла гуннов, всё-таки сумевших встретить готов единым строем – примечательно, что лица у части гуннов светлые, совершенно не такие, как у всадников. Возможно, это какие-то из покорённых племён дают им своих воинов для набегов.

Всадники топтались за строем пеших воинов, уже принявших бой с готами, и отстреливались, стараясь поразить тех, кто ещё не загорожен спинами дружественных воинов.

Эйрих подъехал поближе и сразу же открыл стрельбу. Стоящие всадники – это словно мишень в тире, поэтому он сумел выбить четверых из семнадцати, прежде чем остальные начали беспокоиться. Внезапность и скорость – это качества истинного конного лучника.

Поэтому Эйрих, внезапно и скоро, заехал за дом с пылающей крышей.

Он обратил внимание, что на площади появилось существенно больше трупов, чем он увидел в прошлый раз. Вероятно, гунны не щадят никого, начисто истребляя всех жителей деревни.

Это, на взгляд Эйриха, неразумно делать просто так. Если бы деревня отказалась сдаться, тогда да, действия оправданы, а вот если они действуют так изначально, просто на правах участников набега...

«Так делают только бесчестные разбойники», – подумал Эйрих, приготовив копьё и щит.

Все в степи знали, что Темучжин не убивает мирных жителей без причины. Если правители этих мирных жителей вели себя бесчестно или нагло – это веский довод, чтобы покарать весь народ. Кроме, разве что, детей, чей рост ниже колеса арбы.

Но так было, разумеется, не всегда. Эйрих участвовал в набегах неоднократно, убивая всех, кто сопротивляется, неоднократно же он отражал набеги, потому что степь была безопасной далеко не всегда. Но Эйрих, в конце концов, принёс мир в окровавленные от многочисленных битв и стычек степи.

Судя по тому, что ранним утром гонец от старейшины Ваза даже не подозревал об опасности от гуннов, налётчики атаковали внезапно. Эйрих не считал, что так нельзя, можно, конечно же. Но сам он, когда достиг могущества и права выбирать своё поведение, предпочитал решать дело «миром»: городу или племени предлагалось сдаться добровольно, принять власть монгольского кагана, после чего спокойно жить себе дальше, периодически выплачивая дань. Если на это, безусловно щедрое и миролюбивое, предложение отвечали отказом, то, что ж...

Гунны оправдали ожидания и отправили несколько всадников, чтобы выкурить Эйриха из-за дома.

Рывок вперёд – ближайший гунн вылетел из седла, но забрал с собой копьё, глубоко засевшее в окольчуженном туловище.

Эйрих не растерялся и вынул из перевязи топор. Со стременами биться в конной схватке намного легче и комфортнее, поэтому он совершенно не боялся гуннов, вынужденных балансировать в седле, с большим риском сверзиться прямиком головой в подмороженную землю.

Приняв на щит удар мечом, нанесённый вторым всадником, Эйрих рубанул его правую ногу топором, после чего добавил удар в спину, заставивший врага с болезненным вскриком упасть с коня. Они явно привыкли биться несколько иначе – удар по щиту был медленнее и слабее, чем ударил бы Эйрих, а столь скорых ответных ударов гунн просто не ожидал. Это преимущество должно быть использовано.

Инцитат, послушный командам, молнией бросился к соседнему зданию, чтобы укрыть себя и всадника от вражеских стрел. Конь, конечно, не понимал, чем они тут занимаются, но предпочитал слушаться хозяина без задержек, дабы поддержать доверительные отношения, устоявшиеся между ними. Да и Эйрих, честно говоря, понятия не имел, что творилось в большой голове этого спокойного коня. Слушается – этого достаточно.

Раненый топором гунн лежал на потоптанном снегу и стонал, истекая парящей на прохладе кровью, а Эйрих объезжал здание, чтобы имитировать заход гуннам во фланг.

Логика – это новое слово, узнанное Эйрихом из трактата «Тактические искусства» Асклепиодота. Это наука мыслить правильно, то есть логично. И применялось это слово в разрезе принятия тактических решений. И если война – это кто кого передумает, то логика должна в этом сильно помочь, потому что только мыслящий правильно может победить.

