Текст книги "Тайны Шелкового пути"

Автор книги: Наиль Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 24 страниц)

Музей Великой стены размещен на двух этажах небольшого здания в южной части города, куда из центра можно добраться пешком или на автобусе, направляющемся в сторону железнодорожного вокзала. Его достаточно обширная и насыщенная экспозиция отражает основные вехи создания грандиозного архитектурного сооружения и уникального памятника инженерно-технической мысли древнего и средневекового Китая, сохранившегося до наших дней.

Первые свидетельства о строительстве стен, ставших прообразами общенационального феномена, встречаются в исторических документах и хрониках событий более 2,5-тысячелетней давности. Самое раннее упоминание датируется 657 г. до н. э. и касается участка в государстве Чу (совр. провинция Хунань). В грозную эпоху Борющихся царств в стремлении отгородиться от чрезмерно неуступчивых и агрессивных соседей его примеру последовали государства Ци, Вэй, Янь, Чжао, Цинь и Чжуншань.

Объединив страну после затянувшихся междоусобных войн, Цинь Шихуан в 214 г. до н. э. отдал приказ связать на северной границе фортификационные сооружения трех прежних царств – Цинь, Чжао и Янь, чтобы создать единую линию обороны в борьбе с постоянными набегами воинственных кочевников-сюнну. Строительство, в котором участвовали сотни тысяч человек, продолжалось девять лет. После его завершения заговорили о «стене в десять тысяч ли», т. е. примерно в пять тысяч километров.

Указанная цифра скорее символ, чем результат точных измерений. Великая стена (кит. Чанчэн) головокружительным серпантином извивалась по горным хребтам, склонам и ущельям, пересекала равнины и долины рек, разбегалась в радиальных направлениях, прикрывая наиболее уязвимые, по мнению ее проектировщиков, позиции, выстраивалась в несколько рядов, создавая цепь защитных рубежей на пути возможного прорыва вражеских сил. Она брала начало на территории современной Ганьсу, пересекала провинции Шэньси, Шаньси, Хэбэй, Ляонин и заканчивалась на Ляодунском полуострове. Ее руины и сейчас доступны в отдельных районах.

В те годы самая западная точка оборонительных укреплений была в местечке Линьтао (совр. Миньсянь, восточная Ганьсу). Известный поэт Ван Чанлин, живший спустя почти тысячу лет, упоминает его в печальном стихотворении «Пограничный мотив»:

Коня напоив,

я осенней проехал водой.

Вода холодна,

да и ветер как острый нож.

Над ровным песком

еще свет не совсем померк,

И в сумерках бледных

Линьтао легко угадать.

Когда-то давно

здесь в боях у Великой стены,

Согласно молве,

был высокий проявлен дух…

Но в желтой пыли —

все, что древле, и все, что теперь.

Лишь белые кости

разбросаны на траве.

(пер. Л. З. Эйдлина)

К сооружению новых и восстановлению старых участков энергично приступили ханьские императоры, но позднее из-за наступившей политической нестабильности в государстве работы были прекращены. Строительство в дальнейшем неоднократно возобновлялось: в конце IV– начале VII вв., а также в XII–XIII вв. Яркую страницу в историю создания Великой стены вписали правители династии Мин, за исключением трех последних императоров, озабоченных изматывающей борьбой с повсеместно вспыхивавшими народными восстаниями.

Абсолютное большинство участков, сохранившихся до настоящего времени, возведены как раз в ХIV– ХVI вв. Власти тогда были вынуждены систематически отбиваться от татар (так минские источники называют восточных монголов) и ойратов (западные монголы). По скрупулезным подсчетам китайских специалистов в тот период ее реконструировали, восстанавливали и достраивали 18 раз. С запада на восток Чанчэн раскинулась от Цзяюйгуаня до Шаньхайгуаня, что на берегу Бохайского залива; ее протяженность тогда составляла почти 6700 километров.

Совершенно неожиданно в последние годы удалось выявить ее южный участок, также возведенный минскими императорами. Длиной в 190 километров он укрылся в горах на границе провинций Хунань, Гуйчжоу и территории, примыкающей к Чунцину – недавно образованному городу центрального подчинения в юго-западной провинции Сычуань. По мнению историков, данная стена защищала китайский гарнизон от нападений со стороны народности мяо. На протяжении столетий ветровая эрозия оставила на ней глубокие следы, а крестьяне из близлежащих деревень регулярно растаскивали кирпичи на сооружение своих домов и бытовые нужды.

