Текст книги "Римлянин 2 (СИ)"

Автор книги: Нариман Ибрагим

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Будете сжигать город, Ваше Высочество? – осведомился подошедший к Таргусу Эрнст Бирон.

– Зачем? – повернулся к нему наследник престола. – Никаких укреплений нет, гарнизона всего две тысячи, жители на оборону не настроены – смысл сжигать город, когда у меня здесь совершенно иные цели?

– И какие же у вас цели, Ваше Высочество? – Бирон явно был удивлён, так как, скорее всего, уже сложил в своей голове представление о Таргусе как о кровавом маньяке, который легко выдаёт выжигание целого города за акт гуманизма.

– Я возьму город под контроль, пополню запасы, дождусь прибытия флота Её Императорского Величества и двинусь на Стокгольм, – легко ответил Таргус. – Смысл мне бессмысленно убивать каких-то финнов в Або, когда мне нужен Стокгольм и шведы?

Прибыло два капитана когорт. Мартин Бергман и Сальвадор де Уэска.

– Войти в город, при любых признаках сопротивления подавайте сигнал и подсвечивайте очаг красной ракетой, – начал давать им инструкции Таргус. – Артиллеристы знают, что делать в таком случае. Меня интересует захват ратуши, казарм и главной площади. Будут стрелять – стреляйте в ответ, сюскаться с противником не разрешаю. Полезут в ближний бой – бейте в десять раз сильнее. Приступайте.

– Есть, Ваше Высочество, – синхронно ответили капитаны.

Капитан Бергман был из некогда влиятельной купеческой семьи города Киля, самый младший сын Николауса Бергмана, у него было очень мало надежд на безбедное существование, но даже они рухнули после экономической реформы Таргуса. Отец его не потерялся в пучине перемен, а напротив, устроился в налоговый комитет, где быстро заслужил репутацию очень ценного кадра, который из прошлой своей жизни знал всю подноготную деловой среды Киля.

Да, его отец очень влиятельный чиновник, с очень приличным заработком, достаточным, чтобы покрывать хлеб с маслом толстым слоем чёрной икры, если выражаться метафорически, но его дети больше не могли рассчитывать на передачу дела отца по наследству и были вынуждены пробиваться самостоятельно.

Кто-то пошёл учиться, денег у их отца хватало, а кто-то решил испытать удачу в легионе.

И видно было, что Бергманы далеко не дураки, так как Мартин показал хорошие результаты при подготовке и освоил полный курс «Тактики», чего вполне хватало для командования когортой.

Таргус ценил компетентные кадры, поэтому создал своеобразный социальный лифт, позволяющий умным людям подниматься вверх по установленной иерархии.

Ведь никакое даже самое благородное происхождение не заменит хорошо соображающие мозги.

Спустя час или около того горящий корабль пошёл ко дну.

Когорты двинулись к городку, население которого сейчас составляет приблизительно шесть с лишним тысяч человек. Сейчас уже меньше, ведь часть жителей успела свалить подальше, вместе с окрестными селянами.

Вот две развёрнутые цепи приблизились к городу. В окне одного окраинного домика полыхнула вспышка, один из легионеров третьей когорты упал навзничь.

Легионеры залегли и открыли огонь по дому.

Капитан Сальвадор де Уэска привстал на одно колено и лично выстрелил в дом ракетницей. Красная ракета упала на крышу и продолжила гореть, наглядно позиционируя артиллеристом их цель.

Спустя минуту грохнул залп и в дом врезались осколочные снаряды, начинённые хлоратитом.

Лицевая стена дома сложилась внутрь после третьего попадания, кирпичная крошка разлетелась во все стороны, но артиллеристы продолжили стрелять.

Выдав по цели три залпа, они прекратили огонь.

Легионеры по команде поднялись на ноги и продолжили движение к городу.

Раненого доставили в полевой госпиталь и начали оказывать ему помощь.

Тут на главной улице появилась фигура с большим белым флагом в руках.

– Прекратить вхождение в город, дождаться парламентёра! – распорядился Таргус.