Следовало поискать труды Аристотеля, на которого ссылался Асклепиодот, не о философии как таковой, а именно о логике. Асклепиодот рекомендовал прочитать сначала «Категории», а затем, как следует усвоив их, переходить к «Топике», а потом уже к «Об истолковании», после чего переходить к «Первой аналитике» и ко «Второй аналитике». Последовательность должна быть строгой, иначе Асклепиодот опасался, что много чего будет непонятно. Надо понимать, что свои «Тактические искусства» он писал для воинов, а не для философов, поэтому предупреждения при рекомендации были очень важными. И Эйрих собирался, как они закончат с нынешними делами, съездить в Константинополь, чтобы поискать интересующие книги там.

К сожалению, Асклепиодот дал очень мало сведений о логике, но Эйрих примерно понял, что он имеет в виду.

«Возможно, это научное понимание смекалки и находчивости в бою...» – предположил Эйрих. – «Или умение предвидеть развитие боя, заранее готовясь к нему. Пока не прочитаю Аристотеля, не узнаю наверняка».

Размышляя о необходимости искать сверхценные пергаменты, он выглянул из-за угла дома и увидел, что все его хитрости уже лишены смысла – строй гуннских прихвостней уже разбит на две части и сейчас идёт добивание готами бегущих.

Конные лучники гуннов смекнули, что дело приняло самый неприятный из возможных оборотов, поэтому начали отступление, но тут уже Эйрих решил взять своё.

Выехав из-за дома, он пустил Инцитата во весь опор и начал ожесточённую перестрелку с противником, с первой же стрелы вышибив из седла одного и серьёзно ранив второго – он и сам не ожидал, что гунны так быстро забудут о нём, больше думая о спасении собственных шкур.

Остальные лишь вяло отстрелялись по паре стрел, одна из которых даже попала в туловище Эйриха, что было больно, но не смертельно, так как широкий наконечник стрелы, предназначенный для небронированных целей, не смог ничего поделать с кольчугой.

Эйрих безнаказанно поразил ещё двоих, после чего остатки всадников скрылись за домами.

Теперь настала очередь бегущей пехоты.

Тут-то Эйрих порезвился как следует – надо было поскорее вспоминать навыки из прошлой жизни, а случай представился практически идеальный. Он и в спины их рубил, он и из лука на скаку по ним стрелял, он и конём их сшибал – отработал всё, что было нужно и удовлетворился результатом.

И как-то незаметно гуннские прихвостни закончились...

– Раненых добить, оружие собрать в одну кучу, проверьте дома – нужно найти выживших и помочь им, – распоряжался Зевта, гордо восседающий на своём коне.

Гуннов с прихвостнями было чуть больше, чем готов, если верить ощущениям Эйриха, но зато прихвостни не имели такого количества бронированных воинов и не ожидали, что на них нападут в самый разгар веселья.

– Красиво ты того гунна сшиб, сын, – похвалил Эйриха отец. – Это воодушевило воинов. Не так, как победа в поединке перед боем, но вроде того.

– Благодарю, отец, – кивнул Эйрих. – Как теперь будем?

Ситуация сложилась очень неоднозначная, но зато очень перспективная. Эйрих видел тут отличные возможности, но ясно, что Зевта тоже их видел. И Торисмуд, задумчиво вглядывающийся в лица мёртвых селян на площади, он тоже понимал, что эта трагедия может быть обращена всем на пользу.

– Если гунны уже начали набеги, то надо разослать гонцов по всем деревням, – ответил вождь. – И нет времени на увещевания с переговорами.

– Все подробности можно обсудить и пересудить в пути, – согласился Эйрих. – Но десяток деревень в Сенате у нас быть должен ещё до исхода.

– Разберёмся в ходе дела, – махнул рукой Зевта, а затем нашёл взглядом Науса, ходящего среди трупов с ножом. – Ниман, видишь старейшину Ваза?

– Ищем, – ответил Наус. – Как найдём – ты первый узнаешь.