В качестве исходного сырья при строительстве использовали землю, глину, камень и кирпич. На раннем этапе в дело шли прежде всего земля и глина, которые усиленно трамбовали с помощью деревянных приспособлений. Позднее стал активно применяться камень, в том числе в виде щебенки. В минский период особую популярность приобрел кирпич.

Важную роль играл фактор наличия в непосредственной близости того или иного строительного материала. Например, в 2001 г. неподалеку от города Цяньань провинции Хэбэй был обнаружен старый участок Великой стены, возведенный из довольно дорогостоящего мрамора. Его длина составляет около 1,5 километра, включая 4 сигнальные вышки. Выяснилось, что он построен около 500–600 лет назад. Местные чиновники, руководствуясь сомнительной экономией средств, в процессе реконструкции оборонительных сооружений интенсивно задействовали подконтрольные им полезные ископаемые. Любопытно, что геологи нашли здесь залежи мрамора только в 1985 г.

При возведении наиболее известного и монументального участка стены в Бадалине, расположенном в 60 километрах к северу от Пекина, широко использовался гранит. Массивными плитами из него выложено основание стен, высота которых достигает 7,8 метра, а ширина в верхней части – 5,5 метра. Поверхности укреплений облицованы кирпичом, внутреннее пространство заполнено землей и камнем. В древности сюда же сбрасывали тела умерших и погибших строителей, их число за многие века в масштабах всей страны не поддается даже приблизительной оценке.

Надежные кирпичные укрытия с бойницами на гребне стены помогали ее защитникам отражать наступление превосходящих сил противника. Оружие, боеприпасы и запасы продовольствия хранились в массивных башнях, отстроенных на стене через каждые 60–70 метров. Там же размещались дозорные отряды, в некоторые были установлены чугунные пушки.

Несмотря на свой внушительный вид и огромные размеры, Чанчэн далеко не всегда становилась непреодолимым препятствием на пути армий, приходивших с севера. Сюнну и тюрки, кидани и чжурчжэни, монголы и маньчжуры, даже восставшие крестьяне обманом или штурмом брали мощные оборонительные сооружения и решительно продвигались на юг, принуждая местных правителей платить дань, захватывая и разрушая существовавшие государственные образования, свергая прежние и создавая новые императорские династии. Впрочем, имена подавляющего большинства из них уже навсегда канули в Лету, а Великая стена стоит до сих пор.

Дорога из Цзяюйгуаня в Дуньхуан (383 километра) занимает порядка шести часов и в основном проходит по автомобильной трассе Шанхай – Синьцзян (Урумчи), хорошо знакомой по предыдущим участкам маршрута, начиная еще с разъездов в окрестностях Сиани. Поскольку в кочевой жизни с почти ежедневной сменой городов и гостиниц намечался солидный перерыв, было решено выехать после обеда, чтобы добраться до Дуньхуана под вечер: в пути не так жарко и меньше пыли.

Нам предстояло сделать две короткие остановки в городах Юймэнь и Аньси. Первый из них особого интереса не вызывает, а второй знаменит пещерным монастырем Юйлинь, превосходными арбузами и сладкими дынями. Когда-то, давным-давно, его так и называли – Гуачжоу («Область дынь»)

«Ущелье десяти тысяч будд» находится в 75 километрах к юго-востоку от Аньси. Большинство специалистов считает эти пещеры составной частью дуньхуанского комплекса, о котором читатель подробно узнает позже. Они высечены в скалах примерно в одно и то же время, близки интеллектуальные искания и творческие почерки работавших здесь мастеров.

Из нескольких сотен пещер, расположенных в округе, культурно-историческую ценность представляют 41. Самая известная – пещера 25, по всем внешним признакам расписанная в эпоху Тан. Наличие тибетских мотивов во фресковой живописи позволяет внести некоторые уточнения в ее датировку. Этот регион находился под контролем тибетцев с конца VIII до первой половины IХ вв., когда в результате стихийного народного восстания они были окончательно изгнаны. Логично предположить, что художники работали в пещере именно в указанный период.

Буддийские сюжеты на южной и северной стенах чрезвычайно насыщены и экспрессивны. «Западный рай» будды Амитабы изумителен в своей откровенной иллюзорности, всеобщем торжестве благоденствия и умиротворения, безудержной радости и восторга. Превосходно изображены увлеченные танцоры и музыканты, которые точно передают атмосферу бесконечно продолжающегося праздника.

