Текст книги "Чингисхан. Сотрясая вселенную (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

Виссарион с благодарностью поклонился. Но Эйрих знал, что думает этот человек. Он, скорее всего, настроен скептически и полагает, что сопляк много о себе возомнил. Время покажет.

– Ты задумывался о том, чтобы взять жену? – поинтересовался Эйрих. – В будущих набегах я могу найти тебе какую-нибудь римлянку.

– Зачем вам это, господин? – спросил Виссарион.

– Просто так, – пожал плечами Эйрих. – Ты верен мне, а те, кто мне верен, не должны жить плохо.

– Вы будете великим правителем, господин, – вновь поклонился Виссарион.

– Я знаю, – ответил Эйрих. – Но будь добр стараться не лизать мне задницу, раб. Твоего положения это не улучшит, я знаю тебе цену, а также знаю цену себе. И ещё, можешь говорить то, что думаешь на самом деле – я, как ты заметил, наказываю тебя за дела, а не за мысли.

– Но зачем это вам, господин? – снова спросил Виссарион.

– Затем, что мне нужен надёжный советник, который увидит то, что я упустил, – объяснил Эйрих. – Хрисанф недостаточно надёжен, братья мои слишком туповаты, на сестру у меня другие планы, а вот ты... Ты достаточно умён и внимателен, чтобы подмечать то, что может ускользнуть от моего взора. Если покажешь себя очень полезным – будь уверен, что в рабах тебе прозябать недолго.

Виссарион думал недолго. У него было чутьё на судьбоносные моменты.

– Я не подведу вас, господин, – ответил раб.

– Я в тебя верю, – усмехнулся Эйрих. – Но помни – предательство приведёт тебя к участи, что хуже, чем смерть.

Виссарион уже давно знал Эйриха, но ни разу не слышал, чтобы тот шутил. Эйрих вообще никогда не шутил и не смеялся над чужими шутками или промахами – это одна из тех вещей, которая делала его странным в глазах окружающих. И раб прекрасно понял, что слова Эйриха следует воспринимать предельно серьёзно. Потому что, где-то глубоко в подсознании, он не воспринимал этого ребёнка как ребёнка, ведь дети больше времени уделяют развлечениям и забавам, ведь они же дети, а Эйрих... Раб не встречал таких взрослых, которые с такой самоотдачей предаются интенсивному труду и тренировкам. Он сам не прилагал и десятой части таких усилий не то, что в детстве, а даже во время пребывания в статусе общественного раба...

Они вернулись домой, Эйрих передал куропатку Татию, уже почти смирившемуся со своей судьбой, после чего прошёл к Тиудигото, ожидавшей его у очага. Там же сидели Эрелиева и Мунто. Последняя, дочь Фульгинс, была до крайности молчалива. Настолько, что Эйрих думал, что она нема. Но она не нема, просто, почему-то, очень бережёт слова. Или ей нечего сказать.

– Что за римляне в деревне? – с нетерпением спросила мать. – И почему ты так долго возвращался?

– Куропатка сама себя не поймает, – указал Эйрих на добычу в руках Татия. – А римляне – это посланники константинопольского императора. Они пришли, якобы, замирить готов с римлянами...

– Якобы? – уцепилась Тиудигото за ключевое слово.

Мальчик уселся перед римской печью, построенной Виссарионом. От очага Тиудигото не отказалась, потому что на костре ей привычнее готовить еду, но против каминуса не выступала, на практике убедившись, что греть дом им гораздо экономичнее и эффективнее.

– Да, якобы, – кивнул Эйрих. – Они говорят красивые слова, но я не понимаю, почему они появились только сейчас. Римляне на юге терпели от нас бедствия в течение всей моей жизни, а посланники прибыли только сейчас. Это странно.

– Может, их император решил, что выгоднее платить нам положенное, чем терпеть убытки? – предположила Эрелиева.

Сестрица всегда верит в лучшее – возможно, со временем, это пройдёт.

– Я бы не был так уверен, – вздохнул Эйрих.