Вроде бы, гунны тут были не слишком долго, а разрухи нанесли так много, что деревню проще отстроить заново. Потому что большая часть домов подпалена, а некоторая часть разграблена и разрушена. Судя по валяющимся длинным арканам, ведущим к руинам некоторых домов, гунны хотели выселить отсюда готов, банально уничтожив и спалив дома. Тупицы, решившие повалить некоторые дома, видимо, просто хотели подёргать за арканы и увидеть, что будет.

Воины кричали в лес, что всё, гунны побиты и сбежали, поэтому из леса начали возвращаться некоторые мирные жители.

Среди них и обнаружился старейшина Ваз. Он был бледен, выглядел очень болезненно и страшно замёрз – набег застал его во сне, поэтому на нём была относительно лёгкая туника, а сапог вообще не было. В таком возрасте от подобного обращения можно и умереть.

Возможно, Эйриха бы устроил такой сценарий – меньше проблем с уговорами. Уж он то знает, что далеко не все люди готовы платить добром за добро. Кое-кто начинает считать, что раз добро сделано, значит так и должно быть, поэтому это ничего не меняет. Таких людей Эйрих не любил. И хотел бы он ошибаться насчёт старейшины Ваза...

– Выпей тёплого вина, почтеннейший, – передал старику кубок с подогретым напитком Зевта.

Старейшину укутали в шкуры и усадили у наскоро сооружённого очага.

Ваз был худ, седовлас, но серые глаза его смотрели сурово, будто осуждая огонь в очаге. Ростом он был высок, но время сгорбило его и припустило к земле, как бы намекая всем, что все, рано или поздно, окажутся в земле. Когда-то он мог быть хорошим воином, но всё это в прошлом и сейчас он управляет мирской жизнью в своей деревне. И дела у них шли неплохо, до сего дня.

– Это гунны... – прошептал старейшина. – Проклятые гунны...

– Мы одолели их, – посчитал нужным напомнить Зевта. – Всё позади.

Эйрих же мысленно усмехнулся. Проблемы деревни только начались. Порушены дома, половина домов прямо сейчас догорает, а ещё гунны зачем-то выпустили овец и коз, возможно, что случайно или из врождённого озорства. Также важно, что убита часть населения деревни, особенно болезненно то, что убита большая часть воинов, застигнутых без оружия и в растерянности. Всё, кроме последнего, можно хоть как-то устранить, а вот последнее...

– Ничего не позади... – старейшина покачал головой, после чего отхлебнул вина из кубка. – Они придут ещё... А мы ближе всех...

Старик, видимо, ещё не оценил последствия набега, потому что, сидя в лесу, думал о том, что им вообще, в целом, конец. Но скоро, когда он поспит и вернётся к деревенским делам, осознание всего масштаба настигшего их горя придёт.

– Я тут кое о чём подумал, почтеннейший, – заговорил вождь. – Предлагаю присоединиться к нашей деревне.

– Делить власть с Торисмудом? – поднял на него свой суровый взгляд старейшина Ваз. – Никогда.

Это больная тема готского народа. Старейшины редко когда добровольно отказываются от власти, потому что звание это пожизненное, то есть новый старейшина может быть избран только после смерти предыдущего – так было всегда. И лишить старейшину власти тоже было, вроде как, нельзя. Во всяком случае, Эйрих, аккуратно интересовавшийся вопросом, не услышал ни одного примера, чтобы какого-нибудь старейшину выперли с поста.

Значит, чтобы убрать старейшину, надо чтобы он умер или произошло что-то, чего не происходило раньше.

По мнению Эйриха, их предложение, в свете произошедшего, выглядело как безвозмездная рука помощи. Зима, конечно, будет непростой, но зато деревня выживет – все же свои, готы, поэтому поделятся зерном, вяленым мясом и зимней дичью. Впроголодь, но они обязательно выживут. А если деревня останется здесь, то их убьёт либо зима, либо гунны. Третьего не дано.

– Мы же не просто так приехали, – усмехнулся старейшина Торисмуд, простуженный, но готовый вступить в диспут. – Зевта хочет сделать тебе такое предложение, что ты не сможешь от него отказаться. Только выслушай его до конца, Ваз, из уважения ко мне...