Мир будды Майтрейи (северная стена) более спокоен и величественен. Одухотворенные лики божеств и священнослужителей, роскошные павильоны и беседки, экзотическая растительность, органично вписавшиеся жанровые сценки придают удивительную глубину и цельность всей композиции. Эта фреска с множеством мельчайших смысловых деталей и нюансов, сочной и яркой цветовой гаммой при высочайшем исполнительском мастерстве ее создателей считается не только шедевром танской живописи, но и одной из лучших работ дуньхуанских художников.

В другом ключе решены будда Вайрочана и окружающие его восемь бодхисатв на восточной стене, а также бодхисатвы на голубом льве и белом слоне в сопровождении своих последователей, изображенные по обеим сторонам от входа в пещеру. Все фигуры утонченны и естественны в застывших позах. Несмотря на внешнюю отрешенность от повседневных забот и медитативную погруженность в собственный мир, они кажутся вполне осязаемыми и доступными в реальной жизни.

Настенная живопись разных эпох чутко реагировала на изменения, происходившие в обществе. В пещерах более раннего периода сильно влияние традиций индийского буддизма с его мягкими и изысканными формами, замысловатыми сюжетами. В первой половине ХII в. эти и близлежащие земли завоевали воинственные тангуты. Тем не менее, их правитель Цзинцзун, как выяснилось, был человеком незаурядным. Он увлекался литературой и историей, неплохо разбирался в изобразительных искусствах, на протяжении всей своей жизни оставался ярым поклонником буддийской философии. Побывав в Юйлине, император государства Западная Ся отдал приказ начать там восстановительные работы, благодаря чему в пещерах появились самобытные мотивы дальних просторов Центральной Азии.

Сразу за Аньси нас ожидала развилка. На Дуньхуан шоссе уходило вправо, а левая дорога шла прямо в горы, где вскоре терялась из виду. Водитель микроавтобуса и попутчики ничего толком объяснить не сумели. Их частые смешки и невразумительные ответы могли означать как нежелание сказать иностранцу правду, так и неосведомленность в данном вопросе. Последнее предположение значительно более правдоподобно. В горах, конечно, может находиться какой-нибудь военный объект, но скорее всего там ведутся разработки полезных ископаемых. Район хорошо известен богатыми минеральными ресурсами; на протяжении многих лет здесь добывают золото, серебро, медь, железо, алюминий, цинк, свинец, мрамор, гранит, кварц, доломит, базальт и т. д.

Однако нас интересовали ценности исключительно духовные, поэтому маршрут пролегал строго на юго-запад – в овеянный тайнами и легендами древний оазис, тысячелетиями притягивающий к себе людей с разных концов земли.

Глава VIII
ОСТРОВ В МОРЕ ПЕСКА

________________________________________________________________________

До Дуньхуана – главной цели нашего путешествия – железной дороги нет. Ближайшая станция находится в 130 километрах к северо-востоку, в городке Лююань. Последний известен исключительно благодаря своему статусу «перевалочного пункта». Между тем, в новейших изданиях расписания движения поездов его название неожиданно исчезло без каких-либо комментариев, что в первый момент вызвало, по меньшей мере, недоумение и кучу вопросов. Железнодорожный маршрут не рассматривался автором книги в качестве приоритетных, поскольку именно таким образом было организовано передвижение в 1987 г. и повторяться не хотелось, но в качестве запасного варианта он фигурировал на первом месте.

Оказывается, в начале нового тысячелетия станцию Лююань без лишнего шума переименовали в Дуньхуан. Трудно со всей определенностью сказать, для чего это было сделано. Складывается впечатление, что одной из подспудных причин неожиданного решения стало намерение чиновников запутать слабо ориентирующихся в схеме железнодорожных магистралей «сухопутных» туристов, в том числе и иностранных. Узнав о существовании поездов, останавливающихся в искомом городе, велик соблазн сразу приобрести билет в нужном направлении, не задумываясь о времени прибытия в пункт назначения. Результатом допущенного просчета может оказаться печальная необходимость заночевать в гостинице забытого богом уголка.

