Текст книги "Тайны Шелкового пути"

Автор книги: Наиль Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Вернувшись в Чанъань, Сюаньцзан продолжил подвижническую миссию, немедленно приступив к переводу буддийских сочинений. Просвещенный правитель Тайцзун, узнав о его удивительных странствиях, устроил последнему аудиенцию во дворце, выразил глубокое удовлетворение увлекательными рассказами и философскими размышлениями об основах религии. Вскоре издается императорский указ, по которому наставнику выделяли внушительный штат помощников, предоставлялись необходимые условия для полноценной работы и хранения доставленной литературы. Именно Тайцзун инициировал появление на свет «Записок о западных землях».

_{Большая пагода диких гусей}

В южной части города вскоре был основан монастырь Дацыэньсы, на территории которого, по просьбе Сюаньцзана, построили Даяньта (Большая пагода диких гусей), куда и поместили доставленные классические тексты. Согласно преданию, монах принимал активное участие в ее сооружении, подтаскивая на спине кирпичи. Пагода, как и монастырь, после неоднократных реставрационных работ, всевозможных переделок и поновлений сохранила древние контуры и стилевые особенности. Вместе с чуть более поздней (начало VIII в.) Сяояньта (Малая пагода диких гусей), расположившейся в центральной части древней столицы в монастыре Цзяньфусы, эти памятники китайско-буддийского культового зодчества являются одними из наиболее притягательных мест для туристов, ныне совершающих подлинное паломничество в Сиань.

Массивные 7– и 15-ярусные башни высотой 64 и 45 метров возведены из крупного и прочного светлого кирпича. Квадратные в основании и лишенные архитектурных излишеств они напоминают мощные крепостные укрепления, утверждая идею вечности и незыблемости учения Будды. Изысканная и тщательно продуманная планировка уникальных памятников культуры оставляет несколько необходимых мгновений для постепенного духовного приобщения посетителя к интеллектуальным свершениям прошлого.

_{Малая пагода диких гусей}

Даяньта находится в центральной части монастыря Великого милосердия и благодеяния, построенного в 648 г. по приказу будущего императора Гаоцзуна в память об усопшей матери. Он же пригласил Сюаньцзана стать его настоятелем. На площади перед входом в монастырь в конце 2000 г. был установлен памятник прославленному монаху в связи с 1400-летием со дня рождения. Несколько позднее рядом появилась каменная плита, подробно рассказывающая о его подвижнической деятельности. Застывшая в бронзе одухотворенная фигура буддийского паломника и проповедника с посохом в правой руке логично и эффектно завершила оформление мемориального комплекса в его честь.

Входной билет на территорию монастыря стоит 20 юаней (чуть менее 2,5 доллара) без всяких скидок на возраст, причастность к учебному процессу, службе в армии или правоохранительных органах КНР. Зато пребывание в пагоде оценивается уже по дифференцированной шкале (15 и 8 юаней). Поднявшись на самый верх и с естественным интересом обозревая панораму города, невольно поражаешься размерам древней Чанъани. Следует иметь в виду, что монастырь располагался отнюдь не на ее окраине, а до центра средневекового мегаполиса расстояние от Даяньта совсем неблизкое.

Первоначально Сюаньцзан обратился к танским властям с просьбой возвести пятиярусную пагоду, строительство которой было завершено в 652 г. По имеющимся летописным свидетельствам, высота ее достигала 60 метров, а длина каждой из сторон фундамента в виде квадрата составляла 47 метров. В самом начале VIII в. пагоду кардинально переделали, надстроив еще пять ярусов, три из которых позднее в результате войн и всевозможных потрясений были утрачены. Характерные для современного зрителя черты она приобрела в первой половине Х в.

В настоящее время у западной стены монастыря разместился своеобразно стилизованный дворик, посвященный Сюаньцзану и откровенно напоминающий далеко не лучшие образцы лубочного искусства. При его посещении не покидает чувство, что дизайнеры, строители, скульпторы и художники явно перестарались: без чрезмерной «красивости» вполне можно было и обойтись. Личность монаха на редкость колоритна и не нуждается в аляповато-примитивном разрисовывании.

