Текст книги "Сороковые... Роковые (СИ)"

Автор книги: Надежда Михайловна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

   -Так эти киндеры его крестники.

   -Ну, тогда конечно.

   И брели неспешно по дороге два худеньких, замурзанных пацаненка. На каждом посту их останавливали, Гриня доставал заветную бумагу, проверяющие относились по-разному: кто-то смеялся, говоря, что они важные птицы, раз сам шеф гестапо им выдал такое разрешение, кто-то начинал звонить, уточняя, правда ли, а на последнем посту пожилой немец как-то жалостливо долго глядел на них. Пробормотал что-то себе под нос, отправил молодого, настырного солдата, бывшего вместе с ним в будку – как раз резко зазвенел телефон, а сам, отойдя к шлагбауму и встав так, чтобы его не видно было из окна, сунул Грине завернутую в промасленную бумагу какую-то еду. «Ферфлюхт криг!! Шнеллер, киндер!»

   Гринька, уже прилично понимавший немецкий язык – сказалось общение с Гансом, который все также приходил до Стьеша, автоматически перевел:

   -Проклятье, война... а-а-а, проклятая война. Спасибо, дяденька.

   Еда мгновенно исчезла у него за пазухой. Все ближе подступал лес, а Василь начал подкашливать, пришлось отскочить в глубокую лужу, когда из-за поворота выехала большая колонна машин, и отойти было совсем некуда, топкое место – вот и подпростыл ребенок в худых чоботах.

   Уже к вечеру Гринька почуял неладное – Василь еле шел, спотыкался, на щеках появились яркие красные пятна. Дотронувшись до него Гринька сообразил, что младшой простудился и заболел.

   -Василь, мы шчас это, – он посадил братика на сухой пенек, а сам захлопотал.

   Под большой раскидистой елкой, на прошлогодней опавшей хвое устроил лежку, затащил туда братика и крепко-крепко обняв его, шепнул в ухо:

   -Спи, младшой. Выздоравливай! Всю ночь Грине было жарко от Василя, а ранним утром, когда Гриня попытался его растормошить, он не реагировал. Гриня обнимал его, пытался кричать ему в ухо – бесполезно, и стало понятно, что до Леша они не дойдут, сил нести Василя у Грини не хватит, заплакал неунывающий Крутов, Никодимов по уличному. А потом он уже просто скулил, как потерявшийся щенок.

   Иван рано утром, едва рассвело, опять пошел по лесу, надеясь по росе увидеть чьи-то следы. Ничего, только распевались, радуясь появившемуся солнышку, птицы, да резко выскочил из под ног и рванул вперед зайчишка. Иван по привычке сделал круг и внезапно ему почудился скулеж. Он прислушался... нет, не показалось, где-то скулил щенок? Волчонок?

   Иван осторожно пошел на звук, не по наслышке зная, что может сделать мать-волчица, если тронуть её детеныша. И подходя ближе понял – плачет, а вернее, скулит ребенок.

   Осторожно подойдя к елке, увидел двух пацанят, замурзанных, одетых в какое-то рваное тряпье. -Ох, ты! Один явно больной, не напугать бы! Варя? Точно! – Иван рванул бегом, по прямой тут было совсем недалеко.

   Влетев на поляну, увидел Варю хлопочущую у небольшого костерка разведенного ранней пташкой – Толиком.

   -Варя, – едва переводя дыхание, сказал Иван, – давай бегом, я найденышей нашел, маленьких, оборванных, один явно температурит, а второй уже даже не ревет, скулит! Я побоялся его испугать, а ты женщина!

  Варя вскинулась:

   -Толь, доваривай! Пошли скорее!!

   Гриня уже охрип скулить, из горла вырывались лишь хрипящие звуки, и внезапно, нижнюю ветку их убежища кто-то приподнял, и послышался женский голос:

   -Это кто здесь так жалобно плачет? Ой, мальчики, а я думала волчонок. Что ты, маленький, плачешь так горько? Давай-ка вылазь ко мне, а я твоего... братика, да? Братика возьму.

   Тетенька, одетая как-то не местному, в какую-то странную одежду, ловко залезла под елку, взяла на руки Василя и охнув:

   -Маленький, да ты весь горишь! – шумнула кому-то,:

   -Иван, принимай малыша, осторожнее, он без сознания!