Зазвучал сигнальный рог и легионеры остановились, отступив назад на сотню шагов.

Парламентёр неуверенно потоптался на месте, потом понял, что его не будут убивать прямо сейчас и нерешительно зашагал к вышедшему вперёд капитану Бергману.

Они о чём-то посовещались, Бергман внимательно выслушал парламентёра, после чего подозвал одного из легионеров и начал давать ему инструкции.

Легионер, получив сообщение, шарахнул себя по груди и побежал в сторону командной ставки, где его терпеливо ждал Таргус.

– Ваше Высочество, легионер Генрих Майер! – представился посыльный. – Город ваш, управление его капитулирует, гарнизон складывает оружие. Надеются на августейшее снисхождение.

– Они получают его, – кивнул Таргус. – Передай своему капитану, чтобы занимал город по протоколу и отрядил легионеров на сбор припасов.

– Есть, Ваше Высочество! – ответил посыльный и побежал обратно к своей когорте.

Таргус улыбнулся.

Репутация начинает работать на него: стоило сжечь Перекоп, как остальные города уже не хотят для себя подобной судьбы.

С этого дня он решил взять за правило сжигать непокорные города, а сдающиеся не слишком сильно грабить. Таким образом можно сэкономить жизни легионеров для последующих битв, а также иметь стабильный источник дохода и провианта.

К вечеру город Або был полностью под контролем его легиона, корабли арестованы, а прячущаяся в городе шведская знать помещена под стражу.

Хотелось уничтожить их прямо сейчас, но это могло плохо сказаться на других аристократах, которые после такого обращения с их собратьями могли решить сражаться до конца. Да, так было интереснее, но ожесточённое сопротивление в ответ на жестокое обращение также означает и определённый процент аристократов, которые решат слинять в сопредельные страны. Вообще, у аристократии как правило своё понимание патриотизма. Они готовы сражаться с противником за свою Родину до последнего простолюдина, но когда речь заходит об их жертве в котёл общего дела…

Нет, есть среди аристократов и полезные люди, храбрые солдаты и талантливые специалисты, но их мотивация делает сотрудничество с Таргусом просто невозможным.

В город он заходить не стал, счёл эту деревенскую дыру ниже своего достоинства.

Вернувшись к походному шатру, он обнаружил фельдъегеря с толстой пачкой донесений.

– Ваше Высочество, – ударил он себя по груди кулаком.

– Из Шлезвига? – осведомился Таргус, принимая конверты.

– Так точно, Ваше Высочество, – ответил фельдъегерь.

– Иди к интенданту, тебя разместят в расположении, – отпустил его Таргус.

В сопровождении двух легионеров из охранения полководца фельдъегерь убыл в направлении шатров.

Таргус же вошёл в своё обиталище и начал разбираться с документацией.

Печати не вскрывались, написано всё с помощью шифра второго уровня, поэтому читалось Таргусом очень легко. И новости были впечатляющие…

Примечания:

1 – Курляндский кризис – событие, происходившее с 1711 по 1727 год. В общем, Анна Иоанновна, тогда цесаревна, вышла замуж за герцога Курляндского Фридриха Вильгельма, который сразу после свадьбы внезапно сыграл в ящик. Тогда молодая Анна Иоанновна стала регентом, а рулить в герцогстве начал Пал Михалыч Бестужев, от имени Петра I, а затем и Екатерины I, разумеется. В качестве единственного законного претендента был Фердинанд Кетлер, дядя покойного Фридриха Вильгельма, но он был весьма вялым, поэтому де-факто управляли Курляндие русские, хоть ему в итоге позволили быть номинальным герцогом. И в этот момент откуда ни возьмись вылез недовольный Мориц Саксонский, незаконнорожденный сын польского короля Августа II Сильного, того самого, который своей смертью вызвал Войну за польское наследство, в которой участвовал наш Таргус в прошлой книге. Он там вообще был левым и претендовать ни на что не мог, но за ним стоял влиятельный папаня, надо понимать, панимаеш. Там даже пытались разрешить дело миром, выдав Анну Иоанновну в жёны Морицу Саксонскому, но курляндские дворяне решили иначе и избрали бастарда в качестве своего герцога, а предыдущего лишили пенсии, научных степеней и почётных званий, после чего с позором исключили из партии. Вроде как ерунда, выбирайте себе кого хотите, только этот кто хотите не сможет взять власть, так как она уже не вакантна, но… Князь Меньшиков, тот самый верный последователь Петра I, захотел герцогский титул себе, поэтому начал мутить воду. Из-за сугубо феодальных проволочек Курляндия была вассалом Речи Посполитой, поэтому решение ландтага, то бишь секретаря Обкома совета всех местных дворян, должно было быть утверждено во время очередного съезда ЦК КПСС польско-литовским сеймом. Время ещё было, поэтому князь Меньшиков подсуетился и лично прибыл в Курляндию, где встретился с Анной Иоанновной и потребовал аннулировать результаты голосования и созвать новый ландтаг, чтобы провести умное голосование с участием своей кандидатуры. Курляндия, сука, на дороге не валяется. Далее происходила свистопляска с участием курляндских дворян, польско-литовского сейма, князя Меньшикова, а потом умерла императрица Екатерина I. Меньшиков направил генерал-аншефа Ласси, заседавшему в ту пору в Риге, разбираться с охамевшим Морицем Саксонским, которому эта свистопляска ещё не надоела. Бастард засел со своими людьми на одном из курляндских островов и было решено его арестовать. Ласси схватил 106 его людей, но хитрожопый бастард смылся на рыбацкой лодке. Генерал-аншеф не стал унывать и начал ждать следующего хода от Морица Саксонского. Тот не вытерпел и с тремя сотнями своих людей высадился на острове Фишгольм, что в Усмайтенском озере, где начал разводить фортификацию, решив дать бой. Ласси не стал атаковать озёрный остров, а просто разбил лагерь на берегу, прекрасно зная, что Мориц Саксонский является позорным ссыклом. И последний ожидания Ласси оправдал, в очередной раз не выдержав и смывшись с острова. И всё, ситуация вернулась к исходной точке, Меньшиков что-то там пытался предпринимать, но потом у него начались совершенно другие проблемы и ему стало не до Курляндии.

Глава X. Стокгольмский синдром

//Индейские земли, 20 мая 1742 года//

Мейзель уже ненавидел этот континент.

Курфюрст говорил, что индейцы – ребята простые и понятные, но что-то подсказывало бывшему охотнику, что он заблуждался.

«И правильно, он этих индейцев никогда вживую не видел», – подумал Георг, вынимая штык-нож из глотки индейца из племени Крик. – «Видать, судил по добытым агентурой сведениям».

Агентура у курфюрста чем-то напоминает разветвлённую паутину. Его люди по всей Европе и, скорее всего, присутствуют в колониях Америки. Всю картину Георг не видел, но предполагал, что у показавшего себя очень серьёзным человеком курфюрста всё серьёзно.

В кратчайшие сроки удалось мирно поставить форт, оборудовать его надёжными укреплениями и наладить снабжение провиантом через расположившиеся неподалёку племена семинолов.

Мейзель тогда подумал, что вот она – синекура его мечты! Проживай в командирском срубе, жри индейскую еду, попивай привезённое с собой вино, заведи отношения с какой-нибудь местной девицей посимпатичнее, наслаждайся!

Но реальность быстро внесла корректировки в его ожидания: семинолы из рода Спокойных Быков, как только его ребята обучили их воинов правильной эксплуатации мушкетов, решили обстоятельно повоевать.

Причём не с соседними племенами, что было бы очень ожидаемо и понятно, а с ближайшей британской колонией.

Эти безумцы совершили вооружённый налёт на рабовладельческие плантации колониального города Саванна и угнали оттуда чернокожих рабов.

Зачем им чернокожие рабы – Мейзель до сих пор не понимал. И нет, они не использовали эти три сотни ничего не понимающих негров как рабов, а освободили их и распределили по другим родам, приняв как соплеменников (1).

