Текст книги "Тайны Шелкового пути"

Автор книги: Наиль Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Однажды более 10 тысяч купцов, следовавших с караванами, были настигнуты песчаной бурей и погибли. Живший поблизости архат собрал товары и драгоценности пострадавших, на месте их гибели основал гостиницы и постоялые дворы. Он накапливал деньги, покупал земли в соседних странах и продавал дома в пограничных городах для того, чтобы помочь путешествующим и страждущим. Поэтому паломники и купцы повсеместно получали помощь и поддержку.

При всех очевидных преимуществах процветавшей «заморской» коммерции и интенсивного развития связанной с ней инфраструктуры основным занятием населения оставалось земледелие. Оно позволяло не только решать собственные продовольственные проблемы, но и обеспечивать всем самым необходимым торговые караваны. Ключевую роль в условиях засушливого климата играло регулярное и квалифицированное использование ирригационных сооружений. Согласно материалам VIII–X вв., в оазисе насчитывалось 103 канала. Выращивали просо, пшеницу, бобовые (горох и фасоль), рис, кунжут и овощи. Из конопли делали масло, а из ее стеблей – грубое волокно. Скотоводство здесь традиционно было развито слабее: чаще других в старых документах говорится об овцах, реже упоминаются лошади, ослы и крупный рогатый скот, который пасли нанятые пастухи.

В интересах тех, кто приходил в Дуньхуан с добрыми намерениями, действовали и местные власти, прекрасно понимая, сколько трудностей пришлось испытать путникам. Вот как описывает земли, окружавшие оазис, древняя хроника: «В летнее время там дуют ветры, приносящие путешественникам бедствия. Старые верблюды, когда поднимается такой ветер, начинают кричать, собираются вместе и прячут морды в песок. Люди считают это предостережением и сразу же закрывают рот и нос шерстяными тканями. Такой ветер быстро проходит, но тот, кто не защитит себя, может погибнуть». Весьма красноречиво повествование и о маршруте на Турфан (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район): «Всю дорогу от Дуньхуана к этой стране вокруг пески и скалы, и невозможно уточнить дорогу и расстояния. Лишь по скелетам людей и животных, да по конскому и верблюжьему помету определяется путь».

Тем не менее, несмотря на огромные расстояния, бескрайние пустыни и труднопроходимые горы, количество караванов постоянно росло, а город становился все богаче и краше, привлекая алчные взоры кочевников, которые с древнейших времен облюбовали эти места. Все в реальной жизни, особенно хорошее, неизменно заканчивается. По мере ослабления власти танских правителей наступает этап медленного угасания Шелкового пути.

Со второй половины VIII в. Дуньхуан, а также земли к востоку от него постепенно оказываются под контролем тибетцев, объединившихся ранее в мощный союз, который представлял собой государственное образование во главе с правителем, носившим титул цэнпо. Расширение территории Тибета на севере привело к столкновению с Танской империей в районе Западного края. В период ослабления последней после мятежа Ань Лушаня (755 г.) тибетская армия неоднократно угрожала столице, а в 763 г. вместе со своими союзниками захватила Чанъань, вынудив императора бежать на восток. Мирный договор с тибетцами был заключен в 783 г.

_{Дуньхуан. Центральный рынок}

Свои позиции в рассматриваемом регионе тибетцы начали уступать только в середине IX в. Однако даже победоносное восстание жителей Дуньхуана под руководством Чжан Ичао, в результате которого завоевателей изгнали из города, не выправило ситуацию. Дорога в центральные районы Китая по-прежнему была перекрыта. Оазис оказался в самом сложном и изолированном положении за всю историю существования коридора Хэси.

В IХ в. в Западный край устремились уйгуры. Это один из древнейших тюркоязычных народов Центральной Азии. В V–VIII вв. они входили сначала в состав каганата жу-жан, а затем Тюркского каганата. После распада последнего создали в районе уже упоминавшейся реки Орхон в 744 г. достаточно мощный в военном отношении Уйгурский каганат со столицей в Карабалгасуне.

К услугам войск этого государственного образования прибегал в свое время китайский император, за что в конечном счете и поплатился. Спустя почти сто лет, в 840 г., уйгурская армия была разбита племенами енисейских кыргызов, и каганат прекратил свое существование. Часть уйгуров переселилась в юго-западном направлении, создав два независимых государства с центрами в Ганьсу и Турфанском оазисе. Первое было уничтожено тангутами в ХI в., а второе просуществовало до нашествия монголов.