   Гриня, всхлипывая, вылез из под елки и, на миг ослепнув от яркого солнца, проморгавшись, опять удивился. Мужик, хороший такой на вид, осторожно держал Василя, а тетка, вылезшая из под елки, опять удивила: на ней были темно-синие штаны с карманами на заду и чудная куртка. Гриня насторожился – в штанах он до этого видел только немку, которая работала в Радневе в комендатуре и тоже носила штаны, только другие, галихфешные. Мужик же был одет в какую-то пятнистую одёжу, стоял возле куста, и виделось только его лицо

   -А вы хто? Немцы?

   -С чего ты взял? – удивился мужик.

   Его перебила тетка:

   -Вань,у ребенка явно за сорок, давай бегом на поляну!

   Ваня рванул трусцой, а тетка, взяв Гриньку за руку, потащила его следом:

   -Давай, малыш, постарайся дойти, тут недалеко – братика надо спасать!

   Гринька едва поспевал за ней – ослаб от слез и не ел со вчерашнего дня.

   Тетка сбавила шаг, видя, что мальчишка еле плетется, потом присела на корточки:

   -Давай на спину, держись крепче!

   Гринька совсем удивился – немка явно бы его не понесла. Уцепился за её шею, и тетка быстро-быстро пошла вперед .

   Навстречу ей широкими шагами торопился... такой огромный мужик, Гриня таких только у кино и видал.

   Тетка остановилась, шумно дыша, а этот здоровый, в секунду снял Гриньку с её спины и держа на руках как маленького, пошагал на какую-то поляну. Поляна была небольшая, но чем-то заставленная, Гриня пока не разглядел, он увидел, что его Василя раздевают, и начал вырываться из рук здорового:

   -Вы чаго? Ён же болявый!

   -Тихо, шпендель, тихо, не видишь, его уксусом обтирают, чтобы температуру сбить? Давай-ка лучше умойся, а то ты на чертенка похож.

   -Сам ты, чертяка! – буркнул Гриня.

   Тетка меж тем укутала его Василя в какую-то громадную куртку, братика взял на руки этот Иван, а она полезла у сумку и бормоча себе под нос странные слова, «антибиотик точно есть», начала рыться в каких-то коробочках, че-то нашла, радостно потерла руки, достала какую-то круглую пуговку. Тут же начала её мять, налила в чудную кружку воды и кое как раскрыв Василю рот, приговаривая:

   -Давай, маленький, глотай! – осторожно вливала ему в рот воду с чем-то.

   -А вы яго не отравитя?

   -Ня бойсь! – засмеялся здоровый, – чего у тебя такой чудной говор, где так говорят-то?

   -У нас завсягда усе так кажуть.

   Где это у вас?

   -У Бярезовке, у Радневе, да и у Бряньске тожа.

   Здоровый присвистнул:

   -Слышь, Алексеич? У Бряньске? Знаменитый 'суровый Брянский лес', ты Вань угадал. Пошли, малой умываться,а потом кормить тебя будем!

   Он налил на руки Гриньке какой-то дюжеть вкусно пахнущей жидкости, плеснул воды из чудной, никогда до этого не виденной пацаном бутылки – у него на руках оказалось как бы мыло.

   -Во-во, отмывай свои грязнючие лапки, а то цыпки так и будут! Теперь мосю мой, смотри, чтоб в глаза не попало!

   Дал вытереться какой-то диковинной мягкой тряпочкой... «фибр» чего-то, и потащил его к остальным мужикам, сидящим возля ... и вот тут Гриня разинул рот.

   Мужики сидели возля ...машины??? Черная, сверкающая, непонятная...

   Гриня попятился:

   -Ты чё, мелочь? Никогда машину не видел?

   -Такую-не... а вы точно не хрицы?

   -Какие на... хрицы? Ты чё, такой лох, из какой-то глухой деревни чтоль, как Агафья Лыкова? -возмутился этот здоровый.

   -Подожди, Игорь, не оглушай пацана! – Сказал тот, которого назвали Алексеич.

   -Тебя как зовут? – спросил он.

   -Гриня, а малого – Василь.

   -А нас... – он назвал всех по имени, чудно, имена у всех были русские, а одеты все равно не по нашему.

   -А скажи-ка, Гриня, где ты живешь, и какое сегодня число?

   -Так эта, у Бярезовке живем, Орловской области, а число... – ребенок прикинул, – так, мы пошли чатвертага... ага, – он загнул пальцы. – А число седня сядьмое мая.