В нескольких километрах к северо-западу от Даяньта в монастыре Пожелания счастья находится «малая» пагода. Место исключительно тихое и располагающее к неторопливым размышлениям. Древняя буддийская обитель была построена в течение нескольких месяцев после кончины императора Гаоцзуна в 684 г. и первоначально именовалась Сяньфусы (монастырь Преподнесения счастья). Через шесть лет по указу императрицы У Цзэтянь она получила сохранившееся до сих пор название.

На ее территории привлекает внимание двухэтажное здание из красного кирпича с зеленой черепицей на крыше. При его сооружении в качестве строительного материала активно использовалось также дерево. Это хранилище буддийских текстов, привезенных и переведенных уже упоминавшимся монахом Ицзином, который совершил паломничество в Индию вскоре после Сюаньцзана.

В 671 г. он отправился в длительное морское путешествие из Гуанчжоу, административного центра современной провинции Гуандун. Спустя 25 лет Ицзин вернулся на родину, где долгое время оставался настоятелем данного монастыря, занимался переводами обширной литературы и написанием книг. Его перу, в частности, принадлежит содержательный биографический трактат «Жизнеописания достойных монахов, посетивших Запад в поисках Закона Будды».

Малую пагоду диких гусей построили здесь примерно в то же время, когда производилась и первая реконструкция Даяньта. Возможно, именно поэтому с учетом высоты и пропорций она получила свое название. За многовековую историю Сяояньта испытала силу свыше 70 землетрясений, некоторые из них сыграли загадочную роль в ее судьбе.

В результате мощного подземного толчка в 1487 г. вдоль всей конструкции образовалась трещина шириной около 40 сантиметров. Новый удар стихии пришелся на 1521 г. Тогда обвалились верхние ярусы пагоды, что видно невооруженным глазом и сейчас. Однако одновременно произошло чудо: прежняя огромная трещина исчезла. Свидетели случившегося назвали этот феномен «божественным соединением».

Заканчивая короткий рассказ об удивительных архитектурных сооружениях Сиани, связанных в той или иной степени с Сюаньцзаном, хотелось бы вспомнить милый и изящный в своей естественной простоте эпизод в Цзяньфусы. Спустившись с «малой» пагоды, мы случайно набрели на небольшой павильон, где все стены были увешаны разнообразными спичечными этикетками. Владелец частного музея, уроженец провинции Шаньси Цуй Вэньчуань с большим энтузиазмом рассказал о своей коллекции и показал бесчисленные альбомы.

_{Цуй Вэньчуань – коллекционер спичечных этикеток}

Приятно удивил его интерес ко всему, что связано с СССР и Россией. История советского балета и кинематографа, театрального и прикладного искусства, живописи и скульптуры, галерея портретов выдающихся соотечественников-ученых, испытателей и первопроходцев, блистательная плеяда творческой интеллигенции и многое другое вызвали щемящие чувства горечи по утраченному, к сожалению, навсегда. В то же время не покидало радостное ощущение, что история твоей страны интересует людей, живущих далеко за ее пределами. Восторженный коллекционер подарил нам изумительные сувениры-этикетки, повествующие о Сюаньцзане и городе, который на многие годы приютил странствующего монаха.

За долгие годы работы в Чанъани Сюаньцзан вместе с учениками перевел на китайский язык 75 крупных трактатов общим объемом 1335 «свитков». Параллельно он выполнил перевод на санскрит основополагающего даосского трактата «Дао дэ цзин» («Каноническая книга о дао и дэ»), авторство которого приписывается великому мыслителю древнего Китая Лаоцзы, и одного из ключевых текстов китайского буддизма махаяны (досл. с санскр. «большая колесница») «Да чэн ци синь лунь» («Шастра о пробуждении веры в махаяну»), на протяжении длительного времени обязательного для изучения всеми последователями этого направления в странах Дальнего Востока. Санскритский оригинал последнего тогда уже был утерян.

Для его переводов характерны серьезная проработка материала, максимальная тщательность и аккуратность формулировок, четкий понятийный аппарат. Российский буддолог начала прошлого века О. О. Розенберг указывал в этой связи: «Переводы Сюаньцзана почти вполне заменяют оригиналы… точность передачи Сюаньцзана нужно признать поразительной, даже если бы его язык и стиль в целом оказались бы не выдерживающими критики строгого китайского стилиста. он создал такой китайский язык, на котором сложнейшая аргументация индийского писателя передается ясно и отчетливо».