В дальнейшем особую опасность для обитателей Дуньхуана представляли набеги тангутов, народа тибето-бирманской группы, сложившегося на стыке нынешних провинций Ганьсу и Сычуань. Исторические документы и хроники отмечают воинственность тангутов, занимавшихся отгонным скотоводством. Особенно строго соблюдался ими закон кровной мести: до тех пор, пока обидчик не был наказан, мститель ходил нечесаным, босым, с измазанным грязью лицом и не ел мяса. Признав на какое-то время вассальную зависимость от Китая, в первой половине ХI в. на части территории современных провинций Ганьсу, Цинхай, Шэньси, Нинся-Хуэйского автономного района и Внутренней Монголии они создали независимое государство Си Ся (Западная Ся). Его неординарная судьба и поныне окружена ореолом таинственности и различных мистификаций.

Столицей стал Синчжоу (совр. Иньчуань, Нинся-Хуэйский автономный район). Неподалеку от него, примерно в 20 километрах к западу от нового города, в предгорьях Хэланьшань были возведены многочисленные захоронения, привлекающие внимание нынешних туристов своеобразной конструкцией и оригинальными пропорциями. Некоторые историки КНР называют их «пирамидами» за нетрадиционную для Китая форму и отдаленное сходство с погребальными комплексами египетских фараонов. Согласно легенде, первый правитель Западной Ся Цзинцзун (1036–1048 гг. (отдал распоряжение построить 72 гробницы: одну для себя, часть для ближайших родственников, а другие оставить пустыми. Возможно, он рассчитывал, что созданная им империя просуществует многие года. В конечном итоге за 190 лет в государстве тангутов сменилось 10 императоров.

Дуньхуан был захвачен ими в 1036 г. и с этого времени теряет свое значение в торговле Поднебесной со странами Западного края. Весь Х! и начало ХИ вв. агрессивные тангуты вели ожесточенные и кровопролитные войны с новой китайской династией Сун (960 – 1279 гг.). Государство Си Ся просуществовало до начала ХШ в.

В 1227 г. его завоевали монголы, которые жестоко расправились с местным населением. Те, кто уцелел, позднее были ассимилированы китайцами, тибетцами и монголами. Однако этноним сохранился. Так, в отечественной литературе до 30-х гг. ХХ в. тангутами обычно называли тибетцев-скотоводов провинции Цинхай на территории Китая.

В самое последнее время о заключительном периоде истории тангутского государства активно заговорили не только ученые, но и средства массовой информации во всем мире. Дело в том, что в 2001 г. в результате интенсивных археологических раскопок был обнаружен древний погребальный комплекс, который, вполне возможно, позволит раскрыть многовековую тайну могилы Чингисхана.

Общеизвестно, что выдающийся полководец средневековья, основатель могущественного государства монголов умер на территории Западной Ся в 1227 г., во время затяжной войны с тангутами. По преданию, армия Чингисхана совершила шесть походов против непокорного и мощного военизированного государства, но каждый раз терпела неудачу. Во время последней кампании тангутские лучники незаметно прокрались в главную ставку монголов и смертельно ранили отравленной стрелой их повелителя. Взбешенный и умирающий великий хан приказал смести непокорное государство с лица земли, что позднее и было исполнено. Нетрудно заметить, что этот рассказ в значительной мере отвечает на вопрос, почему тангутов постигла столь печальная участь.

Существует несколько легенд о том, где и как похоронили Чингисхана. Согласно одной версии, погребение завоевателя находилось на дне полноводной реки, русло которой сначала изменили, а после вернули на старое место. По другой – в бескрайних степных просторах вырыли глубокую гробницу, где усопший великий хан сидел на золотом троне. Потом здесь прогнали многотысячный табун лошадей, навсегда уничтоживший следы захоронения. Якобы, солдаты вырезали около 2000 слуг, имевших непосредственное отношение к совершению погребального обряда. Позднее, по дороге в Каракорум – столицу государства монголов, умертвили и их, чтобы исключить любую возможность вскрытия бесценной могилы.

Ее поиски не прекращались долгие годы, но безрезультатно. В 90-х гг. прошлого столетия, например, неудачей закончились активные изыскания в обширном районе специалистов из Японии и Монголии, проводившиеся с применением новейших высокотехнологичных разработок и электронно-магнитной аппаратуры.