   -Так, а год какой? – как-то уж очень напряженно спросил мужик Алексееич.

   -Як якой? – удивился Гринька. – Тыща девятьсот сорок втарый!

   -Как... ка... какой? – поперхнулся здоровый этот Игорь.

   -Сорок втарый! – опять повторил Гринька.

   Казалось, все онемели... смотрели на Гриньку и молчали.

   Первым заговорил,самый полный мужик:

   -Вот это да! Сорок второй, самый хреновый год!-

   Мужики как-то разом загомонили, самый молчаливый, Толик, растерянно сказал:

   -А послезавтра – День Победы.

   Гринька ничего не понял, когда все разом стали вспоминать победу какую-то...

   -Попааали! Ни х... чего себе, заявка! – ошарашенно проговорил Игорь. – А ты ничего не попутал, Гринь?

   – Игорь, ты что, не видишь, как одеты ребятишки, какие они худющие?

   -Гриня, давай-ка поедим, а потом уже поговорим.

   -Варюш, ты как?

   -Я при малыше, пока нельзя его одного оставлять!! – тетка Варя так и сидела прислонившись спиной к другой машине, серого цвета, и держала на руках закутанного в какую-то одежду Василя.

   -Раз сорок второй, наш антибиотик будет для него ударной дозой, думаю, к вечеру ребенок очнется и температура спадет!

   А Гринька ел, нет, не так, он жрал!

   Дяденька толстый, Николаич, жалостливо гладил его по отросшим волосам и тяжело вздыхал.

   -Гринь, мы тебе немного погодя ещё дадим поесть, сейчас много нельзя – живот сильно болеть начнет.

   -Дяденьки, а Василь мой... – его голос дрогнул, – точно у живых останется? – делая ударение на Е, спросил ребенок.

   -Не боись! Иди сюда. – Игорь похлопал по коленке. – Садись, будем разговоры вести. Эх, в баньку бы тебя, да отмыть как следует.

   -Ага, а хрицы будуть цепляться, шчас як ты грязный, оне и не глядять на нас, вшей боятся. Энтого, как яго... а, – тифу.

   Гриня рассказывал их нехитрую жизнь этим странным русским, которые простому удивлялись, вон как Ванька Лисов, ну тому пять годов и есть, а энти узрослые жа... Кагда сказал про мамку, притихли, долго молчали, а потом опять спрашивали: про отступление наших, про полицаев, про старого Краузе -который ничё мужик, а вот его засохший Фридрих – гад противный, про деда Ефима, про Бунчука, которого дед Леший по мордасам лупил за них с Василем...

   И вот тут-то не выдержал Игорь, как он матерился!! Гринька в жисть такого не слыхал, он в восторге повернувшись всем корпусом к Игорю, взирал на него, опять открыв рот!

   -Игорь, угомонись!

   Гриня ешче чаго-сь им говорил, чувствуя, что засыпает.

   -Разморило пацана, ты его вон на сиденье положи! – услышал он сквозь сон.

   Гриня спал на чем-то мягком, было ему тепло и снился батька, который говорил:

   -Сынок, як вы там без мяне?

   А Гриня по-взрослому докладывал яму:

   -Усе ничаго, бать, только за тябе боимся!

   А мужики сидели, задумавшись, ошарашенные случившимся.

   -Николаич, ты еще не родился тогда?

   -Нет, у меня батя только в июне сорок второго на фронт ушел, восемнадцать исполнилось, а я родился через двенадцать лет – последышек у родителей. Пока только мать в невестах числится.

  .

   -А моего только в конце сорок третьего призовут, по отцу у меня – надо же так совпасть – брянские корни. – задумчиво сказала Варя.

   -Моя бабуля у немцев до прихода наших работала. В этом вот, сорок втором и угнали. Мамку мою оттуда привезла, я фактически наполовину немец, мамку ещё там соседский парнишка, что был с бабулей вместе был угнан, на себя записал – немцы-то с недочеловеками как бы не должны были связываться. А тут хозяйский сын на неё запал, вот и подсуетился хозяин. Бабуля не любила вспоминать, морщилась всегда, только перед смертью матери рассказала, что фактически она никакая не Бутова, а Мирау – Мария Иогановна, блин. Так что я сейчас, здесь – фольксдойче, мать русская, отец – немчура, – вступил в разговор Толик.