В процессе своих теологических изысканий наставник и проповедник оказался одним из создателей школы Вэйши, основанной исключительно на анализе сознания и его содержания, что позволяет, по мнению специалистов, рассматривать данную философскую концепцию в качестве своеобразной буддийской «феноменологии сознания». Сюаньцзан и его самый известный ученик Куйцзи разработали ее наиболее значительную версию Фасян, ставшую теоретической базой школы. Любопытно, что она известна также как школа Цыэнь (милосердие и благодеяние), по названию вышеупомянутого монастыря в Чанъани, ставшего на долгие годы творческой лабораторией танского интеллектуала.

Понятно, что масштабы столь яркой индивидуальности неизменно привлекали к себе внимание окружающих. Поэтому в дополнение к «Запискам о западных землях» его последователь Хуэйли решил составить «Биографию Сюаньцзана». Вскоре он умер, но работу завершил другой ученик – Яньцзун. Эти двое были определены монаху в помощники по переводу канонической литературы после его возвращения из Индии, удостоившись такой чести за хорошее знание буддийского учения и превосходное владение языковыми нюансами. Объемная «Биография» включает 10 цзюаней, из которых первые пять рассказывают о странствиях Сюаньцзана, а заключительные разделы – о его последующей жизни.

Европа близко познакомилась с «Записками» и «Биографией» лишь в середине Х1Х в. благодаря блестящим переводам на французский С. Жюльена. Помимо китайского он владел маньчжурским, персидским, арабским и другими языками, что обеспечило высокий уровень проделанной работы. О ее качестве, в частности, говорит следующий факт: до того как приступить непосредственно к переводу «Биографии», изданной в 1853 г., ученый-лингвист составил вспомогательные словари – санскритско-китайский, китайско-санскритский и словарь индийских названий буддийских сочинений и их китайских соответствий.

Ему в полной мере удалось не только преодолеть многочисленные трудности, связанные с идентификацией конкретных лиц, географических названий, религиозных текстов и специальных терминов, но и передать стилевые особенности авторов, образность, живость и пунктуальность их повествований. «Записки о западных землях» в переводе С. Жюльена были опубликованы чуть позднее, в 1857 г. В результате его кропотливого труда выдающиеся историко-литературные памятники оказались доступны мировой науке и рядовому читателю.

Восхитительные легенды и рассказы о сверхъестественном, изложенные Сюаньцзаном, с одной стороны, оказались ценным материалом для изучения мифологии народов Центральной и Южной Азии, с другой, – превратили его самого в популярного персонажа фольклора и литературных произведений. Так, паломничеству монаха в Индию посвящены известная пьеса У Чанлина (Х в.) «Танский «наставник Трипитаки» добывает сутры на Западе», прославленный роман У Чэнъэня (ХVI в.) «Путешествие на Запад» и др.

Последняя книга на редкость популярна в Китае. О подвигах и злоключениях «великолепной четверки» основных персонажей, в которой Сюаньцзан играет отнюдь не главную роль, знает и стар и млад. Не сходят с «голубых экранов» многочасовые мультфильмы и сериалы, причем в телевизионной версии путешественники в отличие от сюжета романа освоили маршрут «туда-обратно».

Национальным любимцем на протяжении столетий остается вездесущий и беспредельно храбрый «царь обезьян»– Сунь Укун, постоянно выручающий несколько заторможенного и мало приспособленного к трудностям реальной жизни «учителя». Комичные и обаятельные Чжу Бацзе и Ша Сэн – неизменные герои современных детских зрелищно-развлекательных комплексов и рекламных роликов для взрослых. В молодости автор книги с видимым удовольствием погрузился в сказочное очарование средневекового повествования и готов восторгаться им до сих пор. Родительские пристрастия в полной мере ощутила и дочь, уже в младенчестве оказавшаяся в водовороте фантастических приключений с неизменными играми в «отправившихся за книжками монаха и Сунь Укуна».

В конце ХIII в. по маршруту Шелкового пути прошел другой выдающийся человек – венецианский купец и путешественник Марко Поло (1254 (?) – 1324 гг.). Сопровождая отца и дядю, ранее уже побывавших при дворе монгольских правителей, в 1271–1275 гг. он проехал морем к юго-восточным берегам Малой Азии, оттуда сушей через Армянское нагорье, Месопотамию, Иранское нагорье, Центральную Азию в Северный Китай. На протяжении долгих лет (до 1292 г.) венецианец служил при дворе завоевателя Поднебесной и основателя династии Юань великого хана Хубилая, имея возможность посещать многие китайские провинции и города. На родину Марко Поло возвратился морем в 1295 г. Его обратная дорога пролегала через Индонезию, Цейлон, Индию, Иран, другие государства и территории.