Тем не менее, недавно американо-монгольская экспедиция в 322 километрах к северо-востоку от Улан-Батора (Монголия) наткнулась на окруженный 3,2-километровой стеной курган, внутри которого были выявлены по меньшей мере 20 нетронутых могил первой половины ХШ в. Курган расположен неподалеку от тех мест, где, по мнению ряда историков, родился Чингисхан. Как считает один из руководителей раскопок, профессор Чикагского университета Джон Вудс, скорее всего это захоронение высокопоставленных монгольских чиновников. Согласно другой, весьма правдоподобной версии, там находятся останки убитых воинов, каким-то образом участвовавших в погребении своего правителя.

Участники экспедиции предполагают, что гробница Чингисхана может быть где-то поблизости, в радиусе 50 километров от могильника. По словам чикагского юриста и большого любителя истории Мори Кравица, организовавшего нынешние поиски, ученые вплотную подошли к разгадке удивительной тайны и находятся на пороге сенсационного открытия. Время покажет, насколько реальными окажутся эти утверждения. Во всяком случае археологические раскопки в указанном месте будут продолжены.

Ученые КНР скептически относятся к широко разрекламированным последним заявлениям американских археологов. Их позиция проста и легко объяснима. Во-первых, государство тангутов существовало на территории Китая, поэтому надо еще выяснить, довезли ли тело Чингисхана до нынешней Монголии. Во-вторых, до сих пор еще никто так и не предъявил подлинных свидетельств найденной могилы великого хана. В-третьих, на территории страны уже много лет существует мавзолей Чингисхана, привлекающий посетителей со всего мира, и нет никакого резона раньше времени резать курицу, которая несет золотые яйца.

Последний находится вблизи населенного пункта Дун-шэн, что к югу от двух крупнейших городов автономного района Внутренняя Монголия – Баотоу и Хух-Хото, и носит во многом символический характер, но функции популярного туристического объекта, который исправно дает доход, с успехом выполняет.

При правителе Западная Ся Цзинцзуне в государстве было введено самобытное письмо, известное сейчас как тангутская письменность. Впервые европейцы обратили на него внимание, изучая многоязычную надпись 1345 г. на воротах Цзюйюнгуаня (застава на Великой стене, расположенная неподалеку от Пекина). По мнению западного синолога Ж. Клосона, тангутский язык замечателен тем, что записан «одной из самых неудобных письменностей», включающей порядка 5800 иероглифов такого же рода, что и китайские, но в целом гораздо более сложных. Запомнить их написание чрезвычайно трудно: лишь немногие состоят из минимальных четырех черт, подавляющая часть содержит значительно большее число последних, зачастую свыше 20. Обычно иероглифы, отличающиеся друг от друга незначительными деталями в форме начертания либо одной или двумя чертами, имеют абсолютно разное звучание и смысловое значение.

Полный их список был создан примерно в 1036 г. неким Ели Жэньжуном по приказу императора. Каждый тангутский иероглиф передает на письме морфему (значимая часть слова), состоящую, как правило, из одного слога. Данная письменность – единственная в мире, созданная по образцу китайской. Наиболее запутанной проблемой языка остается его фонетическая реконструкция. Ученые, в частности, так и не пришли к единому выводу о количестве в нем тонов: два или четыре? Следует подчеркнуть, что выдающийся вклад в расшифровку тангутского языка внесли российские востоковеды-лингвисты Н. А. Невский, М. В. Софронов и Е. И. Кычанов.

Падение империи не повлекло автоматического исчезновения языка из бытового обихода. Упомянутая надпись середины XIV в. свидетельствует о том, что на нем читали и писали по меньшей мере через сто лет после крушения государства. Еще полвека назад ее считали последним по времени письменным следом тангутского языка в мировой истории. Однако выяснилось, что более поздней является запись о статуях в пещерах Могао в Дуньхуане (1348 г.), а в Баодине (совр. провинция Хэбэй) в ходе раскопок 1962 г. была обнаружена каменная стела с тангутскими надписями, датируемая 1502 г. Она была выбита некими тангутами в честь двух своих усопших соплеменников. Таким образом, период использования письменности исчезнувшего государства был продлен на 150 с лишним лет.