   -А у меня бабулин брат неженатый, уже без вести пропал. Вот в две третьем прислали бумагу, подняли его возле знаменитого Мясного Бора. Ездили мы с ней туда, на Девятое мая как раз. Зрелище, я вам скажу не для слабонервных, сам войны хлебанул, но там... сорок пять гробов и только три с именами, у одного медальон, у другого котелок, у нашего на ложке алюминиевой фамилия выцарапана была и с инициалами, дата рождения и город, вот и нашли. Я думал, бабуля не переживет, а она, наоборот, аж просветлела вся, поисковиков всех перецеловала, за брата нашедшегося благодарила. Дома добавили к родителям на кладбище его портрет – она земли немного взяла оттуда и всем сказала, что вернулся наш Ванька домой. Да, лихое и тяжкое время было, – это уже Иван.

   -Мужики, завтра с утра надо машины маскировать, самолетики-то только фашистские летают здесь, наши ой как далеко. А не ровен час – одна бомба и нам каюк, – ещё добавил самый, как оказалось, опытный из них – Иван.

   -Вань, ты в каком звании-то дембельнулся? – влез Игорь.

   -Капитан!

   -Ну, значит, и тут быть тебе капитаном.

   -Игорь, я точно знаю, что короткая стрижка была у солдат Красной армии, немцы по стрижке определяли и арестовывали, сразу, рус зольдатен. – Вспомнила Варя прочитанное из книг.

   -Пусть сначала найдут, а если что, мы себе стрижку подпортим, выстрижешь, вон, своими маникюрными ножничками мне клоками, и получится, как после тифа.

   -Ага, только личико у тебя и хфигура, как раз тифозные, – сказал Сергей.

   -У меня дед пока ещё воюет, а батя в ремесленном на станочника учится, четырнадцать всего исполнится. А дед, уже в сорок пятом в Германии...

   -Да, на самом деле, наверное по всему СССРу бывшему не найдешь ни одной семьи, где бы не было погибших, раненых, пропавших, – очень серьезно сказал Игорь, – у меня вот бабуленция – медсестрой с сорок третьего, мужиков на себе таскала, надорвалась вся, как батю сумела родить, до сих пор удивляется. А была деваха крупная, я, похоже, в неё уродился, родаки-то у меня оба среднего роста.

   – Так, – подвел итог воспоминаниям Николаич, – с утра маскируем все, что можно, а потом будем думать, как и где искать или партизан, или местных нормальных.

   Варя, когда уже совсем стемнело, позвала Ивана:

   -Вань, помоги мне малыша переодеть, пропотел весь, и теперь не горячий.

   В этих же китайских куртках затесался тючок с какими-то детскими костюмами, там, в 2013 на них бы и не глянули, а сейчас Варя безумно радовалась, что есть во что переодеть ребятенка.

   Когда его переодевали, ребенок открыл глаза, и в свете фонарика его огромные голубые глаза поразили Варю:

   -Какой же ты Василь, ты же маленький василек.

   Ночь прошла спокойно, только Иван спал, что называется, в пол уха, в пол глаза.

   Утром, вставшие пораньше мужики, негромко переговариваясь, прикинули, как и куда лучше спрятать машины – на их счастье поблизости росли несколько разлапистых елей, вот туда и загнали машины, стараясь потщательнее замести следы. Колея в недавно вылезшей траве обещала быстро зарасти, а вот что делать с половинкой фуры?..

   Варя приготовила легкий супчик для Василька, а для мужиков запекла картошку и попросила Игоря ножом открыть консервы – котелок был занят.

   Проснувшийся Гринька суетился возле мужиков, подсказывая им и частенько очень дельно.

   -И откуда ты, шпендель, только все знаешь? – ворчал Игорь.

   -У нас дед Никодим усе умееть, от я и приглядывался. Батька як уходил, вялел быть за старшого. Я и ня думал, што и деда ня будеть, от и осталось мяне быть за старшого, пока батька воюеть. Вон, Ефимовна усех трех сынов потяряла, два на ахвицеров выучились, а Пашка добровольцем. Эх...!!

   Варя увидела, что маленький Василек проснулся и недоуменно смотрит вокруг:

   -Гриня, иди, Василек проснулся, тебя не увидит – испугается, незнакомые кругом.

   Братец тут же рванул к младшому, на ходу засовывая в карман какие-то болтики-гайки.