Во время войны между Венецией и Генуей путешественник при до конца невыясненных обстоятельствах попал в плен. В тюрьме он познакомился с другим заключенным – пизанцем Рустичано (Рустичелло), который был потрясен удивительными рассказами о заморских странах и записал их на старофранцузском языке, изложив знаменитую «Книгу Марко Поло» (12 98 г.). На протяжении нескольких веков она оставалась одним из основополагающих руководств при составлении географических карт Азии, была настольной книгой великих мореплавателей, в том числе и Христофора Колумба, оказывала значительное влияние на средневековую художественную литературу, будоражила умы и волновала воображение искателей приключений и всевозможных авантюристов.

С годами интерес к ней не иссяк. «Книга», регулярно переиздаваемая на различных языках, до сих пор вызывает интерес у миллионов читателей по всему свету, инициирует бесконечные дискуссии в научных кругах, привлекает внимание подрастающего поколения, мечтающего о собственных открытиях и путешествиях.

На русский язык ее первый перевод (с немецкого) был сделан А. Н. Шемякиным и опубликован в 1861–1862 гг. в «Чтениях в Обществе истории и древностей российских при Московском университете», через год он вышел отдельной книгой. Подлинно научным следует считать перевод известного российского востоковеда второй половины ХIХ в. И. П. Минаева. За основу он взял оригинальные записи Рустичано, но, к сожалению, не успел снабдить текст необходимыми примечаниями. По решению совета Русского географического общества завершить работу было поручено специалисту по Западной и Централь – ной Азии В. В. Бартольду, который и подготовил указанный труд к изданию в 1902 г. В советское время «Книга» в переводе И. П. Минаева выходила под редакцией К. И. Кунина (1940 г.) и И. П. Магидовича (1956 г.).

Марко Поло своими глазами увидел покоренный монголами Китай. Начало его завоеванию положил Чингисхан. При преемнике последнего Угэдэе к 1234 г. сопротивление чжурчжэней, создавших на территории Северного и Северо-Восточного Китая империю Цзинь, было окончательно сломлено. В 1258 г. внук Чингисхана Мункэ, пришедший к власти, кстати, с помощью небезызвестного в истории древней Руси хана Батыя, начал войну против китайских правителей Южной Сун, но умер во время похода.

В конце 50-хгг. ХIII в. империя монголов распалась на несколько государств. Новым (пятым по счету) великим ханом стал еще один внук Чингисхана Хубилай (1215–1294 гг.), под контролем которого находились земли Монголии и Северного Китая. В 1271 г. он основал династию Юань (просуществовала до 1368 г.), а в 1279 г. завершил завоевание южных районов Поднебесной.

Хубилай в дальнейшем неоднократно предпринимал усилия к расширению своих владений. Однако организованные экспедиции и длительные войны против Японии (1274 и 1281 гг.), Вьетнама (1257–1288 гг.), Бирмы (1277–1287 гг.) и др. закончились неудачей. Что же касается собственно Китая, то монгольское владычество привело к возникновению совершенно новой внутриполитической ситуации, когда вся страна впервые в своей истории оказалась под властью иноземцев.

Иностранное влияние в обществе не только усилилось, но и стало очевидным. Для того чтобы не раствориться в огромной массе местного населения и обеспечить сохранение своего господства, монголы постарались максимально дистанцироваться от китайцев, демонстративно отвергая образ жизни и зачастую игнорируя их научно-практические достижения.

Оказавшись в Восточном Туркестане и двигаясь по Хэсийскому коридору, Марко Поло длительное время шел по тому же пути, что и Сюаньцзан, направлявшийся в Индию за буддийскими сутрами, но, естественно, в противоположном направлении. За шесть с половиной веков природные условия в Западном крае мало изменились. Два замечательных путешественника в равной мере преодолевали тяготы изматывающих долгих переходов, сталкивались с нехваткой воды и провианта, постоянно находились под угрозой нападений со стороны разбойников и грабителей, противостояли суровой стихии.