В уже неоднократно упоминавшемся городе Увэй (провинция Ганьсу) храмовая стела 1094 г. содержит идентичный текст на китайском и тангутском (свыше 1600 иероглифов) языках. Она послужила исключительно важным подспорьем в изучении древней письменности.

Подробнее об истории и материальной культуре Западной Ся стало известно благодаря экспедициям нашего соотечественника Петра Кузьмича Козлова (18 63– 1935 гг.) – видного исследователя Центральной Азии. Возглавляемая им монголо-сычуаньская экспедиция 1907–1909 гг. в низовьях реки Эдзин-Гол обнаружила руины древнего города этого государства Хара-Хото (на территории нынешнего автономного района Внутренняя Монголия), упоминавшегося еще в документах первой половины XI в. и разрушенного Чингисханом в 1226 г.

В ходе многолетних раскопок здесь удалось найти свыше 2 тысяч томов книг и рукописей на тангутском, тибетском и китайском языках, тангутско-китайские словари, с помощью которых была расшифрована тангутская письменность, бумажные купюры более позднего времени – династии Юань (1271–1368 гг.), являющиеся самыми ранними из сохранившихся на планете денежных знаков подобного рода.

Между тем жизнь в Дуньхуане после тысячелетия бурных потрясений и ярких событий, участниками которых были выдающиеся полководцы и божественные красавицы, после невиданной роскоши и фантастических богатств, свозившихся сюда со всего мира, приобрела все зримые черты провинциального захолустья. Население старательно культивировало орошаемое земледелие, единственно возможную тут с учетом климатических и природных условий форму сельского хозяйства, а о прежнем блеске и процветании потихоньку забыло. Марко Поло, в конце ХШ в. описывая увиденное в оазисе, замечает: «Народ здешний не торговый, хлебопашеством занимается. Много у них аббатств и много монастырей, и во всех множество разных идолов».

Спустя несколько веков разрушительным для Дуньхуана и окрестных земель, как и всего северо-запада Китая, оказалось Дунганское восстание 1862–1877 гг. Дунгане – это наиболее многочисленная северная группа китайской народности хуэй, исповедуют ислам. В настоящее время в КНР в основном проживают на территории Нинся-Хуэйского и Синьцзян-Уйгурского автономных районов, в провинции Ганьсу. В последней четверти ХIII в. они появились в Киргизии (в районе г. Ош и озера Иссык-Куль) и Казахстане (к востоку от Джамбула). Поэтому специалисты различают центрально-азиатских и китайских дунган.

Восстание против маньчжурской династии Цин (1644–1911 гг.) началось в уезде Вэйнань в провинции Шэньси, которая до 1866 г. оставалась главной базой повстанцев. Постепенно они были вытеснены в малонаселенные районы Ганьсу и далее на запад – в Синьцзян, где объединившись с местными уйгурами, принявшими ислам, вели затяжную и кровопролитную войну с цинской армией. В конце 60-х гг. восстание возглавил некто Биянху (кит. Бай Янху), выходец из семьи районного старосты.

Китайскими войсками командовали в основном генералы Лю Цзиньтан и Цзо Цзунтан, участвовавший еще в подавлении Тайпинского восстания в середине ХIII в. Стороны не ограничивали себя в выборе средств, поэтому боевые действия, как правило, сопровождались резней и физическими расправами с местным населением. В результате гибли ни в чем неповинные мирные жители, а древние памятники подвергались осквернениям и беспощадно разрушались. После серии тяжелых поражений и окончательного разгрома в 1877 г. остатки повстанцев-дунган под началом Биянху с согласия царского правительства перешли границу и поселились в России, основав в Средней Азии свою колонию.

Дуньхуан был осажден восставшими мусульманами в 1873 г. Дунгане, преследуемые цинской армией с востока, крушили и уничтожали города и селения, предавая все огню и мечу. Достигнув территории оазиса, они расположились лагерем в северных окрестностях. Местные жители были вырезаны, дома и культовые сооружения сравняли с землей. Не тронутыми остались только хлебные посевы, повстанцы намеревались собрать их, когда поспеют.