   -Василь, як ты мяне напугал, я весь обревелся, хорошо, добрые люди попалися. Они хорошие, наши, ня бойсь, а тетька Варя тябе спасала. Якиесь ликарства давала. Айда знакомиться!

   -Здравствуй, Василек! Ох, какие у тебя глаза красивые, чисто цветочек василек в поле, знаешь такой? – Василь кивнул. – Вот и хорошо, малыш, мы сейчас с тобой немого поедим, много пока нельзя.

   -Гриня, давай, знакомь нас с братиком! – прогромыхал Игорь.

   Василь сначала испуганно дернулся, потом как-то светло улыбнулся, а у взрослых защемило в груди. -Да... кино смотреть и вживую такое увидеть... – негромко сказал Николаич.

   Гриня важно и торжественно знакомил Василя с мужиками, малыш подавал свою худенькую ручку каждому и мужики осторожно пожимали её.

   Варя посадила его к себе на колени и начала кормить ребенка с ложки, приговаривая:

   -А мы потихоньку, помаленьку и весь супчик съедим, Грине не оставим.

   Василек замотал головой.

   -Оставить?

   Тот кивнул.

   -Значит, оставим.

   Приговаривая, Варя совсем не обратила внимания, что мужики как-то враз замерли, а Гриня шебуршался в недалеких кустах.

   -Варя, замри! – негромко сказал Иван.

   Варя вскинула голову и ложка выпала у неё из рук, прямо передней сидел и скалился громадный... нет, не пес, точно, волчищще. Она испуганно вздоргнула и покрепче обняла ребенка.

   А Василек заворочался и ужом вывернувшись из её захвата, шагнул к волку. Варя зажала рукой рот... Василек же в три шага добрался до волка, крепко обнял его и начал целовать волчью морду.

   -Боже! Что сейчас будет???

   А волк, вдруг привстав, повалил мальчика на землю и стал тщательно вылизывать, как-то по доброму порыкивая.

   Мужики и Варя, все так же не шевелились, а от кустов завопил Гриня:

   -Волчок!! Волчинька!

   Волчок, перестав облизывать Василька, молнией метнулся к Гриньке, и процедура облизывания повторилась, только в этот раз Гринька вопил во все горло и старался обхватить волчью шею.

   -Вы чаго, мужики, испугалися? Эт же наш Волчок, он, знаетя, який? Дюжеть добрый!

   -Да уж, такую «собачку» и назвать доброй! – буркнул Игорь, хотел подойти к Варе, когда от кустов раздался какой-то гудящий голос:

   -Стоять! – и щелкнул взведенный курок.

   А Гриня, вывернувшись из под волка и отпихнув его:

   -Иди к Василю!! – закричал: – Дед Леш, это наши, настоящия!! Не вздумай стрелять, они Василя спасли!! Деда, выходи, они хорошия!!

  !! -Ты уверен, Гринь? – загудело из леса.

   -Деда Леш, они Василя вылечили, ён вчора совсем умирал!

   Мужики стояли, кто где, не двигаясь, Варя держала Василька на коленях, а из-за дерева как-то внезапно нарисовался... чистый леший.

   Могутный мужичище, немного ниже Игоря, но весь такой кряжистый, заросший по самые глаза какой-то сивой бородищей с винтовкой наизготове, он неспешно вышел на поляну.

   -Сразу говорю, вся поляна под прицелом. Убежать не получится.

   -А никто и не собирался бежать, – негромко сказал Иван.

   -А ты кто таков, шустрый?

   -Капитан Российской армии в отставке – Иван Шелестов!

   -Ишь ты, капитан, а чего не в армии? Погоди... ты сказал, Российской, а не Красной?

   -Именно – Российской!

   -Странно... а ты? – он кивнул на Игоря.

   -Водитель в фирме 'Олимп'.

   -Как водитель? Такой здоровяк, война идет, а он – водитель... -Ну так это у вас здесь война. А у нас, почитай, сколько уже... – он подсчитал в уме, – шестьдесят восемь лет, как закончилась.

   -Это где это – у вас?

   -В России.

   -Какая Россия? У нас тут СССР!

   -СССР почил уже... сколько, Алексеич?

   -Двадцать два года, – ответил тот .

   -Вы что белены объелись? Странные какие-то все, одеты черт-те во что, вы не шпионы ли?