Сюаньцзан следующим образом описывал эти места: «Пески, подобно широкому потоку, расстилаются далеко вокруг, ветер то наносит, то разметает их. Никаких следов не остается после путников, а часто путь теряется, и тогда они растерянно кидаются из стороны в сторону, утратив всякое представление о направлении. Нигде ни воды, ни травы, и часто дуют горячие ветры. Когда поднимается ветер, человек и зверь теряют голову и доходят до полного изнеможения. Временами слышатся печальные, заунывные звуки, жалобные крики, и от вида и звуков пустыни люди приходят в замешательство и не знают, куда они идут. Вот почему столько народу гибнет в пути».

Не меньше драматизма и в рассказе Марко Поло: «А пустыня та, скажу вам, великая: в целый год, говорят, не пройти ее вдоль; да и там, где она уже, еле-еле пройти в месяц. Всюду горы, пески да долины; и нигде никакой еды. Как пройдешь сутки, так найдешь довольно пресной воды, человек на пятьдесят или сто хватит ее; так и во всей пустыне: пройдешь сутки и найдешь воду. В трех-четырех местах вода дурная, а в других хорошая, всего двадцать восемь источников. Ни птиц, ни зверей тут нет, потому что нечего им там есть. Но есть там вот какое чудо: едешь по той пустыне ночью, и случится кому отстать от товарищей, поспать или за каким другим делом, и как станет тот человек нагонять своих, заслышит он говор духов, и почудится ему, что товарищи зовут его по имени, и зачастую духи заводят его туда, откуда ему не выбраться, так он и погибает. И вот еще что: и днем люди слышат голоса духов, и чудится часто, точно слышишь, как играют на многих инструментах, словно на барабане».

Конечно, с позиции человека начала третьего тысячелетия все эти страхи кажутся сильно преувеличенными. За бесперебойной работой двигателя комфортабельного автомобиля не очень-то расслышишь «печальные, заунывные звуки», «голоса духов», но если сбился с дороги, мотор заглох и запас продуктов минимален, многое становится понятным, а главное, есть время оценить мужество людей, которые столетия назад с риском для жизни смело вступали в единоборство с пустыней.

Оазисы к западу от Дуньхуана венецианец описывает по-разному. В Кашгаре, Яркенде, Хотане и Пиме (?) «всего вдоволь», жители, в основном мусульмане, занимаются «торговлей и ремеслами», «хлопку родится изрядно», «есть виноградники и много садов». В городе Лоб, который ученым до сих пор так и не удалось убедительно увязать с каким-либо конкретным населенным пунктом, всякий человек, кому дорога через пустыню, «останавливается на неделю, самому отдохнуть, да и скоту дать набраться сил».

Более мрачными красками изображены «города и городки» на реке Черчен, «где водятся яшма и халцедон», а Камул (Хами) с его прославленными дынями предстает своеобразной «цитаделью разврата»: «Гостям-иноземцам всегда очень рады; женам приказывают исполнять все желания иноземца, сами уйдут по своим делам и дня два-три домой не приходят, а гость там, что пожелает, то и делает с женою; спит с нею как бы со своею женою; поживает в свое удовольствие. И в этом городе и в этой области жены любятся так, а мужья не стыдятся. Жены и красивы, и веселы, и любят потешиться». Якобы, великий хан Мункэ возмутился тамошними нравами и попытался навести порядок, однако местные жители преподнесли монгольскому правителю богатые дары и умоляли разрешить им жить так, как «завещали деды». На что изрядно удивившийся Мункэ со словами «хотите срамиться, так живите по-своему» в конце концов согласился.

Сей пикантный рассказ увлекателен, но вряд ли имеет какую-либо связь с реальными событиями. Можно предположить, что в данном случае рассказчик воспользовался услышанными историями-байками и «оживил» повествование. В пользу данной версии свидетельствует то обстоятельство, что Хами находился в стороне от пути его следования. Купцы Поло вместе с Марко огибали пустыню Такла-Макан с юга, и для того чтобы оказаться в этом месте, им надо было совершить трудно осуществимый марш-бросок на север. Если бы на их дороге действительно оказался данный город, они ранее неизбежно пересекли бы Турфанский оазис, о котором в «Книге» нет ни единого слова. Правда, путешественники могли попасть в Хами из Сасиона (Дуньхуан), развернувшись на 100 с лишним градусов и пройдя несколько сотен километров в противоположном от основного маршрута направлении, но такая гипотеза представляется весьма сомнительной.