Колонисты, разумеется, посчитали, что это Мейзель со своими людьми специально поджучил индейцев напасть на бледнолицых.

Это ставило его форт в весьма невыгодное положение. Белые колонисты резко охладели к шлезвигцам, которые стали выглядеть в их глазах хуже французов. Только вот Мейзель мог хоть на исповеди признаться, что не думал даже о таких последствиях его действий.

Он полагал, что у британских колонистов всё нормально с организацией защиты, и они отразят нападение индейцев, но они расслабились из-за чего потеряли довольно дорогих рабов с плантаций.

Чернокожие, кстати, каким-то образом быстро нашли общий язык со Спокойными быками и уже начали ставить срубы на территории поселения. Всё это было очень странно и непонятно.

Много лет прослужив под командованием курфюрста Карла Петера I, он тоже начал сильно не любить всё непонятное.

И ладно бы всё ограничилось одним необычным эпизодом.

Семинолы активно атаковали колониальные плантации, тащили к себе африканских рабов, которые селились на их землях и активно вливались в родоплеменные отношения.

Колонисты очень злились, ведь представитель Короля у семинолов убыл в Саванну и рассказал всю подноготную истории.

С одной стороны ситуацию Мейзеля можно было понять: человек он новый, местного положения вещей не знает, поэтому ему показалось выгодной сделкой обменять мушкеты на сравнительно немаленький кусок земли на побережье Флориды.

Только вот это всё вылилось в серию жестоких нападений, в которых гибнут бедные и ни в чём не повинные рабовладельцы.

Мейзель ситуацию менять не собирался, так как полностью разделял точку зрения своего господина в отношении рабовладения: оно неэффективно, тормозит развитие и неизбежно проиграет более прогрессивным экономическим отношениям, поэтому должно быть уничтожено во имя прогресса…

«… и Господа Бога Иисуса Христа», – перекрестился Мейзель.

Конечно, сложно оставаться верующим человеком служа такому человеку как курфюрст, но он таким остался. Да, его руками была убита большая куча людей, но делал он это во имя высшей цели.

Отец говорил ему когда-то, что иногда державой начинают править такие люди, которые точно знают, что именно нужно делать, чтобы стало лучше для всех и если делать, как они говорят, то в итоге так и будет. Давным-давно, опрокидывая в стокгольмский колодец баллон с рицином, Георг Мейзель твёрдо решил для себя, что Карл Петер Ульрих – это такой человек.

С тех пор много воды утекло, много крови, но решимости он не оставил.

– Капитан, что будем делать с трупами? – подошёл к нему протирающий ветошью штык центурион Гарольд Кох.

– Обезглавить, головы в мешки, а тела закопать, – после недолгого обдумывания, ответил Мейзель. – Время есть, мы сделали свои дела на этой территории, поэтому настала пора помахать лопатами.

Индейцы племени Крик прослышали, что ни к кому не относящиеся бледнолицые малым числом поселились на севере земель семинолов. Они собрали боевой отряд и решили грабануть наивных европейских парней, забрав у них оружие и припасы.

Только вот они не учли, что им предстоит иметь дело с профессиональными военными на боевом задании и часовые на постах никогда не спят.

Попытка ночного штурма закончилась сокрушительным поражением, унёсшим жизни пятидесяти семи индейцев, но этим всё не закончилось.

Три центурии во главе с Мейзелем отправились в погоню за наглецами и догнали их только сейчас, глубоко на территории Крик.

Колонисты до ужаса боятся оказываться на индейской территории, искренне считая, что они тут добыча, но у Мейзеля было своё мнение на этот счёт.

Он мастер разведки, неоднократно подтверждавший свою квалификацию на многочисленных аттестациях и оттачивавший своё мастерство в боевых конфликтах на различных территориях. Америка не открыла ему ничего нового, только сменился цвет лиц его врагов.

Индейцы ориентируются на местности и читают следы не хуже него, но в остальном он их существенно превосходит, как и его ребята, все до единого прошедшие школу подготовки легионеров-эксплораторов.

Они прекрасно чувствовали себя здесь, на индейской земле и знали, что все, кто свяжется с ними – умрут.