   Николаич вздохнул:

   -Похоже, нам очень долгий и трудный разговор предстоит, давайте-ка присядем.

   -Хмм, ладно, но учтите, вы все...

   -Да вижу я вашего стрелка, плохо маскируется – за версту видать, – ухмыльнулся Иван.

   -Ишь ты, прыткий какой, капитан, опыт имеешь??

   -Да, боевые действия в Чечне.

   Леший пробормотал:

   -Вы меня совсем запутали! – сел возле Вари, протянул руки Васильку и бережно обнял его:

   -Ты чего Василь, болел?

   Тот кивнул, доверчиво прижавшись к нему.

   -А во что это ты одет? – Леший уставился на красующуюся на груди у ребенка аппликацию человека-паука. Василь указал на Варю.

   -Она тебя так одела? Чудно, – он пощупал материю, – как-то странно...

   Василь развел его руки и полез к волку, тот покорно лег, подождал когда ребенок уляжется на спине и потихоньку пошел по поляне.

   – Ну, поясняйте, кто вы и откуда?

   -Как к Вам обращаться?

   -Леший меня все зовут, – прогудел он. -А нас... – все назвались, – скажите своим, пусть не дергаются. Мы в машинах документы возьмем, вон у тех елок они.

   Леший не поленился, пошел с мужиками, а увидев 'Мицубиси', удивленно замер.

   -Это что за чудо? – Он ошарашенно потрогал её. – Я такого и не видывал??

   -Еще не скоро такая и появится, – пояснил Сергей Алексееич, – в начале двухтысячных только и начнется производство.

   -Таак, ещё непонятнее!! – Посмотрел на две другие машины, покачал головой. – Пошли, поясните, что все это значит??

   Ему подали паспорта, он открыл первый – оказался Варин – и попросту завис. Неверяще прочитал, задумался, долго-долго молчал. Опять посмотрел в паспорт и удивленно уставился на неё:

   -Здесь написано, что Вы родились в одна тысяча девятьсот пятьдесят восьмом году?

   -Да, все так.

   -Но, сейчас же сорок второй – ещё шестнадцать лет... – Он начал смотреть остальные паспорта, бормоча при этом, – пятьдесят четвертый, шестьдесят девятый, семьдесят второй, семьдесят четвертый и восемьдесят пятый... Вы? Да нет, не может быть!!

   Народ из будущего, имевший представление по фильмам, в которых чего только не случалось и переживший уже первый шок, наблюдал неподдельное изумление и неверие у этого только что сурового, ничему, казалось, не умевшему удивляться, мужичины.

   -Ничего не понимаю, ничегошеньки... Панас, хади сюды!– гаркнул он на весь лес. Минуты через две на поляну вышел высокий, худощавый молодой человек, тоже с бородой и какими-то встопорщенными волосами. Настороженно глядя на всех, подошел к Лешему, тот молчком протянул ему паспорта:

   -Смотри-ка, я ничего не понял, вернее, понял, но поверить никак не могу!!

   Теперь уже этот Панас завис надолго. На поляне все молчали, только заливисто смеялся Гринька и порыкивал Волчок.

   -Делаа... получается вы из, как яго...

   -Будущего, мы из 2013 года, а завтра у нас великий праздник – День Победы!! – дополнил Иван.

   -Да ты што? – встрепенулся Леший. – Значит, сломали гаду хребет? Когда же?

   – Не скоро ещё, в сорок пятом, но сломали, да!! До Берлина дошли, всю Европу почти освободили, там союзнички в сорок четвертом зашевелились, а то бы и до ла-Манша дошли.

   Леший истово перекрестился:

   -Жива, жива Рассея-матушка.

   -А чё ей сделается? – хмыкнул Игорь, – нас как говорится, трахают, а мы крепчаем! Непредсказуемая нация – пьем по-черному, материмся, а попробуй, тронь, – он вытянул кулачище, – зубы выбьем!!

   -Мужики, вы не врете? – как-то жалобно спросил Панас. – Не могу поверить!!

   – Поверь, мил человек! – Николаич посмотрел на них и спросил, – небось голодные, давайте, мы вас накормим и за встречу, по чуть-чуть, коньяка бутылка завалялась вот в машине.

   Леший крякнул:

   -Похоже, и впрямь наши!! Немец, он гад – кредитный, никогда от широты души выпить просто так не предложит!