Любопытно, что совсем недавно на сессии высшего законодательного органа страны – Всекитайского собрания народных представителей – начальник Ланьчжоуского управления железной дороги Дун Сихай настойчиво предлагал провести ветку прямо до древнего города, включив ее строительство в пятилетний план развития отрасли. Логика его выступления была предельно проста: люди, стремящиеся попасть в пещеры Могао (в 2000 г. свыше 600 тысяч туристов), пользуются в основном авиа– или автотранспортом. Если построить туда железную дорогу, то всем будет хорошо: туристов станет значительно больше и им будет удобнее ездить, геологи проведут изыскательские работы и что-нибудь обнаружат, крестьяне расширят свое производство для обеспечения возросшего спроса на продукты питания, а главное – подчиненное ему управление «усовершенствует сеть железных дорог в западном направлении». Вопрос о том, как отразится грандиозная стройка с применением мощной современной техники на древних монастырях, храмах, пещерах, фресках и скульптурах, многие из которых находятся в плачевном состоянии даже при относительном покое и тишине, Дун Сихай по понятным причинам не затрагивал. Хочется надеяться, что этому проекту не суждено сбыться, а изменение названия станции станет окончательным итогом деятельности местных железнодорожников-реформаторов.

Расстояние между станцией и подлинным Дуньхуаном некогда комфортабельный, но ныне изрядно разбитый микроавтобус покрывает примерно за 2,5 часа, если в дороге не произойдет чрезвычайного происшествия в виде песчаной бури или механической поломки. При отсутствии личных просьб по пути следования в пределах города водитель обычно доставляет всех пассажиров на автовокзал, но может и схитрить, высадив иностранцев у какого-нибудь отеля, с администрацией которого его кто-то или что-то связывает. Автовокзал, тем не менее, представляется наилучшим местом для мониторинга ситуации с ночлегом и разработки плана последующих действий с учетом особенностей функционирования объектов инфраструктуры и предприятий сферы обслуживания.

Город на протяжении многих веков являлся центром коммуникаций, через который в обоих направлениях осуществлялась сухопутная торговля Китая с Западом. Расположенный на границе пустынь Гоби и Такла-Макан Дуньхуан (досл. с китайского «Большой расцвет»), или Шачжоу («Песчаная область»), он был одним из немногих оазисов-маяков на пути отважных купцов и путешественников. Тысячи людей, измотанных бесплодной пустыней и длительными переходами, стремились достичь его стен, но удавалось это далеко не всем.

При императоре Уди в 111 г. до н. э. Дуньхуан, прежде входивший в состав области Цзюцюань, был выделен в самостоятельную административную единицу. Уже в конце II–I вв. до н. э. он играл важную роль в торговых связях Китая со своими соседями. Именно отсюда, на выходе из Хэсийского (Ганьсуйского) коридора караваны с шелком рассеивались по странам Центральной и Южной Азии, Ближнего и Среднего Востока, а также Средиземноморья.

В это время из Китая на Запад вели южный и северный «шелковые» маршруты. Из Дуньхуана через Янгуань южная дорога шла вдоль северного склона горной системы Наньшань, реки Яркенд и до одноименного оазиса, далее в Ташкурган и Вахан. В Вахане путь как бы раздаивался. Первый через Балх и Мерв, парфянскую столицу Гекатомпил и Эктабану вел в Ктесифон-на-Тигре, оттуда по древней ахеменидской дороге через северную Месопотамию в Сирию до Антиохии. Второй проходил через Гильгит и Кашмир в Гандхару, заканчиваясь в устье Инда и у Баригазы (древний морской порт к северу от современного Бомбея).

Северная дорога из Дуньхуана через Юймэньгуань пересекала Лоулань и Карашар, проходила по предгорьям Тянь-Шаня и вдоль реки Тарим шла на запад до Кашгара, затем в Ферганскую долину, страны центрально-азиатского Междуречья, Нижней Волги и Приуралья, заканчиваясь в греческих колониях Северного Причерноморья. В результате политических потрясений и климатических изменений в маршруты Шелкового пути вносились коррективы. В I в. до н. э. открылось движение по новой дороге: через Юй-мэньгуань и Хами в Турфан, обходя с севера пустыню Такла-Макан, на западе у Карашара она сливалась со старой северной караванной тропой. В III в. н. э. было возобновлено движение по участку заброшенной долгие годы дороги из Дуньхуана через Юймэньгуань и Лоулань на Кашгар. Это был самый сложный «пустынный» маршрут, который стали называть «средним путем».