Примечания:

1 – Стремена у гуннов – историки спорили об этом кучу времени, но так и не пришли к единому мнению. Самое внятное, что я читал на эту тему: может и были, а может и не было. Есть ещё околонаучные утверждения, что, дескать, «точно были, тёщей клянусь!» или «точно не были, клянусь отчимом!», но я не склонен доверять такому уровню аргументации. Археологические данные говорят нам, что в курганах, предположительно являющихся гуннскими или точно являющимися таковыми, ничего подобного стремени не обнаружено. Кто-то может сказать, что это просто археология у нас в упадке и ещё ничего тупо не нашли, а гуннские стремена сейчас лежат где-то глубоко в земле, со своими владельцами, но уже раскопали сотни гуннских курганов различных датировок и ответ однозначный – вообще ничего похожего не найдено. Согласно археологическим данным протостремена появились на Дальнем Востоке, у корейцев, китайцев... и тут сразу можно вылезти с заявлением, дескать, гунны переняли у этих ребят стремена и привезли в Европу, но тогда эти показания не бьются с археологическими данными. Если этот девайс бы был распространён у гуннов, то хоть одно малюсенькое стремечко в одном из сотен курганов бы таки обнаружили. Но ничего нет, поэтому, видимо, археологи скрывают от нас что-то... И даже так, первое нормальное стремя обнаружили в гробнице династии Цзинь, датируемой 322 годом нашей эры. Документалистика, дошедшая до наших времён, показывает ещё более мрачную картину: первое упоминание стремян в Европе датируется VI веком – «Стратегикон» псевдо-Маврикия (псевдо – потому что это некий автор или некие авторы, писавший или писавшие с закосом под труъ-Маврикия). И нетруъ-Маврикий указывает на то, чтобы у каждого конного стратиота были два железных стремени, кожаный мешок, путы для лошадей и т.д. – это значит, что во времена нетруъ-Маврикия стремена имели некое распространение и являлись чем-то само собой разумеющимся. В нашу эру лжи, пи№%ежи и провокации, я был вынужден копнуть чуть поглубже, ибо тема противоречивая, поэтому почитал перевод «Стратегикона» и обнаружил, что да, действительно, так и пишет. Самим гуннам, чтобы успешно расстреливать врагов из луков, необязательно было иметь стремена, ибо жёсткого седла было вполне достаточно. Резюмируем: нет однозначного ответа и нет доказательств, что «да», как нет доказательство, что «нет». Это значит, что в этот момент мы вспоминаем о художественной направленности этого произведения и принимаем волевое решение – у гуннов в этой реальности не было стремян, а пришли они с кем-то другим, прибывшим в Европу до аваров, но после гуннов.

Глава двадцать четвёртая. Волы и лошади

/16 марта 408 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония/

У большого очага, размещённого посреди бражного дома, собралась большая компания людей. Готские воины, старейшины, женщины, рабы, рабыни – это поселение активно ходило в набеги, и было от этого весьма преуспевающим.

Эйрих сидел рядом с отцом, напротив старейшины Грэмы, баюкающего на своих коленях рыжего кота.

Старик этот прожил около шестидесяти зим, обладал длинными волосами с изрядной долей седины, длинной бородой и пышными усами. Глаза его впалые, как и щёки – плохо питается, возможно, что по причине некой болезни. Но, если судить по блюдам с прошедшего пиршества, не похоже, что селяне голодают.

– Раз уж мы всё равно сидим, то выслушай меня, пожалуйста, почтенный Грэма, – заговорил Эйрих. – Так ты поймёшь, чего именно мы хотим.

– Почему говоришь ты, а не твой отец? – недовольным тоном спросил старейшина.

– Отец – человек дела, – ответил Эйрих. – Он силён в бою, он хорошо знает, как сделать лучше, но объяснение – это не самая сильная его сторона.

– Эйрих прав, – поддержал его старейшина Торисмуд. – Зевта всё придумал, но Эйрих расскажет об этом лучше.

В силу молодости, слова Эйриха весят мало, как бы они ни были мудры, поэтому уже давно его мысли выдаются за идеи Зевты, который имеет репутацию и подходящий возраст. Эйриху даже до такого возраста ещё жить и жить, потому что даже в двадцать зим к нему не будут относиться так же, как к отцу – будет ещё слишком молод.