Несколько попыток штурмом захватить город оказались безуспешными. Угрозы, уговоры и обещания пощады также не подействовали. Население четко знало, с кем имеет дело. Оно успело запастись зерном, да и число защитников резко возросло после того, как за городскими стенами удалось укрыться беженцам из Сучжоу (Цзюцюань), Аньси и других уездов. Съестными запасами обеспечивались в первую очередь солдаты, так как продовольствия все равно не хватало. По некоторым оценкам, от голода и болезней в городе погибло более 10 тысяч человек. Еще столько же было убито во время боевых действий. Дуньхуан удалось отстоять во многом потому, что дунгане постоянно нервничали и допускали тактические ошибки, ожидая подхода регулярных войск. Это, собственно, вскоре и произошло. Русские путешественники, побывавшие здесь через двадцать лет, отмечали, что «масса развалин фанз и кумирен, всюду бросающихся в глаза и ныне еще, рисует наглядную картину того разрушения, которое принес сюда известный Биянху со своими дунганами».

В конце ХIII в. город, судя по свидетельствам очевидцев, производил удручающее впечатление. Убийственную характеристику дал ему русский путешественник Всеволод Иванович Роборовский (1856–1910 гг.), участвовавший в свое время в экспедициях Н. М. Пржевальского и М. В. Певцова, а в 1893–1895 гг. руководивший полевыми исследованиями отечественных специалистов в Тянь-Шане, Наньшане, Северном Тибете и Хамийской пустыни.

В «Трудах экспедиции императорского географического общества по Центральной Азии», опубликованных в Санкт-Петербурге в 1900 г., он пишет: «Грязнее и отвратительнее Дуньхуана я нигде ничего не видел. Все улицы и переулки наполнены всякой мерзостью, и только посередине их имеются протоптанные места, где нога может не завязнуть в вонючей липкой грязи. Только средняя улица в новом городе и большая средняя в старом будут немного почище, но и на них европейский нос не выдерживает зловония и требует или замедления дыхания, или защиты при помощи носового платка. Всюду к стенам домов навален мусор, в котором копаются свиньи и собаки. Здесь же, среди белого дня, безо всякого стеснения останавливаются прохожие для естественных надобностей к великому удовольствию свиней и поросят. Во дворах грязь и вонь еще хуже. Город раз в год чистится. Ранней весной приезжают из соседних районов фермеры с телегами, нагруженными соломой, которую они выменивают у горожан на мусор, идущий на удобрение полей; соломой же горожане топят свои каны». Оттолкнувшись от воспоминаний участников российской экспедиции 1893–1895 гг., попробуем побродить по улицам Дуньхуана более чем столетней давности.

Город поделен на две части: старую и новую. Главный базар находится в новом городе на центральной улице, пересекающей его с востока на запад. Вообще же лавки и лавчонки разбросаны по всем улицам и закоулкам. Продают в них «всякую дрянь» вместе с шелком, все «непомерно дорого для европейцев». Из привозимых русских товаров «особенно хорошо» здесь идут демикотон (плотная хлопчатобумажная ткань) Саввы Морозова № 3 красного, синего и зеленого цветов; демикотон Богородско-Глуховской мануфактуры № 3 черного цвета; полумолескин (молескин – толстая хлопчатобумажная ткань атласного переплетения для рабочей, спортивной и др. одежды) Пашкова (Золотухинская мануфактура) № 8 различных цветов; кумач Товарищества Соколовской мануфактуры Асафа Баранова; спички-серянки Логинова. Больших и малых лавок в городе всего около 200.

На базарной улице немало всевозможных харчевен, в которых в любое время дня бедный люд за небольшую плату может получить какой угодно обед. Однако, как и из каких продуктов они готовятся, «сомневаются сами китайцы». Мало-мальски состоятельный человек, а тем более купец, ни в коем случае не пойдет туда обедать. При харчевнях продается хлеб: зимой «печеный в котле», а летом приготовленный на пару. Повсюду много «торговцев-кусочников», предлагающих жареные мясо и субпродукты, которые они готовят прямо на улице на своих «тачках-кухнях» с помощью раскаленных углей. Немало таких же тачек-кухонь с лапшой, гороховым киселем, «питьем-отваром» из груши и урюка. Они появляются везде, где соберется несколько человек.

В Дуньхуане построены 27 кумирен, еще 9 находятся за городом. В каждой служит буддийский или даосский монах. Прихожане платят ему в год до 20 лянов серебра (около 40 царских рублей) в зависимости от собственного достатка. Ничего сверх того он не получает.