В античном мире имелись свои представления о далеких странах на Востоке. Древнегреческий астроном, создатель геоцентрической системы мира Птоломей (90 (?) – 160 (?) гг.) в середине II в. н. э. в «Географическом руководстве» изложил свою версию Шелкового пути: от переправы через Евфрат до Бактры (Северный Афганистан), затем до «каменной башни», далее до Серы. Под последним названием античные авторы подразумевали Китай, а также город Чанъань – столицу государства. В западной научно-популярной литературе начала ХХ в., посвященной исследованиям Восточного Туркестана в древний и средневековый периоды, появился даже термин Сериндия, оригинально определявший географическое положение этого региона и историко-культурное взаимопроникновение двух великих цивилизаций.

Ученые до сих пор спорят, что имел в виду Птоломей под «каменной башней», ибо сам он в этих краях никогда не бывал, а опирался на сведения, полученные прежде всего от купцов, посещавших Центральную Азию. Некоторые устанавливали ее в Ташкенте или Оше, исходя в первом случае из этимологии названия города, а во втором – из наличия священной горы в окрестностях населенного пункта.

Позднее башню перенесли в район Ташкургана (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район КНР). В пользу данной точки зрения, якобы, свидетельствуют «Записки о западных землях» танского монаха Сюаньцзана. Высказываются и иные гипотезы. Однако важно другое: имело место интенсивное двустороннее движение караванов и перемещение товаров на огромном евразийском пространстве, а «узловой станцией» на протяжении столетий оставался Дуньхуан.

После падения Ханьской империи (220 г. н. э.) район коридора Хэси становится ареной ожесточенных и длительных войн, когда стремительно возникали и также быстро исчезали всевозможные государственные образования. Династии разного этнического происхождения менялись через каждые 20–30 лет, а Дуньхуан либо именовали Шачжоу, либо город получал прежнее название. Вероятно, на событиях тех лет и не следовало бы останавливаться подробно, если бы в их водоворот не оказались вовлечены выдающиеся люди, сыгравшие значительную роль в истории Китая. В данном случае речь вновь пойдет о знаменитом буддийском проповеднике и переводчике канонической литературы Кумарадживе.

Примерно в трех километрах к западу от центра города находится многоярусная пагода Белой лошади (кит. Баймата). Добраться туда удобнее всего на взятых в одном из многочисленных пунктов проката велосипедах. Правда, нам откровенно не повезло, поскольку их седла очень скоро вышли из строя, и мы с дочерью временами походили на участников «Тур де Франс», отчаянно накатывающих на финиш и пытающихся с помощью мощного спурта выиграть очередной этап престижной велогонки. Неудивительно, что наша экскурсия, потребовавшая значительных дополнительных усилий в 30-градусную жару, оказалась весьма скоротечной.

_{Пагода Белой лошади}

Рассказывают, что у Кумарадживы, этапированного в восточном направлении, здесь пала лошадь, редкой белизной напоминавшая чистейший снег на горной вершине. Человек и животное находились в полной гармонии, помогая друг другу в трудную минуту. Так, во время одного из переходов поднялся страшный ветер, тучи песка засыпали отважного проповедника, и только его верный спутник смог копытами отрыть и спасти своего хозяина. Согласно старой легенде, монах никогда не расставался с лошадью. Ночи он проводил у ее стойла и мог часами не сомкнуть глаз. Однажды поздним вечером она заговорила с Кумарадживой и поведала, что на самом деле являла собой белого дракона Западного моря.

По словам дракона, он должен был сопровождать священнослужителя в рискованном путешествии, оберегать его от опасностей и невзгод в бескрайних пустынях. Когда они миновали заставу Янгуань, впереди расстилалась уже ровная и спокойная дорога с удобными гостиницами и постоялыми дворами. Поэтому дракон в соответствии со своей миссией обязан вернуться обратно, чтобы сопровождать другого монаха, который через какое-то время отправится за буддийскими сутрами в Индию.

Кумараджива горько заплакал и никак не хотел расставаться со своим преданным помощником, неизменно удерживая его за хвост. Все увещевания и мольбы были напрасными, прощание затягивалось. Вдруг лошадь сильно заржала, на небе засверкали молнии и ударили сильные раскаты грома. Огненный шар метнулся от стойла в западном направлении, оставляя за собой эхо неистового ржания и оглушающего стука копыт, а бедное животное бездыханным рухнуло на землю. Потрясенный увиденным монах тщательно исполнил погребальный обряд и вместе со служителями близлежащего храма принял участие в возведении пагоды в память о четвероногом друге.