Он бы, окажись на месте императора, прислал бы сюда пару-тройку легионов и истребил всех готов, кроме женщин и детей. Последних он, в традиционной манере, измерил бы колесом арбы (2) – это самый надёжный способ установить возраст. Лицо и кожа могут обмануть, но рост никогда не обманывает. Потому что даже взрослый человек настолько низкого роста не представляет угрозы воинам.

Но римляне медлят, практически заигрывают с готами, провоцируя их заходить с набегами всё дальше и дальше. Эйриху было плевать, что там подумают простолюдины, но вот знать... Знать должна уже начать задавать вопросы – очень практические вопросы о целесообразности власти слабого правителя. Если император не может защитить их имущество и жизни силами легионов, может, он не достоин власти?

Эйрих всегда ставил себя на место своих противников, умозрительно, чтобы попытаться их понять. Врага легче одолеть, лишь понимая его лучше, чем он сам себя понимает.

«Война – это битва умов полководцев, а не только сила войск», – вспомнил Эйрих истину, найденную им ещё в прошлой жизни. – «Кто кого передумает – тот и победил».

И он чувствовал, что ему отчаянно не хватает информации и понимания римлян.

«Надо побыстрее прочитать и перечитать принцепса Октавиана Августа», – сделал он себе зарубку на память. – «Хотя Август бы давно уже разобрался с нами...»

– Но тогда чего они хотят? – спросила Эрелиева.

– Не знаю, – признался Эйрих, – но я обдумываю это. Посмотрим, к чему всё это приведёт...

/9 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

Деревянная часовня, увенчанная простым крестом, была тесным помещением, где едва уместится пять-шесть человек. Строили её тщательно, но с экономией материалов, поэтому стены были из тонких брёвен, пусть и тщательно отёсанных. На алтаре часовни стояла единственная серебряная чаша, из которой отец Георгий орошал младенцев водой при крещении.

В христианских храмах несторианского толка, Эйрих видел красивые иконы, но в этой часовне ничего подобного нет и не было никогда.

– Скажи, как ты пришёл к Христу? – спросил отец Григорий. – Я никогда не видел тебя на проповедях.

– Для того, чтобы к тебе пришёл бог, не нужно находиться в каком-то определённом месте, – уверенно ответил Эйрих.

Концепт о том, что не нужно каких-то там храмов, он понял в прошлой жизни, в Хорезме. Тамошние жители были мусульманами и у них, фактически, не было храмов. Единственный храм их религии находился в далёкой Аравии, в городе Мекка. Их мечети – это не храмы, а места для совершения молитв. У христиан же повсюду храмы, даже у кереитов и найманов, христиан-несторианцев, были такие сооружения.

У тенгрианцев, таких как Эйрих, были священные места, но не было сооружений, где надо было совершать молитвы и поклоняться своему богу. В этом радикальное отличие от христианства и мусульманства. Но здесь о мусульманах никогда не слышали, зато не протолкнуться от христиан, причём не от арианцев, которых Эйрих ещё принимал, а от неправильных, верящих в тройного бога.

– Тогда как ты узнаёшь о необходимых ритуалах? – лукаво усмехнувшись, спросил отец Григорий.

– Отец научил, – ответил Эйрих. – Но это неважно. Важно то, что должна быть вера. Если совершать все положенные ритуалы, но без веры, то в них нет никакого смысла. Ты, святой отец, видишь это каждый день.

Отец Григорий недовольно поморщился. Ему не нравилось, как говорит этот малец, но малец был прав. Веры у паствы нет. Они почти в открытую поклоняются своим старым богам, особенно, когда выпьют хмельного, совершенно не боятся кар господних, а некоторые из них разоряли христианские храмы во время набегов – пусть это не готские храмы, но они посвящены одному богу...

– Если ты поддержишь меня, святой отец, – заговорил Эйрих. – Я сделаю так, что подчинённые мне готы уверуют в единого бога.

– Что ты понимаешь под «поддержкой»? – отвлечённый тяжкими думами, спросил отец Григорий.

– Скоро должно что-то произойти, – вздохнул Эйрих. – Что-то нехорошее. Что-то, что я не в силах остановить. Если мы справимся, то надо будет выбирать нового вождя, но уже не просто первого среди равных, а настоящего вождя...