К тому же, они были в своём праве: налётчики крик напали на их землю, вероломно, ночью, поэтому Мейзеля бы не поняли семинолы, оставь он такое без ответа.

Отрубив головы налётчиков, легионеры набили ими мешки, закопали тела, собрались и отправились в обратный путь.

Взаимоотношения с индейцами были странными, но, в каком-то смысле более простыми.

Теперь Мейзель, после всех этих размышлений, понимал курфюрста.

Они простые и понятные, просто он привык иметь дело со сложными и непонятными европейцами, у которых за одним дном есть второе дно.

А тут всё просто: закон силы, кто сильнее – тот и прав. Не сумел доказать, что достоин жить на этой земле – тебя выгонят с неё и сильно повезёт, если не убьют.

С таким положением вещей Мейзель ещё не сталкивался.

«Надо возвращаться в форт и найти себе бабу из местных», – решил он, забираясь на коня. – «Должна же сбыться хотя бы часть ожиданий».

//Шведское королевство, окрестности Стокгольма, 23 мая 1742 года//

Таргус был недоволен.

Недовольство его было вызвано в основном тем, что он целую неделю ждал вице-адмирала Мишукова, который потерял уйму времени с небольшой шведской флотилией. Он уклонялся от боя и всячески хитро маневрировал в ожидании непонятно чего, поэтому план по погрузке войск был сорван.

Отписавшись гневным письмом в Петербург, Таргус лично высказал поздно прибывшему вице-адмиралу всё, что он думает о его пунктуальности и в следующем письме потребовал отстранить явно некомпетентного флотоводца от командования.

Спустя четыре дня фельдъегерь привёз письмо с новым приказом о назначении командующим Балтийским флотом контр-адмирала Дмитрия Яковлевича Лаптева.

Последний прекрасно знал причины отстранения предыдущего командующего, поэтому принял все необходимые меры для погрузки десанта на галеры и немедленно отправил флот к Стокгольму.

Двое суток назад они чуть не попали в переделку, напоровшись на шведскую флотилию, но противник при приближении русского флота снялся с якорей и покинул акваторию. (2)

Таргус искренне не понимал, почему шведы позволили десанту беспрепятственно высадиться. Он бы пожертвовал хоть половиной флота, лишь бы не позволить противнику завоевать такое преимущество как девять тысяч солдат прямо у твоей столицы.

Но флот бездействовал, более того, покинул порт Стокгольма после высадки десанта Таргуса и убыл в неизвестном направлении.

Смысл отвода флота ускользал от Таргуса, он перестал понимать происходящее и это его сильно напрягало.

Сразу после высадки они не стали медлить и, сформировав обоз, выдвинулись к вражеской столице.

Никаких войск, выдвинутых навстречу противнику, никаких приготовлений и прочего. Всё очень странно и непонятно. Ещё и город почему-то местами горел…

– Бергман, де Уэска, отправляйтесь в город со своими когортами и проверьте его, – приказал Таргус. – Мне не нравится эта тишина…

Они высадились с юга от Стокгольма, Таргус рассчитывал занять южную его часть, особенно мост на остров Юргорден, где расположен дворец и вся бюрократическая братия с королевской канцелярией.

По данным от шпионов, после смертоносной «эпидемии», устроенной Таргусом, король, его канцелярия и прочая администрация переехали на Юргорден, где был возведён новый дворцовый комплекс, с оборонительными бастионами, большими казармами для войска, объёмными кладовыми для долгой осады и строгими ограничениями на проход для простого люда и так далее. Будет трудно взять его с наскока, но никто не сможет помешать взять его осадой.

Из города доносились мушкетные выстрелы, сверкали вспышки, бахала пушка, было очень непонятно, что здесь происходит.

Две когорты вошли в город и началось что-то совсем неожиданное.

Изо всех щелей начали вылезать гражданские и радостно орать и улюлюкать, приветствуя легионеров.

Таргус смотрел на это через подзорную трубу и постепенно переходил в состояние ахуя.