По словам Марко Поло, он «как-то очень скоро присмотрелся к татарским обычаям и научился их языку и письменам». Без ложной скромности венецианец заявляет о «четырех азбуках», ставших ему доступными. Этот пассаж по-разному интерпретируется в известных вариантах «Книги». Так, в итальянском издании Рамузио ХIII в. говорится о четырех разных языках и об умении «читать и писать на каждом». Существуют и другие версии, неизменно объединенные цифрой «4». В данной связи следует заметить, что в юаньский период социолингвистическая ситуация в стране была достаточно сложной и запутанной, поэтому попробуем разобраться в языковых пристрастиях европейца.

Автор абсолютно согласен с теми комментаторами, которые исключают вероятность знания Марко Поло китайского языка. Дело даже не в том, что, как подчеркивает видный отечественный востоковед В. В. Бартольд, главные должности в управленческом аппарате китайцам не поручались, в связи с чем не было острой необходимости в изучении их языка. Само повествование путешественника, используемые им географические названия, бытовые зарисовки, описания нравов и обычаев не оставляют каких-либо сомнений относительно его неосведомленности в китайском. Возникает вполне естественный вопрос о том, что же скрывается за «четырьмя азбуками»?

Представляется, что правомерно включить в их число две письменности монгольского языка. На рубеже ХII – ХIII вв. монголы не имели развитого литературного языка и письменности, которые могли бы служить средством контактов в письменной форме и сохранения этнической общности. На фоне грандиозных завоевательных походов и процесса формирования могущественной империи это обстоятельство вызывало серьезное беспокойство у правящей элиты.

В начале ХIII в. в процессе покорения Чингисханом соседних территорий монголы заимствовали уйгурское буквенно-звуковое письмо. Последнее возникло в конце I тысячелетия и восходит через согдийский к одному из сирийско-арамейских алфавитов. Уйгурским письмом пишут сверху вниз, своеобразно нанизывая буквы на вертикальную черту. Строки размещаются слева направо.

Несколько ранее, в ХI– ХII вв., по мере распространения ислама уйгуры, в свою очередь, начинают все активнее пользоваться арабским алфавитом, который постепенно вытесняет прежнюю письменность. В конце концов полностью исламизированные уйгуры от нее отказываются вовсе. Что же касается монголов, то они приспособили письмо к особенностям фонетики собственного языка, сохранив его вплоть до настоящего времени.

В КНР это официальная письменность коренного населения автономного района Внутренняя Монголия. Через монголов уйгурское письмо восприняли также маньчжуры, сложившиеся в единый этнос и создавшие военно-феодальное государство на территории современного Северо-Восточного Китая в начале K VII в. Тогда же у них появилась и указанная письменность, способствовавшая возникновению объемной маньчжурской литературы.

После завоевания маньчжурами Китая и утверждения династии Цин (1644–1911 гг.) маньчжурский наряду с китайским был признан официальным языком огромной империи. После Синьхайской революции 1911 г. его отвергли. В дальнейшем подавляющая часть маньчжуров полностью интегрировалась в ханьскую культуру и перешла исключительно на китайский язык. По мнению специалистов, в начале XXI в. из 10 миллионов представителей этого национального меньшинства в КНР разговорным языком предков владеют менее 100 человек. Большинство из них люди преклонного возраста, проживающие в сельских районах северо-восточной провинции Хэйлунцзян.

Другой письменностью монгольского языка, к которой, возможно, приобщился Марко Поло, в то время стало так называемое квадратное письмо, или в китайской транскрипции «басыба». Последнее слово переводится с тибетского как «святой» и в данном случае связано с именем его создателя тибетца Пакпа-ламы (1235–1280 гг.) – крупного политического деятеля, служившего при дворе основателя империи Юань. Он был родственником известных буддийских теологов. В детском возрасте оказался в монгольских степях, длительное время жил в Силяне (Увэй), пока в 1253 г. его не взял на службу Хубилай. Пакпа принял монашество и являлся приверженцем одной из наиболее значительных ламаистских сект Сакьяпа, возникшей в горном Тибете в KI в.