Сказать, что отец Григорий был потрясён – это преуменьшить его истинное изумление. Такие юные мальчики так не говорят. Он молчал около минуты, борясь с внешними проявлениями изумления.

– И кого ты видишь таким, кхм-кхм, вождём? – поинтересовался он, отойдя от изумления.

– Зевту, своего отца, – ответил Эйрих без лишних раздумий. – Он достойный воин и должен хорошо проявить себя у власти, ведь у него есть выдержка.

– Но я могу немного... – с неохотой признался отец Григорий.

– Если бы ты мог много, ты бы не согласился нас поддержать, – едва обозначил улыбку Эйрих. – Но кое-что ты, всё же, можешь...

/16 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

Комит Иоанн Феомах торчал в этой варварской деревне уже восемь дней. Вождь Брета оказался достаточно наивным, чтобы купиться на дары и посулы.

Пришлось ограбить собственную виллу, собрать всё золото и ценности, а также забрать все бочки дорогого вина, заложенные ещё его прадедом, чтобы приехать к готам с щедрыми дарами.

Дорогу до этой деревни, где живёт довольно успешный готский вождь, но, самое главное, далеко не самый успешный, подсказали готские мирные селяне, обитающие на границе Паннонии. О Брете ходят разные слухи, дескать, он уважаем в среде вождей, но всё равно не самый важный из них.

Иоанну нужен был именно такой. Такой, чтобы его впечатлили щедрые дары, а ещё такой, чтобы мог собрать у себя в деревне всех окрестных вождей с дружинами.

Да, обещанное замирение с императором прозвучало бы слишком наивно, если говорить о таком в Константинополе, но варвары – это варвары. Брета принял всё за чистую монету, что было подкреплено личным даром от Иоанна – он подарил вождю недешёвую такую спату, купленную у мастера-кузнеца Алексея, что держит мастерскую на Воловьем форуме Константинополя. Меч был общей длиной в один градус (3), с рукоятью в полтора пальма, с навершием в виде позолоченной головы орла. Таких мечей у него двадцать штук – пришлось продать загородный домик в районе Филопатеона, совершенно без прибыли, за ту же сумму, за которую когда-то покупал, но это даже повезло, учитывая срочность...

Можно было занять у иудеев, но связываться с займами у неверных – это низко и позорно. Тем более, что успешное выполнение задания окупит всё сторицей. Император не сможет игнорировать тот факт, что Иоанн выполнит важнейшую миссию и спасёт страдающих под налётами варваров жителей Далмации и вообще всех окрестных провинций. Возможно, с синекурой, то есть слежением за императорской конюшней, будет покончено и ему, наконец-то, доверят более высокий и важный пост...

Никто из варваров не заподозрил вообще ничего. Разве что тот странный малец...

«Эйрих – вроде бы, так его зовут?» – припомнил Иоанн, активно дрыгающий тазом.

Сейчас комит находится в доме одной женщины, Ильды. Она овдовела несколько лет назад, как сообщил Герих, гот на службе в палатинской ауксилии. Муж её либо погиб в лесу, либо сбежал, но это и неважно. За один фоллис она отдалась ему, выпроводив из дома своего сына.

Несколько минут спустя, закончив с Ильдой, Иоанн поправил одежду и вышел из дома вдовы.

Его слегка беспокоил этот малец – Эйрих. Судя по его глазам, он понимает гораздо больше, чем остальные. Это странно, почти невозможно, но Иоанну показалось, что хорошо владеющий народной латынью мальчик прекрасно всё понимает.

«Ерунда», – отмахнулся от тревожных мыслей комит. – «Он слишком мал, а ещё он варвар. И вино он не пил потому, что слишком юн».

Сейчас, пока Иоанн просто убивает время, предаваясь развлечениям с Ильдой, в деревне собираются вожди и старейшины окрестных родов. Прибывающим вождям комит дарит спаты, качеством не хуже, чем спата Бреты, а также дарит шелка, драгоценности и редкие тут экзотические яства, вроде сушёных фиников из Сирии.