Легионеры прошли город насквозь без какого-либо сопротивления, достигли муниципальной ратуши, о чём доложили через посыльного.

Около часа не было никаких тревожных вестей, а затем из города вышла целая делегация числом не менее сотни человек.

Они вышли из города и начали приближаться к лагерю Таргуса, уже успевший обзавестись частоколом, который привычно возвели легионеры.

Толпа в лагерь войти не решилась, поэтому стихийно был отторгнут один представитель, который ещё более неуверенно двинулся к воротам.

– Рады приветствовать вас, Ваше Высочество! – максимально дружелюбно улыбаясь, в пояс поклонился Таргусу некий тип в чём-то наподобие ермолки на голове.

Говорил он на латыни, выглядел как типичный швед, но головной убор…

«Еврей?» – подумал Таргус удивлённо. – «Евреи подняли бунт в Стокгольме и захватили власть? Неслыханно!»

– Меня зовут Йозефом Ханссеном, – представился носитель чего-то наподобие ермолки. – Я являюсь представителем крестьянства в риксдаге.

«Еврей Йозеф Ханссен, который представляет шведское крестьянство в риксдаге?!» – продолжил лихорадочно размышлять Таргус. – «Мир, наверное, решительно сошёл с ума!»

– Что это у тебя на голове, Йозеф Ханссен? – попытался разобраться в ситуации Таргус. – Ты что, иудей?

– Это? – представитель крестьянства снял головной убор. – Это trindmössa. Нет, Ваше Высочество, я никакой не иудей, а честный католик.

Вопрос, видимо, его сильно смутил, так как он опустил взгляд в землю.

– М-хм… – хмыкнул Таргус. – И что вы тут устроили? Почему город не отражает моё вторжение, а воюет сам с собой?

– У нас тут… Э-м-м-м… – замялся Ханссен. – Неделю назад было решающее заседание риксдага по вашему вопросу, Ваше Высочество… И… риксдаг разделился на три лагеря: «шляпы», «колпаки» и «голштинцы»… Давно всем ясно, что доминирующие в риксдаге «шляпы» ведут нашу страну к гибели, ведь вы, в случае чего, не пожалеете нас. О вас ходит устойчивая молва, что к друзьям вы щедры, а к врагам беспощадны…

Таргус слышал, что о нём так говорят, и поддерживал такую репутацию, учредив систему грантов для помощи бедствующим согражданам. Хорошая репутация никогда не повредит. Не раз он наблюдал такую тенденцию: если люди крепко втемяшили себе в голову, что правитель – хороший человек, то они уже не примут никаких даже противоречащих этому убеждению фактов.

Даже тот парень, Мартин Бауэр, пострадавший за него, получил невообразимую для простолюдина сумму отнюдь не просто так. Это ещё один кирпичик в его репутацию. Люди любят истории про фантастические взлёты а-ля «из грязи в князи». Вот ты заурядный мальчишка, живёшь как все и ещё неясно, достигнешь ли ты каких-либо выдающихся успехов, а вот ты уже сказочно богатый и уважаемый гражданин, обеспечивший пять поколений своих потомков и вообще храбрая личность, принявшая осколки бомбы в грудь за курфюрста. И ведь такая история может случиться с каждым! Абсолютно с каждым мальчуганом, живущим в богом любимом Шлезвиге!

Такие легенды подкупают своей правдивостью. Да, они обрастают дополнительными подробностями, например, сам Таргус слышал, что одарил мальчика Бауэра сотней тысяч рейхсталеров, а тётушка, в одном из дружеских писем, как бы между прочим осведомлялась: действительно ли он лично наградил славного мальчика из черни миллионом серебряных монет?

Всё это работает на репутацию доброго правителя, который слышит, который знает, который помнит, ночами не спит – старается обеспечить для всех и каждого из своих граждан сытное и весёлое благоденствие.

По прошлогодним результатам анонимного соцопроса в Шлезвиге он лидирует в рейтингах, обогнав следующих правителей: предыдущий курфюрст Шлезвига Карл Фридрих, король Швеции Фредрик I, король Дании и Норвегии Кристиан VI и даже кайзер Карл VI.