«Да и пусть относятся, как хотят», – подумал Эйрих. – «Всё равно, быть молодым – это прекрасно».

Он знал это, как никто другой.

– Остальные согласны? – спросил старейшина Грэма, оглядев «коллег».

В бражном доме собралось целых двенадцать старейшин из соседних деревень – новость о разрушительном налёте гуннов на деревню Ваза уже разлетелась по всему племени остготов, поэтому старейшины встревожились и стали менее придирчивыми к людям, которые говорят, что есть некий способ разрешения проблемы.

Старейшина Ваз, к слову, согласился на объединение деревень. Зиму жители его села, если останутся наедине с последствиями налёта, едва ли переживут, поэтому у Ваза не было другого выхода. Пришлось идти на некоторые уступки, например, Ваз теперь соправитель их деревни. Он разделил эту должность с Торисмудом, который был не рад такой перспективе, но Эйрих подарил ему двести солидов, что очень качественно заткнуло старика. Алчность людская порой сильнее жажды власти. Большие деньги, конечно, но Эйриху было нужно, чтобы со стороны тыла не было никаких недовольных голосов. Это неизбежные расходы, с которыми приходится мириться.

«Не можешь договориться – купи, не можешь купить – убей», – подумал он. – «Не можешь убить – терпи».

При собирании старейшин в Сенат сильно спасало то, что старики, вообще-то, сами по себе любят собраться и поспорить о чём-нибудь. Поэтому нетрудно догадаться, что большая часть старейшин, в целом, поддерживали идею об объединении их в одном здании, где можно поспорить и поругаться о государственных делах. И Эйрих особо напирал на то, что их решения будут влиять на все объединённые деревни, а не на некие отдельные. Это прямое увеличение власти старейшин, поэтому мальчику было искренне непонятно, почему некоторые старейшины начинали выкобениваться и требовать что-то ещё лично для себя.

– Хорошо, говори, юноша, – решил старейшина Грэма.

– Возможно, ты слышал, что мы учреждаем Сенат готского народа, – начал Эйрих.

Совет старейшин – это звучит несолидно, потому что у визиготов тоже есть нечто подобное, при Аларихе, называемое советом старейшин. Называться так же, как визиготы, старейшины не хотели, поэтому решено было назвать этот орган власти Сенатом готского народа, причём не остготского, а именно готского, чтобы визиготы, если случится присоединяться к их державе, не испытывали недовольства. Эйрих смотрел далеко вперёд, предполагая, что его империя объединит оба родственных народа и не только их.

Но название органа власти – это формальность. Фактически же «senatus», если переводить с латыни, значит «совет старейшин». То есть они просто назвали свой совет на латинский манер, чтобы придать больше важности.

Сейчас, после стольких дней в пути, они уже собрали шестьдесят две деревни, каждая из которых выставляла одного старейшину в Сенат, а также по двадцать воинов в сенатскую гвардию – палатинов.

Пока Зевта ездит и уговаривает другие деревни присоединиться, Готский Сенат уже должен начать первое заседание, пока что в бражном доме, чтобы уточнить детали о создании общей остготской армии. По задумке Эйриха, это должно быть около пяти тысяч воинов, снаряжаемых за счёт державы, находящихся в боевой готовности постоянно, а не когда придёт враг. Их можно будет использовать для защиты деревень, а также для крупных набегов на соседей. Грабёж – это очень выгодно, поэтому от такого способа пополнения казны они откажутся очень нескоро.

И идея Эйриха о воинской зарплате из казны должна найти своё воплощение именно в этом войске. Желающих вступить в войско, где ежемесячно платят деньги просто за то, что ты воин и в любой день готов вступить в бой, будет много, поэтому Эйрих не сомневался, что будет положительный отклик в сообществе готов.

А после первых успехов можно учредить другие воинства, попроще, но заметно многочисленнее.

– Слышал, – кивнул старейшина Грэма. – Пришли уговаривать нас? Слухами земля полнится. Что от нас требуется?

– Выбрать тринадцать старейшин, которые переселятся в нашу деревню, чтобы заседать в Сенате, – ответил Эйрих. – Вожди должны публично принести клятву верности Сенату и готскому народу, после чего вернуться к своим обязанностям, но уже в должностях военных трибунов.