Брета говорит, что в ближайшие дни соберутся все вожди и старейшины, после чего можно будет начинать осуществлять задуманное.

«Скоро я покину эту дыру и вернусь в Константинополь», – мечтательно подумал Иоанн, расплачиваясь с Ильдой. – «Триумфа мне не дадут, хотя я этого достоин, но вот овации... Да, я вытребую у Антемия овации...»

/20 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

Эйрих, несмотря на то, что ещё относительно тепло, надел на себя римскую шубу. Это нужно было не для того, чтобы обезопасить себя от простуды и бесславной смерти, а для сокрытия кольчуги, чтобы никто не понял, что он всё понял.

Времени для раздумий и взвешивания всех аргументов было полно, поэтому Эйрих, изначально очень подозрительный человек, окончательно убедил себя, что римляне замыслили недоброе.

Брета хотел ограничиться визитом верховного вождя, который мог бы представить всех окрестных вождей. Для этого римлянам пришлось бы ехать в ставку верховного вождя, что находится на Дунае. Но Иоанн настаивал на том, чтобы вожди собрались именно здесь, в их деревне. И эта деревня очень удачно расположена близко к римским землям, чтобы можно было уехать так быстро, насколько это возможно.

Тут бы вождю насторожиться, но Иоанн умело плёл интригу, недвусмысленно намекая на то, что общий сбор вождей в деревне Бреты – это повышение статуса вождя до невообразимых высот. И самое паршивое в этом было то, что Иоанн говорил абсолютную правду. В этом и есть высшее мастерство интриги – говорить чистую правду и принуждать ею оппонентов к выгодным себе действиям.

Говорил ли Эйрих о своих подозрениях Брете? Напрямую не говорил, чтобы не лишиться своих крох влияния на вождя. Но он говорил с Зевтой и отец, к его чести, вопреки опасениям Эйриха, не стал отметать «трёп мальца», восприняв все его подозрения серьёзно.

Поэтому отец тоже был в тёплой римской шубе, скрывающей кольчужную броню. Отец Григорий же был одет в свой самый просторный балахон, по тем же причинам, что и Эйрих с Зевтой.

Ещё один отряд, наиболее благочестивых христиан из обычных воинов, вооружён и ожидает сигнала от отца Григория.

Бражный дом был спешно расширен, наполнен с такой же спешкой смастерёнными столами и лавками, чтобы вместить самое большое собрание готов за последние лет десять.

Римляне открыли все привезённые с собой бочки с вином, которое лилось теперь рекой.

Из бражного дома доносились громкие разговоры, пьяное пение и остальные звуки весёлого времяпровождения.

Эйрих же ждал, стоя за домом Нимана Науса. Зевта пытался говорить с дружинниками, но бедой было то, что они были пьяны непрерывно, без продыху и пауз. Впрочем, это их обыденное состояние.

Рядом с ним был отец, а также Валамир и Видимир, вооружённые топорами.

Пришлось заморочиться с тем, как бы зайти за этот дом незамеченными, потому что римляне оставили возле бражного дома четверых воинов, бронных и оружных.

Тут тон звуков из бражного дома несколько изменился. Песни прекратились, но поднялись панические крики и предсмертные вопли – началось.

Эйрих ждал.

Раз уж свершилось то, что свершилось, то зачем мешать этому приносить тебе пользу?

Когда крики в бражном доме стихли, Эйрих решил, что пробил час.

– Пора, отец, – произнёс он и вышел из-за дома, держа лук наизготовку.

Примечания:

1 – Мягкая рухлядь – это не устаревшее имущество, а пушнина. Сейчас такой термин вышел из употребления.

2 – Арба – от перс. ارابه‎ [arābe] – двухколёсная телега у тюрков. Монголами тоже применялась, так как ТТХ этого девайса делают его очень удобным для путешествия по принципиальному бездорожью. Потому что четырёхколёсные телеги требуют хоть какой-то дороги, ведь износ их на ухабах и колдобинах существенно выше. У некоторых народов бывают четырёхколёсные арбы, но у кочевников такие штуки распространения не получили, по вышеописанной причине.