В дальнейшем ее неоднократно перестраивали, и сейчас она сохраняет архитектурный стиль эпохи Мин. Колокольчики, расположенные в ее верхней части, при усиливающемся ветре начинают мелодично звенеть. В такие минуты местные жители между собой говорят, что это звуки трогательного расставания.

В июне 2001 г. посмотреть на пагоду Белой лошади со стороны можно было за 13 юаней (более полутора долларов), хотя не так давно посещение данного объекта ничего не стоило. Возможно, отчасти и по этой причине мы не встретили поблизости туристов. Покупать входные билеты для того, чтобы удовлетворить странные прихоти устроителей, совершенно не хотелось, но и уезжать с пустыми руками в превосходный день с потрясающе голубым небом было бы непростительной ошибкой.

Сдав на хранение велосипеды, мы решительно двинулись в сторону огородов, аккуратно ступая по протоптанным их хозяевами дорожкам, и спустя 200–300 метров вышли к пагоде с противоположной стороны. Прозрачная тишина, наэлектризованный воздух, изумрудная зелень и абсолютное безлюдье сделали фотографии очень эффектными и придали им неповторимый шарм.

Кумараджива оказался в Дуньхуане между 384 и 385 гг., т. е. в возрасте порядка 40 лет. Большую часть жизни до этого он провел в Цюцы (Куча) (совр. Синьцзян-Уйгурский автономный район). Расположенный между южными отрогами Тянь-Шаня и северной оконечностью пустыни Такла-Макан оазис был важным пунктом на северном маршруте Шелкового пути. Буддизм проник сюда еще в I в. н. э., а в III в. здесь уже существовал крупный центр «западной» религии.

Многие монахи-миссионеры отправлялись из Кучи в центральные районы Китая со своими проповедями и мировоззрением. В исторической хронике династии Цзинь (265–420 гг.) говорится о том, что в городе Куча, который находится в 8 280 ли (4 140 километров) от Лояна, сооружено более тысячи буддийских пагод, а постройки дворца правителя настолько великолепны, словно это «приют божественного бытия».

Другой особенностью Кучи было музыкальное творчество талантливого народа. Местные музыканты и танцоры оказали сильное влияние на культуру Танской эпохи, привнеся удивительный колорит фольклорных мотивов.

Имена многих из них стали известны благодаря восторженным отзывам современников. Во время путешествия за буддийскими текстами Сюаньцзан прожил тут больше месяца. В своих заметках он писал, что деревянные духовые и струнные инструменты в Куче, также как и музыка с танцами, затмили все виденное им в других государствах.

Родиной предков Кумарадживы была Индия, где из поколения в поколение они занимали пост государственного министра. Его отец, согласно свидетельствам китайского историографа, отличался умом, высокой нравственностью и душевной чистотой. Он, как уже говорилось ранее, не пожелал следовать традиции и выполнять административные функции, пренебрег жизненной суетой и стал странствующим монахом. Правитель Кучи прослышал о нем и пригласил в качестве «духовного наставника государства». Вскоре последний женился на младшей сестре правителя и у них родился сын.

Когда Кумараджива был в утробе матери, последняя почувствовала, что ее «разумение возросло вдвое против прежнего». В частности, она вдруг овладела санскритом – древнеиндийским литературным языком. С рождением сына познания в языке были утрачены. В возрасте семи лет Кумараджива вместе с матерью отправился в монастырь, где проявил свои незаурядные способности, заучивая наизусть многочисленные тексты и вникая в глубинный смысл «священного писания». Его душевные качества были безупречными, а таланты и ученость не знали себе равных. Во всех разделах Трипитаки (буддийский канон) не было ничего, что бы он не постиг.

Через два года мать и сын двинулись в Кашмир, где Кумараджива продолжал совершенствовать свои знания. Когда мальчику исполнилось 12 лет, они решили вернуться в Кучу. В пути, в районе горного массива Гиндукуш (совр. Афганистан), им встретился архат (в буддизме хинаяны – это отрекшийся от мира отшельник, путем длительного самосовершенствования добившийся индивидуального спасения), который сказал матери: «Охраняй его от соблазнов! Если он до 35 лет не нарушит монашеских обетов, быть ему великим проповедником Закона Будды».