Ее последователи играли доминирующую роль в тибетской религиозной и светской жизни в ХIII – ХIV вв. Руководство Сакьяпа признало власть монгольских правителей и имело что-то вроде своего представительства при дворе великого хана. Только на рубеже ХIV– ХV вв. главный теоретик ламаизма Цзонкхапа основал новую секту Гелукпа, которая самым решительным образом потеснила своих предшественниц и до сих пор занимает ключевые позиции в этом регионе.

Согласно указу великого хана, Пакпа занимался вопросами буддизма по всей стране и ведал административными делами в Тибете, установив с ним стабильную для своего времени связь. В 1270 г. он получил титул «наставника государя», пользовался непререкаемым авторитетом клерикала-чиновника и оказывал существенное влияние на принятие важных политических решений. Вызывает удивление тот факт, что его имя не упоминается в «Книге».

У нас нет сведений о последних годах жизни тибетца и можно допустить, что венецианец, прибывший в Китай во второй половине 70-х гг. ХIII в., в силу тех или иных причин не имел с ним контактов. Хотя в крупномасштабном совместном проекте китайских и итальянских кинематографистов «Марко Поло», реализованном в начале 80-х гг. прошлого века и к которому есть смысл еще вернуться, их интеллектуальное противостояние является одной из увлекательных сюжетных линий фильма. Конечно, нельзя исключать и того, что амбициозный молодой человек, увлеченный собственной карьерой, избегал общения с умудренным политиком, воспитанным в совершенно иных нравственно-этических традициях.

В поисках наиболее адекватной формы записи монгольского языка Хубилай отдал соответствующее распоряжений, и Пакпа на базе тибетского алфавита, в основе которого североиндийское письмо деванагари, изобрел новую письменность, включающую 41 букву. Внешне они действительно напоминают квадратики.

Письмо «басыба» официально было принято в 1269 г. В соответствующем указе устанавливалось, что «новым монгольским письмом» следует руководствоваться при составлении всех документов. Тем не менее, просуществовало оно недолго. Сразу после свержения в Китае монгольской династии в 1368 г. квадратное письмо было отменено и вскоре забыто. Встретить его можно лишь на монетах и купюрах, а также отдельных культурно-исторических памятниках того времени.

Первая эмиссия бумажных денежных знаков при монголах произошла в 1260 г. Были выпущены купюры 10 видов достоинством от 10 до 2000 монет. Такую банкноту в 10 монет обнаружили в 1982 г. при проведении реставрационных работ в Белой пагоде города Хух-Хото (административный центр автономного района Внутренняя Монголия). Понятно, что образцы квадратного письма на них отсутствовали. Однако при втором выпуске в 1287 г. на эмитированных купюрах (11 видов достоинством от 5 до 2000 монет) отчетливо видны надписи, выполненные письмом «басыба».

Попутно необходимо подчеркнуть, что создание данной системы бумажных средств обращения и платежа стало возможным благодаря усилиям китайского чиновника Е Ли. Ранее он предложил свой план финансовой реформы правителям Южной Сун, но его идеи оказались там невостребованными. Марко Поло называет эти деньги «бумажками», что стоят «десять безантов», а не весят «ни одного». Они вызывают у него настолько искреннее изумление и явное потрясение, что в отношении Хубилая венецианец не считает нужным скрывать свои чувства и абсолютно убежден – «алхимию он знает вполне».

Квадратное письмо запечатлено на юаньских монетах «чжиюань тунбао», которые стали отливать в 1285 г. В те годы эти денежные знаки имели единый номинал и выпускались в двух вариантах: на китайском и монгольском языках. Текст на «басыба» соответствовал содержанию иероглифической записи, а именно: девиз правления императора, во время которого монета находится в обращении. В середине ХIV в. квадратным письмом обозначался уже год ее выпуска.

Монгольское владычество в Китае способствовало интенсивному притоку сюда выходцев из Центральной и Западной Азии. Кого-то привлекали рассказы о сокровищах Поднебесной и благосклонное отношение к иноземцам местных властей, других, в основном воинов и ремесленников, привели завоеватели. Наблюдалось оживление в торговле, стабильным оставалось морское сообщение. К тому времени в результате арабских завоеваний и мощного наступления ислама многие народы этого ареала восприняли новую религию и, разумеется, арабское письмо, которое постепенно получило распространение и в юаньском Китае.