3 – Градус – от лат. gradus – мера длины, равная 0,74 метра.

4 – Пальм – от лат. palmus – мера длины, равная 7,39 сантиметров.

Глава девятая. Благочестивый христианин

/20 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

– Готы! – воскликнул римлянин из охранения, увидев Эйриха, вышедшего из-за дома.

Но долго восторгаться открытием римлянин не смог, потому что стрела пронзила ему переносицу и зашла в череп, надёжно разрушив лобную долю мозга. Если есть в этом мире мгновенная смерть, то это она.

Отец вскинул щит и побежал к готовящимся его встречать римлянам, но Эйрих выпустил ещё две стрелы, каждая из которых нашла свою цель. Зевте осталось лишь добраться до раненых и добить их ударами боевого топора.

Священник повёл свою вооружённую паству на штурм бражного дома, из окна которого вывалился окровавленный Ниман Наус. Дружинник поднялся на ноги. Взгляд его был безумным и напуганным. Вслед за ним из окна ловко выпрыгнул довольно улыбающийся бородатый римлянин, в кольчуге под туникой и с кинжалом в руках.

Улыбка сползла с его лица, когда в его сторону двинулась паства отца Григория. Эйрих хотел было послать ему стрелу, но кольчуга всё портила, а в голову попасть, с такого расстояния – нереально. Римлянин резко развернулся, но единственное, чего достиг – дротик попал не в грудь, а в спину. Дротик кинул отец Григорий, проявивший неожиданную прыть и резвость.

– Вперёд, дети мои!!! – громогласно скомандовал священник.

Благочестивые христиане, вставшие на защиту племени от козней подлых римлян, бросились на штурм бражного дома, где сейчас происходила бойня.

– Утащите Науса! – приказал Зевта. – Эйрих, держись рядом!

Дружинника, с которым явно всё было не в порядке, так как он смотрел на мир, будто впервые в жизни, утащили двое рядовых воинов.

Римляне легко отразили первый натиск верной паствы отца Григория, потому что, из ворвавшихся через окна, обратно смогли выбраться только двое.

– Заблокируйте двери! – заорал Эйрих.

– Делайте! – согласился с идеей Зевта.

Римляне начали прорыв через парадный вход, чтобы отвоевать себе пространство перед бражным домом, но готские воины были ближе, поэтому массивная дверь, привезённая из набега, была закрыта и подпёрта обломанным древком копья.

Можно много говорить о готах, об их склонности к хроническому алкоголизму, своеволии и прочем, но никто не может сказать о том, что они не умеют быстро выполнять приказы. Потому что, спустя минуту или около того, дверь, в которую тарабанили римляне, была придавлена выкорчеванным из земли тотемом в честь Тира. Это, вероятно, самый лучший день в жизни отца Григория...

В окна римляне лезть не рисковали. Да и сколько этих окон? Через шесть не самых удобных выходов, у каждого из которых стоит по четыре-пять воинов с копьями, особо не повоюешь.

Эйрих видел, что да, ворваться и перебить римлян готам не удалось, но такой цели он и не ставил. Такую цель ставил Зевта, который, по соглашению с отцом Григорием, был лидером их отряда.

Идея Зевты заключалась во внезапном прорыве, закреплении успеха добавлением ещё большего числа воинов, а затем методичное уничтожение римлян, всех до единого.

Но Эйрих, который наблюдал за римлянами всё это время, прекрасно понимал, что это не набранные с окраин степей новобранцы, а опытные воины, умеющие воевать и убивать. Даже храбрейшие и опытнейшие из рядовых готских воинов им не ровня, поэтому у решительного прорыва внутрь не было и шанса.

Зевту можно было понять – ему хотелось спасти как можно больше дружинников, если там вообще кого-то можно спасти, чтобы эти дружинники, видимо, из чувства благодарности, пошли под его руку. Но это было настолько маловероятно, что даже сам Зевта в это не особо верил. Поэтому и не слишком спешил начинать бой, следуя идее Эйриха.

Теперь, когда в бражном доме больше нет никого ценного...