&nbs Выпили понемногу, поели пищу будущего, и мужики дружно стали думать, что делать с половинкой от фуры, тем более, Леший сказал, что над лесом частенько кружит 'рама' . -Эх, сейчас бы сюда гранатомет с подствольником, низколетящие самолеты и вертушки только так подбить можно, – вздохнул Иван.

   Леший прогудел:

   -Надеюсь, армия у нас что надо?

   -Сейчас дельный мужик стал министром обороны, перемены уже видны, а было... разлюли-малина. Долгий это разговор, за почти семьдесят лет ох и много изменилось, после войны разруха была – в девяностых не лучше, зато на барабане лихо президент наш умел. – Сплюнул всегда уравновешенный Алексееич.

   Походив вокруг половинки, Леший подумал, постучал по железу и сказал:

   -Надо разобрать бы, да вот стучать топором на весь лес ...

   -Зачем стучать, у нас есть инструменты с собой – раскрутим, разрежем, ты только скажи, куда все это спрятать.

   Мужики облепили половинку как муравьи, и, негромко переговариваясь, начали раскручивать, распиливать ножовками по металлу, которых оказалось аж две, быстро оттаскивали распиленные части, пока под те же елки.

   Вскоре Леший собирался перевезти на лошади все в недальний овраг, где имелись подмытые выемки и болотистое дно:

   -Ни одна собака туда не полезет, кроме разве Волчка! Что я хочу сказать? Вам сказочно повезло, вы попали в хорошее, скажем, место. Километрах в трех-четырех начинается болото, считается непроходимым, и на этой стороне, кроме меня, да вон деда ихнего, никто и не бывал.

   -Не, дед Леш, меня дед сюда водил, перед тем как потеряться, я почему сюда и пошел с Василем, хотел быстрея. А Василь, вишь, заболел, от я испугался, думал, усё, каюк яму.

   -Волчок бы вас нашел, только вот Василя долго выхаживать бы пришлось. Ты думаешь, чего я здесь оказался? Волчок со вчерашнего дня с ума сходил, волновался, а вечером меня за штанину тащить начал, ну куда по-темному то, утром и двинулись с Панасом за Волчком, он, вишь, как вас чует. -Ага, ешчё и Пашку Ефимовны, увсягда находил, куды б ён не схоронился.

   Гриня, посчитав разговор законченным, убег к Василю и Волчку, а Леший сказал:

   -Ну что, мужики, будем перебираться ко мне, на дальнюю заимку? Там у меня два служивых живут, одного бы точно не довезли до своих отступающие, а второго, младшего лейтенанта, командира батареи, деды наши сначала за убитого посчитали. А он вот выжил, правда, слаб ещё, но живой. Вот им точно не надо знать, что вы оттуда – мало ли, диверсионный какой отряд заблукал у лясу, – на местном наречии выразился Леший.– Не, они ребятки надежные, но время лихое, не ровен час... С их ли слабым пока здоровьем попадать в лапы к Кляйнмихелю, жуткие ведь дела там творятся. Да и война закончится, а особисты-то останутся, так ли? Великий вождь народов-то сколько ещё проживет?

   – До пятьдесят третьего.

   -Тем более, человек слаб, поделятся вот так с кем, а кто и донесет, ведь в психушку всех упекут или под 58-ю, КаэР подведут. А там разговор один: Ершиссен!

   – Что такое КаэР? – спросил Игорь.

   -Историю надо было читать, а не боевики-ужастики смотреть, по этой статье лихо расстреливали, особенно в тридцать седьмом. В шестьдесят первом только признали перегибы. А сколько ни за понюх отсидели? Не знаю, правда или байка народная, но вот подотрешься ты в коммуналке газеткой с портретом товарища Сталина, а ушлый соседушка донесет, и вперед... лет на десять, если повезет. А то ещё каким-нибудь шпиёном для солидности объявят и все... – это уже Варя добавила.

   -А ты, Варь, похоже, много читала?

   -Почему читала? Я и сейчас книжный алкоголик, только вот про войну мало кто теперь пишет. В старых-то книгах всегда 'ведущая роль партии ' выпячена, нельзя было без этого.

   – А что? – изумился Леший. – Сейчас и коммунистов нет?

   -Есть, да только они на третьих-четвертых ролях, не гегемон уже, ща Единороссы у руля, партий всяких много.

   -И что, Генсек позволяет?