У римлян прошлого вождей тоже называли вождями, но в их магистратуре никаких вождей уже не было – эта ветвь военной власти постепенно лишилась полномочий и окончательно отмерла. Причём так давно, что уже никто и не помнит. Военный трибун – это должность из римских легионов, приближенная к обязанностям вождей. Эйрих решил, что не повредит обозначить вождей так, дать им строго очерченные обязанности и, постепенно, отнять у них всякую власть, естественным путём. Потому что в новом державном устройстве просто нет места вождям, управляющим собираемым по надобности ополчением, поэтому военные трибуны с ними ненадолго.

– С каждой деревни по старейшине? – спросил Грэма. – Если у вас уже шестьдесят деревень – не много ли людей, чтобы править одним племенем?

– Шестьдесят две, но с вами, если вы согласитесь, будет семьдесят четыре, – поправил его Эйрих. – И нет, не много. Зевта предполагает, что предельной численностью Сената будет триста мудрых мужей. Этого хватит, чтобы принимать предельно правильные и взвешенные решения, учтя все преимущества и недостатки.

– Какие преимущества от вступления? – спросил старейшина Хродха, возглавляющий небольшую деревню в дневном переходе на запад отсюда. – Что мы получим?

– А разве неясно? – удивился Эйрих. – Как говорят римляне, коллегиальную власть. Это больше, чем власть над одной деревней, но разделить её придётся с остальными сенаторами – такова цена. А ещё будет общее войско, которое будет защищать всех. Возможно, нам даже удастся отразить вторжение гуннов...

– Бред несмышлёныша, – перебил его Хродха. – Гуннов не победить.

– Я и не обещаю вам победы над гуннами, – вздохнул Эйрих. – Но нынешний набег отразить мы в силах.

Пока что преждевременно делать громкие заявления, хотя Эйрих и был уверен в себе. При наличии достаточной власти, он может победить кого угодно. Римляне? Готы способны одолеть западных римлян, а вот восточные ещё слишком сильны. Но и восточных можно сокрушить, ведь проблемы у них те же, что и у западных. Гунны? Уж кочевник должен знать, как воевать против кочевников. Эйрих знал все слабые места, которые помогут сначала ослабить, а затем и уничтожить гуннов. Но всё это требовало всей полноты власти над крепким племенем, коим и является племя остготов. И полноты власти, пока что, совсем нет.

– И как ты остановишь набег? – скептически усмехнувшись, спросил Хродха.

– Общее войско, – повторил Эйрих. – Сенат уже обсуждает все детали формирования и комплектования остготского войска, которое будет заниматься войной и только войной, без отрыва на посевную, жатву и прочее. Да, так мы отвлечём от мирной жизни многих, но того требует нынешнее суровое время. Или мы сделаем так, чтобы никто не смел совершать на нас набеги, или исчезнем. Третьего не дано.

– Одним только войском дело не решить, – покачал головой Хродха. – Гуннов нельзя победить. Никто не побеждал.

– Не терпит поражений только тот, кто не воюет, – пожал Эйрих плечами. – Но это дело военное, а не мирское – мы пришли говорить о Сенате, а не о гуннах.

Нет на свете полководцев, не допускающих ошибок, нет на свете армий, которые нельзя победить. Непобедимая армия может быть сокрушена из-за ошибки полководца, а безошибочный полководец может проиграть из-за армии, которую можно победить.

И есть такие ошибки, которые допущены не сегодня и не вчера, а десятки или даже сотни зим назад. И они, порою, влияют не только на войну, но и на мир.

Например, реформы Гая Мария – эталонный образец того, о чём сейчас думал Эйрих.

Благодаря этим реформам стала возможна империя, но не будь этих реформ, республика не добилась бы и четверти ею достигнутого. Риму повезло, что эти реформы были осуществлены, но именно они послужили корневой ошибкой, которая и привела к нынешнему смертельно опасному положению империи.

«Не он, так другие», – мысленно отметил Эйрих. – «Кто-то бы догадался, пусть и несколько позже. Пролетарии (1) не могли участвовать в войне только из-за имущественного ценза, идея была у всех на виду».