Многие храмы в запустении. Пещерный комплекс Могао, расположенный в двадцати пяти верстах (1 верста равна 1, 06 километра) к юго-востоку от города, разрушался и восстанавливался неоднократно. В последний раз его разграбили дунгане. В настоящее время китайцы вновь стали понемногу приводить эти пещеры в порядок. Живущие там четыре монаха жалуются, что правительство не принимает меры к их ремонту, а частных пожертвований на эти цели почти нет. Пока восстановлены 5–6 пещер; поправлены входы, сделаны деревянные пристройки и организовано жилище для священнослужителей.

Значительно более благоприятное впечатление на русских путешественников производили пригороды Дуньхуана, который они называют «оазисом Сачжоу». П. К. Козлов назвал его «лучшим в Центральной Азии». Ученый определял местоположение Дуньхуана следующим образом: находится у северной подошвы громадных гор Наньшань, при реке Данхэ, бегущей из снегов хребта Гумбольдта; к северу от Сачжоу простирается открытая и постепенно поднимающаяся к реке Сулэхэ равнина. «Возвышаясь около 3740 футов» (1 фут равен 30,48 сантиметра) над уровнем моря, оазис расположен «под 40 градусами 12 минутами северной широты и под 94 градусами 4 2 минутами восточной долготы от Гринвича».

Оказавшись в этих местах во время экспедиции 1879–1880 гг., Н. М. Пржевальский записал в свой дневник: «…оазис, прекрасный сам по себе, показался нам вдвое очаровательнее после ужасного бесплодия пройденной пустыни». По его словам, Сачжоу (Шачжоу) лежит на абсолютной высоте 3700 футов и занимает площадь верст на 25 от севера к югу и верст на 20 с востока на запад. Все это пространство почти сплошь заселено китайцами, фанзы которых расположены поодиночке и укрыты в тени деревьев.

Между отдельными домами размещены поля, разбитые площадками и обсаженными кругом деревьями «по берегам орошающих арыков». На полях выращивают прежде всего пшеницу, горох, ячмень и лен; реже рис, кукурузу, чечевицу, фасоль, коноплю, мак (для опиума), арбузы и дыни; возле самих фанз обыкновенно устроены небольшие огороды, где сажают также огурцы, редьку, капусту и прочие овощи. В садах разводят яблоки, два вида груш, виноград, абрикосы, персики и немного шелковицу.

В половине июня посеянные хлеба уже выколосились и «наливали зерна». Урожай, по отзывам местных жителей, всегда прекрасный. В целом оазис Сачжоу после Илийского края (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район) «самый плодородный из всех мною виденных в Центральной Азии; притом обилие деревьев придает местности чрезвычайно красивый вид».

Эти впечатления дополняет более поздний рассказ В. И. Роборовского. Жителей в оазисе насчитывается от 40 до 50 тысяч, в том числе в самом Дуньхуане около 7 тысяч. Население живет на фермах у арыков. Некоторые фермы имеют вид своеобразных укреплений и объединяют несколько семей, большинство же представляют обыкновенные фанзы, сбитые из глины, с плоскими крышами из прутьев и земли. Их окружают сады, пашни и частично невозделанные солончаковые пространства, а также болотца, образуемые стоком излишних вод.

По мнению путешественника, среди жителей нет искусных ремесленников. Столяры и плотники «изощряются в делании главным образом гробов, очень плохо отделанных и еще хуже раскрашенных, столов и скамеек, тоже далеко не мастерски сложенных из мягкого тополевого леса». В этой связи сразу вспоминается лопнувшая погребальная контора «Милости просим» из бессмертных «Двенадцати стульев» и ее мастер Безенчук, который «пил горькую и даже однажды пытался заложить в ломбарде свой выставочный гроб». Как ни странно, об изготовлении гробов в оазисе рассказывал и Марко Поло, однако его оценка труда столяров и плотников диаметрально противоположная – «ящик из досок, толщиной в ладонь, прочно сколоченный и хорошо расписанный».

Столь же нелестных высказываний в конце XIX в. удостоились и другие дуньхуанские мастеровые. Так, кузнецы работают неумело, грубо, аляповато и дорого, причем жгут много дров и железа. Прочие ремесленники, если даже и найдутся, «то такого же качества и не могут перещеголять своим искусством названных». Они могут удовлетворить только скромные потребности своих бедных соседей. Более богатые все необходимое стараются добыть или сделать в Сучжоу (Цзюцюань) или Ланьчжоу (административный центр провинции Ганьсу).