– Начинайте! – крикнул Эйрих.

– Да, катите телеги! – ещё громче крикнул Зевта.

Всё-таки, отец, в первую очередь, воин, а уже потом командир. Он никогда в жизни никем не командовал, поэтому даже у Науса больше опыта в руководстве воинами.

Зато Эйрих командовал таким количеством людей, что Зевта не встречал за всю свою жизнь...

Телеги с влажным сеном, политым маслом, были подкачены к четырём из шести окон. В дверь римляне долбиться перестали, но из окон выходить даже не пытались.

– Поджигай! – скомандовал Зевта.

Идея с выкуриванием римлян была подана Эйрихом, потому что Зевта и отец Григорий, ума не могли приложить к выработке эффективного средства для принудительного изгнания врагов прямо на острые копья.

Сено сначала затлело, потом загорелось масло и началось. Белый дым заклубился вверх, но слабенький ветер начал гнать его внутрь бражного дома, откуда очень скоро начал доноситься частый и сдавленный кашель.

«Как долго человек может дышать едким дымом?» – с любопытством подумал Эйрих.

Практика показала, что недолго.

– А-а-а-а, кха-хка!!! – с яростным кличем, а затем кашлем, вылетел из окна первый римлянин.

У Эйриха было подозрение, что из настоящих римлян в этом отряде только один Иоанн, а остальные близкородственны готам, потому что уж больно легко они начали почти правильно говорить на готском...

Первый смельчак был нанизан на копья и слаженно опрокинут чуть в сторону. Но дальше повалили остальные римляне, массово, но не слаженно, потому что видимость в бражном доме, вероятно, практически никакая.

Воина, надышавшегося дымом и лишённого им сил, убить гораздо проще, какой бы он ни был опытный или сильный.

Римляне, выпрыгивающие из окон, гибли один за другим, лишь изредка умудряясь ранить или даже убить кого-нибудь из готских воинов.

Сейчас у Эйриха есть шестьдесят бойцов, но могло быть семьдесят два, если бы не амбициозный план Зевты...

«Жаль, что я не могу немного ускорить время», – подумал Эйрих, – «чтобы побыстрее перестать быть сопляком, не воспринимаемым никем всерьёз...»

Будь у него полная власть над этой неполной сотней, лишних потерь бы удалось избежать. Жалко ли ему этих людей? Как людей – не жалко. А вот как воинов...

Отец Григорий истово крестился, шепча слова молитвы. Вероятно, молится за успех дела.

Методичное истребление римлян было несколько омрачено тем, что кто-то из них забрался на крышу и вылез из соломы. В готов внизу полетели дротики.

Эйрих, не желающий терять ещё несколько воинов совершенно зазря, вскинул лук, взял прицел и выстрелил.

Стрела врезалась в наплечник римлянина, бесполезно упав на солому. Мальчик не расстроился, потому что понимал, что такое бывает, это жизнь. Римлянин, не ожидавший такого поворота, исчез в соломе крыши.

Некоторое время спустя, римляне перестали хаотично прыгать из окон.

Возможны были два варианта – притерпелись к дыму или готовят какую-нибудь пакость...

– Сдавайтесь! – крикнул Зевта. – Я обещаю вам жизнь!

Тишина стала ответом.

– Или мы подожжём бражный дом, и вы сгорите заживо! – предупредил отец римлян. – Даю вам шестьдесят ударов сердца! Если не выйдете без оружия, бросим факел на крышу и вы сгорите!

– Надо сжигать их сразу, – неодобрительно сообщил ему Эйрих. – Ты только что лишил нас преимущества внезапности.

– Что ты говоришь такое? – поморщился Зевта. – Ты сам говорил Брете, что можно выменять ценных римлян на золото и серебро...

– Этих надо убивать, – покачал головой Эйрих. – Иначе родичи убитых дружинников не поймут нас.

– Ты прав, конечно... – после небольшого обдумывания слов сына, ответил Зевта. – Эх, а я-то больше надеялся на Валамира... Но вон оно как оказалось... Подождём, что решат римляне, после чего подожжём.