   -У нас сейчас Президент, нет Генсеков и Политбюро тоже.

   -Ух, ты, не доживу я до этих времен, а жаль.

   -Больше скажу, – добавила Варя, – в двухтысячном году, точно, были канонизированы и объявлены святыми Николай Второй с семьей.

   -Да ты что? Царя-батюшку оболганного – и в святые? – ахнул Леший. – Не врешь?

   -Нет, сейчас они... как это? А, страстотерпцы, и Николай считается не Кровавым, а Кротким.

   -Истинно так, – широко перекрестился Леший, – подтверждаю, истинно кротким был наш царь-батюшка, что его и погубило.

   -А ты, дед, откуда знаешь? – вылез Игорь.

   -Служивым я был до конца семнадцатого года, Лейб-Гвардии Гренадерского полка штабс-капитан! – говоря это, Леший как-то враз подтянулся и стал выше, куда только делась его старость.

   -Ух ты! Вот и наши деды на Девятое мая такими орлами идут, залюбуешься. – Николаич кивнул сам себе. -А в войну ведь опять стали гвардейские дивизии? Варь, ну-ка, скажи?

   -В сорок втором уже гвардия была точно, самые отличившиеся в боях дивизии, а к концу войны чуть ли не все армии были гвардейскими.

   -Да, чую я, информации я узнаю... через край.

   -Дед, а Панас твой, он как? Не протреплется, молодой ведь.

   -Я в него верю, парнишка много чего видевший и с детства умеющий молчать, кремень.

   -А мальчишки?

   -Василь у нас пока молчит, наверное, до Самуила – если останется живым наш старый доктор, или какое потрясение опять, тьфу-тьфу, не случится. А Гринька – это Никодимушка, друг мой старинный, у этого никогда не поймешь, где правда, а где привирает. Вот Родя – батька ихний, тот мужик прямой, сдается мне, и Василь такой же будет в него. Гринька же...'тут ничаго путняга не добьёсси', да и кто поверит полуголодному пацану? Посчитают за его фантазии.

   Нагрузившись как мулы, пошли в 'вотчину' Лешего. Дойдя до болота, пошли гуськом, шаг в шаг за Лешим, тяжелее всех идти было Игорю, его приличный вес доставлял немало проблем, он постоянно сквозь зубы чертыхался и проваливался почти по колено.

   – Блин, плакали мои новенькие ботинки.

   -Я тебе лапоточки сплету, – прогудел Леший. – Так, тут постойте. А то ребятишки напряглись, я пойду их обрадую.

   Минут через десять Леший шумнул:

   -Идите сюда!

   Возле непроходимых зарослей какого-то кустарника, это сейчас – а летом, тем более разрастающегося, стояли двое молодых мужчин. Один пониже, худой, в чем душа держится, бледненький, а второй совсем ещё пацан, они настороженно и внимательно смотрели на подходящую компанию.

   Ситуацию разрядил Игорь:

   -Чё вы такие строгие, как не родные, давай знакомиться, меня Игорь зовут! – Он протянул свою лапищу и осторожно пожал руку худому.

   Тот ответно пожав представился:

   – Младший лейтенант Красной Армии Серебров... Иван.

   Второй же кратко сказал:

   -Матвей!

   Варя тут же захлопотала:

   -Ох, какая у меня теперь большая семья, котел нужен для супа.

   -Есть, есть, котел – с царских времен ещё имеется. Матюш, ты Варе поможешь? -Да, конечно! – тут же отозвался Матвей.

   Пока готовили, разговорились. Матвей остался без матери в двенадцать лет, она просто не вернулась с работы. Мальчишка как раз в это время гостил на каникулах у стародавнего друга отца – никогда не виданного Матвеем. Вот он-то и сумел отправить пацана аж в Архангельскую дальнюю деревню, где Матвей под чужой фамилией и жил, так и в армию пошел Ивановым, хотя по матери он – Селивёрстов, а по отцу и не знает.

   -Если суждено живым остаться, то после войны, опять же, если жив тот стародавний друг отца, постараюсь все таки узнать все про свои корни.

   -"И вот как сказать этому мальчику, что правду он если и узнает, то только в ох как далекие семи-восьмидесятые, а то и позже? Господи, сколько ещё таких вот Матвеюшек лягут в землю, пока до этого проклятого Берлина дойдут?" – Варя тяжело вздохнула.