Многие в этих краях пытаются добывать золото в отрогах Наньшаня. Местные жители говорят, что чиновники, присылаемые в Сачжоу из внутренних районов Китая, приезжают, обыкновенно, бедняками, возвращаются же, благодаря горному золоту, богачами.

В середине 80-х гг. ХХ в. Дуньхуан предстал тихим и на редкость симпатичным городом, расположенным в отдаленной провинции и еще не привыкшим к массовому наплыву туристов. Прежнюю спокойную жизнь местного населения только-только встряхнули начавшиеся в КНР экономические преобразования и зарождавшиеся рыночные отношения. Однако до образцовых и продвинутых приморских районов на юге и востоке страны было далеко, жители глубинки делали первые шаги в этом направлении. Пробуя свои силы в частном бизнесе, они открывали небольшие ресторанчики и харчевни, расширяли ассортимент продуктов питания и товаров массового спроса, занимались извозом и т. д.

Недавно отстроенная гостиница «Дуньхуан» привлекла в то время внимание модным дизайном, стилизованным внутренним интерьером и относительной дешевизной номеров. Эффектный фонтан в центральной части фойе по мотивам средневековой фресковой живописи, богатый книжный киоск и разнообразный выбор сувениров на исторические сюжеты создавали чарующую атмосферу краеведческого музея, в котором к тому же было всегда освежающе прохладно. Автора тогда заинтересовал неплохо отпечатанный и превосходно иллюстрированный альбом на английском языке, подробно рассказывавший о сокровищах пещер Могао. Ранее он уже видел его в китайском отделе книжного магазина «Дружба», что некогда располагался на улице А. М. Горького в центре Москвы.

О дружбе между СССР и КНР в те годы на официальном уровне не вспоминали, но упомянутый отдел оказался более живучим, хотя новые поступления были нерегулярными и носили откровенно случайный характер. Красочный альбом ажиотажа у посетителей магазина не вызвал и воспринимался ими в качестве чересчур экзотического и довольно дорогого издания.

Гостиничный ценник книги в юанях с несколькими нулями всего в двух с половиной десятках километров от самого оригинала произвел отрезвляющее действие, но было уже поздно, почти как в повести А. С. Пушкина «Дубровский» в момент расставания главных героев. Через какое-то время администрация московского магазина решила, вероятно, привести его внутреннюю структуру в полное соответствие с внешнеполитическими установками руководителей партии и правительства, поэтому отдел «Китайская Народная Республика» приказал, увы, долго жить.

В 1987 г. в окрестностях города начались съемки совместного китайско-японского фильма «Дуньхуан», который вскоре после выхода на экраны приобрел огромную популярность в Стране восходящего солнца. Творческий коллектив пробыл здесь около шести месяцев, основательно взбудоражив привычный уклад жизни местного населения. Такого нашествия иностранцев оазис не видел несколько столетий.

О кинематографическом буме напоминает расположенный в пустыне, примерно в 15 километрах к юго-западу от Дуньхуана, монументальный «старый город», который специально отстроили к съемкам азиатского «блокбастера». Сейчас это туристический объект, активно посещаемый прежде всего приезжающими японцами. Поскольку их очень много в пик сезона, то и выручка, очевидно, немалая. На самом деле смотреть там особо нечего, ибо недавно возведенных, но уже осыпающихся стен в Китае предостаточно.

Почти через пятнадцать лет, в начале ХХI в. Дуньхуан смотрелся превосходно. Доброжелательные и по-хорошему уверенные в себе горожане как будто заранее знали все вопросы, которые им могут задать приезжие иностранцы. Неудивительно, что на решение многих проблем уходили считанные минуты. Размещение в гостинице с олимпийским названием «Пять колец», ближайшей к автовокзалу, происходило во время распития зеленого чая. При этом на выбор было предложено несколько приемлемых комнат, а на десерт – стандартный номер со всеми удобствами, но за мизерную цену. Честно говоря, природа ее появления так и осталось загадкой.

Выяснение маршрутов передвижения по городу и за его пределами происходило через дорогу, у фасада более солидного отеля «Летящая фея». Миловидная девушка-маклер на приличном английском бойко перечисляла варианты посещения древних памятников с указанием времени отбытия и возвращения транспорта, стоимости проезда, марок автомашин и наличия в них кондиционера. Плавный переход на китайский язык с четкой фиксацией местонахождения интересующих культурно-исторических ценностей придали ее мыслям верное направление.