Но римляне не стали ждать собственного сожжения, а пошли в слаженную атаку из восточных окон.

Первые полезшие, естественно, погибли, а вот остальные сумели оттеснить копейщиков назад, но затем увязли в схватке с усилительными десятками, оставленными на случай подобного прорыва. Это тоже идея Эйриха, но Зевта её присвоил, выдав воинам за свою придумку. Эйриху не жаль, потому что Зевта – это его прикрытие и способ закрепиться во власти в будущем.

Не став тратить время зря, мальчик пробежал на заранее выбранную позицию и вновь вскинул лук. Римляне отвоевали себе немного пространства, потому что их выбралось человек двадцать, поэтому Эйрих мог открыть стрельбу с минимумом риска задеть своих.

Результаты стрельбы оценить трудно, но он слал стрелы в толщу щемящихся вперёд воинов, пытающихся продавить хаотичный строй готов. Какие-то плоды стрельба Эйриха, всё же, давала, потому что некоторые римляне в толще всё-таки падали под ноги соратникам. Но, однако, основную лепту в погибель римлян вносили топоры воинов.

Дерзкая и скоординированная контратака римлян была провалена, и это поняли стоящие позади воины, начавшие залезать обратно в окна. Зато они сумели опрокинуть телеги, поэтому задымление в бражном доме начало снижаться.

«Если бы я этого не предвидел, ха-ха...» – подумал Эйрих с чувством превосходства.

Ещё четыре телеги с сырым сеном, облитым маслом, ждут своего часа за домами.

– Прикатите ещё! – приказал Зевта.

– Думаю, лучше спалить их там, – произнёс Эйрих.

– Пусть задыхаются и теряют людей, – покачал головой отец.

– Мы тоже теряем, – вздохнул Эйрих. – А подпалив крышу, мы убьём их очень быстро.

– И сожжём брони, оружие, ценности? – резонно спросил Зевта. – Нет, мы их задушим дымом и перебьём постепенно...

Когда Зевта хочет быть не просто вождём, а богатым вождём, Эйрих думает на два шага вперёд: им надо будет жить завтра и послезавтра. А если послезавтра соседи придут забрать всё, что у них есть, а выживших сегодня воинов окажется недостаточно для защиты? А если римляне пришлют кого-то мстить? Встречать их в богатых доспехах и с дорогим оружием?

Но резон в словах отца Эйриха был, этого не отнять. Для завтрашнего и послезавтрашнего дня ценности и оружие с бронями не повредят...

Дым от новых телег повалил по-особому густо, но римляне уже не решались выбираться наружу, на верную смерть.

– Мне поджигать или нет? – подошёл к отцу и сыну Хумул.

Бедняга больше не мог стрелять из лука, потому что волки отгрызли ему указательный и средний пальцы на правой руке. Он пытался удерживать тетиву безымянным пальцем с мизинцем, но точность стрельбы стала неприемлемо низкой. Он больше не охотник и воин из него так себе, но он всё ещё отличный следопыт, поэтому может быть полезен в набегах. Только на это он может рассчитывать.

– Мы не будем их сжигать, – ответил Зевта. – Вытравим дымом, а потом добьём. Но пусть думают, что мы можем поджечь их в любой момент...

– Сдаёмся! Не стреляйте! – высунулся из соломы римлянин, говорящий на готском.

– Выходите без оружия! – велел ему Зевта. – Воины, если у римлянина не будет в руках оружия – не убивать!

Постепенно из окон вылезали римляне, невооружённые и задыхающиеся. Последние из них, буквально, выползали.

Их собрали на деревенской площади и посадили под охрану, начав освобождать от броней.

– Потушите телеги, – приказал Зевта.

Когда были потушены и откачены телеги, готы не спешили врываться в бражный дом. Надо было подождать, пока рассеется дым, а затем уже осторожно проверять помещения на предмет самых хитрых римлян и выживших готов...

Всего было взято пленными девятнадцать римлян, которых ждёт страшная участь...

– Заходим! – приказал Зевта, почувствовавший вкус победы.