Где-то под Кашгаром, неся на голове патру (у буддийских монахов чаша для сбора подаяний), мальчик постоянно задавал себе вопрос: почему я не чувствую ее, хотя она достаточно велика? Внезапно патра потяжелела, и Кумараджива был вынужден поставить ее на землю. На недоуменный вопрос матери он ответил: «Ваш сын полон противоречий, и потому патра становится то легкой, то тяжелой». С годами с сомнениями было покончено, а слава о замечательном проповеднике шагнула далеко за пределы государства.

В 382 г. правитель Ранней Цинь (столица Чанъань) Фу Цзянь отправил генерала Люй Гуана на завоевание государств Цюцы и Яньци (Карашар). Перед отбытием он сказал своему полководцу в том числе следующее: «Слышал я, что живет в Западном крае Кумараджива. Он глубоко постиг суть Закона и превосходно владеет учением об инь и ян… Я много думал о нем. Ведь мудрецы и философы – величайшая драгоценность государства. Когда покоришь Цюцы, с гонцами доставишь Кумарадживу ко мне». Однако встретиться им не удалось. Фу Цзянь в 383 г. терпит сокрушительное поражение от своих соседей, еще через два года его убили.

Люй Гуан разбил войско правителя Цюцы и захватил в плен Кумарадживу, однако мудрости последнего не уразумел. Сначала он приказал лишить монаха невинности: того напоили вином и заперли в покоях с дочерью местного правителя. Затем Люй Гуан заставлял Кумарадживу садиться верхом то на буйвола, то на необъезженную лошадь, вынуждая его постоянно падать. Мудрец оставался внешне спокоен, заставив генерала осознать всю глупость и бесперспективность подобных издевательств.

На обратном пути армия сделала привал у подножия горы. Кумараджива предупредил о пагубности этого шага, предлагая разместиться на возвышенности, но его не послушали. Ночью начался сильнейший ливень, вода поднялась на несколько метров и накрыла лагерь. В результате погибли тысячи воинов, а Люй Гуан был потрясен проницательностью пленника. Вскоре проповедник потерял свою любимую лошадь, о чем уважаемый читатель уже знает. В 385 г. войско Люй Гуана, узнав по дороге о гибели Фу Цзяня, прибыло в Лянчжоу (Увэй), но это, как говорится, уже совсем другая история.

В середине VI в. в Центральной и Восточной Азии на огромной территории – от Бохайского залива до Каспийского моря – раскинулось государство тюрков, получившее название Тюркский каганат. Ставка его правителя (кагана) находилась в верховьях Орхона (на территории современной Монголии). В результате длительных завоевательных войн в VI–VII вв. недавно образовавшийся агрессивный этнос установил жесткий контроль над значительной частью Шелкового пути, существенно ограничив внешнеэкономические связи своих соседей. Однако в результате острого внутриполитического кризиса, затянувшихся междоусобиц и эффективного вмешательства суйского Китая каганат распался на враждебные друг другу восточную и западную части.

После прихода к власти амбициозный танский император Тайцзун резко активизировал военные действия на западном направлении. Средневековый летописец приводит его высказывания по поводу тюркских правителей: «Раньше я был щедр к негодяям ради спокойствия наших границ, потому что Поднебесная еще не была умиротворена. Ныне они нарушили договор, и я уничтожу их». В качестве первого шага, свидетельствовавшего о принципиально новой политике в отношении тюрков, он распорядился «направляемые им грамоты впредь именовать эдиктами и рескриптами».

В 630 г. Тайцзун нанес каганату сокрушительное поражение, подчинив его восточную часть. Развивая успех, танская армия в те годы уверенно продвигалась на севе-ро-запад. При этом император не гнушался откровенной демагогии, уверяя, что в отличие от всех прежних правителей он одинаково любит и китайцев, и варваров, а племена иноземцев относятся «ко мне как к своему отцу и матери».

В начальный период династии Тан открывается новая страница в истории города. Можно смело утверждать, что именно в этот период Дуньхуан достигает своего наивысшего расцвета: строятся жилые дома, гостиницы, постоялые дворы, возводятся уникальные памятники духовной культуры. Вспоминается легенда, рассказанная замечательным монахом и проповедником Сюаньцзаном.