Соцопросы Таргус проводил не для увеличения яркости свечения своего чувства собственной важности, а опять же для пропаганды своей личности. Результаты этих соцопросов вывешиваются в каждом городе и деревне, обсуждаются на советах и так далее.

Пропаганда – это слишком важная штука, чтобы пренебрегать ею.

Десятки тысяч листовок «добрых дел курфюрста Карла Петера I» печатаются ежедневно, а затем разлетаются по всему курфюршеству. Там подробно описывается всё то хорошее, что с подачи курфюрста было сделано на благо людей.

Листовки называют «Bonum factum», они по сути своей являются газетой, где помимо освещения того, какой же всё-таки хороший правитель Таргус, также печатаются ежедневные новости, объявления и так далее.

Сейчас листовка состоит из четырёх страниц, три из которых полностью уделяются различным платным объявлениям, что вывело типографию на самоокупаемость, но Таргус уже месяц как отписал Зозим найти в его кабинете папку «Газета», где он расписал свои идеи на этот счёт. В прошлый раз она присылала отчёт о том, что штат журналистов уже нанят и несколько раз были изданы пробные авторские статьи на разную тематику, которые были положительно восприняты читателями.

Весь тираж «Bonum factum» ежедневно раскупается, его не всем хватает и виной этому авторские статьи, что есть по-настоящему новое слово в деле публицистики.

Таргус бы не стал разводить всю эту суету с газетами не будь они настоящим оружием. Газеты стреляют не хуже пушек, если уметь с ними обращаться.

Больше всего его интересовала политическая направленность статей.

Первое время газету будут занимать объявления и развлекательные статьи с любопытными фактами и хорошими историями. Но со временем, когда охват населения станет максимальным, в ней появится политический раздел, в котором самые лучшие мастера пера будут освещать политическую ситуацию, выставлять военные преступл… военные действия в благоприятном свете и осуждать окружающие страны. Ну и хвалить дальновидность и мудрость Таргуса, а также обеспечивать оправдание разного рода войн.

Главная закавыка в мастерстве подачи. В лоб поданные мысли человеком воспринимаются плохо, пропаганда должна работать тоньше.

Благо, Таргус уже целую стаю больных бешенством собак съел на взаимодействии с журналистами, журналюгами и журнашлюхами США.

С журналистами нужно поосторожнее, просто так они деньги не берут, их надо мазать ненавязчиво, осторожно. Слишком хорошего результата не жди, так как они против своих убеждений всё равно не пойдут. Не очень удобные, совершенно не гибкие и иногда взаимодействие с ними выливалось для Таргуса репутационными проблемами, когда они умудрялись выкопать что-нибудь из его былых дел, ну, тех, которые из раздела «первоначальное накопление капитала». Денег не берут и их очень мало, 5–6% от общей массы журналистов в США, но Таргус их специально не считал, так как они ему не особо были интересны.

С журналюгами можно не слишком деликатничать. Осторожные, пугливые, но уже продавались и им понравился вкус хороших денег. Колеблются для виду, говорят о «правде», «чести профессии», «люди должны знать» и так далее, но это они так цену набивают. Гибкость неплохая, но иногда брыкаются, когда суёшь им совсем уж лажу. Взяток не берут ни за какие деньги, но если очень надо, то берут и ещё как. Это серая масса, примерно 60 % от общего числа журналистов Нью-Йорка и Лос-Анджелеса точно.

А журнашлюхи – это были вообще самые идеальные продажные твари для таких крупных бизнесменов как Таргус. Прайс давно известен и чуть ли не на двери кабинета. Их читают, как ни странно, гораздо охотнее, чем журналистов и даже журналюг, наверх из сонма бесталанных журнашлюх поднимаются только прожжённые негодяи и негодяйки, которые вдобавок к изощрённой хвалебной статье могут сделать минет или подставить задницу. Гибкость на грани фантастики, напишут всё, что угодно, за деньги, разумеется. Могут в одном номере написать одно, а в следующем хитро извернуться и написать прямо противоположное и читатели сожрут! Сожрут и попросят добавки! Работают не только за деньги, ещё и за различные приятные плюшки и влиятельные воздействия Таргуса на определённые государственные структуры. В процентном соотношении составляют всё остальное, что не занято журналистами и журналюгами.