Всё складывалось великолепно для него – из дружины есть только Ниман Наус, но он ранен и может не дожить до завтра, а в остальном в живых остались лишь обычные воины. Были, к слову, и те, кто не участвовал в отражении попытки захвата деревни, предпочтя отсидеться дома – к этим будет совершенно другое отношение.

Отряд из двадцати воинов, возглавляемых отцом, ворвался в бражный дом и начал обследование места побоища.

Эйрих терпеливо ждал, не рискуя лезть в явно небезопасное место. Из здания иногда доносились предсмертные вскрики, а также мольбы о милосердии, оканчивающиеся очередными предсмертными вскриками.

Среди пленных обнаружился также и Иоанн Феомах, бледный и потерянный. С этим можно будет очень многое обсудить, с пристрастием...

Зачистка здания прошла без нареканий и довольный ходом событий Зевта вышел из бражного дома, сжимая в правой руке римскую спату, украшенную головой орла.

«А ведь у них могло всё получиться...» – подумал Эйрих. – «Если бы мы ничего не подозревали и жили обычной жизнью, не готовясь к чему-то подобному, они бы вышли из бражного дома, после чего начали резню по всей деревне. И никто бы их не смог остановить. План простой и надёжный».

Опыт прошлой жизни подсказывал Эйриху, что зачастую только такие планы и срабатывают.

Но всё пошло не по плану римлян и они заплатили за это жизнями.

Эйрих подошёл к пленным и с любопытством уставился на Иоанна.

– Неожиданно... – сиплым голосом прошептал римлянин. – Надо было тихо придушить тебя в самом начале...

– Надо было, – не стал спорить Эйрих. – Но ты не придушил. Будешь смеяться, но я думал точно так же о тебе. Ожидал от тебя чего-то подобного.

– Наверное, ты теперь очень счастлив... – просипел Иоанн с горькой усмешкой.

– Счастливее меня сделает только наша долгая и интересная беседа, – покачал головой Эйрих.

– Ты не ребёнок... – убеждённо заявил римлянин. – Ты – диавол во плоти...

– Отец Григорий, я похож на Диавола? – повернул Эйрих голову к священнику.

– Если бы я не знал наверняка, что ты самый благочестивый христианин во всей этой деревне, сын мой, – заговорил священник. – То тоже так бы и подумал.

– Видишь, римлянин? – с неодобрением посмотрел Эйрих на Иоанна. – Церковь на моей стороне.

– Еретики... – просипел римлянин.

– Скоро ты покаешься за такие слова, – уверенно заявил отец Григорий.

/26 сентября 407 года нашей эры, Западная Римская империя, провинция Паннония, деревня без имени/

В доме пахло приготовляемой похлёбкой из лесной куропатки. Чада и дыма в этом доме больше нет, потому что Тиудигото, наконец-то, осознала всю выгоду и пользу римского каминуса – он ведь здорово экономит дрова и еда, приготовленная на нём, не имеет изрядно приевшегося дымного привкуса.

– Татий, хочешь освободиться от конских волос в пятках? – поинтересовался Эйрих у своего раба.

– Да, господин, – ответил римлянин.

– Сегодня у тебя есть шанс стать по-настоящему свободным, – сообщил ему Эйрих. – Надо всего лишь совершить один поступок.

– Что я должен сделать, господин? – спросил Татий, которого уже почти доконала многолетняя боль в пятках.

– Следуй за мной, – приказал ему Эйрих.

Они вышли из дома и проследовали к южному краю деревни, где уже расчистили площадку от кустов и приготовили всё необходимое.

Татий ковылял за мальчиком, но когда увидел, что именно готовят готы, оступился и упал. Эйрих подошёл к нему и помог встать.

– Это не римляне, если тебе это важно, – сообщил он рабу. – Они называют себя германцами, вон тот, пытающийся оторвать себе руки, принадлежит к племени маркоманнов, а вон те двое, что уже лишились сил, берут род из саксов. Ты уже понимаешь, что должен сделать, Татий?

Эйрих уже основательно побеседовал со всеми сдавшимися воинами, с применением пары простых, но эффективных методов.