Журнашлюх Таргусу здесь не надо. Условия не те, народ ещё не избалован обилием периодики, опытных журналистов единицы и все они живут в «Италии», поэтому прожжённых прощелыг просто нет.

Нужны ему журналюги, только журналюги.

Вырастить их, обладая таким аппаратом не легко, а очень легко. Зозим уже работает с кандидатами, которые пока что резвятся с авторскими статьями и научпопом, который неожиданно хорошо принимается аудиторией.

Таргусу захотелось покончить со всеми делами в Швеции, России и вернуться в ставший таким родным Шлезвиг, где всё налажено и устроено так, как он хочет…

– Да, обо мне так говорят, – ответил Таргус Ханссену. – Ближе к делу.

– Позавчера «голштинцы» подняли вооружённое восстание против правящих «шляп», чтобы избрать вас, Ваше Высочество, королём Швеции и покончить с этим затяжным конфликтом… – сообщил ему представитель крестьянства и замолк.

– И? – подбодрил его Таргус.

– Но восстание «голштинцев» было подавлено силами королевской армии, а «шляпы» начали врываться в дома «голштинцев» и убивать их, Ваше Высочество… – продолжил Ханссен. – Стало понятно, что они не остановятся и мы, «колпаки», решили вмешаться… И это превратилось во второе восстание против «шляп»…

Ханссен снова замолк.

– Мне что, вытягивать из тебя по слову? – начал раздражаться Таргус.

– Ваше Высочество, мы победили и… – Ханссен снова замолк.

– Какие у вас требования, пожелания, предложения? Вы сдаёте город? – задал наводящие вопросы начинающий терять терпение Таргус.

– Мы не можем сдать город до тех пор, пока формально не будет установлена наша власть в риксдаге, – ответил Ханссен. – И мы хотели бы попросить у вас помощь, Ваше Высочество…

– Вы хотите, чтобы я взял для вас Юргорден? – уточнил Таргус. – И только после этого вы вновь соберёте риксдаг, на котором мы обсудим условия мирного договора между Российской империей и королевством Швеция?

– Да-да, Ваше Высочество, – часто закивал Ханссен. – И, разумеется, условия вашего воцарения на шведском престоле…

«Приехали, мать твою…»

Примечания:

1 – Чернокожие индейцы – да, семинолы отличались от остальных индейцев тем, что спокойно принимали в свои стройные ряды освобождённых из рабства негров, которые сильного ухудшения уклада жизни от этого не ощущали, так как сами выросли при галимом родоплеменном строе у себя в Африке. Явление освобождения плантационных негров семинолами могли иметь место, так как отношения между ними установились неожиданно тёплые. Зримым свидетельством тех отношений в современности могут служить чёрные семинолы, которых сейчас называют галла. Галла сейчас насчитывают в США около 250 000 человек, что, согласитесь, немало. Вообще, видимо, в Южную Каролину завозили каких-то неправильных негров, раз они как родные влились в структуру индейских племенных взаимоотношений.

2 – Боевые действия на море в русско-шведскую войну – конкретно в ту войну шведы были не слишком настроены воевать, реваншизм поддерживало далеко не всё гражданское население и не все военные, поэтому в реальной истории за всю трёхлетнюю войну произошло всего одно морское сражение, а в основном флотилии предпочитали уклоняться от боя. Так что уход шведского флота от прямой конфронтации, как оно произошло в этом эпизоде, не придумка охреневшего RedDetonator’a, а обычное в ту войну дело. По итогам войны шведы нашли двух крайних в таком положении вещей и казнили их, хотя фактически причины были в том, что корабли – штуки дорогие, а война совсем не напоминает Великую Северную и потеря даже нескольких боевых судов обойдётся казне в серьёзную копеечку, что не простят ни одному адмиралу, поэтому опасения их прекрасно понятны.